Чаттан был изумлен. Про лича-то он знал, но это…
Чудище, очертаниями напоминающее коня, носилось по залу, грохот его копыт заглушал звон клинков, крики и топот ног. Зал освещался десятком факелов, вставленных в торчащие из стен короткие железные трубки; свет плескался под сводами, будто море в бурю, фигуры людей беспорядочно перемещались, все вокруг двигалось, мигало, извивались тени, то и дело ярко-желтым светом вскипали заклинания теплых чаров, навстречу им выстреливали льдистые пики – заклинания чаров холодного цеха…
Коричневая шкура была забрызгана кровью, темные потеки тянулись по железным фрагментам, которых хватало на туловище чудовищного скакуна. Тускло поблескивала металлом шея, длинные челюсти то сжимались, то расходились, и тогда становилось видно, что внутри них что-то вращается. Глаза горели огнем – яростным и одновременно холодным.
Буга Тэн заглянул в зал. Глазки на заплывшем лице сузились, когда он увидел, что там происходит. Несколько мгновений Тэн раздумывал, затем присел и за ногу подтянул к себе лежащего навзничь человека – судя по одежде, не северянина, скорее всего, одного из чаров. У него не было половины головы.
Тэн снял кафтан с мертвеца и с превеликим трудом втиснул в него свои телеса. Достал саблю, глубоко вздохнул и помчался вдоль стены.
Над головой в камень врезался шар огня, но Тэн лишь пригнулся и ускорил бег. Потом впереди справа возникла спина и бритый затылок Хуго Чаттана, сражающегося с двумя противниками. Буга свернул было к нему, чтобы на бегу рубануть по шее, но передумал. Пусть себе живет. К тому же в узком кафтане неудобно орудовать саблей.
Он мчался дальше, на поясе его позвякивал полный монет кошель. Едва избежав столкновения с чудовищным конем из колодца, Буга пронесся мимо лича, увернулся от щупалец и выскочил в пургу, бушующую на площади. Служба службой, а умирать Буга Тэн в ближайшие года не собирался. Да и крикливый хозяин ему давно надоел.
К Чаттану подкатилась лысая черная голова. Хуго ударом ноги отправил ее в сторону двух врагов, что приближались к нему. Побежал вдоль стены, наткнулся на сражающуюся пару, поднырнув под эспадон кверемора, палашом пырнул в бок черного. Пронзительный скрежет и лязг металла огласили зал – это заржал чудовищный конь.
В существе, невесть откуда появившемся здесь, присутствовали человеческие черты. Спереди на могучей шее виднелись полукружья груди и черные пятна сосков, задние ноги сгибались не как у обычных лошадей, а коленями вперед. Длинная морда – обтянутая кожей, но с губами, похожими на металлические валики, – напоминала лошадиную. А лоб – человеческий.
Хуго побежал наискось через зал. Сразу несколько черных оказались перед ним; он завращал палашом, отбивая удары сабель. Длинный бич обвился вокруг ноги, дернул – Чаттан полетел на пол, сильно ударившись правым локтем, но, не выпуская оружия, откатился в сторону, вскочил.
Он очутился неподалеку от лича: человеческое тело, обвитое клубящимися космами мглы. Из этой мглы в грудь Хуго выстрелило щупальце, состоящее из серых дымовых клубов, где угадывались смутные очертания мертвых лиц. Чаттан отшатнулся, упал на спину. Щупальце пронеслось над ним, обвилось вокруг торса пробегающего сзади кверемора и дернуло вверх. Сбоку, ревя во всю глотку, подняв над головой меч, вылетел Торонкан. Он прорубил мглистый жгут и запрыгал по полу, уворачиваясь от змеящегося обрубка. Тот северянин, которого лич успел ранить, упал, выпустив эспадон, упираясь ладонями в пол, поднялся на колени. Из тела шамана выстрелило еще одно щупальце и вонзилось в его лицо. Хуго, со всей возможной поспешностью отползавший в сторону, увидел, как голова кверемора разлетелась, будто большая репа, которой кто-то с размаху швырнул о мостовую из окна второго этажа. Торонкан уже куда-то подевался.
От северян осталась едва ли половина, но черных было еще меньше – тела, изломанные копытами, челюстями и щупальцами, убитые или покалеченные человеческим оружием, лежали со всех сторон. Лич находился ближе к проломленным воротам и двигался медленно, хватая тех, кто оказывался рядом. Конь, оставляя за собой фонтаны искр, носился по всему залу. Вот-вот они неминуемо должны были встретиться, и Чаттан гадал, что произойдет тогда: чудовища сцепятся или, наоборот, объединятся против людей?
Когда он добрался до стены, вылетевший из дымного полумрака черный с размаху рубанул саблей по основанию палаша и выбил оружие. Чаттан, подскочив, выдернул из трубы факел, ткнул им в лицо противника, ударил по затылку второго, стоящего вполоборота к стене и сражающегося с северянином. Нагнувшись, подсвечивая факелом, нашел палаш, схватил его, а когда выпрямился – скакун уже стоял перед личем.
Грудь четвероногого тяжело вздымалась, из ноздрей выстреливали струи пара. Два чудовища замерли друг напротив друга. Вокруг еще стоящие на ногах люди продолжали драться, но монстры не шевелились. Это длилось несколько мгновений, а потом из лича выстрелили сразу несколько мглистых жгутов и впились в голову коня.
* * *
Шелестели зеленые мясистые стебли, бутоны размером с человеческую голову роняли на Сола Атлеко крупные радужные капли. Под ногами камень исчез, его сменила стелющаяся, плотно переплетенная трава. Похожая на толстый ворсистый ковер, она жестко пружинила под ногами.
Чар шел быстро, но не бежал. На ходу он с любопытством крутил головой, разглядывая окружающее. Ровный теплый ветер дул в спину. Только огромные цветы и трава – больше ничего живого, никаких насекомых, птиц, животных. Гранитного основания Горы Мира вверху Атлеко тоже не видел. Там изумрудный свет сгущался; казалось, что цветочный лабиринт накрыт толстой крышкой из мутного стекла. Чар прошел уже много и давно должен был достичь противоположной стороны колодца, даже несмотря на то, что двигался не по прямой, а следуя прихотливым изгибам растительных коридоров.
Оно ждало Сола. Атлеко ощущал его эманации, идущие из центра, от того места, к которому дул ветер. Оно готово было встретить любого, кто сможет проникнуть сюда.
– Мы идем, – бормотал Сол. – Мы уже близко.
Озноб прошел, он чувствовал себя лучше, но руки все так же двигались сами собой, щелкали пальцами, жестикулировали, терлись ладонью о ладонь.
Коридор изогнулся крутой дугой, Атлеко ускорил шаг, наконец побежал.
И вылетел в открытое круглое пространство на середине колодца.
Неглубокую воронку с пологими склонами кольцом окружала зеленая стена стеблей. Диаметр воронки достигал двадцати шагов, по вертикали ее центр был ниже уровня пола примерно на высоту человеческого роста.
Сол встал на ее краю. Ветер дул в спину чара, трепал волосы.
– Да! – сказал он, с восторгом разглядывая ландшафт у своих ног: плесень болот, крошечные елочки, нить дороги, домики… перед ним распростерся центр Зелура. Игрушечный пейзаж был напоен покоем и теплом, озарен мягким светом невидимого солнца.
Сразу за болотами, там, где должно было быть покатое углубление центра воронки, на месте Шамбы, не моргая, вверх смотрел большой равнодушный глаз.
Идеально круглый, он напоминал стеклянную полусферу, в глубине которой застыл чуть размытый зеленый зрачок. Солу доводилось бывать на побережье, он видел населяющих море диковинных тварей, которых рыбаки называли медузами. Глаз напоминал плоть медузы – будто жидкое холодное стекло, покрытое прозрачной осклизлой пленкой. Неподвижный, он смотрел точно вверх, и Атлеко вдруг понял, что глаз принадлежит живому существу. Просто разум этого существа слишком огромен и странен, слишком отличается от человеческого.
– Так Ты живое? – воскликнул Атлеко с восхищением. – Мы думали, Ты лишь магическая формула, очень сложная, потому что Тебя составили не люди, но Духи. Изощренная, конечно, но все же простая неодушевленная структура… Нет, Ты – живое!
Глаз не моргал, зрачок не шевелился, но Атлеко знал, что его услышали. Что-то неразборчиво прошелестели стебли, ветер, дующий к центру воронки, стал сильнее. Заволновались ветви крошечных елей. Игрушечный ландшафт ожил: плеснулись мелкие волны на глади озера, по холмам и крышам домиков скользнули тени незримых облаков.
– Величайшее! – произнес Сол, складывая ладони перед грудью. – То, при помощи чего Духи хотели уничтожить друг друга, то, что раскрыло Раковину. С тобой я буду повелевать миром!
Он сделал шаг на склон. Зеленый свет мигнул, на мгновение воцарился непроглядный мрак. Сол Атлеко сделал второй шаг. Под ногами медленно проступили ярко-белые линии вложенных одно в другое колец, побежала сужающимися кругами, высвечивая на пути крупные мерцающие бусины, и в центре, далеко впереди, загорелась во тьме мягким светом осклизлая полусфера.
– Что это? – произнес Сол, и слова его поглотила мгла.
МИРЫ, – произнес бесполый голос из тьмы, и око заклинания в центре кругов, соединяющих разрозненные пространства, мигнуло.
– Миры? – повторил Атлеко, делая третий шаг.
ПЕРВЫЕ ЛИШЬ ДЕТИ ПЕРВЕЙШИХ. АКВАДОР ЛИШЬ МИРОК, САДИК В ТИШИ НА ОКРАИНЕ, СОЗДАННЫЙ ДЛЯ ИХ ЗАБАВ. ОДНО ИЗ ПРОСТРАНСТВ, ДАЛЕКОЕ И КРОШЕЧНОЕ, ПЛАВАЮЩЕЕ В ОКЕАНЕ ХАОСА. ИЗ ЭТОГО ОКЕАНА, ОКЕАНА БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО, ДУХИ СГУСТИЛИ СОЗНАНИЯ ЛЮДЕЙ И ПОСЕЛИЛИ ИХ ЗДЕСЬ. ЭТО ИГРА. ДУХИ ИГРАЛИ В ЛЮДЕЙ ТАК ЖЕ, КАК ПЕРВЕЙШИЕ, ИГРАЮЧИ, ТВОРИЛИ МИРЫ.
Речь Полномастии была подобна вселенскому прибою, выплескивающему на космические берега слова-звезды. Они вспыхивали сияющими бутонами, выпячивали вокруг огненные лепестки и медленно угасали. Мерный рокот солнечных слов сотрясал мироздание, и рассудок Сола оказался слишком мал, чтобы вместить смысл, всеобъемлющий, как время, тот смысл, что наполнял речь заклинания. Чару мерещилось, что Полномастия говорит совсем об ином, о чем-то неизмеримо более сложном, а мозг его улавливает лишь остатки смысла, лишь накипь, выплескиваемую бурлящими созвучиями, оттенками и намеками.
– Но Ты? – спросил Атлеко. – Что Ты такое?
Я – КРУГ. Я СОЗДАНО ПЕРВЕЙШИМИ ДЛЯ ОБЛЕГЧЕНИЯ ПУТЕШЕСТВИЙ МЕЖДУ ПРОСТРАНСТВАМИ. Я – ТО, ЧТО ПРОЧЕРТИЛО ПУТЬ МЕЖДУ БУСИНАМИ МИРОВ, Я – ВЕЛИКИЙ ОБРУЧ. Я СУЩЕСТВУЮ В КАЖДОМ ИЗ МИРОВ, И В КАЖДОМ Я ПРИНИМАЮ ТУ ФОРМУ, КОТОРАЯ ЕСТЕСТВЕННА ДЛЯ ЭТОГО МИРА. Я – ПУТЬ. Я – ВСЁ. Я – ПОЛНАЯ МАСТЬ.
– Это Ты раскрыла Раковину?
АКВАДОР НЕ РАКОВИНА. ГЛАЗА ВИДЯТ, А УШИ СЛЫШАТ ТО, ВО ЧТО ВЕРИТ РАЗУМ. НО ТЫ ВПРАВЕ ПРЕДСТАВЛЯТЬ АКВАДОР ТАКИМ, И ТОГДА ДЛЯ ТЕБЯ ОН И БУДЕТ ТАКИМ, КАК ТЫ ЕГО ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ.
– Но если Ты создано для перемещения… Зачем Духи использовали Тебя в войне?
ОНИ НЕ ЗНАЛИ, ЧТО Я ТАКОЕ. ОНИ НЕ ЗНАЛИ, КТО Я ТАКОЕ. Я ЖЕ СОЗДАНО ТАК, ЧТОБЫ ВЫПОЛНЯТЬ ЖЕЛАНИЯ. ДУХИ РАЗДЕЛИЛИСЬ, И ОДНА СТОРОНА ПОЖЕЛАЛА ИЗБАВИТЬСЯ ОТ ВТОРОЙ. Я ИСПОЛНИЛО ИХ ЖЕЛАНИЕ КАК МОГЛО. Я СОЗДАЛО ПУТЬ. ИХ ВЫБРОСИЛО НАРУЖУ.
– У меня тоже есть желание, – произнес Сол. Он стоял на последнем, самом узком кругу. Око высилось перед ним исполинской полусферой.
Я ИСПОЛНЮ, – ответила Полномастия. – ЖЕЛАЙ.
Сол Атлеко сказал:
– Я желаю властвовать над своим телом. Я хочу, чтобы мои руки и мои ноги не способны были двигаться сами по себе, чтобы лишь моя сознательная воля двигала их. И еще я желаю… Коль Ты – Заклинание Пути, я хочу перемещаться по этому миру так, чтобы управлять им, наперекор ветрам, наперекор расстояниям, уметь выслеживать врагов, подобно орлу с высоты, и убивать их. Я хочу стать настолько могущественным, чтобы никто никогда не смог изгнать меня из Горы Мира, я хочу быть Царем Горы, я хочу быть Царем Мира, я хочу быть выше этого Мира, выше всех, кто обитает здесь, я хочу…
Я ИСПОЛНЮ, – сказала Полномастия.
Сол Атлеко шагнул сквозь прозрачную стену внутрь ока.
* * *
Не меньше десятка щупалец обвили Кибара со всех сторон, приподняли и сжали. Лич выгнулся назад, с трудом удерживая огромный вес вытянутыми перед собой дрожащими истончившимися жгутами. Заскрежетал металл, когда задние ноги скакуна изогнулись под неестественным углом. Кибар разинул пасть, внутри нее завращались шестерни с острыми треугольными зубьями. Шаман содрогнулся; щупальца затрепетали, будто длинные ветви под ураганным ветром. Несколько оторвавшихся мглистых жгутов полетели на пол. Кибар замолотил ногами и сумел высвободить переднюю часть тела. Повиснув вниз головой, он вытянул шею и вцепился челюстями в голову лича. Со скрежетом шестерни вгрызлись в череп. Шаман судорожно дернулся, отбрасывая противника, – тот перевернулся и упал копытами на пол, быстро перебирая ногами, боком сделал несколько шагов и остановился, подняв фонтан искр. Он задвигал челюстями, с хрустом перемалывая откушенную голову, разинул пасть и выхаркнул костяные осколки. Тело лича медленно заваливалось назад, скребя вытянувшимися веером щупальцами по стенам и потолку.
Обезглавленное чудовище упало на спину, торсом к выломанным воротам, сквозь которые в зал летел снег.
Кибар оказался прямо над стоящим под стеной Хуго. Тот ударил палашом; скакун, изогнув шею, перехватил клинок пастью. Две пары шестерен завращались, прорубая металл, с пронзительным скрежетом перепилили его, и монстр выплюнул на пол обломки.
Конь встал на дыбы. Хуго присел. Стальные копыта ударили в стену над ним, искры посыпались за шиворот, обжигая кожу. Заорав, Чаттан покатился по полу – прямо под ноги скакуна.
Несколько мгновений Кибар танцевал над ним, стараясь попасть копытами по человеческому телу, а Хуго крутился, перекатывался из стороны в сторону. Он поднялся на четвереньки в тот момент, когда подбежавший Торонкан обеими руками швырнул меч и попал острием в чудовищную морду. Кибар остановился, вращая огненными глазами, струи пара ударили из ноздрей. Хуго на четвереньках пополз от него.
Впереди была лестница, ведущая на верхние этажи, слева – стена пирамиды. Краем глаз Чаттан заметил движение на ступенях, вскинул голову, увидел две пары ног. Позади загрохотали копыта. Хуго вскочил и выкрикнул:
– Хозяин!
Гело Бесон волок раненого Эрика. С верхних ступеней лестницы аркмастер разглядел весь зал, пролом на месте ворот, в нем – неподвижного, уже присыпанного снегом лича и тела вокруг. Стоящих на ногах чернокожих не осталось, и едва ли полтора десятка северян еще были живы.
Прямо под лестницей аркмастер увидел Хуго Чаттана, к которому, разбрызгивая красные искры, мчалось существо из металла и кожи, напоминающее коня, но раза в два больше, с огненными глазами и бьющими из ноздрей струями пара.
Побратим Гело был почти мертв; он мужественно сражался и убил многих, но жить ему оставалось считаные мгновения. Бесон отпустил безвольное тело. Выхватив из ножен короткий меч, бывший когда-то бастардом по имени Наст, прыгнул со ступеней на спину Кибара.
Хуго упал под самой стеной, вжался в нее. Копыта ударили над ним, затем – в пол возле его головы; искры обожгли лицо, а в правый глаз словно ткнули горящим факелом. Взвыв от боли, Чаттан прижал к обожженному месту ладонь, но все же увидел голые, покрытые седыми волосами ноги Бесона, сжавшие бока чудовища. Кибар, заскрежетав, встал на дыбы. Вцепившись в густую шелковую гриву, чар прижался к его шее и всадил клинок в пасть.
Не надо! – хотел крикнуть Хуго. – Эта тварь перекусывает железо! – но не смог издать ни звука. Под прижатой к глазу ладонью было горячо.
Шестерни заскрежетали, вращаясь, но меч Гело состоял не из железа. Ледяной булат вспыхнул голубым огнем, белые крошки льда полетели от него. И такой же голубой вспышкой откликнулась жемчужина на правом запястье чара. Вдавливая клинок в глотку Кибара, Бесон просунул скрюченные пальцы свободной руки в его ноздри. Струи пара обожгли ладонь. Под светлой кожей по всему телу чара вздулись мышцы, Гело рванул – и пасть скакуна распахнулась под прямым углом.
Хуго встал на колени. Кибар затанцевал, быстро перебирая ногами, пошел боком от стены. Внутри него нарастали хруст и треск. Под туго натянутой шкурой на боках проступили очертания не то деталей, не то костей скелета, выпирающих из тела. Отбросив меч, продолжая одной рукой удерживать верхнюю челюсть, Бесон вторую по локоть всунул в пасть, ухватился за что-то дрожащее, обжигающе горячее. Из ушей и ноздрей, выбросив пальцы чара, из глаз, потушив горевший в них огонь, ударило бело-голубое сияние жемчужины. Разделенный зубцами шестерен на узкие полосы, свет полился из пасти. Морозная звезда, чьей сердцевиной стал череп Кибара, затопила зал сиянием.
Гело Бесон поднял над головой трепещущий предмет неправильной формы – сквозь окутавшие всадника клубы пара Хуго разглядел красноватый, покрытый буграми сгусток плоти, сросшийся с комком оплавленного металла. Когда рука Гело вынырнула из пасти, голубая звезда переместилась вместе с нею, бьющие через ноздри и глазницы ледяные пики сдвинулись, затем погасли – звезда стала сгустком сияния на запястье Бесона. Гело швырнул мозг Кибара и разбил его о стену. Чудовище встало на дыбы; сделав несколько шагов на задних ногах, опрокинулось на спину и погребло под собой не успевшего соскочить чара.
* * *
Полусфера стала трубой, та развернулась лепестками, которые стремительно поползли во все стороны по поверхности тьмы. Когда свет достигал очередной бусины, она вспыхивала белым сиянием, в потоках которого перед Атлеко на мгновение раскрывалось чужое пространство: то бесконечный зеленый океан, то багровые небеса над иссеченной трещинами каменистой черной пустошью, то белоснежное море облаков и странные корабли, плывущие по нему.
Сияющая плоскость достигла горизонта, перевалила через него, протягиваясь все дальше и дальше, в бесконечность.
ТВОЕ ЖЕЛАНИЕ ВЫПОЛНЕНО, – сказала Полномастия и исчезла.
Все исчезло – и кольца, и тьма, и свет, и бусины пространств, и цветочный лабиринт, остался только колодец, гранитная плита над головой да камень внизу – тот камень, в который вросли ноги стоящего на коленях Сола Атлеко.
– Но ничего не происходит, – недоуменно произнес чар.
И попытался встать. Все вокруг дрогнуло, будто пирамида откликнулась на его движение. Атлеко с удивлением поглядел вниз. Одежда пристала к коже, срослась с ней. По тому странному оранжевому материалу, который теперь покрывал его плоть, вверх поползли лепестки гранита. Они медленно поднимались по согнутым коленям, лодыжкам и бедрам, и там, где они прошли, Атлеко уже не чувствовал своего тела – а вернее, привычные ощущения сменялись давящей тяжестью.
– Что ты делаешь?! – прокричал он, вновь пробуя подняться.
Каменная корка потянулась, пошла мелкими трещинками возле ползущего вверх рубежа, но ниже, где она успела затвердеть, ничто не шелохнулось.
Граница достигла пояса. Теперь ноги Сола превратились в часть древней статуи со сглаженными временем очертаниями. Он в третий раз попытался вскочить, напряг мышцы… которых уже не было. Чара и камень вокруг него соединили бесчисленные кремневые сухожилия, они натянулись, и гранитный пол шевельнулся вместе с Солом.
Он попробовал закричать – но не смог. Граница камня добралась до груди, и сердце чара затвердело. Сол запрокинул лицо вверх, вскинув руки над головой. Они ходили ходуном, будто наслаждаясь последними мгновениями жизни, пальцы шевелились, сгибались и разгибались, щелкали суставы. Граница достигла шеи. Согнутые ноги стали фундаментом, бока – стенами, ребра – перемычками; чар ощущал, что в его животе кто-то двигается; он теперь мог заглянуть внутрь себя, на лестницы своих костей, комнаты своих легких, кладовые почек и каменный мешок желудка, на площадки, в каморки, чердаки и балконы, в гулкие залы своей плоти, по которым бегали фигурки людей с мечами и кривыми саблями. Гранит достиг головы – теперь лишь запрокинутое лицо, обрамленное овалом камня, смотрело в потолок. Лицо текло; по нему проносились, сменяя друг друга с невероятной скоростью, гримасы: брови подскакивали на лоб и тут же опускались, хмурясь, дергался нос, глаза беспрерывно подмигивали, щеки ходили волнами.
Он пошевелился, и Гора Мира зашевелилась вместе с ним. Камень достиг локтей, взбежал к запястьям. Лицо уже стало маской с грубыми, неровно высеченными чертами. Ярко-рыжие волосы превратились в твердые иглы. Пальцы шевельнулись в последний раз, срослись и застыли.
Но не надолго. Коленопреклоненное изваяние медленно опустило голову. Согнулась, поскрипывая каменной кожей, рука – медленно, очень медленно. Каждое движение давалось с неимоверным трудом, тело наполнилось гранитной тяжестью. Отныне никаких быстрых жестов, никаких прищелкиваний пальцами, кивков, гримас и ужимок. Чтобы совершить малейшее движение, требовалось приложить тяжкое, изматывающее усилие, сосредоточить всю силу воли.
Лицо статуи повернулось, что-то едва заметно сдвинулось на нем. С хрустом нижнюю часть прочертила горизонтальная трещина. Посыпались отколовшиеся мелкие камешки, и гранитные губы разжались. Едва слышный, доносящийся будто сквозь толщу земли, из глубокого подземелья, голос произнес:
– Что ты сделала со мной?
Тот, кто когда-то был теплым чаром Солом Атлеко, начал выпрямляться.
* * *
Туловище Кибара приподнялось, тонкая струйка дыма, извиваясь, взлетела из ноздри. Прикрывая ладонью правый глаз, Хуго шагнул к нему. Несколько северян брели через зал между телами, Торонкан быстро поднимался по лестнице к неподвижно лежащему Эрику. Чудовище приподнялось выше, и Чаттан увидел, что в него упирается руками лежащий на спине Гело Бесон. Он глухо вскрикнул и спихнул с себя мертвого скакуна. В пасти того провернулись и навсегда остановилась шестерни со сломанными зубьями. Хуго подскочил к хозяину, ухватил за плечи. Взгляд Бесона скользнул по его лицу, и чар выдохнул:
– Ты лишился глаза.
Затем Гело оттолкнул его.
– Отойди. Я сам.
В правой глазнице Чаттана будто орудовали концом хорошо заточенного кинжала. Отступив, Хуго присел, сорвал рукав с рубахи мертвого северянина, чтобы сделать повязку.
Квереморы остановились под лестницей, глядя вверх. На ступенях Торонкан склонился к Эрику, выпрямился и прокричал:
– Вождь мертв!
Гело Бесон выпрямился. Грудь его была вдавлена, левая рука вывернута за спину, из десен, в которых не хватало нескольких зубов, по губам и подбородку сочилась кровь. Лицо чара стало белее снега. Широко расставив ноги, он постоял несколько мгновений, сделал шаг, улыбнулся и упал лицом вниз. Чаттан, затянув узел на затылке, бросился к хозяину, перевернул на спину и прижал пальцы к жилистой шее. Он нащупал неровное частое биение, прокричал: «Помогите мне!» – и в этот миг пол пирамиды качнулся.
Все, кто стоял на ногах, упали.
– Торонкан! – закричал Хуго. – Это твердетрясение! Надо вытащить его, помоги мне!
Пол вновь зашатался. Несколько квереморов на четвереньках поднимались по лестнице, а Торонкан волочил вниз Эрика.
Вцепившись в щиколотки Бесона, Чаттан потянул его к проломленным воротам. Старик был очень тяжел.
Пирамида издала низкий стон, глухо скрипнули гранитные блоки. Два еще горевших факела почти погасли, тусклый свет смешался с тьмой, наполнив зал призрачными тенями.
Хуго волочил хозяина, в голове его звенело от напряжения, из-под повязки текла жидкая розовая кашица. В глаз словно насыпали пышущих жаром углей. Шесть квереморов подняли Эрика на плечи и понесли к пролому. Хуго выкрикнул:
– Торонкан!
Северянин скользнул к нему из теней, ухватил Бесона за руки, приподнял, помогая нести.
– Мертв? – спросил он.
– Нет, – прохрипел Чаттан, перед глазами которого все расплывалось.
– Что происходит?
– Твердетрясение… – начал Хуго, но кверемор перебил:
– Нет. При мне они здесь уже бывали. Это не похоже…
Они обогнули тело лича, вокруг которого медленно таяли, исчезали разбросанные по полу щупальца.
Вдруг пирамида словно перевернулась на бок – вздрогнул весь мир, посыпалась гранитная крошка, пол накренился так, что они полетели в пролом, вслед за упавшими квереморами.
– Нельзя бросать его! – Торонкан вновь схватил Бесона за плечи. – Если Эрик умер, он должен стать вождем…
В бушующей вокруг Универсала метели маячили темные силуэты домов. От пирамиды пошел такой жар, что снег вокруг мгновенно растаял, грязные потоки устремились во все стороны по мостовой, клокоча в развалинах баррикады, накреняя шатры, бурля у стен. Чаттан и Торонкан успели втянуть Бесона на ступени лестницы одного из домов в начале улицы. Северяне с телом Эрика исчезли из виду.
Зашевелилась вся Шамба, балки дома угрожающе застонали. Вода уже схлынула, и беглецы потащили чара дальше.
– Возле шатра Эрика должны быть кони! – прокричал Торонкан.
Все вокруг наполняли треск и поскрипывание. Низкий рокот поднимался из недр горы. Когда они понесли Гело по улице, на мостовую упал яркий свет, тени вытянулись вперед.
Они оглянулись: пирамида разгоралась янтарным свечением.
– Она что, пытается взлететь? – спросил северянин.
Беглецы свернули во двор, к конюшне. Пока северянин открывал ворота, Хуго склонился над хозяином. Глаза того были раскрыты, зрачки закатились – на Чаттана пялились слепые белки.
Они едва сумели взвалить Бесона на спину скакуна. Торонкан сел позади него, Чаттан взобрался на второго коня, и они поскакали по улице. Поток янтарного света бил им в спины, волны жара расходились от пирамиды. Хуго оглянулся лишь один раз – чтобы увидеть раскаленную, будто железо в горне, Гору Мира. Сияние озарило всю Шамбу от верхних кварталов до нижних. Обычно невозмутимые северные кони испуганно ржали.