Орлов Антон. Пожиратель Душ

   – Вот почему здешняя тварь демонстрирует эротические картинки, – объяснил Дэлги. – Люди здесь бывают. Шан-баяги хоронили своих покойников с большим пафосом и с кучей сокровищ, а сорвиголов всегда хватало.
   Ник рассматривал развалины с любопытством, но спрятанные клады его интересовали: толку от них, как от прошлогоднего снега.
   – Мы туда не пойдем, ладно? Мы же в Слакшат едем.
   – Конечно, не пойдем, зачем оно нам? – согласился Дэлги. – Там полно ядовитых гадов и тварей, а ценности давным-давно растащили. Я тебе не голодранец, чтоб из-за пары золотых монет в ловушку соваться! У меня, между прочим, есть земельный участок и счет в банке. Просто чудо, что я и то, и другое до сих пор не пропил… Мы с тобой люди благоразумные и приличные, так что поехали мимо.
   Ближе к вечеру сделали привал. Дэлги, как обычно, долго и придирчиво выбирал место для стоянки, а после началась очередная тренировка, и он, тоже как обычно, был недоволен успехами Ника, хотя тот старался.
   Потом, когда сидели у костра и пили травяной чай, в который Дэлги бросил разрезанный на дольки твердый кисло-сладкий плод, похожий на желтое яблоко, зашла речь о девушках и об оборотнях.
   – …Строго говоря, у оборотней нет пола, – рассказывал Дэлги. – Одно и то же существо может обернуться как мужчиной, так и женщиной – такова их природа. Многие вообще не способны принимать человеческий облик и превращаются в животных, за исключением кошек и трапанов. А те, кто оборачивается людьми, – так сказать, «сливки», и пол у них зависит от личных предпочтений. Например, Король Сорегдийских гор предпочитает мужскую роль – просто потому, что ему это больше нравится, а Хозяйка пустыни Кам – женскую, опять же потому, что у нее такие наклонности. Как я слышал, нрав у нее тяжелый, законченная стерва. В истинном облике она похожа на черную гигантскую сороконожку покрупнее нашего Спиридона, с прекрасным человеческим лицом и гривой иссиня-черных волос. Носится по своей пустыне, иногда с головой зарывается в песок и подстерегает путешественников, которых угораздило заплутать в ее владениях. Пустыня Кам граничит с другой пустыней, Солиянго, и караваны иногда сбиваются с пути – естественно, только их и видели. А когда Хозяйка превращается в женщину, ее можно встретить в меньяхских кафе и театрах. У нее целая армия телохранителей-людей, поэтому охотникам к ней не подобраться. Говорят, она редко выбирается за пределы Меньяхского княжества.
   – А Король Сорегдийских гор? – спросил Ник.
   – А этот живет у себя в Сорегдийских горах.
   Нику больше хотелось послушать о Короле, чем о Хозяйке, но он не рискнул приставать с расспросами: вдруг случайно сорвется с языка лишнее, и Дэлги догадается, что он знаком с этим существом?
   Сам Дэлги тему не поддержал. Возможно, о Короле Сорегдийских гор он просто не знал ничего интересного. Ловко подхватив горячий котелок, разлил по кружкам остатки яблочно-травяного чая.
   – Я хочу рассказать об одной твоей соотечественнице. Имени называть не буду. Сейчас она открыла школу самообороны в небольшом городке на берегу Рассветного моря и считается хорошей учительницей, а раньше была охотником на оборотней. Женщин-охотниц немного, и они обычно держатся в тылу, на подхвате – боевые подруги-любовницы, санитарки, поварихи и все тому подобное, но эта стала настоящим охотником, не хуже мужчин. В одиночку ходила на тварей. А начинала она ученицей у старого алкаша Гаверчи, как и твой покорный слуга. Несмотря на дурное влияние учителя-выпивохи, у нее обошлось без алкогольной зависимости – вот что значит сила воли! То, чего мне всегда недоставало… – Дэлги сокрушенно вздохнул, хотя в глубине его глаз мерцали иронические искорки. – Она еще в вашем мире кое-чему научилась – биатлон, самбо, дзюдо… Ты ведь знаешь, что это такое?
   Ник кивнул.
   – Ну вот, и в придачу уроки у Гаверчи. Под конец они поссорились, и она от него ушла, перед этим поколотив учителя. Правильно сделала, Гаверчи того заслуживал. Но рассказать-то я хочу о другом. Красавицей ее никто не назвал бы, и она отчаянно комплексовала из-за своей внешности. Несмотря на это, у нее завелся поклонник. Началось со случайного знакомства и постели, а потом взаимный интерес, увлечение друг другом, встречи, разговоры… Отношения сложились до того доверительные, что она рассказала ему о своих тайных страданиях. Он, как мог, утешал ее. Сам он тоже, мягко говоря, не красавец, но женщин, самых разных, у него было на несколько порядков больше, чем ты способен вообразить. Надо сказать, он не пресытился, зато научился ценить индивидуальность и привлекательные душевные качества не меньше, чем миловидную наружность. То и другое не стоит противопоставлять, но своя прелесть есть и в том, и в другом, с годами поймешь. Мой знакомый из кожи лез, чтобы ее в этом убедить, но от нее все отскакивало. И тогда у него созрело остроумное, как ему показалось, решение проблемы… Знаешь, что такое зеркало-перевертыш?
   – Что-то запрещенное… Связанное с изменением внешности, да?
   – Оно позволяет обменяться внешним обликом с другим человеком, после чего разлетается на куски. Этот субъект до безобразия богат, и у него такое зеркало было – валялось за ненадобностью в самом дальнем углу. Он его откопал и преподнес ей в подарок. Хотел как лучше! И что, ты думаешь, случилось дальше? Дело было на природе, в горной местности, и она как хватит этим зеркалом о скалу – только осколки брызнули. Сказала, что не сможет так поступить, ведь ей, чтобы стать красивой, пришлось бы поменяться лицом с какой-нибудь другой девушкой, а потом ее убить. И расплакалась… Дурак этот, мой знакомый, возьми и предложи: у меня еще одно есть – если передумала, забирай. Нет, говорит, я и второе разобью, потому что нельзя так. А у самой слезы катятся… Хотя, пока не затронуты комплексы, нервы у нее, как стальные канаты. В общем, облажался он. Сделал, называется, приятный подарочек даме сердца!
   Дэлги грустно улыбнулся и допил последние глотки остывшего чая. Пока он рассказывал, сгустились сиреневые с прозеленью сумерки; подернутое туманом болото свиристело и стрекотало.
   – И что было дальше? – спросил Ник.
   – Да ничего особенного. Болван-ухажер, чтобы загладить свою оплошность, заказал побольше мороженого и устроил ей персональную трассу для биатлона, она давно об этом мечтала. Не знаю, сколько еще раз она потихоньку плакала… Был шанс исправить ошибку природы, стать красивой, но из-за этических принципов пришлось отказаться – вряд ли мороженое и биатлон смогли залечить такую рану. С возрастом она стала относиться к своей внешности спокойней, но размах у нее по-прежнему как у горного водопада… Если не смотреть на лицо – потрясающая женщина!
   История, рассказанная Дэлги, произвела на Ника впечатление, но все-таки его больше интересовали просто хорошенькие девушки, путь даже иллюзорные. На следующий день он всматривался в болотный ландшафт до рези в глазах: вдруг повезет увидеть еще такую же картинку?
   Увидел он совсем другое. Впереди замаячили невысокие скалы – наверное, это и есть Кермефские горы, затерянные в глубине заболоченной Шанбарской низменности – а левее, на некотором расстоянии от них, громоздилось и колыхалось непонятно что.
   – Вот те раз… – пробормотал Дэлги, осаживая Спиридона.
   – Что это?
   Зрелище вселяло тревогу, так как не поддавалось ни объяснению, ни определению.
   – Еще одна тварь, всего-навсего. И надо же так разжиреть…
   Ник прищурился, всматриваясь. Вот это, похожее издали не то на шевелящуюся мусорную свалку, не то на кучу агонизирующих коровьих туш – живое существо? Одно-единственное живое существо?
   – Мы там не проедем?
   – Это зависит от Спиридона. На гору он не полезет, лугурды бегают по заболоченной почве. Если там можно пройти – он пройдет, если нет – его туда и сахаром не заманишь.
   Лугурд ни за что не вторгнется во владения твари, не заступит за незримую черту, которая эту территорию ограничивает. У них особое чутье, поэтому здесь только на лугурдах и можно без опаски путешествовать. Об этом Дэлги говорил еще вначале, в первый день.
   – Тогда в чем дело?
   – В том, что придется вколоть тебе храт.
   Заставив Спиридона опуститься на брюхо, Дэлги спешился и начал рыться в сумке. Ник пытался рассмотреть пятнистую живую массу, и хорошее настроение меркло, как дневной свет перед грозой. Может, из-за того, что с северо-востока наползали низкие пухлые облака? Но он ничего не имел против облачного неба, оно ему даже нравилось.
   А слово «храт» он точно уже слышал. Кажется, от девчонок во дворце у Дерфара. Ну да, Вимарса тогда сказала, что Эннайп должна стать переговорщицей, и что перед переговорами колют храт.
   – Что такое храт?
   – Если по-вашему, психотропный препарат. Только не паниковать! Храт блокирует те эмоции, которые возникают у человека при виде тварей в истинном облике, а также делает тебя неуязвимым для суггестивного воздействия вышеупомянутых тварей. Одна доза не опасней, чем стакан фруктовой газировки.
   – Не в вену? – с неприязнью глядя на извлеченный из металлического футляра шприц, спросил Ник.
   – Под кожу. Давай руку.
   Они проехали по травяной полосе между невзрачными серыми скалами и этим… этой… Как назвать эту разбухшую плоть в бурых, белесых, розоватых пятнах, с торчащими над необъятной трясущейся тушей коровьими головами? Находилось оно слева, и Дэлги держал в левой руке меч (он одинаково хорошо дрался обеими руками), но тварь не нападала. Возможно, у нее просто не было шанса достать лугурда с его пассажирами. Коровьи головы мычали хором, пронзительно и тоскливо, и Ник подумал, что это было бы страшно – если бы он мог сейчас чего бы то ни было испугаться.
   Видимо, храт похож на снадобье, которое ему впрыскивал Король Сорегдийских гор.
   В этот день Дэлги отменил обычную тренировку.
   – Пока действие храта не закончилось, толку все равно не будет. Отдыхай.
   – Себе вы укол не ставили, – заметил Ник.
   – Меня фокусы тварей не берут, а что до их истинного облика, так я в белой горячке и не на такое насмотрелся.
   Огромный монстр остался далеко позади, даже мычания не слышно. Справа громоздятся темной массой Кермефские горы – мелковатые, не выше типовых советских девятиэтажек, слева – трава, туман, водянистые глаза болота.
   Над костром жарится насаженная на вертел тушка птицы. Вокруг колышутся облака беспощадной мошкары; хорошо, что у Дэлги до сих пор не закончилась мазь, снимающая зуд от укусов.
   – Оно не пыталось нас поймать.
   – Ага. Ты бы сам, как миленький, бросился к нему в объятия, если бы храт не сделал тебя невосприимчивым. Храт – это вроде вакцины. Вытяжка из жизненных соков твари в истинном облике, поэтому одна его капля стоит, как средних размеров алмаз. Только не спрашивай, где я его взял, договорились? Если я что-то где-то спер, это никого не касается.
   – А о другом спросить можно? – после нескольких минут размышлений осторожно поинтересовался Ник.
   – Валяй.
   – Как удается добывать эти жизненные соки для храта?
   – Никак. Но кое с кем из тварей люди ведут дела, к обоюдной выгоде, и бывает, что заинтересованное существо снабжает своих партнеров снадобьем, которое позволяет переговорщикам общаться с ним без негативных переживаний. Этот самый храт доверенные лица получают от Короля Сорегдийских гор, потому и прошу тебя помалкивать. С меня же голову снимут…
   Так вот чем будет заниматься Эннайп цан Аванебих!
   Это неожиданное напоминание о той истории двухлетней давности, настигшее Ника посреди погруженного в теплые липкие сумерки Шанбарского болота, ошеломило его даже больше, чем многоглавая корова-переросток.
   На другое утро он обнаружил, что подробности вчерашнего зрелища смазались, а то и вовсе стерлись. И кошмаров никаких не приснилось. Наверное, благодаря храту.
   Катавасия началась вскоре после полуночи. Крики. Грохот. Звон бьющегося стекла – судя по его продолжительности, в этой сраной гостинице не осталось ни одного Целого зеркала, ни одного окна, ни одного стакана.
   Вначале Ксават думал отсидеться в номере за запертой дверью, но когда эту самую дверь ему вынесли – не с целью до него добраться, как решил в первый момент, а просто так, – он схватил припрятанный под подушкой кинжал и тоже выскочил в коридор. Четверть века назад, в Хасетане, Клетчаб Луджереф был не последним парнем в поножовщине!
   Света нет. Всеобщая неразбериха. Ошалевший народ мечется, и вроде как все против всех. Клетчаб тоже кого-то полоснул впотьмах, потому что сам виноват, не подворачивайся под руку.
   В обеденном зале на первом этаже столы вверх тормашками, зато половина газовых рожков все еще горит. Келхар цан Севегуст, бледный, как привидение (вряд ли от страха, у него всегда покойничий колер), дерется с оравой каких-то остервеневших индивидов обоего пола. В углу Донат Пеларчи, не такой верткий, как его молодой помощник, отбивается от насевших врагов, словно матерый медведь от своры собак.
   Ревернух просек, в чем дело: оборотни с болота, которые ошиваются в Ганжебде, объединились и напали на охотников. А те, кто посмышленей, в общую свалку не полезли, пошли по номерам грабить под шумок остальных постояльцев. Может, грабежом занимаются не только твари, а еще и с улицы кто попало набежал – народ в Ганжебде ушлый, лакомого куска не упустит. Главное, что Ксаватовы деньги и ценности при нем, в нательном дорожном поясе, так что никакой катастрофы.
   Возможно, это нападение подстроил Король Сорегдийских гор. Возможно, сам он тоже где-то здесь!
   Отмахиваясь ножом от всякого, кто случался рядом, Ксават выбрался на задний двор. Там шел торг: хозяин гостиницы и предводитель отряда усмирителей (они здесь вроде цепняков, но не цепняки, работают по найму) спорили о цене. Хозяин давал слишком мало.
   – Срань собачья, да наведите же вы порядок! – рявкнул на них министерский служащий господин цан Ревернух. – Человек спокойно выспаться по ночам не может!
   – Десятка, – лениво процедил командир усмирителей. – И бесплатное угощение с выпивкой на всех ребят. Мы задарма своими задницами не рискуем.
   Его молодчики посмеивались, поигрывали дубинками, грызли жареные семечки и плевались шелухой. Покуда деньги не заплачены, их дело сторона. Не тупаки ведь – профессионалы!
   – Соглашайся, срань собачья! – прикрикнул Ксават на хозяина, словно тот был его подчиненным. – Или ты, дармоед безответственный, хочешь улицу подметать? Ты у меня будешь улицу подметать, если не умеешь добросовестно делать свою работу!
   Хозяин от этих речей потерялся, струхнул и обреченно промолвил:
   – Ладно, парни, десятка и всем вам угощение.
   Из оконного проема на втором этаже выбросили полуголого мужчину в приличных шелковых кальсонах. Тот ударился головой о каменную скамью, вкопанную в землю, да так и остался лежать на месте, разбрызгав мозги. Впрочем, это была последняя жертва ночного безобразия, потому что усмирители ринулись в дом, и силы порядка наконец-то восторжествовали над хаосом.
   Охотники отделались поверхностными ранениями.
   – Благодарение Пятерым, что вы, Келхар, не принимали сегодня вечером клюнс! – проворчал Донат. – Эта дрянь замедляет реакцию.
   – Я уже вспомнил то, что хотел вспомнить, и в ближайшее время не буду принимать клюнс, – сухо, но учтиво ответил Келхар.
   На левой скуле и на лбу у него чернели смазанные бальзамом порезы.
   – Их натравил на нас тот, кого мы ищем, – высказал догадку Ревернух.
   – Сомнительно, – не согласился Пеларчи. – Не его стиль. Я собрал о нем достаточно любопытных сведений. Он считает себя самым крутым в подлунном мире хищником и нападает в одиночку. Из-за этого даже бывали конфликты между ним и высокородными предателями, которые с ним сотрудничают. Они недовольны тем, что во время своих прогулок он рискует, и пытаются навязывать ему охрану.
   – Так, может, это ихний гостинец? Взяли и навели на нас болотную срань!
   – Возможно, – задумчиво протянул Донат. – Лучше нам отсюда съехать, снять частный дом… И с завтрашнего дня соблюдаем крайнюю осторожность.
   – С сегодняшнего, – буркнул Ксават, поглядев на мокрое светлеющее небо за разбитым окном.
   Этому болоту никогда не будет конца. Здесь не поймешь, существует ли до сих пор остальной мир, и сколько прошло времени, и было ли раньше что-то еще кроме плаунов и птиц, ковров из ряски, клубящейся, как дым, мошкары, непроницаемых водяных окошек, то черных, то, на закате, розоватых.
   Ник смирился с тем, что они безнадежно заблудились. Ни в какой «внутренний компас» Дэлги он не верил. Ничего, можно жить и здесь.
   Шанбар издавна считался краем нездоровым, где можно подцепить любую хворь, от лихорадки до наружных или внутренних паразитов, но Дэлги и Ник пока ни на что не жаловались.
   – Обрадовался! – усмехнулся Дэлги, когда Ник заметил, что слухи преувеличены. – Я каждый раз добавляю в чай каплю целебного бальзама, поэтому зараза нас не берет. А вот когда он закончится, будет худо… Но мы доберемся до Слакшата быстрее, чем он закончится.
   Им никогда не добраться ни до какого Слакшата. Значит, жизнь будет продолжаться, пока у Дэлги есть бальзам… Ник решил, что сойдет и такой вариант.
   Этот финальный, видимо, отрезок его жизни оказался неожиданно приятным. Тепло, еды вдоволь. Дружелюбный и остроумный спутник, который вдобавок великолепно готовит и способен прогнать или прикончить любого агрессора. Немного печальная, но живописная природа. Даже девушка была… Как будто жизнь, спохватившись, решила напоследок отдать Нику все долги. И на том спасибо.
   Дэлги напоминал ему персонажей американских приключенческих фильмов: обаятельный авантюрист-одиночка, бесстрашный, находчивый, немного легкомысленный. Неизменно жизнерадостный – один из тех благополучных, несмотря на все передряги, людей, для которых свое персональное солнце светит в любую погоду. Наверное, у него не случалось никаких серьезных потерь и катастроф, он их видел только со стороны, так что хорошо ему упрекать других в пессимизме!
   Впрочем, иногда у Ника появлялось ощущение, что с Дэлги что-то не так. Трудно сказать, что именно, и в чем заключается это самое «не так». Как будто бродишь по большому дому с веселыми, просторными, залитыми солнцем комнатами, и вдруг начинаешь чувствовать, что есть тут искусно замаскированные пространственные нарушения, как на картинах Эсхера. Пытаясь понять, в чем дело, Ник всякий раз оказывался в тупике.
   Возможно, Дэлги не хватало наглядно проявляющихся недостатков или хотя бы редких приступов плохого настроения? Он был настолько идеальным спутником, что казался придуманным.
   Никаких следов современной цивилизации им не попадалось, кроме одного раза, когда наткнулись на чью-то покинутую стоянку.
   Грязная отсыревшая палатка. Разбросанная посуда. Клочья изодранных сумок. Черное пятно кострища. Людей нет, только валяется в траве стоптанный сапог, и по нему ползают рыжие и красные паучки величиной с булавочную головку.
   Дэлги обнажил меч и Нику велел достать оружие («ты эту острую штуку не для красоты на поясе носишь!»), но вокруг было тихо, и Спиридон вел себя спокойно.
   – Их было трое или четверо, – осмотрев стоянку, заключил Дэлги. – Далеко забрались… Возможно, один из компании оказался оборотнем и заманил остальных в западню. Позвал их клад искать, обычная уловка… Разминулись мы с ними всего-то на несколько дней. Обследовать окрестности не пойдем, мы не охотники и не полицейские, нам бы поскорей до Слакшата доехать. Лучше займемся мародерством.
   Порывшись среди остатков растерзанных неведомым зверьем сумок, он обнаружил целых три завинченных фляги, в которых что-то плескалось. Открыл первую, понюхал, скептически сморщил нос.
   – Сигга! Настоянная на галлюциногенных болотных грибочках, вот ублюдки… После такой штуки долго будешь вспоминать, как тебя зовут, что ты делал вчера и где твои штаны, поэтому ну ее…
   Он отшвырнул фляжку, и крепко пахнущая прозрачная жидкость выплеснулась на траву. Потом открыл следующую, повторил процедуру дегустации.
   – А это пифлакко, дешевое сухое вино. Делают в Пифле, в Макиштуанском княжестве. Уже начало скисать.
   Вторая фляжка отправилась следом за первой, на этот раз выплеснулась рубиновая жидкость.
   – Цвет красивый, – заметил Ник, пытаясь совладать с напряжением.
   – Вот-вот, его только для красоты наливать. Пифлакко вообще дрянное вино. Употреблять не рекомендую, изжога обеспечена.
   Содержимое последней фляжки Дэлги одобрил.
   – Полусладкая амахра! Это мы с тобой выпьем… С жареной дичью будет недурно, особенно если мясо тоже полить амахрой.
   Аккуратно завинтив пробку, он подобрал лежавший рядом меч и выпрямился.
   – Поедем? – спросил Ник с облегчением.
   По-прежнему тихо, только где-то далеко-далеко лениво перекликаются птицы, а у него все нервы натянуты, как покрытые наледью провода.
   Разоренная стоянка, хозяева которой непонятным образом исчезли – это так же страшно, как если бы они с Дэлги нашли трупы.
   – Не стискивай так рукоятку, – поглядев на его руку, спокойно посоветовал Дэлги. – Аж костяшки побелели, куда это годится? Меч надо держать крепко, но не до судорог в кисти. Кто-то их слопал, это факт. А перед этим пойла своего крышеломного нажрались, чего нельзя было делать. Там еще пустых фляжек четыре штуки… Идем.
   Заледеневшие нервы начали оттаивать, лишь когда Спиридон отбежал на порядочное расстояние от лесной опушки с выморочной стоянкой. Хотя, если подумать, разницы никакой, здесь повсюду опасно.
   После этой находки у Ника вошло в привычку обращать побольше внимания на окружающие звуки. Во время очередной остановки на обед, услышав за кустарником с розовыми цветами-стрелками хриплые стоны, он вскочил первый… Нет, все-таки не первый. Когда он встрепенулся, Дзлги еще рылся в сумке с приправами, а когда оказался на ногах, тот уже стоял и держал меч. Дэлги опередил его, как всегда, и при этом даже свои мешочки и склянки не рассыпал.
   Ник тоже достал из ножен меч. Не стискивать рукоятку, все делать правильно, как учили…
   Обогнув кусты, Дэлги остановился, рассматривая что-то, не видное Нику за высокой травой.
   – Переносим барахло! – бросил он, оглянувшись. – Шагов на двадцать, этого хватит. Оно ползет по прямой и сворачивать не собирается. Расслабься, ничего страшного.
   – Что – оно? – спросил Ник.
   – Оборотень, который не успел вернуться домой.
   Дэлги затоптал только что разожженный костер, в десятке метров от него развел новый. Как ни в чем не бывало приладил вертел с тушкой добытого утром грызуна.
   В кустах негромко, с завываниями, стонали, потом оттуда начало что-то выдвигаться. Странной формы голова (вытянутый череп, не прикрытая кожей кость), и за ней тянется, вихляясь, длинное туловище. С обеих сторон торчит множество хилых ручек, похожих на человеческие или, скорее, на кукольные; одни волочатся, словно перебитые, другие конвульсивно хватаются за землю, за торчашие из нее пучки травы.
   Существо двигалось отчаянными рывками, но медленно, как будто у него почти не осталось сил. На белесой коже багровели нарывы и гноились раны. Некоторые из «ручек» заканчивались не пятипалыми кистями, а клешнями с тонкими, как иглы, шипами, но выглядели эти клешни болезненно хрупкими, и половина из них была раздавлена.
   Ник снова вцепился в рукоятку меча.
   – Если я сказал – расслабься, можешь расслабиться, – поглядев на него, произнес Дэлги. – Когда надо будет бояться, предупрежу. Или ты хочешь его убить?
   – Н-нет, – выдавил Ник испуганно.
   – Тогда оставь меч в покое и сядь. Твари этой несчастной не до тебя, она и рада бы с нами не встречаться… Проползет мимо, и будем обедать.
   Существо уже полностью выбралось из кустарника. Хилое израненное тело, в длину около четырех метров, заканчивалось окровавленным обрубком – словно раньше был еще и хвост, но его оторвали или отгрызли.
   Костяная голова с карикатурным человеческим личиком и бледными слезящимися глазами навыкате. Под полупрозрачной кожей на спине проступают набухшие узловатые сосуды. Из перекошенного безгубого рта вырываются хрипы и стоны.
   Ник отвернулся.
   – Что с ним случилось?
   – Не успел вернуться домой до истечения урочного времени. Такая метаморфоза происходит с каждым оборотнем, который опоздает.
   – И… – похолодевший Ник не смог выговорить имя.
   – И с ней тоже, если она однажды не успеет. С кем угодно. Поэтому возвращаться в свои владения оборотни должны вовремя.
   – Что с ним будет дальше?
   Судя по звукам, истерзанное жутковатое существо ползло через поляну, но Ник не смел повернуть голову. Сидел, глядя прямо перед собой.
   – Скорее всего, или свалится замертво, или его съедят. Но если ему очень-очень повезет, он доберется домой и тогда сможет принять свой истинный облик. Мизерная вероятность… но все-таки она есть, иначе я бы его прикончил из соображений милосердия, – Дэлги говорил задумчиво и невесело, таким Ник его еще не видел. – Представляешь, я, такой добрый, убью его, чтобы понапрасну не мучился, а его территория – вон за тем лесочком, и ему всего-то полшакра оставалось проползти! Он ведь на что-то надеется, раз ползет… Так что лучше его не трогать.
   Ни отвращения, ни неприязни. Дэлги, похоже, искренне сочувствовал попавшему в переделку монстру. Немного странная для иллихейца реакция… Если бы такое случилось с Люссойг, Нику тоже стало бы ее жалко, но это ведь не Люссойг.