Страница:
Но в действительности все было гораздо проще. Такие трупы можно было проще упаковать в пластиковый мешок и погрузить в багажник машины. Точно так же поступили и с трупом Руньетты. Братья перевезли его на машине в центр города и бросили там невдалеке от полицейского поста: так приказал Маркезе в надежде, что полицейские сразу обнаружат труп. Однако оказалось не так, как он предполагал. Дело в том, что автомобиль, предназначенный для перевозки трупа, был только что угнан, а потому стражи порядка, возмутившись тем, что машина не припаркована должным образом, отогнали ее на стоянку, после чего владелец обнаружил похищенную собственность. Он и увидел ужасный пластиковый пакет в багажном отделении своей машины…
С тех пор Винченцо Синагра все больше и больше утверждался в мысли, что страшный Баклажан является по своей сути патологическим маньяком. Как хотелось бы быть от него подальше, но нет – вероятно, чувствуя болезненную реакцию молодого человека, капо все чаще брал его с собой на очередной сеанс удушения жертвы, сам исполняя обязанности палача. Однажды он внезапно обернулся, оставив человека дергаться в конвульсиях, и с налитыми кровью глазами заорал на Винченцо: «Что это за лицо ты состроил, кретин? Не сменишь выражение, убью!». Винченцо показалось, что сердце у него на миг остановилось, и он постарался взять себя в руки, хотя в голове все плыло. «Не хватало еще грохнуться в обморок», – мелькнула у него мысль, а потом, словно само собой, его лицо начало каменеть, и возможно не только от страха за собственную жизнь, а оттого, что он понял: для Баклажана человеческая жизнь не стоит ровным счетом ничего…
В этот момент он вспомнил Сальваторе Бушеми, расстрелянного бойцами Корсо дей Милле за то, что тот не всегда платил, отобедав в ресторане, который Маркезе считал своей собственностью. Быть может, перед его глазами встал капитан местной футбольной команды Джузеппе Финоккьо. Его убили за то, чтобы тот не заглядывался на женщину, понравившуюся Баклажану. А Пьетро Пагано? Этот человек был нищим, не имевшим даже крова над головой. Он иногда зарабатывал на жизнь тем, что таскал по ночам кирпичи на стройплощадках. Наверное, он и не догадывался, что эти площадки – тоже собственность Баклажана. Пагано застрелили.
Контрабандиста Орацио Фьорентино убили в его машине. «Это был глупый человек, – рассказал Гроза брату, – он решился обратиться к Маркезе и попросить у него разрешения торговать героином. Маркезе сказал, что только последний идиот может спрашивать его об этом, потому что только сам капо может решать, кому торговать наркотиками, а кому – нет. “Уберите этого придурка, чтобы я больше никогда его не видел”, – так сказал Маркезе».
И наконец, Джино Тальявия… Он не имел никаких дел с мафией, но однажды Баклажан, небрежно посмотрев в его сторону, заявил, что Джино ведет себя не так, как подобает, изображает, будто независим. «А ну-ка, ребята, покажите ему, кто здесь действительно хозяин». Немедленно двое убийц подошли к Джино и приказали следовать за ними. Тот не проронил ни слова, только слегка побледнел и пошел вслед за своими палачами. Этого человека не удостоили умереть от пули. Его придушил сам Башмачок, а тело приказал бросить в серную кислоту, чтобы ничего не осталось от человека, который предполагал, что имеет право на независимость и свободу.
В конце весны 1982 года в Палермо стало жарче, чем обычно. Казалось, в далеком и невозвратном прошлом остались воспоминания об этом городе как о неком рае, цветущем и благоухающем саде; теперь его насквозь пропитали ядовитые испарения битума, а люди, купавшиеся в воде отравленного моря, выходили из нее, больше напоминая не людей, а облезлых бездомных котов. Филиппо Маркезе, казалось, с наступлением жары и вовсе обезумел. Он постоянно отправлял Винченцо Синагру на различные задания – то взорвать торговые лавочки, то взять дань с какого-нибудь ювелира, то обчистить склад бытовой техники – и все это лишь для того, чтобы снова и снова дать людям понять, кто настоящий хозяин на этой территории.
Винченцо Синагру за эти полгода пребывания в рядах мафии никто так и не принял официально, да и гонорар его был весьма невелик; хозяин платил от раза к разу, но юноша боялся ослушаться его. Теперь он знал чересчур много, чтобы просто так, незаметно уйти в тень. Ему иногда казалось, что озверевшие от жары корлеонцы вообще убивают людей ни за что, просто так и, пожалуй, это и было самое страшное.
Однажды хозяин приказал ему и Грозе доставить на встречу молодого предпринимателя Родольфо Бускеми, о чем последний, естественно, пока не догадывался. Утром Бускеми вышел из дома, как всегда, одетый с иголочки и в модных солнцезащитных очках, как будто подернутых сероватой дымкой. Его сопровождал шурин, совершенно случайно оказавшийся рядом. Стояла жаркая и влажная погода, а день был один из тех, когда меньше всего хочется говорить о делах. Бускеми со своим шурином прогуливался по улице, не спеша обсуждая прогнозы погоды и прочие принятые в этих случаях незначительные мелочи, когда как бы невзначай к ним приблизились Гроза и Винченцо Синагра.
Болтовня ни о чем оказалась очень кстати, и Гроза немедленно предложил знакомым пройти вместе с ним посмотреть, как идет ремонт в квартире одного из родственников. «Всего пять минут, Родольфо, – беззаботно сказал Гроза, – и шурин твой пусть тоже сходит с нами: ведь еще один посторонний взгляд не помешает никогда».
Буквально через 10 минут по дороге к предполагаемой квартире родственника компания как бы сама собой увеличилась: к Грозе подошел молодой человек, очень приятный и симпатичный, тоже из семьи Корсо дей Милле. Оказалось, он тоже буквально сгорает от желания узнать, хорошо ли ремонтируется квартира родственника Грозы. На самом же деле вся компания отправлялась в ту самую квартиру, где Винченцо пришлось стать свидетелем не одного десятка убийств.
Едва жертвы переступили порог этой страшной квартиры, как с ужасом увидели, что их приятные собеседники выхватили пистолеты и приказали им вести себя тихо. «Мы хотим только поговорить», – неожиданно резким голосом заявил Гроза и, не давая жертвам опомниться, прикрутил их обоих к стульям и заткнул рты. Неизвестно, что в этот момент мог думать Бускеми, но его шурин находился на грани шока: он никогда в жизни не имел никаких дел с мафией и никогда не соприкасался с «людьми чести», даже случайно.
Через час в квартиру вошли Маркезе в сопровождении Башмачка и еще пятерых бандитов. Бросив быстрый взгляд на шурина Бускеми, находившегося на грани обморока, он приказал: «Убрать» – и кивнул в сторону соседней комнаты. Гроза подхватил стул вместе с привязанным к нему несчастным и перетащил туда, куда приказывал шеф.
Что касается Маркезе, то он, как это было у него принято, без околичностей перешел к делу: «Ты пытался брать дань с моих торговцев, Бускеми, – заорал он. – Знаешь, чем все это обычно кончается? Кто тебя надоумил перебежать мне дорогу? Кто та полоумная скотина? Я требую, чтобы ты назвал его имя». Потерявший от страха голову Бускеми, видевший перед собой только эти жуткие, налитые кровью глаза, неизвестно почему пролепетал первое имя, которое ему пришло на ум: Антонио Мильоре.
Маркезе призадумался: «Я о таком не слышал вообще», и на его круглом лице на миг отразилось подобие мучительного раздумья. На помощь шефу пришел Башмачок: «Приметы, быстро!» – приказал он. – «Высокий, с усами, 26 лет, живет где-то в Корсо дей Милле», – еле слышно отозвался Бускеми. – «Давай кончать», – сказал Маркезе, обращаясь к Башмачку, и тот достал из кармана свою неизменную веревку. Не без удовольствия прикончив незадачливого предпринимателя, убийцы прошли в другую комнату, где находился его ни в чем не повинный шурин, который, однако, теперь не имел ни малейших шансов уйти из проклятой квартиры живым.
Закончив свое дело, хозяева удалились, а Винченцо и Гроза привычно связали трупы, упаковали их в пластиковые мешки, а вечером, под прикрытием темноты, перевезли на берег моря. Мешки бросили в рыбачью лодку, где уже лежали специально припасенные для этого случая два крупных камня. Камни тоже положили в мешки с трупами, после чего жертвы убийц отправились на дно палермской гавани, где, подобно им, на каменных приколах стояли сотни несчастных, уничтоженных за годы мафиозных войн. Впоследствии, когда Винченцо делал признания в полиции, карабинеры обнаружили это подводное кладбище, находившееся на глубине не более десятка метров. Говорят, что когда с одного из полицейских сняли скафандр, оказалось, что за несколько минут пребывания в царстве смерти, среди медленно колышущихся мешков с мертвецами, темноволосый молодой человек стал совершенно седым.
А Винченцо предстояло еще впоследствии таким же образом избавиться от трупа Антонио Мильоре, имя которого назвал обезумевший Бускеми. Мильоре также ни о чем не догадывался до самой развязки. Он доверчиво пересел из своей машины в угнанный «фиат» Грозы, который сказал ему небрежно: «Ты вроде бы знаешь Бускеми? Ну так вот, один дядя хочет кое-что сказать тебе по поводу его внезапного исчезновения». Через пару часов Винченцо велели запаковать в мешок Мильоре, от которого при всем желании было бы невозможно получить хоть сколько-нибудь ценную информацию для мафии, и отправить на дно моря, к прочим мертвецам, что и было исполнено братьями. Однако с того момента Винченцо поймал себя на мысли, что при виде морских волн его все чаще начинает мутить.
Но все эти многочисленные убийства не приносили удовлетворения Маркезе: ведь ни одна из его жертв так и не навела его хотя бы на тень следа исчезнувшего Кориолана. Он успел перебрать едва ли не всех, кто так или иначе знал Конторно, и вдруг внезапно вспомнил, что остался еще один – Ло Джакомо. Как только очередная идея пришла в голову капо, он немедленно отдал приказ своим людям сей же час доставить к нему Ло Джакомо. «Только живым», – прибавил он при этом. И тут произошла досадная накладка. Конечно, бандиты, как всегда, удачно выследили ничего не подозревающего Ло Джакомо, неспешно прогуливающегося по площади, высочили из своего «мини-минора» и, угрожая пистолетами, запихнули очередную жертву в машину. Они торопились, потому что капо ясно сказал: «Теперь и сейчас», а потому промедление было смерти подобно.
Машина с похищенным взяла настолько резкий старт, что столкнулась с припаркованным автомобилем, принадлежавшим карабинеру в отставке Антонио Пери. Тот даже задохнулся от возмущения: да как они посмели повредить его машину, да еще скрыться с места преступления! Бывший карабинер сел в свой изуродованный автомобиль и попытался нагнать беглецов. Он преуспел в искусстве вождения автомобиля, а потому преступники с неудовольствием отметили, что расстояние между ними и неожиданным преследователем неуклонно сокращается. Они сочли за лучшее остановиться и продемонстрировать на деле, что не следует водителю порой проявлять чрезмерное занудство.
«Мини-минор» остановился. Остановился и Пери. Он вышел из машины, собираясь как следует отчитать нарушителей, но ему и рта не дали раскрыть. Милый молодой человек из «мини-минора» с приятной располагающей улыбкой приблизился к нему и вдруг, ни слова не говоря, выхватил из-за спины пистолет и трижды всадил пули прямо в лоб несчастного Пери. Затем милый молодой человек спокойно повернулся и сразу забыл об убитом карабинере в отставке. Как человек опытный, он знал, что в данном случае перед ним не стоит задача избавиться от трупа, поскольку для палермской полиции этот инцидент превратится в обычную стычку между разгоряченными автомобилистами.
Однако во время этой непредвиденной задержки Ло Джакомо попытался воспользоваться случаем, который впопыхах расценил как помощь свыше, и стал отчаянно рваться из железных лап убийц. Те поняли, что то ли от страха, то ли от внезапной веры в невозможное силы жертвы удесятерились и бегство станет вполне реальным, поэтому во время этой отчаянной возни один из бандитов сумел выхватить пистолет и выстрелить в голову Ло Джакомо. Одной пули оказалось недостаточно. Несчастный, обливаясь кровью, продолжал с остервенением рваться на свободу. Раздалось еще несколько выстрелов, и жертва наконец обмякла.
С тех пор Винченцо Синагра все больше и больше утверждался в мысли, что страшный Баклажан является по своей сути патологическим маньяком. Как хотелось бы быть от него подальше, но нет – вероятно, чувствуя болезненную реакцию молодого человека, капо все чаще брал его с собой на очередной сеанс удушения жертвы, сам исполняя обязанности палача. Однажды он внезапно обернулся, оставив человека дергаться в конвульсиях, и с налитыми кровью глазами заорал на Винченцо: «Что это за лицо ты состроил, кретин? Не сменишь выражение, убью!». Винченцо показалось, что сердце у него на миг остановилось, и он постарался взять себя в руки, хотя в голове все плыло. «Не хватало еще грохнуться в обморок», – мелькнула у него мысль, а потом, словно само собой, его лицо начало каменеть, и возможно не только от страха за собственную жизнь, а оттого, что он понял: для Баклажана человеческая жизнь не стоит ровным счетом ничего…
В этот момент он вспомнил Сальваторе Бушеми, расстрелянного бойцами Корсо дей Милле за то, что тот не всегда платил, отобедав в ресторане, который Маркезе считал своей собственностью. Быть может, перед его глазами встал капитан местной футбольной команды Джузеппе Финоккьо. Его убили за то, чтобы тот не заглядывался на женщину, понравившуюся Баклажану. А Пьетро Пагано? Этот человек был нищим, не имевшим даже крова над головой. Он иногда зарабатывал на жизнь тем, что таскал по ночам кирпичи на стройплощадках. Наверное, он и не догадывался, что эти площадки – тоже собственность Баклажана. Пагано застрелили.
Контрабандиста Орацио Фьорентино убили в его машине. «Это был глупый человек, – рассказал Гроза брату, – он решился обратиться к Маркезе и попросить у него разрешения торговать героином. Маркезе сказал, что только последний идиот может спрашивать его об этом, потому что только сам капо может решать, кому торговать наркотиками, а кому – нет. “Уберите этого придурка, чтобы я больше никогда его не видел”, – так сказал Маркезе».
И наконец, Джино Тальявия… Он не имел никаких дел с мафией, но однажды Баклажан, небрежно посмотрев в его сторону, заявил, что Джино ведет себя не так, как подобает, изображает, будто независим. «А ну-ка, ребята, покажите ему, кто здесь действительно хозяин». Немедленно двое убийц подошли к Джино и приказали следовать за ними. Тот не проронил ни слова, только слегка побледнел и пошел вслед за своими палачами. Этого человека не удостоили умереть от пули. Его придушил сам Башмачок, а тело приказал бросить в серную кислоту, чтобы ничего не осталось от человека, который предполагал, что имеет право на независимость и свободу.
В конце весны 1982 года в Палермо стало жарче, чем обычно. Казалось, в далеком и невозвратном прошлом остались воспоминания об этом городе как о неком рае, цветущем и благоухающем саде; теперь его насквозь пропитали ядовитые испарения битума, а люди, купавшиеся в воде отравленного моря, выходили из нее, больше напоминая не людей, а облезлых бездомных котов. Филиппо Маркезе, казалось, с наступлением жары и вовсе обезумел. Он постоянно отправлял Винченцо Синагру на различные задания – то взорвать торговые лавочки, то взять дань с какого-нибудь ювелира, то обчистить склад бытовой техники – и все это лишь для того, чтобы снова и снова дать людям понять, кто настоящий хозяин на этой территории.
Винченцо Синагру за эти полгода пребывания в рядах мафии никто так и не принял официально, да и гонорар его был весьма невелик; хозяин платил от раза к разу, но юноша боялся ослушаться его. Теперь он знал чересчур много, чтобы просто так, незаметно уйти в тень. Ему иногда казалось, что озверевшие от жары корлеонцы вообще убивают людей ни за что, просто так и, пожалуй, это и было самое страшное.
Однажды хозяин приказал ему и Грозе доставить на встречу молодого предпринимателя Родольфо Бускеми, о чем последний, естественно, пока не догадывался. Утром Бускеми вышел из дома, как всегда, одетый с иголочки и в модных солнцезащитных очках, как будто подернутых сероватой дымкой. Его сопровождал шурин, совершенно случайно оказавшийся рядом. Стояла жаркая и влажная погода, а день был один из тех, когда меньше всего хочется говорить о делах. Бускеми со своим шурином прогуливался по улице, не спеша обсуждая прогнозы погоды и прочие принятые в этих случаях незначительные мелочи, когда как бы невзначай к ним приблизились Гроза и Винченцо Синагра.
Болтовня ни о чем оказалась очень кстати, и Гроза немедленно предложил знакомым пройти вместе с ним посмотреть, как идет ремонт в квартире одного из родственников. «Всего пять минут, Родольфо, – беззаботно сказал Гроза, – и шурин твой пусть тоже сходит с нами: ведь еще один посторонний взгляд не помешает никогда».
Буквально через 10 минут по дороге к предполагаемой квартире родственника компания как бы сама собой увеличилась: к Грозе подошел молодой человек, очень приятный и симпатичный, тоже из семьи Корсо дей Милле. Оказалось, он тоже буквально сгорает от желания узнать, хорошо ли ремонтируется квартира родственника Грозы. На самом же деле вся компания отправлялась в ту самую квартиру, где Винченцо пришлось стать свидетелем не одного десятка убийств.
Едва жертвы переступили порог этой страшной квартиры, как с ужасом увидели, что их приятные собеседники выхватили пистолеты и приказали им вести себя тихо. «Мы хотим только поговорить», – неожиданно резким голосом заявил Гроза и, не давая жертвам опомниться, прикрутил их обоих к стульям и заткнул рты. Неизвестно, что в этот момент мог думать Бускеми, но его шурин находился на грани шока: он никогда в жизни не имел никаких дел с мафией и никогда не соприкасался с «людьми чести», даже случайно.
Через час в квартиру вошли Маркезе в сопровождении Башмачка и еще пятерых бандитов. Бросив быстрый взгляд на шурина Бускеми, находившегося на грани обморока, он приказал: «Убрать» – и кивнул в сторону соседней комнаты. Гроза подхватил стул вместе с привязанным к нему несчастным и перетащил туда, куда приказывал шеф.
Что касается Маркезе, то он, как это было у него принято, без околичностей перешел к делу: «Ты пытался брать дань с моих торговцев, Бускеми, – заорал он. – Знаешь, чем все это обычно кончается? Кто тебя надоумил перебежать мне дорогу? Кто та полоумная скотина? Я требую, чтобы ты назвал его имя». Потерявший от страха голову Бускеми, видевший перед собой только эти жуткие, налитые кровью глаза, неизвестно почему пролепетал первое имя, которое ему пришло на ум: Антонио Мильоре.
Маркезе призадумался: «Я о таком не слышал вообще», и на его круглом лице на миг отразилось подобие мучительного раздумья. На помощь шефу пришел Башмачок: «Приметы, быстро!» – приказал он. – «Высокий, с усами, 26 лет, живет где-то в Корсо дей Милле», – еле слышно отозвался Бускеми. – «Давай кончать», – сказал Маркезе, обращаясь к Башмачку, и тот достал из кармана свою неизменную веревку. Не без удовольствия прикончив незадачливого предпринимателя, убийцы прошли в другую комнату, где находился его ни в чем не повинный шурин, который, однако, теперь не имел ни малейших шансов уйти из проклятой квартиры живым.
Закончив свое дело, хозяева удалились, а Винченцо и Гроза привычно связали трупы, упаковали их в пластиковые мешки, а вечером, под прикрытием темноты, перевезли на берег моря. Мешки бросили в рыбачью лодку, где уже лежали специально припасенные для этого случая два крупных камня. Камни тоже положили в мешки с трупами, после чего жертвы убийц отправились на дно палермской гавани, где, подобно им, на каменных приколах стояли сотни несчастных, уничтоженных за годы мафиозных войн. Впоследствии, когда Винченцо делал признания в полиции, карабинеры обнаружили это подводное кладбище, находившееся на глубине не более десятка метров. Говорят, что когда с одного из полицейских сняли скафандр, оказалось, что за несколько минут пребывания в царстве смерти, среди медленно колышущихся мешков с мертвецами, темноволосый молодой человек стал совершенно седым.
А Винченцо предстояло еще впоследствии таким же образом избавиться от трупа Антонио Мильоре, имя которого назвал обезумевший Бускеми. Мильоре также ни о чем не догадывался до самой развязки. Он доверчиво пересел из своей машины в угнанный «фиат» Грозы, который сказал ему небрежно: «Ты вроде бы знаешь Бускеми? Ну так вот, один дядя хочет кое-что сказать тебе по поводу его внезапного исчезновения». Через пару часов Винченцо велели запаковать в мешок Мильоре, от которого при всем желании было бы невозможно получить хоть сколько-нибудь ценную информацию для мафии, и отправить на дно моря, к прочим мертвецам, что и было исполнено братьями. Однако с того момента Винченцо поймал себя на мысли, что при виде морских волн его все чаще начинает мутить.
Но все эти многочисленные убийства не приносили удовлетворения Маркезе: ведь ни одна из его жертв так и не навела его хотя бы на тень следа исчезнувшего Кориолана. Он успел перебрать едва ли не всех, кто так или иначе знал Конторно, и вдруг внезапно вспомнил, что остался еще один – Ло Джакомо. Как только очередная идея пришла в голову капо, он немедленно отдал приказ своим людям сей же час доставить к нему Ло Джакомо. «Только живым», – прибавил он при этом. И тут произошла досадная накладка. Конечно, бандиты, как всегда, удачно выследили ничего не подозревающего Ло Джакомо, неспешно прогуливающегося по площади, высочили из своего «мини-минора» и, угрожая пистолетами, запихнули очередную жертву в машину. Они торопились, потому что капо ясно сказал: «Теперь и сейчас», а потому промедление было смерти подобно.
Машина с похищенным взяла настолько резкий старт, что столкнулась с припаркованным автомобилем, принадлежавшим карабинеру в отставке Антонио Пери. Тот даже задохнулся от возмущения: да как они посмели повредить его машину, да еще скрыться с места преступления! Бывший карабинер сел в свой изуродованный автомобиль и попытался нагнать беглецов. Он преуспел в искусстве вождения автомобиля, а потому преступники с неудовольствием отметили, что расстояние между ними и неожиданным преследователем неуклонно сокращается. Они сочли за лучшее остановиться и продемонстрировать на деле, что не следует водителю порой проявлять чрезмерное занудство.
«Мини-минор» остановился. Остановился и Пери. Он вышел из машины, собираясь как следует отчитать нарушителей, но ему и рта не дали раскрыть. Милый молодой человек из «мини-минора» с приятной располагающей улыбкой приблизился к нему и вдруг, ни слова не говоря, выхватил из-за спины пистолет и трижды всадил пули прямо в лоб несчастного Пери. Затем милый молодой человек спокойно повернулся и сразу забыл об убитом карабинере в отставке. Как человек опытный, он знал, что в данном случае перед ним не стоит задача избавиться от трупа, поскольку для палермской полиции этот инцидент превратится в обычную стычку между разгоряченными автомобилистами.
Однако во время этой непредвиденной задержки Ло Джакомо попытался воспользоваться случаем, который впопыхах расценил как помощь свыше, и стал отчаянно рваться из железных лап убийц. Те поняли, что то ли от страха, то ли от внезапной веры в невозможное силы жертвы удесятерились и бегство станет вполне реальным, поэтому во время этой отчаянной возни один из бандитов сумел выхватить пистолет и выстрелить в голову Ло Джакомо. Одной пули оказалось недостаточно. Несчастный, обливаясь кровью, продолжал с остервенением рваться на свободу. Раздалось еще несколько выстрелов, и жертва наконец обмякла.
В результате к Маркезе доставили только труп Ло Джакомо. Капо буквально метал громы и молнии: еще бы, эти нерасторопные идиоты лишили его, быть может, последней возможности выйти на след Кориолана. Он рассчитывал на допрос с пыткой, а теперь вместо ценной информации на его счету еще одна жертва, совершенно бессмысленная. «Винченцо! – заорал он. – Брось его в кислоту».
От одной мысли об этом ужасном бидоне с мутной коричневатой жидкостью Винченцо делалось плохо. От ядовитых испарений его каждый раз тошнило, и он, чувствуя, что как будто погружается в какой-то кошмарный сон, видел: капли этой жидкости, случайно попадая на землю, прожигают ее, оставляя отвратительные белые пятна. Стараясь не дышать, Винченцо запихнул труп Ло Джакомо в двухсотлитровый бидон, но все же успел заметить, что в мутной жидкости плавают отдельные части человеческих тел. «Гроза!» – слабо выдохнул он. Старший брат заглянул в бидон. «Надо сообщить об этом хозяину», – отметил он равнодушно. Вскоре Маркезе явился лично. Он приказал братьям надеть резиновые перчатки, вылить на землю содержимое бидона, а человеческие останки собрать в пакет для мусора. В тот же вечер Винченцо уже вы-брасывал этот мешок в море вблизи Палермо.
Война между кланами в Палермо продолжала стремительно набирать обороты. Ни один «человек чести» не мог чувствовать себя в безопасности, но самое страшное состояло в том, что большинство убийств были явно бессмысленными, и доходило до того, что даже заказчики сами иногда не знали, почему решили «заказать» ту или иную жертву. В разгар этого убийственного безумия итальянское правительство, не на шутку встревоженное положением на Сицилии, отправило туда генерала Далла Кьеза в качестве префекта Палермо, который пользовался репутацией непримиримого борца с преступно-стью и прекрасно зарекомендовавшего себя в борьбе с террористами на севере страны. Незадолго до прибытия генерала в Палермо в этом городе произошло убийство двух коммунистов, и Далла Кьеза заявил во всеуслышание, что сделает все для того, чтобы уничтожить эту заразу, пусть даже ценой собственной жизни. И он действительно успел сделать очень многое за те 100 дней, которые находился у власти.
Винченцо ничего не знал о пламенных речах нового префекта, да и газет он не читал, а потому узнал только от Грозы, что Маркезе дал распоряжение убрать генерала Далла Кьеза. «А что он имеет против префекта?» – спросил Винченцо. «Кто его знает, – уклончиво сказал Гроза. – Но уж если Баклажан кого-то приговорил к смерти, то так оно и будет. Этим делом пока занимается Лис».
Лис долгое время следил за генералом, изучая его привычки. После обследования местоположения виллы префекта он понял, что взять ее практически невозможно. Вскоре Маркезе получил от него отчет: разумнее всего избавиться от Далла Кьеза, когда он решит посетить пляж Палермо. Тем не менее этот план Баклажан выслушал без всякого энтузиазма. У него самого было множество разных идей, но ему хотелось чего-то необычного, с театральными эффектами.
Далла Кьеза прекрасно понимал, что его жизнь под угрозой. Об этом ясно свидетельствовали его заявления вроде: «Человека, назначенного на пост государством, можно убить только в том случае, если для преступников он чрезвычайно опасен, а правительство делает вид, что оно тут ни при чем. Я понял это». Генерал давал понять читателям этого интервью, что дни его сочтены, однако сам он относился к этому обстоятельству довольно спокойно. За 100 дней расследования деятельности мафиозных структур Далла Кьеза собрал огромное количество ценнейшей информации в так называемом «Рапорте-162», где, в частности, впервые упоминался не только Маркезе-Баклажан, но и сам всесильный глава Капитула Микеле Греко. Мало того, факты Далла Кьеза впервые давали возможность арестовать этих зарвавшихся от безнаказанности упырей. Большинство этих фактов были вызваны нарушением «закона омерта» некоторыми из «людей чести».
Первым из них стал Джузеппе Ди Кристина, вторым – инженер Игнацио Ло Прести, а третьим, как предполагал взбешенный Микеле Греко, до той поры считавшийся влиятельным, уважаемым землевладельцем и крупным земельным собственником, а теперь – преступником, был Кориолан, которого корлеонцы так и не изловили. Конечно, по логике, только люди, понимающие, что терять им нечего, могли пойти навстречу полиции, и наверняка им дали гарантии, что в обмен на предоставленные сведения их никогда не вызовут в суд и их имена никогда не будут названы публично.
В результате этого рапорта мафиози, до той поры действовавшие абсолютно безнаказанно, должны были как можно быстрее сворачивать деятельность и переходить на нелегальное положение, что их совсем не устраивало. Даже сам Маркезе, не говоря уже о его людях, перестал ночевать дома. «А ты уже сменил жилье?» – спросил Гроза Винченцо. «Зачем?» – удивился младший брат. «Сбиры» совсем обнаглели», – сказал Гроза. «Но ведь я человек небольшой в вашей организации. Неужели ты думаешь, что полиция станет охотиться за мной?» – «В нашем деле осторожность – самое главное, – подвел итог Гроза. – А тебя вполне могли видеть в обществе хотя бы того же Баклажана или еще кого-нибудь.
К тому же ты знаешь многих полицейских, которые оказывали нам ряд услуг. Вспомни хотя бы тот случай, когда у тебя однажды отобрали удостоверение личности и ты чуть ли не ежедневно таскался в полицию, как на работу; вспомни того сержанта, который тебе это удостоверение вернул». – «Верно, – согласился Винченцо. – Потом я видел его еще раз в квартале дей Милле. Он зашел в бар с пустыми руками, а вышел с огромным тортом». – «Вот видишь, – наставительно сказал Гроза. – Значит, ты можешь назвать имя этого сержанта как одного из наших. Ты и сам не подозреваешь, что на самом деле знаешь очень многое, малыш Колокольчик».
Генерал Далла Кьеза, рассмотрев как следует карту Палермо, обнаружил своеобразный «треугольник смерти», где чаще всего происходили убийства и кровавые столкновения. Он немедленно принял меры и выставил полицейские посты во всех особо опасных точках. Правда, для Маркезе подобные меры значили не более, чем комариный укус для слона. Он был более озабочен тем, что противники убили одного из его родственников, а значит, следующей жертвой мог стать сам Баклажан. Где искать убийц, он не знал, но некий услужливый осведомитель сообщил, что рабочий завода «Фиат» Чезаре Манцелла непременно сможет сообщить Маркезе что-нибудь наверняка интересное.
Буквально через час, несмотря на расставленные префектом полицейские посты в «треугольнике смерти», этот несчастный был похищен бандитами и допрошен самим ужасным Баклажаном. От Манцеллы добиться ничего не удалось: как и большинство жертв капо, он понятия не имел, в чем провинился, но от испуга назвал еще одно имя – Игнацио Педоне. «Давайте сюда Педоне!» – взревел Баклажан. Его приказание было исполнено буквально через 10 минут. Этот Педоне, механик «Фиата», только и смог вспомнить, что занимался ремонтом машины некоего толстого господина. «Это и был убийца», – безапелляционно заключил Баклажан и дал подручным знак немедленно умертвить Манцеллу и Педоне.
Когда приказание было исполнено, Маркезе решил, что на этот раз не станет, как обычно, растворять трупы в кислоте или бросать в море. С нехорошей усмешкой он поднял телефонную трубку и набрал номер полицейского комиссариата. «Заберите трупы из „треугольника смерти“, как вы его называете, – сказал он ледяным тоном. – Загляните в зеленый „фиат“, который стоит перед вашими окнами. И прошу принять к сведению: это личный подарок префекту. Запомните: операция „Карло Альберто“, которую мы так назвали в его честь, завершается. Вы поняли? Операция заканчивается!».
Когда генералу Далла Кьеза сообщили об этом звонке и о том, что в багажнике «фиата» оказались тела убитых Манцеллы и Педоне, он понял, что таким образом мафия вынесла ему приговор. И он оказался прав. Не прошло и месяца, как на людной площади Палермо генерал Далла Кьеза, его жена и охранник были расстреляны из «калашников»а. Приговор был приведен в исполнение, хотя сами палачи еще не догадывались, каким страшным бумерангом ударит по ним самим это наглое убийство и что даже существование сицилийской мафии окажется на грани провала.
После гибели генерала Далла Кьеза его дело продолжил человек с железной волей Рокко Кинчини. Он сумел всерьез прижать Микеле Греко, хотя и отдавал себе отчет в том, что Папа вынесет ему приговор, как и его предшественнику. Кинчини вел себя предельно осторожно и нигде не бывал, а если отправлялся на работу во Дворец правосудия, то его неизменно сопровождали пятеро охранников. Поэтому Микеле Греко пришлось проявить изрядную изобретательность, чтобы устранить врага. Однажды утром, когда Кинчини вышел из дома, чтобы ехать на службу, его автомобиль, где находилось, как выяснилось впоследствии, не менее 50 килограммов взрывчатки, взлетел на воздух. Взрывом на части разорвало самого Рокко Кинчини, его жену, привратника и троих телохранителей.
Теперь уже все сотрудники Дворца правосудия поняли, что ни один из них не может считать себя в безопасности, слишком далеко зашло дело, слишком много неприятностей доставлено мафии и она, как раненый зверь, будет уничтожать на своем пути всех без разбора.
Для начала во Дворце правосудия были предприняты все мыслимые меры безопасности. Парковка автомобилей вблизи него была запрещена. Теперь бронированные автомобили сотрудников въезжали прямо в здание по специально сделанным пандусам. Входящие в здание проверялись при помощи фотографирующей техники, затем показывали свой паспорт полицейскому, после чего с паспорта снималась копия, и посетитель мог войти в огромный зал. Здесь можно было увидеть мафиози, которые словно заявляли о себе особым стилем одежды нуворишей, всегда, во все времена и во всех странах отличавшихся откровенно дурным тоном. Что же касается их защитников, те, напротив, были одеты с чрезвычайной тщательностью, их костюмы от лучших модельеров поражали лоском и изяществом. Подзащитных вечно сопровождали толпы родственников в черном. Обыкновенно это были деревенские неразговорчивые старухи.
Перед бронированными кабинетами следователей выставили специальную охрану из бравых молодых ребят в униформе, состоявшей из джинсов «венеттон», непременных рубашек от Черутти и, конечно, пистолетов магнум. Задачей этих ребят было повсюду сопровождать судей, даже в туалет, причем по-следнее обстоятельство исключительно портило сотрудникам настроение. Думается, что любому человеку, даже оптимисту, отравила бы жизнь подобная круглосуточная охрана. «Достаточно одного взгляда на все это, – говорил в свое время Рокко Кинчини, – чтобы понять, насколько одинок человек, который решился выступить против мафии. Каждый знает, что человеческая жизнь оценивается у нас в несколько лир».
Дворец правосудия в Палермо
После гибели Кинчини операцией по борьбе с мафией стал руководить человек приятной наружности, мягкого характера, обходительный и любезный Джованни Фальконе. Он знал, что вполне может находиться в списке приговоренных мафией к смерти, однако, как человек блестящего ума, понял: бороться с этим монстром можно только одним способом – экономическим. Если подорвать финансовую основу мафии, то она будет уничтожена. В результате он начал ряд банковских расследований, и благодаря ему было заведено более 100 уголовных дел, главным образом связанных с наркотиками. По данным американского Агентства по борьбе с наркотиками, с каждого килограмма героина, равного 33 дозам, сицилийская мафия получала не менее 1,5 миллиона долларов. И хотя на острове работало не особенно много лабораторий по производству героина, да к тому же не на полную мощность, в 1980-е годы на Сицилию изливался потоком золотой дождь – десятки миллионов долларов.
В первое время мафиози просто помещали деньги, полученные от продажи героина, на свои банковские счета, но Фальконе всерьез занялся изучением этих счетов и их сумм. Он выяснил, откуда и каким образом проходили эти миллионы долларов. В результате были арестованы самые крупные сицилийские наркодельцы, миллионеры, а Фальконе превратился в живую легенду острова. Его день и ночь охраняли карабинеры, не оставляя одного даже в ванной. Отдыхать же Фальконе приходилось на уютном островке. Правда, на нем была расположена тюрьма, которая славилась своей неподкупной охраной.
В последний день марта 1984 года Джованни Фальконе до-прашивал Винченцо Синагру, чьи похождения в рядах «людей чести», похоже, закончились безвозвратно. Последнее дело, порученное ему Баклажаном, слегка помутило его рассудок, что, впрочем, неудивительно, поскольку этим делом было убийство лучшего друга Колокольчика Диего Ди Фатты. Маркезе обвинил Диего в том, что тот обворовал на его территории некую даму, не испросив на то позволения капо. К тому же Баклажан никогда не был уверен в лояльности Винченцо, чересчур чувствительного для истинного мафиози, и хотел проверить его в деле. К тому же он идеально подходил на роль приманки, поскольку близко знал намеченную жертву.
От одной мысли об этом ужасном бидоне с мутной коричневатой жидкостью Винченцо делалось плохо. От ядовитых испарений его каждый раз тошнило, и он, чувствуя, что как будто погружается в какой-то кошмарный сон, видел: капли этой жидкости, случайно попадая на землю, прожигают ее, оставляя отвратительные белые пятна. Стараясь не дышать, Винченцо запихнул труп Ло Джакомо в двухсотлитровый бидон, но все же успел заметить, что в мутной жидкости плавают отдельные части человеческих тел. «Гроза!» – слабо выдохнул он. Старший брат заглянул в бидон. «Надо сообщить об этом хозяину», – отметил он равнодушно. Вскоре Маркезе явился лично. Он приказал братьям надеть резиновые перчатки, вылить на землю содержимое бидона, а человеческие останки собрать в пакет для мусора. В тот же вечер Винченцо уже вы-брасывал этот мешок в море вблизи Палермо.
Война между кланами в Палермо продолжала стремительно набирать обороты. Ни один «человек чести» не мог чувствовать себя в безопасности, но самое страшное состояло в том, что большинство убийств были явно бессмысленными, и доходило до того, что даже заказчики сами иногда не знали, почему решили «заказать» ту или иную жертву. В разгар этого убийственного безумия итальянское правительство, не на шутку встревоженное положением на Сицилии, отправило туда генерала Далла Кьеза в качестве префекта Палермо, который пользовался репутацией непримиримого борца с преступно-стью и прекрасно зарекомендовавшего себя в борьбе с террористами на севере страны. Незадолго до прибытия генерала в Палермо в этом городе произошло убийство двух коммунистов, и Далла Кьеза заявил во всеуслышание, что сделает все для того, чтобы уничтожить эту заразу, пусть даже ценой собственной жизни. И он действительно успел сделать очень многое за те 100 дней, которые находился у власти.
Винченцо ничего не знал о пламенных речах нового префекта, да и газет он не читал, а потому узнал только от Грозы, что Маркезе дал распоряжение убрать генерала Далла Кьеза. «А что он имеет против префекта?» – спросил Винченцо. «Кто его знает, – уклончиво сказал Гроза. – Но уж если Баклажан кого-то приговорил к смерти, то так оно и будет. Этим делом пока занимается Лис».
Лис долгое время следил за генералом, изучая его привычки. После обследования местоположения виллы префекта он понял, что взять ее практически невозможно. Вскоре Маркезе получил от него отчет: разумнее всего избавиться от Далла Кьеза, когда он решит посетить пляж Палермо. Тем не менее этот план Баклажан выслушал без всякого энтузиазма. У него самого было множество разных идей, но ему хотелось чего-то необычного, с театральными эффектами.
Далла Кьеза прекрасно понимал, что его жизнь под угрозой. Об этом ясно свидетельствовали его заявления вроде: «Человека, назначенного на пост государством, можно убить только в том случае, если для преступников он чрезвычайно опасен, а правительство делает вид, что оно тут ни при чем. Я понял это». Генерал давал понять читателям этого интервью, что дни его сочтены, однако сам он относился к этому обстоятельству довольно спокойно. За 100 дней расследования деятельности мафиозных структур Далла Кьеза собрал огромное количество ценнейшей информации в так называемом «Рапорте-162», где, в частности, впервые упоминался не только Маркезе-Баклажан, но и сам всесильный глава Капитула Микеле Греко. Мало того, факты Далла Кьеза впервые давали возможность арестовать этих зарвавшихся от безнаказанности упырей. Большинство этих фактов были вызваны нарушением «закона омерта» некоторыми из «людей чести».
Первым из них стал Джузеппе Ди Кристина, вторым – инженер Игнацио Ло Прести, а третьим, как предполагал взбешенный Микеле Греко, до той поры считавшийся влиятельным, уважаемым землевладельцем и крупным земельным собственником, а теперь – преступником, был Кориолан, которого корлеонцы так и не изловили. Конечно, по логике, только люди, понимающие, что терять им нечего, могли пойти навстречу полиции, и наверняка им дали гарантии, что в обмен на предоставленные сведения их никогда не вызовут в суд и их имена никогда не будут названы публично.
В результате этого рапорта мафиози, до той поры действовавшие абсолютно безнаказанно, должны были как можно быстрее сворачивать деятельность и переходить на нелегальное положение, что их совсем не устраивало. Даже сам Маркезе, не говоря уже о его людях, перестал ночевать дома. «А ты уже сменил жилье?» – спросил Гроза Винченцо. «Зачем?» – удивился младший брат. «Сбиры» совсем обнаглели», – сказал Гроза. «Но ведь я человек небольшой в вашей организации. Неужели ты думаешь, что полиция станет охотиться за мной?» – «В нашем деле осторожность – самое главное, – подвел итог Гроза. – А тебя вполне могли видеть в обществе хотя бы того же Баклажана или еще кого-нибудь.
К тому же ты знаешь многих полицейских, которые оказывали нам ряд услуг. Вспомни хотя бы тот случай, когда у тебя однажды отобрали удостоверение личности и ты чуть ли не ежедневно таскался в полицию, как на работу; вспомни того сержанта, который тебе это удостоверение вернул». – «Верно, – согласился Винченцо. – Потом я видел его еще раз в квартале дей Милле. Он зашел в бар с пустыми руками, а вышел с огромным тортом». – «Вот видишь, – наставительно сказал Гроза. – Значит, ты можешь назвать имя этого сержанта как одного из наших. Ты и сам не подозреваешь, что на самом деле знаешь очень многое, малыш Колокольчик».
Генерал Далла Кьеза, рассмотрев как следует карту Палермо, обнаружил своеобразный «треугольник смерти», где чаще всего происходили убийства и кровавые столкновения. Он немедленно принял меры и выставил полицейские посты во всех особо опасных точках. Правда, для Маркезе подобные меры значили не более, чем комариный укус для слона. Он был более озабочен тем, что противники убили одного из его родственников, а значит, следующей жертвой мог стать сам Баклажан. Где искать убийц, он не знал, но некий услужливый осведомитель сообщил, что рабочий завода «Фиат» Чезаре Манцелла непременно сможет сообщить Маркезе что-нибудь наверняка интересное.
Буквально через час, несмотря на расставленные префектом полицейские посты в «треугольнике смерти», этот несчастный был похищен бандитами и допрошен самим ужасным Баклажаном. От Манцеллы добиться ничего не удалось: как и большинство жертв капо, он понятия не имел, в чем провинился, но от испуга назвал еще одно имя – Игнацио Педоне. «Давайте сюда Педоне!» – взревел Баклажан. Его приказание было исполнено буквально через 10 минут. Этот Педоне, механик «Фиата», только и смог вспомнить, что занимался ремонтом машины некоего толстого господина. «Это и был убийца», – безапелляционно заключил Баклажан и дал подручным знак немедленно умертвить Манцеллу и Педоне.
Когда приказание было исполнено, Маркезе решил, что на этот раз не станет, как обычно, растворять трупы в кислоте или бросать в море. С нехорошей усмешкой он поднял телефонную трубку и набрал номер полицейского комиссариата. «Заберите трупы из „треугольника смерти“, как вы его называете, – сказал он ледяным тоном. – Загляните в зеленый „фиат“, который стоит перед вашими окнами. И прошу принять к сведению: это личный подарок префекту. Запомните: операция „Карло Альберто“, которую мы так назвали в его честь, завершается. Вы поняли? Операция заканчивается!».
Когда генералу Далла Кьеза сообщили об этом звонке и о том, что в багажнике «фиата» оказались тела убитых Манцеллы и Педоне, он понял, что таким образом мафия вынесла ему приговор. И он оказался прав. Не прошло и месяца, как на людной площади Палермо генерал Далла Кьеза, его жена и охранник были расстреляны из «калашников»а. Приговор был приведен в исполнение, хотя сами палачи еще не догадывались, каким страшным бумерангом ударит по ним самим это наглое убийство и что даже существование сицилийской мафии окажется на грани провала.
После гибели генерала Далла Кьеза его дело продолжил человек с железной волей Рокко Кинчини. Он сумел всерьез прижать Микеле Греко, хотя и отдавал себе отчет в том, что Папа вынесет ему приговор, как и его предшественнику. Кинчини вел себя предельно осторожно и нигде не бывал, а если отправлялся на работу во Дворец правосудия, то его неизменно сопровождали пятеро охранников. Поэтому Микеле Греко пришлось проявить изрядную изобретательность, чтобы устранить врага. Однажды утром, когда Кинчини вышел из дома, чтобы ехать на службу, его автомобиль, где находилось, как выяснилось впоследствии, не менее 50 килограммов взрывчатки, взлетел на воздух. Взрывом на части разорвало самого Рокко Кинчини, его жену, привратника и троих телохранителей.
Теперь уже все сотрудники Дворца правосудия поняли, что ни один из них не может считать себя в безопасности, слишком далеко зашло дело, слишком много неприятностей доставлено мафии и она, как раненый зверь, будет уничтожать на своем пути всех без разбора.
Для начала во Дворце правосудия были предприняты все мыслимые меры безопасности. Парковка автомобилей вблизи него была запрещена. Теперь бронированные автомобили сотрудников въезжали прямо в здание по специально сделанным пандусам. Входящие в здание проверялись при помощи фотографирующей техники, затем показывали свой паспорт полицейскому, после чего с паспорта снималась копия, и посетитель мог войти в огромный зал. Здесь можно было увидеть мафиози, которые словно заявляли о себе особым стилем одежды нуворишей, всегда, во все времена и во всех странах отличавшихся откровенно дурным тоном. Что же касается их защитников, те, напротив, были одеты с чрезвычайной тщательностью, их костюмы от лучших модельеров поражали лоском и изяществом. Подзащитных вечно сопровождали толпы родственников в черном. Обыкновенно это были деревенские неразговорчивые старухи.
Перед бронированными кабинетами следователей выставили специальную охрану из бравых молодых ребят в униформе, состоявшей из джинсов «венеттон», непременных рубашек от Черутти и, конечно, пистолетов магнум. Задачей этих ребят было повсюду сопровождать судей, даже в туалет, причем по-следнее обстоятельство исключительно портило сотрудникам настроение. Думается, что любому человеку, даже оптимисту, отравила бы жизнь подобная круглосуточная охрана. «Достаточно одного взгляда на все это, – говорил в свое время Рокко Кинчини, – чтобы понять, насколько одинок человек, который решился выступить против мафии. Каждый знает, что человеческая жизнь оценивается у нас в несколько лир».
После гибели Кинчини операцией по борьбе с мафией стал руководить человек приятной наружности, мягкого характера, обходительный и любезный Джованни Фальконе. Он знал, что вполне может находиться в списке приговоренных мафией к смерти, однако, как человек блестящего ума, понял: бороться с этим монстром можно только одним способом – экономическим. Если подорвать финансовую основу мафии, то она будет уничтожена. В результате он начал ряд банковских расследований, и благодаря ему было заведено более 100 уголовных дел, главным образом связанных с наркотиками. По данным американского Агентства по борьбе с наркотиками, с каждого килограмма героина, равного 33 дозам, сицилийская мафия получала не менее 1,5 миллиона долларов. И хотя на острове работало не особенно много лабораторий по производству героина, да к тому же не на полную мощность, в 1980-е годы на Сицилию изливался потоком золотой дождь – десятки миллионов долларов.
В первое время мафиози просто помещали деньги, полученные от продажи героина, на свои банковские счета, но Фальконе всерьез занялся изучением этих счетов и их сумм. Он выяснил, откуда и каким образом проходили эти миллионы долларов. В результате были арестованы самые крупные сицилийские наркодельцы, миллионеры, а Фальконе превратился в живую легенду острова. Его день и ночь охраняли карабинеры, не оставляя одного даже в ванной. Отдыхать же Фальконе приходилось на уютном островке. Правда, на нем была расположена тюрьма, которая славилась своей неподкупной охраной.
В последний день марта 1984 года Джованни Фальконе до-прашивал Винченцо Синагру, чьи похождения в рядах «людей чести», похоже, закончились безвозвратно. Последнее дело, порученное ему Баклажаном, слегка помутило его рассудок, что, впрочем, неудивительно, поскольку этим делом было убийство лучшего друга Колокольчика Диего Ди Фатты. Маркезе обвинил Диего в том, что тот обворовал на его территории некую даму, не испросив на то позволения капо. К тому же Баклажан никогда не был уверен в лояльности Винченцо, чересчур чувствительного для истинного мафиози, и хотел проверить его в деле. К тому же он идеально подходил на роль приманки, поскольку близко знал намеченную жертву.