Орлов Антон. Пожиратель Душ

   Машина лежит в траве на боку, брошенная, словно никому больше не нужна. Тут же валяются кожаные ботинки и другие вещи.
   Порвать ботинок?.. Дело стоящее, но лучше отложить на потом. След Злого Человека уводит в чащу. Хороший Заинька настиг врага и сейчас его загрызет, на куски разорвет!
   За кустарником забор. Несерьезный забор, старый, разломанный, кто угодно пролезет. Зато длинный – тянется, насколько хватает глаз, ни с той, ни с другой стороны конца не видно.
   Мардарию лезть через дыру в заборе не пришлось – враг находился по эту сторону символического препятствия, в гуще кустарника. Обрывал и ел черные ягоды, как будто не боялся пораниться их осколками. Расстегнутая рубашка открывает загорелую мускулистую грудь, длинные волосы спутались, небритый подбородок измазан фиолетовым соком.
   Заинька подкрался неслышно. Затаился, готовясь к последнему броску.
   – Еще целых полдня впереди!
   Непонятно, с кем человек разговаривает – с кустами, что ли? Они ему ни слова не отвечали, а тот все равно продолжал говорить, делая паузы, чтобы отправить в рот ягоду.
   – Уйма времени! Что можно успеть за полдня? До отвала обожраться умопомрачительно вкусным переспевшим сливрюсом без риска заработать расстройство желудка, потому что к тому времени, как дойдет до неминуемой расплаты, человеческого желудка у меня уже не будет. Мелочь – но восхитительная мелочь, привилегия вседозволенности!
   Он рассмеялся и запихнул в рот целую горсть брызнувших соком ягод, а Заинька в замешательстве смотрел на него из засады, озадаченный вопросом: с кем же все-таки человек беседует?
   – А как здорово гулять босиком по теплой шелковистой траве! Чудесное ощущение… Этот день не будет тянуться до бесконечности, он закончится, и тогда прощайте все – Эннайп, Ник, сбрендивший на старости лет Донат со своей бандой проходимцев… А Клетчаб Луджереф – до скорого свидания! – человек оскалил зубы, и Заинька, увидев этот оскал, подался назад, чуть не зарычал вслух. – Если окажется, что Луджереф успел навредить Нику, я из него все жилы вытяну по одной, медленно-медленно… Ох, и мстительная я тварь, иной раз самому страшно. Все, кроме Клетчаба и Эннайп, прощайте на целых три года! Эннайп спрашивала, почему ей нельзя меня проводить. Да потому, что я могу заплакать. Зато она приедет меня навестить, как я буду ее ждать, кто бы знал… А Ник наверняка удерет на север – как будто от меня можно сбежать! Нет, ну кто бы догадался, что у этого паршивца в кулоне грызверг! Я все-таки заставлю его жить настоящим, я изобретательная тварь… Ладно, заболтался я что-то. Наверное, похож на психа – без ботинок, болтаю сам с собой, ягодами перемазался, как неаккуратная свинья…
   Заиньке надоело слушать непонятные речи, и он прыгнул.
   Какой же этот человек быстрый – заметил, отклонился в сторону; ягоды, которые он держал в пригоршне, рассыпались, попрятались в траве. Злой Человек тоже упал и перекатился, спасаясь от лязгнувших возле плеча клыков. Под руку ему попалась толстая сухая ветка с торчащими сучьями, и он, по-змеиному извернувшись, сунул ее прямо в разинутую пасть. Ветка хрустнула в стальных Заинькиных челюстях, но успела оцарапать нежное нёбо, надо пожалеть бедного пусеньку… Разъяренный Мардарий зарычал, а враг уже успел и на ноги вскочить, и блестящую острую штуку из-за пояса выхватить.
   – Откуда ты взялся на мою голову? Я же тебя запер!
   Прыжок. Человек снова успел отскочить. Как и в прошлый раз, нацелил острие на Заинькин носик, но кусачая штука двигалась уже не с тем проворством.
   – Ты меня достал! – процедил Злой Человек, его лицо исказила гримаса. – Убью!
   Врагу больно, преимущество не на его стороне – Мардарий это чувствовал. Перехитрил человека обманным маневром, раз – и вцепился зубами в руку.
   Недобрый блестящий предмет вывалился из пальцев. Побелевший человек закричал.
   Хороший Заинька победил! Нет, пока не победил… Если другие люди, когда их кусаешь, только кричат и беспомощно дергаются, то этот свободной рукой, кулаком, как ударит по бедному носику! На то и злой.
   Солнце потемнело и закачалось, как будто его тоже ударили. А когда деревья перестали бесноваться, и боль немного утихла, и побитое солнце успокоилось, осипший от визга Мардарий обнаружил, что враг убегает. За ним! Будет знать, как Заиньку обижать!
   Злой Человек проломился сквозь кустарник, выскочил на заросшую травой прогалину. Перекушенная рука болталась на каких-то ниточках, но двигался он быстро. А Заинька еще быстрее, Заинька догонит!
   Впереди никчемный дырявый забор. Неужели враг думает за ним спрятаться? Из последних сил рванулся вперед и вместе с целым куском хлипкой загородки, все вокруг пачкая кровью, повалился на каменистую землю.
   Финальный прыжок – и в клочья!
   Стоп…
   Мардарий осел на все четыре лапы, враз ослабевшие. Победоносный рык застрял в горле.
   На том месте, где упал обессилевший, окровавленный человек, в мгновение ока выросло что-то непонятное, громадное, страшное, такое страшное, что Мардарий заледенел, словно из теплого коридора забежал в холодильник с мерзлым мясом. И оно шевелилось, оно было живое – но в то же время невыразимо опасное для всего живого. Лапы оцепенели, вместо рычания вырвался жалобный визг.
   Ох, не надо было визжать, шевелящийся кошмар его заметил! Оттуда взметнулось нечто длинное и гибкое, похожее на черный хлыст, цап за загривок – и Мардарий повис в воздухе. Заходясь в истошном визге, он болтался высоко над землей и понимал только одно: сейчас Мамочкиного Заиньку загрызут, на куски разорвут…
   – Миури, зачем?! Как я с такой штукой на шее на людях появлюсь?
   Ник с оторопью разглядывал грубовато сделанное ожерелье из металла, похожего на нержавейку, с крупными коричневато-желтыми камнями наподобие дешевого янтаря. Вещица вроде тех, что надолго залеживаются в комиссионных магазинах. Носить рубиновый кулон на цепочке – еще куда ни шло, но это безвкусное массивное украшение под стать какой-нибудь вульгарной тетке средних лет.
   – Это оберег, отводящий пули, – сказала Миури, невозмутимо выслушав протесты. – Лучшее, что я смогла здесь достать. У мастера, который его изготовил, были проблемы с чувством прекрасного, но свое дело он знал. Ты прав, не стоит выставлять ожерелье напоказ, умный человек поймет, что это такое. Спрячь под рубашкой. Мне не понравились люди, которых набрал Пеларчи. Сразу видно, что это не охотники, а уголовники, от них можно ждать чего угодно. Есть риск, что мы с ними столкнемся.
   – У тебя тоже оберег?
   – Я в этом не нуждаюсь. Лунноглазая Госпожа даровала мне, своей жрице, девять жизней. В крайнем случае я могу призвать ее на помощь.
   Сафари началось облачным утром. Ник за рулем, на соседнем сиденье Миури с кулоном. От идеи гоняться за грызвергом на мотоцикле они отказались: мотоцикл маневренней, зато в машине безопасней.
   – Если мы встретим Дэлги… ну, если он не успел… мы ему поможем? – спросил Ник, когда выехали из деревни, где провели ночь, на грунтовую дорогу. – Это же в два счета – довезти его до границы, высадить из кулона, а потом будем на Мардария охотиться.
   – Донат Пеларчи нас за это пристрелит, – усмехнулась «бродячая кошка».
   – Не пристрелит. У тебя девять жизней, а на мне оберег.
   – Ты уверен, что хочешь, чтобы я это сделала?
   – Да. Я получил от него поддержку, сочувствие и защиту, когда мне было очень плохо. Это важнее, чем тот дурацкий случай во дворце у Орсенг. Так ты согласна?
   – Посмотрим… Возможно, он уже вернулся в свои владения. А может быть, все еще гуляет недалеко от границы в человеческом облике. Не нарваться бы нам… Когда урочный срок у оборотня истекает, все размыто, неопределенно, и сейчас даже ворожба не откроет, там он или здесь, и в каком виде. Мне объясняла это одна охотница. Я тогда была не старше тебя и только-только надела рясу послушницы. Меня послали с поручением из Савамского монастыря в Рерару, и как раз началось наводнение, дорогу затопило. А если в обход – это по тропам через Рерарский лес, там испокон века водятся твари. Марго согласилась меня проводить. Вы с ней из одного мира. Сейчас ей уже за пятьдесят, несколько лет назад она открыла школу рукопашного боя для девочек в Анкенирде, на берегу Рассветного моря. Говорили, что охотой она занимается из любви к авантюрам, а не ради заработка, потому что у нее есть богатый поклонник. Наверное, это правда. Я видела у нее старинные перстни с бриллиантами редкой красоты, каждый стоил целое состояние. И платы с меня Марго не взяла. Сказала, чтобы я оставила эти деньги себе на помаду и на конфеты, а проводит она меня просто так, с условием, что я буду развлекать ее болтовней. Конечно, болтали мы обе, и я тогда узнала кое-что об охотничьей ворожбе. Марго всю дорогу нянчилась со мной, как кошка с котенком, и если бы я не выбрала монашескую жизнь, начала бы проситься к ней в ученицы.
   – Ее учителя звали не Гаверчи?
   – Вроде бы да.
   – Тогда я тоже о ней слышал.
   От Короля Сорегдийских гор. Это он был «богатым поклонником» Марго и предлагал ей в подарок зеркало-перевертыш. Роман охотницы и оборотня.
   Вслух об этом, наверное, нельзя. Дэлги ведь рассказывал о Марго, не назвав ее имени.
   Это неожиданное напоминание застигло Ника врасплох. Дорога ровная, встречных машин нет, Миури погрузилась в изучение карты местности. Ничего страшного, если он параллельно будет думать о своем.
   Раскосые зеленые глаза, упрямое лицо с тонкими неправильными чертами. Почему Эннайп решила его защитить и не пожалела времени на ворожбу? Потому что не хочет, чтобы Ник погиб? Или для нее это просто повод лишний раз потренироваться в колдовстве (судя по всему, достаточно сложном)? Разве может быть так, чтобы он ей нравился, чтобы ей хотелось еще с ним встретиться? Ну да, они много разговаривали, и ей как будто было интересно, но по ночам она приходила к Дэлги, а не к нему.
   Предыдущий отрезок его жизни, в котором остались Дэлги и Эннайп, рассыпался на пестрые кусочки. Как сказала Миури? «Одна из тех мелких катастроф…» Сейчас эти частички погибшей мозаики – среди них есть и привлекательные, и страшноватые – беспорядочно перемешаны, поэтому ускользает смысл того, что произошло. Ника мучило ощущение обрыва, незавершенности; он чувствовал, что не будет ему покоя, пока он не соберет все и не сложит заново. Проклятие? Наверное, да, но это проклятие он выбрал сам. Речь ведь идет не о чем-то постороннем, а о недавних событиях его собственной жизни. О людях (или, если использовать более емкий термин, о существах), к которым его притянуло и которых притянуло к нему.
   – Ник, сворачиваем, – распорядилась Миури. – Во имя Лунноглазой, не витай в облаках, а то в дерево врежемся. Или, еще хуже, в пограничный забор. План действий такой: прочесываем территорию, пока не найдем окаянную зверюгу.
   Выбросить из головы отвлеченные мысли, не относящиеся к сафари. Все внимание на дорогу – точнее, на бездорожье.
   Машина петляла среди кустарника, усыпанного ягодами, похожими на продолговатые черные виноградины. Иногда совсем близко, задевая стекло, скользили свисающие с деревьев тонкие побеги с цветами-граммофончиками нежных оттенков. Если посмотреть направо или налево, можно увидеть пухлые бледно-серые облака, а впереди, за лобовым стеклом, для неба не осталось места – его вытеснила из поля зрения необъятная гора.
   – Справа!
   Он и сам увидел. На примятой траве, подернутой пленкой жемчужной влаги, лежит мотоцикл. Рядом валяются ботинки, шлем, кожаная куртка, сумка.
   – Его вещи?
   – По-моему, да.
   Выйдя из машины, «бродячая кошка» осмотрела поляну. Дождя еще не было, и кое-где на земле сохранились отпечатки лап грызверга.
   Проехав несколько метров, обнаружили сгустки свернувшейся крови – их было слишком много, чтобы надеяться, что «все обошлось». Ника начало лихорадить, и он крепче ухватился за руль.
   Страшный след привел к ветхому пограничному забору. Одна из его секций лежала, поваленная, на земле, и гнилые доски тоже были заляпаны подсохшими бурыми пятнами.
   – Назад! – изменившимся голосом приказала монахиня. – Отъезжаем за те деревья!
   Когда Ник выполнил команду, она объяснила:
   – Дальше – его владения. И он там, у себя, можешь не беспокоиться.
   – А где тогда Заинька?
   – Боюсь, что твой друг Дэлги Заинькой пообедал. Твари вообще-то едят все живое, не только людей. Ладно, разворачивай, больше здесь делать нечего. По дороге постараюсь придумать, что скажем Регине.
   Теперь впереди было редколесье под пасмурным небом, а горы, коричнево-серые, пестрые, как шкура ящера, маячили в зеркальце заднего обзора.
   Выбирая, где кустарник пореже, Ник неожиданно выехал на открытое пространство – мини-равнина посреди зарослей – и снова увидел все тот же пограничный забор.
   Словно забор их преследует, потихоньку двигаясь за машиной… Ник хребтом ощутил холодок (а что, это была бы игра вполне в духе Дэлги!), но потом понял, что просто-напросто граница заповедной территории идет не по прямой, а забирает то в одну, то в другую сторону.
   К тому же здесь люди, так что все в порядке.
   Машину тряхнуло. Удар в дверцу. Снова тряхнуло.
   – В нас стреляют! – сказала Миури.
   Они двигались с запада на восток вдоль ветхого забора средней паршивости, но никаких признаков дичи пока не обнаружили. Приближаться к забору Донат не велел: если Король Сорегдийских гор уже дома, он может сцапать раззяву, который подойдет слишком близко. Говорят, когда он в истинном облике, руки у него ого-го какие длинные! Или даже не руки, а такое, чего лучше не видеть, ежели поседеть преждевременно не хочешь.
   Дома он или нет – неизвестно. По словам Доната, когда тварь меняет облик, происходит сотрясение вероятностных пластов, и покуда все обратно не утрясется, ворожить бесполезно.
   Западло так по-умному выражаться! На него все за это обиделись, но ради будущего навара затевать бучу не стали.
   Боязно было едва ли не до истерики, ведь если пожиратель душ тебя утащит, умрешь мучительной смертью, причем совсем умрешь, окончательно и бесповоротно. Ну, Ксават принял меры: сторговал в деревне у бабки настойку из грибочков бледной овуги, все хлопнули по бокальчику для пущей храбрости – и где наша не пропадала!
   Донат пить не стал, у охотников и так железные нервы. Сам Ксават употребил полбокальчика, чтобы и разум не потерять, и от наплывающего страха защититься. Загонщики – пушечное мясо, от них требуется немного, чтобы навалились и задержали оборотня, пока Дважды Истребитель не подоспеет, а Клетчабу, который всех дергает за ниточки, не с руки здравый смысл мерзопакостным пойлом заливать.
   Одного не учел. Настоечка-то в головы ударила, и подвернись окаянный оборотень – его бы на месте ногами запинали, не дожидаясь вмешательства охотника-профессионала, но никто не подворачивался, и парни в первой машине начали между собой переругиваться да на руководителей косо поглядывать, а в двух других чуть не передрались. Донат скомандовал остановку и призвал участников охоты к порядку, Ревернух тоже всех обругал. Те давай огрызаться, того и гляди дойдет до бунта… Вот уж потешится Король Сорегдийских гор, если он уже вернулся восвояси и подсматривает из-за забора, не обнаруживая своего присутствия.
   И тут, как на заказ, выворачивает из-за деревьев с восточной стороны синяя машина, за рулем Ник, рядом сестра Миури. В который раз выручила Клетчаба шальная удача.
   – Это они! – крикнул Ксават, опустив бинокль. – Предатели! Вот кто во всем виноват!
   – Ревернух, там же «бродячая кошка»! – забеспокоился Донат, когда загонщики, все восемь рыл, принялись палить по синему внедорожнику. – Эй, не стрелять!
   – Кошка или другая животина, а парням надобно спустить пар, – толкнув его локтем в бок, тихонько возразил Ксават. – Мы-то с вами в этом не участвуем, с нас никакого спросу.
   – Они же неуправляемы! Зачем вы опоили их этой дрянью?
   – А если б не опоил, они бы уже улепетнули отсюда или сидели бы по кустам со спущенными штанами. На охоте надобно имперское мышление проявить!
   Шины в клочья, но те, кто находился внутри, уцелели. Ясное дело, обереги. Загонщики с гиканьем побежали к остановившейся машине.
   – Назад! – взревел Пеларчи.
   Так они и послушались… Настойка бледной овуги – мощная штука. Клетчаб и сам ощущал героический зуд, но все же не утратил способности себя контролировать.
   Миури и Ник выскочили из машины. Жрица двумя руками подняла пистолет и, небось, всех бы положила, сучья кошка, да еще два патрона осталось бы для Ксавата с Донатом, наверняка у нее десятизарядник. Только, на ее беду, Клетчаб, как истинный стратег, позаботился снабдить своих людей дешевыми оберегами-однодневками, а то Король Сорегдийских гор тоже пострелять не дурак.
   Ник тем временем нырнул в машину и вылез оттуда, вооруженный мечом. Смехота одна… А может, не совсем смехота, может, он что-то умеет, раз ушел живым из Убивальни, но их же двое против восьмерых!
   С севера, из-за леса, доносился шум мотора. Еще кто-то сюда едет. Вот номер, если это наконец-то оборотень, а охотникам, сранъ собачья, не до него.
   Донат грузно, вперевалку, потрусил за наемниками. На его окрики те не реагировали.
   С мечом в правой руке и кинжалом в левой, мальчишка вышел вперед, заслонив от загонщиков «бродячую кошку». Та опустилась на колени, запрокинула лицо к небу.
   А вот это уже нехорошо, вот это уже чревато…
   Если бы не ссора с Дэлги, они могли бы укрыться на его территории. Ник бросил затравленный взгляд на покосившийся пограничный забор. Вон та доска болтается на единственном ржавом гвозде. Наверное, успели бы добежать… Но не просить же помощи у того, кто из-за тебя чуть не погиб, на кого ты спустил грызверга!
   – Ник, задержи их, – скороговоркой попросила Миури. – Я призову Лунноглазую, но это потребует времени. Пожалуйста, постарайся продержаться!
   Он встал между монахиней и подбегающими бандитами. Их слишком много. Хорошо, если он хотя бы с полминуты продержится.
   К облачным небесам понесся пронзительный вопль кошки, которой наступили на хвост. Ну да, ведь Лунноглазую надо призывать на кошачьем языке…
   Бандиты вооружены кто ножами, кто шипастыми дубинками. Глаза мутные, бешеные. Меч только у Ника – небольшое преимущество.
   Над головой что-то свистнуло, врезалось в оскаленную морду самого рослого громилы, вырвавшегося вперед. Остальных забрызгало мозгами и кровью.
   Как мудро заметил некий земной ученый, с неба не могут падать камни, потому что на небе нет камней. Значит, это первый отклик на молитву Миури!
   Приободрившись, Ник принял боевую стойку.
   – Срань собачья!.. – простонал Ксават.
   В отличие от Доната он никуда не побежал, остался возле машин. Не тупак. И он видел, откуда прилетел здоровенный булыжник, снесший полчерепа Нап-Вашилде с Решарвакского архипелага: из-за невзрачного серого забора, с пустого склона, где вроде бы нет ничего, кроме неподвижного кустарника.
   Опоздали. Не бывать Дважды Истребителю Донату Пеларчи Трижды Истребителем. Во всяком случае, не в этот раз.
   Охотник тоже все понял насчет камня и снова заревел:
   – Назад, мерзавцы! К забору не подходить, кошку и парня не трогать!
   Ага, сейчас… Наемники уже налетели на Ника, толкаясь и мешая друг другу. Крутые молодчики, таких только раззадорь… Подскочив, рассвирепевший Донат свалил одного из макиштуанцев жестоким ударом в челюсть, и тогда на него ринулись, размахивая тяжелыми шипастыми палицами, двое соплеменников пострадавшего.
   У Ника осталось четверо противников.
   Жрица во второй раз закричала по-кошачьи, протяжно и жалобно.
   А макиштуанцы оказались ребятами, с которыми лучше не шутить – так насели, что Пеларчи начал отступать. Еле успевает отражать удары. Двое на одного, да к тому же молодые, ловкие, горячие, еще немного – и одолеют. Гляди-ка, оттеснили к самому забору… А потом вдруг взлетели в воздух, выронив палицы, истошно вопя, дрыгая ногами, и Донат остался один.
   То, что утащило макиштуанцев, двигалось слишком стремительно, чтобы заметить подробности. Словно две черные молнии метнулись с той стороны, схватили людей и вместе со своими жертвами втянулись обратно – все это заняло считаные секунды. Клетчаб содрогнулся: на их месте мог быть он… Брр, как будто в желудке медленно тает кусок льда.
   Оставшийся в одиночестве Донат попятился от обманчиво безобидного забора, выставив перед собой длинные охотничьи ножи, но никто на него не нападал. Почему тварь его не трогает? Наверное, потому, что он старый, жесткий, и душа у него такая же старая, зачерствевшая, как подметка. Невкусно будет.
   Ника ранили, и все равно он никого не подпускал к «бродячей кошке». Можно не удивляться, что этот гаденыш в Убивальне выжил…, Противников-то у него трое осталось – четвертый, хасетанец, сидит в сторонке, вся грудь в крови.
   Впрочем, Ксавату было не до того, чтобы обижаться за земляка. Если эти олухи сию минуту не справятся с мальчишкой, сюда явится Лунноглазая, и тогда всем звездец, как говаривала оторва Марго в незабвенные времена.
   – Срань собачья! – закричал Ксават, яростно тряся кулаками. – Что вы с ним возитесь?! Заткните монахиню, пока она не призвала богиню в третий раз!
   Намокшая от крови располосованная рубашка липла к телу, как будто он попал под дождь.
   Порезы – это и на тренировках бывало, но Дэлги ограничивался легкими царапинами, а потом давал лекарства, после которых и боль проходила, и шрамов не оставалось. И сразу прекращал занятие, если видел, что кровотечение серьезное.
   А эти могут убить. Ник уже получил несколько ранений – непонятно, опасных или нет. Дрался он яростно и отчаянно, и это было то самое, чего никак не мог от него добиться Король Сорегдийских гор (пресловутый «экзамен» не в счет). Раньше было иначе, о себе он не очень-то заботился и быстро терял интерес к происходящему. Дэлги это бесило.
   Но сейчас он защищал Миури.
   Боли от порезов он почти не чувствовал, в то же время в его сознании что-то болезненно сдвинулось, и на иллихейский субтропический ландшафт в преддверии Сорегдийских гор наложилась припорошенная первым снегом опушка осеннего подмосковного леса. Как будто Ник находился одновременно и здесь, и там.
   Какая разница между здешними бандитами и работниками силовых структур, выполняющими приказ высокого начальства, недовольного существованием несанкционированного палаточного лагеря? Ник особой разницы не видел. Те фактически убили маму. Эти могут убить Миури. Только он скорее умрет, чем позволит им убить Миури, а еще лучше – перебьет их. Ослабевший от голода, простуженный, безоружный подросток не мог драться со спецназом, но сейчас – другое дело.
   То, что случилось тогда, не должно повториться.
   Их было больше, однако вмешательство некой третьей силы уравнивало шансы, и в каждый из моментов Ник сражался только с одним противником. Булыжники больше не прилетали, но были камешки помельче: попадет такой в лоб, и человек на несколько секунд выведен из игры. Похоже на помощь – ровно настолько, чтобы задача не оказалась для Ника заведомо невыполнимой. И на том спасибо. Благодаря этому он до сих пор был жив, хотя враги подобрались сильные и умелые. Ему никак не удавалось сосчитать их, зато одного он ранил, полоснув наискось по грудной клетке.
   Миури закричала по-кошачьи в третий-раз. Вот-вот должна появиться Лунноглазая. Интересно, она будет размером с домашнюю кошку или большая, как пантера? Миури говорила, что глаза ее сияют, как две золотистых луны.
   Из-за цветущих деревьев вывернул иллихейский аналог джипа, затормозил, оттуда выскочили люди в форме, какую носят вассалы Аванебихов.
   Собираются всех арестовать? Или подумали, что один из участников этой свалки – Король Сорегдийских гор, и спешат на помощь? Да он бы давно со всеми управился… Отвлекшись, Ник не успел отреагировать на атаку, и его противник, ловкий прилизанный блондин, нанес удар в левое подреберье. Ниже сердца, но боль резанула такая, что Ник упал на одно колено, в месиво скользких от крови растоптанных стеблей.
   – Мя-я-я-а-аууу!!!
   Это уже не призыв на помощь, а боевой клич. Очутившись рядом с Ником, Миури ударила блондина молниеносным кошачьим движением – ладонь раскрыта, пальцы согнуты, самая настоящая «школа тигра». Поняла, наконец, что сейчас надо не молиться, а драться, – подумал Ник, дрожа и задыхаясь от пронизывающей боли.
   Ничего себе… Миури буквально содрала мясо с лица противника, а следующим страшным ударом располосовала горло. Откуда у нее взялись длинные загнутые когти?..
   Донат Пеларчи (он бежал к ним, тяжело припадая на правую ногу) остановился, опустился на колени и ткнулся лбом в землю, словно молился в храме. Люди Аванебихов тоже все как один дисциплинированно простерлись ниц. Их примеру последовал Ксават цан Ревернух, который стоял в стороне, возле охотничьих машин, и что-то выкрикивал, размахивая кулаками, словно болельщик на стадионе.
   Бандит с обезьяньим лицом и синими от татуировок руками, матерившийся по-русски, двинулся на монахиню, выставив перед собой нож. Та ударила, как кошка лапой. Сколько метров отсюда до забора? Двадцать? Тридцать? Во всяком случае, все это расстояние он пролетел по воздуху, как получивший пинка футбольный мяч, и исчез по ту сторону ограды в кустарнике. Ник даже не подозревал, что Миури на такое способна!