.. Острой болью рванется сердце, тихо застонет над головой береза, и страшно припомнится худенькое вытянувшееся тело деда Михаила. Ой, не забудьте ж того, пионеры, что видели, что слышали, не забудьте нашего лютого ворога!.. Нет, не похож родной пруд на Слепой овражек, только память здесь острей и жалостней да как будто ближе далекие друзья. Поэтому и полюбилось так ребятам тихое местечко... - Мойтесь! - говорит Васек и с удовольствием погружает в воду горячие пыльные руки. Ребята следуют его примеру и настороженно следят, как он приглаживает водой свой непокорный чуб, неторопливо повязывает галстук. Вот он уже приготовился - чистый, свежий, приглаженный. На мокром лице синие глаза с знакомым блеском глядят на товарищей. Руки у всех невольно поднимаются к галстукам, старательно разглаживают их концы. - Мы пионеры, - говорит Васек, - и сейчас, на этом сборе. Нам нужно разобрать все свои дела. Что у нас получается? Уроки мы пропускаем, в госпиталь никак не попадем, даже навестить Васю не можем. На работе толчемся целый день все вместе. А потом ходим друг за другом и спрашиваем: что делать с учебой? Верно я говорю? Ребята молча наклонили головы. - Так ты сам знаешь - времени не хватает, - пожал плечами Мазин. - Времени? - переспросил Васек. - А где наше расписание? Вспомните, сколько уроков было в школе, сколько кружков... да сколько мы на коньках да на лыжах бегали, да в кино ходили... На все это было у нас время? Лида Зорина подняла руку: - По-моему, с теперешним это нельзя сравнивать. Ведь тогда с нами и Сергей Николаевич был и Митя. Они сами за всем следили. И дисциплину подтягивали. Васек быстро повернулся к Лиде: - А ты что хочешь, чтобы сейчас, когда идет ремонт школы, к тебе взяли и прикрепили бы учителя и вожатого специально подтягивать твою дисциплину? Потому что ты сама ничего не можешь? Маленькая? - Почему это я? - возмутилась Лида. - Разве я про себя говорю? Ребята зашумели. - Васек правильно говорит! - выкрикнул Одинцов. - Мы пионеры, мы должны сами на себя надеяться, да еще и взрослым помогать в такое трудное время! - Нам нечего барчуков из себя корчить и нянек себе искать! - сердито сказал Мазин. - Подождите! - остановил товарищей Васек. - Будет у нас школа - будут и учителя и вожатые. А сейчас мы, конечно, должны надеяться только на себя. Значит, давайте решим: что для нас главнее всего? Учеба! А для учебы нужно время. А время у нас как вода в решете. Вот это, по-моему, хуже всего. Нюра откинула с плеч выросшие за лето косы: - Васек правду сказал, что время у нас как вода в решете! Работаем мы хорошо, я ничего не скажу, никто не ленится, но во всем другом мы просто какие-то неуспевающие! А против как дети были... у нас того, что раньше, когда мы... вообще совсем другая жизнь стала... - То, что было раньше, - вставая, сказал Одинцов, - мы вспоминать не будем. Сейчас война, н каждому человеку труднее стало... - А я, например, ни на что и не жалуюсь, - перебил его Мазин. - Я не белоручка! - Он вытянул руки, оглядел свои шершавые, загрубевшие ладони и с удовлетворением сказал: - Вот они, ручки-то! Красота! Ребята засмеялись. - Да хватит вам, ребята! - крикнула Нюра. - Какой тут. смех! На самом деле! Разобраться надо, почему мы ничего не успеваем! Васек покачал головой: - Нам нужно точное расписание, чтобы мы знали, куда нас время уходит. Петя Русаков поднял руку: - Трубачев, дай мне слово! Васек кивнул головой. - Моя мама говорит... - начал Петя. Но Мазин, сморщившись, как от зубной боли, махнул рукой: - Ничья мама нам тут не поможет! - Мазин! - сердито прикрикнул Васек. Петя вспыхнул, закусил губы. - Ну, рассказывай, что говорит твоя мама, - немного смутившись, согласился Мазин. Но Петя уже рассердился. - Она говорит, - закричал он в лицо товарищу, - что ты понабирал себе жалких слов и носишься с ними, как дурак с писаной торбой! - Что? Что? - Мазин остолбенело уставился на товарища. - Что твоя мама говорит? - заинтересовались ребята. - Повтори, Петя, - сказал и Васек. - Она говорит, что Мазин понабирал себе где-то жалких слов: не можем, не успеваем, не справляемся - н что такие слова надо совсем забыть и выбросить! - залпом выпалил Петя. Ребята переглянулись. - Вот это здорово! - с восторгом сказал Одинцов. Мазин вдруг склонил набок голову и, закрыв глаза, повалился навзничь. - Убил! Прикончил! - заорал он, дрыгая ногами. Ребята расхохотались. Даже Петя не выдержал и улыбнулся. Но Васек прыгнул к Мазину и сердито дернул его за руку. - Не кривляйся! Поделом тебе! И нам всем поделом! О чем мы тут говорим? На что жалуемся? Не можем, не успеваем, не справляемся... Екатерина Алексеевна нас всех насквозь видит! И с этого дня... - Васек тряхнул головой и смял ладонью упавшие на лоб волосы, - чтоб с этого дня у нас было все иначе... Сева Малютин, пиши! Сева поспешно вытащил из кармана карандаш и записную книжку. - Пиши так: "Постановили..." Постой! - Трубачев вопросительно взглянул на Петю. - "Не говорить жалких слов", - торопливо подсказал Петя. Васек кивнул Севе головой: - Пиши! Сева записал. - Дальше? - "Сделать точное расписание..." - диктовал Васек. - Пиши: "Постановили единогласно: учитывать каждый час..." - Подожди, Васек, а если что-нибудь... ну, случайное случится? - спросила Лида. - Да, правда, если какой случай случится? Давайте уж сразу на это время класть! - предложила Нюра. - Конечно! Ведь у нас все случаи да случаи какие-то. Вдруг опять что-нибудь произойдет, а времени на это не положено, - пожал плечами Саша. Ребята задумались. - А ведь и правда, Васек! Как ты думаешь? Васек нетерпеливо кивнул Малютину: - Пиши: "На случайные случаи выделить полчаса в день". - Маловато... - пробормотал Мазин, но, взглянув на Васька, спорить не решился. - Кому поручим составить расписание? - спросил Малютин. - Я возьмусь, - протянул руку Васек и, спрятав на груди листок из Севиной книжки, торжественно объявил: - Пионеры. сбор считаю законченным!
   Глава 32. ЗАБЫТЫЙ ДНЕВНИК
   На другой день Васек позвал к себе ребят, чтобы отдать им составленное расписание. Большая часть времени уходила на занятия с Екатериной Алексеевной. Нашлись часы и для дежурства в госпитале, и даже на непредвиденные случаи отводилось полчаса в тот день, когда этот "случай случится". Казалось, все было просто. Беспокоило только то, что по утрам не придется работать на пустыре. - Как-то неудобно перед Леонидом Тимофеевичем так поздно приходить. Подумает еще, что ленимся, - говорил Васек. - Конечно, может подумать, но что делать! Хорошо, что народу теперь прибавилось, есть кому помогать, - успокоил товарища Одинцов. - Мне Иван Васильевич говорил - еще двое каких-то новеньких приходили, шестиклассники, - вспомнил Петя. Васек снова взглянул на расписание. Нет, до чего все просто получилось! Можно и работать и учиться. Конечно, трудно все-таки, но зато какая школа будет! Просторные окна, внутри широкий коридор, внизу большой зал. Все как полагается! Одна комната, в конце коридора, уже заранее намечена для шестого класса. Эта комната внизу... Вчера они убрали под се окнами мусор и немного вскопали землю. Ребята размечтались... Скоро они все вместе возьмутся за внутреннюю отделку и за ограду. Ограду они сделают очень нарядную, выкрасят в зеленый цвет и осенью на школьном дворе посадят деревья. Было уже поздно. Васек заторопился: - Ну, ребята, сейчас я каждому дам листок бумаги, перепишите себе начисто расписание, и чтобы уж никаких отговорок у нас не было! Васек подошел к шкафу: - Тут у папы бумага есть. И дневник наш тут лежит. Давно я его не смотрел! - Какой дневник? Покажи, Васек! Маленький круглый шкафчик замысловатой работы Павла Васильевича повернулся вокруг своей оси. Васек распахнул дверцы и взял с полочки знакомую всем толстую клеенчатую тетрадь. На первой странице ее было написано большими печатными буквами: ЖИЗНЬ НАШЕГО ОТРЯДА. 1941 ГОД. Ребята вскочили, налегли на стол. Одинцов с волнением дотронулся до гладкой черной обложки: - Наш дневник! - Как это мы могли о нем забыть! - удивились ребята. - Ведь здесь все написано! И про Митю, и про Матвеича, и про Степана Ильича. Одинцов раскрыл последнюю страницу. - "Хвеко-хвеля Хвео-хведин-хвецов..." - медленно прочитал он в конце. - Мы должны закончить этот дневник и подарить его школе, чтобы все ребята узнали, какими героями были дед Михайло, Матвеич, Николай Григорьевич! горячо сказал Васек. - Мы положим этот дневник в пионерской комнате, чтобы все пионеры могли прочитать про Марину Ивановну, про нашу Валю, про всех... - заглядывая в тетрадь, предложила Лида. - Конечно... Одинцов, поручаем тебе дописать этот дневник до конца! торжественно обратился к товарищу Васек. - Сможешь? - Смогу, конечно! Я все помню. А в случае чего, и вы поможете. Я сейчас же начну писать! - охотно согласился Коля Одинцов. Польщенный довернем товарищей, он осторожно свернул в трубку тетрадь и спрятал ее за пазуху. - Подожди прятать. Может, почитаем сейчас? Интересно ведь, как все было! вопросительно глядя на ребят, сказал Петя Русаков. Но Васек покачал головой: - Не время сейчас. Давайте переписывать расписание... Кстати, Коля, пока ты будешь писать дневник, не ходи в госпиталь. Одинцов запечалился: - Мне очень Васю повидать хочется. Я только один раз схожу, ладно?
   Глава 33. В ТОТ ЖЕ ВЕЧЕР
   Когда ребята ушли, в комнату тихонько вошла тетя Дуня, поставила перед Васьком чай. Васек заметил, что чашка с блюдцем дребезжала в ее руке. "Устала..." - подумал он. - Ну что ты все ходишь, тетя? Как будто я сам себе чая не налью!.. - с беспокойством сказал он. - Садись вот тут лучше. Посиди немножко. - А что это ты пишешь? - присаживаясь к столу, поинтересовалась тетя Дуня. Васек кратенько рассказал ей про свои дела: про учебу, про ремонт. Все это тетя Дуня слышала не раз, но всегда принимала близко к сердцу. - Директор сегодня уже в учительской стол себе поставил, а Иван Васильевич скоро из госпиталя в новую школу переедет. У него здесь точь-в-точь такая же комнатка около раздевалки. Он в ней и ночует сейчас - боится, как бы кто материал по унес. - Ну, это уж напрасно! - возмутилась тетя Дуня. - Кто ж это из школы материал унесет! Да таких злодеев-то во всем городе не найдется. Экий подозрительный старик стал! - Да нет, может, и не оттого он ночует, а просто хочется ему сторожить... ну, по своей специальности работать, что ли. - Но специальности - это другое дело. А на людей клеветать нечего. Школой все дорожат. Постоянно народ около нее толчется... Я тоже вчера проходила мимо. Заглянула во двор. Дом-то какой красавец будет! А уж школьников, мальчишек да девчонок во дворе - не сосчитать! И тебя видела, только уж окликать не стала. Она отхлебнула из своей чашки чай, осторожно прикусила кусочек сахару, потом закашлялась, вынула носовой платок и вытерла кончиком глаза: - Помню, когда уезжал твой отец... Пришел в шинели, сел вот тут рядом, обнял меня. А я плачу. "Что ж, говорю, Паша, голубчик, Ваську от тебя передать? Может, хочешь что-нибудь на прощанье сказать?" А он так покачал головой и говорит: "Не надо, сестреночка. Он все знает, что я могу сказать". - "Да откуда же, Паша, ему знать?" Улыбнулся он мне и опять свое: "Знает, сестреночка! Хороший сын всегда знает, что скажет в том или ином случае отец". - Тетя Дуня облокотилась на ладонь и тихонько спросила: - А ты и вправду знаешь ли? - Знаю, я всегда знаю! - радостно улыбнулся Васек. - Вот и сейчас знаю... Он подмигнул бы мне одним глазом на тебя и сказал: "Что-то у нашей тети Дуни глаза нынче на мокром месте... А ну-ка, Рыжик, подойди к ней поласковее..." - Васек встал и, обняв тетку, прижался щекой к ее щеке. Ничего, - сказал он, - проживем как-нибудь... - Не хватает моих сил... - прижимая к себе его голову, прошептала тетя Дуня. - Писем-то нет у нас... Письма-то куда же подевались? - Ничего, ничего, придут письма. Ведь бывает - задерживаются в пути. Ты не плачь только, все будет хорошо! - с горьким спокойствием уговаривал тетку Васек. В эту минуту ему казалось, что отец слышит его и одобрительно кивает ему головой: "Не давай, не давай ей плакать, Рыжик... Старая она, больная. Кто ее, кроме тебя, пожалеет..." - Давай, тетя, поглядим по карте, где бои идут. Васек принес карту, разложил на столе, вынул из коробочки красные флажки: - Вот, гляди, где наши теперь находятся! Тетя Дуня полезла в карман за очками. Слезы ее высохли, и, расставляя вместе с Васьком красные флажки, она сурово сказала: - Ничего, придет наше время! Мы их до самого Берлина гнать будем! - Тебе бы на фронт, тетя Дуня! - пошутил Васек. Спать легли поздно. Ночью Ваську снился отец. Снилось, что где-то в открытом поле сквозь дым и огонь мчится санитарный поезд. Мимо Васька в паровозной будке промелькнуло бледное. напряженное лицо отца, голубые серьезные глаза, знакомые, опущенные книзу усы. Васек бросился вслед поезду, но из дымной тучи налетел вражеский бомбардировщик, и тяжелый снаряд ударил в бок паровоза. Васек закричал, забился и, сонный, еще долго рвался из чьих-то теплых рук... Потом открыл глаза и увидел встревоженную тетю Дуню. - Проснись, проснись, Васек, голубчик... - удерживая его, ласково шептала она. Васек зарылся головой в подушку. - Писем, писем нет, тетя Дуня... - простонал он. - Ничего, ничего, придут письма. Ведь бывает - задерживаются в пути... уговаривала его тетя Дуня.
   Глава 34. АНДРЕЙКА
   Утром Васек долго думал о своем сне. Тоска, как огромный камень, навалилась на его сердце. Близкий, родной человек - тетя Дуня, но без отца родительский дом кажется пустым и неприютным. "Сегодня пойду в депо", - думает Васек. В депо все напоминает мальчику отца. Там идет своя жизнь, ч рабочие ходят в таких же пропитанных маслом и паровозной гарью куртках, в какой ходил отец; там в светлой мастерской и сейчас висит среди стахановцев портрет, а под ним большими печатными буквами стоит подпись: "Павел Васильевич Трубачев". Васек выхолит из дома и жадно смотрит в ту сторону, где за улицами и переулками чуть виднеется высокая крыша вокзала, а за ней вдоль железнодорожной линии - длинное серое здание депо. Васек в нерешительности стоит у ворот. В девять часов он должен быть на пустыре, где уже соберутся его товарищи. Они сговорились пойти к Екатерине Алексеевне все вместе. После пропущенных уроков никому не хочется прийти первым. Но сейчас еще рано. Если сбегать в депо... хоть на полчасика! Васек срывается с места и, прижав к бокам локти, бежит по улице. Дома, палисадники, ворота, калитки и магазины мелькают у него в глазах. Вот и вокзал.. Железнодорожные пути скрещиваются, длинными черными змеями лежат на шпалах рельсы. Васек пошел медленно, жадно вдыхая знакомый запах, влажный от пара и душный от угольной пыли. Какая-то женщина торопливо перебегает ему дорогу. В ведре у нее полыхает горящий уголь, выброшенный из паровоза. Васек усаживается на пригорке. Отсюда видны ворота депо. На запасном пути стоит паровоз. Рабочие в брезентовых комбинезонах тащат брандспойты. Васек знает - сейчас паровоз будет принимать душ. Потом, блестящий, черный, красивый, он отправится куда-то в новый путь. За ворота депо но пускают посторонних. Васек не считает себя посторонним, но он не хочет, чтобы его остановили в дверях. Ему было бы это обидно. Лучше посидеть на пригорке и подождать своего знакомого парнишку Андрейку. Андрейка - белобрысый, маленький, озабоченный. В депо его взяли уже во время войны. Андрейка еще и сам хорошенько не знает, какая его должность, - он старается помогать всем и каждому. Васек познакомился с ним случайно. Однажды в обеденный перерыв, завидев на горке одинокую фигуру Васька, белобрысый Андрейка, важничая своей брезентовой непромокашкой, не спеша поднялся к нему и сел рядом, на прогретую солнцем глинистую насыпь. Прищурив светлые глаза и морща пестрое от веснушек лицо, он долго и беззастенчиво разглядывал своего соседа. Потом вытащил из-за пазухи сушеную воблу и кусок хлеба. Оба мальчика молчали. Васек искоса смотрел, как "деповщик" сдирает с воблы присохшую шкуру и ест, с удовольствием разжевывая жесткую рыбу крепкими, белыми зубами, как на лбу его под желтыми, пшеничными волосами собираются мелкие капельки пота. Молчать становилось неинтересно. - Работаешь здесь? - с уважением спросил Васек, мотнув головой в сторону депо. - Работаю. - Андрейка шмыгнул вздернутым носом. - Помощником. - Чьим помощником? - заинтересовался Васек. - А кто его знает... Чьим придется! Около паровозов хожу. А то на сортировочную посылают. Андрейка повертел в руках объеденную воблу, внимательно обследовал, не осталось ли где-нибудь мякоти на рыбьих костях, и вдруг подозрительно спросил: - А ты чего тут торчишь? Я тебя уже не один раз здесь вижу. И сейчас из-за тебя без кипятка обедаю. - Он прихмурил белесые брови. - Может, ты шпион? Или подосланный кем? Гляди, я разоблачу живо! - Дурак ты, а не помощник! - рассердился Васек. - Мой отец тут работал в депо. Павел Трубачев, коммунист, стахановец. - Ишь ты! - удивленно сказал Андрейка. - Павла Трубачева я видел... Он у нас на портрете изображен. Машинист? Верно! Нам и на собрании Трубачева в пример ставили! - А я - его сын! - гордо сказал Васек. Андрейка окинул нового знакомца одобрительным взглядом и, обтерев полой комбинезона руку, протянул ее Ваську: - Будем знакомы. Андрей Иванович! Васек крепко тряхнул его черную от угольной пыли руку и с волнением спросил: - А что о моем отце говорят? Андрейка разломил пополам оставшийся хлеб и протянул Ваську румяную горбушку: - Угощайся! Про машиниста Трубачева я на сортировочной слышал. Герой он. Поезда с ранеными водит, под самым носом фашистов проскакивает.
   - А куда возит он их, раненых-то, не слыхал? - Нет, не слыхал. Ясное дело, куда ближе. Один раз по нашей дороге проезжал, только без останову, в Москву. У Васька помутились в глазах. - По нашей дороге... здесь? - тихо спросил он. - Ну да. Ответственный поезд вел... Да что ты побелел весь? Ведь это давно было, еще когда фашисты к Москве подходили, когда их гнали отсюда почем зря. - Я отца с начала войны не видел... Я его ждал, ждал... А он проехал... мимо проехал... - в отчаянии пробормотал Васек. Андрейка нахмурился: - По делу проехал, не на гулянку... А ты что ж больно за отца цепляешься? Ты и сам не маленький, сам себя обосновать можешь - работа везде есть. Я вот тоже за родителей цеплялся, а как пришли в наше село фашисты, тут уж все перемешалось: и отец партизан, и сын партизан... старые деды и те в партизанах. На годы свои никто не глядел. Разве что грудной при матери находился. Васек все еще думал об отце: - Не написал, проехал мимо, а я не знал ничего... - Война - что тут сделаешь! Вот убили моих родителей, и остался я один. Только до двенадцати лет и походил в детях. Теперь сам за себя соображаю. Васек очнулся и с горячим сочувствием поглядел на "деповщика": - И никого-никого у тебя тут нет? - Как - нет! Я в город часто хожу - там у меня земляки. - Земляки? Из вашей деревни? - Необязательно из моей. Все деревни наши, - сбрасывая с комбинезона крошки, спокойно ответил Андрейка и тут же спросил: - А ты, помимо отца, кто такой есть? Школьник? - Конечно. Пионер-школьник. Васек стал рассказывать про себя, про своих товарищей. Потом встал, заторопился: - Ну, прощай, Андрей Иваныч! - На работе я "Андрей Иваныч", а так, запросто, конечно, Андрейкой меня зовут. - А я - Васек. Васек Трубачев. Будешь в городе - приходи ко мне. Васек сказал свой адрес, вынул из кармана карандаш: - Запиши, а то забудешь. - Не забуду, у меня память крепкая. Я на комсомольских собраниях сижу и все до слова запоминаю, - похвастал Андрейка. N Васек усмехнулся: - Да разве ты комсомолец? - Он окинул взглядом тщедушную фигурку Андрейки и строго сказал: - Не хвастай зря! Андрейка обиделся: - Я и не хвастал! В комсомольцы меня через год примут. Года не вышли. А на открытые комсомольские собрания я хожу из интереса. У нас скоро вечерняя школа откроется, и туда буду ходить. Как-никак, а образование свое получу полностью, - уверенно сказал он. Васек протянул руку: - Ну, до свиданья, Андрейка! Ты хороший парень. Андрейка с готовностью пожал протянутую руку: - Как услышу что про твоего отца - прибегу. А ты как заскучаешь, так и приходи. С тех пор мальчики подружились. Сидя вдвоем на пригорке, рассказывали друг другу свои дела. Один раз Андрейка пожаловался на младшего мастера: - Молодой, а замашки старорежимные имеет. Нехорошими словами ругается, сегодня ведерком с мазутом на меня замахнулся. Васек возмущался: - А ты что ж молчишь? Взял бы да сказал про него старшим. Андрейка, подперев худенькой рукой голову, тяжело вздыхал: - Нельзя. Он говорит: "Я больной, нервный". Как я на больного жаловаться буду? Тут один раз секретарь партийного комитета, хороший старик, вызвал меня и спрашивает: "Ты что, Андрей Иваныч, невеселый? Может, обижает кто?" - Андрейка прищурил серые узкие глаза. - Смолчал я. Зачем кашу заваривать! С больного человека какой спрос! "Ничуть, - говорю, - меня никто не обижает, а вот вы бы для младшего мастера санаторий схлопотали, это, конечно, и меня бы выручило". Молодого мастера действительно отправили на излечение. И Васек долго смеялся, когда Андрейка сообщил ему, что исхлопотал своему обидчику санаторий. Недавно, встретив Андрейку на улице, Васек пожаловался ему, что не хватает времени на учебу, много дела на ремонте, а рабочих достать сейчас трудно. - Так ты что ж молчишь? У меня земляки - народ боевой. Только кликну - все придут... весь рабочий класс, разных специальностей. Ты только скажи! Васек почему-то представил себе целую армию железнодорожников и засмеялся. - Скажу, если надо будет, - пообещал он, чтобы не обидеть нового друга. Теперь, стоя на пригорке, Васек вспомнил, что Андрейка обещал зайти к нему, да так и не зашел. И сейчас не идет повидать своего друга. Васек долго стоит и, прикрыв глаза рукой, смотрит на раскрытые ворота депо, на скрещенные железнодорожные пути, на рабочих в замасленных комбинезонах. Нигде не видно светлой, белобрысой головы Андрейки. "Работает, верно. Утром его не повидаешь - надо в обеденный перерыв приходить", - грустно думает Васек и, посидев в одиночестве, торопливо идет в город. Ребята ждут его, в десять часов они все вместе пойдут к Екатерине Алексеевне. Часы на площади показывают девять.
   Глава 35. СТАРЫЕ И НОВЫЕ ТОВАРИЩИ
   Ребята уже были на пустыре. Васек окинул взглядом двор. Ему показалось, что школьников стало еще больше. Какие-то девочки обнимали Лиду и Нюру. Увидев его, они всей гурьбой бросились навстречу: - Васек! Здравствуй, Васек! - Трубачев, здорово! Перед глазами Васька замелькали знакомые лица, со всех сторон потянулись к нему дружеские руки. - Васек, нас шестеро приехало! Нам все уже рассказали об Украине. Ой, мы так вас ждали тогда!.. - быстро-быстро заговорили две девочки. - Мы приехали, а тут новая школа ремонтируется! Вот счастье! И мы все тут! - радостно улыбаясь, говорила Надя Глушкова. - Молодец ты, Трубачев! - хлопнул Васька по плечу одноклассник Коля Чернышев. - Нам ребята все рассказали. Я тебя даже не думал уже увидеть после Украины! А потом вдруг приходим в старую школу, а нам говорят, что вы живы и что школа в другом месте теперь будет... А ты кто здесь? Бригадир, наверно? Мы тоже работать будем. Чья-то белобрысая голова с колючим ежиком стриженых волос выросла вдруг перед Васьком. - Белкин! Леня Белкин! Мальчики крепко обнялись. - Ну, жив? Я так и знал, что ты жив! Даже не думал никогда... - бормотал Леня Белкин, моргая белыми ресницами и не выпуская Васька из своих объятий. - Гляди, Васек, вон Медведев стоит! Небольшой, аккуратненький мальчик с растроганной улыбкой подошел к Трубачеву. - Я тоже приехал... - смущаясь, сказал он. - Мы уже с Леонидом Тимофеевичем виделись. Он про тебя сегодня спрашивал. Там печник пришел, - щебетала толстенькая, румяная девочка, дергая Васька за рукав. - А мы на Урале были, учились. В шестой класс перешли... Васек едва успевал отвечать на вопросы, крепко пожимая руки бывшим товарищам. - Понимаешь, Васек, печник-то - женщина, - таинственно, подняв брови, сообщил ему Саша. - Ну и что же, что женщина? - вмешалась Лида Зорина, окруженная своими прежними подругами. - Слышите, девочки, печник - женщина! Вот как интересно, правда? - А где она? Где она? - Подождите, не смотрите все вместе, - сказала, подходя, Нюра. - Некрасиво получается. Как будто никогда не видели печника-женщину. - Одинцов, - крикнул Васек, - что это они говорят? Печник - женщина? - Ну да! Сейчас увидишь. Она разговаривает с Леонидом Тимофеевичем... А вот новенькие ребята! - Одинцов помахал рукой стоящим в отдалении мальчикам: - Идите сюда, ребята!.. Это Васек Трубачев! Познакомьтесь! - Меня зовут Боря Тишин, а это мой товарищ, Гриша Петрусин. Васек поздоровался. - Вы из какого класса? - Мы перешли в шестой класс с круглыми пятерками, отличники, - сказал Тишин, растопыривая широкую, как лопатка, ладонь с короткими, толстыми пальцами. - Нам интересно вообще, по-товарищески, узнать, как будет со школой. Что-то не видно, чтобы она развернулась к первому сентября. - Иначе, вы сами понимаете, нам нет смысла включаться в работу и, короче говоря, месить тут грязь, - тонким фальцетом вставил Петрусин. Васек внимательно оглядел новых товарищей. На обоих были чистенькие курточки, отглаженные брюки. Тишин был меньше ростом, серые глаза его глядели исподлобья, короткий, широкий нос над вздернутой верхней губой был покрыт желтыми веснушками. У Петрусина, наоборот, лицо было смазливое, с мелкими чертами, аккуратный носик сидел прямо, глаза смотрели на собеседника мягко, и во всех движениях его складной фигуры чувствовалась прирожденная ловкость. - Нам не имеет смысла... - опять начал он. Но Васек перебил его: - Школа ремонтируется. Для того чтобы с первого сентября мы начали заниматься, надо всем работать. Можете сложить где-нибудь в сторонке свои куртки, раздевалка еще не готова. Будете работать со всеми вместе. Я сейчас узнаю, что сегодня надо делать. Он быстрыми шагами направился к директору. Мазин, слышавший этот разговор, медленно подошел к мальчикам. - Прошу раздеваться! - насмешливо сказал он. Но мальчики нерешительно отошли в сторону, о чем-то советуясь друг с другом. Саша сделал Мазину строгие глаза и, обняв его за плечи, потащил за Васьком: - Пойдем на печника посмотрим. И чего ты так сразу связываешься? - Подумаешь, им нет смысла! Ферты! - шипел Мазин. - Мой брат, черноморский моряк, погнал бы их в шею отсюда, - сплюнув сквозь зубы, сказал Витя Матрос. - Очень они нам нужны тут! - Потише, Матрос, что ты грубишь? - проходя мимо, хлопнул его по плечу Одинцов. - Нехорошо так. Витька блеснул глазами и замолчал. Леонид Тимофеевич показывал новому печнику дом. Когда мальчики подошли к крыльцу, директор, спускаясь с лестницы, говорил: - Печи, конечно, надо делать в первую очередь, без этого мы не можем начать побелку комнат. Девушка, шедшая рядом с ним, увидела стоящих у крыльца ребят и что-то тихо сказала, морща пушистые темные брови. На ней была голубая тенниска с молнией у ворота, темная юбка и на ногах спортивные белые туфли. Волосы светлые, коротко остриженные, с загибающимися внутрь концами; под большим спокойным лбом темно-синие глаза смотрели внимательно и строго. Под мышкой она держала какой-то сверток, ч в руках - короткую деревянную лопатку. Мазин скосил глаза на Одинцова и тихонько толкнул локтем Васька: - Вот так печник! - Здравствуйте, Леонид Тимофеевич! - смущенно сказал Васек, стараясь не глядеть на гостью. - Мы пришли узнать... - Здравствуйте, здравствуйте! - перебил его директор и, обратив на печника смеющийся взгляд, представил: - Вот, Елена Александровна, это как раз Васек Трубачев и его товарищи! Я вам о них говорил. Это, так сказать, основатели, первые пионеры, которые вместе со мной осваивали этот зеленый пустырь. Тут они еще не в полном составе, среди них есть и девочки. И еще ребята приехали из бывшего четвертого "Б". Вообще уже все классы постепенно укомплектовываются, пока что на школьном дворе, - пошутил директор, - но эти ребята пришли первыми... Вот, Трубачев, познакомьтесь. Елена Александровна очень любезно согласилась нам помочь, она как раз и есть тот волшебник-печник, без которого мы с вами как без рук! - Здравствуйте... - смущенно переминаясь с ноги на ногу, приветствовали нового печника ребята. - Здравствуйте! - весело кивнула головой девушка. На груди у нее блеснул комсомольский значок, и ребята невольно пере глянулись. Елена Александровна обвела взглядом двор: - Я уже осмотрела все ваше хозяйство, и мне кажется, что начинать мы будем не с печей. Я думаю, начинать надо с четкой организации работы. Вас тут очень много, есть школьники старших классов и младших. Давайте устроим небольшое производственное собрание и определим каждому классу его участок работы. А может, разобьем вас всех на бригады, а то никто точно не знает, что ему делать. - А мы все делаем! Что видим, то и делаем, - сказал Мазин. - А какую работу вы собирались делать сегодня? - спросила Елена Александровна. - Сегодня, наверно, будем помогать рабочим дранку прибивать. Да еще Леонид Тимофеевич говорил, на делянку надо ехать, - вступил в разговор Васек. - Ну, ехать нам, к сожалению, еще не на чем! - озабоченно сказал Леонид Тимофеевич и, взглянув на часы, заторопился: - Елена Александровна, вы, пожалуйста, тут побудьте за хозяйку, договоритесь с ребятами относительно собрания, а я пойду по делам. Леонид Тимофеевич ушел. Елена Александровна протянула Мазину свой сверток и лопатку. - Мазин, - просто сказала она, - убери куда-нибудь эти вещи - они мне сегодня не понадобятся. - И, видя, что Мазин медлит, спросила: - Ты ведь Мазин? - Я Мазин. Коля, неуклюже топчась на месте, взял у Елены Александровны сверток и лопатку. - Отнеси Грозному, - поспешно сказали ребята. Елена Александровна села на ступеньку. - Садитесь, поговорим. Директор просил сегодня же составить список всех ребят, каждый класс отдельно. Я хочу поручить это вам. А когда список будет готов, соберем производственное собрание. - Кто-то приехал, - сказал вдруг Саша. Во двор лихо вкатила легковая машина и, разворачиваясь, задела столб с объявлением "Школа No 2". Из кабины выскочил высокий мальчик в синей куртке. - Это здесь школа номер два? - звонко крикнул он. Несколько ребят бросили работу и окружили машину. - Кто это? - спросила Елена Александровна. - Это Алеша Кудрявцев, - со смешанным чувством досады и удовольствия сказал Васек. Он сразу узнал в приезжем своего недавнего знакомца и, вспомнив ссору с ним, нахмурился. Одинцов и Саша с удивлением глядели на Трубачева. - А что же, этот Кудрявцев вместе с вами работает? Почему он на машине? спросила Елена Александровна. - Мы его в первый раз видим, - глядя на Васька, сказал Одинцов. - Он хотел учиться в нашей школе, - не отвечая на удивленные взгляды товарищей, пояснил Васек. - А машина эта его отца, генерала Кудрявцева.