«Они нашли способ открыть Лаэссэ для божественного вмешательства. Или, по крайней мере, демонического, – подытожила Шаэ, почему-то совсем не выглядевшая удивленной по поводу такого крушения основополагающего пункта Великого Договора. – И наверняка решили, что это знак свыше, что их боги требуют нас уничтожить. Любой ценой».
   И вновь странное, не вписывающееся в общий рисунок движение поймал взгляд Тэйона. Он чуть повернул голову, пытаясь понять, неужели это настолько важно, что отвлекает его даже от обсуждения собственной казни, и заметил резкий, почти судорожный жест, с которым Рек ди Крий уступил дорогу магистру воздуха Фине ди Минерве, рассеянно продрейфовавшей мимо него, поглаживая зажатую под локтем толстую книгу. Шаниль сложила руки перед грудью и глубоко, с каким-то почти благоговейным уважением поклонилась даже не заметившей этого пухленькой полуэльфийке.
   Затем оба – и ди Крий, и фейш – бросили резкие взгляды в сторону королевы. Нет, не королевы – Шаэтанна застыла в ожесточенном мысленном споре со своими советниками. В сторону охраняющих ее офицеров. И… ветер гор, как же он мог не заметить? В безупречно подогнанной парадной форме капитана абордажной команды за спинкой тонкого стула-трона стоял, отбросив с загорелого лица светлую челку, Оникс Тонарро.
   Выражение, с которым привезенный Таш пират смотрел на ди Крия, было невозможно прочесть. Но радости или дружелюбия в нем совершенно точно не было.
   И тут Шаэ, не прекращая плести узор аргументов, бросила короткий, острый и полный бессильной злобы пополам с тоской взгляд вслед профессору ди Минерве.
   Вот теперь Тэйон действительно оказался в тупике. Как, во имя всех стихий, со всем этим связана профессор Совенок?..
   Королева закончила спор тоном, не терпящим возражений:
   «В одном Первый в Совете прав. Нам необходимо выиграть время. Любой ценой».
   И, вскинув подбородок, звонким голосом произнесла:
   – Мы… подумаем о предложении вашего императора, госпожа посол.
   Одновременно мысленно в сторону ди Шрингара: «Объявляйте о мобилизации, лорд генерал». И со спокойной улыбкой, от которой кровь стыла в жилах:
   – Стража, арестуйте магистра Тэйона Алорию.
   Ощущая падающие на него сети сдерживающих заклинаний, маг воздуха лишь досадливо поморщился: только когда в загадках наметился хоть какой-то проблеск…

ГЛАВА 8

   Or watch the things you gave your life to, broken,
   And stoop and build 'em up with worn-out tools…
   –
   И…
   …видеть то, чему отдал всю жизнь ты,
   Растоптанным.
   И вновь подняться, и устало
   Из пепла возрождать свой труд…

   Магистр воздуха Тэйон Алория, несколько сбитый с толку, разрывался между гневом, ядовитой иронией и обычным раздражением. Иными словами, он пребывал в состоянии, которое сам именовал философским и которое его супруга (предпочитавшая в подобные моменты оказаться на другом конце какого-нибудь океана) окрестила злобной хандрой.
   Что ж, по крайней мере в одном семейная традиция соблюдена. Адмирала д'Алория сейчас поблизости не наблюдалось. Вместо нее магистра конвоировали дюжина королевских гвардейцев (кому они подчиняются в этом десятидневье?), пара высокопоставленных магов из боевой ложи, работавших на муниципалитет: магистр стихии земли и магистр духа. Судя по всему, призванные проследить, чтобы столь необычный пленник не устроил столь же необычного побега. Или чтобы не наслал в приступе раздражения еще один жуткий шторм. После событий последних дней Совет, как и королева, почему-то отказывались относиться к мастеру ветров несерьезно.
   Если быть честным (а честным ему сейчас быть не хотелось), Тэйон признавал, что их осторожность имела под собой основания. Будь он в полной силе, то вполне мог бы попытаться… ну, допустим, возмутиться. Или хотя бы выразить свое отношение к происходящему через какое-нибудь соответствующее его настроению погодное явление. Ну а успей маг добраться до дома и забаррикадироваться в своих владениях, то – в полной он сейчас силе или нет – так просто его оттуда не извлекли бы. Магистр не то чтобы боялся смерти. Он просто из принципа возражал против того, чтобы служить топливом для священного костра. Или против того, чтобы стать удаленной с доски фигурой, когда молодой дурочке, возомнившей себя великим игроком, покажется, что пора избавляться от слишком сильных партнеров по партии.
   Он не понимал, на что рассчитывает и чего пытается добиться юная королева. И именно непонимание служило источником вдумчивого бешенства. Магистр Алория привык к собственной информированности, и обратное положение вещей его не устраивало.
   Что ж, попытаемся разобраться.
   Вопрос первый. Как?
   Королева повернулась против самого сильного своего союзника, который (будем смотреть на вещи реально) вытащил ее из очень неприятной ситуации, усадил на трон и который всеми в городе воспринимался как реальная власть, удерживавшая девчонку на вершине. Это не могло не пошатнуть ее позиций. Тем более когда жена упомянутого союзника – единственное, что в данный момент стояло между королевством и армией одержимых пироманией фанатиков. Не лучшее время несовершеннолетней и некоронованной правительнице вносить раздор в ряды своих (верных!) подданных.
   Айе. Но вот тут-то и всплывает прелесть проведенного Шаэ маневра. Все, абсолютно все присутствовавшие в зале (не исключая даже госпожу посла Ли Ша Тару) восприняли арест Тэйона не как признак раздора, а, напротив, как знак сплоченного единства и неопровержимой верности мастера ветров своей королеве. Потому что и мастер ветров (по странному стечению обстоятельств неспособный сейчас наколдовать даже легкого сквозняка), и его отважная и решительная супруга, а также их политические сторонники отреагировали на арест очень спокойно. С достоинством, вежливостью, юмором и абсолютным доверием к королеве. Каждым жестом своим показывая, что раз уж интересы королевства потребовали одного из сторонников Шаэтанны засадить в темницу, то он с радостью окажет упомянутой темнице честь своим присутствием. И, если потребуется оказать такую же честь кейлонгскому священному костру, он и это сделает.
   Тоже, надо полагать, с радостью.
   Тэйон скрипнул зубами, вспоминая, как раскланивался и иронизировал, когда его под конвоем выводили из зала. А что еще ему оставалось? Ни он, ни Таш с их халиссийской выучкой не могли позволить себе покуситься на хрупкую иллюзию, на которой покоилась власть в осажденном городе. Вот и получилось, что в конечном итоге Шаэтанна после своей выходки стала выглядеть куда более сильной, умной и крепко держащейся на троне, чем была на самом деле. Политика – игра восприятия. И эту партию паршивка выиграла вчистую.
   Но тут мы подбираемся к вопросу второму. Зачем? Зачем Шаэтанне понадобилось устраивать такой балаган? Ну, помимо очевидных причин, таких, как требование кейлонгцев или необходимость во что бы то ни стало выиграть время.
   И, кстати, почему девчонка Нарунг так отчаянно настаивала на необходимости сдержать кейлонгцев до момента открытия портала? Со стратегической точки зрения это кажется по меньшей мере притянутым за уши, что бы ни утверждал ди Эверо.
   И как во все это вписываются ди Крий и Тонарро? И что же такого в свое время отец Шаэ не поделил с Сергарром?
   Поток мысленных вопросов грозил разрастись, и ясных ответов в обозримом пространстве, к сожалению, не просматривалось. Зато просматривалось место грядущего заключения мастера ветров. И даже слишком отчетливо.
   Тэйон затормозил так внезапно, что шедший позади него гвардеец наткнулся на замершее кресло, больно ударившись о твердую спинку. Магистр духа резко повернулся, вцепившись в связку висящих на шее амулетов. Мастер структур, напротив, отступил, с неожиданной для своего почтенного возраста ловкостью перехватывая усыпанный темными кристаллами магический посох в боевой хват. Боевые маги, готовые к схватке.
   Чародеи уставились друг на друга, точно вздыбившие шерсть коты. Будь у них хвосты, то пушистые кончики бились бы сейчас из стороны в сторону в древнем охотничьем ритуале. Если б они издавали какие-то звуки, то раздался бы горловой вой, агрессивный, протяжный, дикий и не имеющий ничего общего с обычным благовоспитанным мявом. По коже уронивших руки на оружие гвардейцев точно прошла волна звука, слишком низкого для человеческого восприятия, – глубокая вибрация, резонирующая дрожью по внутренностям, отдающаяся в костях.
   На минуту все застыли в этом беззвучном противостоянии. Первым не выдержал Тэйон. Он откинулся на спинку своего кресла, неожиданно расслабленный и чуть улыбающийся, утвердил локти на подлокотниках и сплел пальцы в ажурную пирамиду. Выглядел мастер ветров таким терпеливым, будто собирался просидеть в этом коридоре хоть до следующего царствования. И пусть только кто-нибудь попробует его сдвинуть с места.
   – Вы, должно быть, ошиблись поворотом, – приязненно заметил он, не обращаясь ни к кому конкретно.
   У мага земли хватило совести выглядеть пристыженным. А вот костлявый магистр духа только еще крепче сжал свои и без того тонкие губы. Ответил, как ни странно, капитан конвоя, на воротнике которого, впрочем, поблескивал знак слушателя Академии (выпуск без диплома), факультет вод, что характерно.
   – Мои извинения, магистр, но приказы Совета были предельно четкими.
   Тэйон продолжал улыбаться, чувствуя, как нагревается на пальце кольцо-печать. Следовало ли слова «приказы Совета» в данном случае смело заменить на «приказы главы Совета»? Ди Эверо вполне мог ухватиться за случай отыграться на старом враге. Магистр Алория взвесил варианты и почти мгновенно отказался от идеи высказать все, что он думает по поводу права милорда ректора отдавать какие бы то ни было приказы. Те же соображения, которые не позволяли открыто бунтовать против Шаэ, были в силе и здесь: город должен сохранять единство. Хотя бы декоративное. Никаких поползновений против верховной власти в ближайшие девять дней. Пока не случится то, чего так отчаянно ждала королева. Чем бы это ни было.
   Что ж. Когда не можешь призвать к ответу власть предержащих, дави на исполнителей.
   – И что же это за приказы? – спросил Тэйон все с той же безупречной вежливостью, от которой волосы на затылке Таш встали бы дыбом. И с нотками сдерживаемого урагана в голосе: – Какие приказы позволяют поставить под сомнение мое слово?
   Ему даже не пришлось играть, изображая заливающее глаза расплавленным янтарем остервенение. Нанесено было действительно серьезное оскорбление.
   В городе, где тех, кто не обладал хоть какими-то магическими способностями, считали в лучшем случае неполноценным меньшинством, проблема содержания арестованных стояла достаточно остро. Традиционно используемые в подобных целях крепкие стены и прочные оковы слишком часто оказывались печально неадекватными. Проблема несколько облегчалась тем, что основными мерами пресечения в Лаэссэ были смертная казнь, штрафы и изгнание, так что надолго арестованные в темницах не задерживались. Однако пусть и короткое время, но их все-таки требовалось удерживать от побега.
   Обычно для этого использовались камеры, в стены которых встраивалась соответствующая магическая защита. Ну а для тех немногих, кто был достаточно силен и мотивирован, чтобы защиту взломать, существовал другой способ.
   И пытки кейлонгской инквизиции по сравнению с ним казались не самым худшим времяпровождением.
   Шеренизовые каменные мешки, также известные, как Слезы Наутики, Отчаяние Магов или просто душилки, были печально знамениты. Слава о них, приглушенная, но от этого еще более зловещая, гремела достаточно, чтобы душилки использовались скорее как орудие устрашения, нежели по прямому назначению. И существование подобного орудия было не последней из причин, по которым даже ди Эверо не решался серьезно раздражать всегда таких спокойных и устойчивых магов земли.
   Тюремные камеры из цельного камня были не так уж ужасны: сравнительно просторные, сухие, с приличным освещением и вентиляцией. У них был лишь один недостаток: пористый материал, из которого в этих покоях были сделаны не только пол и стены, но даже мебель, поглощали магию. Нет, не так. Он впитывал магию. Он вытягивал ее из любого объекта, оказавшегося в поле действия, присасывался, точно пиявка, к любому источнику экстрасенсорной энергии и тянул, тянул, тянул силу вместе с воспоминаниями, эмоциями, волей – любой психической субстанцией, которая окажется достаточно тесно связана с магической силой. Человек, не обладающий даже зачатками дара, и не заметил бы, что с окружающими его стенами что-то не в порядке. Тот же, кто имел магический талант, но не знал, как им пользоваться, провел бы наполненную кошмарами и бредом ночь и наутро проснулся бы, навсегда лишенный своих латентных способностей, но, за исключением этого, не пострадавший. Тренированный маг, для которого искусство стало частью жизни и личности, мучился бы много дольше, пока в конце концов от него осталась бы только лишенная разума оболочка.
   Именно поэтому душилки никогда не использовались для содержания заключенных, чья магическая степень была ниже адепта. Маг, обладающий одновременно и достаточной мощью, и достаточным искусством в ее применении, мог сплести и поддерживать сложную конструкцию, которая бы «защищала» его сознание. Разумеется, ни о каком побеге тут уже речь не шла. Все усилия уходили на то, чтобы отстоять собственные магические способности или хотя бы разум, а любое заклинание, вышедшее за пределы защитного кокона, все равно мгновенно пожиралось.
   Конечно, случались и судебные ошибки. За долгие столетия в душилку попадали люди, недостаточно сильные, недостаточно умелые, недостаточно упрямые – или просто «недостаточно». Так вошла в легенды Наутика Нарунг Загубленная, собственным безумием доказавшая свою неспособность совершить преступление, в котором ее обвиняли. Пример, прямо скажем, отнюдь не наполнявший уверенностью и вдохновением.
   Возможно, еще и потому, что на горизонте всегда маячила такая угроза, прибегать к ней старались по возможности реже. Ну по крайней мере, в последние пару столетий. Почти всегда задержанный маг (а речь в данном случае шла об очень могущественных, высокопоставленных и чаще всего весьма высокорожденных магах) предпочитал поклясться на своей собственной стихии в том, что он не притронется к силе. Даже если оставить вопросы чести в стороне, нарушить подобную клятву, данную в соответствии с древним Ритуалом и в присутствии трех свидетелей, было совершенно немыслимо. Стихии не любили людей нетвердых. С теми, кто пытался обманом уйти от исполнения своих торжественно данных обещаний, по слухам, вскоре случались самые… странные несчастные случаи.
   То, что его, магистра воздуха, мастера ветров всего Лаэссэ, члена Совета – и лэрда клана сокола, стихии их всех побери! – собирались засунуть в Отчаяние Магов, не предоставив даже выбора, было совершенно диким, по временам трехлетней давности просто невозможным нарушением процедуры. То, что это делали, не выдвинув никаких обвинений просто из предосторожности и для того, чтобы начать многоходовую дипломатическую игру, было перебором даже по временам нынешним. Тэйон еще цедил сквозь зубы свой вопрос, а разум его уже прокручивал возможности. Первый, инстинктивный порыв – сообщить Таш! – был задавлен в зародыше. Даже в своем обычном состоянии он не сумел бы пробиться сквозь ментальную блокаду магистра стихии духа, а теперь такая попытка лишь выдаст, насколько он на самом деле слаб. Нет, нужно было держаться с высокомерным презрением, перевести все происходящее на личный уровень. Лаэссэйский нобиль позволил себе усомниться в слове халиссийского лэрда. Ни больше, но и ни меньше.
   Однако у его конвоиров, похоже, было свое мнение по поводу того, как будут развиваться события. И доблестный гвардеец не имел ни малейшего желания спорить с магом, несколько дней назад обезглавившим на дуэли стража юго-запада. Тэйон так и не уловил момента, когда был подан сигнал, но не успел он послать команду кольцу или креслу, как лаэссэйцы атаковали.
   Момент был рассчитан великолепно. Маги ударили одновременно из диагональных позиций. Магистр земли взнуздал стихию, которая здесь, в подземелье, и без того была на его стороне, а второй волшебник направил оглушающий импульс, призванный мгновенно выключить сознание противника. Это был бы безупречный маневр, если бы нанесенные удары не оказались слишком сильны: минимум щитов, который Тэйон способен был поддерживать в своем ослабленном состоянии, оказался в буквальном смысле сметен, и излишек силы рикошетом ударил по перестаравшимся волшебникам.
   Перед глазами мастера ветров будто набросили темнеющую пелену, и последнее, что он запомнил, – это собственные колени, стремительно приближающиеся к лицу.
   Перед тем как запереть камеру, магистра Алорию привели в чувство, плеснув в лицо водой. Тэйон вздрогнул, втягивая сквозь зубы воздух, но оставил глаза закрытыми, по тупой рези в висках правильно заключив, что попадание света на зрачки сейчас будет слишком болезненно. Где-то справа послышались торопливые шаги, отдавшиеся в его черепе грохотом камнепада, затем зашуршала встающая на место тяжелая дверь, глухо щелкнули запоры.
   Впрочем, выражение «привели в чувство» к данной ситуации относилось весьма опосредованно. Ни где он, ни что с ним, ни даже кто он сам, Тэйон в этот момент сказать не мог. Единственное, в чем маг не испытывал ни малейшего сомнения: у него проблемы. Серьезные до ломоты в костях.
   На минуту Тэйон застыл, обхватив себя руками и выполняя дыхательные упражнения. Опыт подсказывал, что не следует производить лишних движений, не разобравшись в происходящем. Что-то было не так. Что-то было чудовищно, непоправимо, до боли не так. Маг лежал на чем-то твердом, и тепло щеки, точно в бездонную пропасть, уходило в гладкую поверхность камня.
   Он не был в кресле. Он не ощущал на коже успокаивающего присутствия талисманов и амулетов. Кто-то бесцеремонно переворошил всю его одежду, унеся пояс, сапоги, оторвав заговоренные вышивкой манжеты. Ручные ножны пусты, ножные… он опустил руку, пытаясь ощупать лодыжку… ножные вообще исчезли.
   Осторожно, прикрыв глаза ладонью, маг попытался все же поднять ресницы. Свет в комнате исходил от фосфоресцирующего потолка и был достаточно бледным; чтобы не резать глаз, тем не менее потребовалось несколько мгновений, чтобы привыкнуть даже к нему.
   Тэйон был в странной комнате, стены и мебель которой были сделаны из серо-черного камня, с вкраплением серебристых жилок. Он лежал на каменном полу и…
   Взгляд мага наконец сфокусировался на камне. Гладкий, серо-черный, с тонкими серебристыми линиями, напоминающими нити седины. Холодный, такой бесконечно холодный. Голодный…
   Темный шерениз, более известный как душильник. Тэйону уже доводилось видеть этот неестественный минерал, в основном в качестве инкрустации на ошейниках и оковах! И если он находится в камере, выстроенной из этой мерзости…
   Магистр воздуха медленно прикрыл глаза. Лаэссэйская техника для сохранения внутреннего равновесия предписывала сложные, прекрасные в своем изяществе медитации и ритуализированные упражнения в эстетической магии. Магистр Алория предпочитал более простые методики своей родины: дыхательные упражнения и концентрацию. Однако сейчас и то, и другое казалось ему явно недостаточным. Маг ровным голосом произнес несколько слов, от которых должны были бы покраснеть даже эти стены. Не помогло.
   Голодный минерал уже начал свою работу. Пока что это было почти незаметно, особенно на фоне опустошающего урона, который аура мага понесла днем ранее, но даже после пары минут в закрытой камере он чувствовал, как тошнота и слабость, вместо того чтобы отступить, накатывают новыми волнами.
   Спокойно, сокол. Спокойно. Вдох. Два удара сердца. Длинный, медленный выдох. Сосредоточиться на воздухе в своих легких. Первые вещи – первыми. Надо сплести заклинание, которое защитит ядро его «я» от душилки.
   Тэйон начал строить в уме матрицу, по которой его энергия должна была распределиться так, чтобы создать нечто вроде кокона, находившегося в шатком, в любой момент грозящем пошатнуться балансе с ненасытной пастью шерениза. Выпустил первый слой заклинания… и вцепился пальцами в холодный камень, когда силы, призванное создать ментальный блок, были без остатка поглощены стенами. Спокойно. Он просто не рассчитал мощность. Импульс должен быть резким, очень быстрым и энергоемким, чтобы душилка хотя бы на секунду помедлила, переваривая подношения и давая тем самым заклинанию осесть вокруг мага.
   Еще раз.
   Сосредоточиться. Следить за дыханием. Собрать импульс.
   В глазах потемнело от боли и внезапно нахлынувшей слабости. Голова упала на камень с глухим стуком, но Тэйон, кажется, даже не заметил этого.
   Второй импульс тоже был поглощен без остатка. С предельной отчетливостью маг осознал, что не сможет защититься. В таком ослабленном состоянии у него просто не хватит элементарной энергии на столь сложное заклинание.
   Душилка выпьет его. Выпьет до конца, оставив на месте бывшего сокола только пускающее слюни искалеченное тело. Потому что в душе Тэйона Алория не было ни одного уголка, ни одной черточки, так или иначе не связанной с магией. Потому что он сам и был магией.
   Его все-таки уничтожат: не потому, что это запланировали, а просто из-за невежества. Из-за ошибки. Нелепого стечения обстоятельств.
   Говорят, что лишь в момент смертельной опасности можно по-настоящему узнать человека. Если это так, то Тэйону вер Алория не слишком понравилось то, что он узнал о себе за короткие мгновения после осознания всей безнадежности положения.
   Паника была острой и болезненной, как удар в спину. Тэйон застыл, пережидая первый приступ удушья.
   Да этого момента ему удавалось держать в узде свою клаустрофобию, это профессиональное проклятие всех магов воздуха, но теперь самовнушение, не позволявшее обращать внимание на тонны и тонны камня над головой, разлетелось стеклянными осколками. Маг ясно осознавал, что находится глубоко в подземелье, в каменном мешке, в царстве враждебной стихии. Что он беспомощен, нет, хуже чем беспомощен, – его сила обернулась смертельной слабостью.
   Только смерть была бы милосердием по сравнению с тем, что его ожидало.
   Инстинктивным ответом на страх под кожей начала собираться магия, обжигающее дуновение силы, готовой выплеснуться из тела в неконтролируемой попытке ударить по несуществующему врагу.
   Именно это его и отрезвило. Сила уже пылала в обожженном магией разуме, сворачиваясь в формулы заклинания, которого ему не осилить. Закусив нижнюю губу Тэйон отозвал ее назад, в глубины своего существа. Сейчас нельзя было творить магию. Никак нельзя. Чем больше ментальной энергии учует душильник, тем крепче он вцепится в свою жертву, тем настойчивее будет высасывать эту силу, еще и еще. Это был враг, становящийся сильнее с каждым обрушенным на него ударом. Единственным способом выиграть хоть немного времени в поединке было просто не вступать в бой.
   Тэйон отодвинул страх в сторону и попытался обдумать свое положение.
   Вариант позвать на помощь он даже не стал рассматривать. Если лаэссэйцы поймут, что фактически беспомощный Тэйон Алория находится в их полном распоряжении, то душилка может оказаться не самой худшей из перспектив, ожидающих магистра воздуха. Придется выкручиваться самому.
   «Это всего лишь тупой булыжник, сокол. Если ты окажешься глупее, чем какой-то там минерал, то сойти с ума не сможешь просто по причине отсутствия у тебя этой важной субстанции!»
   Шерениз вытягивает магию. Чем больше силы, тем активнее камень. Значит, никакого, даже самого примитивного использования магии.
   Легко сказать – «никакого». Разум и тело мага, настолько сроднившегося с его искусством, что он получил ранг магистра, были до такой степени пропитаны силой, что становились практически неотторжимы от избранной стихии. Тэйон давно уже не напрягал свои способности, чтобы почувствовать воздух: напротив, ему приходилось постоянно поддерживать блокировку, позволяющую не видеть мир магии и быть адекватным в мире материи. Если он сейчас снимет свои щиты, шерениз начнет вытягивать его внутреннюю суть. Если он их не снимет, проклятый камень вскоре разгрызет эти казавшиеся такими прочными барьеры. Нагуляет на них аппетит и, прорвавшись сквозь них, окажется куда более сильным.
   Дилеммы, дилеммы… Маг сжал зубы, отгораживаясь от нового приступа паники. Стены слишком близко в каменном мешке, душно, потолок надвигается на него, падает, падает, падает… Он дышал слишком часто, слишком глубоко, перед глазами уже плавали черные точки.
   «Если тебе остался лишь пепел, используй его для возрождения клана».
   Щиты опускать нельзя. А как насчет остальных заклятий, которые он постоянно носит в своем теле и к которым так привык, что даже не считает настоящей магией?
   Ругаясь сквозь зубы в выражениях, в правильности воспроизведения которых он даже не был уверен, маг распустил жесткую магическую сеть, опутывавшую нижнюю часть его тела. Заклятия, постоянно стимулировавшие мышцы ног, чтобы не дать им ослабнуть и атрофироваться, заклятия, сообщающие о любых повреждениях, которые маг мог не зaмeтить, заклятия, регулирующие деятельность кишечника и мочеиспускание. На несколько мгновений Тэйон смог отвлечься даже от нависающего потолка, думая о том, как он будет пахнуть через несколько часов. Затем решительно выбросил это из головы. Сеть все равно уже начала разрушаться под напором душильника. Лучше пожертвовать некоторыми аспектами личной гигиены, нежели иметь дело с мощью, которую камень получил бы, поглотив такое количество статичной энергии. По крайней мере маг очень старался себя в этом убедить.