Он двинулся к ней, и Доминик неохотно дала ему свою руку. Его прикосновение прожгло ее насквозь, она затрепетала всем телом и попыталась вырваться.
   Больно сжав ей запястье, Джуд не спускал с нее холодного взгляда.
   – Вы вроде бы хотели что-то мне сказать. Уж не сознаться ли в чем-нибудь?
   Он словно бы видел ее насквозь, и Доминик заметила в его взгляде презрение.
   – Я… мне нечего вам сказать, – запинаясь, выдавила из себя она.
   – Ну конечно, я неоднократно замечал, что женщина меняет свои намерения так же быстро, как ветер свое направление.
   Доминик никогда не видела у него такого отчужденного взгляда и столь резкой манеры поведения.
   – Вас что-то беспокоит, Джуд?
   Он посмотрел на нее исподлобья.
   – А что, есть причина беспокоиться?
   Он был такой странный: холодный, высокомерный и озлобленный. Но почему?
   – Вы какой-то…
   – Да?
   – Другой…
   Прежде чем продолжить, он посмотрел на нее долгим испытующим взглядом.
   – И отчего же это, как вы полагаете?
   – Может быть, вы сами мне объясните?
   – Я думаю, теперь самое время вам объяснить мне, зачем вы пробрались на мой корабль. – Он не спускал с нее глаз. – Я жду, Доминик.
   Она переступила с ноги на ногу и уставилась в пол.
   – Я многое хотела бы сказать вам, но сейчас не могу.
   – Женщины всегда так говорят, когда хотят что-то скрыть. Что же за секреты вы пытаетесь утаить от меня?
   Она выпрямилась и смело взглянула ему в глаза.
   – Вы о чем?
   Он натянуто улыбнулся.
   – Давайте на минуту отвлечемся от этой темы. Я подумал, вам небезынтересно будет узнать, что Том Битон отплыл на «Жозефине».
   Теперь она испугалась не на шутку.
   – Зачем вы услали Тома?
   – Чтобы он не появился вновь в самый неподходящий момент. – Он рванул ее к себе так, что они столкнулись. – Догадываетесь ли вы о том, каково это – желать женщину так, как я желаю вас? – Его рука потянулась к шнуровке платья у нее на спине. – О да, женщина вашей профессии знает, как воспламенить мужчину.
   Она покачала головой, не в силах говорить – ей одинаково сильно хотелось остаться и убежать.
   – С вашей смелостью может соперничать лишь ваша наглость, капитан, – с напускной бравадой проговорила она.
   Его взгляд жадно заметался по ее распущенным волосам, и Джуд коснулся их дрожащими пальцами.
   – Ты помутила мой рассудок, ты довела меня почти до безумия. Ты должна стать моей, иначе конца не будет этой пытке.
   – Я… я не хочу этого.
   Он поднял ее подбородок и испытующе посмотрел в ее глаза цвета морской волны.
   – Нет, ты хочешь. Ты хотела этого с самого начала, по крайней мере ты пыталась заставить меня в это поверить. Так ты обманывала меня, Доминик?
   Он в мгновение ока расшнуровал ей платье, и оно упало на пол. Его губы прижались к ее щеке и медленно двинулись ниже, следуя за изгибом ее шеи. С каждым его прикосновением, с каждым произнесенным шепотом словом желание разгоралось в ней все сильнее.
   – Прекрасная, моя прекрасная соблазнительница, теперь нас ничто не сможет разлучить.
   Одно долгое мгновение он глядел на нее, не дыша. Его губы медленно двигались навстречу ее губам, чтобы слиться в обжигающем поцелуе. Он поднял ее на руки и понес к кровати, в лихорадочной спешке избавляясь от своей одежды, и лег рядом.
   Доминик смотрела на него широко открытыми глазами. Он говорил ей о своем желании, а в следующее мгновение она чувствовала, как внутри него клокочет ярость. Что все это значило?
   Однако ум ее затуманился, а тело затрепетало от сладостного томления, когда Джуд прижался к ней своей обнаженной плотью.
   – Ты моя русалка, – бормотал он, – сейчас, сейчас я познаю сладость твоего тела.
   Его язык скользнул по ложбинке между ее грудей, и она почувствовала такое желание, сдерживать которое, казалось, было уже невозможно. Ее кожа вздрагивала под его ласками, дышать становилось все трудней.
   Но когда его рука метнулась вниз, и он стал поглаживать ее между ног, она, застонав от мучительно-сладкого ощущения во всем теле, поняла, что то был еще не предел.
   Внезапно он отодвинулся, решив, что она не должна испытывать удовольствия от их соития. В конце концов она была всего лишь шлюхой, которой его враги заплатили за то, чтобы она соблазнила его. Он будет обращаться с ней так, как она того заслуживает.
   – Ты готова принять меня? – грубо бросил он.
   С ее губ слетело приглушенно-страстное:
   – О да, да…
   Она еще ничего не успела понять, как он оказался на ней, одним движением резко подался вперед, проникая в нее, – и Доминик неожиданно ощутила резкую боль.
   Джуд почувствовал неожиданное препятствие внутри нее, но под натиском его плоти ее хрупкая девственность пала, и, когда Доминик жалобно вскрикнула, он, пораженный, едва не лишился рассудка. Значит, она еще никогда не была с мужчиной!
   То, что она обманула его и в этом, лишь подогрело его злость. Но он был весь во власти ее шелковистого лона и уже не мог остановиться, даже под угрозой смерти. Обхватив ее руками, он стал раз за разом погружаться в нее все глубже и, только когда Доминик в голос закричала от боли, немного умерил свой пыл. Он двигался медленней и нежней до той секунды, пока не испытал блаженного облегчения.
   Внезапно он перекатился на бок и внимательно на нее посмотрел. Доминик выглядела, как сорванный и измятый в грубых пальцах цветок, и Джуд понимал почему. Для женщины первый раз всегда бывает болезненным и малоприятным, если только мужчина не ведет себя с нею бережно и нежно. Знай он раньше, что она девственница, он бы сумел доставить ей наслаждение. Ему вдруг стало очень стыдно.
   Что же теперь поделаешь, думал он, пытаясь бороться с чувством вины, она сама внушила ему, будто у нее запятнанное прошлое.
   Как бы прося прощения, он наклонился и легонько поцеловал ее в губы.
   Его поцелуй показался Доминик столь небрежным, что она решила, будто происшедшее для него ровным счетом ничего не значит, и испытала невероятное унижение. Хотя ей не в чем было его упрекнуть: ведь она сама пошла на этот шаг и отдалась ему.
   – А теперь мне пора заняться делами, – холодно произнес Джуд тем временем, заправляя рубашку в брюки, – ложись спать и не жди меня.
   Она с несчастным видом подняла на него глаза.
   – Ты хочешь, чтобы я осталась здесь до твоего прихода?
   – Я настаиваю на этом. С этого дня ты останешься здесь, где я могу приглядывать за тобой.
   Он подошел к столу и, взяв вахтенный журнал, бросил его на кровать рядом с ней.
   – Кажется, ты интересовалась этим. Вот возьми, почитай на досуге.
   Доминик отвернулась к стене. Что-то произошло сегодня с Джудом, пока он был на берегу: что-то, что очень разгневало его, и этот гнев явно был направлен на нее.
   Она попыталась сосредоточиться и прояснить свои мысли. Доминик заранее была готова к тому, что ей придется отдаться Джуду Гэлланту, поэтому никаких сожалений по этому поводу она не испытывала. Однако сам акт любви, призналась она себе огорченно, оказался гораздо менее прекрасным, чем рисовался в ее воображении.
   Доминик закрыла лицо руками, не в силах сдержать бурных рыданий. Она потерпела поражение. Теперь ей оставалось только одно – вернуться на Гваделупу. И как можно скорее.

16

   Доминик даже не пыталась покинуть каюту Джуда. Хотя дверь была не заперта, она все равно чувствовала себя его пленницей.
   Утром Доминик умылась, надела брюки и рубашку и теперь сидела на кровати, поджав ноги.
   Солнце поднялось, прокатилось по небосводу и село, а она все ждала Джуда. Она прикрыла веки, надеясь избавиться от его навязчивого образа, не дававшего покоя ее мыслям. Он все время был у нее перед глазами – вот он касается ее, его губы целуют ее, и вот теперь…
   Дойдя до полного изнеможения, Доминик запретила себе вспоминать. Она отдалась ему предыдущей ночью, но вместо ожидаемой радости чувствовала лишь опустошенность.
   Может быть, любовный акт вообще приносит больше удовольствия мужчине, чем женщине? Или у нее самой что-нибудь не в порядке?
   В конце концов Доминик решила притвориться, будто ей понравилось заниматься любовью. Иначе Джуд может догадаться, что он единственный мужчина, с которым она была близка.
   Наконец дверь распахнулась и вошел Джуд. Его темные волосы спутал ветер, и ей ужасно захотелось запустить в них пальцы и пригладить непокорные кудри.
   Он бросил пренебрежительный взгляд на ее одежду.
   – Совсем необязательно было одеваться к моему приходу – уже ночь.
   Доминик изобразила зевок, хотя на самом деле зорко следила за капитаном – он с упругой грацией не торопясь подходил к ней.
   – Как вы провели день, Доминик?
   – Мечтала оказаться где-нибудь подальше от вас, – ответила она и повернулась к нему спиной, словно бы заинтересовавшись содержимым книжной полки. Но, хотя она смотрела на корешки книг, названия их она не видела: все ее внимание было поглощено Джудом.
   Надменность, прозвучавшая в словах Доминик, уязвила капитана, но он решил позволить ей играть ее роль – до поры до времени.
   – Вы ужинали?
   – Да, – односложно ответила она демонстративно, не желая поддерживать беседу.
   Перед тем как заговорить, он долго смотрел на нее.
   – Может быть, вам что-нибудь нужно?
   – Нет, мне ничего не нужно.
   В этот момент в дверь постучали, и вошел матрос с деревянным корытом в руках, а за ним еще несколько человек несли ведра с горячей водой. Доминик заметила, что все они старательно избегали ее взгляда.
   После их ухода Джуд принялся раздеваться, и Доминик поспешно направилась к двери, намереваясь уйти из каюты.
   Он поймал ее за руку.
   – Не уходите.
   – Я полагала, вы предпочтете, чтобы вам не мешали.
   – А вы не хотите побыть со мной?
   – После вчерашней ночи – не хочу.
   Он сел на стул и стал стягивать сапоги.
   – Кажется, вы меня в чем-то упрекаете?
   – Нет. С чего вы это взяли? Я с самого начала была с вами откровенна и не скрывала, что я женщина легкого поведения. Вряд ли вы были так уж удивлены, что я…
   Он не спускал с нее глаз.
   – Женщина легкого поведения… Помнится, вы говорили, будто бы даже не можете припомнить точно, со сколькими мужчинами делили ложе?
   Она грациозно пожала плечами.
   – Да ведь и вы вряд ли помните всех женщин, лежавших с вами в постели.
   Джуду пришлось изобразить нарочито хмурое выражение, чтобы не рассмеяться – это было уже слишком. Доминик оказалась еще более неискушенной, чем он думал. Она не имела представления даже о том, что мужчина не может не отличить девственницу от шлюхи.
   Он стоял в одних брюках, которые только подчеркивали безупречность его стройной фигуры.
   – Вам не понравилось, как мы провели с вами время, не так ли, Доминик?
   – Я не хочу, чтобы вы чувствовали себя уязвленным, но у меня были мужчины и получше. – Она окинула его невинным взором. – Надеюсь, я не задела вашу гордость?
   Ему стоило невероятных усилий удержаться от смеха.
   – Возможно, вам не стоит торопиться с выводами. – Он вскинул одну бровь. – Мне кажется, я смогу заставить вас изменить свою точку зрения на этот предмет.
   Она пожала плечами, словно для нее это не имело никакого значения.
   Когда Джуд принялся снимать с себя брюки, Доминик благоразумно отвернулась и подождала, пока не послышится плеск воды.
   – Не дадите ли вы мне мыло, Доминик? – попросил он, указывая на упавший на пол кусок. Если бы Доминик не отвернулась, когда хозяин каюты забирался в ванну, она бы, разумеется, заметила, что он нарочно выронил мыло.
   Она подняла мыло, протянула его Джуду и уже намеревалась удалиться, как вдруг он перехватил ее руку, затем рванул на себя, и Доминик, потеряв равновесие, упала в ванну прямо на него.
   Она чуть не задохнулась от возмущения.
   – Вы нарочно это сделали! – с упреком воскликнула она, ощутив под собой тепло его обнаженного тела.
   – Ну да, нарочно, – охотно согласился Джуд, стягивая с Доминик мокрую рубашку и бросая ее на пол.
   Ее щеки залились румянцем, и она вся затрепетала в ожидании, что же он сделает дальше. Он ловко расстегнул ее брюки, и они присоединились к рубашке на полу.
   Сняв с нее всю одежду, он мягко развернул ее и посадил к себе на колени. Доминик ощутила, что вот-вот потеряет сознание в его объятиях.
   Она едва удержала стон наслаждения, когда его руки в мыльной пене соскользнули с ее плеч и нежно обхватили ее груди.
   – Другие мужчины делали с тобой это? – Прошептал он.
   – Нет. – Ее ответ прозвучал, как всхлип. – Никто и никогда.
   С поразившей ее силой он поднял ее и уложил сверху на себя.
   – Я рад этому.
   Доминик заглянула в его глаза и увидела в них огонь безумства. Его рука поглаживала ее бедра и ягодицы, прижимая ее к себе все, теснее. Затем он немного приподнял ее и проник в ее тело. Доминик вдруг овладела бешеная страсть: она только и ждала, чтобы он продолжил, потому что сама не представляла, что нужно делать дальше.
   На этот раз, по мере того, как Джуд все глубже погружался в нее, Доминик не чувствовала боли. Напротив, все ее тело напряглось от возбуждения. Какой-то частичкой разума она подумала, что это, должно быть, неприлично – испытывать такое сильное наслаждение.
   От воды шел пар, и губы Джуда были влажными, когда он коснулся ими ее рта. Он раздвинул языком ее губы, и по ее телу прошла дрожь нового безумного удовольствия.
   Доминик не предчувствовала еще более сильного наслаждения, которое ожидало ее впереди: Джуд оставался в ней, но не двигался, целуя и лаская ее. Но вот он продолжил медленное погружение в нее, и Доминик вся изогнулась, почти не дыша ощутив, как он вошел в нее глубже.
   Глаза Доминик расширились от изумления и восхищения, когда, схватив ее за бедра, он ритмичными движениями стал раз за разом насаживать ее на себя. Не помня себя от наслаждения, она взлетала на волне страсти, которая поднялась из самых тайных глубин ее естества.
   Новые, еще никогда не испытанные ощущения захватили ее целиком, и Доминик погрузилась в них без оглядки.
   Ее руки гладили темные волосы Джуда, потом скользнули вниз по его спине и обхватили упругие ягодицы. Женщина запрокинула голову и целиком отдалась во власть мужчины. Каждое ее движение, каждая мысль, все чувства были подчинены его воле. Джуд потянулся и поймал губами упругий девичий сосок, начал нежно играть с ним и слегка прикусывать зубами, и, вскрикнув от сладкой муки, Доминик произнесла его имя.
   Как она была глупа, думая, будто акт любви приносит радость лишь мужчине! Он давал ей такое наслаждение, такую радость, что ей не хватало воздуха. Он играл на ее теле, словно был гениальным музыкантом, а она – безупречно созданным и настроенным инструментом.
   Их губы сомкнулись, руки переплелись, дыхание стало общим. Они слились, став единым телом, содрогнувшимся в миг высочайшего наслаждения. Счастье, которое они нашли друг в друге, было безграничным.
   Совершенно обессиленная Доминик, тяжело дыша, затихла на груди у Джуда. Его сильные руки нежно гладили ее спину.
   – Исправил ли я свою вчерашнюю ошибку? – он улыбнулся, шепча ей в самое ухо и заранее зная ответ. – Исправил?
   В ответ она лишь прижалась губами к его груди.
   Но он знал, что она должна была чувствовать, знал он также и то, что они будут любить друг друга снова и снова. Доминик затронула в его душе нечто такое, чего не касалась еще ни одна женщина. Она была словно ангел, явившийся с небес, дабы залечить раны его измученной души и спасти его от самого себя.
   Любовь, которую в это мгновение испытывала Доминик к Джуду, заполнила все ее существо. И ослепительное великолепие этого чувства было столь велико, что, казалось, ей не по силам пережить его. Доминик закрыла глаза, слушая, как бьется его сердце.
   Она уткнулась лицом в поросль черных волос на груди Джуда, готовая скорее умереть, чем предать его. Нужно было скорее на что-то решаться, ведь все равно ложь, существовавшая между ними, погубит их обоих.
   Джуд прижал ее к себе, закрыл глаза и приник губами к ее щеке. Бог свидетель, он долго этому сопротивлялся. Он не хотел так глубоко привязываться ни к одной женщине, особенно к этой.
 
   Итан подошел к Джуду и некоторое время стоял молча, думая, как сказать ему о том, что не давало ему, Итану, покоя.
   – Ты взял Доминик в свою каюту. Считаешь, это разумно?
   Джуд с неохотой ответил:
   – Да, именно так я и считаю. Мне необходимо наблюдать за всем, что она делает.
   – Зачем это?
   – Я установил личность нашего шпиона.
   У Итана был ошеломленный вид.
   – Какое это имеет отношение к Доминик? Не думаешь же ты, что это она?
   – Доминик Шарбоно и есть шпион. Вернее, шпионка. Все это время у меня перед глазами были очевидные доказательства, но я не желал их замечать.
   Итан не на шутку встревожился:
   – Почему же ты не отошлешь ее на берег?
   – Тебя это не касается, Итан, – прорычал Джуд, бросив на друга испепеляющий взгляд.
   – Тут ты ошибаешься – меня это касается. Мне не все равно, что с ней происходит. Я не позволю тебе…
   Глаза Джуда метали молнии.
   – Не позволишь мне что, Итан? Если мне не изменяет память, капитан этого судна я, а не ты. И пока ты находишься на борту «Вихря», ты, как и все прочие, будешь выполнять мои приказы. Это ясно?
   К удивлению Джуда, Итан заговорил мягко и без всякого гнева:
   – Я знаю тебя всю свою жизнь, Джуд. Я знаю, что ты женился на Мэри, не любя ее. Я видел, как ты похоронил вместе с ней свое сердце, потому что тебе не давало покоя чувство вины.
   – Предупреждаю тебя, Итан, – больше ни слова о Мэри. Мы оба с тобой знаем, что, если бы я внял тогда ее мольбам и остался дома, она бы до сих пор была жива.
   – Нам это не известно, Джуд. Во-первых, у Мэри было слабое здоровье. Я врач и знаю это. – Он сжал плечо Джуда и заставил его поглядеть себе в глаза. – Тебе не понравится то, что я сейчас скажу, и все же выслушай меня, я настаиваю.
   – Я слушаю.
   – Джуд, я никогда не говорил тебе, но Мэри приходила ко мне спустя неделю после того, как ты отплыл в Триполи.
   – Зачем?
   – Она умоляла меня дать ей что-нибудь… чтобы избавиться от ребенка.
   На лице Джуда выразилось недоверие.
   – Я не понимаю.
   Он весь как-то сгорбился и поник.
   – Неужели она так сильно меня ненавидела, что даже не хотела иметь от меня ребенка?
   – Ты никогда не понимал ее, Джуд, разве не так? Напротив, она любила тебя до исступления и не желала делить тебя ни с кем, даже с собственным ребенком.
   – Итан, что ты такое говоришь? – ужаснулся Джуд.
   – Так вот, насчет вины, Джуд. Когда я отказался помочь Мэри избавиться от ребенка, она пошла к какой-то женщине, и та дала ей то, что она просила. Я надеялся, что мне никогда не придется рассказывать тебе об этом, но теперь я обязан. – Он довольно долго молчал, прежде чем продолжить. – Мэри умерла потому, что снадобье, которое дала ей та женщина, не только убило ребенка, но также отравило и мать. Я знаю, что это правда, так как она попросила своего доктора послать за мной. По-моему, она получила огромное удовольствие, рассказав мне, что она сделала и почему.
   Джуд повернулся и подставил лицо порывам ветра, надеясь таким образом избавиться oт подступившей дурноты.
   – Боже милосердный, она была сумасшедшей?
   – Возможно. Но, выходит, она победила: мертвая, она привязала тебя к себе так крепко, как ей при жизни и не снилось. В своем раскаянии ты закрыл свое сердце для всего и всех.
   Джуд так долго не произносил ни слова, что Итан повернулся, намереваясь уйти, но следующие слова друга заставили его остановиться:
   – Ты даже не догадываешься, какую тяжесть я носил в своем сердце. Я винил себя в ее смерти, так как был уверен, что она считала меня виновным. Представляешь ли ты себе хоть на мгновение, каково это? Моя душа изранена, и не было дня с тех пор, как умерла Мэри, когда бы я не страдал. И не оттого, что любил ее – напротив, именно оттого, что не любил.
   – Я очень хорошо представляю, что ты переживал, ведь я видел, как ты страдаешь, и все же я хранил свою тайну. Пойми, тогда мне казалось, что правду тебе будет вынести еще тяжелее, чем ложь, в которую ты верил. Я ошибался, о чем теперь искренне сожалею.
   Джуд взглянул на небо, усыпанное звездами. Годы, прожитые с чувством вины, уходили в прошлое, и он, наконец, ощутил себя свободным.
   – Похоже, ни одна женщина не может обойтись без обмана, а, Итан?
   – Мне бы не хотелось так думать. Моя мать и сестры – добрые и правдивые, я это знаю наверняка.
   – Ну конечно, родные не в счет, – сказал Джуд без тени иронии. – Моя мать была само совершенство. Сомневаюсь, чтобы она хоть раз в жизни подумала о себе. Всегда о других. – Он горько улыбнулся Итану. – Наверное, сын смотрит на свою мать не так, как муж или… любовник.
   – Что ты собираешься делать с Доминик? – спросил Итан, решив раз и навсегда покончить с темой смерти Мэри.
   – Собираюсь выяснить, что же она так старательно пытается от меня скрыть. И что ей на самом деле нужно на моем судне.
   – Джуд, не обижай ее. Мне кажется, она уже прошла в жизни через тяжелое испытание.
   Джуд на мгновение закрыл глаза, вдохнул соленый морской воздух и посмотрел на своего друга.
   – Боюсь, наша маленькая французская шпионка уже вонзила в меня свои коготочки и держит цепко – Мэри такое никогда не удавалось. Лучше бы ты тревожился о том, как бы она не нанесла мне смертельной раны.
   Джуд повернулся и пошел прочь, оставив Итана размышлять над этим неожиданным откровением друга.

17

   Доминик была отчаянно влюблена. От всякого, даже случайного прикосновения Джуда ее сердце начинало бешено колотиться.
   В эту минуту он сидел за своим столом и делал записи в вахтенном журнале, а она лежала поперек кровати, притворяясь, будто читает, и исподтишка следила за ним.
   Джуд удивлял ее противоречивостью своей натуры. Доминик видела его в сражениях, где он в пух и прах громил своих врагов. Не раз наблюдала, как он железной рукой командовал неуправляемой командой и с легкостью подчинял этих людей своей воле. Но вместе с тем она чувствовала в нем редкую нежность, которая переворачивала ей душу.
   Почему какой-то коротышка капрал становится императором Франции, а Джуд, с его многочисленными достоинствами, занимается пиратством?
   Он оторвал взгляд от стола и улыбнулся ей.
   – Ты так пристально на меня смотришь. Что же ты при этом думаешь?
   Доминик заложила то место в книге, на котором остановилась, и села, положив руки на колени.
   – Я размышляла о том, почему ты избрал жизнь пирата.
   Он отложил перо в сторону.
   – Неужели? И какой вывод ты сделала?
   – Ты очень умный человек, Джуд. Ты мог бы стать кем угодно – кем бы только захотел.
   – Это что, один из тех упреков, которые женщина предъявляет мужчине, пытаясь вернуть его на путь истинный?
   – Нет, вовсе не так. Просто мне кажется, что ты предназначен для другого. Ведь ты образованный, тонкий человек, ну почему ты стал пиратом?
   – А что, это очень прибыльное занятие. – Он подошел к Доминик и сел на кровать. – О тебе ведь можно сказать то же самое. Почему ты выбрала свое ремесло?
   Доминик становилось все труднее и труднее изображать из себя проститутку. Ей до смерти хотелось открыть ему правду, но ведь теперь, после всего, что между ними было, Джуд определенно не поверит, будто до него у нее не было ни одного мужчины.
   Она старалась не смотреть на него.
   – Ты же сам сказал – это прибыльное занятие.
   – Однако ты не попросила с меня денег за удовольствие спать с тобой. Почему же?
   Ей стало дурно при мысли, что она может принимать от него деньги.
   – От тебя мне ничего не нужно.
   Он подошел к столу, вынул из маленькой шкатулки золотой и, вернувшись к кровати, бросил его к ней на колени.
   – За оказанные услуги.
   Джуд не ожидал от девушки такой вспышки. Доминик вскочила с кровати и швырнула золотой через всю каюту. Потом повернула к нему горящие гневом глаза и, набрав в легкие воздуху, почти закричала:
   – Никогда в жизни больше не смей этого делать! Ты заставил меня почувствовать себя опозоренной и грязной, я ненавижу тебя за это! – Ее глаза наполнились слезами, и все поплыло перед ее взором. – Ты меня совсем не знаешь. Я не всегда была такой, как сейчас. Девочкой я мечтала, как однажды встречу человека, которым буду восхищаться и который будет восхищаться мной. И он станет мне мужем. Теперь этого не будет, никогда не будет, потому что какой порядочный мужчина захочет иметь матерью своих детей падшую женщину?!
   Джуд был настолько ошеломлен, что долго не мог собраться с мыслями. Он в первый раз видел Доминик плачущей. Странно, подумалось Джуду: Мэри плакала чуть не каждый день, но через некоторое время ее слезы перестали его трогать, хотя он осуждал себя за это и всегда чувствовал свою вину перед ней.
   Но когда он увидел слезы в бирюзовых глазах Доминик, его сердце пронзила боль. Он действительно ее обидел, хотя не имел никакого намерения это делать.
   Он схватил ее руки и крепко сжал, пытаясь унять их дрожь.
   – Умоляю, прости меня, Доминик. Этот золотой – просто дурацкая шутка.
   Она повернулась к нему спиной, во всей ее фигуре чувствовалось напряжение. Доминик сердито постукивала ногой по полу, ее руки были скрещены на груди.
   Джуд развернул ее лицом к себе, обхватил руками и порывисто прижал к своей груди.