Илья Новак
Магия в крови
ПРОЛОГ
Мертвую подземную тишину нарушил скрежет когтей о камни. По наклонной галерее быстро ползло крупное существо. Верхом на нем, сжимая ногами покрытые коротким черным мехом бока, восседала высокая женщина с факелом в руках.
В застывшем воздухе факел горел неровно и тускло. Женщина подняла его, чтобы видеть трех вооруженных кирками зомби. Получив приказ исследовать пещеры, она набрала отряд сообразно заданию. Казалось бы – что могло угрожать тем, кто и так давно мертв? Однако некоторые экспедиции не возвращались. Одному Праху известно, почему это случалось, с какими тварями пришлось столкнуться разведчикам. Подданные Проклятого не были старожилами подземелий; обосновавшись здесь, они обнаружили гигантские комплексы, хозяева которых давно сгинули во тьме веков, – но ведь кто-то из древних обитателей мог и остаться. Поэтому для защиты от неведомой опасности в отряде, кроме сильных, медлительных и неповоротливых зомби, были еще мумии с копьями, скелеты, вооруженные короткими мечами и небольшими круглыми щитами.
Мощные передние конечности ползущего существа завершались вывернутыми наружу широкими ладонями, которыми оно легко разрывало землю перед собой. Кривые когти, способные дробить камень, все же не могли совладать со сплошной скальной породой. Подобная преграда и встала сейчас на пути отряда.
Капитан остановила кротолака. Кирки уже стучали вовсю, по проходу разлетались каменные осколки. Зомби работали медленно, зато без отдыха.
Повелитель проклятых рассылал поисковые отряды во все концы подземелий. Его племя обитало на небольшой глубине, ниже располагались старые катакомбы и заброшенные штольни. То, что искал Проклятый, могло находиться где угодно. В течение долгих лет экспедиции вгрызались в камень, пробивая новые ходы, – но мрак пещер надежно хранил вожделенную цель. Проклятый гневался.
Придерживая ножны, капитан спешилась. Кротолак взглянул на нее маленькими черными глазками и фыркнул. Ушей у него не было, в приоткрытой пасти виднелись тупые клыки.
Изначально племя Проклятого делилось на две группы. К первой относились безмолвные – зомби, мумии и скелеты. Неспособные говорить, они могли лишь слепо исполнять простейшие приказы. Вторая группа – мертвые маги, личи. Эти создания обладали чувствами, которые вдохнул в них повелитель. По сравнению с безмолвными их было немного, они составляли руководящую касту.
Позже разными путями к племени присоединились вампиры, оборотни и лишенные плоти духи. В отличие от безмолвных они обладали настоящим разумом, а не примитивными инстинктами.
Сознание капитана надежно окутывала серая пелена. Она гасила яркие краски и громкие звуки, притупляла чувства, охлаждала разум. Заклятье, которое превратило повелителя в Проклятого, затронуло и всех его подданных, все подземное племя. Несмотря на это, капитан пока сохраняла часть своих прежних умений и оставалась чаром – то есть владела магией.
Участок стены просел. Еще удар – и кирка провалилась в пустоту. Камни посыпались по склону, который начинался за тупиком. Равномерно взмахивая кирками, зомби продолжали расширять проход.
– Хватит.
Рабочие остановились. Капитан прошла между ними, заглянула в проем и нахмурилась. В глубине открывшегося пространства плясал багровый свет.
Ее кто-то толкнул сзади. Шагнув в сторону, она оглянулась. Не дожидаясь приказа, кротолак протиснулся в расселину и пополз вниз. Капитан решила не возражать. Наличие разума имело свой недостаток: оборотни часто проявляли непослушание.
– Возьмите факелы, – велела она.
Дождавшись, когда отряд пройдет в отверстие, женщина двинулась следом. Она не собиралась рисковать собой, пусть лучше впереди идут безмолвные.
Свет стал ярче, вместе с ним в широкий проход проникли гул и шипение. Факелы замерцали, капитан почувствовала сильный ток горячего воздуха снизу. Там будто что-то плеснулось, тут же гул усилился, багровый свет стал ярче, и все затряслось.
– Эй, Та€лпа! – начала она. – Погоди…
Склон внезапно осыпался. Камни, подпрыгивая и стуча, покатились вниз, увлекая за собой тела безмолвных. Капитан оступилась, факел вылетел из рук. Несколько долгих мгновений она падала вместе с небольшой лавиной навстречу свету, который вскоре стал невыносимо ярким, обжигающим. Накрывающая рассудок пелена проклятия не позволяла в полной мере ощущать все, что способен чувствовать обычный человек, но ожог оказался так силен, что она взвизгнула. Вскочила, щурясь, и сквозь густые потоки пара увидела, что стоит в огненном озере, наполняющем каменную чашу пещеры. Плотная субстанция, раскаленная кровь земли, лениво закручивалась вокруг ног, вспухала пузырями. Сапоги уже плавились, теряя форму, материя штанов горела, кожа под ней лопалась.
Закричав от боли, пробившейся в сознание сквозь защиту проклятия, капитан попятилась. Впереди зомби и скелеты падали под ударами обитателей лавового озера. Кротолак Талпа обрел человеческие черты. Единственный из всех он пытался сражаться, хотя языки пламени уже плясали на покрытом короткой шерстью теле. Талпа сумел опрокинуть одного противника, когда второй обрушил на его голову раскаленную каменную глыбу. Еще несколько существ, плохо различимых в дрожащих струях жаркого воздуха, двигались к капитану.
Она слышала легенды, но никогда не думала, что эти твари и вправду обитают здесь. Отряд спустился слишком глубоко, не следовало открывать проход в нижний уровень подземелий.
Широко размахнувшись, капитан швырнула короткий меч подобно копью. Он вонзился в массивную голову ближайшего создания. Изо лба того брызнул фонтан огня, в считаные мгновения металл раскалился, и оружие, превратившись в ярко-оранжевую полосу, изогнулось под собственным весом. Полыхнуло таким жаром, что капитану показалось, будто ее кожа стала сухой и ломкой, как старый пергамент. Она выпрыгнула из озера на склон и, шипя от боли, поползла по камням. Позади плавилась мертвая плоть, сгорали кости: безмолвные исчезали, растворяясь в лаве.
Капитан сумела добраться до отверстия, на четвереньках преодолела его и уже в галерее попыталась встать.
Она лишилась ног: покрытые струпьями культи с навсегда въевшимися в них остатками сапог и обугленной материи не смогла бы восстановить даже магия Проклятого.
Но окутывающая сознание пелена позволила сделать то, на что не способен ни один человек. Спустя долгое время капитан добралась до лагеря, от которого началась экспедиция. Еще через день ее, к тому времени обезумевшую, принесли к Проклятому. То рыдая, то смеясь, капитан рассказала ему, что произошло.
Два пограничных лагеря были уже разгромлены и сожжены. Лавовое племя поняло, что поселившиеся над ними также претендуют на подземный мир. Древние обитатели нижних уровней решили, что необходимо уничтожить соперников, а заодно расширить свои владения, – и стали подниматься.
Примерно в это время под давлением пришедшей извне силы и началось необратимое изменение мира.
Часть первая
ГОРЫ МАННЫ: КРОВЬ ТРАВЫ
Глава 1
– Без моей магии ты бы сдох, как собака под забором.
Не открывая глаз, он пошевелился, отстраненно наблюдая за разноцветными кругами, которые плавали под веками.
– Кишки в порядке, ну, поболит живот еще чуток – перетерпишь. На спине шрам остался, но это ничего.
Голос звучал совсем рядом, одновременно и покровительственно и настороженно.
– Ты открой, открой глаза-то.
Дук Жиото повиновался. Сидящий на краю лежанки мужчина прижал палец к коже под его левым глазом, оттянул книзу веко и склонился над больным.
– Зеницы желтые еще, – заметил он, выпрямляясь. – Это от трав. Сесть сможешь? Ну-ка, попробуй.
Упираясь локтями, Дук приподнялся. В животе закололо, и он упал обратно на подушки.
– Брюхо ноет? – спросил чар.
Это был именно чар, никаких сомнений, хотя Жиото не смог бы объяснить, почему так решил. Мужчина лет сорока, то есть куда старше Дука, невзрачной внешности, с редкими темными волосами и запавшими глазами. То, как он держал себя, жесты и голос – все свидетельствовало о том, что этот человек владеет силами, обычным людям не подвластными.
– Не ноет, – сказал Жиото. – Колет.
– Это понятно. Не бойся, кишки у тебя были поранены, но я там подправил кое-чего, залатал. Сядь.
Дук сел. До того он видел лишь фигуру мужчины, все остальное расплывалось, а теперь разглядел, что находится в просторной комнате сельского дома. Сквозь окна и приоткрытую дверь лился дневной свет. Пахло травами. Дук сидел на узкой лежанке, рядом возвышалась печь, дальше стояли стол и лавки, а под стеной – большой сундук.
Чар выпрямился. Одет он был в черную меховую куртку и широкие штаны, обут в сапоги из грубой кожи.
– Так… – произнес он, разглядывая Дука.
Жиото не помнил, как очутился здесь, но смутные картины того, что происходило недавно, жили в его памяти. Драка на дороге возле ельника, капитан городской стражи, ударивший его мечом в живот, боль и еще один удар – сзади, между лопаток. Он не забыл, как пытался уползти и этот тяжелый красный кафтан, мешавший двигаться… Кошель! Большой кошель с драгоценностями, монетами и каменьями, пришитый к подкладке! Тогда, после двух ранений, Дук был в полубреду, потому и скинул кафтан. Это же целое состояние, он бы мог жить до конца своих дней, ни о чем не заботясь…
Голова закружилась при мысли о том, чего он лишился, все вокруг поплыло, и Дук с искаженным лицом упал на лежанку.
– Что такое? – донеслось до него сквозь звон.
– Сколько… Сколько дней я тут лежу? – просипел Жиото.
– Пять. – Заскрипели сапоги, чар куда-то пошел.
Первые Духи, пять дней! Теперь не найти ни кафтана, ни кошеля, даже если вернуться на то место…
– На-ка, выпей.
Ноздри Дука затрепетали, когда он ощутил острый травяной запах. Что-то прижалось к пересохшим губам. Терпкая жидкость проникла в рот, и Дук помимо воли глотнул.
Тихий звон в его голове всколыхнулся волной, смыл болезненную слабость: на мгновение все вокруг вспыхнуло, а потом сердце забилось часто-часто и по телу разошлась дрожь.
– Аргх! – сказал Дук. Глаза выпучились, грудь выгнулась, тело словно подбросило над лежанкой, и он вновь сел.
И зрение улучшилось – теперь он видел окружающее четко и ясно.
– Где я?
Чар с довольным видом отступил, закупоривая крышкой небольшой, обмотанный широкими полосками ткани кувшинчик.
– Дай еще, – попросил Дук. – Что это? Слышишь, дай мне еще, я хочу…
– Не дам, – отрезал чар. – Это «травяная кровь», она на вес золота.
Травяная кровь?
Дук уставился на него.
– Так ты… Песко Цветни€к?
Мужчина ухмыльнулся – самодовольно, но с легкой опаской.
– Откуда знаешь?
– Я из Форы, там в аптеках есть такое снадобье, называется «кровь травы». Дорогое очень. У меня один аптекарь в знакомцах, так он говорил, снадобье это делает Песко Цветник, чар, который живет в селении возле Разлома… Ох, и далеко же я теперь от Форы, – заключил он.
Песко нахмурился.
– Городские лекари мое снадобье разбавляют, поэтому то, что в аптеках продается, не так хорошо помогает. – Он повернулся к Дуку спиной, скрылся за печью и чем-то зашуршал. Жиото сидел неподвижно, глядя на стену перед собой и прислушиваясь к ощущениям: в животе колет, тянет спину между лопаток, ноет в правом боку… А так – жить можно.
Песко Цветник вернулся уже без кувшинчика.
– Где я? – повторил Дук.
– Это селение никак не называется. Ко мне цех аптекарей каждое лето присылает людей, я им жбан снадобья продаю. Себе вот немного оставляю. Больше мне за год не приготовить, потому что ингредиенты, из которых я «кровь» делаю, – они редкие очень. Один жбан знаешь сколько стоит? А аптекари уже в Форе разбавляют его. Ладно, ты сразу не вставай, полежи еще. После поговорим, кто ты да откуда. – С этими словами чар вышел.
На лавке у стола Жиото заприметил свои штаны и рубаху, а под лавкой – сапоги. Откинул одеяло и оглядел себя. Дряблая белая кожа, руки и ноги такие тощие, что похожи на палки. На животе багровел шрам. Этот капитан… Уродец! Убийца! Дук помнил, что вонзил меч в грудь стражнику, когда тот непонятным образом сумел ранить лича. Вот так! Капитан мертв, а он, Дук Жиото, жив. Это главное. Хотя кошеля с драгоценностями было жалко. Ох как жалко! И еще Зоб… Теперь ни хозяина-аркмастера, ни друга-лича – никого. Он так выслужился при великом чаре – любимым слугой стал! – потом у него был Зоб и драгоценности, он столь многого добился в Форе, а теперь, из-за какого-то капитана – опять без денег, без службы, да еще попал в дикое селение, у которого даже названия нет… Дук сморщился от жалости к себе.
Снаружи послышался скрип, потом звук льющейся воды. Заблеяла коза. Он повернулся, свесил костлявые ноги с лежанки, посидел немного и кое-как встал. Комната качнулась и чуть расплылась, но травяная кровь Песко Цветника помогла не свалиться на пол. Широко расставив ноги и растопырив для равновесия руки, Дук, качаясь, добрался до лавки, тяжело сел. Кое-как натянул штаны, затем сапоги, рубаху. Вновь огляделся и, заприметив возле печи узкую дверцу, поковылял туда. За дверью, как он и ожидал, была каморка, где стояли пара метел, палки и ведра, на вбитых в стену гвоздях висели мотки бечевки, на полу лежал ящик со старыми подковами, клещами и сломанным ржавым ножом. Голова закружилась. Жиото сел на пол у двери и долго сидел. Наконец, придерживаясь за косяк, поднялся. Ноги дрожали, в животе свернулся тугой ком, но… Первые Духи, всего пять дней с тех пор, как его ранили! – да если бы не умения Песко Цветника, Дук бы давно сдох, а не сдох – так валялся бы сейчас, корчась от боли в загнивающих кишках. Хороший человек Цветник, привез Дука к себе, хотя тот ему никто, выходил, не стал жалеть «травяной крови», пусть она и дорогая…
Думая обо всем этом, Жиото из черенка метлы, палки и веревки соорудил костыль и поковылял к приоткрытой двери, из-за которой доносились голоса. По дороге остановился, чтоб заглянуть в сундук, но там лежала глиняная посуда да какие-то тряпки, а кувшинчика со снадобьем не оказалось.
Встав на пороге, Дук увидел обычный сельский двор: сарай, птичий загон, где квохтали куры, навозную кучу, обложенную камнями круглую дыру колодца. Небо было затянуто серенькой пеленой, дул зябкий ветерок. Возле сарая стояла телега. Угол приподнят – присев, его на плечах удерживал крестьянин. Второй что-то делал с колесом телеги. Песко Цветник стоял рядом, наблюдая за их работой. Услыхав скрип двери, чар оглянулся.
– Сказал же тебе не вставать пока, – проворчал он, впрочем, не слишком грозно.
Крестьяне закончили прилаживать колесо и повернулись к Дуку. Оба выглядели диковато – тощие, с бородами до пупа, со спутанными патлами, в грязной одеже. На Дука они смотрели подозрительно и враждебно. Один что-то сказал чару, тот ответил, крестьяне переглянулись, вновь покосились на Жиото и побрели со двора.
Возле дома лежали дрова, Дук доковылял до них, сел, бросив костыль и привалившись к стене. Положил ладони на колени и увидел, что руки дрожат.
Песко подошел к нему и сказал:
– Ну так как тебя величать?
– Дук Жиото, – он улыбнулся, заглядывая в глаза чара. – Спасибо тебе, Песко Цветник, спас меня от смерти. А я вот, понимаешь, не помню совсем, как ты меня нашел да где это было?
Чар показал на сарай, откуда как раз донеслось ржание.
– Я к хворому в соседнее селение ездил. А когда возвращался, тебя и нашел. Ты прямо на дороге лежал, на Земляном тракте то бишь. Думается мне, ты полз, да и выполз на тракт, а там в беспамятство впал. Я тебя чуть было не раздавил: прикемарил на телеге. Хорошо, Травка, лошадь моя, остановилась и заржала. На телегу тебя положил, сюда привез… так вот. Кто же это тебя, Дук Жиото, подранил? А то меня крестьяне донимают, не привел ли я к ним какого разбойника.
Дук прижал руку к сердцу и сделал движение, будто собираясь встать, но не встал.
– Да что ты! Какой же я разбойник – ты погляди на меня!
Чар присел перед ним на корточки и велел:
– Ну так рассказывай.
– Из Форы я, в услужении там был у одного торговца. Ты, наверное, знаешь, что в городе чары сцепились? Эти, как их… аркмастеры, те, что цехами верховодят. Промеж них такое началось – страх. Убивства всякие, и еще ладно бы они только друг дружку мутузили, а то ведь и простые люди пропадать стали. Ты, Песко, не думай, я против чаров ничего не имею, вот ты тоже чар, а сразу видно – человек хороший, жалостливый. Но в городе они совсем уж… озверели. Вот народ из Форы и потянулся кто куда. Я с папашей старым жил да с братиком младшеньким. У нас родичи далеко на востоке есть, мамани покойной родня. А торговец, хозяин мой, одному из цехов что-то продавал – не знаю что, но какой-то у них договор был. Другой цех как-то вечером подослал наемников, и хозяина моего зарезали, а вместе с ним и всех его слуг. Я один убег. Уже к тому времени в Форе немного людей осталось, дома брошенные стояли, на улицах, понимаешь, мертвецы лежат, стража разбежалась… Я как домой ночью бежал, гляжу – в конце улицы, где наш дом, карета брошенная. Лошадей кто-то увел, а карета стоит, и мертвец внутрях. Я его вытащил, взял папашу с братиком, скарб, какой у нас был, вывел нашу лошадку, впряг в карету, сели мы и поехали. И еще, знаешь ведь… – Жиото доверительно склонился к внимательно слушавшему Цветнику. – На вершине Шамбы стоит дом чаров, Универсалом зовется. Так мы, когда уже с горы съехали, видели, как он светился, и еще грохотало там что-то. Чары, значит, сошлись в битве, я так думаю. Вот ехали мы, ехали, а под утро на нас напали. Времена-то такие, что разбойников много повсюду. Папашу моего с братиком… убили их, а я дрался, так меня порезали, я упал, они и решили, что умер.
Дук всхлипнул, откинулся к стене дома и закрыл глаза, сам почти уверовав в свою историю.
– Забрали скарб наш, – продолжал он тихонько. – Я потом плохо помню, что было. Совсем даже не помню. Видно, в беспамятстве пополз куда-то… а после ты меня и нашел.
Он раскрыл глаза. Чар внимательно смотрел на него.
– Больше нечего рассказывать, – заключил Дук.
Песко Цветник выпрямился, оправил куртку из кротовьих шкур. Дорогая это была куртка, не то что штаны его грубой крестьянской работы и старые разбитые сапоги.
– Раз так, оставайся у меня, Дук Жиото, пока совсем не выздоровеешь, – решил Песко. – Сейчас и вправду времена такие… недобрые. И что между чарами в Форе война – про это я слышал. Цеха дерутся, да. Выходит, раненых много будет, аптекарям моя «кровь» вскорости понадобится. Хотя, может, и наоборот станется: ежели народ из города разбежался, то этим летом ко мне посыльные от аптекарей и не явятся…
Они помолчали, думая каждый о своем.
– Хорошая куртка на тебе, – осторожно произнес Дук. – Такую и в городе не всякий богатей себе позволит.
– Что? – Песко взглянул на него. – А, куртка… Да это мне проезжий один отдал.
– Какой проезжий?
– Мимо нас фургон проезжал, в нем старик и барышня молодая. Внучка его. Богачи, сразу видно, но почему-то без охранников. Старик больной, горячка у него. Остановились здесь, спрашивали, нету ли в селении лекаря. А лекарь… Я и есть местный лекарь. Напоил старика «травяной кровью», он, конечно, сразу ожил. Вот, куртку мне отдал.
– Что ж, у них монет не было заплатить, если богатые? – удивился Жиото.
– Были. Но старик хитрый попался. Нет, он платить не отказывался, но, говорит, давай я у тебя за три золотых весь кувшинчик куплю. Но я ему все отдавать не хотел, сказал: «Господин, вы два глотка сделали, вот за два и платите». А он говорит: «Мелких монет нету, разменяешь?» Врал, наверное, хотел весь кувшин выманить. А тут, понимаешь, Дук, денег совсем не водится. Со мной крестьяне посудой расплачиваются, тряпье всякое тащат, еду или по хозяйству помогают. Нет, у меня, конечно, сбережения есть, но мне… – Песко смущенно улыбнулся. – Куртка мне его приглянулась, так я старику и сказал: нету размена, давайте, господин, ее в оплату. Куртка дорогая. Я ему еще чуток «крови» с собой налил, он мне куртку и оставил.
Дук слушал очень внимательно. Молодая женщина со стариком? Он помнил фургон и то, как его ударили в спину, как он упал на капитана, вонзив меч ему в грудь, как потом его оттащили к обломкам телеги и бросили… И еще помнил две фигуры над собой, голоса: молодой женский и стариковский…
– А барышня, у нее не светлые ли волосы были? – спросил Дук.
Чар уставился на него.
– А тебе зачем?
– Да вот, понимаешь… Сдается мне, что я этих господ знаю. В городе они рядом с лавкой моего хозяина жили, и барышня частенько к нам заходила.
– Ага, светлые, – согласился чар. – Красивая, только грустная очень. Я даже видел, она плакала, пока мы со стариком торговались.
– И куда ж они поехали?
– Тут возле селения только Земляной тракт, а других дорог нету. Вот по нему и поехали, прочь от города.
У Дука сильно закололо в животе, он согнулся и простонал:
– Ох… Опять колется.
– Так пошли, пошли в дом, ляжешь. – Песко обхватил его за плечи, помог подняться, сунул в руки костыль и, придерживая, повел к двери.
– Братик… – стонал Дук, пока чар укладывал его. – Молодой еще совсем, в семинарию его с папашей хотели определить, денег копили… Теперь ни братика, ни папаши, ни денег… Ой, болит как…
– Ладно, дам тебе еще глоток, – сказал чар и ушел за печь. Раздалось шуршание, звяканье, и Песко вернулся.
– «Травяной крови» много пить возбраняется, потому что можно себе вместо пользы вред нанести, – пояснил он, поднося кувшинчик к губам Дука.
У того снова зазвенело в голове, сердце заколотилось – а после боль прошла. Чар продолжал:
– Если перебрать, может приключиться то, что мы, лекари, называем «непредвиденными явлениями».
– Это че за явления такие? – не понял Дук.
– А видения. Видения миров иных.
– Каких миров?
– А тех, что находятся за границами известных нам полей.
– Каких полей? – еще больше удивился Жиото.
– Тех полей, что ведомы нам. А миры за их пределами. Не поймешь ты все одно.
Песко напоил его бульоном, заставил съесть немного хлеба. Начало темнеть. Чар вернулся к своим обычным занятиям, то выходил во двор, то что-то делал в доме. Когда он появлялся в поле зрения, Дук неизменно обращал к нему лицо и следил за хозяином благодарным взглядом. Иногда Жиото, вспоминая про набитый драгоценностями кошель, стонал и морщился, жалея себя.
Когда совсем стемнело, Цветник зажег плошку, поставил на стол миски, кувшин с чашками и позвал Дука ужинать.
– Пить тебе пока нельзя, – сказал он, когда Дук тяжело уселся на лавку. – Да и вино тут дрянное, не вино, а выжимка. Но поесть надо.
Разговаривая, они сидели долго, плошка почти выгорела. Песко рассказал, как учился в семинарии холодного цеха, хотя всегда испытывал страсть к отцовскому ремеслу. Папаша его был аптекарем, но хотел, чтобы сын стал чаром. Потом, когда Песко уже закончил семинарию, отец умер. Аптеку забрали ростовщики за долги, которые, как оказалось, были у старика, часто посещавшего веселые дома и содержавшего двух любовниц в разных концах города. А сын подался в это селение, где как раз нужен был чар. В растениях всяких он хорошо разбирался, да еще у местных кое-чему научился – и сделал в конце концов свою «травяную кровь». Видно было, что Песко ею гордится.
– Вот тебя она как быстро на ноги поставила? – говорил он. – Ну, еще не совсем поставила, но ведь жив ты и скоро совсем бодрым станешь. А ежели б не «кровь» моя – помер бы, и все тут. Ни один лекарь тебя бы не спас, это я тебе говорю, Песко Цветник! От «травяной крови» все само собой срастается, потому что в ней и травы всякие, и еще магия моя домешана.
Стояла глухая тишина, какой в городе никогда не бывает. Время подошло к полуночи, когда они отправились спать. Дук устроился на лежанке, а Песко – на печи.
– Топить сегодня не буду, – сказал он из темноты. – Под утро холодно станет, закутайся получше. Я там второе одеяло положил.
– Спасибо тебе, – откликнулся Жиото.
Они помолчали, а потом Песко произнес:
– Завтра, Дук, я тебе еще чуток «крови» дам хлебнуть. Через день-два ты совсем выздоровеешь. И что дальше будешь делать?
Жиото повернулся, пытаясь устроиться так, чтоб не кололо в животе.
– Не знаю. А куда мне теперь податься? Я уже думал-думал, пока лежал, – выходит, некуда. В город сейчас не сунешься, кареты и лошади моей нету…
– А оставайся здесь, – предложил Песко. – Я тебя учеником сделаю.
– Да я ж ни в магии, ни в травах ничего не смыслю, – удивился Дук.
На печи зашуршало: Песко приподнялся на локте.
– Ты молодой совсем, почти что юнец, – заговорил он со сдержанным волнением. – В твоем возрасте всему быстро обучаются. У меня ж, видишь, ни жены, ни детей, вообще никаких родичей не осталось. Кому тайну «крови» передать, кого обучить, как ее изготавливать? Да ее еще и изучать надо, потому что много таинственного в том, как она на людей влияет, много этих самых «непредвиденных явлений». А ведь «кровь» – дело всей моей жизни, сколько я труда вложил, сколько опытов переделал… Да и все другое, что я знаю, – а я много знаю. У меня книга есть, в нее всякое записываю, все заклинания… и что? Помру – она и затеряется. Крестьяне, дикари эти, растащат, чтоб печи растапливать. Обидно мне. Я ж столько умею всего, столько знаю, а тут… и поговорить не с кем. Здесь все тупоумные. Хотел себе среди мальчишек ученика найти, кто посмышленее, да куда там. Нету среди них смышленых. Крестьяне эти до сих пор думают, что по лесам вокруг Первые Духи бродят. А ты все же городской, у лавочника, говоришь, в услужении был. Значит, поумнее будешь.