Страница:
— Надеюсь, ты доволен, что выставил себя таким дураком сегодня вечером?
Джейми резко повернулся. Он раскраснелся от ярости и обилия спиртного.
— Что тебе известно о Мейне? — без обиняков спросил он.
— Ничего особенного, — не задумываясь ответила Кларетта.
Итак, Джейми ревнует. Значит, Мейн показал свою склонность к Клариссе. Кларетта спрятала улыбку. Дела идут отменно. Надо, чтобы у Джейми открылись глаза. Чем скорее он посмотрит правде в лицо, тем быстрее начнет заживать рана на его сердце. А у нее как раз окажутся нитка и иголка, чтобы зашить ее!
Кларетта села рядом с ним на диванчик, набитый конским волосом. Джейми походил на падшего ангела Люцифера — с золотистыми локонами, в которых плясали отблески огня. Как же она любит его! Любит даже такого: пахнущего винным перегаром и жалеющего самого себя. Ей захотелось положить голову на его сильное плечо. Ах, если бы он дал ей хоть малейший знак, она бы показала ему, как сильна ее любовь!
Она провела рукой по его рукаву, будто стряхивая пылинку.
— Лорд Мейн подстроил все так, чтобы почаще бывать в обществе Клариссы, не привлекая к себе внимания.
— Старый развратник, — процедил Джейми.
— А мне он нравится, — ехидно заявила Кларетта, разозленная тем, что Джейми переживает из-за Клариссы, а ее чувствами пренебрегает. — Он напоминает мне валун на болоте.
Джейми фыркнул.
— Такой же тяжелый, скучный и древний?
— Ничего подобного. Просто его присутствие внушает непоколебимую уверенность.
— Они целовались! — разъяренным шепотом произнес Джейми.
— Что ты сказал? — изумилась Кларетта.
— Они целовались! — На последнем слове Джейми повысил голос, и развалившиеся перед готическим камином гончие вскинули головы. — Устроили себе убежище под медвежьей шкурой, как какие-то дикари! Твой отец заявил, что желает вечером поговорить с Мейном. Граф ответил, что беседа доставит ему удовольствие. — Он наклонился к Кларетте, и та тихо вскрикнула, когда его плечо коснулось корсажа. — Понимаешь, что это значит? Он думает, что заполучил Клариссу! — Его рот перекосила гримаса боли. — Я не могу смотреть на это и ничего не предпринимать! Я сойду с ума!
Кларетта погладила его по щеке.
— Дорогой мой. Возможно, это к лучшему…
— О Господи! — отшатнулся от нее Джейми. — Оставь меня в покое, слышишь?
Кларетта вскочила на ноги.
— Но я хочу помочь тебе!
— Помочь? — Он злобно уставился на нее. Ярость вообще-то была противна его натуре, в таком состоянии его видели только враги на поле битвы. — Ты — причина всех моих несчастий! Ах, зачем я только познакомился с тобой! Уходи! Оставь меня!
Кларетта точно окаменела. Джейми встал и стремительно зашагал прочь.
До настоящего момента Кларетте и в голову не приходило, что, потеряв Клариссу, он во всем может обвинить ее и к тому же возненавидеть за это.
Ее тело сотрясла дрожь, потом еще раз и еще. Она никогда не плакала. А то, что по щекам течет теплая влага, заверила она себя, так это результат усталости.
— Это абсолютно невозможно!
Мучимая бессонницей, Кларетта лежала на узкой жесткой кровати в гардеробной, которая примыкала к их с Клариссой спальне. Сестра простудилась во время прогулки и теперь непрерывно кашляла и чихала. По совету леди Грифоне, утверждавшей, что она на собственном опыте познала заразный характер гриппа, Кларетту в целях безопасности переселили на место горничной. Горничной же предстояло наблюдать за состоянием больной хозяйки из придвинутого к кровати кресла. Кларетта не могла сказать наверняка, кто из них двоих приносит большую жертву.
Она перевернулась на спину и устремила взгляд в потолок. Слова Джейми все еще звучали у нее в ушах: «Ты — причина всех моих несчастий! Ах, зачем я только познакомился с тобой! Уходи! Оставь меня!»
— Невозможно, чтобы он говорил это всерьез! — прошептала она. Или возможно?
Конечно, он переживает. Ей следовало ожидать такой реакции. Ведь он считает, что любит Клариссу. Эта любовь ошибочна, однако он об этом не догадывается. Несравненная красота Клариссы ослепила его. А разве могло быть иначе? Даже лорд Мейн после нескольких дней знакомства пал жертвой той же лихорадки. Если после того как Клариссу нашли в объятиях графа, дело ограничилось лишь требованием отца о беседе, следовательно, два главных участника событий действовали по обоюдному согласию.
Кларетта перевернулась на живот и положила голову на руки. Значит, Кларисса неравнодушна к лорду Мейну, как она и надеялась. И, следовательно, она потеряна для Джейми.
Бедный пытается найти забвение в выпивке, полагая, будто между ним и возлюбленной стоит Кларетта, хотя на самом деле все исходит от Клариссы. Просто ее любовь — или по крайней мере внимание — направлена на другого.
— Если бы Кларисса была здорова! — Кларетта зажала руками рот, испугавшись, что ее услышат.
Если бы Кларисса была здорова, то объяснила бы Джейми свое отношение к лорду Мейну и сняла бы с сестры обвинения.
Кларетта села и одернула пеньюар, который обмотался вокруг нее, как саван, пока она вертелась и крутилась в постели. В голову снова пришла идея.
Ужасно, что кто-то ее ненавидит. Враждебность Джейми невыносима. Она не сможет заснуть, пока не убедится, что он хоть немного смягчился. Возможно, если объяснить ему, что именно Кларисса поощряла лорда Мейна, он обвинит во всем сестру.
Кларетта откинула одеяло и нащупала ногами тапочки. Часы пробили два раза. Смех и голоса мужчин в бильярдной затихли час назад. Сейчас все, наверное, уже спят. Можно ли найти лучшее время для откровенной беседы с кузеном?
Ей впервые предстояло пойти в комнату мужчины. В спальню отца ее перестали пускать с тех пор, как умерла мать. Она представляла, хотя и смутно, где поселили Джейми, — однажды услышала, как один из джентльменов спросил, выходит ли его комната на знаменитые Муллдонохские горы. Джейми ответил, что, увы, его спальня расположена в восточном крыле на противоположной стороне дома. Его поселили одного или с кем-нибудь? Скоро она это выяснит.
Глава 20
Джейми резко повернулся. Он раскраснелся от ярости и обилия спиртного.
— Что тебе известно о Мейне? — без обиняков спросил он.
— Ничего особенного, — не задумываясь ответила Кларетта.
Итак, Джейми ревнует. Значит, Мейн показал свою склонность к Клариссе. Кларетта спрятала улыбку. Дела идут отменно. Надо, чтобы у Джейми открылись глаза. Чем скорее он посмотрит правде в лицо, тем быстрее начнет заживать рана на его сердце. А у нее как раз окажутся нитка и иголка, чтобы зашить ее!
Кларетта села рядом с ним на диванчик, набитый конским волосом. Джейми походил на падшего ангела Люцифера — с золотистыми локонами, в которых плясали отблески огня. Как же она любит его! Любит даже такого: пахнущего винным перегаром и жалеющего самого себя. Ей захотелось положить голову на его сильное плечо. Ах, если бы он дал ей хоть малейший знак, она бы показала ему, как сильна ее любовь!
Она провела рукой по его рукаву, будто стряхивая пылинку.
— Лорд Мейн подстроил все так, чтобы почаще бывать в обществе Клариссы, не привлекая к себе внимания.
— Старый развратник, — процедил Джейми.
— А мне он нравится, — ехидно заявила Кларетта, разозленная тем, что Джейми переживает из-за Клариссы, а ее чувствами пренебрегает. — Он напоминает мне валун на болоте.
Джейми фыркнул.
— Такой же тяжелый, скучный и древний?
— Ничего подобного. Просто его присутствие внушает непоколебимую уверенность.
— Они целовались! — разъяренным шепотом произнес Джейми.
— Что ты сказал? — изумилась Кларетта.
— Они целовались! — На последнем слове Джейми повысил голос, и развалившиеся перед готическим камином гончие вскинули головы. — Устроили себе убежище под медвежьей шкурой, как какие-то дикари! Твой отец заявил, что желает вечером поговорить с Мейном. Граф ответил, что беседа доставит ему удовольствие. — Он наклонился к Кларетте, и та тихо вскрикнула, когда его плечо коснулось корсажа. — Понимаешь, что это значит? Он думает, что заполучил Клариссу! — Его рот перекосила гримаса боли. — Я не могу смотреть на это и ничего не предпринимать! Я сойду с ума!
Кларетта погладила его по щеке.
— Дорогой мой. Возможно, это к лучшему…
— О Господи! — отшатнулся от нее Джейми. — Оставь меня в покое, слышишь?
Кларетта вскочила на ноги.
— Но я хочу помочь тебе!
— Помочь? — Он злобно уставился на нее. Ярость вообще-то была противна его натуре, в таком состоянии его видели только враги на поле битвы. — Ты — причина всех моих несчастий! Ах, зачем я только познакомился с тобой! Уходи! Оставь меня!
Кларетта точно окаменела. Джейми встал и стремительно зашагал прочь.
До настоящего момента Кларетте и в голову не приходило, что, потеряв Клариссу, он во всем может обвинить ее и к тому же возненавидеть за это.
Ее тело сотрясла дрожь, потом еще раз и еще. Она никогда не плакала. А то, что по щекам течет теплая влага, заверила она себя, так это результат усталости.
— Это абсолютно невозможно!
Мучимая бессонницей, Кларетта лежала на узкой жесткой кровати в гардеробной, которая примыкала к их с Клариссой спальне. Сестра простудилась во время прогулки и теперь непрерывно кашляла и чихала. По совету леди Грифоне, утверждавшей, что она на собственном опыте познала заразный характер гриппа, Кларетту в целях безопасности переселили на место горничной. Горничной же предстояло наблюдать за состоянием больной хозяйки из придвинутого к кровати кресла. Кларетта не могла сказать наверняка, кто из них двоих приносит большую жертву.
Она перевернулась на спину и устремила взгляд в потолок. Слова Джейми все еще звучали у нее в ушах: «Ты — причина всех моих несчастий! Ах, зачем я только познакомился с тобой! Уходи! Оставь меня!»
— Невозможно, чтобы он говорил это всерьез! — прошептала она. Или возможно?
Конечно, он переживает. Ей следовало ожидать такой реакции. Ведь он считает, что любит Клариссу. Эта любовь ошибочна, однако он об этом не догадывается. Несравненная красота Клариссы ослепила его. А разве могло быть иначе? Даже лорд Мейн после нескольких дней знакомства пал жертвой той же лихорадки. Если после того как Клариссу нашли в объятиях графа, дело ограничилось лишь требованием отца о беседе, следовательно, два главных участника событий действовали по обоюдному согласию.
Кларетта перевернулась на живот и положила голову на руки. Значит, Кларисса неравнодушна к лорду Мейну, как она и надеялась. И, следовательно, она потеряна для Джейми.
Бедный пытается найти забвение в выпивке, полагая, будто между ним и возлюбленной стоит Кларетта, хотя на самом деле все исходит от Клариссы. Просто ее любовь — или по крайней мере внимание — направлена на другого.
— Если бы Кларисса была здорова! — Кларетта зажала руками рот, испугавшись, что ее услышат.
Если бы Кларисса была здорова, то объяснила бы Джейми свое отношение к лорду Мейну и сняла бы с сестры обвинения.
Кларетта села и одернула пеньюар, который обмотался вокруг нее, как саван, пока она вертелась и крутилась в постели. В голову снова пришла идея.
Ужасно, что кто-то ее ненавидит. Враждебность Джейми невыносима. Она не сможет заснуть, пока не убедится, что он хоть немного смягчился. Возможно, если объяснить ему, что именно Кларисса поощряла лорда Мейна, он обвинит во всем сестру.
Кларетта откинула одеяло и нащупала ногами тапочки. Часы пробили два раза. Смех и голоса мужчин в бильярдной затихли час назад. Сейчас все, наверное, уже спят. Можно ли найти лучшее время для откровенной беседы с кузеном?
Ей впервые предстояло пойти в комнату мужчины. В спальню отца ее перестали пускать с тех пор, как умерла мать. Она представляла, хотя и смутно, где поселили Джейми, — однажды услышала, как один из джентльменов спросил, выходит ли его комната на знаменитые Муллдонохские горы. Джейми ответил, что, увы, его спальня расположена в восточном крыле на противоположной стороне дома. Его поселили одного или с кем-нибудь? Скоро она это выяснит.
Глава 20
— Джейми! Джейми!
Джейми отмахнулся. Сейчас уже слишком поздно, и он слишком пьян, чтобы беседовать с кем-либо.
— Джейми? Это ты?
Голос принадлежит женщине. Наверное, ему снится сон. Какая жестокая несправедливость, что женщины — источник всех его бед — преследуют его даже во сне.
Закрытые веки, освещенные затухающим огнем камина, казались красными. Он мрачно усмехнулся. Он всегда предпочитал тепло кресла у камина холоду простыней.
Кто-то тронул его за плечо. Он сбросил руку.
— Не ме-ме-мешайте мне!
На его щеку легла чья-то ладонь.
— Мне так жаль, Джейми.
— Нет! — Он в ужасе вскочил, споткнулся и упал. Его голова с глухим стуком ударилась об пол.
— О, Джейми, тебе больно?
— Не знаю, — произнес он.
Сделав над собой усилие, Джейми поднялся на четвереньки и по-собачьи затряс головой, пытаясь прогнать пьяный туман. Но туман не исчез. Его мозги превратились в вязкую жидкость.
— Бедняжка Джейми.
Чьи-то руки обхватили его со спины, и он сел, но при этом ударился о что-то твердое. С трудом разлепив веки, он увидел неясные очертания ножки кресла. Наверное, в этом кресле он и заснул.
— И-идите в кровать, — пробормотал он.
— Я помогу тебе.
Джейми не удосужился выяснить, кто же эта молодая женщина, с чьей помощью он поднялся на ноги. Может, одна из горничных Мейна? Как же он ненавидит его!
— Чтоб ему сгореть в аду!
Его проклятие прозвучало нечетко, но это не имело значения. Четкость речи не влияет на эмоции.
Джейми с гордостью обнаружил, что стоит вертикально. Он не понимал, как оказался в этом положении, пока его рука не нащупала мягкую округлость величиной с ладонь. Естественно, он сжал ее.
— Джейми!
Его руку оттолкнули, и он криво ухмыльнулся.
— Грудь!
Это было первое слово, произнесенное членораздельно. Похоть всегда действовала на него стимулирующе. Вот и сейчас он протрезвел, вернее, смог сфокусировать взгляд на том, что ему досталось.
Он посмотрел на девушку, которая вела его через комнату, обхватив за талию. Ее макушка доставала ему до плеча. Длинные темные волосы скрывали ее лицо. Впрочем, сейчас внешность не имела значения. Обняв ее за плечи и прижав к себе, Джейми всем телом ощутил прикосновение ее округлых форм. Мягкая, нежная, соблазнительная.
Горничная Мейна, решил он. Очень благородно со стороны графа — послать ему утешение.
Внезапно его настроение изменилось, и он отверг щедрый дар. На его лице падшего ангела появилось гордое выражение. Он не нуждается в утешении, да притом от человека, перехитрившего его! Его сердце вырвали из груди и швырнули под ноги красоте!
Он был ошеломлен тем, как изящно построил фразу. Поэзия! Не меньше! Перо гордился бы им! Только вот где его найти? Более двух месяцев назад он исчез из Англии, даже не попрощавшись! А еще друг называется! И все же надо записать для него эту фразу… так что он там сказал… или подумал… или…
Джейми повернул голову туда, где, по его предположениям, находилась кровать, и зашатался. Его провожатая едва удержалась на ногах.
— Осторожнее, Джейми!
Голос! Он знает этот властный голос.
— Матап? — сделал он осторожную попытку. Ответом ему послужил сдавленный смешок. Они добрались до кровати, и Джейми рухнул на матрац как подкошенный. Он уже проваливался в небытие, когда почувствовал, что с него снимают сапоги. Естественно. Горничные обучены подобным вещам, промелькнуло в его пьяном мозгу.
Спустя минуту он ощутил на своем лице какую-то тряпку и начал в панике хватать ртом воздух. Только потом сообразил, что с него через голову стягивают рубашку. Он послушно поднял руку, и очередной проблеск сознания принес новую мысль. Почему он не видит это восхитительное создание, так умело заботящееся о нем?
Медленно, как солнце, восходящее из-за горизонта, к нему пришел ответ. Причина, очевидно, в том, что у него закрыты глаза. Он задумался над тем, а не стоит ли открыть их. Потом стал представлять, какие у него возникнут эмоции, если он ошибся насчет миловидности пухленькой горничной. Может, у нее лошадиное лицо, а на подбородке растут волосы. Нет! Он не откроет глаза и не испортит прелесть момента — ведь уже многие месяцы женское общество не приносит ему удовольствия.
Джейми вздохнул, ему стало жалко самого себя. Уголки его мужественного рта поползли вниз. Он наговорил Кларетте всяких гадостей. Надо помириться с Котенком! На самом-то деле он не верит, что она — причина всех его несчастий. Но надо же кого-то обвинить, а она…
— Эй! — Он крайне удивился, когда чьи-то руки коснулись его голого живота. Ему стало щекотно.
— Мне нужно расстегнуть твои бриджи.
Его сознание не поспевало за телом, проявлявшим удивительные признаки жизни, несмотря на опьянение. Им двигала естественная реакция молодого, здорового мужчины на присутствие женщины.
Он сжал пальцами неумелые руки, которые никак не могли справиться с непослушной застежкой.
— Не там. Здесь. — Он раскрыл ее ладони и положил их на бугор, распиравший бриджи. До его ушей донесся тихий вскрик. — Надо вот так, — прямолинейно заявил он и начал показывать, как его ласкать.
— О, Джейми!
Какой знакомый голос! Нет, наверное, он ошибся. Он не просит ни о чем, только бы ему позволили расслабиться на короткое время. Не нужно ни лиц, ни имен, ни обещаний, только удовольствие…
Джейми провел руками по телу женщины, пока не коснулся ее щеки. А кожа-то молодая! Одну руку он запустил ей в волосы, а другой обхватил за талию и повалил на кровать.
Она ничего не сказала, когда он слепо тыкался губами в ее лицо, ища губы. Когда же он нашел их, она лишь слабо вскрикнула. От нее пахло солнцем — сочно, вкусно, — и он улыбнулся. Затем он зарылся лицом в ее волосы и вдохнул свежий аромат душистого мыла и вереска. Желание огненным потоком разлилось по его телу, и он принялся неистово целовать ее. С каждой секундой его гнев и обида таяли, уступая место всепоглощающей страсти. Он знал, что однажды уже испытал ее. Но где и когда?
Он чувствовал под собой ее тело, чувствовал, как его пульсирующая плоть упирается в ее бедра, и наслаждался своими ощущениями. Увы, он оказался слишком пьяным, чтобы сохранить силу своих порывов.
Он с сожалением ткнулся носом в грудь женщины и тут же провалился в сон. Желание спать оказалось сильнее, чем страсть.
Ошеломленная, Кларетта лежала не шевелясь под полуобнаженным Джейми. Дорогой, милый Джейми поцеловал ее! Нет, то был не ее возлюбленный. Этот храпящий мужчина с острыми локтями и коленками незнаком ей.
Она никак не могла объяснить собственное поведение. Она позволила ему значительно больше, чем просто поцелуи. Позволила ему прижать ее руки к нижней части его тела! Закрыв горящее лицо ладонями, она ощутила, как запретный трепет желания вытесняется угрызениями совести. Она обнаружила в себе нечто дикое. Значит, она шлюха?
Обучение основам благопристойности, длившееся семнадцать лет, не включало правила поведения в подобных ситуациях. В остальных случаях, даже когда дело касалось мелочей, ей не составляло труда определить, правильно ли она себя вела.
Тетка часто обвиняла ее в недостатке женственности. Только этим, возмущалась та, можно объяснить решительность, с которой племянница отбрасывает правила достойного поведения.
Кларетта прикусила губу. Открывшиеся старые раны пробудили в ней дух противоречия. Тетка, как обычно, не стала добавлять, что недостаток женственности напрямую связан с недостатком красоты. Однако она пользовалась любым предлогом, чтобы, вздохнув, пробормотать: «Если бы у малышки Клари было чуть больше стиля», или «чуть больше мягкости», или — что было самым болезненным — «чуть больше миловидности».
Не надо было далеко ходить за сравнением. Кларисса обладала всем, чего не хватало Кларетте. Раны оказались глубокими, причем настолько, что ей ни разу не пришло в голову усомниться в правоте тетки.
Кларетта посмотрела на Джейми, спавшего на ее руке. Как он оценит ее появление здесь — как неженственный и непростительный поступок?
Джейми зашевелился и уткнулся губами ей в грудь. Кларетту обдало жаром.
— Нет, нет, прошу тебя, — в панике зашептала она и оттолкнула его.
Он послушно отполз в сторону.
Кларетта приподнялась на локте и осторожно прикоснулась губами к его лбу.
— Я люблю тебя, Джейми. Я всегда тебя любила я буду любить.
До Джейми ее нежный знакомый голос донесся словно издалека. Он опять прижался к ней. О, какая же она сладкая, его маленькая Кларетта! Нет. Не Кларетта.
Джейми попытался определить личность таинственной женщины, чей профиль четко вырисовывался на фоне огня. У нее такое знакомое лицо, такое… Неужели это действительно Кларетта? Нет, наверное, это сон. Хотя с чего ему будет сниться, что он лежит с Клареттой?
Нахмурившись, он протянул руку к призраку.
— Почему ты не Кларисса?
Сердце Кларетты замерло. Он принимает ее за сестру!
Девушку пробрала дрожь. Не получая от Джейми никакого ответа на свои чувства, она полюбила его всем сердце. Полюбила так сильно, что пришла сюда по собственной воле, отказавшись от гордости, добродетели и здравого смысла. А он продолжает мечтать только о Клариссе!
Смахнув с ресниц горькие слезы, она выскользнула из постели и покинула комнату.
Джейми стоял возле камина в передней, греясь после утренней охоты. Он отказался от обеда, так как в его желудке творилось нечто невообразимое. При мысли о жирной свинине, омлете, компоте из инжира, яблоках и о шотландской гадости, которую они называют овсянкой, а он — известковым раствором, ему становилось плохо.
Он натянул касторовую шляпу с загнутыми краями поглубже на глаза, чтобы уберечь их от яркого утреннего света. Если бы шляпа так плотно не сжимала голову, в его мозгу созрела бы мысль, что можно просто уйти с солнца. Однако в настоящий момент любое движение было ему не под силу. Его удивляло, как ему вообще удалось добраться до передней.
Он проснулся с головной болью и, проведя рукой по волосам, обнаружил подозрительную шишку на лбу. Если бы он не знал, что случилось, то вполне мог бы предположить, что упал либо с лошади, либо с кровати.
Лакей помог ему одеться, а он тем временем прижимал лед к шишке и потягивал шампанское, стремясь излечить голову. Охота на морозном воздухе мгновенно привела его в чувство, однако быстрая ходьба отняла все силы.
Он вынужден был признать, что вчера ночью немного выпил, или, правильнее сказать, нализался до чертиков. У него были для этого все основания.
На его губах появилась сомнительная улыбка. У него также были все основания для того, чтобы позволить себе нечто более пьянящее, чем вино. Он возжелал эту пленительную горничную. Хотя он не довел дело до конца, прошедшая ночь вернула ему душевное равновесие в том, что касалось женщин.
В последние месяцы его жизнь определялась причудливым переплетением чувств. Одурманенным — вот каким он был. Во время военной кампании, когда он знал, что может в любой момент умереть, все его надежды были связаны с потрясающим эталоном английской красоты — с Клариссой Роллерсон. Перед ним всегда был ее образ, когда он испытывал страх и отчаяние, когда принимал участие в кутежах. Она защищала его, когда смерть простирала над ним свои широкие крылья. Она была белым листом, на котором он писал свое будущее, когда оно вызывало у него сомнения.
И вот сейчас наконец-то он все увидел в истинном свете, события приобрели четкие очертания. Кларисса была совершенным видением. Но никто не испытывает вожделения к видению. Он ничего о ней не знает. Даже не может процитировать ни одно ее высказывание.
Другое дело Кларетта! Он может дословно повторить ее эамечания по многим вопросам. И, как ни странно, она будоражит его чувственность, хотя бы в мечтах. Впрочем, не важно. У него нет желания быть прикованным цепями к какой-нибудь женщине. Он хочет только свободы!
Решение всех проблем явилось в его постель прошлой ночью. Он не готов связывать себя узами брака, когда ему доступно такое искушение, как та горничная. Он нуждается в плотских утехах, и чем больше — тем лучше. А женитьба подождет до тех пор, когда он достигнет среднего возраста.
У него есть план на будущее. При первой же возможности он заставит Мейна показать ему ту, которая с таким рвением легла в его постель. Он увезет ее в Лондон и сделает своей возлюбленной!
Единственным препятствием к исполнению этого плана является помолвка с Клареттой. Надо каким-то способом paзорвать ее. Возможно, в открытую появляться со своей любовницей? Это вызовет у лорда Роллерсона негодование. Хотя вряд ли Роллерсону нужен еще какой-то повод, чтобы невзлюбить его.
— Молодой человек!
Вздрогнув, Джейми выпрямился. Он поднял глаза и обнаружил, что предмет его размышлений спускается по главной лестнице. Не встретив лорда Роллерсона на охоте, он решил, что тот испугался мороза и решил поспать.
— Доброе утро, лорд Роллерсон. — Джейми сорвал с головы шляпу и двинулся к лестнице, стараясь изобразить на лице радушие.
У Роллерсона же был такой вид, будто он на месте преступления застал наглеца, подложившего ему в постель дохлую лягушку. Остановившись за две ступеньки до конца лестницы, он устремил на Джейми презрительный взгляд.
— Я буду краток, сэр. — Его густые седые брови дрогнули, когда он огляделся по сторонам, дабы убедиться, что они одни. Удовлетворенно кивнув, он вновь посмотрел на своего собеседника. — Я долго говорил с девочкой, но она отказывается слушать любые доводы. — Он прочистил горло. — Моя дочь не желает вас.
Бессмысленно-радушное выражение исчезло с лица Джейми.
— Ваша… Кларетта?
Роллерсон кивнул, его губы сжались, как будто ему предложили выпить рыбьего жира.
— Девочка желает расторгнуть вашу помолвку.
— Кларетта отвергает меня? — Джейми возликовал. Но радостное возбуждение остановилось на полпути к вершине. Наверное, случилось нечто, о чем он не знает. — Она объяснила почему, милорд?
Для общительного и жизнерадостного человека, каким он являлся, Роллерсон продемонстрировал довольно искреннее негодование.
— Объяснила. Сожалею, но я не смог с ней не согласиться. Скажу прямо: она утверждает, что вы показали себя, в частности вчера вечером, джентльменом с неустойчивым характером и склонностью к меланхолии. Короче, вы легкомысленны.
— Легкомыслен? — Джейми почувствовал себя задетым. — Я?
Роллерсон опять кивнул:
— То, что я узнал о вас за последние четыре месяца, только подтверждает ее впечатление. Допускаю, вы верный товарищ, на вас можно положиться в бою, но вы не представляете, как вести себя в обществе дам. — Роллерсон выглядел расстроенным, он напоминал школьного учителя, который обнаружил, что его лучший ученик смошенничал на экзамене. — В Лондоне вы скандальным образом предпочитали Кларетте ломберный столик, танцевали с ней только положенное количество танцев, опаздывали к началу приема и могли уехать до его окончания. Вы обращались с ней так, будто она — ваша жена!
Подобная оценка его прегрешений не произвела на Джейми ни малейшего впечатления.
— Кларетта никогда не жаловалась.
— Верно. И вы должны знать, что до вчерашнего вечера девочка защищала вас при каждой возможности. Преданность — замечательное качество, — заявил Роллерсон, намекая, что на фоне добродетелей Кларетты молодой человек выглядит последним негодяем. — Пока она желала вас, я готов был закрывать глаза на ваши недостатки…
— Недостатки? — переспросил Джейми, в котором наконец-то вспыхнуло негодование. Роллерсон выпятил грудь.
— Вы полагаете, сэр, что у вас нет недостатков?
— Естественно, есть! — нетерпеливо проговорил Джейми. — У любого человека есть какие-то изъяны.
— А я, сэр, я утверждаю, что ваши изъяны отвратительны уязвимой натуре моей дочери.
— Уязвимой натуре? — опять повторил Джейми.
— Меня начинает утомлять то, что вы повторяете за мной как попугай, сэр.
Решив отстаивать свою честь, Джейми гордо выпрямился:
— Думаю, я заслуживаю того, чтобы узнать, каким образом мое поведение привело к столь резкому изменений ее чувств?
— Я не интересовался. — Роллерсон уставился на того, из-за кого сегодня ранним утром горько разрыдалась его младшая дочь. — Я и не желаю знать.
Возмущенный новой отповедью, Джейми поднялся еще на одну ступеньку.
— Тогда я сам спрошу ее.
— А вот этого вы не сделаете. — Роллерсон положил руки на перила, преградив ему путь. — Она не желает видеть вас. У нее была такая страшная истерика, что я с трудом понимал, что она говорила. Я все утро успокаивал ее, поэтому пропустил охоту.
— Кларетта плакала?
Эта мысль потрясла Джейми. Он не мог вспомнить, чтобы эта сильная духом девушка когда-либо плакала. Она стойко переносила все тяготы и испытания. Неужели его действия заставили ее проливать слезы? Естественно, нет. Возможно, он был невнимателен, но она же заверила, что ей это безразлично. Так что же он сделал или сказал? И тут он догадался.
Он накричал на Кларетту. Она хотела утешить его, а он накричал на нее и назвал источником всех своих несчастий.
Джейми стало стыдно. Неудивительно, что она расплакалась. Одурманенный виски и жалостью к себе, он обошелся с ней как последняя скотина. Она, наверное, была потрясена до глубины души, если расплакалась. Он должен извиниться и восстановить их дружбу.
А честно говоря, хочет ли он наводить мосты так скоро? И как это будет выглядеть в глазах Роллерсона? Кларетта только что по собственной воле освободила его от обязательств, причем именно тогда, когда он об этом мечтал. Нет помолвки. Впереди не маячит свадьба. Он свободен!
Душа Джейми наполнилась ликованием. Однако он понимал, что нужно немедленно загладить свою вину перед Клареттой и возобновить помолвку, иначе этот человек, который смотрит на него с праведным гневом, скорее продаст своих дочерей каким-нибудь восточным князькам, чем отдаст руку одной из них высокородному Джеймсу Хокадею.
Делать нечего. Если он не выразит своего желания жениться на Кларетте, его планы в отношении дочерей Роллерсона расстроены.
Словно в подтверждение его мысли Роллерсон произнес:
— Так как из-за состояния Клариссы мы вынуждены еще на несколько дней воспользоваться гостеприимством лорда Мейна, я надеюсь, что у вас хватит ума и воспитания извиниться перед нашим хозяином и сегодня же избавить нас от своего присутствия.
— Кларисса серьезно больна? — спросил Джейми, изумившись самому себе. Боже мой! Он же совсем забыл, что вчера она слегла. Очевидно, полностью излечился от своей влюбленности.
— Всего лишь легкое недомогание, — ответил Роллерсон. — Желаю вам доброго дня, сэр. Сомневаюсь, что в ближайшее время мы с вами увидимся.
Джейми вежливо поклонился, и Роллерсон, повернувшись к нему спиной, пошел вверх по лестнице. Удивительно, как непродолжительная беседа может полностью изменить жизнь. В одно мгновение он освободился и от нежеланной помолвки, и от нездорового увлечения!
Джейми отмахнулся. Сейчас уже слишком поздно, и он слишком пьян, чтобы беседовать с кем-либо.
— Джейми? Это ты?
Голос принадлежит женщине. Наверное, ему снится сон. Какая жестокая несправедливость, что женщины — источник всех его бед — преследуют его даже во сне.
Закрытые веки, освещенные затухающим огнем камина, казались красными. Он мрачно усмехнулся. Он всегда предпочитал тепло кресла у камина холоду простыней.
Кто-то тронул его за плечо. Он сбросил руку.
— Не ме-ме-мешайте мне!
На его щеку легла чья-то ладонь.
— Мне так жаль, Джейми.
— Нет! — Он в ужасе вскочил, споткнулся и упал. Его голова с глухим стуком ударилась об пол.
— О, Джейми, тебе больно?
— Не знаю, — произнес он.
Сделав над собой усилие, Джейми поднялся на четвереньки и по-собачьи затряс головой, пытаясь прогнать пьяный туман. Но туман не исчез. Его мозги превратились в вязкую жидкость.
— Бедняжка Джейми.
Чьи-то руки обхватили его со спины, и он сел, но при этом ударился о что-то твердое. С трудом разлепив веки, он увидел неясные очертания ножки кресла. Наверное, в этом кресле он и заснул.
— И-идите в кровать, — пробормотал он.
— Я помогу тебе.
Джейми не удосужился выяснить, кто же эта молодая женщина, с чьей помощью он поднялся на ноги. Может, одна из горничных Мейна? Как же он ненавидит его!
— Чтоб ему сгореть в аду!
Его проклятие прозвучало нечетко, но это не имело значения. Четкость речи не влияет на эмоции.
Джейми с гордостью обнаружил, что стоит вертикально. Он не понимал, как оказался в этом положении, пока его рука не нащупала мягкую округлость величиной с ладонь. Естественно, он сжал ее.
— Джейми!
Его руку оттолкнули, и он криво ухмыльнулся.
— Грудь!
Это было первое слово, произнесенное членораздельно. Похоть всегда действовала на него стимулирующе. Вот и сейчас он протрезвел, вернее, смог сфокусировать взгляд на том, что ему досталось.
Он посмотрел на девушку, которая вела его через комнату, обхватив за талию. Ее макушка доставала ему до плеча. Длинные темные волосы скрывали ее лицо. Впрочем, сейчас внешность не имела значения. Обняв ее за плечи и прижав к себе, Джейми всем телом ощутил прикосновение ее округлых форм. Мягкая, нежная, соблазнительная.
Горничная Мейна, решил он. Очень благородно со стороны графа — послать ему утешение.
Внезапно его настроение изменилось, и он отверг щедрый дар. На его лице падшего ангела появилось гордое выражение. Он не нуждается в утешении, да притом от человека, перехитрившего его! Его сердце вырвали из груди и швырнули под ноги красоте!
Он был ошеломлен тем, как изящно построил фразу. Поэзия! Не меньше! Перо гордился бы им! Только вот где его найти? Более двух месяцев назад он исчез из Англии, даже не попрощавшись! А еще друг называется! И все же надо записать для него эту фразу… так что он там сказал… или подумал… или…
Джейми повернул голову туда, где, по его предположениям, находилась кровать, и зашатался. Его провожатая едва удержалась на ногах.
— Осторожнее, Джейми!
Голос! Он знает этот властный голос.
— Матап? — сделал он осторожную попытку. Ответом ему послужил сдавленный смешок. Они добрались до кровати, и Джейми рухнул на матрац как подкошенный. Он уже проваливался в небытие, когда почувствовал, что с него снимают сапоги. Естественно. Горничные обучены подобным вещам, промелькнуло в его пьяном мозгу.
Спустя минуту он ощутил на своем лице какую-то тряпку и начал в панике хватать ртом воздух. Только потом сообразил, что с него через голову стягивают рубашку. Он послушно поднял руку, и очередной проблеск сознания принес новую мысль. Почему он не видит это восхитительное создание, так умело заботящееся о нем?
Медленно, как солнце, восходящее из-за горизонта, к нему пришел ответ. Причина, очевидно, в том, что у него закрыты глаза. Он задумался над тем, а не стоит ли открыть их. Потом стал представлять, какие у него возникнут эмоции, если он ошибся насчет миловидности пухленькой горничной. Может, у нее лошадиное лицо, а на подбородке растут волосы. Нет! Он не откроет глаза и не испортит прелесть момента — ведь уже многие месяцы женское общество не приносит ему удовольствия.
Джейми вздохнул, ему стало жалко самого себя. Уголки его мужественного рта поползли вниз. Он наговорил Кларетте всяких гадостей. Надо помириться с Котенком! На самом-то деле он не верит, что она — причина всех его несчастий. Но надо же кого-то обвинить, а она…
— Эй! — Он крайне удивился, когда чьи-то руки коснулись его голого живота. Ему стало щекотно.
— Мне нужно расстегнуть твои бриджи.
Его сознание не поспевало за телом, проявлявшим удивительные признаки жизни, несмотря на опьянение. Им двигала естественная реакция молодого, здорового мужчины на присутствие женщины.
Он сжал пальцами неумелые руки, которые никак не могли справиться с непослушной застежкой.
— Не там. Здесь. — Он раскрыл ее ладони и положил их на бугор, распиравший бриджи. До его ушей донесся тихий вскрик. — Надо вот так, — прямолинейно заявил он и начал показывать, как его ласкать.
— О, Джейми!
Какой знакомый голос! Нет, наверное, он ошибся. Он не просит ни о чем, только бы ему позволили расслабиться на короткое время. Не нужно ни лиц, ни имен, ни обещаний, только удовольствие…
Джейми провел руками по телу женщины, пока не коснулся ее щеки. А кожа-то молодая! Одну руку он запустил ей в волосы, а другой обхватил за талию и повалил на кровать.
Она ничего не сказала, когда он слепо тыкался губами в ее лицо, ища губы. Когда же он нашел их, она лишь слабо вскрикнула. От нее пахло солнцем — сочно, вкусно, — и он улыбнулся. Затем он зарылся лицом в ее волосы и вдохнул свежий аромат душистого мыла и вереска. Желание огненным потоком разлилось по его телу, и он принялся неистово целовать ее. С каждой секундой его гнев и обида таяли, уступая место всепоглощающей страсти. Он знал, что однажды уже испытал ее. Но где и когда?
Он чувствовал под собой ее тело, чувствовал, как его пульсирующая плоть упирается в ее бедра, и наслаждался своими ощущениями. Увы, он оказался слишком пьяным, чтобы сохранить силу своих порывов.
Он с сожалением ткнулся носом в грудь женщины и тут же провалился в сон. Желание спать оказалось сильнее, чем страсть.
Ошеломленная, Кларетта лежала не шевелясь под полуобнаженным Джейми. Дорогой, милый Джейми поцеловал ее! Нет, то был не ее возлюбленный. Этот храпящий мужчина с острыми локтями и коленками незнаком ей.
Она никак не могла объяснить собственное поведение. Она позволила ему значительно больше, чем просто поцелуи. Позволила ему прижать ее руки к нижней части его тела! Закрыв горящее лицо ладонями, она ощутила, как запретный трепет желания вытесняется угрызениями совести. Она обнаружила в себе нечто дикое. Значит, она шлюха?
Обучение основам благопристойности, длившееся семнадцать лет, не включало правила поведения в подобных ситуациях. В остальных случаях, даже когда дело касалось мелочей, ей не составляло труда определить, правильно ли она себя вела.
Тетка часто обвиняла ее в недостатке женственности. Только этим, возмущалась та, можно объяснить решительность, с которой племянница отбрасывает правила достойного поведения.
Кларетта прикусила губу. Открывшиеся старые раны пробудили в ней дух противоречия. Тетка, как обычно, не стала добавлять, что недостаток женственности напрямую связан с недостатком красоты. Однако она пользовалась любым предлогом, чтобы, вздохнув, пробормотать: «Если бы у малышки Клари было чуть больше стиля», или «чуть больше мягкости», или — что было самым болезненным — «чуть больше миловидности».
Не надо было далеко ходить за сравнением. Кларисса обладала всем, чего не хватало Кларетте. Раны оказались глубокими, причем настолько, что ей ни разу не пришло в голову усомниться в правоте тетки.
Кларетта посмотрела на Джейми, спавшего на ее руке. Как он оценит ее появление здесь — как неженственный и непростительный поступок?
Джейми зашевелился и уткнулся губами ей в грудь. Кларетту обдало жаром.
— Нет, нет, прошу тебя, — в панике зашептала она и оттолкнула его.
Он послушно отполз в сторону.
Кларетта приподнялась на локте и осторожно прикоснулась губами к его лбу.
— Я люблю тебя, Джейми. Я всегда тебя любила я буду любить.
До Джейми ее нежный знакомый голос донесся словно издалека. Он опять прижался к ней. О, какая же она сладкая, его маленькая Кларетта! Нет. Не Кларетта.
Джейми попытался определить личность таинственной женщины, чей профиль четко вырисовывался на фоне огня. У нее такое знакомое лицо, такое… Неужели это действительно Кларетта? Нет, наверное, это сон. Хотя с чего ему будет сниться, что он лежит с Клареттой?
Нахмурившись, он протянул руку к призраку.
— Почему ты не Кларисса?
Сердце Кларетты замерло. Он принимает ее за сестру!
Девушку пробрала дрожь. Не получая от Джейми никакого ответа на свои чувства, она полюбила его всем сердце. Полюбила так сильно, что пришла сюда по собственной воле, отказавшись от гордости, добродетели и здравого смысла. А он продолжает мечтать только о Клариссе!
Смахнув с ресниц горькие слезы, она выскользнула из постели и покинула комнату.
Джейми стоял возле камина в передней, греясь после утренней охоты. Он отказался от обеда, так как в его желудке творилось нечто невообразимое. При мысли о жирной свинине, омлете, компоте из инжира, яблоках и о шотландской гадости, которую они называют овсянкой, а он — известковым раствором, ему становилось плохо.
Он натянул касторовую шляпу с загнутыми краями поглубже на глаза, чтобы уберечь их от яркого утреннего света. Если бы шляпа так плотно не сжимала голову, в его мозгу созрела бы мысль, что можно просто уйти с солнца. Однако в настоящий момент любое движение было ему не под силу. Его удивляло, как ему вообще удалось добраться до передней.
Он проснулся с головной болью и, проведя рукой по волосам, обнаружил подозрительную шишку на лбу. Если бы он не знал, что случилось, то вполне мог бы предположить, что упал либо с лошади, либо с кровати.
Лакей помог ему одеться, а он тем временем прижимал лед к шишке и потягивал шампанское, стремясь излечить голову. Охота на морозном воздухе мгновенно привела его в чувство, однако быстрая ходьба отняла все силы.
Он вынужден был признать, что вчера ночью немного выпил, или, правильнее сказать, нализался до чертиков. У него были для этого все основания.
На его губах появилась сомнительная улыбка. У него также были все основания для того, чтобы позволить себе нечто более пьянящее, чем вино. Он возжелал эту пленительную горничную. Хотя он не довел дело до конца, прошедшая ночь вернула ему душевное равновесие в том, что касалось женщин.
В последние месяцы его жизнь определялась причудливым переплетением чувств. Одурманенным — вот каким он был. Во время военной кампании, когда он знал, что может в любой момент умереть, все его надежды были связаны с потрясающим эталоном английской красоты — с Клариссой Роллерсон. Перед ним всегда был ее образ, когда он испытывал страх и отчаяние, когда принимал участие в кутежах. Она защищала его, когда смерть простирала над ним свои широкие крылья. Она была белым листом, на котором он писал свое будущее, когда оно вызывало у него сомнения.
И вот сейчас наконец-то он все увидел в истинном свете, события приобрели четкие очертания. Кларисса была совершенным видением. Но никто не испытывает вожделения к видению. Он ничего о ней не знает. Даже не может процитировать ни одно ее высказывание.
Другое дело Кларетта! Он может дословно повторить ее эамечания по многим вопросам. И, как ни странно, она будоражит его чувственность, хотя бы в мечтах. Впрочем, не важно. У него нет желания быть прикованным цепями к какой-нибудь женщине. Он хочет только свободы!
Решение всех проблем явилось в его постель прошлой ночью. Он не готов связывать себя узами брака, когда ему доступно такое искушение, как та горничная. Он нуждается в плотских утехах, и чем больше — тем лучше. А женитьба подождет до тех пор, когда он достигнет среднего возраста.
У него есть план на будущее. При первой же возможности он заставит Мейна показать ему ту, которая с таким рвением легла в его постель. Он увезет ее в Лондон и сделает своей возлюбленной!
Единственным препятствием к исполнению этого плана является помолвка с Клареттой. Надо каким-то способом paзорвать ее. Возможно, в открытую появляться со своей любовницей? Это вызовет у лорда Роллерсона негодование. Хотя вряд ли Роллерсону нужен еще какой-то повод, чтобы невзлюбить его.
— Молодой человек!
Вздрогнув, Джейми выпрямился. Он поднял глаза и обнаружил, что предмет его размышлений спускается по главной лестнице. Не встретив лорда Роллерсона на охоте, он решил, что тот испугался мороза и решил поспать.
— Доброе утро, лорд Роллерсон. — Джейми сорвал с головы шляпу и двинулся к лестнице, стараясь изобразить на лице радушие.
У Роллерсона же был такой вид, будто он на месте преступления застал наглеца, подложившего ему в постель дохлую лягушку. Остановившись за две ступеньки до конца лестницы, он устремил на Джейми презрительный взгляд.
— Я буду краток, сэр. — Его густые седые брови дрогнули, когда он огляделся по сторонам, дабы убедиться, что они одни. Удовлетворенно кивнув, он вновь посмотрел на своего собеседника. — Я долго говорил с девочкой, но она отказывается слушать любые доводы. — Он прочистил горло. — Моя дочь не желает вас.
Бессмысленно-радушное выражение исчезло с лица Джейми.
— Ваша… Кларетта?
Роллерсон кивнул, его губы сжались, как будто ему предложили выпить рыбьего жира.
— Девочка желает расторгнуть вашу помолвку.
— Кларетта отвергает меня? — Джейми возликовал. Но радостное возбуждение остановилось на полпути к вершине. Наверное, случилось нечто, о чем он не знает. — Она объяснила почему, милорд?
Для общительного и жизнерадостного человека, каким он являлся, Роллерсон продемонстрировал довольно искреннее негодование.
— Объяснила. Сожалею, но я не смог с ней не согласиться. Скажу прямо: она утверждает, что вы показали себя, в частности вчера вечером, джентльменом с неустойчивым характером и склонностью к меланхолии. Короче, вы легкомысленны.
— Легкомыслен? — Джейми почувствовал себя задетым. — Я?
Роллерсон опять кивнул:
— То, что я узнал о вас за последние четыре месяца, только подтверждает ее впечатление. Допускаю, вы верный товарищ, на вас можно положиться в бою, но вы не представляете, как вести себя в обществе дам. — Роллерсон выглядел расстроенным, он напоминал школьного учителя, который обнаружил, что его лучший ученик смошенничал на экзамене. — В Лондоне вы скандальным образом предпочитали Кларетте ломберный столик, танцевали с ней только положенное количество танцев, опаздывали к началу приема и могли уехать до его окончания. Вы обращались с ней так, будто она — ваша жена!
Подобная оценка его прегрешений не произвела на Джейми ни малейшего впечатления.
— Кларетта никогда не жаловалась.
— Верно. И вы должны знать, что до вчерашнего вечера девочка защищала вас при каждой возможности. Преданность — замечательное качество, — заявил Роллерсон, намекая, что на фоне добродетелей Кларетты молодой человек выглядит последним негодяем. — Пока она желала вас, я готов был закрывать глаза на ваши недостатки…
— Недостатки? — переспросил Джейми, в котором наконец-то вспыхнуло негодование. Роллерсон выпятил грудь.
— Вы полагаете, сэр, что у вас нет недостатков?
— Естественно, есть! — нетерпеливо проговорил Джейми. — У любого человека есть какие-то изъяны.
— А я, сэр, я утверждаю, что ваши изъяны отвратительны уязвимой натуре моей дочери.
— Уязвимой натуре? — опять повторил Джейми.
— Меня начинает утомлять то, что вы повторяете за мной как попугай, сэр.
Решив отстаивать свою честь, Джейми гордо выпрямился:
— Думаю, я заслуживаю того, чтобы узнать, каким образом мое поведение привело к столь резкому изменений ее чувств?
— Я не интересовался. — Роллерсон уставился на того, из-за кого сегодня ранним утром горько разрыдалась его младшая дочь. — Я и не желаю знать.
Возмущенный новой отповедью, Джейми поднялся еще на одну ступеньку.
— Тогда я сам спрошу ее.
— А вот этого вы не сделаете. — Роллерсон положил руки на перила, преградив ему путь. — Она не желает видеть вас. У нее была такая страшная истерика, что я с трудом понимал, что она говорила. Я все утро успокаивал ее, поэтому пропустил охоту.
— Кларетта плакала?
Эта мысль потрясла Джейми. Он не мог вспомнить, чтобы эта сильная духом девушка когда-либо плакала. Она стойко переносила все тяготы и испытания. Неужели его действия заставили ее проливать слезы? Естественно, нет. Возможно, он был невнимателен, но она же заверила, что ей это безразлично. Так что же он сделал или сказал? И тут он догадался.
Он накричал на Кларетту. Она хотела утешить его, а он накричал на нее и назвал источником всех своих несчастий.
Джейми стало стыдно. Неудивительно, что она расплакалась. Одурманенный виски и жалостью к себе, он обошелся с ней как последняя скотина. Она, наверное, была потрясена до глубины души, если расплакалась. Он должен извиниться и восстановить их дружбу.
А честно говоря, хочет ли он наводить мосты так скоро? И как это будет выглядеть в глазах Роллерсона? Кларетта только что по собственной воле освободила его от обязательств, причем именно тогда, когда он об этом мечтал. Нет помолвки. Впереди не маячит свадьба. Он свободен!
Душа Джейми наполнилась ликованием. Однако он понимал, что нужно немедленно загладить свою вину перед Клареттой и возобновить помолвку, иначе этот человек, который смотрит на него с праведным гневом, скорее продаст своих дочерей каким-нибудь восточным князькам, чем отдаст руку одной из них высокородному Джеймсу Хокадею.
Делать нечего. Если он не выразит своего желания жениться на Кларетте, его планы в отношении дочерей Роллерсона расстроены.
Словно в подтверждение его мысли Роллерсон произнес:
— Так как из-за состояния Клариссы мы вынуждены еще на несколько дней воспользоваться гостеприимством лорда Мейна, я надеюсь, что у вас хватит ума и воспитания извиниться перед нашим хозяином и сегодня же избавить нас от своего присутствия.
— Кларисса серьезно больна? — спросил Джейми, изумившись самому себе. Боже мой! Он же совсем забыл, что вчера она слегла. Очевидно, полностью излечился от своей влюбленности.
— Всего лишь легкое недомогание, — ответил Роллерсон. — Желаю вам доброго дня, сэр. Сомневаюсь, что в ближайшее время мы с вами увидимся.
Джейми вежливо поклонился, и Роллерсон, повернувшись к нему спиной, пошел вверх по лестнице. Удивительно, как непродолжительная беседа может полностью изменить жизнь. В одно мгновение он освободился и от нежеланной помолвки, и от нездорового увлечения!