Парфенова Анастасия. Город и ветер

   Однако в случае союза ди Таэа и аль-Шехэ дело обстояло гораздо хуже, чем нарушение почти единогласно игнорируемой традиции. Ноэ принадлежала к старой аристократии. Ее род уходил корнями в тысячелетия, беря начало от одного из Нарунгов-основателей, и имел историю, которой могли лишь глухо завидовать многие правящие династии целых миров. Ди Таэа были воинами, дипломатами и правителями, но всегда и прежде всего – магами. Высшими магами, одними из самых могущественных в легендарном городе. Не важно, что за последние двести лет род захирел, потерял почти все владения и находился на грани вымирания. Причем голодного. Принцесса ди Таэа, будущая великая волшебница, не могла «запятнать» свою кровь браком с человеком, чьи предки лишь пять поколений назад выбились из ремесленников. Какой-нибудь страдающий хронической задержкой умственного развития кузен вполне может попытаться «защитить честь семьи», заказав убийство презренного плебея, благо, честной дуэли тот не заслуживал. Особенно если упомянутый плебей с младенчества брал уроки фехтования и был стихийным магом в ранге адепта.
   С Туроном дело обстояло еще хуже. Купеческие династии Лаэссэ были замкнутой кастой, неким «городом в городе», практически независимым от властей и даже более закрытым, чем исконная аристократия. Могущественные, богатые, надменные, они презирали Старые Семьи, прекрасно понимая, что после Ночи Поющих Кинжалов эти задыхающиеся от перекрестных браков и древних интриг нобили довели город до упадка, потеряв почти все колонии и замарав былую славу серией мелочных, подлых предательств. После падения старой империи именно купеческие фамилии построили империю новую, основанную не на военной угрозе, а на корпоративных соглашениях, торговых армадах и головокружительных прибылях.
   Жизнь гильдийских династий была подчинена строгому иерархическому контролю, немыслимому для помешанной на личной чести аристократической вольницы. Любой ребенок в купеческой касте рождался и умирал с мыслью о служении семье. Турон был первым сыном рода Шехэ, проявившим способности к высшей магии. А магия в Лаэссэ означала власть.
   Аль-Шехэ сделали все, чтобы мальчишка получил возможность развивать свои способности. И если он, которому выпал шанс занять место в правящем Совете города и упрочить тем самым влияние семьи и всей касты, откажется от такой возможности ради нищей девицы из захудалого рода, дело могло обернуться убийством девушки.
   Блестяще. И, главное, как вовремя! И без того назревает конфликт между изоляционистами, представленными в основном иерархами Академии, и сторонниками открытой политики. Ну а если учесть, что именно сейчас начнется грызня за открытые Таш новые торговые маршруты, трогательная история грозила вылиться в давно назревавшее столкновение между гильдиями и магами.
   А под перекрестным огнем у нас окажется… кто? Правильно. Тот умник, который и допустил это безобразие.
   Тэйон бережно, будто боясь расплескать мечущиеся под веками ветры, открыл глаза.
   Адепты стихий стояли, взявшись за руки, точно четырнадцатилетние подростки, и сияли пьяными от абсолютного счастья глазами.
   Вечный сокол, какое жуткое зрелище!
   Спрашивать, законен ли брак и все ли формальности соблюдены, бесполезно. И так ясно, что и законен, и соблюдены. Турон обладал поистине купеческой хваткой, если уж он ввязывался в самоубийственное безумство, то основательно и бесповоротно.
   – А другого времени для столь радостного события вы выбрать не могли? – тоскливо поинтересовался Алория.
   Дочь рода ди Таэа тряхнула спускающимися до коленей распущенными волосами. Тихо мерцали перевивающие темные пряди бриллиантовые нити.
   – Магистр, мы ждали и ждали…
   – И ждали…
   – Но сначала была война с драгами, потом Сергарр захватил город, потом наступило междувластие…
   – Точнее, безвластие…
   – А потом напали кейлонгцы. Все время случалось то одно, то другое, то третье. И мы решили, что подходящее время не наступит никогда. Если мы сами его не создадим. И тогда мы взяли… и обвенчались. – И она подарила супругу чуть застенчивую, но сногсшибательно прекрасную улыбку.
   Турон замер, сжимая ее руку с выражением преклонения на лице.
   И это – маги, стихии им в души!
   Интересно, любовь всех и всегда вгоняет в полный идиотизм, или это только отдельно взятый крайний пример? Они и в самом деле ослепли? Не понимают, что натворили?
   Да нет, все они понимают. Потому и стоят тут перед ним, взявшись за руки и взирая на всесильного магистра со смесью дерзкого отчаяния и пьяного доверия. Паршивцы прекрасно знают, во что влезли, и теперь ждут от мудрого учителя помощи. Или хотя бы понимания.
   – Кто еще об этом знает?
   – Пока что лишь вы и чиновник в магистрате, но он… – лицо Турона на мгновение стало жестким, хищным, – …будет молчать.
   Да, аль-Шехэ действительно прекрасно знал, какую игру затеял, и готов был рисковать. Тэйону не нравилось, когда его так расчетливо, беспардонно используют, но… Что ж, он согласился стать советником Шаэтанны, а вопрос купеческих гильдий все равно пришлось бы рано или поздно решать. Такой шанс объединить две оппозиционные фракции упускать было бы просто грешно.
   – Что ж, позвольте принести мои поздравления. – Улыбка магистра Алория выглядела так, словно у него болели зубы, но ученики все равно просияли, поняв, что прямо сейчас их убивать не будут. – Я совсем недавно получил подтверждение того, сколько… сюрпризов может принести брак. Желаю вам как можно дольше не вспоминать, что где-то в ваших продутых ветрами головах есть еще и умные мысли. А теперь, ради всех стихий, уйдите с глаз долой. – «Пока я не попытался вколотить вышеупомянутые разумные мысли в опять-таки вышеупомянутые отвратительно счастливые головы!»
   …остаток того вечера Тэйон провел, общаясь по кристаллу с Шаэтанной и убеждая ее, что необходимо срочно найти узду для купцов, желательно так, чтобы слишком много о себе вообразившие плебеи сами этого не заметили. И приводя подтвержденные фактами и цифрами прогнозы того, что случится, если не начать принимать меры немедленно.
   В конце концов, убедил. Сейчас Турон Шехэ, все еще не пришедший в себя после свалившегося на него нового титула, уже ставил перед своим не менее ошарашенным семейством задачу: купить или построить особняк, достойный нового мастера ветров и его высокородной, принесшей в семью столь богатые политические связи жены. А Первый в Совете переваривал унижение, когда его возражения против кандидатуры нового мастера были оборваны королевским: «Мы решили, что аль-Шехэ вполне справится с возложенными на него обязанностями, если помогать ему в том будет леди ди Таэа». Все решили, что бедняжка Ноэханна оказалась заложницей сделки между Короной и гильдиями. В том числе и сами гильдии…
   Ну а магистр Алория, стоявший за всеми этими сложными маневрами, легко шел по одному из дворцовых садов, спеша к выходу, где его ждал экипаж, и не замечая упирающиеся в спину боязливые, почтительные и ненавидящие взгляды. Просто неспособный их замечать из-за пелены упорства и боли.
   Ноги, на которых он простоял сегодня с самого рассвета и до заката, горели, точно кто-то вбил вдоль костей раскаленные штыри. Сам виноват, во всем надо знать меру.
   За последние годы сокол выработал в себе почти физическое отвращение к позам «сидя» и «лежа». Теперь, когда они перестали быть необходимыми, Тэйон точно с цепи сорвался. Даже если б физические упражнения не были нужны, чтобы накачать ослабленные мышцы, он все равно не смог бы заставить себя сесть и отдохнуть. Несмотря на боль и сводящую спину усталость, маг испытывал почти чувственное наслаждение, просто передвигая одну ногу за другой. Стоять. Идти. Самое малое через десятидневье – бежать. Так и только так.
   Каждый шаг отдавался от лодыжек до бедер почти агонией. То, что маг до сих пор не упал, было чудом воистину ослиного упрямства, «мера» здесь и близко не лежала. Разве что вышагивала. На своих новообретенных ногах…
   Маг стиснул зубы, чтобы не застонать.
   Мир сузился до кинжально-тонкой концентрации транса. Так сосредотачиваются на движениях боевой пляски. Так проваливаются в сложное заклинание. «Шаг. Еще шаг. Поднять правую ногу. Поднять левую ногу». Он не упадет, он не споткнется, он не будет хромать. Он выдержит нагрузку, которая пока что была вполне приемлемой, и он вернет себе прежнюю форму в самые короткие сроки. И возьмет все, что можно, от оставшихся ему пятидесяти, если не восьмидесяти лет активной зрелости.
   «Правую ногу. Легко. Ступай легко, свободно. Позволь им увидеть, что для тебя это просто. Пусть гадают, как долго ты морочил им головы».
   Тэйон вер Алория, одетый в строгий колет лаэссэйского нобиля (на коронации следовало подчеркнуть свою верность королеве, так что от традиционного облачения кланника пришлось пока отказаться), «легко» соскочил с мраморной террасы на посыпанную белоснежным песком дорожку. Изящная щегольская трость, которую осторожность все-таки заставила взять с собой, демонстративно висела на согнутом локте. Весь этот бесконечный день маг ни разу на нее по-настоящему не оперся. За что, скорее всего, придется ночью расплачиваться настоящей болью. Если бы рядом была Таш, она бы поняла все с первого взгляда, не тратя времени на бесполезные споры, подхватила бы мужа под локоть, поддерживая его и заставляя это выглядеть так, будто сама опирается на него. Но Таш рядом не было, и не будет, и с этим надо жить. Или умереть.
   Отрезанный от стихий магистр не знал, что ему делать с семьей. До сих пор Таш д'Алория никак не отреагировала на их короткий «разговор». Ни убивать его, ни объясняться с ним она не пробовала, что скорее вызывало опасения, чем обнадеживало. Одной из доминирующих черт личности бескрылой шарсу было ее умение не прощать. И ничего никогда не забывать.
   Тэйон увидел, что дорожка заканчивается высокими, ведущими на горбатый мостик ступенями, и сердце в груди тоскливо трепыхнулось. Если ноги откажутся повиноваться и он упадет, то подняться уже не сможет…
   – Дядя Лория, дядя Лория! – Звонкий вопль разорвал торжественную серьезность зимнего сада, и Тэйон, предвидя испытание посерьезнее нескольких ступенек, наклонился, расставил ноги пошире, принимая более устойчивую позу.
   Нелита ди Лаэссэ растрепанным демоненком скатилась с мостика и бросилась к нему, точно идущая на таран одномачтовая шхуна кинжального типа.
   – Ух! – выдохнул магистр, когда маленький снаряд врезался ему в грудь. Принцесса Нарунгов была не столь уж и тяжелой, зато масса, которой она все-таки обладала, была твердой, стремительной и состояла, казалось, из одних остроконечных локтей и коленок. Пришлось сделать два шага назад, но он удержал равновесие, умудрившись при этом не уронить радостно верещащий царственный груз.
   – Дядя Лория, а вы теперь мой наставник, вот! – и счастливое дрыгание потерявшими одну сандалию ножками.
   – О да, – пробормотал «дядя Лория». – А уж когда я узнаю, кого мне за это надо благодарить…
   – Меня! – подпрыгнула у него на руках наследница престола. – Шаэ сказала что мы ее в гроб загоним а Тави сказала что там не страшно потому что все время спишь только гроб остался у вас а я сказала что без вас скучно и Шаэ сказала что отправит нас к вам раз у вас уже есть гроб и вообще тогда вам точно не будет скучно и времени ни на что другое тоже не будет а у нее станет сразу несколькими головными болями меньше…
   Принцесса перевела дух после протараторенной на одном дыхании скороговорки и серьезно поинтересовалась:
   – А разве головных болей бывает много?
   – Как минимум две, – сквозь зубы выдохнул Тэйон, прикидывая, сколько пунктов дворцового протокола нарушит, если свалится вместе с принцессой Нарунгов в протекающий неподалеку магический ручей. – И где, хотелось бы мне знать, сейчас вторая? У меня такое впечатление, что вы, как разбойники из сказки, всегда бегаете бандой.
   Нита хихикнула, скорчила «разбойничью» рожу, но все же ответила:
   – Леди Катанна увела Тави потому что уже поздно и дети должны спать а я от нее убежала потому что она противная и не умеет играть и вообще с ней скучно, а я…
   – А вы бросили несчастную сестру на растерзание противной леди Катание и бежали с поля боя?
   – Да Тави ее саму растерзает! – возмутилась несправедливым обвинением принцесса.
   – И все равно, отважная Латьянна ди Шрингар никогда бы так не поступила, – гнул свое магистр. – Кроме того, вы же не хотите, чтобы все самое интересное досталось Тавине? Ответом ему было задумчивое сопение. Через какое-то время после оживленной дискуссии («Вы меня считаете маленькой и глупой, да?» – «Нет, только безалаберной и опасной…» – «Ой! За что?») она все-таки согласилась, что доверять Тави в одиночку заниматься воспитанием неведомой, но заранее обреченной Катанны – не дело, и с самым решительным видом зашагала в направлении «детского» крыла. Тэйон, не испытывающий ни малейших угрызений совести в отношении беспомощной курицы, назначенной гувернанткой, резкими жестами приказал топтавшимся поблизости гвардейцам сопроводить ее высочество и обеспечить ее безопасность. Похоже, девчонка все-таки приходит в себя после атаки на его резиденцию, но рисковать сокол не хотел. Никаких больше несчастных случаев. И никаких одиночных прогулок по садам, в которых неизвестно кто шатается! Первым, что он пересмотрит на посту наставника, будет система безопасности их высочеств. Перетрясет всю гвардию и весь дворцовый персонал, чтобы поблизости от Тави с Нитой не оказалось ни одного выкормыша ди Эверо или ди Дароо. Или вообще переселит девчонок к себе. И никаких куриц Катанн, неспособных углядеть за своими одаренными подопечными. Может, привлечь к этому делу Шаниль? Все-таки ясновидящая в ранге мастера, вооруженная хрустальной звездой и успешно «вынянчившая» даже ди Крия. В самых экстренных случаях она сможет привлекать Совенка, хотя тут еще вопрос, за кем больше нужен присмотр…
   Тэйон резко взмахнул своей тростью, скривил губы, слушая, как воздух запел под боевым ударом. Быть может, высокой магии у него не было и тело слушалось плохо, но до тех пор, пока разум бывшего лэрда соколов способен складывать два и три, а получать пять сотен наемных убийц, добраться до него и до тех, кого он считал своими, будет не так просто.
   Магистр, стиснув зубы, подошел к мостику, вопреки всем доводам того самого хваленого разума, попытался вскочить на высокие ступеньки. Восприятие острой гранью сошлось на последовательности движений. Легких, обманчиво простых, естественных. На стиснутых зубах, на проглоченном стоне – взлететь по крутому изгибу. Осталось совсем немного до выхода из сада, а там можно будет добраться до дома, запереться в своих покоях, надежно защищенных от любопытных и недоброжелательных взглядов. И рухнуть.
   Как удар. Он застыл на изгибе мраморного моста, не в силах оторвать взора от того, что он увидел.
   Она стояла, высокая, гордая, далекая – богиня красоты и смерти, окруженная свитой темных воинов. Высшие офицеры флота, затянутые в черные, с янтарными знаками отличия парадные формы, собрались вокруг одинокой женщины в бальном платье. Кто-то гарцевал на огромном иссиня-черном драгшианском скакуне, некоторые сбросили кители и устроили на посеребренной траве шутливую дуэль, кто-то просто стоял рядом с бокалом прозрачного вина, пытаясь хотя бы простой близостью к ней приобщиться к Ее славе.
   Точно снежный ветер коснулся уединившихся в саду для празднования победы офицеров – затихающие разговоры, устремленные навстречу льдистому дуновению глаза.
   На запрокинутом лице Таш д'Алория на мгновение отразилось… Тэйон не знал, как назвать это чувство, да и есть ли оно вообще, ненужное, глупое слово для обозначения его? Недоверие и обреченность, гордость и горечь, радость и боль. Он уже видел у нее такое лицо: в тот день, когда Терр впервые изменил форму.
   «Ты можешь летать, сын мой. А я – нет».
   «Ты исцелился, муж мой…
   Но я – НЕТ!»
   Она завидовала ему, завидовала до озлобления, до мести, до холодной отрешенности. Завидовала и презирала себя за эту зависть.
   Мелькнуло это чувство, точно рябь на поверхности бескрайнего океана. Чуждое, смуглое лицо шарсу вновь не выражало ничего, страдающая женщина канула в глубины, осталась лишь гордая, пламенная богиня. Изящно подхватила многослойные юбки и стремительно, грациозно взбежала на крутой мраморный мост, чтобы застыть напротив него.
   Шелест ударившей его по ногам тяжелой ткани, облако ароматов, которым не подобрать названия и которые для него всегда означали лишь Таш. Она была чуть выше его, со стороны, должно быть, незаметно, но ему вновь придется приучать себя к обуви на толстой подошве, а ей – отвыкать от каблуков. Впрочем, не придется, ведь теперь они вряд ли будут появляться вместе.
   Тэйон усмехнулся, впервые по-настоящему ощутив, что исцелен. Во всех отношениях.
   И впервые подумав, а не проще ли было бы оставаться калекой.
   На ней было янтарное облачение свидетеля королевской свадьбы – тяжелая парча, золотистые бриллианты, нежный, цвета юрской кости шелк. Что-то бесконечно изысканное, безумно дорогое и вызывающе женственное. Закованная в корсет осиная талия, сложные складки юбок, темные волны волос, падающие на спину в искусно созданной «свободной» прическе. Она выглядела, как истинная королева, янтарные одежды подчеркивали все изгибы ее тела от шеи до лодыжек.
   Она опустошала мысли. Опустошала сердце.
   Опустошала душу.
   Древняя, не значащая ничего таинственная полуулыбка. Звезды в бездне раскосых глаз. Отравленная сталь под покровом золотого рукава.
   Тэйон склонил голову, признавая власть, которой она была, угрозу, которую она несла…
   (Тонкая трость перехвачена на уровне груди, готовая блокировать удар. Или одним движением превратиться в обнаженную шпагу.)
   …и отказываясь шагнуть во тьму, созданную им же самим.
   – Сударыня.
   – Мой господин, – она тоже чуть поклонилась. Впрочем, язык ее тела плохо вязался с подчеркиваемым словами уважением к старшему по клану. Уважением здесь и не пахло. – Я еще не имела возможности поздравить Вас с чудесным исцелением.
   – Благодарю. А я… не имел возможности принести Вам свои извинения. Позвольте сделать это сейчас. Я преступил все мыслимые и немыслимые пределы, этому не может быть оправдания.
   В его словах раскаяния тоже не наблюдалось, но, во имя стихий, не разыгрывать же то, чего не ощущаешь и ощутить не можешь?! Именно для таких случаев и был создан Протокол. В прошлый раз его первой нарушила Таш…
   – С каких пор Вам стали нужны оправдания перед кем бы то ни было, мой господин?
   …в этот раз, впрочем, тоже.
   – Моя лэри, – узкая, быстрая улыбка, – если Вы не будете держать себя в рамках правил, наша репутация окончательно погибнет. Вместе с кем-то из нас.
   Ее ноги под покровом золота и шелка сместились, принимая боевую позицию. Его, увы, были не столь подвижны, но узкая трость, острой гранью разделявшая их, чуть приподнялась. На сжимавшей полированное дерево руке блеснуло кольцо, увенчанное знаком ветра.
   Барьеры восприятия в преддверии схватки рухнули вниз, делая мир острее, ярче. Откуда-то со стороны прилетели чужие образы: двое, застывшие на зимнем мосту. Мужчина, подтянутый, с сединой в волосах и острыми тенями, играющими на усталых, но хищных чертах. Женщина, видение тьмы, золота и янтаря, затерянное в вечной вьюге. Вместе они производили столь сильное впечатление, что образ этот сиял перед собравшимися, затопляя поляну, ручей, деревья…
   Красота и чудо – с одной стороны и готовность вцепиться друг другу в глотки и тихая ярость предательства – с другой.
   – Вы превратно толкуете мои слова, мой господин. Признаюсь, это ново и неожиданно неприятно. Я привыкла, что Вы всегда, что бы я ни сделала, выслушаете и поймете правильно. Теперь же, столкнувшись с невозможностью произнести хоть слово, несколько… – темные глаза сузились, – …растерялась.
   Глагол, который она употребила, происходил от древнехалиссийского термина «ейерре», дословно – в зе-нарри позиция, когда перед игроком открывается возможность одним ходом изменить всю тональность партии. Необходимость из бесчисленного множества верных вариантов выбрать тот, что соответствует твоим целям. И считалось, что в такой ситуации самое важное – понять, а каковы же эти самые цели, и так ли они нужны, как думается.
   В то же время использованная Таш грамматическая форма была характерна для совершенно иного глагола – «аффель», сравнительно недавно пришедшего в халиссийский из чужого языка и подразумевавшего ситуацию, в которой у человека вообще нет вариантов, либо же любой из них окажется неверным.
   Оба слова могли в равной степени переводиться как «растеряться», но это был уже совершенно иной смысл. Тэйон перестал улыбаться. Лингвистические игры в исполнении госпожи д'Алория сегодня вызывали у него точно такую же угрюмую тоску, что и в шестнадцать лет.
   – У каждого из нас есть свой предел, моя лэри. У каждого есть слабая точка, на которой мы ломаемся.
   – И я наконец нашла Вашу. – В голосе ее было странное удовлетворение.
   – И Вы, моя лэри, нашли мою, – покладисто согласился Тэйон, чуть смещая вес.
   Застыли в том неловком молчании, которое может предшествовать схватке, но чаще предрекает только пустоту. Тэйон хотел лишь, чтобы все скорее закончилось. Что мужчина может сказать женщине, которой не смог подарить крылья? «Прости, я всего лишь простой смертный. Мне тоже больно».
   И вдруг точно выпадами, вырвавшимися против воли поединщиков, обменялись ничего не понимающими взглядами.
   Опасность почувствовали одновременно и, похоже, одновременно решили, что каждый из них начал атаку. И растерялись. Все-таки они слишком хорошо друг друга знали, чтобы не понимать: магию крови один сокол против другого применять не стал бы. Не та у них кровь, чтобы баловаться подобными играми.
   Резко, слаженно повернулись на юго-восток. Тэйон закрыл глаза, накрыв ладонью ставший вдруг огненно-красным и раскаленным перстень и пытаясь свое неверное, искалеченное внутреннее чувство заставить уловить враждебное заклятие. Таш, вцепившись в свое укрытое под тканью «морское» ожерелье, кусала губы, активизируя флотские защитные амулеты.
   Бесполезно. Эту атаку нельзя было отвести встречным потоком силы, ее нельзя было заблокировать щитом или снять, подобно дурному сглазу. Кровь пела о крови, кровь пела о смерти. И кровь отвечала.
   Они были очень хорошо защищены от подобного рода нападений. В Халиссе, где темные искусства использовали куда более открыто, чем в городе великих лицемеров, никто не стеснялся ставить баррикады против так называемых «запретных» знаний. Тэйон, не доверяя флотским кудесникам, всегда лично заботился о защите лишенной магии жены. Да и своей собственной тоже. Сейчас талисманы явно реагировали на смерть, и украденной прядью волос тут не обошлось. Нет. Чтобы причинить настоящий вред, нужна была близкая кровь, живая кровь.
   Чтобы убить, нужна живая кровь, медленно становящаяся мертвой.
   – Терр, – выдохнула ставшая вдруг почти серой Таш.
   …а он думал, что после душилки уже никогда не сможет по-настоящему испугаться.
   Терр вер Алория, их сын, близкая кровь для них обоих. Терр, весь этот день мелькавший во дворце, проводивший какие-то переговоры, набиравший политические очки, не упускавший ни малейшего повода напомнить, чью фамилию носили и чье подданство имели герои, спасшие великий город. Кто бы мог подумать, что в ершистом парне со временем проснется такой резкий и в то же время тактичный дипломат…
   Живая кровь, медленно становящаяся мертвой.
   Крики и топот. У моста, тяжело дыша, остановились двое, сжимавшие налившиеся рубиновым огнем талисманы. Дзоран ди Ваи – золотоволосый красавец в капитанской форме, вот уже дюжину лет командовавший личным флагманом адмирала д'Алория. И полный молодой человек в мантии боевого мага стихии огня, из-под которой выглядывали форменные флотские брюки. Судя по всему, этим двоим были доверены амулеты, отслеживающие состояние здоровья первой леди. У Турона должен был быть такой же, настроенный на Тэйона, но во время ритуала получения звания ученик отдал его обратно бывшему учителю.
   – Таш! – Дзоран, казалось, готов был броситься к своему адмиралу и защитить ее хоть мечом, хоть голыми руками – если бы только они помогли избежать этой опасности. – Надо идти в убежище…
   – Талисманы исчерпают себя через несколько минут, – одновременно с ним пропыхтел огненный. – Я послал за белым целителем…
   – Атака из водной стихии, – тихо и внятно произнес Тэйон. – Бухта. Телепортационный блок. Он еще жив.
   Госпоже адмиралу не нужно было повторять дважды. И много времени, чтобы решить, к кому прислушаться, ей тоже не понадобилось. Они действовали как единое целое, угадывая мысли и намерения друг друга прежде, чем те успевали оформиться.
   В ладони женщины блеснул холодной яростью стилет. Взмах – и длинная юбка оказалась распорота от бедра, уже не сковывая стремительных движений шарсу.
   Тэйон захлестнул черного драгшианца, гарцующего на поляне, в телепатическую петлю. Скакуны таких пород были устойчивы к воздействию извне, но этот оказался выезжен для парадов, а не для битвы, а магистр воздуха был не в том состоянии, чтобы работать тонко. Его «зов» даже не уничтожил естественные блоки животного, а просто отменил всю привнесенную людьми дрессуру, оставив лишь дикую волю ящера, контролируемую на каком-то неправильном, разрушительном уровне. Ни времени, ни желания разбираться в том, что же он учудил, у Тэйона не было.