Страница:
– С формальностями. Сначала клятва, потом кулон.
Второй держал Драгоценность, похожую на те, какие носит на шее Мамочка. Украл у Мамочки? Заинька его загрызет! Мамочка любит свои Драгоценности и плачет, если они теряются.
– Ладно, твоя взяла. Клянусь, что ты беспрепятственно отсюда выйдешь, и я тебя пальцем не трону…
Говоря, Злой Человек смотрел на Мардария, а сам потихоньку перемещался к человеку с Драгоценностью. Заинька сразу почуял, что на уме у него недоброе, но второй ничего не понял, тем более что он тоже следил за Марда-рием, а не за собеседником. А Злой Человек подобрался поближе, раз – и выхватил Драгоценность, а второго оттолкнул к двери.
Тут-то Заинька и прыгнул. Заинька ведь умный! Они вместе опрокинулись на пол; и острую штуку, и Драгоценность человек при этом выронил. Когти разодрали мякоть плеча, запахло кровью. Вот оно – горло, сейчас Заинька победит… Враг обеими руками схватил его за морду, на давая раскрыть пасть; Мардарий мотал головой, пытаясь вырваться, а сверху на него сыпались удары. Мамочка рассердится, хорошего Заиньку бить нельзя!
– Ник, отойди, – прохрипел Злой Человек. – Ты не сможешь его оглушить. Отойди, мешаешь!
Бить Заиньку перестали, но тут враг, не разжимая хватки, как стукнет его собственным лбом по носу – опять стало больно. Бедный Заинькин носик! Если бы Мамочка была здесь, она бы своего пусеньку пожалела… Челюсти свободны. Он яростно зарычал, но вцепиться в горло не успел. Стальные пальцы вывернувшегося врага сгребли его за шкуру на загривке и на спине – и он очутился в воздухе.
Такого с ним еще не случалось! Беспомощно дрыгая лапами, Мардарий отчаянно визжал. Увидел второго человека – тот испуганно смотрел снизу вверх, на белом пятне лица выделялись глаза. Увидел разбросанную мебель и опасные острые штуки – Мамочка накажет тех, кто все разбросал. На полу, возле пятна крови, тускло блеснула Драгоценность. Потом надвинулось окно, мелькнул кусок ярко-голубого неба. Заинька с визгом полетел вниз.
Упал на мягкое. На большую корзину с бельем, хрустнувшую от удара.
Женщина, глядевшая на окна, из которых доносился шум, потрясенно ахнула:
– Мамочка!
Она знает Мамочку? Заинька не стал ее кусать.
Вот он – выход на свободу. Скорее туда, пока не поймали! Выскочив на солнечный простор, Заинька со всех ног помчался прочь от нехорошего места.
Настоящая охота только начинается. Едва рассвело, они свернули лагерь и отправились на юг – не по шоссе, даже не по плохим грунтовым дорогам, а по бездорожью, то прокладывая трассу через заросли щекочущей облака травы, то петляя среди рощиц и невысоких сглаженных гор, которые когда-то были морским дном, то выезжая на засиженные птицами пустынные пляжи.
Дороги патрулируют люди Аванебихов. Операция «Невод» наоборот. Срань собачья.
Донат, однако же, считал, что шансы у них есть, и в мечтах уже видел себя Трижды Истребителем.
– Он не любит опеки. Дескать, я так крут, что с кем угодно справлюсь в одиночку. И то верно, Келхара вон отлупил, через Шанбарские болота прошел…
Узкое костистое лицо Келхара при этом упоминании напряглось, слегка скривилось и стало еще отвратней, но надерзить учителю молодой охотник не посмел.
– Ничего, мы одолеем его хитростью, – продолжил Донат. – Засаду устроим. Места здесь до самых Сорегдийских гор малонаселенные, и твари водятся в избытке. Если нас остановят и начнутся вопросы – мы бьем всякую местную дрянь, больше ничего не знаем.
Хорошая легенда. Ксават одобрил.
Перед сумерками ему стало боязно: а ну, как твари нападут? Но Донат с Келхаром свое дело знали. На ночлег остановились засветло, в безопасном месте поблизости от шоссе с резными столбами-оберегами – какая-никакая, а защита. Осмотрели окрестности на предмет знаков, предупреждающих об опасности.
Мелкое происшествие все же случилось: Элизе велели следить из кустов за дорогой, и ей померещилось, будто мимо промчалась со скоростью ветра «громадная черная собака». А может, и не померещилось, может, какая из здешних тварей на свою территорию возвращалась.
Элиза утверждала, что это был вылитый грызверг точь-в-точь как те каменные статуи, которые они видели в Эвде, только настоящий.
– Дура девка, – рассудительно заметил Ксават. – Откуда же здесь взяться грызвергу?
– Это могла быть тварь, обернувшаяся грызвергом, – холодно возразил Севегуст, и Донат на этот раз его поддержал.
Спорить-то можно долго. К тому времени, как они подоспели, только пыль вдали клубилась, окрашенная в розовый цвет вечерним солнцем – поди разбери, кто это был.
Утро застало Ника под склоном, слепленным здешними богами из остатков ракушек и окаменевшего ила. Прямо перед лицом несколько травинок, дальше – рыхлый белесый камень с выдавленными очертаниями раковины доисторического моллюска. Под щекой матерчатый бок рюкзака. Холодно.
Он наскоро позавтракал печеньем и остатками холодного кофе. Из-за ракушечниковых гор выползало солнце, просыпались птицы и трапаны. Убийственно крепкий приторный кофе подарил новую порцию сжигающей нервы энергии, но не избавил от застрявшего в горле горького комка.
Все повторилось. Только на этот раз он сам разрушил все, что у него было. Никаких там перестроечных катаклизмов. Это его личное дело.
…Когда Дэлги, с разодранным плечом и напрягшимися мускулами, весь в крови, поднял над головой визжащего грызверга и вышвырнул в окно, а потом повернулся, высматривая на полу кулон, Ник отодвинул не сразу поддавшийся тяжелый засов и выскочил в коридор.
В голове вертелся клубок перепутанных мыслей:
«Условие выполнено, я в коридоре. Он сказал, что я провалил экзамен! Теперь еще за Мардария отвечать… Эта скотина может на кого-нибудь напасть. Наверное, падение его оглушило, а Дэлги сейчас бросит сверху кулон, хоть бы получилось… Надо отсюда уматывать. И позвать кого-нибудь на помощь, он же истечет кровью…»
Взбежав по лестнице, Ник бросил взгляд в угловое окно и увидел улепетывающего по шоссе грызверга. Значит Дэлги не успел… Неужели удара о мраморные плиты недостаточно, чтобы чертова зверюга отключилась хотя бы на две–три минуты?
Поскорее смываться. Дэлги ведь уезжает только завтра утром.
На четвертом этаже, на стыке двух коридоров, он столкнулся с Эннайп.
– Ник, что случилось?
На ней было длинное средневековое платье – черный бархат и блестящий темно-зеленый шелк, под цвет волос и глаз, и все это заткано золотыми узорами. Волосы распущены. Слегка раскосые изумрудные глаза смотрят вопросительно и в то же время с симпатией. Или ему показалось, что с симпатией?
– Дэлги нужна перевязка, он ранен, – выпалил Ник хрипловатой скороговоркой. – Он в зале на третьем этаже, где такой старинный коридор с каменными стенами, туда ведет лестница с черными перилами.
– Это ты его ранил? – не испугавшись и, похоже, не удивившись, спросила Эннайп.
– Не я. Прощай. Наверное, больше не увидимся.
Пробормотав это, Ник бегом бросился по коридору к той комнате, где его поселили. Эннайп что-то спросила вдогонку, но он не остановился. Его душили рыдания, так что он все равно не смог бы с ней разговаривать.
Сборы заняли меньше пяти минут. Смыть пот (под краном, на душ нет времени), переодеться, рассовать по карманам зубную щетку, расческу, деньги. Главное – деньги, они понадобятся.
Несмотря на то, что после затянувшегося «экзамена» Ник валился с ног, теперь он двигался в лихорадочной спешке и усталости не чувствовал. Явление заиньки обеспечило ему такой выброс адреналина, что кровь почти бурлила.
Из дворца он выбрался беспрепятственно. Возле привратницкой услышал обрывок разговора о том, что Лэшнайг, гладильщицу белья, напугала большая черная собака, свалившаяся откуда-то сверху прямо на ее корзину.
Вот в чем дело, стараясь унять дрожь, отметил Ник. Корзина с бельем скомпенсировала удар, поэтому грызверг сразу вскочил и побежал. Хорошо хоть, никого здесь не порвал.
Он ждал, что сейчас его сцапают за шиворот, обругают и потащат обратно, но пожилой привратник вместо этого степенно поклонился, как полагается кланяться гостю госпожи. От этих поклонов Нику всегда становилось неловко: все-таки он вырос в обществе, где такие проявления вежливости не в ходу.
Эслешат с его крутыми черепичными крышами, совсем европейскими, обилием прыгунцов, за которыми, как за скачущими мячиками, гонялись кошки, курортниками в ярких длинных халатах, мозаиками, кофейнями и театральными балаганчиками, статуями неведомых зверей на перекрестках (их каменные морды неизменно были обращены в сторону моря) – этот Эслешат словно подменили.
Воздух застыл, как стекло, растрескался и раздробился на осколки, которые царапали Ника на каждом шагу. Порой до крови – например, когда он проходил мимо трактира, где готовят блюдо вроде шашлыков из рыбы, они здесь несколько раз обедали втроем, или когда за поворотом показалось большое старинное здание с полуосыпавшейся мозаикой на фасаде, историю которого (страсти в духе шекспировских трагедий) Дэлги рассказывал им с Эннайп.
«Я все сделал сам!»
Сквозь эту массу невидимых острых осколков Ник добрался до автомастерской, где еще вчера видел выставленный на продажу мотоцикл, а потом до магазина с охотничьим снаряжением.
Путешествие в компании оборотня научило его уму-разуму, и он экспромтом выдал довольно приличную легенду: учитель-охотник послал его за сетью, которая удержит грызверга; нужна самая прочная сеть, пожалуйста, это очень важно. Вот эта, с металлической нитью? Спасибо. Еще полевой бинокль. Атлас. Флягу. Охотничий нож. Учитель велел ему обзавестись собственным снаряжением.
Плохо ты выбрал, покачал головой хозяин магазина. Убьют или покалечат. Лучше пошли ко мне в приказчики?
Ник в ответ только улыбнулся. Наверное, улыбка вышла та еще, потому что предприниматель сразу перестал Уговаривать. Кому нужен чокнутый приказчик?
Денег хватило почти в обрез. Привязав к багажнику свернутую сеть и рюкзак, Ник поехал по шоссе в ту сторону, куда умчался ошалевший Мардарий.
План простой: догнать Заиньку, дождаться, когда тот выбьется из сил, приманить банкой тушенки…
Скоро Ник заметил погоню. К югу от Эслешата ландшафт холмистый, и четверо мотоциклистов в форменных куртках частной полиции Аванебихов были видны как на ладони. Форму он узнал, бинокль ему достался хороший, мощный. За кем их послали – за грызвергом или за ним? Или просто патрулируют местность?
Ловят не Заиньку, а его. Это Ник понял, когда свернул с дороги, и те четверо повторили маневр.
Белесые и рыжевато-бежевые холмы. Травяные пампасы. Одинокие деревья с узловатыми стволами в три обхвата.
Ему удалось оторваться. Спасибо Миури. «Бродячая кошка» гоняла на мотоцикле, как заправский байкер, и Ника научила – за те три с половиной месяца, что они прожили в Савамском монастыре.
Позже, когда он убедился, что преследователи отстали, в груди что-то болезненно оборвалось, хотя, казалось бы, уже нечему там обрываться. За ним послали погоню, как за преступником! Значит, действительно все кончено.
Вчера после полудня он обнаружил Заинькины следы. Сначала услышал издали многоголосый птичий базар, потом, выехав к мелкому озеру в ложбине среди холмов, стал свидетелем затихающего переполоха оравы водоплавающих и увидел то, что осталось от растерзанной жертвы: немного перьев, пятна крови, загнутый, как у фламинго, большой желтоватый клюв, выдранный с мясом. И еще отпечатавшиеся на сыром песке следы вроде собачьих, но покрупнее. Заинька здесь пообедал. По крайней мере, от голода эта бестия не околеет.
А вечером Ник вроде бы видел с вершины холма промелькнувшую в южной стороне черную тень, но затормозить и поднести к глазам бинокль не успел. Впрочем, это могло быть и другое животное. А могло и померещиться, уже наползали сумерки, теней вокруг хватало.
При свете дня, пока внимание было поглощено поисками, Ник еще держался, а в темноте накатывала тоска, и в первую ночь, и во вторую. Перед глазами стояли лужи крови среди разбросанной мебели, рваная рана на плече у Дэлги. На оборотнях все заживает быстрее, чем на людях, а у него еще и лекарства хорошие, и вообще он скоро должен превратиться… Все равно получилось плохо. Вспоминалось, как Дэлги вытащил его из Убивальни, как заботился о нем во время перехода через болото, как успокаивал, когда он просыпался после ночных кошмаров.
«А я на него грызверга натравил…»
Сформулированная Дэлги угроза казалась теперь чистейшей воды розыгрышем. Во время путешествия в каждой деревне отбоя не было от местных дам, и Дэлги ни одну не обделял вниманием. У него была на этот счет целая философия:
– Если женщина сама к тебе пришла, нельзя ей отказывать. Красивая, некрасивая – не важно. По крупному счету, некрасивых не бывает, со временем поймешь.
А потом еще и Эннайп с ним спала. Спрашивается, зачем ему после этого сдался Ник?
В общем, хорошенько подумав, Ник решил, что реальной опасности не было. Просто Дэлги немного переиграл, за что и поплатился. Крови потерял много, и рана не пустяковая, а задерживаться нельзя – он ведь должен вернуться к себе в горы до истечения урочного срока… Ник чувствовал себя предателем.
И Эннайп он потерял. То есть она и раньше была для него недоступна: «разница в социальном положении», как писали в советских учебниках. Но если бы ничего не случилось, он мог бы хоть иногда ее видеть, разговаривать с ней… Пусть бы даже было больно из-за того, что она с кем-то другим. Эти отношения его манили, как переливчатое радужное мерцание за углом ночной улицы, когда непонятно, то ли там неоновая витрина, то ли странный фонарь.
А теперь ничего этого не будет. Пустота. Или, наоборот, глухая стена. Или стена посреди пустоты. В общем, этот вариант будущего отрезан.
Толстый том из «Библиотеки всемирной литературы» в сиреневом коленкоровом переплете Ник сунул к себе в рюкзак, когда они с мамой собирались в дорогу. Книга, видимо, сгорела вместе со всем остальным имуществом беженцев при разгроме лагеря в Подмосковье.
Снова началась охота на Мардария. Похоже, он до сих пор никого из людей не загрыз, и на том спасибо. Деревень и уединенных усадеб в этом краю было немного, и Заиньку никто не видел. Оставшиеся деньги ушли на бензин, а покормили Ника бесплатно.
Ближе к закату он оказался в местности, где трава росла скудно, островками, и злобный ползучий кустарник цеплялся за невысокие скалы, выгибающие хребты к вечерним небесам. Спрятав мотоцикл в кустах, Ник полез наверх. Во-первых, он все еще надеялся выследить Мардария. Во-вторых, издали доносился шум мотора, и стоило выяснить, кто едет. Скорее всего, кто-то из местных, они тоже чаще всего катаются на мотоциклах или на стареньких автомобилях наподобие джипов.
Если смотреть с вершины скалы, сразу видно, что этот ландшафт – бывшее дно отступившего на запад моря. В таких ложбинах и складках впору прятаться гигантским кальмарам или крабам. Там и прятались – только не гады морские, а люди.
Трое. Укрылись за камнями возле поворота заброшенной старой дороги, зажатой меж двух рыжеватых склонов с темной бахромой кустарника – местечко в самый раз для разбойничьей засады. А поджидают они, вероятно, одинокого мотоциклиста, который едет с севера. На западе у горизонта золотистый блеск – это море. Нигде ни намека на грызверга.
Ник навел бинокль на людей. Так и есть, засада: за поворотом поперек дороги натянут трос – тонкая линия перечеркивает серую пыльную поверхность. Лица знакомые: Ксават цан Ревернух и Келхар цан Севегуст. Третьего, грузного немолодого мужчину с бычьей шеей и целым арсеналом ножей на поясе, он видел впервые.
Кого они поджидают? Шлем без щитка, так что лицо рассмотреть можно. Ник узнал мотоциклиста, и в животе заворочался холодный комок. Едет прямо в западню! Ну да, по плохой дороге все-таки лучше, чем напрямик через складки местности, сам убедился.
Перехватить его внизу?.. Не успеть. Скала с пятиэтажку, и пока Ник будет осторожно, цепляясь за кустарник, спускаться (на это, между прочим, уйдет больше времени, чем на подъем), тот проскочит мимо и угодит в ловушку.
Выпрямившись на каменной площадке во весь рост, Ник начал размахивать руками.
– Дэлги-и-и!
Его заметили. Мотоциклист затормозил.
– Не ездите дальше! Там засада! Поворачивайте!
– Далеко?! – заглушив мотор, крикнул Дэлги. Глотка у него была помощнее, чем у Ника.
– Впереди на дороге!
– Хорошо! Убирайся отсюда! Поезжай в Эслешат!
– Я грызверга ловлю!
– Ну и дурак! Ты с ним не справишься! Проваливай, понял?! Они тебя слышали!
– Вы грызверга не видели?!
– Во у меня где твой грызверг! Еще мне за него ответишь!
– Скажите, когда был экзамен, вы на самом деле притворялись?!
– Нашел, о чем орать на всю округу! Проваливай отсюда! У меня же не будет времени тебя спасать!
– Не надо меня спасать! – Ник уже прикинул, что, учитывая особенности рельефа, ни охотникам, ни оборотню до него сейчас не добраться, он успеет спуститься со скалы и уехать. – И нечего был так угрожать!
– Проваливай! Не торчи там, как мишень!
Эти двое так орали, что у Ксавата зазвенело в ушах. Не говоря уж о том, что от злости чуть зубы в крошку не стер. Ну почему всякий раз, как доходит до реализации хорошего плана, случается какая-нибудь срань?
Донат полночи ворожил, чтобы определить, по какой дороге поедет Король Сорегдийских гор. Да потом еще снялись спозаранку и несколько часов кряду колесили, распугивая прыгунцов, птиц и похожих на пятнистые корявые ветки плавунов, таких крупных, что и пнуть-то боязно – подыскивали удобное место для засады.
Ксават предлагал ловить оборотня на живца – то есть на Элизу. Пусть послужит доброму делу, хоть какой-то от нее будет прок!
Раз окаянный монстр, согласно многочисленным свидетельствам, трахает все, что шевелится, он вряд ли проедет мимо красивой девки. Та наплетет, что заблудилась, то да се, а потом охотники выскочат.
– Мы не можем подвергать риску Элизу, – ледяным тоном возразил Севегуст, глянув на Ксавата с отвращением. – Если он поймет, что это ловушка, он может взять ее в заложники.
– Негоже, – хмуро поддержал Донат. – Иногда такие приемы используют, но Элиза для этого не подходит. Роль приманки могла бы сыграть охотница, опытная в нашем ремесле и обученная рукопашному бою – вроде Марго из Окаянного мира, если вы о ней когда-нибудь слышали.
Еще бы не слышал… С нее-то, оторвы разэтакой, вся эта история и началась – по крайней мере, для Клетчаба Луджерефа.
Вслух Ксават пробормотал что-то дипломатичное и незначительное. Пошел, как говорится, на попятную, раз тупаков не переубедишь.
Нашли подходящее место, натянули проволоку. Залегли в кустах, разогнав плавунов и ящериц. Уже и мотор вдали заурчал – значит, не оплошал Донат со своей ворожбой! Потом разобрали, что мотора два, с севера и с востока. Вначале не придали значения: в этой глуши тоже люди живут и, бывает, ездят туда-сюда по своим деревенским делам. Конечно, срань получится, если на проволоку не тварь проклятая налетит, а какой-нибудь дюжий скотовод с тяжелыми кулаками. Тут уж придется выкручиваться: мол, мы вас защищаем, срань собачья, хотели как лучше… На востоке мотор заглох. С севера далекий звук нарастал.
– Это он, – шепнул Донат. – Чует мое сердце, он. Готовься!
Все шло к справедливой развязке, и вдруг, откуда ни возьмись, нарисовался Ник, предупредил оборотня, сорвал охоту… От потрясения Ксават онемел, даже «срань собачья» не мог вымолвить.
– Значит, где-то здесь действительно бегает грызверг, – сухо произнес Келхар, когда двое мерзавцев закончили свою содержательную беседу. – Элиза не ошиблась. Следует учесть.
На севере взревел мотоцикл. Звук удалялся: Король Сорегдийских гор изменил маршрут.
Глянув на Доната, Ревернух в первый момент перепугался: глаза налились кровью и едва не лезут из орбит, потемневшее лицо набрякло, словно старого охотника вот-вот хватит удар.
– Предательство… – прохрипел Донат. – Если мы не убьем дичь, этот парень труп!
– Правильно, – пряча в усах усмешку, согласился Ксават.
Много травы. Хорошо валяться в траве. Птицы вкусные. И поросенок, которого Заинька унес, забравшись через лаз в заборе на грязный скотный двор, тоже был вкусный.
Плохо только, что Мамочки рядом нет. Иногда кто-то зовет издалека: «Мардарий! Мардарий!» – но это не Мамочка, голос чужой, поэтому умный Заинька не идет на зов.
Шум, как в городе. Посмотреть, что там.
Заглянув в щель между двумя камнями, Мардарий увидел машину и на ней человека. Сразу его узнал: тот самый Злой Человек, который Мамочкиного Заиньку в окно выбросил!
Из пасти вырвалось рычание, но машина уже умчалась. Найти. Догнать. Загрызть. В нем проснулся дремучий инстинкт преследователя.
Резкий запах машины, удушливый и раздражающий, висел в жарком воздухе, показывая дорогу.
Вперед! Догнать!
Не обращая больше внимания на птиц и другую шныряющую вокруг еду, Заинька шел по следу Злого Человека.
ГЛАВА 10
Второй держал Драгоценность, похожую на те, какие носит на шее Мамочка. Украл у Мамочки? Заинька его загрызет! Мамочка любит свои Драгоценности и плачет, если они теряются.
– Ладно, твоя взяла. Клянусь, что ты беспрепятственно отсюда выйдешь, и я тебя пальцем не трону…
Говоря, Злой Человек смотрел на Мардария, а сам потихоньку перемещался к человеку с Драгоценностью. Заинька сразу почуял, что на уме у него недоброе, но второй ничего не понял, тем более что он тоже следил за Марда-рием, а не за собеседником. А Злой Человек подобрался поближе, раз – и выхватил Драгоценность, а второго оттолкнул к двери.
Тут-то Заинька и прыгнул. Заинька ведь умный! Они вместе опрокинулись на пол; и острую штуку, и Драгоценность человек при этом выронил. Когти разодрали мякоть плеча, запахло кровью. Вот оно – горло, сейчас Заинька победит… Враг обеими руками схватил его за морду, на давая раскрыть пасть; Мардарий мотал головой, пытаясь вырваться, а сверху на него сыпались удары. Мамочка рассердится, хорошего Заиньку бить нельзя!
– Ник, отойди, – прохрипел Злой Человек. – Ты не сможешь его оглушить. Отойди, мешаешь!
Бить Заиньку перестали, но тут враг, не разжимая хватки, как стукнет его собственным лбом по носу – опять стало больно. Бедный Заинькин носик! Если бы Мамочка была здесь, она бы своего пусеньку пожалела… Челюсти свободны. Он яростно зарычал, но вцепиться в горло не успел. Стальные пальцы вывернувшегося врага сгребли его за шкуру на загривке и на спине – и он очутился в воздухе.
Такого с ним еще не случалось! Беспомощно дрыгая лапами, Мардарий отчаянно визжал. Увидел второго человека – тот испуганно смотрел снизу вверх, на белом пятне лица выделялись глаза. Увидел разбросанную мебель и опасные острые штуки – Мамочка накажет тех, кто все разбросал. На полу, возле пятна крови, тускло блеснула Драгоценность. Потом надвинулось окно, мелькнул кусок ярко-голубого неба. Заинька с визгом полетел вниз.
Упал на мягкое. На большую корзину с бельем, хрустнувшую от удара.
Женщина, глядевшая на окна, из которых доносился шум, потрясенно ахнула:
– Мамочка!
Она знает Мамочку? Заинька не стал ее кусать.
Вот он – выход на свободу. Скорее туда, пока не поймали! Выскочив на солнечный простор, Заинька со всех ног помчался прочь от нехорошего места.
Настоящая охота только начинается. Едва рассвело, они свернули лагерь и отправились на юг – не по шоссе, даже не по плохим грунтовым дорогам, а по бездорожью, то прокладывая трассу через заросли щекочущей облака травы, то петляя среди рощиц и невысоких сглаженных гор, которые когда-то были морским дном, то выезжая на засиженные птицами пустынные пляжи.
Дороги патрулируют люди Аванебихов. Операция «Невод» наоборот. Срань собачья.
Донат, однако же, считал, что шансы у них есть, и в мечтах уже видел себя Трижды Истребителем.
– Он не любит опеки. Дескать, я так крут, что с кем угодно справлюсь в одиночку. И то верно, Келхара вон отлупил, через Шанбарские болота прошел…
Узкое костистое лицо Келхара при этом упоминании напряглось, слегка скривилось и стало еще отвратней, но надерзить учителю молодой охотник не посмел.
– Ничего, мы одолеем его хитростью, – продолжил Донат. – Засаду устроим. Места здесь до самых Сорегдийских гор малонаселенные, и твари водятся в избытке. Если нас остановят и начнутся вопросы – мы бьем всякую местную дрянь, больше ничего не знаем.
Хорошая легенда. Ксават одобрил.
Перед сумерками ему стало боязно: а ну, как твари нападут? Но Донат с Келхаром свое дело знали. На ночлег остановились засветло, в безопасном месте поблизости от шоссе с резными столбами-оберегами – какая-никакая, а защита. Осмотрели окрестности на предмет знаков, предупреждающих об опасности.
Мелкое происшествие все же случилось: Элизе велели следить из кустов за дорогой, и ей померещилось, будто мимо промчалась со скоростью ветра «громадная черная собака». А может, и не померещилось, может, какая из здешних тварей на свою территорию возвращалась.
Элиза утверждала, что это был вылитый грызверг точь-в-точь как те каменные статуи, которые они видели в Эвде, только настоящий.
– Дура девка, – рассудительно заметил Ксават. – Откуда же здесь взяться грызвергу?
– Это могла быть тварь, обернувшаяся грызвергом, – холодно возразил Севегуст, и Донат на этот раз его поддержал.
Спорить-то можно долго. К тому времени, как они подоспели, только пыль вдали клубилась, окрашенная в розовый цвет вечерним солнцем – поди разбери, кто это был.
Утро застало Ника под склоном, слепленным здешними богами из остатков ракушек и окаменевшего ила. Прямо перед лицом несколько травинок, дальше – рыхлый белесый камень с выдавленными очертаниями раковины доисторического моллюска. Под щекой матерчатый бок рюкзака. Холодно.
Он наскоро позавтракал печеньем и остатками холодного кофе. Из-за ракушечниковых гор выползало солнце, просыпались птицы и трапаны. Убийственно крепкий приторный кофе подарил новую порцию сжигающей нервы энергии, но не избавил от застрявшего в горле горького комка.
Все повторилось. Только на этот раз он сам разрушил все, что у него было. Никаких там перестроечных катаклизмов. Это его личное дело.
…Когда Дэлги, с разодранным плечом и напрягшимися мускулами, весь в крови, поднял над головой визжащего грызверга и вышвырнул в окно, а потом повернулся, высматривая на полу кулон, Ник отодвинул не сразу поддавшийся тяжелый засов и выскочил в коридор.
В голове вертелся клубок перепутанных мыслей:
«Условие выполнено, я в коридоре. Он сказал, что я провалил экзамен! Теперь еще за Мардария отвечать… Эта скотина может на кого-нибудь напасть. Наверное, падение его оглушило, а Дэлги сейчас бросит сверху кулон, хоть бы получилось… Надо отсюда уматывать. И позвать кого-нибудь на помощь, он же истечет кровью…»
Взбежав по лестнице, Ник бросил взгляд в угловое окно и увидел улепетывающего по шоссе грызверга. Значит Дэлги не успел… Неужели удара о мраморные плиты недостаточно, чтобы чертова зверюга отключилась хотя бы на две–три минуты?
Поскорее смываться. Дэлги ведь уезжает только завтра утром.
На четвертом этаже, на стыке двух коридоров, он столкнулся с Эннайп.
– Ник, что случилось?
На ней было длинное средневековое платье – черный бархат и блестящий темно-зеленый шелк, под цвет волос и глаз, и все это заткано золотыми узорами. Волосы распущены. Слегка раскосые изумрудные глаза смотрят вопросительно и в то же время с симпатией. Или ему показалось, что с симпатией?
– Дэлги нужна перевязка, он ранен, – выпалил Ник хрипловатой скороговоркой. – Он в зале на третьем этаже, где такой старинный коридор с каменными стенами, туда ведет лестница с черными перилами.
– Это ты его ранил? – не испугавшись и, похоже, не удивившись, спросила Эннайп.
– Не я. Прощай. Наверное, больше не увидимся.
Пробормотав это, Ник бегом бросился по коридору к той комнате, где его поселили. Эннайп что-то спросила вдогонку, но он не остановился. Его душили рыдания, так что он все равно не смог бы с ней разговаривать.
Сборы заняли меньше пяти минут. Смыть пот (под краном, на душ нет времени), переодеться, рассовать по карманам зубную щетку, расческу, деньги. Главное – деньги, они понадобятся.
Несмотря на то, что после затянувшегося «экзамена» Ник валился с ног, теперь он двигался в лихорадочной спешке и усталости не чувствовал. Явление заиньки обеспечило ему такой выброс адреналина, что кровь почти бурлила.
Из дворца он выбрался беспрепятственно. Возле привратницкой услышал обрывок разговора о том, что Лэшнайг, гладильщицу белья, напугала большая черная собака, свалившаяся откуда-то сверху прямо на ее корзину.
Вот в чем дело, стараясь унять дрожь, отметил Ник. Корзина с бельем скомпенсировала удар, поэтому грызверг сразу вскочил и побежал. Хорошо хоть, никого здесь не порвал.
Он ждал, что сейчас его сцапают за шиворот, обругают и потащат обратно, но пожилой привратник вместо этого степенно поклонился, как полагается кланяться гостю госпожи. От этих поклонов Нику всегда становилось неловко: все-таки он вырос в обществе, где такие проявления вежливости не в ходу.
Эслешат с его крутыми черепичными крышами, совсем европейскими, обилием прыгунцов, за которыми, как за скачущими мячиками, гонялись кошки, курортниками в ярких длинных халатах, мозаиками, кофейнями и театральными балаганчиками, статуями неведомых зверей на перекрестках (их каменные морды неизменно были обращены в сторону моря) – этот Эслешат словно подменили.
Воздух застыл, как стекло, растрескался и раздробился на осколки, которые царапали Ника на каждом шагу. Порой до крови – например, когда он проходил мимо трактира, где готовят блюдо вроде шашлыков из рыбы, они здесь несколько раз обедали втроем, или когда за поворотом показалось большое старинное здание с полуосыпавшейся мозаикой на фасаде, историю которого (страсти в духе шекспировских трагедий) Дэлги рассказывал им с Эннайп.
«Я все сделал сам!»
Сквозь эту массу невидимых острых осколков Ник добрался до автомастерской, где еще вчера видел выставленный на продажу мотоцикл, а потом до магазина с охотничьим снаряжением.
Путешествие в компании оборотня научило его уму-разуму, и он экспромтом выдал довольно приличную легенду: учитель-охотник послал его за сетью, которая удержит грызверга; нужна самая прочная сеть, пожалуйста, это очень важно. Вот эта, с металлической нитью? Спасибо. Еще полевой бинокль. Атлас. Флягу. Охотничий нож. Учитель велел ему обзавестись собственным снаряжением.
Плохо ты выбрал, покачал головой хозяин магазина. Убьют или покалечат. Лучше пошли ко мне в приказчики?
Ник в ответ только улыбнулся. Наверное, улыбка вышла та еще, потому что предприниматель сразу перестал Уговаривать. Кому нужен чокнутый приказчик?
Денег хватило почти в обрез. Привязав к багажнику свернутую сеть и рюкзак, Ник поехал по шоссе в ту сторону, куда умчался ошалевший Мардарий.
План простой: догнать Заиньку, дождаться, когда тот выбьется из сил, приманить банкой тушенки…
Скоро Ник заметил погоню. К югу от Эслешата ландшафт холмистый, и четверо мотоциклистов в форменных куртках частной полиции Аванебихов были видны как на ладони. Форму он узнал, бинокль ему достался хороший, мощный. За кем их послали – за грызвергом или за ним? Или просто патрулируют местность?
Ловят не Заиньку, а его. Это Ник понял, когда свернул с дороги, и те четверо повторили маневр.
Белесые и рыжевато-бежевые холмы. Травяные пампасы. Одинокие деревья с узловатыми стволами в три обхвата.
Ему удалось оторваться. Спасибо Миури. «Бродячая кошка» гоняла на мотоцикле, как заправский байкер, и Ника научила – за те три с половиной месяца, что они прожили в Савамском монастыре.
Позже, когда он убедился, что преследователи отстали, в груди что-то болезненно оборвалось, хотя, казалось бы, уже нечему там обрываться. За ним послали погоню, как за преступником! Значит, действительно все кончено.
Вчера после полудня он обнаружил Заинькины следы. Сначала услышал издали многоголосый птичий базар, потом, выехав к мелкому озеру в ложбине среди холмов, стал свидетелем затихающего переполоха оравы водоплавающих и увидел то, что осталось от растерзанной жертвы: немного перьев, пятна крови, загнутый, как у фламинго, большой желтоватый клюв, выдранный с мясом. И еще отпечатавшиеся на сыром песке следы вроде собачьих, но покрупнее. Заинька здесь пообедал. По крайней мере, от голода эта бестия не околеет.
А вечером Ник вроде бы видел с вершины холма промелькнувшую в южной стороне черную тень, но затормозить и поднести к глазам бинокль не успел. Впрочем, это могло быть и другое животное. А могло и померещиться, уже наползали сумерки, теней вокруг хватало.
При свете дня, пока внимание было поглощено поисками, Ник еще держался, а в темноте накатывала тоска, и в первую ночь, и во вторую. Перед глазами стояли лужи крови среди разбросанной мебели, рваная рана на плече у Дэлги. На оборотнях все заживает быстрее, чем на людях, а у него еще и лекарства хорошие, и вообще он скоро должен превратиться… Все равно получилось плохо. Вспоминалось, как Дэлги вытащил его из Убивальни, как заботился о нем во время перехода через болото, как успокаивал, когда он просыпался после ночных кошмаров.
«А я на него грызверга натравил…»
Сформулированная Дэлги угроза казалась теперь чистейшей воды розыгрышем. Во время путешествия в каждой деревне отбоя не было от местных дам, и Дэлги ни одну не обделял вниманием. У него была на этот счет целая философия:
– Если женщина сама к тебе пришла, нельзя ей отказывать. Красивая, некрасивая – не важно. По крупному счету, некрасивых не бывает, со временем поймешь.
А потом еще и Эннайп с ним спала. Спрашивается, зачем ему после этого сдался Ник?
В общем, хорошенько подумав, Ник решил, что реальной опасности не было. Просто Дэлги немного переиграл, за что и поплатился. Крови потерял много, и рана не пустяковая, а задерживаться нельзя – он ведь должен вернуться к себе в горы до истечения урочного срока… Ник чувствовал себя предателем.
И Эннайп он потерял. То есть она и раньше была для него недоступна: «разница в социальном положении», как писали в советских учебниках. Но если бы ничего не случилось, он мог бы хоть иногда ее видеть, разговаривать с ней… Пусть бы даже было больно из-за того, что она с кем-то другим. Эти отношения его манили, как переливчатое радужное мерцание за углом ночной улицы, когда непонятно, то ли там неоновая витрина, то ли странный фонарь.
А теперь ничего этого не будет. Пустота. Или, наоборот, глухая стена. Или стена посреди пустоты. В общем, этот вариант будущего отрезан.
Эти стихи пришли ему на память, пока он споласкивал в ручье фляжку из-под кофе, ежась от быстро тающей утренней прохлады. Антонио Мачадо, испанский поэт первой половины двадцатого века.
Говоришь, что все остается,
и, быть может, ты прав сейчас.
Однако мы все теряем,
и все потеряет нас.
Толстый том из «Библиотеки всемирной литературы» в сиреневом коленкоровом переплете Ник сунул к себе в рюкзак, когда они с мамой собирались в дорогу. Книга, видимо, сгорела вместе со всем остальным имуществом беженцев при разгроме лагеря в Подмосковье.
Снова началась охота на Мардария. Похоже, он до сих пор никого из людей не загрыз, и на том спасибо. Деревень и уединенных усадеб в этом краю было немного, и Заиньку никто не видел. Оставшиеся деньги ушли на бензин, а покормили Ника бесплатно.
Ближе к закату он оказался в местности, где трава росла скудно, островками, и злобный ползучий кустарник цеплялся за невысокие скалы, выгибающие хребты к вечерним небесам. Спрятав мотоцикл в кустах, Ник полез наверх. Во-первых, он все еще надеялся выследить Мардария. Во-вторых, издали доносился шум мотора, и стоило выяснить, кто едет. Скорее всего, кто-то из местных, они тоже чаще всего катаются на мотоциклах или на стареньких автомобилях наподобие джипов.
Если смотреть с вершины скалы, сразу видно, что этот ландшафт – бывшее дно отступившего на запад моря. В таких ложбинах и складках впору прятаться гигантским кальмарам или крабам. Там и прятались – только не гады морские, а люди.
Трое. Укрылись за камнями возле поворота заброшенной старой дороги, зажатой меж двух рыжеватых склонов с темной бахромой кустарника – местечко в самый раз для разбойничьей засады. А поджидают они, вероятно, одинокого мотоциклиста, который едет с севера. На западе у горизонта золотистый блеск – это море. Нигде ни намека на грызверга.
Ник навел бинокль на людей. Так и есть, засада: за поворотом поперек дороги натянут трос – тонкая линия перечеркивает серую пыльную поверхность. Лица знакомые: Ксават цан Ревернух и Келхар цан Севегуст. Третьего, грузного немолодого мужчину с бычьей шеей и целым арсеналом ножей на поясе, он видел впервые.
Кого они поджидают? Шлем без щитка, так что лицо рассмотреть можно. Ник узнал мотоциклиста, и в животе заворочался холодный комок. Едет прямо в западню! Ну да, по плохой дороге все-таки лучше, чем напрямик через складки местности, сам убедился.
Перехватить его внизу?.. Не успеть. Скала с пятиэтажку, и пока Ник будет осторожно, цепляясь за кустарник, спускаться (на это, между прочим, уйдет больше времени, чем на подъем), тот проскочит мимо и угодит в ловушку.
Выпрямившись на каменной площадке во весь рост, Ник начал размахивать руками.
– Дэлги-и-и!
Его заметили. Мотоциклист затормозил.
– Не ездите дальше! Там засада! Поворачивайте!
– Далеко?! – заглушив мотор, крикнул Дэлги. Глотка у него была помощнее, чем у Ника.
– Впереди на дороге!
– Хорошо! Убирайся отсюда! Поезжай в Эслешат!
– Я грызверга ловлю!
– Ну и дурак! Ты с ним не справишься! Проваливай, понял?! Они тебя слышали!
– Вы грызверга не видели?!
– Во у меня где твой грызверг! Еще мне за него ответишь!
– Скажите, когда был экзамен, вы на самом деле притворялись?!
– Нашел, о чем орать на всю округу! Проваливай отсюда! У меня же не будет времени тебя спасать!
– Не надо меня спасать! – Ник уже прикинул, что, учитывая особенности рельефа, ни охотникам, ни оборотню до него сейчас не добраться, он успеет спуститься со скалы и уехать. – И нечего был так угрожать!
– Проваливай! Не торчи там, как мишень!
Эти двое так орали, что у Ксавата зазвенело в ушах. Не говоря уж о том, что от злости чуть зубы в крошку не стер. Ну почему всякий раз, как доходит до реализации хорошего плана, случается какая-нибудь срань?
Донат полночи ворожил, чтобы определить, по какой дороге поедет Король Сорегдийских гор. Да потом еще снялись спозаранку и несколько часов кряду колесили, распугивая прыгунцов, птиц и похожих на пятнистые корявые ветки плавунов, таких крупных, что и пнуть-то боязно – подыскивали удобное место для засады.
Ксават предлагал ловить оборотня на живца – то есть на Элизу. Пусть послужит доброму делу, хоть какой-то от нее будет прок!
Раз окаянный монстр, согласно многочисленным свидетельствам, трахает все, что шевелится, он вряд ли проедет мимо красивой девки. Та наплетет, что заблудилась, то да се, а потом охотники выскочат.
– Мы не можем подвергать риску Элизу, – ледяным тоном возразил Севегуст, глянув на Ксавата с отвращением. – Если он поймет, что это ловушка, он может взять ее в заложники.
– Негоже, – хмуро поддержал Донат. – Иногда такие приемы используют, но Элиза для этого не подходит. Роль приманки могла бы сыграть охотница, опытная в нашем ремесле и обученная рукопашному бою – вроде Марго из Окаянного мира, если вы о ней когда-нибудь слышали.
Еще бы не слышал… С нее-то, оторвы разэтакой, вся эта история и началась – по крайней мере, для Клетчаба Луджерефа.
Вслух Ксават пробормотал что-то дипломатичное и незначительное. Пошел, как говорится, на попятную, раз тупаков не переубедишь.
Нашли подходящее место, натянули проволоку. Залегли в кустах, разогнав плавунов и ящериц. Уже и мотор вдали заурчал – значит, не оплошал Донат со своей ворожбой! Потом разобрали, что мотора два, с севера и с востока. Вначале не придали значения: в этой глуши тоже люди живут и, бывает, ездят туда-сюда по своим деревенским делам. Конечно, срань получится, если на проволоку не тварь проклятая налетит, а какой-нибудь дюжий скотовод с тяжелыми кулаками. Тут уж придется выкручиваться: мол, мы вас защищаем, срань собачья, хотели как лучше… На востоке мотор заглох. С севера далекий звук нарастал.
– Это он, – шепнул Донат. – Чует мое сердце, он. Готовься!
Все шло к справедливой развязке, и вдруг, откуда ни возьмись, нарисовался Ник, предупредил оборотня, сорвал охоту… От потрясения Ксават онемел, даже «срань собачья» не мог вымолвить.
– Значит, где-то здесь действительно бегает грызверг, – сухо произнес Келхар, когда двое мерзавцев закончили свою содержательную беседу. – Элиза не ошиблась. Следует учесть.
На севере взревел мотоцикл. Звук удалялся: Король Сорегдийских гор изменил маршрут.
Глянув на Доната, Ревернух в первый момент перепугался: глаза налились кровью и едва не лезут из орбит, потемневшее лицо набрякло, словно старого охотника вот-вот хватит удар.
– Предательство… – прохрипел Донат. – Если мы не убьем дичь, этот парень труп!
– Правильно, – пряча в усах усмешку, согласился Ксават.
Много травы. Хорошо валяться в траве. Птицы вкусные. И поросенок, которого Заинька унес, забравшись через лаз в заборе на грязный скотный двор, тоже был вкусный.
Плохо только, что Мамочки рядом нет. Иногда кто-то зовет издалека: «Мардарий! Мардарий!» – но это не Мамочка, голос чужой, поэтому умный Заинька не идет на зов.
Шум, как в городе. Посмотреть, что там.
Заглянув в щель между двумя камнями, Мардарий увидел машину и на ней человека. Сразу его узнал: тот самый Злой Человек, который Мамочкиного Заиньку в окно выбросил!
Из пасти вырвалось рычание, но машина уже умчалась. Найти. Догнать. Загрызть. В нем проснулся дремучий инстинкт преследователя.
Резкий запах машины, удушливый и раздражающий, висел в жарком воздухе, показывая дорогу.
Вперед! Догнать!
Не обращая больше внимания на птиц и другую шныряющую вокруг еду, Заинька шел по следу Злого Человека.
ГЛАВА 10
Здравая мысль порезать телефонные кабели принадлежала Ксавату.
Оборотень предупрежден. Позвонит Аванебихам, потребует охраны – и сюда целое войско прикатит. Донат рассказывал: специальное подразделение аванебиховской полиции, сформированное из особо доверенных людей, ожидает команды, и если Король Сорегдийских гор по истечении урочного срока не даст о себе знать – их бросят прочесывать местность, искать опоздавшую тварь. И сколь бы отвратно и тошнотворно сия пакость ни выглядела, ее подберут и бережно доставят на заповедную территорию. Говорят, ежели до этого дойдет, каждому участнику спасательной операции премия полагается такая, что потом до конца жизни будешь эсшафаны каждый день кушать, в золоченом автомобиле ездить да «Яльс» по праздникам пить, и то не обеднеешь.
Оборотень, как за ним водится, от эскорта отказался, но, не ровен час, передумает. Надо, чтобы он не мог связаться с Аванебихами. Местный народ, конечно, всполошится, но пока сообщат, куда следует, пока монтеры-телефонисты найдут, где оборваны линии – много чего произойдет… Может статься, Аванебихам уже и некого будет спасать.
У охотников предложение Ксавата вначале вызвало оторопь: резать кабель – государственное преступление, за это в тюрьму посадят и заставят возмещать убытки, да и позора не оберешься. А никто ж не узнает, хитровато подмигнул Клетчаб Луджереф, ушлый парень из Хасетана. И мы ведь не просто так, а ради победы над злом… Уговорил. Уж очень хотелось Донату Пеларчи завалить самую крупную в Иллихейской Империи дичь и стать Трижды Истребителем, а Келхару не терпелось взять реванш за свое позорное поражение в Рауме.
Где и что резать – это не извольте беспокоиться, Ксават цан Ревернух не тупак, а министерский чиновник, у него имеются карты стратегических коммуникаций под грифом «Для служебного пользования». Как чувствовал, что они когда-нибудь сгодятся, вот и хапнул втихаря – не зря же начальство хвалило его за «имперское мышление» и «творческий подход к делу».
Пришлось покататься, но все было устроено в наилучшем виде, захолустье осталось без связи с внешним миром. Знай наших хасетанских!
А теперь – в погоню за оборотнем. В одной зажиточной усадьбе, обнесенной кирпичной оградой, ровно какая крепость, напали на его след. Приезжал вчера парень на мотоцикле, по описанию – вылитый Дэлги, купил еды, расплатился по-королевски. Еще попросил хозяйку поменять повязку на плече: рана у него там, словно от когтей крупного зверя, как еще путешествует с такой болячкой! Хотел куда-то позвонить, да телефон уже второй день заглох; тогда написал письмо, запечатал в пакет и отправил хозяйского сына в Эслешат. За это отдельно заплатил и пообещал, что адресат, получивши пакет, тоже даст денег. Ночевать не остался, укатил на юг. Но это еще не все! В сумерках, уже после того, как загнали скотину, приходила громадная, с теленка величиной, черная собака в ошейнике, украшенном блестящими каменьями. Вертелась у запертых ворот, что-то вынюхивала, потом тоже побежала на юг. Похоже на то, что она идет по его следу.
– Сдается мне, его преследует грызверг, – угрюмо и озабоченно протянул Донат. – Поехали!
Ксават, напротив, порадовался такому раскладу, но про себя, чтобы не раздражать старого охотника. Ему ведь без разницы, кто убьет Короля Сорегдийских гор, лишь бы кто-нибудь наконец это сделал, а у Доната свои интересы. Ежели оборотня догонит и растерзает грызверг, то получится, что это грызверг стал Истребителем пожирателя душ, а славный Донат Пеларчи останется ни с чем.
Дичь выиграла целые сутки. Пока с кабелями возились (та еще морока!), оборотень мчался к заветной цели, к своим родным горам. Или, вернее, не мчался, а петлял по бездорожью, то разгоняясь, то сбрасывая скорость; тут не везде проедешь, а он еще и ранен. Если свести воедино доступные обрывки информации, можно предположить, что ранил его грызверг.
«Хорошая собачка! – прочувствованно подумал Ксават. – Шальная удача тебе в помощь!»
После полудня доехали до деревушки с пестро раскрашенными домиками из саманного кирпича и хлипкими мазанками-сараями, смахивающими на колонии невзрачных грибов. Дорога сплошь в лепешках навоза: для кого это признак достатка, а для кого неприкрытая срань. Как Донат, сидевший за рулем, ни старался, как ни маневрировал, все ж таки въехали…
Оборотень предупрежден. Позвонит Аванебихам, потребует охраны – и сюда целое войско прикатит. Донат рассказывал: специальное подразделение аванебиховской полиции, сформированное из особо доверенных людей, ожидает команды, и если Король Сорегдийских гор по истечении урочного срока не даст о себе знать – их бросят прочесывать местность, искать опоздавшую тварь. И сколь бы отвратно и тошнотворно сия пакость ни выглядела, ее подберут и бережно доставят на заповедную территорию. Говорят, ежели до этого дойдет, каждому участнику спасательной операции премия полагается такая, что потом до конца жизни будешь эсшафаны каждый день кушать, в золоченом автомобиле ездить да «Яльс» по праздникам пить, и то не обеднеешь.
Оборотень, как за ним водится, от эскорта отказался, но, не ровен час, передумает. Надо, чтобы он не мог связаться с Аванебихами. Местный народ, конечно, всполошится, но пока сообщат, куда следует, пока монтеры-телефонисты найдут, где оборваны линии – много чего произойдет… Может статься, Аванебихам уже и некого будет спасать.
У охотников предложение Ксавата вначале вызвало оторопь: резать кабель – государственное преступление, за это в тюрьму посадят и заставят возмещать убытки, да и позора не оберешься. А никто ж не узнает, хитровато подмигнул Клетчаб Луджереф, ушлый парень из Хасетана. И мы ведь не просто так, а ради победы над злом… Уговорил. Уж очень хотелось Донату Пеларчи завалить самую крупную в Иллихейской Империи дичь и стать Трижды Истребителем, а Келхару не терпелось взять реванш за свое позорное поражение в Рауме.
Где и что резать – это не извольте беспокоиться, Ксават цан Ревернух не тупак, а министерский чиновник, у него имеются карты стратегических коммуникаций под грифом «Для служебного пользования». Как чувствовал, что они когда-нибудь сгодятся, вот и хапнул втихаря – не зря же начальство хвалило его за «имперское мышление» и «творческий подход к делу».
Пришлось покататься, но все было устроено в наилучшем виде, захолустье осталось без связи с внешним миром. Знай наших хасетанских!
А теперь – в погоню за оборотнем. В одной зажиточной усадьбе, обнесенной кирпичной оградой, ровно какая крепость, напали на его след. Приезжал вчера парень на мотоцикле, по описанию – вылитый Дэлги, купил еды, расплатился по-королевски. Еще попросил хозяйку поменять повязку на плече: рана у него там, словно от когтей крупного зверя, как еще путешествует с такой болячкой! Хотел куда-то позвонить, да телефон уже второй день заглох; тогда написал письмо, запечатал в пакет и отправил хозяйского сына в Эслешат. За это отдельно заплатил и пообещал, что адресат, получивши пакет, тоже даст денег. Ночевать не остался, укатил на юг. Но это еще не все! В сумерках, уже после того, как загнали скотину, приходила громадная, с теленка величиной, черная собака в ошейнике, украшенном блестящими каменьями. Вертелась у запертых ворот, что-то вынюхивала, потом тоже побежала на юг. Похоже на то, что она идет по его следу.
– Сдается мне, его преследует грызверг, – угрюмо и озабоченно протянул Донат. – Поехали!
Ксават, напротив, порадовался такому раскладу, но про себя, чтобы не раздражать старого охотника. Ему ведь без разницы, кто убьет Короля Сорегдийских гор, лишь бы кто-нибудь наконец это сделал, а у Доната свои интересы. Ежели оборотня догонит и растерзает грызверг, то получится, что это грызверг стал Истребителем пожирателя душ, а славный Донат Пеларчи останется ни с чем.
Дичь выиграла целые сутки. Пока с кабелями возились (та еще морока!), оборотень мчался к заветной цели, к своим родным горам. Или, вернее, не мчался, а петлял по бездорожью, то разгоняясь, то сбрасывая скорость; тут не везде проедешь, а он еще и ранен. Если свести воедино доступные обрывки информации, можно предположить, что ранил его грызверг.
«Хорошая собачка! – прочувствованно подумал Ксават. – Шальная удача тебе в помощь!»
После полудня доехали до деревушки с пестро раскрашенными домиками из саманного кирпича и хлипкими мазанками-сараями, смахивающими на колонии невзрачных грибов. Дорога сплошь в лепешках навоза: для кого это признак достатка, а для кого неприкрытая срань. Как Донат, сидевший за рулем, ни старался, как ни маневрировал, все ж таки въехали…