Страница:
Странное ощущение в ту долю секунды, когда ты переходишь к действию. И вот уже само действие осталось в прошлом.
Он вопит. Как Соня на автоответчике. Как Марион в заброшенном доме. Удушливый запах пороха. На его крики, безусловно, кто-то прибежит. Я спокойно слушаю, я надеюсь, что он умрет. Я не знала, что я так жестока. Я не знала, что могу оставаться безразличной к крикам боли. Он со стоном падает, может быть, он тоже выстрелит в меня, я отъезжаю на пару метров, поворачиваюсь: вернуться в дом, пока он не собрался с силами.
— Но… но что же.. , — бормочет кто-то на крыльце. — Что же это все значит?
Лорье!
Я слышу, как он бежит, бросается к куче тел. Так проходит несколько секунд, Дюпюи по-прежнему кричит.
— Но они мертвы, все мертвы! — потрясенно произносит Лорье. — Все, кроме Дюпюи…
— Мать честная! — кричит еще кто-то возле нас.
Мерканти.
Он пробегает мимо меня с криком:
— Она сошла с ума!
О, нет! Нет! Ручку, скорее. Я кладу пистолет на колени и пишу:
«Дюпюи — это Вор!» Лорье откашливается:
— Дайте мне это оружие, вы рискуете кого-нибудь поранить, — говорит он, забирая пистолет.
«Он напал на меня! Он их всех убил!»
Я не знаю, прочел ли он это, потому что он шепчет:
— Шнабель, малыш Морель и остальные, Боже мой! Это невероятно!
Не думает же он, в самом деле, что… Как бы я смогла? Первый слепой чемпион по стрельбе!
Слышу, как Мерканти успокаивает Дюпюи:
— Держись, тобой займутся, все будет в порядке.
— Я сдохну, — отвечает Дюпюи, — эта сука меня укокошила!
— Да что на вас нашло? — спрашивает меня Лорье. — Что на вас нашло?
Он не видит груду трупов у себя под носом?! Я пишу с таким нажимом, что ручка прорывает бумагу:
«Ваших людей убил Дюпюи! ОН — ВОР!»
— Надо предупредить Мартину! — кричит Мерканти. — Он истекает кровью!
Лорье убегает, оставив меня в снегу слушать, как умирает Дюпюи. За моей спиной начинается суматоха. Меня толкают. Перепуганный голос Мартины:
— Надо наложить жгут!
Голос Летиции в доме:
— И тогда?
— И тогда Элиз выстрелила в Дюпюи! — зловеще отвечает Мерканти.
— Он тяжело ранен?
— Плохи его дела.
Дюпюи больше не кричит. Несколько секунд тишины. Потом Мартина:
— Господь прибрал его…
Я только что убила человека. Я первый раз в жизни убила человека. Я должна была бы ощущать ужас. Может быть, отсутствие зрения притупляет чувствительность. Может быть, если бы я видела, как он умирает, меня бы вырвало или я бы расплакалась. Но я чувствую себя холодной и сухой, как камень на плато Ларзак.
Слышу, как волокут тело. Бросают его на другие тела. Скорбное поле брани для жандармов, погибших на боевом посту. Узурпатору тут делать нечего.
Запах «Житан». Курильщик вышел на пандус, я слышу, как потрескивает его сигарета. Другие шаги, голос Мартины:
— Бедный Дюпюи, он был такой веселый!
А эти ребята, на земле, они не были веселыми? Ты что, полная идиотка?
— Но почему он показался вам подозрительным? — продолжает она.
— Подо-зри, подо-сри, cри, насри! Насри!
— Ох, замолчи! — это она Кристиану.
Я и не слышала, как он подошел. Почему Дюпюи показался мне подозрительным? Ну, что же, представь себе, что на земле валяется куча трупов, а вооруженный Дюпюи угрожает мне, и вот я, в силу необъяснимого психического отклонения, нахожу это немного подозрительным!
— Присмотри за ней, — добавляет Мартина, не дожидаясь моего ответа, — я сейчас вернусь.
Присмотреть за мной? Дальше некуда! Я остаюсь кипеть от возмущения в обществе неизвестного курильщица и Кристиана, под не слишком надежным прикрытием металлического навеса.
Мерканти чем-то занимается. Интересно, что никто другой не вышел посмотреть, что происходит. Безусловно, это Лорье помешал выйти пансионерам. Нет нужды травмировать их еще больше. Кристиан, наверное, удрал. Он совершенно спокоен, это меня удивляет. Чирканье спички, запах табака.
Кто-то насвистывает «Маринеллу». Первые такты.
«Маринелла, что за штуки это ноги или руки, а когда я разобрал… »
— В зад тебя поце'овал! — взвизгивает Кристиан. Свист продолжается, потом Кристиан вопит:
«Ма'инелла, ты воняешь, рот твой пахнет табаком!», после чего снова раздается свист, а потом меня пронизывает холод, еще более леденящий, чем настоящий, зимний мороз.
Когда Кристиан поет, никто не свистит. Когда кто-то свистит, Кристиан не поет.
Значит, мы тут вдвоем — он и я? И это он курит «Житан»? Он курит «Житан» и изъясняется совершенно нормально?
— А вы знали, что Дюпюи звали Альфонсом? — спрашивает меня курильщик.
— Альфос — длинный нос! — лающий голос Кристиана.
— А вы знали, что второе имя Франсины — Тереза?
— Тереза — Терезб, коза-дереза! — вопит Кристиан.
— А вы знали, что я прозвал вас «Ночной колпак»? — спрашивает он, понизив голос еще больше.
Его губы касаются моего уха.
— Колпак — дурак! — произносят губы, касающиеся моей мочки.
Если бы я могла закрыть глаза. Ничего больше мысленно не видеть, не слышать, не понимать. Не представлять себе смеющегося Кристиана, склонившегося надо мной, не слышать, как он говорит мне: «Хорошо я вас поимел, а?», не понимать, что я ничего не поняла!
Кристиан! Не Леонар! Кристиан!
Но какое отношение ко всему этому имеет Дюпюи?
— Хотите, я вам немножко почитаю? — предлагает мне Кристиан.
Требуется какое-то время, чтобы его слова дошли до моего слуха. Он уже начал читать, запинаясь:
— «Примечания автора: можно ли сделать так, чтобы Вор пытал Иветт, не влияя на эмоциональное восприятие читателя? Обратить внимание на реакции отторжения в ответ на крайности! Не превращать в фарс!»
Что?!
Он уже продолжает:
— «С другой стороны, следует найти способ сделать Элиз менее скучной. Любовник? Пусть она спит с Вором? » Вор и Элиз, ха-ха-ха! — задыхается он.
Я чувствую, что у меня пересыхает во рту. Шелест быстро переворачиваемых страниц. Он читает дальше:
— «Глава 2: Элиз встречает грустную молодую девушку, которая что-то знает… Глава 4: Иветт и директриса играют в карты. Элиз дремлет возле террасы… Глава 8: Элиз входит в комнату и находит там тело повесившейся молодой калеки… » Ну как, Элиз души моей, нравится вам это?
Элиз с раскрытым ртом, с опущенными руками уставилась в пустоту. Пустота перед глазами, пустота в голове.
Так, значит, все было написано?
14
Он вопит. Как Соня на автоответчике. Как Марион в заброшенном доме. Удушливый запах пороха. На его крики, безусловно, кто-то прибежит. Я спокойно слушаю, я надеюсь, что он умрет. Я не знала, что я так жестока. Я не знала, что могу оставаться безразличной к крикам боли. Он со стоном падает, может быть, он тоже выстрелит в меня, я отъезжаю на пару метров, поворачиваюсь: вернуться в дом, пока он не собрался с силами.
— Но… но что же.. , — бормочет кто-то на крыльце. — Что же это все значит?
Лорье!
Я слышу, как он бежит, бросается к куче тел. Так проходит несколько секунд, Дюпюи по-прежнему кричит.
— Но они мертвы, все мертвы! — потрясенно произносит Лорье. — Все, кроме Дюпюи…
— Мать честная! — кричит еще кто-то возле нас.
Мерканти.
Он пробегает мимо меня с криком:
— Она сошла с ума!
О, нет! Нет! Ручку, скорее. Я кладу пистолет на колени и пишу:
«Дюпюи — это Вор!» Лорье откашливается:
— Дайте мне это оружие, вы рискуете кого-нибудь поранить, — говорит он, забирая пистолет.
«Он напал на меня! Он их всех убил!»
Я не знаю, прочел ли он это, потому что он шепчет:
— Шнабель, малыш Морель и остальные, Боже мой! Это невероятно!
Не думает же он, в самом деле, что… Как бы я смогла? Первый слепой чемпион по стрельбе!
Слышу, как Мерканти успокаивает Дюпюи:
— Держись, тобой займутся, все будет в порядке.
— Я сдохну, — отвечает Дюпюи, — эта сука меня укокошила!
— Да что на вас нашло? — спрашивает меня Лорье. — Что на вас нашло?
Он не видит груду трупов у себя под носом?! Я пишу с таким нажимом, что ручка прорывает бумагу:
«Ваших людей убил Дюпюи! ОН — ВОР!»
— Надо предупредить Мартину! — кричит Мерканти. — Он истекает кровью!
Лорье убегает, оставив меня в снегу слушать, как умирает Дюпюи. За моей спиной начинается суматоха. Меня толкают. Перепуганный голос Мартины:
— Надо наложить жгут!
Голос Летиции в доме:
— И тогда?
— И тогда Элиз выстрелила в Дюпюи! — зловеще отвечает Мерканти.
— Он тяжело ранен?
— Плохи его дела.
Дюпюи больше не кричит. Несколько секунд тишины. Потом Мартина:
— Господь прибрал его…
Я только что убила человека. Я первый раз в жизни убила человека. Я должна была бы ощущать ужас. Может быть, отсутствие зрения притупляет чувствительность. Может быть, если бы я видела, как он умирает, меня бы вырвало или я бы расплакалась. Но я чувствую себя холодной и сухой, как камень на плато Ларзак.
Слышу, как волокут тело. Бросают его на другие тела. Скорбное поле брани для жандармов, погибших на боевом посту. Узурпатору тут делать нечего.
Запах «Житан». Курильщик вышел на пандус, я слышу, как потрескивает его сигарета. Другие шаги, голос Мартины:
— Бедный Дюпюи, он был такой веселый!
А эти ребята, на земле, они не были веселыми? Ты что, полная идиотка?
— Но почему он показался вам подозрительным? — продолжает она.
— Подо-зри, подо-сри, cри, насри! Насри!
— Ох, замолчи! — это она Кристиану.
Я и не слышала, как он подошел. Почему Дюпюи показался мне подозрительным? Ну, что же, представь себе, что на земле валяется куча трупов, а вооруженный Дюпюи угрожает мне, и вот я, в силу необъяснимого психического отклонения, нахожу это немного подозрительным!
— Присмотри за ней, — добавляет Мартина, не дожидаясь моего ответа, — я сейчас вернусь.
Присмотреть за мной? Дальше некуда! Я остаюсь кипеть от возмущения в обществе неизвестного курильщица и Кристиана, под не слишком надежным прикрытием металлического навеса.
Мерканти чем-то занимается. Интересно, что никто другой не вышел посмотреть, что происходит. Безусловно, это Лорье помешал выйти пансионерам. Нет нужды травмировать их еще больше. Кристиан, наверное, удрал. Он совершенно спокоен, это меня удивляет. Чирканье спички, запах табака.
Кто-то насвистывает «Маринеллу». Первые такты.
«Маринелла, что за штуки это ноги или руки, а когда я разобрал… »
— В зад тебя поце'овал! — взвизгивает Кристиан. Свист продолжается, потом Кристиан вопит:
«Ма'инелла, ты воняешь, рот твой пахнет табаком!», после чего снова раздается свист, а потом меня пронизывает холод, еще более леденящий, чем настоящий, зимний мороз.
Когда Кристиан поет, никто не свистит. Когда кто-то свистит, Кристиан не поет.
Значит, мы тут вдвоем — он и я? И это он курит «Житан»? Он курит «Житан» и изъясняется совершенно нормально?
— А вы знали, что Дюпюи звали Альфонсом? — спрашивает меня курильщик.
— Альфос — длинный нос! — лающий голос Кристиана.
— А вы знали, что второе имя Франсины — Тереза?
— Тереза — Терезб, коза-дереза! — вопит Кристиан.
— А вы знали, что я прозвал вас «Ночной колпак»? — спрашивает он, понизив голос еще больше.
Его губы касаются моего уха.
— Колпак — дурак! — произносят губы, касающиеся моей мочки.
Если бы я могла закрыть глаза. Ничего больше мысленно не видеть, не слышать, не понимать. Не представлять себе смеющегося Кристиана, склонившегося надо мной, не слышать, как он говорит мне: «Хорошо я вас поимел, а?», не понимать, что я ничего не поняла!
Кристиан! Не Леонар! Кристиан!
Но какое отношение ко всему этому имеет Дюпюи?
— Хотите, я вам немножко почитаю? — предлагает мне Кристиан.
Требуется какое-то время, чтобы его слова дошли до моего слуха. Он уже начал читать, запинаясь:
— «Примечания автора: можно ли сделать так, чтобы Вор пытал Иветт, не влияя на эмоциональное восприятие читателя? Обратить внимание на реакции отторжения в ответ на крайности! Не превращать в фарс!»
Что?!
Он уже продолжает:
— «С другой стороны, следует найти способ сделать Элиз менее скучной. Любовник? Пусть она спит с Вором? » Вор и Элиз, ха-ха-ха! — задыхается он.
Я чувствую, что у меня пересыхает во рту. Шелест быстро переворачиваемых страниц. Он читает дальше:
— «Глава 2: Элиз встречает грустную молодую девушку, которая что-то знает… Глава 4: Иветт и директриса играют в карты. Элиз дремлет возле террасы… Глава 8: Элиз входит в комнату и находит там тело повесившейся молодой калеки… » Ну как, Элиз души моей, нравится вам это?
Элиз с раскрытым ртом, с опущенными руками уставилась в пустоту. Пустота перед глазами, пустота в голове.
Так, значит, все было написано?
14
— Пошли, пора возвращаться, — заключает Кристиан.
Он везет меня в дом.
Как все это могло оказаться предвиденным? Появляется абсурдная, но пугающая мысль о том, что на самом деле я — персонаж книги. Может быть, я не существую? Но нет, иначе какие же у меня могут быть ощущения? Хотя, честно говоря, у меня нет никаких ощущений, кроме того, что я — ком студня, мягкого и безвкусного, колышущегося на инвалидном кресле.
Люди внутри о чем-то спорят. При нашем появлении все замолкают. Кто-то прибегает, под его шагами вибрирует паркет.
— Элиз! — кричит дядя. — Где ты была?
— Она пришила бригадира Дюпюи, — бросает ему Мерканти.
Дядя смеется. Да, он СМЕЕТСЯ.
— Ну, это уже, пожалуй, чересчур! — добродушно отвечает он.
Он что, выпил?
— Говорю вам, что ваша сука племянница…
— Я вам запрещаю! — гремит Фернан.
— … только что убила Альфонса! — чеканит Мерканти.
— Что?! Но как это могло случиться? Это не были холостые выстрелы? — дрожащим удивленным голосом спрашивает дядя.
Студень оказывается у меня между ушей, расплывается по всему телу. Замерзшие синапсы отказываются передавать мысли. Хочется рвать на себе волосы и орать: «Не врубаюсь!».
— Но в фильмах не используют боевые патроны! — возмущается дядя. — Это шутка!
Ага, фильм, и статисты, они там лежат в снегу и ждут, когда им заплатят… Фильм. Слово медленно вплывает в мое паническое настроение, прокладывает себе путь среди смятения. И за ним другое — «статисты». И жужжание камеры Жан-Клода.
Статисты? Эти мерзавцы снимали филъм?! Надо мной издевались?! Да, точно как в том фильме, где герой — единственный, кто не подозревает, что его снимают? Значит, ощущение, что я играю в пьесе, было правильным?! Ну да, эти ремарки, которые читал Кристиан! Сценарий! Злость смешивается с облегчением, я почти готова рассмеяться.
— Кто вам рассказал про фильм? — говорит в это время Мерканти моему дяде.
— Да Элиз, — растерянно отвечает тот. — В записке, упавшей на пол?!
Слышу, как он роется в карманах. Потом говорит:
— Должен честно сказать, что по приезде я был очень расстроен из-за Сони и сильно волновался. Повсюду полиция, рассказы об убийствах, о бомбе, о раненых, как в театре! Кстати, отличная постановка. Дошло до того, что я рассказал всю свою жизнь тому, кто играет старшину.
Я цепляюсь за его слова, как альпинист за истрепанную веревку.
— Да, тут вы меня здорово обставили! — с восхищением говорит он. — Хотя мне показалось довольно жестоким, что вы заставили меня поверить в смерть моей крестницы. Ну вот, я чувствовал себя весьма неуютно, а потом нашел записку Элиз, вот, слушайте: «Дядя, не волнуйся, это все кино! На самом деле все в порядке. Но это тайна, никому не рассказывай, даже Жюстине. Пожалуйста, веди себя так, как будто ты ничего не знаешь, как можно более естественно. Позже я тебе все объясню, рассчитываю на тебя. Элиз».
Но я никогда не писала этого! — беззучно ору я.
— Мне показалось, что все это довольно странно, — продолжает дядя, — но я испытал такое облегчение! Элиз всегда любила тайны, так что я сказал себе, что надо подождать несколько часов, что вы закончите съемку вашего эпизода, а потом я получу более внятные объяснения.
Летиция прыскает.
— Я была уверена, что это сработает! — заявляет она, и от этих слов меня передергивает.
— Потом, когда я узнал, — добавляет дядя, — я понял, что все это комедия: старшина, который больше похож на девочку, суетящиеся жандармы, эпизод взрыва в снегу с Леонаром, который выглядел, как будто только что из гримерки, Иветт, бегающая взад и вперед, медсестра с камерой на плече, мадам Ачуель с ее театральной декламацией, короче говоря… я даже подумал, что все играют из рук вон плохо, мне хотелось смеяться.
— Ну, вот что, дорогой месье Андриоли, на самом деле, это не художественный фильм… — начинает Ян.
Ян! И ты туда же!
— Скорее документальный, — продолжает Летиция.
— Документально-художественный, — уточняет Франсина.
Я до крови вжимаю ногти в ладонь, от этого мне становится легче.
— Видите ли, была мысль сделать продолжение приключений Элиз, — снова вступает Ян.
— Я прекрасно понял! — восклицает дядя. — Знаете, молодой человек, я не идиот!
— Да, но продолжение настоящее, — продолжает Ян, — чтобы написать второй том о приключениях вашей племянницы.
— Отлично, идея хорошая.
— Итак, мы все договорились, — подтверждает Франсина. — Так о чем шла речь в первом томе? — спрашивает она тоном школьной учительницы.
— Хм… об убийствах детей в Буасси и о том, как Элиз расследовала все это, — бормочет дядя.
— И вам не кажется, что успех книги вызван тем, что это не какой-то банальный детектив, а рассказ о пережитом?
— Разумеется.
— Значит, вы поймете, что мы решили следовать тому же modus operandi[5]. Следовательно: а) чтобы написать бестселлер на основании реально пережитой истории, прежде всего надо, чтобы герой — или героиня — пережил ее. Вы по-прежнему согласны со мной, месье Андриоли?
— Э-э, да… — еле слышно лепечет дядя.
— Итак? б) именно это мы и организовали, дорогой мой! — победно восклицает Франсина. — По сути дела, все началось, когда Б*А* отправила это электронное послание в свое издательство, — уточняет она.
Где же Иветт и Жюстина? Давайте идите скорее сюда, посмейтесь с остальными.
— Она ошиблась адресом, и письмо пришло к нам, в «ПсиГот'ик».
— Куда? — переспрашивает дядя.
— «ПсиГот'ик». Журнал тотального искусства. Форма признания полиэкспрессивного искусства. Психо-Искусства, уничтожающего старые концепции и вышедшие из моды предрассудки и берущего начало в подсознательных синаптических передачах каждого из нас.
Я с горечью думаю, что главным редактором такого журнала должна быть Жюстина… Кстати, я вспоминаю, что Летиция нашла у нее в комнате один экземпляр. Права я была, что не доверяла ей.
— Б*А* провела конференцию в ходе организованного нами коллоквиума, мы прониклись симпатией друг к другу, и я дала ей свои координаты, — поясняет Франсина. — Отсюда и ошибка при отправке. Взмах крыла бабочки породил ураган.
— Какой ураган? — спрашивает Кристиан. — Урагана не предвиделось.
— Это метафора! — бросает Ян. — Не перебивай Франсину, все и так достаточно сложно.
Кристиан бормочет сквозь зубы : «Сложно — ложно — все можно».
— И вот что Б*А* писала редактору своей серии, — продолжает Франсина. — «Дорогой Р*П*, мне неприятно беспокоить вас, и я понимаю, что очень запаздываю со сдачей „Элиз-2, Снежная смерть“, но у меня возникла куча проблем, и мне приходится выплачивать большие суммы за дом, который я купила в Каннах. Я была бы бесконечно признательна, если бы вы согласились выплатить мне существенный аванс, чтобы поддержать меня на плаву. В любом случае, не волнуйтесь, все идет хорошо, думаю, что закончу месяца через два. Прилагаю канву нового романа».
— Ничего удивительного, что она забуксовала, — хихикает Франсина. — Страх чистого листа. Это нормально: первая книжка была написана на основании реальных событий. И Элиз — это не персонаж, это реальный, никому не принадлежащий человек, вы следите за ходом моих мыслей?
— Разумеется, — повторяет мой дядя в полной растерянности. — Так что это за канва?
— Синопсис, если вам так больше нравится.
Не думаю, что ему это нравится больше, но он говорит «ага, ага», и Франсина возобновляет свой рассказ, словно только этого она и желала в течение долгих месяцев (видимо, так оно и было):
— Я вам читаю.
— Что вы мне читаете? — спрашивает уже совершенно сбитый с толку дядя.
— Текст Б*А*.
— Но вы мне его уже прочли.
— Нет, тот текст, который определил последовательность событий, приведших к тому, что мы здесь сейчас имеем.
Дядя уже ничего больше не спрашивает.
— Итак, я вам читаю! — твердо повторяет Франсина. — «Зима. Элиз должна уехать на зимний курорт Кастен в Приморских Альпах. К своему дяде».
Судя по всему, это ей сказала Иветт.
— «В Кастене она поселится в заведении для взрослых инвалидов», это, — объясняет она нам, — я рассказала ей, что возглавляю ГЦОРВИ и что, по забавному совпадению, он находится в деревне, откуда родом дядюшка Элиз! Представьте, как это должно было повлиять на писательницу! Ну что же, в конце концов, все черпают вдохновение из реальной жизни, — мечтательно шепчет она, а затем продолжает: — «Элиз находит друзей среди пансионеров. Вскоре после этого происходят ужасные убийства, приписываемые Д. Вору».
— Мне всегда казалось, что это слабая отправная точка! — с презрением говорит Мерканти.
— Может быть, но все-таки это была хоть какая-то основа! — возражает Франсина. — Далее сюжет развивался довольно запутанно, и мы решили воплотить его в жизнь в буквальном смысле этого слова. А потом дописать продолжение и сорвать большой куш! — продолжает она.
— Но для этого нам нужен был достойный сюжет! — говорит Ян.
— Нечто захватывающее! — поддакивает . Петиция.
— Реальная история, которую Элиз действительно пережила бы, в ходе которой писала бы свои коротенькие записочки. А для того, чтобы она действительно пережила ее, нужно было, чтобы ни Элиз, ни Б*А* не знали о происходящем! — Франсина произносит это громко и внятно, как будто мой дядя глухой или выжил из ума.
— Ну ладно, тут я с вами вполне согласен! — отвечает он.
— По-моему, вы не совсем поняли, — говорит Мерканти. — В фильме играют актеры. А мы решили сделать инсценировку романа с участием непрофессионалов, чтобы действие получилось более реалистичным, до вас доходит?
— Непрофессионалов? — переспрашивает дядя.
— Речь идет о триумфе воображаемого над инертной материей реальности! — восклицает Летиция. — Мы, в буквальном смысле этого слова, перевоплотились в героев романа. Мы переписали жизнь в прямом эфире!
— Чью жизнь? — спрашивает дядя.
— Да всех! Вы знаете, что такое «снафф-муви»[6]? — возбужденно восклицает Ян. — Это фильм, в котором людей убивают по-настоящему. Это стоит миллиарды. А мы сделали «снафф-бук».
— Это омерзительно, — говорит дядя. — Да кто вы такие? — резко добавляет он.
— Мы вам только что сказали: персонажи романа! — парирует Мартина.
— Я имею в виду: вы действительно актеры? — настаивает дядя внезапно изменившимся голосом.
— Да, синьор! — отвечает Франсина. — Мы — актеры театра «Комедия делла Вита»! Друзья Искусства, с большой буквы И, Исполнительства, Истории, Истомы.
— Изничтожения, — с гордостью добавляет Кристиан.
— Я пытаюсь объяснить вам, месье Андриоли, — вновь заговаривает Франсина, чеканя слова, — что мы поставили реалити-шоу. В котором участвуют Элиз, вы сами, Иветт, Жюстина и наши дорогие постояльцы, исполняющие роли самих себя.
— С этим все ясно. Но как понять это, все эти… эти…
— «Снафф-муви», — повторяет Кристиан. — Снафф-снафф-снафф-чхи!
— Как я начала объяснять вам, — пронзительным голосом продолжает Франсина, — мы решили подставить плечо автору, испытывавшему недостаток вдохновения… Кристиан, помолчи пару секунд, прошу тебя…
— Ра-ра-ра — радости любви, они не длятся вечно, — запевает Кристиан фальцетом.
— Ах-ах, как смешно! Итак, я говорила, что мы искали ключевую линию, чтобы бросить Элиз на борьбу с пресловутым Д. Вором.
— Да кто это такой — Д. Вор? — спрашивает дядя.
— Убийца, придуманный Б*А*. Но одного убийцы мало, еще нужен сюжет. Тихо, не перебивайте меня, слушайте! По счастливому стечению обстоятельств, в тот день, когда Леонар приехал в клинику в Ницце, где должен был проходить лечение, он услышал, как какая-то наркоманка назвала себя Марион Эннекен. Фамилия достаточно редкая, и он подумал, что она может быть родственницей его одноклассника по лицею. Он разговорился с ней и выяснил, что она действительно вдова Эннекена. Они понравились друг другу, и Леонар представил ей Яна, секретаря юго-восточного отделения нашей ассоциации. Конечно, Марион не устояла перед чарами Яна. И тут новое совпадение — оказалось, что буквально в это же время ее посетила наша прелестная Соня и рассказала, что они сестры: старый Моро выболтал ей секрет! Вот тут-то у нас и завязалась интрига! От рук кровавого убийцы погибает Марион, потом ее сводная сестра, но автор обоих преступлений не сумасшедший, а их сводный брат, рассчитывающий на наследство! Сводный брат, живущий в ГЦОРВИ и убивающий под именем Д. Вора! Улавливаете, дорогой мой? — развязно добавляет она, обращаясь к моему дяде.
Значит, я правильно угадала… сценарий. Горькое удовлетворение!
Недоверчивый голос Фернана прерывает самодовольное молчание:
— Но ведь вы не… Соня… Марион… Они не … Или они…
Он не заканчивает фразу, этот рассказ совершенно выбил его из колеи.
— Вы что, не читали газеты? — спрашивает его Мартина.
— Я был в Польше! А оттуда поехал прямо в Италию, где и получил сообщение на мобильный.
— А наша милая Жюстина? Она вам ни о чем не рассказывала?
— Именно что рассказывала! И я с ума сходил от беспокойства, — резко возражает Фернан, — но тут записка Элиз убедила меня в том, что я приехал в самый разгар съемок и что Жюстина сама не была в курсе дела!
Меня бросает в жар и холод. Мне плохо. В голове мелькают воспоминания: да, он приехал после того, как увезли труп Вероник Ганс. Он действительно ничего не видел. Даже взрыва в кухне.
— Вы же не хотите сказать мне, что на самом деле убили их? — внезапно кричит он.
— Конечно же, мы их убили! — восклицает Кристиан.
— И вас тоже убьют и продадут съемку сцены вашего искупления на телевидение! — вдруг вмешивается Мартина. — Они заплатят миллионы, чтобы пустить это в новостях!
— Вся красота именно в том, что нет никаких трюков! — загорается Летиция. — Я действительно калека.
— А я действительно сумасшедший! — подает голос Кристиан.
Смех. Где же остальные пансионеры? Эмили, Клара, Леонар, Жан-Клод, Бернар… Мертвы? А эксперты из лаборатории? Они что, всех убили?
— Вы сказали мне, что Элиз раскроет тайну в прямом эфире, что на этом можно заработать кучу бабок! — растерянно бормочет дядя.
— Так мы и заработаем кучу бабок! — вопит Кристиан — Бабки-бабки-бабки, тапки-тряпки!
— Нечего делить шкуру неубитого медведя! — осаживает его Мерканти. — Мы еще не придумали развязку.
— Мы сто раз об этом говорили! — перебивает его Франсина. — Слушай: «Элиз обнаруживает, что Леонар — сын Фернана и, следовательно, сводный брат Сони и Марион и что он убил их, чтобы заполучить наследство Гастальди!»
— «И, прежде чем удрать, он убивает Элиз», — уточняет Мартина.
— Вы забыли, что этот психованный Леонар больше ни о чем не желает слышать, — замечет Мерканти.
Леонар отказывается участвовать в их безумной игре? Лучик надежды.
— Да плевать. Его все равно можно как-то использовать! — ледяным голосом отвечает Ян.
— Кто вы? — повторяет дядя, как пьяный попугай. — Кто вы? Скажите мне, что это шутка, а это же шутка, правда?!
— Верно, мы не представились! — вскрикивает Летиция, хлопая в ладоши. — Ян, давай!
— Хорошо. Дамы и господа, — декламирует он зычным голосом, — вы только что смотрели «Снежную смерть», в роли самой себя — наша международная звезда в инвалидном кресле Элиз Андриоли!
Аплодисменты.
— В роли Франсины Ачуель — Тереза, литературный редактор «ПсиГот'ик». Ах, Тереза! Наша муза и вдохновительница! Кроме того, будучи специалистом по воспитанию глубоко умственно отсталых, по совместительству еще и директриса ГЦОРВИ. Тереза тайно ведет изыскания в области скульптуры из живых материалов.
Скульптура из живых материалов… О, нет!
— … и, как страстная любительница театра, она разработала концепцию «маленьких пьес из пережитого», как она их называет, то есть пьес, где все происходит на самом деле, по примеру тех древнеримских спектаклей, в которых приговоренных действительно пытали.
Смысл этой фразы доходит до меня через несколько долей секунды.
— В роли героини-любовницы: Летиция!
Смех.
— В пятнадцать лет Летиция получила свою первую роль в «Элен и ребятах», но из-за недостойного алкоголика-отца, севшего в пьяном виде за руль, ей пришлось распрощаться со всеми мечтами. Тогда Летиция потрудилась над тем, чтобы расставить все по местам: она всерьез занялась тормозной системой автомобиля аморального отца, и тот в буквальном смысле слова слился с природой. После четырех лет обезличивающего лечения она смогла присоединиться к нам.
Несостоявшаяся героиня молодежной комедии, воплощение злопамятности. Четыре года заключения, прежде чем она научилась играть роль нормальной, излечившейся молодой девушки. У меня в ушах все еще звучит ее радостный голос, рассказывающий об отце. Об отце, которого она убила.
— В роли Дюпюи, — продолжает Ян с ноткой грусти в голосе, — выступал наш дорогой Жежен, бомж, сумевший подняться до вершин поэзии. Он описывал состояние своей души на коже своих собратьев с помощью битых бутылок.
— Мир праху его! — сюсюкает Мартина тоном матери-настоятельницы.
Я вспоминаю, как меня поразил далекий от «военного» лексикон вышеназванного Жежена. Но я не сделала из этого выводов, которые могли бы спасти нам жизнь. «Элиз, ты всего лишь жалкая сучка!» — в моей стиснутой болью голове все еще звучит его крик.
— В роли безумного ученого: Леонар! — провозглашает Ян. — Предтеча американских школьников, осуществлявших воздействие на массы. Леонар — специалист по преобразованию энергии тканей путем сжигания. Он дал пятнадцати своим соученикам возможность освободить всю совокупность их телесной энергии, подпалив лицей в год своей подготовки к поступлению в Политехнический институт. Акт научной отваги, за который он был вынужден заплатить десятью годами вредоносной групповой терапии!
Я тут же вспоминаю, как Юго рассказывал нам о пожаре в классе Леонара. Но он не знал, что сам Леонар и поджег его!
— В роли преданной медсестры выступает посланница небес, — продолжает Ян, явно получающий удовольствие от своего мрачного панегирика. — Мартина подтирала задницы старикам в богадельне, когда Господь послал за ней. Она работает с Ним напрямую, выискивая гибнущие души и вырывая их из нашего грязного мира, чтобы отправить в безопасное место рядом с нашим общим Отцом. Она работала во многих больницах, прежде чем познакомилась с Франсиной в центре для детей-аутистов.
Он везет меня в дом.
Как все это могло оказаться предвиденным? Появляется абсурдная, но пугающая мысль о том, что на самом деле я — персонаж книги. Может быть, я не существую? Но нет, иначе какие же у меня могут быть ощущения? Хотя, честно говоря, у меня нет никаких ощущений, кроме того, что я — ком студня, мягкого и безвкусного, колышущегося на инвалидном кресле.
Люди внутри о чем-то спорят. При нашем появлении все замолкают. Кто-то прибегает, под его шагами вибрирует паркет.
— Элиз! — кричит дядя. — Где ты была?
— Она пришила бригадира Дюпюи, — бросает ему Мерканти.
Дядя смеется. Да, он СМЕЕТСЯ.
— Ну, это уже, пожалуй, чересчур! — добродушно отвечает он.
Он что, выпил?
— Говорю вам, что ваша сука племянница…
— Я вам запрещаю! — гремит Фернан.
— … только что убила Альфонса! — чеканит Мерканти.
— Что?! Но как это могло случиться? Это не были холостые выстрелы? — дрожащим удивленным голосом спрашивает дядя.
Студень оказывается у меня между ушей, расплывается по всему телу. Замерзшие синапсы отказываются передавать мысли. Хочется рвать на себе волосы и орать: «Не врубаюсь!».
— Но в фильмах не используют боевые патроны! — возмущается дядя. — Это шутка!
Ага, фильм, и статисты, они там лежат в снегу и ждут, когда им заплатят… Фильм. Слово медленно вплывает в мое паническое настроение, прокладывает себе путь среди смятения. И за ним другое — «статисты». И жужжание камеры Жан-Клода.
Статисты? Эти мерзавцы снимали филъм?! Надо мной издевались?! Да, точно как в том фильме, где герой — единственный, кто не подозревает, что его снимают? Значит, ощущение, что я играю в пьесе, было правильным?! Ну да, эти ремарки, которые читал Кристиан! Сценарий! Злость смешивается с облегчением, я почти готова рассмеяться.
— Кто вам рассказал про фильм? — говорит в это время Мерканти моему дяде.
— Да Элиз, — растерянно отвечает тот. — В записке, упавшей на пол?!
Слышу, как он роется в карманах. Потом говорит:
— Должен честно сказать, что по приезде я был очень расстроен из-за Сони и сильно волновался. Повсюду полиция, рассказы об убийствах, о бомбе, о раненых, как в театре! Кстати, отличная постановка. Дошло до того, что я рассказал всю свою жизнь тому, кто играет старшину.
Я цепляюсь за его слова, как альпинист за истрепанную веревку.
— Да, тут вы меня здорово обставили! — с восхищением говорит он. — Хотя мне показалось довольно жестоким, что вы заставили меня поверить в смерть моей крестницы. Ну вот, я чувствовал себя весьма неуютно, а потом нашел записку Элиз, вот, слушайте: «Дядя, не волнуйся, это все кино! На самом деле все в порядке. Но это тайна, никому не рассказывай, даже Жюстине. Пожалуйста, веди себя так, как будто ты ничего не знаешь, как можно более естественно. Позже я тебе все объясню, рассчитываю на тебя. Элиз».
Но я никогда не писала этого! — беззучно ору я.
— Мне показалось, что все это довольно странно, — продолжает дядя, — но я испытал такое облегчение! Элиз всегда любила тайны, так что я сказал себе, что надо подождать несколько часов, что вы закончите съемку вашего эпизода, а потом я получу более внятные объяснения.
Летиция прыскает.
— Я была уверена, что это сработает! — заявляет она, и от этих слов меня передергивает.
— Потом, когда я узнал, — добавляет дядя, — я понял, что все это комедия: старшина, который больше похож на девочку, суетящиеся жандармы, эпизод взрыва в снегу с Леонаром, который выглядел, как будто только что из гримерки, Иветт, бегающая взад и вперед, медсестра с камерой на плече, мадам Ачуель с ее театральной декламацией, короче говоря… я даже подумал, что все играют из рук вон плохо, мне хотелось смеяться.
— Ну, вот что, дорогой месье Андриоли, на самом деле, это не художественный фильм… — начинает Ян.
Ян! И ты туда же!
— Скорее документальный, — продолжает Летиция.
— Документально-художественный, — уточняет Франсина.
Я до крови вжимаю ногти в ладонь, от этого мне становится легче.
— Видите ли, была мысль сделать продолжение приключений Элиз, — снова вступает Ян.
— Я прекрасно понял! — восклицает дядя. — Знаете, молодой человек, я не идиот!
— Да, но продолжение настоящее, — продолжает Ян, — чтобы написать второй том о приключениях вашей племянницы.
— Отлично, идея хорошая.
— Итак, мы все договорились, — подтверждает Франсина. — Так о чем шла речь в первом томе? — спрашивает она тоном школьной учительницы.
— Хм… об убийствах детей в Буасси и о том, как Элиз расследовала все это, — бормочет дядя.
— И вам не кажется, что успех книги вызван тем, что это не какой-то банальный детектив, а рассказ о пережитом?
— Разумеется.
— Значит, вы поймете, что мы решили следовать тому же modus operandi[5]. Следовательно: а) чтобы написать бестселлер на основании реально пережитой истории, прежде всего надо, чтобы герой — или героиня — пережил ее. Вы по-прежнему согласны со мной, месье Андриоли?
— Э-э, да… — еле слышно лепечет дядя.
— Итак? б) именно это мы и организовали, дорогой мой! — победно восклицает Франсина. — По сути дела, все началось, когда Б*А* отправила это электронное послание в свое издательство, — уточняет она.
Где же Иветт и Жюстина? Давайте идите скорее сюда, посмейтесь с остальными.
— Она ошиблась адресом, и письмо пришло к нам, в «ПсиГот'ик».
— Куда? — переспрашивает дядя.
— «ПсиГот'ик». Журнал тотального искусства. Форма признания полиэкспрессивного искусства. Психо-Искусства, уничтожающего старые концепции и вышедшие из моды предрассудки и берущего начало в подсознательных синаптических передачах каждого из нас.
Я с горечью думаю, что главным редактором такого журнала должна быть Жюстина… Кстати, я вспоминаю, что Летиция нашла у нее в комнате один экземпляр. Права я была, что не доверяла ей.
— Б*А* провела конференцию в ходе организованного нами коллоквиума, мы прониклись симпатией друг к другу, и я дала ей свои координаты, — поясняет Франсина. — Отсюда и ошибка при отправке. Взмах крыла бабочки породил ураган.
— Какой ураган? — спрашивает Кристиан. — Урагана не предвиделось.
— Это метафора! — бросает Ян. — Не перебивай Франсину, все и так достаточно сложно.
Кристиан бормочет сквозь зубы : «Сложно — ложно — все можно».
— И вот что Б*А* писала редактору своей серии, — продолжает Франсина. — «Дорогой Р*П*, мне неприятно беспокоить вас, и я понимаю, что очень запаздываю со сдачей „Элиз-2, Снежная смерть“, но у меня возникла куча проблем, и мне приходится выплачивать большие суммы за дом, который я купила в Каннах. Я была бы бесконечно признательна, если бы вы согласились выплатить мне существенный аванс, чтобы поддержать меня на плаву. В любом случае, не волнуйтесь, все идет хорошо, думаю, что закончу месяца через два. Прилагаю канву нового романа».
— Ничего удивительного, что она забуксовала, — хихикает Франсина. — Страх чистого листа. Это нормально: первая книжка была написана на основании реальных событий. И Элиз — это не персонаж, это реальный, никому не принадлежащий человек, вы следите за ходом моих мыслей?
— Разумеется, — повторяет мой дядя в полной растерянности. — Так что это за канва?
— Синопсис, если вам так больше нравится.
Не думаю, что ему это нравится больше, но он говорит «ага, ага», и Франсина возобновляет свой рассказ, словно только этого она и желала в течение долгих месяцев (видимо, так оно и было):
— Я вам читаю.
— Что вы мне читаете? — спрашивает уже совершенно сбитый с толку дядя.
— Текст Б*А*.
— Но вы мне его уже прочли.
— Нет, тот текст, который определил последовательность событий, приведших к тому, что мы здесь сейчас имеем.
Дядя уже ничего больше не спрашивает.
— Итак, я вам читаю! — твердо повторяет Франсина. — «Зима. Элиз должна уехать на зимний курорт Кастен в Приморских Альпах. К своему дяде».
Судя по всему, это ей сказала Иветт.
— «В Кастене она поселится в заведении для взрослых инвалидов», это, — объясняет она нам, — я рассказала ей, что возглавляю ГЦОРВИ и что, по забавному совпадению, он находится в деревне, откуда родом дядюшка Элиз! Представьте, как это должно было повлиять на писательницу! Ну что же, в конце концов, все черпают вдохновение из реальной жизни, — мечтательно шепчет она, а затем продолжает: — «Элиз находит друзей среди пансионеров. Вскоре после этого происходят ужасные убийства, приписываемые Д. Вору».
— Мне всегда казалось, что это слабая отправная точка! — с презрением говорит Мерканти.
— Может быть, но все-таки это была хоть какая-то основа! — возражает Франсина. — Далее сюжет развивался довольно запутанно, и мы решили воплотить его в жизнь в буквальном смысле этого слова. А потом дописать продолжение и сорвать большой куш! — продолжает она.
— Но для этого нам нужен был достойный сюжет! — говорит Ян.
— Нечто захватывающее! — поддакивает . Петиция.
— Реальная история, которую Элиз действительно пережила бы, в ходе которой писала бы свои коротенькие записочки. А для того, чтобы она действительно пережила ее, нужно было, чтобы ни Элиз, ни Б*А* не знали о происходящем! — Франсина произносит это громко и внятно, как будто мой дядя глухой или выжил из ума.
— Ну ладно, тут я с вами вполне согласен! — отвечает он.
— По-моему, вы не совсем поняли, — говорит Мерканти. — В фильме играют актеры. А мы решили сделать инсценировку романа с участием непрофессионалов, чтобы действие получилось более реалистичным, до вас доходит?
— Непрофессионалов? — переспрашивает дядя.
— Речь идет о триумфе воображаемого над инертной материей реальности! — восклицает Летиция. — Мы, в буквальном смысле этого слова, перевоплотились в героев романа. Мы переписали жизнь в прямом эфире!
— Чью жизнь? — спрашивает дядя.
— Да всех! Вы знаете, что такое «снафф-муви»[6]? — возбужденно восклицает Ян. — Это фильм, в котором людей убивают по-настоящему. Это стоит миллиарды. А мы сделали «снафф-бук».
— Это омерзительно, — говорит дядя. — Да кто вы такие? — резко добавляет он.
— Мы вам только что сказали: персонажи романа! — парирует Мартина.
— Я имею в виду: вы действительно актеры? — настаивает дядя внезапно изменившимся голосом.
— Да, синьор! — отвечает Франсина. — Мы — актеры театра «Комедия делла Вита»! Друзья Искусства, с большой буквы И, Исполнительства, Истории, Истомы.
— Изничтожения, — с гордостью добавляет Кристиан.
— Я пытаюсь объяснить вам, месье Андриоли, — вновь заговаривает Франсина, чеканя слова, — что мы поставили реалити-шоу. В котором участвуют Элиз, вы сами, Иветт, Жюстина и наши дорогие постояльцы, исполняющие роли самих себя.
— С этим все ясно. Но как понять это, все эти… эти…
— «Снафф-муви», — повторяет Кристиан. — Снафф-снафф-снафф-чхи!
— Как я начала объяснять вам, — пронзительным голосом продолжает Франсина, — мы решили подставить плечо автору, испытывавшему недостаток вдохновения… Кристиан, помолчи пару секунд, прошу тебя…
— Ра-ра-ра — радости любви, они не длятся вечно, — запевает Кристиан фальцетом.
— Ах-ах, как смешно! Итак, я говорила, что мы искали ключевую линию, чтобы бросить Элиз на борьбу с пресловутым Д. Вором.
— Да кто это такой — Д. Вор? — спрашивает дядя.
— Убийца, придуманный Б*А*. Но одного убийцы мало, еще нужен сюжет. Тихо, не перебивайте меня, слушайте! По счастливому стечению обстоятельств, в тот день, когда Леонар приехал в клинику в Ницце, где должен был проходить лечение, он услышал, как какая-то наркоманка назвала себя Марион Эннекен. Фамилия достаточно редкая, и он подумал, что она может быть родственницей его одноклассника по лицею. Он разговорился с ней и выяснил, что она действительно вдова Эннекена. Они понравились друг другу, и Леонар представил ей Яна, секретаря юго-восточного отделения нашей ассоциации. Конечно, Марион не устояла перед чарами Яна. И тут новое совпадение — оказалось, что буквально в это же время ее посетила наша прелестная Соня и рассказала, что они сестры: старый Моро выболтал ей секрет! Вот тут-то у нас и завязалась интрига! От рук кровавого убийцы погибает Марион, потом ее сводная сестра, но автор обоих преступлений не сумасшедший, а их сводный брат, рассчитывающий на наследство! Сводный брат, живущий в ГЦОРВИ и убивающий под именем Д. Вора! Улавливаете, дорогой мой? — развязно добавляет она, обращаясь к моему дяде.
Значит, я правильно угадала… сценарий. Горькое удовлетворение!
Недоверчивый голос Фернана прерывает самодовольное молчание:
— Но ведь вы не… Соня… Марион… Они не … Или они…
Он не заканчивает фразу, этот рассказ совершенно выбил его из колеи.
— Вы что, не читали газеты? — спрашивает его Мартина.
— Я был в Польше! А оттуда поехал прямо в Италию, где и получил сообщение на мобильный.
— А наша милая Жюстина? Она вам ни о чем не рассказывала?
— Именно что рассказывала! И я с ума сходил от беспокойства, — резко возражает Фернан, — но тут записка Элиз убедила меня в том, что я приехал в самый разгар съемок и что Жюстина сама не была в курсе дела!
Меня бросает в жар и холод. Мне плохо. В голове мелькают воспоминания: да, он приехал после того, как увезли труп Вероник Ганс. Он действительно ничего не видел. Даже взрыва в кухне.
— Вы же не хотите сказать мне, что на самом деле убили их? — внезапно кричит он.
— Конечно же, мы их убили! — восклицает Кристиан.
— И вас тоже убьют и продадут съемку сцены вашего искупления на телевидение! — вдруг вмешивается Мартина. — Они заплатят миллионы, чтобы пустить это в новостях!
— Вся красота именно в том, что нет никаких трюков! — загорается Летиция. — Я действительно калека.
— А я действительно сумасшедший! — подает голос Кристиан.
Смех. Где же остальные пансионеры? Эмили, Клара, Леонар, Жан-Клод, Бернар… Мертвы? А эксперты из лаборатории? Они что, всех убили?
— Вы сказали мне, что Элиз раскроет тайну в прямом эфире, что на этом можно заработать кучу бабок! — растерянно бормочет дядя.
— Так мы и заработаем кучу бабок! — вопит Кристиан — Бабки-бабки-бабки, тапки-тряпки!
— Нечего делить шкуру неубитого медведя! — осаживает его Мерканти. — Мы еще не придумали развязку.
— Мы сто раз об этом говорили! — перебивает его Франсина. — Слушай: «Элиз обнаруживает, что Леонар — сын Фернана и, следовательно, сводный брат Сони и Марион и что он убил их, чтобы заполучить наследство Гастальди!»
— «И, прежде чем удрать, он убивает Элиз», — уточняет Мартина.
— Вы забыли, что этот психованный Леонар больше ни о чем не желает слышать, — замечет Мерканти.
Леонар отказывается участвовать в их безумной игре? Лучик надежды.
— Да плевать. Его все равно можно как-то использовать! — ледяным голосом отвечает Ян.
— Кто вы? — повторяет дядя, как пьяный попугай. — Кто вы? Скажите мне, что это шутка, а это же шутка, правда?!
— Верно, мы не представились! — вскрикивает Летиция, хлопая в ладоши. — Ян, давай!
— Хорошо. Дамы и господа, — декламирует он зычным голосом, — вы только что смотрели «Снежную смерть», в роли самой себя — наша международная звезда в инвалидном кресле Элиз Андриоли!
Аплодисменты.
— В роли Франсины Ачуель — Тереза, литературный редактор «ПсиГот'ик». Ах, Тереза! Наша муза и вдохновительница! Кроме того, будучи специалистом по воспитанию глубоко умственно отсталых, по совместительству еще и директриса ГЦОРВИ. Тереза тайно ведет изыскания в области скульптуры из живых материалов.
Скульптура из живых материалов… О, нет!
— … и, как страстная любительница театра, она разработала концепцию «маленьких пьес из пережитого», как она их называет, то есть пьес, где все происходит на самом деле, по примеру тех древнеримских спектаклей, в которых приговоренных действительно пытали.
Смысл этой фразы доходит до меня через несколько долей секунды.
— В роли героини-любовницы: Летиция!
Смех.
— В пятнадцать лет Летиция получила свою первую роль в «Элен и ребятах», но из-за недостойного алкоголика-отца, севшего в пьяном виде за руль, ей пришлось распрощаться со всеми мечтами. Тогда Летиция потрудилась над тем, чтобы расставить все по местам: она всерьез занялась тормозной системой автомобиля аморального отца, и тот в буквальном смысле слова слился с природой. После четырех лет обезличивающего лечения она смогла присоединиться к нам.
Несостоявшаяся героиня молодежной комедии, воплощение злопамятности. Четыре года заключения, прежде чем она научилась играть роль нормальной, излечившейся молодой девушки. У меня в ушах все еще звучит ее радостный голос, рассказывающий об отце. Об отце, которого она убила.
— В роли Дюпюи, — продолжает Ян с ноткой грусти в голосе, — выступал наш дорогой Жежен, бомж, сумевший подняться до вершин поэзии. Он описывал состояние своей души на коже своих собратьев с помощью битых бутылок.
— Мир праху его! — сюсюкает Мартина тоном матери-настоятельницы.
Я вспоминаю, как меня поразил далекий от «военного» лексикон вышеназванного Жежена. Но я не сделала из этого выводов, которые могли бы спасти нам жизнь. «Элиз, ты всего лишь жалкая сучка!» — в моей стиснутой болью голове все еще звучит его крик.
— В роли безумного ученого: Леонар! — провозглашает Ян. — Предтеча американских школьников, осуществлявших воздействие на массы. Леонар — специалист по преобразованию энергии тканей путем сжигания. Он дал пятнадцати своим соученикам возможность освободить всю совокупность их телесной энергии, подпалив лицей в год своей подготовки к поступлению в Политехнический институт. Акт научной отваги, за который он был вынужден заплатить десятью годами вредоносной групповой терапии!
Я тут же вспоминаю, как Юго рассказывал нам о пожаре в классе Леонара. Но он не знал, что сам Леонар и поджег его!
— В роли преданной медсестры выступает посланница небес, — продолжает Ян, явно получающий удовольствие от своего мрачного панегирика. — Мартина подтирала задницы старикам в богадельне, когда Господь послал за ней. Она работает с Ним напрямую, выискивая гибнущие души и вырывая их из нашего грязного мира, чтобы отправить в безопасное место рядом с нашим общим Отцом. Она работала во многих больницах, прежде чем познакомилась с Франсиной в центре для детей-аутистов.