Страница:
Пройдя по коридору, Стивен Крамер подошёл к небольшому залу заседаний, куда уже подтягивались руководители других служб. В это время к нему подошел невысокий, плотный заместитель директора Управления Роберт Мотс, под началом которого Крамер когда-то начинал свою карьеру. По старой привычке, заведенной им ещё с той поры, когда Крамер работал в его непосредственном подчинении, Мотс обратился к нему по имени.
– Привет, Стивен! – сказал он. – Догадываешься о чем пойдет речь?
– Думаю, что о России, – ответил Стивен. Он давно привык не обращать внимание на несколько снисходительный тон Мотса. И дело тут было не только в возрасте, хотя Мотс действительно годился Крамеру в отцы, – просто Стивен хорошо помнил насколько многим он обязан Мотсу в своей карьере. Ведь когда-то Роберт Мотс был не только его первым начальником здесь, в ЦРУ, но и первым наставником в непростой премудрости разведчика. И надо отдать ему должное, наставником очень неплохим… Конечно же, у Крамера, как и у большинства других сотрудников Управления, была до этого серьезная подготовка в Форте Пири, но только там он проходил теорию, а под началом Мотса он осваивал практику… К тому же, его и Мотса давно уже связывали неслужебные отношения, – они хорошо знали семьи друг друга и пять лет назад Роберт Мотс был свидетелем на свадьбе у Крамера.
– Ладно, пойдем, поприсутствуем… – произнес Мотс.
Они вошли в небольшой кабинет и стали занимать места у большого овального стола. Директор Управления, – высокий, сухопарый Уильям Сотсби, дождавшись пока подчиненные рассядутся по своим местам, обвел взглядом присутствующих и сказал:
– Добрый день, господа! Я собрал вас сегодня для того, чтобы довести до вас новую концепцию работы в Советском Союзы…
Он выдержал паузу, чтобы донести до присутствующих важность сегодняшнего совещания, и убедившись, что пять пар глаз наблюдают за ним с пристальным вниманием, продолжил:
– Нашими аналитиками, господа, был подготовлен доклад, подробно анализирующий положение, сложившееся за последнее время в Советском Союзе… Надо констатировать, что вывод довольно неутешительный… В нем обосновывается бесперспективность проводимой в Советском Союзе перестройки…
Сотсби вновь остановился, давая присутствующим усвоить услышанное. Некоторые из сидящих за столом недоуменно переглянулись, а Сотсби, удовлетворенный произведенным эффектом, принялся излагать дальше:
– Этот доклад был представлен около месяца назад президенту Соединенных Штатов, а на прошлой неделе он был рассмотрен на закрытом совещании в Конгрессе… Как показывают последние события в России, наши самые пессимистические прогнозы, начинают сбываться… В Советском Союзе наметились крайне негативные тенденции по свертыванию реформ, начатых в свое время советским лидером Михайловым… Я сейчас лишь кратко остановлюсь на причинах этого… Причины следующие… Сейчас в Советском Союзе происходит усиленный отток капитала во вновь создаваемые коммерческие структуры, а так же осуществляются масштабные нелегальные поставки с государственных предприятий сырья и материалов… Все это приводит к параличу промышленности и без того находившуюся в сложном положении… Кроме того, бесконтрольность за движением финансов порождает массовую коррупцию среди чиновников. Понимая опасность этих процессов, Михайлов по имеющимся у нас сведениям, собирается начать централизованно душить легализованное при нем предпринимательство административными методами… Существует вполне обоснованная опасность, что речь идет о свертывании в целом в России экономических преобразований и попытке восстановления тоталитарного режима… Более подробно, я думаю, нам сможет рассказать об этом мистер Крамер, поскольку доклад готовился при его непосредственном участии… Пожалуйста, Мистер Крамер…
Уступив таким образом слово Стивену Крамеру Уильям Сотсби уселся на свое высокое председательское кресло, а Стивен поднялся и, оглядев присутствующих, произнес:
– Господа… По нашим прогнозам ситуация в Союзе сейчас находится в таком состоянии, когда ее невозможно изменить одними только административными мерами… Парадокс ее заключается в том, что самым слабым звеном у русских оказалось как раз то, которое они сами привыкли считать у себя самым сильным… Это их коммунистическая партия! На самом же деле в партии все зациклено на одном человеке – на Генеральном секретаре… И стоит этому человеку вдохновиться или, простите, заразиться идеями западной демократии, он развалит партию… Это парадокс, но это так… Но это ещё не все… Распад компартии – это не просто поражение какой-то одной политической силы… Это крах государственной идеи, крах госаппарата, а значит и распад всего СССР! Так уж устроен у русских этот механизм… И тут надо отметить, что до недавнего времени все шло именно по этому сценарию. Политические реформы начатые Михайловым уже расшатали КПСС, могущество компартии было существенно подорвано. Но теперь Михайлов, похоже понял, чем грозят Советскому Союзу демократические перемены и готов вернуться к жесткому централизованному правлению. Скорее всего, он постарается разрешить ситуацию силовыми методами, как это уже было в Литве и Грузии… Менее полугода назад в Литве, как вы помните, было создано мнимое правительство народного доверия, которое попыталось ввести в республике чрезвычайное положение. В республике была введена политическая цензура, а против митингующих были брошены войска… В результате среди мирного населения были жертвы … Принимая во внимание, что нечто подобное пытались сделать и в Грузии, у нас есть все основания думать, что эти события далеко не случайны, и что в дальнейшем Михайлов попробует разыграть сценарий введения чрезвычайного положения уже по всей стране… Учитывая сложившиеся обстоятельства, естественным было бы противопоставить такому сценарию свою логику развития событий… Другими словами, необходимо, на мой взгляд, осуществить такие контрмеры, которые бы явились естественным противовесом действиям Михайлова…
– Спасибо, мистер Крамер! – остановил его Уильям Сотсби, упреждающе подняв вверх руку, а затем, угловатым движением поднялся со своего места, став мгновенно похожим на длинный хромированный циркуль – узкий и нескладный, и снова взял ход совещания в свои руки.
– Как уже было правильно отмечено, – продолжил он, – мы должны воспрепятствовать процессу реформации коммунистической идеологии в Советском Союзе… Поэтому с сегодняшнего дня мы переходим к новому этапу нашей работы… Целью этого этапа является дестабилизировать Москву настолько, насколько это соответствует интересам Соединенных Штатов… Прежде всего я хотел бы отметить, что от Советского Союза должна перестать исходить угроза мировому сообществу вне зависимости от развития событий в будущем… Я говорю о коммунистической и ядерной угрозе, как вы понимаете… Для решения этой задачи нам необходимо разработать в ближайшее время план операции… Мистер Мотс! – Сотсби взглянул на сидящего рядом с ним за столом Роберта Мотса. – Вам в течении недели необходимо разработать концепцию нового этапа… На время разработки вы можете привлекать сотрудников из любых других департаментов, а по выходу из отпуска начальника аналитического департамента мистер Крамер поступает в ваше полное распоряжение. И, последнее… Интересы нашей разведки в России на сегодняшний день тесно пересеклись с планами наших коллег из Израиля. У Израиля, как известно, существуют свои интересы в Советском Союзе, поэтому на уровне руководства наших стран достигнута договоренность о проведении скоординированных действий… Через две недели вам, мистер Мотс, и вам, мистер Крамер, необходимо вылететь в Израиль для окончательного согласования этапов операции и утверждения согласованного плана действий. А перед этим, мы должны предварительно обсудить план операции здесь… В целом это пока все… И если ли нет вопросов, то на этом, я думаю, закончим…
Вопросов не было и присутствующие, отодвигая кресла, начали вставать.
Председатель КГБ СССР, Виктор Крюков сидел у себя в кабинете на Лубянке. Отодвинув папку донесений, он снял трубку с телефона, на котором вместо диска был вмонтирован рельефный герб Советского Союза, и поднес трубку к уху.
– Слушаю вас, Виктор Александрович, – услышал он голос Михайлова.
– Алексей Сергеевич, есть важная информация… Думаю вы должны знать, – сказал он.
– Насколько это срочно?
– Думаю срочно – иначе бы я не звонил…
– Хорошо… Сейчас у меня руководитель Госплана, давайте-ка через час… В 20.30…
И из трубки послышались короткие гудки. Крюков положил трубку обратно и посмотрел в окно. Липкий, мокрый снег падал на улице тяжелыми хлопьями, покрывая раскисшей грязной кашей мокрый асфальт, укутывая белой ватой голову и плечи памятника Дзержинскому, одиноко стоящего посреди площади.
"Весна, язви её!" – подумал в сердцах Крюков и вытащил из стола пачку сигарет. Хотя врачи запретили ему курить, иногда он все же курил, правда, не больше одной сигареты в день, и то, когда день выдавался особенно трудным, такой, например, как сегодня. Крюков достал зажигалку, щелкнул ею и глубоко затянулся, затем выпустил дым в потолок и, сделав ещё одну длинную затяжку, с силой вдавил сигарету в пепельницу.
Ровно через пятьдесят минут движение на проспекте Маркса было перекрыто. Правительственный ЗИЛ – 115 и две "Волги" сопровождения, выехав из ворот здания КГБ на свободный проспект Маркса, тревожно мигая сигнальными огнями, помчались в сторону Кремля. Милиционеры по ходу движения отдавали автомобилям честь. Черные автомобили, не сбавляя скорости, нырнули под арку кремлевских ворот и подъехали к первому административному корпусу. Выйдя из машины, председатель КГБ поднялся по лестнице на второй этаж и направился к кабинету Михайлова. Старый кремлевский паркет поскрипывал в такт его шагам и этот легкий скрип его раздражать.
"И здесь все разваливается!" – подумал про себя Крюков. – "Довели страну со своей перестройкой!"
Когда он подошел к кабинету Михайлова в коридор навстречу ему из кабинета вышел руководитель Госплана Валентин Маслов.
– Привет, Валентин Иванович! – поздоровался с ним Крюков, а потом сердито спросил. – У нас, что, осталось еще что планировать?
– А… Не спрашивайте, Виктор Александрович! – руководитель Госплана безнадежно махнул рукой. – Мы планируем одно, республики – другое, в итоге получается третье… Госзаказ срывается, предприятия останавливаются…
– Полный бардак в общем! – подытожил Крюков.
– Да ведь дошли до того, – продолжал пожаловаться Маслов, – что всю валюту отдали республикам! Так они вместо того, чтобы сырье и оборудование для заводов закупать, тратят все это на закупку продовольствия. И это в лучшем случае! А… Да что там говорить! Ведь даже не на республиканском уровне, на местном идет полная вакханалия. Раньше, когда все руководство шло через обкомы и райкомы, попробовал бы кто-нибудь сорвать план или пустить продукцию налево. Из партии – коленом под зад и волчий билет на всю жизнь… Это как минимум! А теперь запросто… Кому и зачем теперь нужен этот партбилет?
– Нет власти – нет и контроля! – Крюков угрюмо мотнул головой и со злости чуть не сплюнул на скрипучий кремлевский пол. – Вот и итог! Власть в стране всегда держалась на трех китах…. На партии, Госплане и КГБ! Партию низвели до уровня профсоюза, Госплан задвинули… Но ведь КГБ не Госплан, его так просто не задвинешь, – и он пристально посмотрел на Маслова.
– Да уж… Это уж точно! – Маслов, услышав слово "власть", засуетился, постарался поскорее замять разговор и прошмыгнуть мимо Крюкова.
– Побегу, Виктор Александрович… – сказал он. – Тут ещё кое-какие дела доделать надо…
– Ну-ну… Беги, беги! – Крюков мрачно посмотрел ему вслед и вошел в приемную Михайлова. При его появлении адъютант в приемной важно поднялся из-за стола и хорошо поставленным голосом произнес:
– Виктор Александрович, товарищ Президент вас ждет…
"Товарищ Президент!" – усмехнулся про себя Крюков. – "Ну и сочетанице! Почти как Вася Ротшильд! С голым задом, зато при бабочке!"
Тут он заметил неприкаянно сидевшего на диване начальника 9-го управления КГБ генерала Плешакова, чье управление в КГБ ведало охранной президента и других высших государственных лиц и спросил с нотками ещё неостывшей, плещущейся в голосе неприязни:
– А ты, что тут делаешь?
– Вызвали, – Плешаков лишь обреченно развел руками.
– Завтра с утра зайди ко мне! – буркнул Крюков, открыл дверь и вошел в просторный президентский кабинет.
Михайлов сидел за столом и что-то чиркал красным фломастером на разложенных перед ним документах. Увидев остановившего в дверях Крюкова, он оторвался от своего занятия и отложил фломастер в сторону.
– Здравствуйте, Виктор Александрович… Что там у вас? – спросил он.
Крюков раскрыл папку с донесениями, которую держал подмышкой, и, вытащив оттуда отпечатанный листок, подошел к столу.
– Это донесение от нашего агента! Позавчера ЦРУ обсуждало новую концепцию работы в Советском Союзе… – сказал он и выложил листок на стол перед Михайловым. Михайлов, поправив очки в тонкой, золотой оправе, взял листок в руки и принялся читать. По мере того, как он вникал в текст, родимое пятно у него на голове темнело, наливалось густым и ярким багрянцем.
"Доходит!" – злорадно подумал Крюков.
– Вот так, Алексей Сергеевич! Не нужен оказывается нашим заморским друзьям сильный Советский Союз! – последнюю фразу он произнес с явной издевкой.
Михайлов отложил листок в сторону, пригладил у себя редкие волосы под макушкой, а затем вскинул взгляд на Крюкова.
– Это всё? – на лице у него застыло привычное невозмутимое выражение. – Мало, Виктор Александрович… Мало! Очень мало! Тут лишь общие фразы, а нам нужен точный и полный план их работы в Советском Союзе. С конкретными фамилиями, мероприятиями и так далее… Вы, конечно, правильно сделали, что поставили меня в известность… Работа у вас архиважная… Но мне нужны более определенные сведения. Когда у вас появятся более конкретные данные?
Крюков упрямо наклонил голову и сердито посмотрел на Михайлова из-под насупленных бровей.
– Нам для того, чтобы появлялись более конкретные сведения, Алексей Сергеич, деньги нужны! – произнес он глухим, недовольным голосом. – Не подачки, а деньги! Большие деньги! А нам бюджет урезают в полтора раза! Сейчас ведь вербовать кого-то по идейным соображениям трудно, – веру в коммунистические идеалы мы благополучно разрушили… – Крюков глянул Михайлову прямо в глаза. – А работы прибавилось! Надо срочно работать здесь, в Союзе, в республиках… Пока еще не поздно! А денег на новые штаты и оперативную работу не дают! А Америка, между прочим, свои операции в Советском Союзе не прекратила и закон 59-го года "О порабощенных народах" у себя отменять не собирается! Зато мы им по первому их требованию наше спецподразделение "С" расформировали… Кушайте на здоровье, господа хорошие, мы теперь такие открытые, – у нас перестройка!
Михайлов безропотно проглотил едкий сарказм в словах Председателя КГБ и лишь обиженно поджал бледные губы. Сказанное Крюковым было правдой. Спецподразделение "С" было самым секретным и, пожалуй, самым элитным подразделением КГБ… Это была гордость и интеллектуальный актив Комитета, – там работали не просто специалисты, а специалисты экстракласса. В их задачу входил экспорт революций в другие страны, финансовые махинации на крупнейших фондовых биржах мира, международные и политические аферы… Не случайно одним только своим названием эта группа наводила тихий ужас на американцев. Поэтому было совсем неудивительно, что прагматичные янки одним из условий потепления американо-советских отношений поставили задачу упразднение именно этого подразделения.
– Хорошо, Виктор Александрович, мы подумаем на счет денег, – произнес наконец Михайлов. – Как только, станут известны более точные данные по этой акции ЦРУ, сразу же докладывайте мне… У вас что-нибудь ещё?
– Нет, – Крюков вытянулся, понимая, что разговор окончен.
– Тогда всего доброго… А на счет денег – постараемся найти… Представьте смету по статьям расходов, – думаю, попробуем что-то сделать…
Крюков дерганым, негнущимся шагом подошел к президентскому месту, и без разрешения, взял, точно слизнул, со стола листок с донесением.
– Этот оригинал пойдет в оперативные документы! – сухо произнес он и вышел из президентского кабинета.
Когда за Крюковым закрылась дверь, Михайлов встал и подошел к окну. За окном в вечерних сумерках мутно поблескивали купола Успенского собора. Золоченый крест на большом куполе рельефно выделялся на фоне пасмурного московского неба. За ним алым, кровавым цветом светили рубиновые звезды на кремлевских башнях. Михайлов глубоко вздохнул.
"Вот так!" – подумал он с тоскою. – "Запугали весь мир за семьдесят лет, никто теперь верить не хочет – шарахаются как черт от ладана… Ну так ещё бы! Боятся бородатого мужика с ядерной дубинкой. Черт его теперь знает, что этот сибирский медведь придумает – уж лучше его держать на коротком поводке. На всякий случай! Порочное мышление, но ведь его быстро не изменишь… Боятся они там у себя на Западе! Боятся коммунизма! А сами уже забыли как насаждалось христианство в Новом Свете, забыли ужасы инквизиции, костры с еретиками… Джордано Бруно, Галлилея… Все эти дыбы, испанские сапоги, охоту на ведьм! Они так хвалят своего бога, забывая, что христианство тоже прошло свой тернистый путь. Путь крови и заблуждений… Они готовы простить и папское распутство в средние века, и папские индульгенции, покупавшиеся на ворованные деньги… Они так чтят свои реликвии разбросанные по всему миру, но только разве не с именем господним творились самые ужасные вещи на земле? Разве не в каждой стране можно поставить памятник жертвам христианства? Или не с крестом в одной руке и мечом в другой насаждалось оно по всему свету? Однако никто из них не откажется сегодня от их бога! Так почему же они отказывают нам в вере в светлый символ будущего совершенного общества? Разве по сути идеалы коммунизма и христианства различны? Или христианские заповеди и принципы коммунизма не тождественны в своем изначальном смысле? По сути они ведь одинаковы! "Не укради, не убий, возлюби ближнего своего"… Это ведь можно вписать прямо на первой странице кодекса строителей коммунизма! Значит проблема не в принципах, а в исполнении! Но христианство прошло свой путь в две тысячи лет и то лишь в двадцатом столетии признало, что земля круглая, а коммунизму – всего-то сто пятьдесят, да и тех неполных! Только в отличии от христианства никто не провозглашал идеи коммунизма незыблемыми, как каноны христианства! И Маркс, и Ленин, и Сталин, – все они утверждали, что коммунизм не догма, а теория в развитии! Поэтому мы сейчас в пути, в поисках, пусть в мучительных, с со страшными ошибками, но мы их признаем, мы движемся вперед! И если бог есть, то кто с уверенностью может сказать, что он от нас хочет? Как мы можем судить об этом? Только с точки зрения собственного бытия? Но это лишь человеческое бытие, человеческое сознание. А разве бог или высший разум обладает тем же уровнем интеллекта? Почему же мы столь категоричны? Почему же они там у себя на Западе не понимают, что не нужен нам уже экспорт революций, что выросли мы уже из латаных портков дикого, оголтелого коммунизма… Нам сейчас нужно обновляться! Нам сейчас нужны высокие технологии, кредиты на структурную перестройку, новые предприятия!"
Михайлов забарабанил пальцами по толстому стеклу, вспоминая, насколько серьезно обстоят сейчас дела с финансами и эта мысль острой занозой кольнула у него под ложечкой. Михайлов болезненно поморщился.
"Проблема! – подумал он. – А тут ещё с республиками надо что-то делать, иначе развалится все к чертовой матери! Тут Крюков прав! Только ему бы всех построить и заставить маршировать по старинке – утром на работу, вечером с работы. Это ему бы понравилось! Да только не понять ему, что те же республики потому и бегут от нас, что мы почти три века их покоряли, потому-то и прокламации ЦРУ попадают на благодатную почву! Ничему видно его не научили ни Литва, ни Тбилиси… Люди-то уже почувствовали вкус свободы, они за эту свободу уже готовы под танки лезть. Потому что хотят говорить то, что думают, хотят заниматься своим делом… А на штыках уже ничего не построишь. Но вот ведь парадокс! Все цивилизованные страны стараются объединится, а у нас думают, как разбежаться побыстрей. Европа вон, несмотря, что за триста лет передрались, пересобачились все, создает у себя единое экономическое пространство, единый рынок, а у нас наоборот каждый аул норовит суверенитет провозгласить. Население, глядишь, полтора калеки, а туда же – мы независимые, самостоятельные! И ведь до чего дошло: объявляем Рождество праздничным днем, а Татария, ведь не союзная республика даже, не признает! Не признает! Объявляет 7 января рабочим! Ну, так ещё бы! Раз этот кретин Бельцин ездит по всей стране и призывает – "Берите власти сколько хотите!" Вообще все развалить хочет! Идиот! Вот только как же я эту мразь сразу не раскусил! Сидел бы он сейчас в своем медвежьем углу и лапу сосал! И какого хрена я его оттуда вытащил? А теперь вынужден с ним считаться, временное соглашение заключать о внесении средств в союзный бюджет. Еле-еле выторговал 80 миллиардов! Черт те что! Пожалел я его тогда, когда его из секретарей Московского горкрома турнул… Пожалел! Руководителем министерства назначил, а надо бы гнать к чертовой матери из партии и снова – в Красноярск, в глушь! На какую-нибудь поганую, сучью должность! Чтоб сидел и не рыпался! А еще лучше послом куда-нибудь! В Новую Зеландию, или в Гваделупу какую-нибудь!"
Михайлов зло сжал кулак так, что костяшки у него на руке побелели до молочного цвета, но, постояв несколько секунд у окна, он успокоился и вернулся к столу…
Через пятнадцать минут дверь в президентский кабинет неожиданно отворилась и звонко стуча шпильками по узорчатому паркету в кабинет вошла супруга президента – Нина Максимовна Михайлова. Она была одета в светло-бежевый жакет от Версаче. Темная шерстяная юбка, плотно облегала ее узкие бедра – в свои пятьдесят пять Нина Максимовна сохранила почти идеальную фигуру. Кулон с крупным бриллиантом у нее на груди разбрасывал разноцветные искры. Распространяя шлейф из аромата дорогих духов Нина Максимовна подошла к мужу и на мгновение прижалась губами к его шершавой щеке.
– Привет, Алексей! – сказала она обыденно, а затем вытерла кончиками пальцев помаду у него со щеки. – Ты как? Будешь ещё работать?
Михайлов посмотрел на свой стол. На столе ещё лежала не разобранная кипа документов из МИДА и стопка Указов о награждении… В принципе ничего срочного, можно было отложить и на завтра…
– Нет… На сегодня, пожалуй, все! – ответил он тусклым, бесцветным голосом.
Нина Максимовна озабоченно взглянула в потухшие глаза мужа и спросила с тревогой:
– Случилось что-то?
– Да нет! Ерунда! – Михайлов натужно улыбнулся. – Все нормально! Просто время такое… Легко не бывает… А в общем все нормально…
Нина Максимовна успокоено опустилась в кресло.
– Ну и хорошо! – сказала она бодро. – Я сейчас позвоню домой, скажу, чтобы накрывали на стол… Ты знаешь, я сегодня тоже устала… Навалилось как-то все, – и квартальный отчет в фонде, и встречи, и интервью… Да! Кстати! – она вдруг встрепенулась. – А что это у тебя в приемной Юрий Алексеевич сидит? Ты его вызывал?
Михайлов вспомнил о начальнике Управления государственной охраны и досадливо поморщился:
– Ах, да… Плешаков ещё! Подожди немного… Это буквально минута…
Он подошел к столу и нажал кнопку селекторной связи.
– Генерал Плешаков там? Пусть войдет…
Через пару секунд в президентский кабинет вошел генерал Плешаков. Китель на его ладной, спортивной фигуре сидел словно сшитый по последней моде пиджак от модного кутюрье. Глубоко посаженные, умные глаза, смотрели на Михайлова предупредительно, но без лишнего подобострастия.
– Разрешите, Алексей Сергеевич? – спросил он, остановившись в дверях.
– Проходите, Юрий Алексеевич… – сказал Михайлов. – Мне надо поговорить с вами по поводу моего предстоящего визита в Италию. Вчера мне пришло официальное извещение о присвоении мне международной премии мира… Вручать ее будут в Милане, так что вам необходимо занялся подготовкой этой встречи… Свяжитесь с МИДом и скоординируете там свои действия…
Сказанное означало, что скоро Плешакову необходимо будет направить в Италию группу из своих сотрудников. Охрана всегда выезжала к месту официальной встречи первой, готовила гостиницу, проверяла маршруты поездок, занималась ещё десятком других незаметных, но важных дел, в которые президент никогда не вникал, но без которых не смог бы состояться ни один его рабочий визит. Дело это для службы Плешакова было давно знакомым и обыденным.
– Привет, Стивен! – сказал он. – Догадываешься о чем пойдет речь?
– Думаю, что о России, – ответил Стивен. Он давно привык не обращать внимание на несколько снисходительный тон Мотса. И дело тут было не только в возрасте, хотя Мотс действительно годился Крамеру в отцы, – просто Стивен хорошо помнил насколько многим он обязан Мотсу в своей карьере. Ведь когда-то Роберт Мотс был не только его первым начальником здесь, в ЦРУ, но и первым наставником в непростой премудрости разведчика. И надо отдать ему должное, наставником очень неплохим… Конечно же, у Крамера, как и у большинства других сотрудников Управления, была до этого серьезная подготовка в Форте Пири, но только там он проходил теорию, а под началом Мотса он осваивал практику… К тому же, его и Мотса давно уже связывали неслужебные отношения, – они хорошо знали семьи друг друга и пять лет назад Роберт Мотс был свидетелем на свадьбе у Крамера.
– Ладно, пойдем, поприсутствуем… – произнес Мотс.
Они вошли в небольшой кабинет и стали занимать места у большого овального стола. Директор Управления, – высокий, сухопарый Уильям Сотсби, дождавшись пока подчиненные рассядутся по своим местам, обвел взглядом присутствующих и сказал:
– Добрый день, господа! Я собрал вас сегодня для того, чтобы довести до вас новую концепцию работы в Советском Союзы…
Он выдержал паузу, чтобы донести до присутствующих важность сегодняшнего совещания, и убедившись, что пять пар глаз наблюдают за ним с пристальным вниманием, продолжил:
– Нашими аналитиками, господа, был подготовлен доклад, подробно анализирующий положение, сложившееся за последнее время в Советском Союзе… Надо констатировать, что вывод довольно неутешительный… В нем обосновывается бесперспективность проводимой в Советском Союзе перестройки…
Сотсби вновь остановился, давая присутствующим усвоить услышанное. Некоторые из сидящих за столом недоуменно переглянулись, а Сотсби, удовлетворенный произведенным эффектом, принялся излагать дальше:
– Этот доклад был представлен около месяца назад президенту Соединенных Штатов, а на прошлой неделе он был рассмотрен на закрытом совещании в Конгрессе… Как показывают последние события в России, наши самые пессимистические прогнозы, начинают сбываться… В Советском Союзе наметились крайне негативные тенденции по свертыванию реформ, начатых в свое время советским лидером Михайловым… Я сейчас лишь кратко остановлюсь на причинах этого… Причины следующие… Сейчас в Советском Союзе происходит усиленный отток капитала во вновь создаваемые коммерческие структуры, а так же осуществляются масштабные нелегальные поставки с государственных предприятий сырья и материалов… Все это приводит к параличу промышленности и без того находившуюся в сложном положении… Кроме того, бесконтрольность за движением финансов порождает массовую коррупцию среди чиновников. Понимая опасность этих процессов, Михайлов по имеющимся у нас сведениям, собирается начать централизованно душить легализованное при нем предпринимательство административными методами… Существует вполне обоснованная опасность, что речь идет о свертывании в целом в России экономических преобразований и попытке восстановления тоталитарного режима… Более подробно, я думаю, нам сможет рассказать об этом мистер Крамер, поскольку доклад готовился при его непосредственном участии… Пожалуйста, Мистер Крамер…
Уступив таким образом слово Стивену Крамеру Уильям Сотсби уселся на свое высокое председательское кресло, а Стивен поднялся и, оглядев присутствующих, произнес:
– Господа… По нашим прогнозам ситуация в Союзе сейчас находится в таком состоянии, когда ее невозможно изменить одними только административными мерами… Парадокс ее заключается в том, что самым слабым звеном у русских оказалось как раз то, которое они сами привыкли считать у себя самым сильным… Это их коммунистическая партия! На самом же деле в партии все зациклено на одном человеке – на Генеральном секретаре… И стоит этому человеку вдохновиться или, простите, заразиться идеями западной демократии, он развалит партию… Это парадокс, но это так… Но это ещё не все… Распад компартии – это не просто поражение какой-то одной политической силы… Это крах государственной идеи, крах госаппарата, а значит и распад всего СССР! Так уж устроен у русских этот механизм… И тут надо отметить, что до недавнего времени все шло именно по этому сценарию. Политические реформы начатые Михайловым уже расшатали КПСС, могущество компартии было существенно подорвано. Но теперь Михайлов, похоже понял, чем грозят Советскому Союзу демократические перемены и готов вернуться к жесткому централизованному правлению. Скорее всего, он постарается разрешить ситуацию силовыми методами, как это уже было в Литве и Грузии… Менее полугода назад в Литве, как вы помните, было создано мнимое правительство народного доверия, которое попыталось ввести в республике чрезвычайное положение. В республике была введена политическая цензура, а против митингующих были брошены войска… В результате среди мирного населения были жертвы … Принимая во внимание, что нечто подобное пытались сделать и в Грузии, у нас есть все основания думать, что эти события далеко не случайны, и что в дальнейшем Михайлов попробует разыграть сценарий введения чрезвычайного положения уже по всей стране… Учитывая сложившиеся обстоятельства, естественным было бы противопоставить такому сценарию свою логику развития событий… Другими словами, необходимо, на мой взгляд, осуществить такие контрмеры, которые бы явились естественным противовесом действиям Михайлова…
– Спасибо, мистер Крамер! – остановил его Уильям Сотсби, упреждающе подняв вверх руку, а затем, угловатым движением поднялся со своего места, став мгновенно похожим на длинный хромированный циркуль – узкий и нескладный, и снова взял ход совещания в свои руки.
– Как уже было правильно отмечено, – продолжил он, – мы должны воспрепятствовать процессу реформации коммунистической идеологии в Советском Союзе… Поэтому с сегодняшнего дня мы переходим к новому этапу нашей работы… Целью этого этапа является дестабилизировать Москву настолько, насколько это соответствует интересам Соединенных Штатов… Прежде всего я хотел бы отметить, что от Советского Союза должна перестать исходить угроза мировому сообществу вне зависимости от развития событий в будущем… Я говорю о коммунистической и ядерной угрозе, как вы понимаете… Для решения этой задачи нам необходимо разработать в ближайшее время план операции… Мистер Мотс! – Сотсби взглянул на сидящего рядом с ним за столом Роберта Мотса. – Вам в течении недели необходимо разработать концепцию нового этапа… На время разработки вы можете привлекать сотрудников из любых других департаментов, а по выходу из отпуска начальника аналитического департамента мистер Крамер поступает в ваше полное распоряжение. И, последнее… Интересы нашей разведки в России на сегодняшний день тесно пересеклись с планами наших коллег из Израиля. У Израиля, как известно, существуют свои интересы в Советском Союзе, поэтому на уровне руководства наших стран достигнута договоренность о проведении скоординированных действий… Через две недели вам, мистер Мотс, и вам, мистер Крамер, необходимо вылететь в Израиль для окончательного согласования этапов операции и утверждения согласованного плана действий. А перед этим, мы должны предварительно обсудить план операции здесь… В целом это пока все… И если ли нет вопросов, то на этом, я думаю, закончим…
Вопросов не было и присутствующие, отодвигая кресла, начали вставать.
Председатель КГБ СССР, Виктор Крюков сидел у себя в кабинете на Лубянке. Отодвинув папку донесений, он снял трубку с телефона, на котором вместо диска был вмонтирован рельефный герб Советского Союза, и поднес трубку к уху.
– Слушаю вас, Виктор Александрович, – услышал он голос Михайлова.
– Алексей Сергеевич, есть важная информация… Думаю вы должны знать, – сказал он.
– Насколько это срочно?
– Думаю срочно – иначе бы я не звонил…
– Хорошо… Сейчас у меня руководитель Госплана, давайте-ка через час… В 20.30…
И из трубки послышались короткие гудки. Крюков положил трубку обратно и посмотрел в окно. Липкий, мокрый снег падал на улице тяжелыми хлопьями, покрывая раскисшей грязной кашей мокрый асфальт, укутывая белой ватой голову и плечи памятника Дзержинскому, одиноко стоящего посреди площади.
"Весна, язви её!" – подумал в сердцах Крюков и вытащил из стола пачку сигарет. Хотя врачи запретили ему курить, иногда он все же курил, правда, не больше одной сигареты в день, и то, когда день выдавался особенно трудным, такой, например, как сегодня. Крюков достал зажигалку, щелкнул ею и глубоко затянулся, затем выпустил дым в потолок и, сделав ещё одну длинную затяжку, с силой вдавил сигарету в пепельницу.
Ровно через пятьдесят минут движение на проспекте Маркса было перекрыто. Правительственный ЗИЛ – 115 и две "Волги" сопровождения, выехав из ворот здания КГБ на свободный проспект Маркса, тревожно мигая сигнальными огнями, помчались в сторону Кремля. Милиционеры по ходу движения отдавали автомобилям честь. Черные автомобили, не сбавляя скорости, нырнули под арку кремлевских ворот и подъехали к первому административному корпусу. Выйдя из машины, председатель КГБ поднялся по лестнице на второй этаж и направился к кабинету Михайлова. Старый кремлевский паркет поскрипывал в такт его шагам и этот легкий скрип его раздражать.
"И здесь все разваливается!" – подумал про себя Крюков. – "Довели страну со своей перестройкой!"
Когда он подошел к кабинету Михайлова в коридор навстречу ему из кабинета вышел руководитель Госплана Валентин Маслов.
– Привет, Валентин Иванович! – поздоровался с ним Крюков, а потом сердито спросил. – У нас, что, осталось еще что планировать?
– А… Не спрашивайте, Виктор Александрович! – руководитель Госплана безнадежно махнул рукой. – Мы планируем одно, республики – другое, в итоге получается третье… Госзаказ срывается, предприятия останавливаются…
– Полный бардак в общем! – подытожил Крюков.
– Да ведь дошли до того, – продолжал пожаловаться Маслов, – что всю валюту отдали республикам! Так они вместо того, чтобы сырье и оборудование для заводов закупать, тратят все это на закупку продовольствия. И это в лучшем случае! А… Да что там говорить! Ведь даже не на республиканском уровне, на местном идет полная вакханалия. Раньше, когда все руководство шло через обкомы и райкомы, попробовал бы кто-нибудь сорвать план или пустить продукцию налево. Из партии – коленом под зад и волчий билет на всю жизнь… Это как минимум! А теперь запросто… Кому и зачем теперь нужен этот партбилет?
– Нет власти – нет и контроля! – Крюков угрюмо мотнул головой и со злости чуть не сплюнул на скрипучий кремлевский пол. – Вот и итог! Власть в стране всегда держалась на трех китах…. На партии, Госплане и КГБ! Партию низвели до уровня профсоюза, Госплан задвинули… Но ведь КГБ не Госплан, его так просто не задвинешь, – и он пристально посмотрел на Маслова.
– Да уж… Это уж точно! – Маслов, услышав слово "власть", засуетился, постарался поскорее замять разговор и прошмыгнуть мимо Крюкова.
– Побегу, Виктор Александрович… – сказал он. – Тут ещё кое-какие дела доделать надо…
– Ну-ну… Беги, беги! – Крюков мрачно посмотрел ему вслед и вошел в приемную Михайлова. При его появлении адъютант в приемной важно поднялся из-за стола и хорошо поставленным голосом произнес:
– Виктор Александрович, товарищ Президент вас ждет…
"Товарищ Президент!" – усмехнулся про себя Крюков. – "Ну и сочетанице! Почти как Вася Ротшильд! С голым задом, зато при бабочке!"
Тут он заметил неприкаянно сидевшего на диване начальника 9-го управления КГБ генерала Плешакова, чье управление в КГБ ведало охранной президента и других высших государственных лиц и спросил с нотками ещё неостывшей, плещущейся в голосе неприязни:
– А ты, что тут делаешь?
– Вызвали, – Плешаков лишь обреченно развел руками.
– Завтра с утра зайди ко мне! – буркнул Крюков, открыл дверь и вошел в просторный президентский кабинет.
Михайлов сидел за столом и что-то чиркал красным фломастером на разложенных перед ним документах. Увидев остановившего в дверях Крюкова, он оторвался от своего занятия и отложил фломастер в сторону.
– Здравствуйте, Виктор Александрович… Что там у вас? – спросил он.
Крюков раскрыл папку с донесениями, которую держал подмышкой, и, вытащив оттуда отпечатанный листок, подошел к столу.
– Это донесение от нашего агента! Позавчера ЦРУ обсуждало новую концепцию работы в Советском Союзе… – сказал он и выложил листок на стол перед Михайловым. Михайлов, поправив очки в тонкой, золотой оправе, взял листок в руки и принялся читать. По мере того, как он вникал в текст, родимое пятно у него на голове темнело, наливалось густым и ярким багрянцем.
"Доходит!" – злорадно подумал Крюков.
– Вот так, Алексей Сергеевич! Не нужен оказывается нашим заморским друзьям сильный Советский Союз! – последнюю фразу он произнес с явной издевкой.
Михайлов отложил листок в сторону, пригладил у себя редкие волосы под макушкой, а затем вскинул взгляд на Крюкова.
– Это всё? – на лице у него застыло привычное невозмутимое выражение. – Мало, Виктор Александрович… Мало! Очень мало! Тут лишь общие фразы, а нам нужен точный и полный план их работы в Советском Союзе. С конкретными фамилиями, мероприятиями и так далее… Вы, конечно, правильно сделали, что поставили меня в известность… Работа у вас архиважная… Но мне нужны более определенные сведения. Когда у вас появятся более конкретные данные?
Крюков упрямо наклонил голову и сердито посмотрел на Михайлова из-под насупленных бровей.
– Нам для того, чтобы появлялись более конкретные сведения, Алексей Сергеич, деньги нужны! – произнес он глухим, недовольным голосом. – Не подачки, а деньги! Большие деньги! А нам бюджет урезают в полтора раза! Сейчас ведь вербовать кого-то по идейным соображениям трудно, – веру в коммунистические идеалы мы благополучно разрушили… – Крюков глянул Михайлову прямо в глаза. – А работы прибавилось! Надо срочно работать здесь, в Союзе, в республиках… Пока еще не поздно! А денег на новые штаты и оперативную работу не дают! А Америка, между прочим, свои операции в Советском Союзе не прекратила и закон 59-го года "О порабощенных народах" у себя отменять не собирается! Зато мы им по первому их требованию наше спецподразделение "С" расформировали… Кушайте на здоровье, господа хорошие, мы теперь такие открытые, – у нас перестройка!
Михайлов безропотно проглотил едкий сарказм в словах Председателя КГБ и лишь обиженно поджал бледные губы. Сказанное Крюковым было правдой. Спецподразделение "С" было самым секретным и, пожалуй, самым элитным подразделением КГБ… Это была гордость и интеллектуальный актив Комитета, – там работали не просто специалисты, а специалисты экстракласса. В их задачу входил экспорт революций в другие страны, финансовые махинации на крупнейших фондовых биржах мира, международные и политические аферы… Не случайно одним только своим названием эта группа наводила тихий ужас на американцев. Поэтому было совсем неудивительно, что прагматичные янки одним из условий потепления американо-советских отношений поставили задачу упразднение именно этого подразделения.
– Хорошо, Виктор Александрович, мы подумаем на счет денег, – произнес наконец Михайлов. – Как только, станут известны более точные данные по этой акции ЦРУ, сразу же докладывайте мне… У вас что-нибудь ещё?
– Нет, – Крюков вытянулся, понимая, что разговор окончен.
– Тогда всего доброго… А на счет денег – постараемся найти… Представьте смету по статьям расходов, – думаю, попробуем что-то сделать…
Крюков дерганым, негнущимся шагом подошел к президентскому месту, и без разрешения, взял, точно слизнул, со стола листок с донесением.
– Этот оригинал пойдет в оперативные документы! – сухо произнес он и вышел из президентского кабинета.
Когда за Крюковым закрылась дверь, Михайлов встал и подошел к окну. За окном в вечерних сумерках мутно поблескивали купола Успенского собора. Золоченый крест на большом куполе рельефно выделялся на фоне пасмурного московского неба. За ним алым, кровавым цветом светили рубиновые звезды на кремлевских башнях. Михайлов глубоко вздохнул.
"Вот так!" – подумал он с тоскою. – "Запугали весь мир за семьдесят лет, никто теперь верить не хочет – шарахаются как черт от ладана… Ну так ещё бы! Боятся бородатого мужика с ядерной дубинкой. Черт его теперь знает, что этот сибирский медведь придумает – уж лучше его держать на коротком поводке. На всякий случай! Порочное мышление, но ведь его быстро не изменишь… Боятся они там у себя на Западе! Боятся коммунизма! А сами уже забыли как насаждалось христианство в Новом Свете, забыли ужасы инквизиции, костры с еретиками… Джордано Бруно, Галлилея… Все эти дыбы, испанские сапоги, охоту на ведьм! Они так хвалят своего бога, забывая, что христианство тоже прошло свой тернистый путь. Путь крови и заблуждений… Они готовы простить и папское распутство в средние века, и папские индульгенции, покупавшиеся на ворованные деньги… Они так чтят свои реликвии разбросанные по всему миру, но только разве не с именем господним творились самые ужасные вещи на земле? Разве не в каждой стране можно поставить памятник жертвам христианства? Или не с крестом в одной руке и мечом в другой насаждалось оно по всему свету? Однако никто из них не откажется сегодня от их бога! Так почему же они отказывают нам в вере в светлый символ будущего совершенного общества? Разве по сути идеалы коммунизма и христианства различны? Или христианские заповеди и принципы коммунизма не тождественны в своем изначальном смысле? По сути они ведь одинаковы! "Не укради, не убий, возлюби ближнего своего"… Это ведь можно вписать прямо на первой странице кодекса строителей коммунизма! Значит проблема не в принципах, а в исполнении! Но христианство прошло свой путь в две тысячи лет и то лишь в двадцатом столетии признало, что земля круглая, а коммунизму – всего-то сто пятьдесят, да и тех неполных! Только в отличии от христианства никто не провозглашал идеи коммунизма незыблемыми, как каноны христианства! И Маркс, и Ленин, и Сталин, – все они утверждали, что коммунизм не догма, а теория в развитии! Поэтому мы сейчас в пути, в поисках, пусть в мучительных, с со страшными ошибками, но мы их признаем, мы движемся вперед! И если бог есть, то кто с уверенностью может сказать, что он от нас хочет? Как мы можем судить об этом? Только с точки зрения собственного бытия? Но это лишь человеческое бытие, человеческое сознание. А разве бог или высший разум обладает тем же уровнем интеллекта? Почему же мы столь категоричны? Почему же они там у себя на Западе не понимают, что не нужен нам уже экспорт революций, что выросли мы уже из латаных портков дикого, оголтелого коммунизма… Нам сейчас нужно обновляться! Нам сейчас нужны высокие технологии, кредиты на структурную перестройку, новые предприятия!"
Михайлов забарабанил пальцами по толстому стеклу, вспоминая, насколько серьезно обстоят сейчас дела с финансами и эта мысль острой занозой кольнула у него под ложечкой. Михайлов болезненно поморщился.
"Проблема! – подумал он. – А тут ещё с республиками надо что-то делать, иначе развалится все к чертовой матери! Тут Крюков прав! Только ему бы всех построить и заставить маршировать по старинке – утром на работу, вечером с работы. Это ему бы понравилось! Да только не понять ему, что те же республики потому и бегут от нас, что мы почти три века их покоряли, потому-то и прокламации ЦРУ попадают на благодатную почву! Ничему видно его не научили ни Литва, ни Тбилиси… Люди-то уже почувствовали вкус свободы, они за эту свободу уже готовы под танки лезть. Потому что хотят говорить то, что думают, хотят заниматься своим делом… А на штыках уже ничего не построишь. Но вот ведь парадокс! Все цивилизованные страны стараются объединится, а у нас думают, как разбежаться побыстрей. Европа вон, несмотря, что за триста лет передрались, пересобачились все, создает у себя единое экономическое пространство, единый рынок, а у нас наоборот каждый аул норовит суверенитет провозгласить. Население, глядишь, полтора калеки, а туда же – мы независимые, самостоятельные! И ведь до чего дошло: объявляем Рождество праздничным днем, а Татария, ведь не союзная республика даже, не признает! Не признает! Объявляет 7 января рабочим! Ну, так ещё бы! Раз этот кретин Бельцин ездит по всей стране и призывает – "Берите власти сколько хотите!" Вообще все развалить хочет! Идиот! Вот только как же я эту мразь сразу не раскусил! Сидел бы он сейчас в своем медвежьем углу и лапу сосал! И какого хрена я его оттуда вытащил? А теперь вынужден с ним считаться, временное соглашение заключать о внесении средств в союзный бюджет. Еле-еле выторговал 80 миллиардов! Черт те что! Пожалел я его тогда, когда его из секретарей Московского горкрома турнул… Пожалел! Руководителем министерства назначил, а надо бы гнать к чертовой матери из партии и снова – в Красноярск, в глушь! На какую-нибудь поганую, сучью должность! Чтоб сидел и не рыпался! А еще лучше послом куда-нибудь! В Новую Зеландию, или в Гваделупу какую-нибудь!"
Михайлов зло сжал кулак так, что костяшки у него на руке побелели до молочного цвета, но, постояв несколько секунд у окна, он успокоился и вернулся к столу…
Через пятнадцать минут дверь в президентский кабинет неожиданно отворилась и звонко стуча шпильками по узорчатому паркету в кабинет вошла супруга президента – Нина Максимовна Михайлова. Она была одета в светло-бежевый жакет от Версаче. Темная шерстяная юбка, плотно облегала ее узкие бедра – в свои пятьдесят пять Нина Максимовна сохранила почти идеальную фигуру. Кулон с крупным бриллиантом у нее на груди разбрасывал разноцветные искры. Распространяя шлейф из аромата дорогих духов Нина Максимовна подошла к мужу и на мгновение прижалась губами к его шершавой щеке.
– Привет, Алексей! – сказала она обыденно, а затем вытерла кончиками пальцев помаду у него со щеки. – Ты как? Будешь ещё работать?
Михайлов посмотрел на свой стол. На столе ещё лежала не разобранная кипа документов из МИДА и стопка Указов о награждении… В принципе ничего срочного, можно было отложить и на завтра…
– Нет… На сегодня, пожалуй, все! – ответил он тусклым, бесцветным голосом.
Нина Максимовна озабоченно взглянула в потухшие глаза мужа и спросила с тревогой:
– Случилось что-то?
– Да нет! Ерунда! – Михайлов натужно улыбнулся. – Все нормально! Просто время такое… Легко не бывает… А в общем все нормально…
Нина Максимовна успокоено опустилась в кресло.
– Ну и хорошо! – сказала она бодро. – Я сейчас позвоню домой, скажу, чтобы накрывали на стол… Ты знаешь, я сегодня тоже устала… Навалилось как-то все, – и квартальный отчет в фонде, и встречи, и интервью… Да! Кстати! – она вдруг встрепенулась. – А что это у тебя в приемной Юрий Алексеевич сидит? Ты его вызывал?
Михайлов вспомнил о начальнике Управления государственной охраны и досадливо поморщился:
– Ах, да… Плешаков ещё! Подожди немного… Это буквально минута…
Он подошел к столу и нажал кнопку селекторной связи.
– Генерал Плешаков там? Пусть войдет…
Через пару секунд в президентский кабинет вошел генерал Плешаков. Китель на его ладной, спортивной фигуре сидел словно сшитый по последней моде пиджак от модного кутюрье. Глубоко посаженные, умные глаза, смотрели на Михайлова предупредительно, но без лишнего подобострастия.
– Разрешите, Алексей Сергеевич? – спросил он, остановившись в дверях.
– Проходите, Юрий Алексеевич… – сказал Михайлов. – Мне надо поговорить с вами по поводу моего предстоящего визита в Италию. Вчера мне пришло официальное извещение о присвоении мне международной премии мира… Вручать ее будут в Милане, так что вам необходимо занялся подготовкой этой встречи… Свяжитесь с МИДом и скоординируете там свои действия…
Сказанное означало, что скоро Плешакову необходимо будет направить в Италию группу из своих сотрудников. Охрана всегда выезжала к месту официальной встречи первой, готовила гостиницу, проверяла маршруты поездок, занималась ещё десятком других незаметных, но важных дел, в которые президент никогда не вникал, но без которых не смог бы состояться ни один его рабочий визит. Дело это для службы Плешакова было давно знакомым и обыденным.