Страница:
– Как будет угодно моей повелительнице. – Идея передышки встретила у мага полное одобрение. Халиссийская выучка снова брала свое: еще немного и он растекся бы ковриком у ее ног, позволив юной королеве вертеть собой, как ей вздумается. Или убил бы ее, что не лучше.
Тихим шелестом длинных юбок Шаэ подошла к двери, распахнула створки, снимая защищающее от прослушивания заклинание. Застыла в проеме, освещенная падающим снаружи светом, – роскошь ткани, блеск янтаря, удостоенная поцелуя ветра прическа.
– Принцесса, – тихо сказал Тэйон, – удачи вам. В замужестве и правлении.
Шаэтанна Нарунг повернулась к нему, и стала видна багровая струйка, рассекшая шею. Ранка уже затянулась, но вытереть кровь она так и не удосужилась.
– Благодарю вас. И, магистр…
Она вдруг вскинула кулак в древнем норэнийском салюте и испустила звенящий, торжествующий клич:
– Aim Aloria! Эйра!
ГЛАВА 14
Шаги правительницы великого города давно стихли в высоких коридорах дворца, а Тэйон Алория все так же оставался в отделанной темным деревом библиотеке. Маг подвел кресло к окну и откинул тяжелую штору. Взгляд задумчиво скользил по посеребренным крышам и подернутым дымкой защитных полей висячим садам дворцовых комплексов. Зима в Лаэссэ такая игрушечная, мимолетная. Зима в его душе казалась куда более холодной. Ожидающей.
Злой.
Единственным признаком чужого присутствия за спиной было тонкое, не уловимое ухом изменение магических полей. Потоки воздуха сместились, занимая предназначенное им единственно правильное место. Кто-то закрыл двери, замыкая охраняющее от подслушивания заклинание. Шагов или даже чужого дыхания Тэйон так и не услышал. Да он и не ждал их.
Адмирал д'Алория умела передвигаться бесшумно.
Магистр отпустил занавесь, следя, как плотная ткань падает, отсекая обрамленную морозными узорами зимнюю панораму. Красивый все-таки город Лаэссэ. Город тысячи предательств.
В конце концов, красоте нет необходимости хранить верность.
Тэйон развернул кресло, привычно откидываясь на спинку и сплетая пальцы в пирамиду. По губам скользнула всегдашняя уверенная, почти сонная улыбка голодного тигра, на лице появилось выражение вежливого интереса. Ему даже удалось вежливо поклониться, когда из отбрасываемых магическими светильниками теней соткалась высокая фигура. «Там лежат маски, которые мы наденем…»
Забавно, но в ней не было ни малейшего сходства с покинувшей комнату принцессой. Пройдут десятилетия, прежде чем Шаэтанна Нарунг сможет хотя бы приблизиться к ауре загадочности, власти и глубины, излучаемой этой женщиной. Прежде чем обещание стали сменится настоящей сталью.
– Мой господин?
– Я ожидал Вас, моя лэри.
Но он не ожидал, что она будет сегодня так убийственно прекрасна. Таш всегда была и прекрасной, и убийственной, но именно сейчас, как никогда ранее, били в глаза излучаемые ею чувственность и смертельная угроза.
Встречный ветер, знал ли Ракшас, что за стихию он выпускал на свободу, когда сохранил жизнь этой женщине? Скорее всего. Тэйон ведь неплохо представлял, что сделал, выпустив отсюда живой Шаэтанну.
Адмирал д'Алория гибко скользнула вперед, протянула руку, отбросив сразу с полдюжины пунктов протокола, произнесла с чуть хрипловатой искренностью:
– Я беспокоилась о Вас, Тэйон.
Поймала его взгляд, беспокойно вглядываясь в лицо, ища… Холод. Холод. Холод.
Где-то под покровом арктических льдов, так глубоко, что даже звездный взгляд не мог проникнуть в эти бездны, ворочались, ища выхода, ураганные вихри. Стихийная магия, неверная магия…
– Это крайне трогательно с Вашей стороны, лэри. – Тэйон заставил свой голос звучать нейтрально, хотя с каждой минутой самообладание давалось ему все труднее.
Халиссийский этикет был крайне жесток в том, что он мог сказать и сделать в данной ситуации. Замкнутое сообщество кланов породило культуру, ориентированную на сохранение хрупкого внутрисемейного мира. Дикая природа тотемных зверей, жившая в каждом вере и каждой верее, слишком сильно осложняла танец человеческих взаимоотношений.
Чем ближе тебе человек, чем глубже он затрагивал твои эмоции, тем больше была опасность сорваться. Оборотни мало что контролировали так жестко, как общение с себе подобными, и превыше всего – с членами своей семьи. Этикет в разговоре генетических партнеров сковывал слова и жесты, грубость была немыслима. Высокородные кланники предпочитали не высказывать в лицо друг другу вещей, которых не могли потом простить. Быть может, потому, что прощать не умели.
Тэйон не мог даже повысить голос. Не имел права. Есть вещи, которые должны оставаться нерушимыми, сколь бы тщательно ни была подорвана основа, на которой они покоились.
«…там лежат маски, которые наденут нас».
Пальцы женщины скользнули по его щеке – осторожное и в то же время властное движение. Самыми кончиками, так, чтобы даже халиссиец не смог увидеть в жесте угрозы, пусть даже ножны у них на запястьях были совершенно одинаковыми. В глубине полночных зрачков мерцали золотые звезды.
– Вы бесподобны сегодня, моя лэри.
Простота черной формы несла в себе элегантность. Сложные, перевитые наподобие тяжелой темной короны косы, в которых он лишь теперь заметил блеск черных бриллиантов. Опустошающая чувственность.
Власть. Она всегда пахла властью. И морем. И небом.
Глубоко под покровом выработанного десятилетиями самообладания рвались на волю дикие ветры.
В принципе, он даже не мог на нее сердиться. Не за что. Таш все, от начала и до конца, сделала абсолютно правильно.
Когда во время короткого, но кинжально острого разговора с Шаэтанной госпоже адмиралу дали понять, что любое вмешательство с ее стороны в судьбу Тэйона будет рассмотрено как измена трону (со всеми вытекающими последствиями), у лэри д'Алория было лишь несколько секунд на принятие решения.
Выбор первый был прост: рассказать будущей королеве о том, как ее супруг уязвим. В этом случае Тэйон был бы извлечен из камеры едва ли не раньше, чем Таш закончила говорить. И столь же мгновенно оказался бы на положении вечного заложника. Достаточно было первой леди один раз признать, что супругами можно управлять друг через друга, и таинственные союзники королевы (да и сама Шаэтанна, если на то пошло) уже никогда не позволили бы им сорваться с крючка.
Роль беспомощной фигуры в чужой партии… Нет. В этом случае Тэйон либо убил бы себя сам, либо погубил их обоих, пытаясь разорвать опутавшие волю оковы.
Выбор второй выглядел еще проще. Взбунтоваться. Накануне битвы, когда враг уже готов к штурму последних рубежей, предать город, которому служила, идеалы, в которые верила, воспитанницу, в которой видела себя саму. Затеять смуту, в которой не было бы победителей, кроме кейлонгцев, и, возможно, таинственных «князей», получивших бы шанс «спасти» ситуацию, тем самым накинув еще один поводок на шею юной королевы.
Но при любом раскладе единственной несомненной потерей был бы флот. Военные не дали бы в обиду своего адмирала, они пошли бы за Таш, какую бы безумную игру та ни затеяла. Первой леди верили, даже ее недоброжелатели, даже кровные враги верили в нерушимую честь адмирала д'Алория, в ее способность сделать то, что нужно, так, как нужно, и именно тогда, когда это необходимо. Флот был предан своей предводительнице и уверен, что та верна флоту. И, когда выбор встал между мужем и людьми, три года шедшими за ней и доверявшими ей даже в самые смутные времена, Таш вер Алория не колебалась.
Встречный ветер, Тэйон ведь знал свою жену, ее решение было абсолютно очевидным и предсказуемым!
Лэри Алория позволила Тэйону пребывать в Отчаянии Магов. Зная, что, когда вернется, от него останется лишь пустая оболочка. Она бросила все силы и все способности на то, чтобы сохранить как можно больше своих людей. Будучи уверенной, что, вернувшись победительницей и обнаружив страшное «предательство» правителей, сможет делать все, что угодно. Вышвырнуть Дома Тон Грин и Вуэйн из города, публично четвертовать ди Эверо и ди Ромаэ, надеть корону на Шаэ, или на себя, или на свою корабельную кошку. И юная, отчаявшаяся спасти предавший ее город королева поддержала бы любое из этих решений…
…а еще Таш могла наконец избавиться от мужа-калеки, склонного любого приблизившегося к ней мужчину рассматривать как потенциальный коврик в ванной. В конце концов, госпожа адмирал – женщина из плоти и крови, а за три года многое могло случиться… «Откуда, ветер ее побери, вылезла эта мысль?»
Магия поднималась медленным, все нарастающим приливом. Рвались один за другим ограничения и печати, наложенные магистром на свой разум. Откуда-то потянуло ветром, разметавшим свободно падающие на плечи Тэйона волосы, подхватившим прядь, выбившуюся из сложной прически Таш.
Он помнил…
Открытую ветрам башню старого замка, на которой он проводил дни и ночи, слитый в единое целое с гуляющими в горах зимними ветрами. Четкое построение заклинания, то несравненное удовольствие, которое испытывал, когда один за другим элементы его замысла выстраивались в стройную, завершенную схему прекрасных, одновременно хаотичных и строго организованных чар. Дни и ночи одиночества, ветра и магии.
Легкие шаги, темновейное дуновение, поднимавшееся снизу по винтовой лестнице. Маг резко разворачивается: разве он не приказал не беспокоить? Во имя Первого Сокола, башня окружена многослойной вуалью убийственных арканов, любой, кто попытается войти…
Легкие шаги. Спокойные, неторопливые, но и не замедляющиеся в опасении. Она шла навстречу, и с каждым ее шагом смертоносные вуали поднимались, уходили в сторону, опадали, позволяя ей сделать еще один шаг, еще одно движение. Ветер, тьма и магия отступали, повинуясь воле женщины, которая не имела над ними власти и которая тем не менее была единственной в замке, кто мог совершенно их не бояться.
Тонким веером сложившее крылья заклинание, мягкое прикосновение энергетических потоков к коже. Магия отхлынула, позволяя ей пройти к хмурящемуся, бледному от холода молодому человеку, застывшему перед бойницами.
– Я просил не беспокоить, – в голосе напряженность зимней вьюги. Ему не просто было сдерживать ветер и одновременно вести светскую беседу.
– Я знаю, – спокойный, бездонный взгляд. Она протянула ему кружку с чем-то горячим, дымящимся на морозном воздухе. Маг, сознание которого казалось пустым и прозрачным от истощения и голода, несколько секунд непонимающе смотрел на свой первый за трое суток завтрак. А затем протянул руку, принимая его. И магия, ледяным пламенем горевшая в его теле, угасла, чтобы не обжечь ее случайным прикосновением…
Та самая магия, которая теперь вьюжно-золотым приливом поднималась в его глазах. Та магия, которая всегда была способна уничтожить кого угодно и что угодно. Но не ее. Только не ее.
Бывший лэрд соколов безмятежно улыбнулся. Поправил ее блестящий черный локон.
– Совершенно бесподобны. Но Вы вдруг побледнели. День был столь утомительным?
– Най. – Госпожа адмирал грациозно приподняла одно плечо в попытке пожать им. Из чего Тэйон заключил, что второе, скорее всего, ранено и не зажило еще до конца. Не думая, что делает, маг протянул руку, положил на закованную в металл ключицу. Он никогда не был силен в целительной магии, а сейчас и вовсе ни в одном из видов волшебства, но по расширившимся темным глазам понял, что исцелил рану. Понятия не имея как, а главное, зачем это сделал.
Воздух рвался из-под контроля, все дальше и дальше выскальзывая из тисков искалеченного сознания, ища выход, любой выход. С верхней полки слетела и медленно поплыла по кругу тяжелая книга, затем вторая, третья… все быстрее закручивающийся хоровод шелестящих страниц.
– Вы стихия, моя лэри. Дикая сила природы, управлять которой не подвластно никому, о чем мне стоило бы помнить. Вы – сама стихия.
«Как, впрочем, и я».
Магия была уродливой личинкой стрекозы, поднимавшейся с озерного дна и разбивавшей водную поверхность. Она проходила через удивительное превращение, расправляя прозрачные крылья внутри его души. И вдруг понимала, что у нее есть когти и клыки и что они ядовиты.
«Надо остановиться. Да, ты думал, что ваши отношения уже давно вышли за рамки понятия „любовь“, что она поддержит тебя и в смерти, и за ее пределами. Если нужно – в буквальном смысле слова. Ты был не прав, и потеря иллюзий тебя почти уничтожила. Но разве ее вины в этом больше, чем твоей?»
Магия поднималась безумным ураганом, горной лавиной, едва сдерживаемой хрупкой платиной халиссийской дрессуры. Застыла в шатком равновесии, не в силах преодолеть усвоенные в детстве запреты. Застыла и Таш, понимая, что бежать или драться поздно. Вырвавшиеся на свободу ветры просто взорвут дворец изнутри. Древняя защита, быть может, и удержит разрушения в одной комнате, но находящимся в ней это будет уже безразлично.
«Будь честен с собой, магистр. Если бы роли поменялись, если бы выбор стоял между ней и твоими учениками?..»
Слово «если» разрушало города и губило души. Если бы она просто его убила! Но «если» не было. Был камень Ледяной. Голодный. Жаждущий.
Надо отдать должное тем, кого он любил. Они смогли нанести раны, до которых не додумался бы ни один самый изощренный враг.
Равновесие.
Таш подалась вперед, в бездне ее очей звездной вьюгой стояли слезы.
– Тэй!
…сорвалось.
Ураган смел клановые табу. Но Тэйон вер Алория оказался быстрее своей магии. Рука мелькнула в воздухе так стремительно, что даже соколиные глаза не в состоянии были уследить за движением. Первая леди начала уклоняться, но медленно, так медленно по сравнению с жившими в его теле ураганами…
Ребром ладони по лицу. Коротко. Страшно.
Женщину отбросило на другой конец комнаты, на обломки разбитого Шаэтанной стола.
Тэйон замер в кресле, опустив голову и закрыв глаза, занесенная рука так и осталась поднятой в воздухе. Магия исчезла, растворенная в хищной вспышке. С глухим стуком падали на пол книги.
Глубокий вздох. Восстановить пошатнувшиеся барьеры. Укрепить их. Маг владеет своей силой. Не наоборот. Не наоборот.
Вечность спустя он выпрямился, бросил равнодушный взгляд в сторону лежащей неподвижным комом женщины. Воздушные течения льнули к продолжавшему излучать тепло телу, тонкие струйки ритмично влетали во все еще работающие легкие. Первая леди была жива. Невероятно. Любого человека (да и вера, если на то пошло) подобный удар убил бы, а эта умудрилась так повернуть голову, что избежала даже перелома скулы. Регенерационные способности, принесшие расе шарсу репутацию всерьез бессмертных существ, уже вступили в действие, через несколько минут она придет в себя, отделавшись всего лишь сотрясением мозга да почти мгновенно сойдущим синяком.
По уму, нужно было ее добить. После всего произошедшего поступить иначе, вполне возможно, означало подписать себе смертный приговор. Ни одна дочь клана не позволит мужу заниматься рукоприкладством – это вопрос принципа. Хотя Таш не обязана теперь отправлять его на тот свет, помимо законов, в горах существуют еще и освященные веками традиции.
По уму… Тэйон тряхнул головой. Когда это в его отношениях с Таш присутствовал хоть намек на ум? Теперь, разрушив все, можно признаться хотя бы самому себе: он любит эту женщину. Хотя и не должен быть на это способен.
Навалилась усталость, и под ее чугунным гнетом проснулось наконец чувство абсурдности происходящего. «Семейный разговор по-халиссийски. Имеет место быть не чаще раза в столетие. При закрытых дверях, высланных из замка слугах и задернутых шторах. Но главное – все стороны обращаются друг к другу исключительно на „вы“.
Хотелось чувствовать… хоть что-нибудь.
Маг тщательно поправил манжету рубашки. Смахнул несуществующую пылинку. И, развернув кресло, беззвучно покинул разгромленную комнату.
ГЛАВА 15
Маг не слишком хорошо представлял себе, куда направляется и что собирается делать. Из водоворота меланхоличных мыслей о бессмысленности своей жизни и вреде, наносимом культурными стереотипами, его выдернул всклокоченный, злой и явно не совсем трезвый Рек ди Крий. Недоучившийся целитель стоял, уперев руки в створки дверей и загораживая проход в расписанную футунскими узорами галерею.
Тэйон смерил так называемого ученика холодным взглядом, чувствуя, как все глубже проваливается в ставшее легендарным среди кланов настроение «сами напросились».
Ведь действительно напросились!
Прежде чем ди Крий успел открыть рот, Тэйон подарил блудному сыну высших (или почитавших себя высшими) сил свою самую радушную улыбку, заставив того резко протрезветь.
– Айха (Нечто среднее между «Эврика!» и «попался!»), ученик. Вот вы-то мне и нужны!
Вздохнул, как перед прыжком в воду, и…
Пророчество, все это время казавшееся далеким, заснувшим, взвилось в его теле опаляющим пламенем. Слова хлынули, точно слезы. Где-то далеко звучал его голос, где-то замер ошеломленный дворец, в котором впервые за долгие столетия звенела божественная сила.
Тэйон провалился в видения, как в ледяной колодец. Образы мелькали перед глазами, слишком быстрые, чтобы он успел понять их смысл. Снежный вихрь в черно-черном тумане волос. Танцующая…
Разум Река ди Крия рассыпался перед ним фонтаном переливающихся в лучах света прозрачных брызг. Менялись, перетекая одна в другую, сложные, связанные в единое целое фигуры ощущений, мыслей, воспоминаний. Многомерным калейдоскопом изменялся витраж сознания, пытавшегося найти положение, способное удержать бушующие в слишком тесных для них рамках силы. И не находя его. Грань сумасшествия, расчерченная неизбывной ненавистью к самому себе.
Послание Фины ди Минерве ворвалось в этот мир пряным ветром, выбивая разноцветные витражные стекла и из сияющих, острых осколков создавая нечто новое, качественно иное. И танцевала между граней слов и видений одинокая женская фигура. Вскидывала тонкие руки, падала, сломленная, и вновь поднималась. Отражением. Зеркалом. Завершением.
– …СЛИШКОМ ДАВАТЬ ВОЛЮ ВООБРАЖЕНИЮ, – голос был его собственный и в то же время чужой. Звуки чеканили воздух, застывая в тугие цепи выкованных из металла рун. Звонкие звуки, полные глубины и серебряных обертонов, напоминавшие о тревожном боевом набате, о глухом рокоте океанского прибоя, о тихом фырчании сытого кота. Тэйон замер, привычно позволяя чуждой силе спокойно нести себя по течению, наблюдая, как сотканные из слов золотые и платиновые ожерелья оплетают светоносную фигуру.
Рек ди Крий сиял. Мягкий внутренний свет, исходивший от его кожи, окутывал всю фигуру, обворачиваясь вокруг него мягким, изменчивым коконом. Как будто сама реальность была не уверена, какой она должна быть, и потому разбивалась дрожью неуловимых красок, готовая принять любую предложенную ей форму. Сам целитель казался человеком, получившим оглушительный удар по голове. Серые глаза слепо распахнулись, пальцы чуть подрагивали, пытаясь нащупать в воздухе что-то неуловимое.
– Ну конечно, – Тэйон не знал языка, на котором шептал сын Дома Вуэйн, но в оглушенном состоянии посланника богини мудрости он понимал каждое слово: – Зеркало. Симметрия. Идеальное решение!
На лице князя появилось выражение опустошенной решимости. Сияющий калейдоскоп его сознания завертелся быстрее, сливаясь с вспыхнувшими рунами, выстраиваясь в каком-то новом порядке. И этого человека обвиняли в неспособности себя контролировать? Тэйон не мог припомнить ни одного лаэссэйского мага, который способен был бы так работать с собственным разумом.
С чувством, которое должно было походить на шок, но скорее напоминало отстраненное любопытство, магистр понял, что целитель включил переданное богиней послание в осознание самого себя как личности. В нем осталась незавершенность, «половинчатость», но теперь она стала обманчивой. Достаточно представить, что напротив находится зеркало, отражающее переплетение бушующих за стальными глазами сил и способностей, как рисунок приобретал симметричность. Нерушимую, окончательную устойчивость и гибкость открытой новому опыту системы.
– Айха! – шепнул целитель на халиссийском, и что-то изменилось в его осанке, развороте плеч, лице. Как будто исчезло напряжение, надлом, о существовании которого Тэйон не догадывался в течение нескольких лет их знакомства, но который стал мучительно очевиден сейчас, когда опасность уже миновала.
Шаниль, чьего присутствия до сих пор не замечал ни один из мужчин, окинула своего подопечного долгим взглядом, затем церемонно поклонилась магистру Алория и исчезла под аркой. Тэйон рассеянно подумал, что ди Крий ее, скорее всего, больше не увидит. Что бы ясновидящая ни обещала своей погибшей госпоже, это было выполнено, и фейш обрела свободу служить новой хозяйке. К вящему неудовольствию последней.
Пророчество растворялось в воздухе. Божественная ди Минерве покинула своего случайного посланника, оставляя на его месте чувствовавшего себя опустошенным и потерянным сокола. Встречный ветер, если ощущать себя частью чего-то бесконечно более великого, всегда так… так… Теперь он понимал фанатизм и непоколебимую верность кейлонгцев.
Принадлежность.
И ведь совоокая Фина не потребует взамен даже склонить перед ней головы, она не зря звалась богиней мудрости и таинств.
Возможно, родовая спесь, заставлявшая всегда стремиться к недостижимому полету Великого Сокола, и была на самом деле каторжными колодками, не дававшими оторваться от земли. Возможно, гордость лаэссэйского мага, который всегда и всего должен был добиваться сам, не опираясь на чужую силу и ни у кого не спрашивая, где правда, а где ложь, и являлась источником слабости. Но Тэйон знал себя. Гордость, спесь или недостатки воспитания, но это были его недостатки. А предавать самого себя…
Даже если стоило бы. Ох уж это «если»!
Тэйон судорожно втянул воздух, выныривая из мира видений, как выныривают из проруби, жадно хватаясь за обжигающе острый лед реальности. Перед глазами растворялись золото и серебро божественных слов. Там, где переливалась гранями возможностей душа светлого князя, осталось лишь тело пытающегося взять себя в руки ди Крия. По мере того как целитель стягивал вокруг себя щиты и защиты, перламутровое сияние стремительно умирало, пока наконец на месте раненого не то полубога, не то полудемона не остался взъерошенный маг-недоучка.
Тэйон Алория, пришедший в себя чуть быстрее, иронично приподнял бровь.
– У вас завелись очень интересные знакомства, магистр, – полупридушенно прокомментировал ди Крий.
Бровь приподнялась повыше.
– Даже по моим меркам, – фыркнул целитель.
– В этом городе в последнее время вообще много чего «заводится». – Тэйон нашел что-то крайне интересное в своей левой манжете, заставив наблюдавшего за ним ди Крия зябко передернуть плечами. – Похоже на тараканов: приползут откуда-то, и ищи потом на них отраву. И ведь находят! Но я хотел бы поговорить с вами о другом.
– Да? – проявил некоторый интерес почетный «таракан». По-прежнему стоящий в дверях и загораживающий проход.
– Я расторгаю заключенную нами сделку.
Назвать непроницаемое выражение лица широкоплечего мечника «растерянным» язык не поворачивался, да оно им и не было. Какое-то время целитель держал паузу, затем как-то весь подобрался, точно арбалет, взведенный перед роковым выстрелом, все так же держа руки на створках дверей и иронично глядя на магистра из-под темной челки:
– Прошу прощения?..
– Я расторгаю соглашение и возвращаю вам ваше обещание защиты, лорд ди Крий. С этого момента мои битвы – это мои битвы.
– Если вам учить меня настолько в тягость…
– Мы оба знаем, что с этого момента у вас будет гораздо меньше проблем с наставниками да и с самостоятельными занятиями, – спокойно перебил Тэйон. – Можете считать это подарком учителя, если вам угодно.
Не мог же он сказать: «Потому что я не хочу, чтобы вы убили ту, что будет на меня покушаться». Их отношения с Таш – это их отношения, и ставить точки над «i» они будут без посторонних. При тех самых закрытых дверях и выгнанных из замка слугах.
– Как вам будет угодно, – с подозрительно хищной готовностью согласился ди Крий.
И вдруг стремительно оттолкнулся от дверей, подаваясь вперед и практически мгновенно оказываясь рядом. Посланный в лицо кинжал он выхватил прямо из воздуха, и в то же мгновение пространство вокруг стянулось в тонкие воронки, оборачиваясь вокруг кресла и лишая мастера ветров возможности контролировать ситуацию.
Глаза сокола расширились – движения целителя он не заметил, что было для него, мягко говоря, внове. Но вдобавок ко всему проклятый студиозус манипулировал теми самыми силами – как там их назвала ди Минерве? Антигравитация? – с помощью которых сам Тэйон заставлял летать кресло, причем явно владел ими куда лучше мастера ветров.
Магистр Алория расслабленно откинулся на спинку кресла, хотя показное спокойствие далось ему нелегко. О магической дуэли не могло быть и речи, тем более не с новым ди Крием и не после шеренизовой камеры. А без магии… Одного кинжала магистр уже лишился.
Тихим шелестом длинных юбок Шаэ подошла к двери, распахнула створки, снимая защищающее от прослушивания заклинание. Застыла в проеме, освещенная падающим снаружи светом, – роскошь ткани, блеск янтаря, удостоенная поцелуя ветра прическа.
– Принцесса, – тихо сказал Тэйон, – удачи вам. В замужестве и правлении.
Шаэтанна Нарунг повернулась к нему, и стала видна багровая струйка, рассекшая шею. Ранка уже затянулась, но вытереть кровь она так и не удосужилась.
– Благодарю вас. И, магистр…
Она вдруг вскинула кулак в древнем норэнийском салюте и испустила звенящий, торжествующий клич:
– Aim Aloria! Эйра!
ГЛАВА 14
If neither foes nor loving friends can hurt you…
–
Если…
…не смогут нанести неизлечимой раны
ни клятые враги, ни верные друзья…
Шаги правительницы великого города давно стихли в высоких коридорах дворца, а Тэйон Алория все так же оставался в отделанной темным деревом библиотеке. Маг подвел кресло к окну и откинул тяжелую штору. Взгляд задумчиво скользил по посеребренным крышам и подернутым дымкой защитных полей висячим садам дворцовых комплексов. Зима в Лаэссэ такая игрушечная, мимолетная. Зима в его душе казалась куда более холодной. Ожидающей.
Злой.
Единственным признаком чужого присутствия за спиной было тонкое, не уловимое ухом изменение магических полей. Потоки воздуха сместились, занимая предназначенное им единственно правильное место. Кто-то закрыл двери, замыкая охраняющее от подслушивания заклинание. Шагов или даже чужого дыхания Тэйон так и не услышал. Да он и не ждал их.
Адмирал д'Алория умела передвигаться бесшумно.
Магистр отпустил занавесь, следя, как плотная ткань падает, отсекая обрамленную морозными узорами зимнюю панораму. Красивый все-таки город Лаэссэ. Город тысячи предательств.
В конце концов, красоте нет необходимости хранить верность.
Тэйон развернул кресло, привычно откидываясь на спинку и сплетая пальцы в пирамиду. По губам скользнула всегдашняя уверенная, почти сонная улыбка голодного тигра, на лице появилось выражение вежливого интереса. Ему даже удалось вежливо поклониться, когда из отбрасываемых магическими светильниками теней соткалась высокая фигура. «Там лежат маски, которые мы наденем…»
Забавно, но в ней не было ни малейшего сходства с покинувшей комнату принцессой. Пройдут десятилетия, прежде чем Шаэтанна Нарунг сможет хотя бы приблизиться к ауре загадочности, власти и глубины, излучаемой этой женщиной. Прежде чем обещание стали сменится настоящей сталью.
– Мой господин?
– Я ожидал Вас, моя лэри.
Но он не ожидал, что она будет сегодня так убийственно прекрасна. Таш всегда была и прекрасной, и убийственной, но именно сейчас, как никогда ранее, били в глаза излучаемые ею чувственность и смертельная угроза.
Встречный ветер, знал ли Ракшас, что за стихию он выпускал на свободу, когда сохранил жизнь этой женщине? Скорее всего. Тэйон ведь неплохо представлял, что сделал, выпустив отсюда живой Шаэтанну.
Адмирал д'Алория гибко скользнула вперед, протянула руку, отбросив сразу с полдюжины пунктов протокола, произнесла с чуть хрипловатой искренностью:
– Я беспокоилась о Вас, Тэйон.
Поймала его взгляд, беспокойно вглядываясь в лицо, ища… Холод. Холод. Холод.
Где-то под покровом арктических льдов, так глубоко, что даже звездный взгляд не мог проникнуть в эти бездны, ворочались, ища выхода, ураганные вихри. Стихийная магия, неверная магия…
– Это крайне трогательно с Вашей стороны, лэри. – Тэйон заставил свой голос звучать нейтрально, хотя с каждой минутой самообладание давалось ему все труднее.
Халиссийский этикет был крайне жесток в том, что он мог сказать и сделать в данной ситуации. Замкнутое сообщество кланов породило культуру, ориентированную на сохранение хрупкого внутрисемейного мира. Дикая природа тотемных зверей, жившая в каждом вере и каждой верее, слишком сильно осложняла танец человеческих взаимоотношений.
Чем ближе тебе человек, чем глубже он затрагивал твои эмоции, тем больше была опасность сорваться. Оборотни мало что контролировали так жестко, как общение с себе подобными, и превыше всего – с членами своей семьи. Этикет в разговоре генетических партнеров сковывал слова и жесты, грубость была немыслима. Высокородные кланники предпочитали не высказывать в лицо друг другу вещей, которых не могли потом простить. Быть может, потому, что прощать не умели.
Тэйон не мог даже повысить голос. Не имел права. Есть вещи, которые должны оставаться нерушимыми, сколь бы тщательно ни была подорвана основа, на которой они покоились.
«…там лежат маски, которые наденут нас».
Пальцы женщины скользнули по его щеке – осторожное и в то же время властное движение. Самыми кончиками, так, чтобы даже халиссиец не смог увидеть в жесте угрозы, пусть даже ножны у них на запястьях были совершенно одинаковыми. В глубине полночных зрачков мерцали золотые звезды.
– Вы бесподобны сегодня, моя лэри.
Простота черной формы несла в себе элегантность. Сложные, перевитые наподобие тяжелой темной короны косы, в которых он лишь теперь заметил блеск черных бриллиантов. Опустошающая чувственность.
Власть. Она всегда пахла властью. И морем. И небом.
Глубоко под покровом выработанного десятилетиями самообладания рвались на волю дикие ветры.
В принципе, он даже не мог на нее сердиться. Не за что. Таш все, от начала и до конца, сделала абсолютно правильно.
Когда во время короткого, но кинжально острого разговора с Шаэтанной госпоже адмиралу дали понять, что любое вмешательство с ее стороны в судьбу Тэйона будет рассмотрено как измена трону (со всеми вытекающими последствиями), у лэри д'Алория было лишь несколько секунд на принятие решения.
Выбор первый был прост: рассказать будущей королеве о том, как ее супруг уязвим. В этом случае Тэйон был бы извлечен из камеры едва ли не раньше, чем Таш закончила говорить. И столь же мгновенно оказался бы на положении вечного заложника. Достаточно было первой леди один раз признать, что супругами можно управлять друг через друга, и таинственные союзники королевы (да и сама Шаэтанна, если на то пошло) уже никогда не позволили бы им сорваться с крючка.
Роль беспомощной фигуры в чужой партии… Нет. В этом случае Тэйон либо убил бы себя сам, либо погубил их обоих, пытаясь разорвать опутавшие волю оковы.
Выбор второй выглядел еще проще. Взбунтоваться. Накануне битвы, когда враг уже готов к штурму последних рубежей, предать город, которому служила, идеалы, в которые верила, воспитанницу, в которой видела себя саму. Затеять смуту, в которой не было бы победителей, кроме кейлонгцев, и, возможно, таинственных «князей», получивших бы шанс «спасти» ситуацию, тем самым накинув еще один поводок на шею юной королевы.
Но при любом раскладе единственной несомненной потерей был бы флот. Военные не дали бы в обиду своего адмирала, они пошли бы за Таш, какую бы безумную игру та ни затеяла. Первой леди верили, даже ее недоброжелатели, даже кровные враги верили в нерушимую честь адмирала д'Алория, в ее способность сделать то, что нужно, так, как нужно, и именно тогда, когда это необходимо. Флот был предан своей предводительнице и уверен, что та верна флоту. И, когда выбор встал между мужем и людьми, три года шедшими за ней и доверявшими ей даже в самые смутные времена, Таш вер Алория не колебалась.
Встречный ветер, Тэйон ведь знал свою жену, ее решение было абсолютно очевидным и предсказуемым!
Лэри Алория позволила Тэйону пребывать в Отчаянии Магов. Зная, что, когда вернется, от него останется лишь пустая оболочка. Она бросила все силы и все способности на то, чтобы сохранить как можно больше своих людей. Будучи уверенной, что, вернувшись победительницей и обнаружив страшное «предательство» правителей, сможет делать все, что угодно. Вышвырнуть Дома Тон Грин и Вуэйн из города, публично четвертовать ди Эверо и ди Ромаэ, надеть корону на Шаэ, или на себя, или на свою корабельную кошку. И юная, отчаявшаяся спасти предавший ее город королева поддержала бы любое из этих решений…
…а еще Таш могла наконец избавиться от мужа-калеки, склонного любого приблизившегося к ней мужчину рассматривать как потенциальный коврик в ванной. В конце концов, госпожа адмирал – женщина из плоти и крови, а за три года многое могло случиться… «Откуда, ветер ее побери, вылезла эта мысль?»
Магия поднималась медленным, все нарастающим приливом. Рвались один за другим ограничения и печати, наложенные магистром на свой разум. Откуда-то потянуло ветром, разметавшим свободно падающие на плечи Тэйона волосы, подхватившим прядь, выбившуюся из сложной прически Таш.
Он помнил…
Открытую ветрам башню старого замка, на которой он проводил дни и ночи, слитый в единое целое с гуляющими в горах зимними ветрами. Четкое построение заклинания, то несравненное удовольствие, которое испытывал, когда один за другим элементы его замысла выстраивались в стройную, завершенную схему прекрасных, одновременно хаотичных и строго организованных чар. Дни и ночи одиночества, ветра и магии.
Легкие шаги, темновейное дуновение, поднимавшееся снизу по винтовой лестнице. Маг резко разворачивается: разве он не приказал не беспокоить? Во имя Первого Сокола, башня окружена многослойной вуалью убийственных арканов, любой, кто попытается войти…
Легкие шаги. Спокойные, неторопливые, но и не замедляющиеся в опасении. Она шла навстречу, и с каждым ее шагом смертоносные вуали поднимались, уходили в сторону, опадали, позволяя ей сделать еще один шаг, еще одно движение. Ветер, тьма и магия отступали, повинуясь воле женщины, которая не имела над ними власти и которая тем не менее была единственной в замке, кто мог совершенно их не бояться.
Тонким веером сложившее крылья заклинание, мягкое прикосновение энергетических потоков к коже. Магия отхлынула, позволяя ей пройти к хмурящемуся, бледному от холода молодому человеку, застывшему перед бойницами.
– Я просил не беспокоить, – в голосе напряженность зимней вьюги. Ему не просто было сдерживать ветер и одновременно вести светскую беседу.
– Я знаю, – спокойный, бездонный взгляд. Она протянула ему кружку с чем-то горячим, дымящимся на морозном воздухе. Маг, сознание которого казалось пустым и прозрачным от истощения и голода, несколько секунд непонимающе смотрел на свой первый за трое суток завтрак. А затем протянул руку, принимая его. И магия, ледяным пламенем горевшая в его теле, угасла, чтобы не обжечь ее случайным прикосновением…
Та самая магия, которая теперь вьюжно-золотым приливом поднималась в его глазах. Та магия, которая всегда была способна уничтожить кого угодно и что угодно. Но не ее. Только не ее.
Бывший лэрд соколов безмятежно улыбнулся. Поправил ее блестящий черный локон.
– Совершенно бесподобны. Но Вы вдруг побледнели. День был столь утомительным?
– Най. – Госпожа адмирал грациозно приподняла одно плечо в попытке пожать им. Из чего Тэйон заключил, что второе, скорее всего, ранено и не зажило еще до конца. Не думая, что делает, маг протянул руку, положил на закованную в металл ключицу. Он никогда не был силен в целительной магии, а сейчас и вовсе ни в одном из видов волшебства, но по расширившимся темным глазам понял, что исцелил рану. Понятия не имея как, а главное, зачем это сделал.
Воздух рвался из-под контроля, все дальше и дальше выскальзывая из тисков искалеченного сознания, ища выход, любой выход. С верхней полки слетела и медленно поплыла по кругу тяжелая книга, затем вторая, третья… все быстрее закручивающийся хоровод шелестящих страниц.
– Вы стихия, моя лэри. Дикая сила природы, управлять которой не подвластно никому, о чем мне стоило бы помнить. Вы – сама стихия.
«Как, впрочем, и я».
Магия была уродливой личинкой стрекозы, поднимавшейся с озерного дна и разбивавшей водную поверхность. Она проходила через удивительное превращение, расправляя прозрачные крылья внутри его души. И вдруг понимала, что у нее есть когти и клыки и что они ядовиты.
«Надо остановиться. Да, ты думал, что ваши отношения уже давно вышли за рамки понятия „любовь“, что она поддержит тебя и в смерти, и за ее пределами. Если нужно – в буквальном смысле слова. Ты был не прав, и потеря иллюзий тебя почти уничтожила. Но разве ее вины в этом больше, чем твоей?»
Магия поднималась безумным ураганом, горной лавиной, едва сдерживаемой хрупкой платиной халиссийской дрессуры. Застыла в шатком равновесии, не в силах преодолеть усвоенные в детстве запреты. Застыла и Таш, понимая, что бежать или драться поздно. Вырвавшиеся на свободу ветры просто взорвут дворец изнутри. Древняя защита, быть может, и удержит разрушения в одной комнате, но находящимся в ней это будет уже безразлично.
«Будь честен с собой, магистр. Если бы роли поменялись, если бы выбор стоял между ней и твоими учениками?..»
Слово «если» разрушало города и губило души. Если бы она просто его убила! Но «если» не было. Был камень Ледяной. Голодный. Жаждущий.
Надо отдать должное тем, кого он любил. Они смогли нанести раны, до которых не додумался бы ни один самый изощренный враг.
Равновесие.
Таш подалась вперед, в бездне ее очей звездной вьюгой стояли слезы.
– Тэй!
…сорвалось.
Ураган смел клановые табу. Но Тэйон вер Алория оказался быстрее своей магии. Рука мелькнула в воздухе так стремительно, что даже соколиные глаза не в состоянии были уследить за движением. Первая леди начала уклоняться, но медленно, так медленно по сравнению с жившими в его теле ураганами…
Ребром ладони по лицу. Коротко. Страшно.
Женщину отбросило на другой конец комнаты, на обломки разбитого Шаэтанной стола.
Тэйон замер в кресле, опустив голову и закрыв глаза, занесенная рука так и осталась поднятой в воздухе. Магия исчезла, растворенная в хищной вспышке. С глухим стуком падали на пол книги.
Глубокий вздох. Восстановить пошатнувшиеся барьеры. Укрепить их. Маг владеет своей силой. Не наоборот. Не наоборот.
Вечность спустя он выпрямился, бросил равнодушный взгляд в сторону лежащей неподвижным комом женщины. Воздушные течения льнули к продолжавшему излучать тепло телу, тонкие струйки ритмично влетали во все еще работающие легкие. Первая леди была жива. Невероятно. Любого человека (да и вера, если на то пошло) подобный удар убил бы, а эта умудрилась так повернуть голову, что избежала даже перелома скулы. Регенерационные способности, принесшие расе шарсу репутацию всерьез бессмертных существ, уже вступили в действие, через несколько минут она придет в себя, отделавшись всего лишь сотрясением мозга да почти мгновенно сойдущим синяком.
По уму, нужно было ее добить. После всего произошедшего поступить иначе, вполне возможно, означало подписать себе смертный приговор. Ни одна дочь клана не позволит мужу заниматься рукоприкладством – это вопрос принципа. Хотя Таш не обязана теперь отправлять его на тот свет, помимо законов, в горах существуют еще и освященные веками традиции.
По уму… Тэйон тряхнул головой. Когда это в его отношениях с Таш присутствовал хоть намек на ум? Теперь, разрушив все, можно признаться хотя бы самому себе: он любит эту женщину. Хотя и не должен быть на это способен.
Навалилась усталость, и под ее чугунным гнетом проснулось наконец чувство абсурдности происходящего. «Семейный разговор по-халиссийски. Имеет место быть не чаще раза в столетие. При закрытых дверях, высланных из замка слугах и задернутых шторах. Но главное – все стороны обращаются друг к другу исключительно на „вы“.
Хотелось чувствовать… хоть что-нибудь.
Маг тщательно поправил манжету рубашки. Смахнул несуществующую пылинку. И, развернув кресло, беззвучно покинул разгромленную комнату.
ГЛАВА 15
If all men count with you, but none too much..
–
И если…
…уважая всех, не склонишь головы ты
Ни перед кем…
Маг не слишком хорошо представлял себе, куда направляется и что собирается делать. Из водоворота меланхоличных мыслей о бессмысленности своей жизни и вреде, наносимом культурными стереотипами, его выдернул всклокоченный, злой и явно не совсем трезвый Рек ди Крий. Недоучившийся целитель стоял, уперев руки в створки дверей и загораживая проход в расписанную футунскими узорами галерею.
Тэйон смерил так называемого ученика холодным взглядом, чувствуя, как все глубже проваливается в ставшее легендарным среди кланов настроение «сами напросились».
Ведь действительно напросились!
Прежде чем ди Крий успел открыть рот, Тэйон подарил блудному сыну высших (или почитавших себя высшими) сил свою самую радушную улыбку, заставив того резко протрезветь.
– Айха (Нечто среднее между «Эврика!» и «попался!»), ученик. Вот вы-то мне и нужны!
Вздохнул, как перед прыжком в воду, и…
Пророчество, все это время казавшееся далеким, заснувшим, взвилось в его теле опаляющим пламенем. Слова хлынули, точно слезы. Где-то далеко звучал его голос, где-то замер ошеломленный дворец, в котором впервые за долгие столетия звенела божественная сила.
Тэйон провалился в видения, как в ледяной колодец. Образы мелькали перед глазами, слишком быстрые, чтобы он успел понять их смысл. Снежный вихрь в черно-черном тумане волос. Танцующая…
Разум Река ди Крия рассыпался перед ним фонтаном переливающихся в лучах света прозрачных брызг. Менялись, перетекая одна в другую, сложные, связанные в единое целое фигуры ощущений, мыслей, воспоминаний. Многомерным калейдоскопом изменялся витраж сознания, пытавшегося найти положение, способное удержать бушующие в слишком тесных для них рамках силы. И не находя его. Грань сумасшествия, расчерченная неизбывной ненавистью к самому себе.
Послание Фины ди Минерве ворвалось в этот мир пряным ветром, выбивая разноцветные витражные стекла и из сияющих, острых осколков создавая нечто новое, качественно иное. И танцевала между граней слов и видений одинокая женская фигура. Вскидывала тонкие руки, падала, сломленная, и вновь поднималась. Отражением. Зеркалом. Завершением.
– …СЛИШКОМ ДАВАТЬ ВОЛЮ ВООБРАЖЕНИЮ, – голос был его собственный и в то же время чужой. Звуки чеканили воздух, застывая в тугие цепи выкованных из металла рун. Звонкие звуки, полные глубины и серебряных обертонов, напоминавшие о тревожном боевом набате, о глухом рокоте океанского прибоя, о тихом фырчании сытого кота. Тэйон замер, привычно позволяя чуждой силе спокойно нести себя по течению, наблюдая, как сотканные из слов золотые и платиновые ожерелья оплетают светоносную фигуру.
Рек ди Крий сиял. Мягкий внутренний свет, исходивший от его кожи, окутывал всю фигуру, обворачиваясь вокруг него мягким, изменчивым коконом. Как будто сама реальность была не уверена, какой она должна быть, и потому разбивалась дрожью неуловимых красок, готовая принять любую предложенную ей форму. Сам целитель казался человеком, получившим оглушительный удар по голове. Серые глаза слепо распахнулись, пальцы чуть подрагивали, пытаясь нащупать в воздухе что-то неуловимое.
– Ну конечно, – Тэйон не знал языка, на котором шептал сын Дома Вуэйн, но в оглушенном состоянии посланника богини мудрости он понимал каждое слово: – Зеркало. Симметрия. Идеальное решение!
На лице князя появилось выражение опустошенной решимости. Сияющий калейдоскоп его сознания завертелся быстрее, сливаясь с вспыхнувшими рунами, выстраиваясь в каком-то новом порядке. И этого человека обвиняли в неспособности себя контролировать? Тэйон не мог припомнить ни одного лаэссэйского мага, который способен был бы так работать с собственным разумом.
С чувством, которое должно было походить на шок, но скорее напоминало отстраненное любопытство, магистр понял, что целитель включил переданное богиней послание в осознание самого себя как личности. В нем осталась незавершенность, «половинчатость», но теперь она стала обманчивой. Достаточно представить, что напротив находится зеркало, отражающее переплетение бушующих за стальными глазами сил и способностей, как рисунок приобретал симметричность. Нерушимую, окончательную устойчивость и гибкость открытой новому опыту системы.
– Айха! – шепнул целитель на халиссийском, и что-то изменилось в его осанке, развороте плеч, лице. Как будто исчезло напряжение, надлом, о существовании которого Тэйон не догадывался в течение нескольких лет их знакомства, но который стал мучительно очевиден сейчас, когда опасность уже миновала.
Шаниль, чьего присутствия до сих пор не замечал ни один из мужчин, окинула своего подопечного долгим взглядом, затем церемонно поклонилась магистру Алория и исчезла под аркой. Тэйон рассеянно подумал, что ди Крий ее, скорее всего, больше не увидит. Что бы ясновидящая ни обещала своей погибшей госпоже, это было выполнено, и фейш обрела свободу служить новой хозяйке. К вящему неудовольствию последней.
Пророчество растворялось в воздухе. Божественная ди Минерве покинула своего случайного посланника, оставляя на его месте чувствовавшего себя опустошенным и потерянным сокола. Встречный ветер, если ощущать себя частью чего-то бесконечно более великого, всегда так… так… Теперь он понимал фанатизм и непоколебимую верность кейлонгцев.
Принадлежность.
И ведь совоокая Фина не потребует взамен даже склонить перед ней головы, она не зря звалась богиней мудрости и таинств.
Возможно, родовая спесь, заставлявшая всегда стремиться к недостижимому полету Великого Сокола, и была на самом деле каторжными колодками, не дававшими оторваться от земли. Возможно, гордость лаэссэйского мага, который всегда и всего должен был добиваться сам, не опираясь на чужую силу и ни у кого не спрашивая, где правда, а где ложь, и являлась источником слабости. Но Тэйон знал себя. Гордость, спесь или недостатки воспитания, но это были его недостатки. А предавать самого себя…
Даже если стоило бы. Ох уж это «если»!
Тэйон судорожно втянул воздух, выныривая из мира видений, как выныривают из проруби, жадно хватаясь за обжигающе острый лед реальности. Перед глазами растворялись золото и серебро божественных слов. Там, где переливалась гранями возможностей душа светлого князя, осталось лишь тело пытающегося взять себя в руки ди Крия. По мере того как целитель стягивал вокруг себя щиты и защиты, перламутровое сияние стремительно умирало, пока наконец на месте раненого не то полубога, не то полудемона не остался взъерошенный маг-недоучка.
Тэйон Алория, пришедший в себя чуть быстрее, иронично приподнял бровь.
– У вас завелись очень интересные знакомства, магистр, – полупридушенно прокомментировал ди Крий.
Бровь приподнялась повыше.
– Даже по моим меркам, – фыркнул целитель.
– В этом городе в последнее время вообще много чего «заводится». – Тэйон нашел что-то крайне интересное в своей левой манжете, заставив наблюдавшего за ним ди Крия зябко передернуть плечами. – Похоже на тараканов: приползут откуда-то, и ищи потом на них отраву. И ведь находят! Но я хотел бы поговорить с вами о другом.
– Да? – проявил некоторый интерес почетный «таракан». По-прежнему стоящий в дверях и загораживающий проход.
– Я расторгаю заключенную нами сделку.
Назвать непроницаемое выражение лица широкоплечего мечника «растерянным» язык не поворачивался, да оно им и не было. Какое-то время целитель держал паузу, затем как-то весь подобрался, точно арбалет, взведенный перед роковым выстрелом, все так же держа руки на створках дверей и иронично глядя на магистра из-под темной челки:
– Прошу прощения?..
– Я расторгаю соглашение и возвращаю вам ваше обещание защиты, лорд ди Крий. С этого момента мои битвы – это мои битвы.
– Если вам учить меня настолько в тягость…
– Мы оба знаем, что с этого момента у вас будет гораздо меньше проблем с наставниками да и с самостоятельными занятиями, – спокойно перебил Тэйон. – Можете считать это подарком учителя, если вам угодно.
Не мог же он сказать: «Потому что я не хочу, чтобы вы убили ту, что будет на меня покушаться». Их отношения с Таш – это их отношения, и ставить точки над «i» они будут без посторонних. При тех самых закрытых дверях и выгнанных из замка слугах.
– Как вам будет угодно, – с подозрительно хищной готовностью согласился ди Крий.
И вдруг стремительно оттолкнулся от дверей, подаваясь вперед и практически мгновенно оказываясь рядом. Посланный в лицо кинжал он выхватил прямо из воздуха, и в то же мгновение пространство вокруг стянулось в тонкие воронки, оборачиваясь вокруг кресла и лишая мастера ветров возможности контролировать ситуацию.
Глаза сокола расширились – движения целителя он не заметил, что было для него, мягко говоря, внове. Но вдобавок ко всему проклятый студиозус манипулировал теми самыми силами – как там их назвала ди Минерве? Антигравитация? – с помощью которых сам Тэйон заставлял летать кресло, причем явно владел ими куда лучше мастера ветров.
Магистр Алория расслабленно откинулся на спинку кресла, хотя показное спокойствие далось ему нелегко. О магической дуэли не могло быть и речи, тем более не с новым ди Крием и не после шеренизовой камеры. А без магии… Одного кинжала магистр уже лишился.