Страница:
Пока подавали еду и разливали напитки, Доминик настороженно наблюдал за Мэриан. Оставалось только надеяться, что она будет вести себя пристойно до конца обеда.
По крайней мере граф больше не попытается ухватить ее за подбородок.
Разговор за столом поддерживали пожилые дамы и Люсия, которая рассказывала забавные истории, касавшиеся лондонского сезона. Если бы не она, обед проходил бы в молчании: Доминик дал себе слово говорить как можно меньше, а граф все еще недовольно хмурился.
Доминик почувствовал чье-то прикосновение к своей ноге под столом. Сначала он решил, что это кот. Прикосновение стало более ощутимым, потом кто-то ласково провел вверх по внутренней стороне его лодыжки. Вскоре он понял: это Мэриан гладит его под столом босой ступней. Он изумленно поднял глаза и увидел, что ее голова опущена. Маленькая проказница ничем себя не выдала. Он отвел ноги назад, скрестил их под стулом, вне пределов досягаемости. На некоторое время она оставила его в покое. Потом, когда унесли первое блюдо и поменяли посуду для второго, он снова почувствовал ласковое прикосновение, на этот раз к внутренней части колена. Он застыл, не в силах справиться с желанием, пронзившим все его тело словно током. Мэриан, похоже, обладает ничем не сдерживаемой чувственностью дорогой куртизанки. Либо поистине дьявольским чувством юмора. А может быть, и тем и другим.
Ему уже почти удалось справиться с собой, как вдруг он почувствовал легкий щипок в бедро и едва не подскочил. Как, черт возьми, ей удалось туда добраться? Однако в следующий момент он понял, что это сделала Люсия, желая привлечь его внимание. Он обернулся к сестре, которая смотрела на него предостерегающе.
– Да, пожалуйста, поделись с нами своими планами насчет женитьбы.
Он с трудом сглотнул. Кто же задал этот вопрос? Люсия его только повторяет, специально для него.
– Честно говоря, я об этом еще не думал. Как вы знаете, лорд Эмуорт – дядя Мэриан – серьезно болен. А так как он является ее официальным опекуном, по-моему, сейчас неподходящее время строить планы.
Миссис Ректор подняла глаза от тарелки.
– Я забыла вам сказать. Сегодня пришло письмо от леди Эмуорт. Лорд Эмуорт немного оправился после приступа. Положение его все еще тяжелое, но теперь по крайней мере появилась надежда.
– Это хорошая новость.
Доминик мысленно произнес отчаянную молитву о выздоровлении Эмуорта.
Разговор перешел на сыновей Эмуорта, которых Люсия знала по Лондону. Нога Мэриан скользнула вверх по бедру Доминика и остановилась у него между ног. Он задохнулся от возбуждения. Боже правый, ему не дожить до конца обеда! Сейчас он горел желанием схватить маленькую плутовку в объятия, донести до ближайшей спальни и заняться с ней любовью до потери сознания.
Через несколько секунд ему кое-как удалось взять себя в руки. Хорошо, что Люсия сегодня в ударе. Ее рассказы смешат пожилых дам и отвлекают их внимание. Доминик догадался, что она специально старается занять их.
Прежде чем снова поднять глаза на Мэриан, он взглянул на отца. Это его отрезвило. Переведя взгляд на Мэриан, он увидел, что она полулежит на своем стуле, вытянув ногу до другого края стола. Он незаметно отодвинул свой стул; Это помогло. Однако кончики ее пальцев все еще могли достать до внутренней поверхности его бедер. Он опустил руку под стол и поймал босую ногу. Отличная ножка! Сильная, ладная и на удивление ловкая.
Мэриан подняла глаза, остановив на нем томный взгляд. Да эта девчонка просто опасна! А ну-ка посмотрим, боится ли она щекотки. Он легонько провел ногтями по изгибу ступни. Услышал звук, похожий на мышиный писк. Она отдернула ногу. Он воспользовался этим, отодвинув свой стул еще дальше от стола. И от нее.
Она нахмурилась. Он ответил довольной усмешкой. В ее глазах мелькнуло что-то похожее на иронический ответ, прежде чем она снова их опустила. Она прекрасно знала, что ведет себя совершенно непозволительно, и наслаждалась его неловкостью от души.
Внезапно раздался голос Рексэма, до сих Пор молча опустошавшего свой бокал:
– Чем скорее ты женишься на девушке, Максвелл, и возьмешь контроль над ее собственностью в свои руки, тем лучше. Управляющий, похоже, человек знающий, но без воображения. Ты мог бы получать годовой доход на тысячу фунтов больше.
Доминик, не сводивший глаз с Мэриан, заметил, как она сжалась и застыла при этих словах отца. Видимо, ей совсем не понравилось, что ее собственностью будет распоряжаться кто-то другой.
– По-моему, сейчас несколько преждевременно обсуждать эти вопросы. Еще ведь не принято окончательное решение по поводу нашего брака. – Он с тревогой смотрел на Мэриан. – Необходимо согласие леди Мэриан. Эмуорт на этом настаивает, и я с ним полностью солидарен.
– По-моему, она абсолютно согласна. – Граф окинул Мэриан уничтожающим взглядом. – Чем скорее ее обвенчают, уложат в постель и наградят ребенком, тем лучше.
Бледное лицо Мэриан побагровело.
– Вы забываетесь, сэр, – процедил Доминик сурово. – Здесь не место для таких разговоров.
– Чепуха! – Рексэм поднял бокал, приветствуя обеих хозяек. – Миссис Ректор и миссис Маркс вдовы, а обе девушки вот-вот выйдут замуж. – Он снова сдвинул брови, глядя на Мэриан. – И я скажу, давно пора. На месте Эмуорта я бы непременно выдал девчушку замуж. А тебе я не завидую. Придется крепко держать ее в руках, иначе не будет никакой уверенности в том, что наследник Рексэма действительно Ренбурн.
Миссис Маркс издала протестующий возглас. Мэриан вскочила со стула, сверкнув на графа сердитым взглядом. Не сводя с него глаз, она подняла свой бокал с кларетом за ножку и ударила о край стола. Раздался звон хрусталя, кроваво-красное вино разлилось по белой скатерти. Она резко повернулась в сторону Доминика. Он увидел в глазах Мэриан гнев… и боль. Она быстро повернулась и выбежала из столовой в своем развевающемся сари.
– Да что это с ней, черт побери! – вскричал Рексэм. Доминик вскочил на ноги. Он едва мог говорить от ярости.
– Примите мои поздравления, лорд Рексэм. С помощью нескольких оскорбительных слов вы умудрились свести на нет все мои усилия, все старания наладить отношения с леди Мэриан. Если вы действительно желаете заключения этого брака, то избрали чертовски странный способ это показать.
Он побежал вслед за Мэриан. Едва не сломал себе шею, споткнувшись о Роксану, которая каким-то образом оказалась у двери впереди него. В последний момент ему удалось ухватиться за дверную ручку и только благодаря этому не грохнуться на пол. Роксана смотрела виновато. Бедняга хотела защитить хозяйку, но Доминика она любила.
Не обращая больше внимания на отца, Доминик склонился к Роксане и протянул ей руку, пытаясь перевести мысли в более спокойное русло. Через несколько секунд собака лизнула его пальцы. Ну все, мир восстановлен. Он торопливо потрепал ее за ушами и вышел, быстро закрыв за собой дверь, чтобы Роксана не могла последовать за ним.
Разумеется, Мэриан уже исчезла. Он попытался сообразить, куда она могла уйти. В доме множество мест, где можно спрятаться, но вряд ли она осталась здесь. В таких случаях она инстинктивно убегает из дома, ища убежища в парке Уорфилда, где можно скрываться до бесконечности.
Убежище… Ну конечно, дом на дереве. Он вышел из дома, быстрыми шагами направился к большому дубу. День уже заметно удлинился. Горизонт на западе еще отсвечивал персиково-золотым светом. Достаточно для того, чтобы пройти по саду.
Он вглядывался вдаль, но не видел ничего похожего на бледно-зеленый шелк платья, который мог бы помочь ему не потерять ее из виду. Если в доме. на дереве Мэриан не окажется, ему никогда ее не найти.
На поляне перед дубом он остановился. Внимательно осмотрелся вокруг. В сумерки дом с башенкой и минаретом выглядел сказочным творением, мечтой курильщика опиума, спустившейся прямо с неба и задержавшейся в ветвях дуба.
Лестница поднята. Значит, она там. Благополучно добралась до своего убежища. Он пригляделся и заметил свет в одном из окон. Окна размещались по трем стенам дома, достаточно большие, чтобы в них мог пролезть взрослый человек. Ну-ка проверим, сохранились еще хоть какие-то из мальчишеских навыков. Попробуем влезть на дерево.
Он стянул тесный фрак, отбросил в сторону. Потом осмотрел дерево. Ветви начинались высоко над головой. Если как следует разбежаться и подпрыгнуть, может быть, удастся достать. Он отошел назад, потом разбежался и прыгнул. Пальцы лишь чуть-чуть не достали до ветки. Он предпринял еще одну попытку. На этот раз ногти согнутых пальцев лишь поскребли по коре дерева. Третья попытка удалась. Царапая ладони о кору, он взобрался на ветку, а оттуда без особого труда, перебрался на другую, на одном уровне с домом. Заглянул в окно. Мэриан наливала какую-то зернистую смесь в небольшую медную жаровню. Он заметил выражение ее лица – холодное, неприступное. Может быть, лучше выждать, пока ее гнев не утихнет? Нет, он зашел так далеко, что теперь нет смысла отступать. И кроме того, если сейчас отступить, потом он ее может не найти.
Он тщательно рассчитал расстояние и перепрыгнул на ветку повыше, на полпути к окну. Ухватился за нее и перекинул ноги в окно. Мэриан, кажется, любит эффектные появления? Это должно ей понравиться.
Он тяжело приземлился. Присел на корточки. Она подняла голову. Застыла. Через некоторое время он выпрямился, огляделся. О, да это совсем не похоже на детский игрушечный домик. Скорее дворец в восточном стиле, площадью в двенадцать футов. Стены побелены, пол покрыт толстым персидским ковром в ярких, сочных тонах. На стене, примыкающей к стволу дерева, книжные полки и шкафчики для провизии, вдоль противоположной стены идет длинная скамья с мягкой обивкой. На ней небрежно разбросаны расшитые подушки. Несколько подушек упало на пол.
Он перевел взгляд на Мэриан. В своем переливающемся сари, с мерцающими волосами, она выглядела так же экзотично, как и окружающая ее обстановка. Прекрасная дикарка… «летящий шаг, …блестящий дикий взор»…
Он заговорил спокойным тоном, словно попросту зашел с визитом:
– Ты рассердилась на моего отца за то, что он сказал? Я тебя не виню. А мне ты поверишь, если я поклянусь, что я не охотник за приданым и совсем не гонюсь за твоим наследством?
Нарочито не обращая на него внимания, она зажгла смесь в жаровне. Поднялось облако терпкого, сладковато пахнущего дыма. Фимиам… Доминику показалось, что его перенесли куда-то далеко-далеко от Англии… или в сказочный сон.
Он подошел к книжной полке. Наугад взял книгу. Рукописный дневник садовода, написанный кем-то из предков Мэриан.
– Неудивительно, что ты никого сюда не допускаешь. Любой мог бы убедиться, что ты знаешь и понимаешь гораздо больше, чем все думают.
Она подошла к окну, через которое он проник в дом, и закрыла его. Потом задернула тяжелые шторы на всех окнах. В комнате воцарилась интимная атмосфера.
Показалось, будто внешнего мира вообще не существует. Несмотря на небрежный вид, с которым она это проделывала, Доминик не удивился, когда она внезапно рванулась на середину комнаты и резким рывком приподняла небольшой коврик. Под ним оказалась крышка люка, а на ней веревочная лестница, аккуратно сложенная между двумя деревянными перилами, тянувшимися от люка к стене.
Он перехватил ее руку, прежде чем она успела открыть засов. Опустился на колени по другую сторону люка. Заговорил настойчиво:
– Меня ты можешь не бояться, Мэриан. Мой отец и твой дядя действительно задумали нас поженить, но я никогда ничего не сделаю против твоего желания.
Взгляд ее глаз был загадочным, но не сердитым. Слава Богу, подумал Доминик.
– Надеюсь, ты уже успела меня немного узнать. Я не такой, как отец.
Он чувствовал под своей рукой тепло ее руки. И лицо совсем рядом. Он ощущал головокружительный запах роз, исходивший от ее жемчужной кожи. Почувствовал, как участился пульс. Какого черта он погнался за ней? С какой стати решил, что должен ее найти? Если бы грубые слова отца заставили ее отказаться от брака с Кайлом, тем лучше! Но он не мог допустить, чтобы она поверила, будто он, Доминик, заинтересован лишь в ее наследстве.
Черт побери, теперь уже он сам не может отделить себя от брата! Ну и пусть бы она подумала плохо о Кайле. Так нет, он, видите ли, не может вынести, что она станет плохо думать о нем, Доминике… обманщике! Видимо, пришло время объяснить, кто он такой.
Однако очень трудно ясно мыслить, когда она настолько близко. Не сводит своих огромных глаз с его лица. Рука его словно сама по себе двинулась вверх, по ее обнаженной руке, к плечу. Он ощущал ее гладкую шелковистую кожу, в которой пульсировала жизнь.
– Мэриан, – прошептал он.
Губы ее раскрылись. Она наклонилась, поймала его губы. Он притянул ее к себе в пьянящем поцелуе, – возбужденный до последней степени ее близостью, ее ароматом, вкусом ее рта, с такой готовностью раскрывшегося ему навстречу. Вот для чего он ее искал, вот зачем пришел сюда. Он изголодался по ней, он жаждал ее.
Под тонким шелком он ощущал изгибы ее тела, не защищенные корсетом. Рука скользнула под сари, нащупала хрупкие гибкие позвонки. Она вся как бабочка, одновременно и хрупкая, и сильная.
Восставшая плоть рвалась из туго облегающих панталон. Это напомнило ему о том, что он в ответе не только за себя самого, но и за нее тоже. Он отпустил ее, чуть отодвинулся назад. Заговорил срывающимся голосом:
– Этого нельзя делать, Мэриан. Я заявляю, что никогда не причиню тебе вреда, и тут же совершаю такое, что может иметь последствия, выходящие далеко за пределы удовольствий одной ночи.
Он встал, подал ей руку. Она легко поднялась на ноги, не пытаясь скрыть охватившего ее желания. Чувственное влечение, зародившееся с самого начала, словно пульсировало между ними, не отпуская, мощное, непреодолимое. Доминику казалось, будто его разрывают на части. Рациональной, трезвой частью своего существа он сознавал, что это безумие, в то время как кровью, сердцем, мышцами, кожей, всей своей плотью ощущал, что в этой любви и нежности не может быть ничего плохого.
Ароматный дым наполнил помещение, туманя мозг. Что, черт возьми, такое в этом фимиаме? Нет, надо уходить, пока не поздно! Он наклонился к крышке люка, отодвинул засов, потянул за ручку. Крышка не поднималась. Он потянул еще раз. Никакого результата.
Он заметил замочную скважину. Мэриан, вероятно, закрыла люк и на засов, и на ключ, желая надежнее защитить свое уединение. А может быть, она догадалась, что он появится, и решила закрыть ему путь к отступлению? Затуманенный мозг не мог ответить на этот вопрос.
Он поднялся на ноги. Можно ведь уйти тем же путем, что и пришел, – через окно, хотя это рискованно, можно сломать себе шею… У окна стояла Мэриан, преграждая ему путь. Не сводя с него глаз, она медленно расстегнула золотую брошь, скреплявшую сари на плече. Отбросила брошь, взялась за свободный конец сари. Словно загипнотизированный, он стоял неподвижно, глядя, как разматывается шелковая ткань. В мертвой тишине слышалось лишь позвякивание ее сережек и его хриплое дыхание. С каждой секундой все явственнее проглядывало тело. Богиня, выточенная из слоновой кости, более прекрасная, чем может вообразить простой смертный.
Последний слой шелка с чувственным шелестом соскользнул на пол, к ее ногам. Теперь ее окутывали только мерцающие волосы. На теле остались лишь украшения и будоражащие воображение узоры менди. Они обрисовывали грудь, лоно… расширяясь, поднимались к бедрам. Да может ли хоть один мужчина противостоять такой немыслимой красоте, да еще в сочетании с желанием, которого он не мог не видеть в ее глазах! Теперь он не сомневался в том, что она ждала его и подготовилась к этой встрече.
Два шага, и ее обнаженное тело коснулось его. Он попытался было отступить… и утонул в страстном поцелуе.
Сопротивление рухнуло. Он лихорадочно ласкал ее, кровь стучала в висках с такой силой, что он едва почувствовал, как ее руки вцепились в его рубашку, едва заметил, как с него сорвали одежду. Почувствовал лишь, когда обнаженная плоть прижалась к обнаженной плоти. Колени подогнулись, дыхание с трудом вырывалось из груди. С торжествующим смехом она потянула его на пол, покрытый толстым пушистым ковром. Глаза ее затуманились дымкой страсти. «La Belle Dame Sans Merci»… безжалостная красавица, способная похитить мужское сердце да еще вызвать в нем благодарность за это.
Он опустился на пол. Губы его жадно блуждали по ее телу, от нежной шеи до выпуклостей груди. Руки гладили мягкий изгиб живота. Она начала напевать какую-то задумчивую, насыщенную чувствами мелодию, сначала едва слышно – так, что он решил, будто ему показалось, – потом, по мере того как его ласки становились все более откровенными, звук все усиливался, пока он не почувствовал, как вибрирует ее грудь.
Этот звук наконец прорвался в его затуманенный страстью мозг, напомнив о чем-то еще более существенном, чем накал желания. Он поднял голову.
– Скажи мне что-нибудь, Мэриан, – проговорил хрипло. – Скажи, что ты понимаешь все значение… того, что мы сейчас делаем.
Подчерненные ресницы взлетели вверх, открыв затуманенные страстью глаза необыкновенного зеленого цвета, однако песня не перешла в слова. Он просунул руку между ее бедер. Они с готовностью раздвинулись. Он стал нежно ласкать влажные, чувствительные, скрытые внутри складки женской плоти. Она содрогнулась. Мелодия затихла. Она ловила ртом воздух.
Ее ничем не сдерживаемой страсти невозможно противостоять. И все же… Доминика будто током пронзило. На него снизошло внезапное прозрение. Если сейчас Мэриан удовлетворит свою страсть, не обнаружив себя, может случиться, что всю оставшуюся жизнь она так и проведет, замкнувшись в своем особом мире, не допуская туда никого. Желание – вот самое мощное оружие, которым он может воспользоваться для того, чтобы вызвать к жизни все возможности этой сложной восхитительной натуры. – Ну пожалуйста, произнеси мое имя. Или хотя бы одно только слово «да».
Она закрыла глаза, отвергая его настойчивую мольбу. Ногти ее вонзились ему в спину.
Он мысленно обозвал себя круглым идиотом, однако хрипло сказал:
– Я не буду продолжать, пока не услышу твой голос. Если ты мне не доверяешь, мы не можем быть вместе.
Ни слова в ответ. Лишь беспокойные, сводящие с ума движения рук.
Он оторвался от нее. С огромным усилием приподнялся на одной руке. С настоящей физической болью смотрел на нее сверху вниз. Такая желанная, такая прекрасная. Мечта его сердца. Притягательная и опасная, как сказочная фея Китса.
– Прости, любовь моя, – еле слышно прошептал он. – Мне очень жаль.
Он начал медленно подниматься. Пока еще есть силы, надо попытаться это сделать.
Глава 25
По крайней мере граф больше не попытается ухватить ее за подбородок.
Разговор за столом поддерживали пожилые дамы и Люсия, которая рассказывала забавные истории, касавшиеся лондонского сезона. Если бы не она, обед проходил бы в молчании: Доминик дал себе слово говорить как можно меньше, а граф все еще недовольно хмурился.
Доминик почувствовал чье-то прикосновение к своей ноге под столом. Сначала он решил, что это кот. Прикосновение стало более ощутимым, потом кто-то ласково провел вверх по внутренней стороне его лодыжки. Вскоре он понял: это Мэриан гладит его под столом босой ступней. Он изумленно поднял глаза и увидел, что ее голова опущена. Маленькая проказница ничем себя не выдала. Он отвел ноги назад, скрестил их под стулом, вне пределов досягаемости. На некоторое время она оставила его в покое. Потом, когда унесли первое блюдо и поменяли посуду для второго, он снова почувствовал ласковое прикосновение, на этот раз к внутренней части колена. Он застыл, не в силах справиться с желанием, пронзившим все его тело словно током. Мэриан, похоже, обладает ничем не сдерживаемой чувственностью дорогой куртизанки. Либо поистине дьявольским чувством юмора. А может быть, и тем и другим.
Ему уже почти удалось справиться с собой, как вдруг он почувствовал легкий щипок в бедро и едва не подскочил. Как, черт возьми, ей удалось туда добраться? Однако в следующий момент он понял, что это сделала Люсия, желая привлечь его внимание. Он обернулся к сестре, которая смотрела на него предостерегающе.
– Да, пожалуйста, поделись с нами своими планами насчет женитьбы.
Он с трудом сглотнул. Кто же задал этот вопрос? Люсия его только повторяет, специально для него.
– Честно говоря, я об этом еще не думал. Как вы знаете, лорд Эмуорт – дядя Мэриан – серьезно болен. А так как он является ее официальным опекуном, по-моему, сейчас неподходящее время строить планы.
Миссис Ректор подняла глаза от тарелки.
– Я забыла вам сказать. Сегодня пришло письмо от леди Эмуорт. Лорд Эмуорт немного оправился после приступа. Положение его все еще тяжелое, но теперь по крайней мере появилась надежда.
– Это хорошая новость.
Доминик мысленно произнес отчаянную молитву о выздоровлении Эмуорта.
Разговор перешел на сыновей Эмуорта, которых Люсия знала по Лондону. Нога Мэриан скользнула вверх по бедру Доминика и остановилась у него между ног. Он задохнулся от возбуждения. Боже правый, ему не дожить до конца обеда! Сейчас он горел желанием схватить маленькую плутовку в объятия, донести до ближайшей спальни и заняться с ней любовью до потери сознания.
Через несколько секунд ему кое-как удалось взять себя в руки. Хорошо, что Люсия сегодня в ударе. Ее рассказы смешат пожилых дам и отвлекают их внимание. Доминик догадался, что она специально старается занять их.
Прежде чем снова поднять глаза на Мэриан, он взглянул на отца. Это его отрезвило. Переведя взгляд на Мэриан, он увидел, что она полулежит на своем стуле, вытянув ногу до другого края стола. Он незаметно отодвинул свой стул; Это помогло. Однако кончики ее пальцев все еще могли достать до внутренней поверхности его бедер. Он опустил руку под стол и поймал босую ногу. Отличная ножка! Сильная, ладная и на удивление ловкая.
Мэриан подняла глаза, остановив на нем томный взгляд. Да эта девчонка просто опасна! А ну-ка посмотрим, боится ли она щекотки. Он легонько провел ногтями по изгибу ступни. Услышал звук, похожий на мышиный писк. Она отдернула ногу. Он воспользовался этим, отодвинув свой стул еще дальше от стола. И от нее.
Она нахмурилась. Он ответил довольной усмешкой. В ее глазах мелькнуло что-то похожее на иронический ответ, прежде чем она снова их опустила. Она прекрасно знала, что ведет себя совершенно непозволительно, и наслаждалась его неловкостью от души.
Внезапно раздался голос Рексэма, до сих Пор молча опустошавшего свой бокал:
– Чем скорее ты женишься на девушке, Максвелл, и возьмешь контроль над ее собственностью в свои руки, тем лучше. Управляющий, похоже, человек знающий, но без воображения. Ты мог бы получать годовой доход на тысячу фунтов больше.
Доминик, не сводивший глаз с Мэриан, заметил, как она сжалась и застыла при этих словах отца. Видимо, ей совсем не понравилось, что ее собственностью будет распоряжаться кто-то другой.
– По-моему, сейчас несколько преждевременно обсуждать эти вопросы. Еще ведь не принято окончательное решение по поводу нашего брака. – Он с тревогой смотрел на Мэриан. – Необходимо согласие леди Мэриан. Эмуорт на этом настаивает, и я с ним полностью солидарен.
– По-моему, она абсолютно согласна. – Граф окинул Мэриан уничтожающим взглядом. – Чем скорее ее обвенчают, уложат в постель и наградят ребенком, тем лучше.
Бледное лицо Мэриан побагровело.
– Вы забываетесь, сэр, – процедил Доминик сурово. – Здесь не место для таких разговоров.
– Чепуха! – Рексэм поднял бокал, приветствуя обеих хозяек. – Миссис Ректор и миссис Маркс вдовы, а обе девушки вот-вот выйдут замуж. – Он снова сдвинул брови, глядя на Мэриан. – И я скажу, давно пора. На месте Эмуорта я бы непременно выдал девчушку замуж. А тебе я не завидую. Придется крепко держать ее в руках, иначе не будет никакой уверенности в том, что наследник Рексэма действительно Ренбурн.
Миссис Маркс издала протестующий возглас. Мэриан вскочила со стула, сверкнув на графа сердитым взглядом. Не сводя с него глаз, она подняла свой бокал с кларетом за ножку и ударила о край стола. Раздался звон хрусталя, кроваво-красное вино разлилось по белой скатерти. Она резко повернулась в сторону Доминика. Он увидел в глазах Мэриан гнев… и боль. Она быстро повернулась и выбежала из столовой в своем развевающемся сари.
– Да что это с ней, черт побери! – вскричал Рексэм. Доминик вскочил на ноги. Он едва мог говорить от ярости.
– Примите мои поздравления, лорд Рексэм. С помощью нескольких оскорбительных слов вы умудрились свести на нет все мои усилия, все старания наладить отношения с леди Мэриан. Если вы действительно желаете заключения этого брака, то избрали чертовски странный способ это показать.
Он побежал вслед за Мэриан. Едва не сломал себе шею, споткнувшись о Роксану, которая каким-то образом оказалась у двери впереди него. В последний момент ему удалось ухватиться за дверную ручку и только благодаря этому не грохнуться на пол. Роксана смотрела виновато. Бедняга хотела защитить хозяйку, но Доминика она любила.
Не обращая больше внимания на отца, Доминик склонился к Роксане и протянул ей руку, пытаясь перевести мысли в более спокойное русло. Через несколько секунд собака лизнула его пальцы. Ну все, мир восстановлен. Он торопливо потрепал ее за ушами и вышел, быстро закрыв за собой дверь, чтобы Роксана не могла последовать за ним.
Разумеется, Мэриан уже исчезла. Он попытался сообразить, куда она могла уйти. В доме множество мест, где можно спрятаться, но вряд ли она осталась здесь. В таких случаях она инстинктивно убегает из дома, ища убежища в парке Уорфилда, где можно скрываться до бесконечности.
Убежище… Ну конечно, дом на дереве. Он вышел из дома, быстрыми шагами направился к большому дубу. День уже заметно удлинился. Горизонт на западе еще отсвечивал персиково-золотым светом. Достаточно для того, чтобы пройти по саду.
Он вглядывался вдаль, но не видел ничего похожего на бледно-зеленый шелк платья, который мог бы помочь ему не потерять ее из виду. Если в доме. на дереве Мэриан не окажется, ему никогда ее не найти.
На поляне перед дубом он остановился. Внимательно осмотрелся вокруг. В сумерки дом с башенкой и минаретом выглядел сказочным творением, мечтой курильщика опиума, спустившейся прямо с неба и задержавшейся в ветвях дуба.
Лестница поднята. Значит, она там. Благополучно добралась до своего убежища. Он пригляделся и заметил свет в одном из окон. Окна размещались по трем стенам дома, достаточно большие, чтобы в них мог пролезть взрослый человек. Ну-ка проверим, сохранились еще хоть какие-то из мальчишеских навыков. Попробуем влезть на дерево.
Он стянул тесный фрак, отбросил в сторону. Потом осмотрел дерево. Ветви начинались высоко над головой. Если как следует разбежаться и подпрыгнуть, может быть, удастся достать. Он отошел назад, потом разбежался и прыгнул. Пальцы лишь чуть-чуть не достали до ветки. Он предпринял еще одну попытку. На этот раз ногти согнутых пальцев лишь поскребли по коре дерева. Третья попытка удалась. Царапая ладони о кору, он взобрался на ветку, а оттуда без особого труда, перебрался на другую, на одном уровне с домом. Заглянул в окно. Мэриан наливала какую-то зернистую смесь в небольшую медную жаровню. Он заметил выражение ее лица – холодное, неприступное. Может быть, лучше выждать, пока ее гнев не утихнет? Нет, он зашел так далеко, что теперь нет смысла отступать. И кроме того, если сейчас отступить, потом он ее может не найти.
Он тщательно рассчитал расстояние и перепрыгнул на ветку повыше, на полпути к окну. Ухватился за нее и перекинул ноги в окно. Мэриан, кажется, любит эффектные появления? Это должно ей понравиться.
Он тяжело приземлился. Присел на корточки. Она подняла голову. Застыла. Через некоторое время он выпрямился, огляделся. О, да это совсем не похоже на детский игрушечный домик. Скорее дворец в восточном стиле, площадью в двенадцать футов. Стены побелены, пол покрыт толстым персидским ковром в ярких, сочных тонах. На стене, примыкающей к стволу дерева, книжные полки и шкафчики для провизии, вдоль противоположной стены идет длинная скамья с мягкой обивкой. На ней небрежно разбросаны расшитые подушки. Несколько подушек упало на пол.
Он перевел взгляд на Мэриан. В своем переливающемся сари, с мерцающими волосами, она выглядела так же экзотично, как и окружающая ее обстановка. Прекрасная дикарка… «летящий шаг, …блестящий дикий взор»…
Он заговорил спокойным тоном, словно попросту зашел с визитом:
– Ты рассердилась на моего отца за то, что он сказал? Я тебя не виню. А мне ты поверишь, если я поклянусь, что я не охотник за приданым и совсем не гонюсь за твоим наследством?
Нарочито не обращая на него внимания, она зажгла смесь в жаровне. Поднялось облако терпкого, сладковато пахнущего дыма. Фимиам… Доминику показалось, что его перенесли куда-то далеко-далеко от Англии… или в сказочный сон.
Он подошел к книжной полке. Наугад взял книгу. Рукописный дневник садовода, написанный кем-то из предков Мэриан.
– Неудивительно, что ты никого сюда не допускаешь. Любой мог бы убедиться, что ты знаешь и понимаешь гораздо больше, чем все думают.
Она подошла к окну, через которое он проник в дом, и закрыла его. Потом задернула тяжелые шторы на всех окнах. В комнате воцарилась интимная атмосфера.
Показалось, будто внешнего мира вообще не существует. Несмотря на небрежный вид, с которым она это проделывала, Доминик не удивился, когда она внезапно рванулась на середину комнаты и резким рывком приподняла небольшой коврик. Под ним оказалась крышка люка, а на ней веревочная лестница, аккуратно сложенная между двумя деревянными перилами, тянувшимися от люка к стене.
Он перехватил ее руку, прежде чем она успела открыть засов. Опустился на колени по другую сторону люка. Заговорил настойчиво:
– Меня ты можешь не бояться, Мэриан. Мой отец и твой дядя действительно задумали нас поженить, но я никогда ничего не сделаю против твоего желания.
Взгляд ее глаз был загадочным, но не сердитым. Слава Богу, подумал Доминик.
– Надеюсь, ты уже успела меня немного узнать. Я не такой, как отец.
Он чувствовал под своей рукой тепло ее руки. И лицо совсем рядом. Он ощущал головокружительный запах роз, исходивший от ее жемчужной кожи. Почувствовал, как участился пульс. Какого черта он погнался за ней? С какой стати решил, что должен ее найти? Если бы грубые слова отца заставили ее отказаться от брака с Кайлом, тем лучше! Но он не мог допустить, чтобы она поверила, будто он, Доминик, заинтересован лишь в ее наследстве.
Черт побери, теперь уже он сам не может отделить себя от брата! Ну и пусть бы она подумала плохо о Кайле. Так нет, он, видите ли, не может вынести, что она станет плохо думать о нем, Доминике… обманщике! Видимо, пришло время объяснить, кто он такой.
Однако очень трудно ясно мыслить, когда она настолько близко. Не сводит своих огромных глаз с его лица. Рука его словно сама по себе двинулась вверх, по ее обнаженной руке, к плечу. Он ощущал ее гладкую шелковистую кожу, в которой пульсировала жизнь.
– Мэриан, – прошептал он.
Губы ее раскрылись. Она наклонилась, поймала его губы. Он притянул ее к себе в пьянящем поцелуе, – возбужденный до последней степени ее близостью, ее ароматом, вкусом ее рта, с такой готовностью раскрывшегося ему навстречу. Вот для чего он ее искал, вот зачем пришел сюда. Он изголодался по ней, он жаждал ее.
Под тонким шелком он ощущал изгибы ее тела, не защищенные корсетом. Рука скользнула под сари, нащупала хрупкие гибкие позвонки. Она вся как бабочка, одновременно и хрупкая, и сильная.
Восставшая плоть рвалась из туго облегающих панталон. Это напомнило ему о том, что он в ответе не только за себя самого, но и за нее тоже. Он отпустил ее, чуть отодвинулся назад. Заговорил срывающимся голосом:
– Этого нельзя делать, Мэриан. Я заявляю, что никогда не причиню тебе вреда, и тут же совершаю такое, что может иметь последствия, выходящие далеко за пределы удовольствий одной ночи.
Он встал, подал ей руку. Она легко поднялась на ноги, не пытаясь скрыть охватившего ее желания. Чувственное влечение, зародившееся с самого начала, словно пульсировало между ними, не отпуская, мощное, непреодолимое. Доминику казалось, будто его разрывают на части. Рациональной, трезвой частью своего существа он сознавал, что это безумие, в то время как кровью, сердцем, мышцами, кожей, всей своей плотью ощущал, что в этой любви и нежности не может быть ничего плохого.
Ароматный дым наполнил помещение, туманя мозг. Что, черт возьми, такое в этом фимиаме? Нет, надо уходить, пока не поздно! Он наклонился к крышке люка, отодвинул засов, потянул за ручку. Крышка не поднималась. Он потянул еще раз. Никакого результата.
Он заметил замочную скважину. Мэриан, вероятно, закрыла люк и на засов, и на ключ, желая надежнее защитить свое уединение. А может быть, она догадалась, что он появится, и решила закрыть ему путь к отступлению? Затуманенный мозг не мог ответить на этот вопрос.
Он поднялся на ноги. Можно ведь уйти тем же путем, что и пришел, – через окно, хотя это рискованно, можно сломать себе шею… У окна стояла Мэриан, преграждая ему путь. Не сводя с него глаз, она медленно расстегнула золотую брошь, скреплявшую сари на плече. Отбросила брошь, взялась за свободный конец сари. Словно загипнотизированный, он стоял неподвижно, глядя, как разматывается шелковая ткань. В мертвой тишине слышалось лишь позвякивание ее сережек и его хриплое дыхание. С каждой секундой все явственнее проглядывало тело. Богиня, выточенная из слоновой кости, более прекрасная, чем может вообразить простой смертный.
Последний слой шелка с чувственным шелестом соскользнул на пол, к ее ногам. Теперь ее окутывали только мерцающие волосы. На теле остались лишь украшения и будоражащие воображение узоры менди. Они обрисовывали грудь, лоно… расширяясь, поднимались к бедрам. Да может ли хоть один мужчина противостоять такой немыслимой красоте, да еще в сочетании с желанием, которого он не мог не видеть в ее глазах! Теперь он не сомневался в том, что она ждала его и подготовилась к этой встрече.
Два шага, и ее обнаженное тело коснулось его. Он попытался было отступить… и утонул в страстном поцелуе.
Сопротивление рухнуло. Он лихорадочно ласкал ее, кровь стучала в висках с такой силой, что он едва почувствовал, как ее руки вцепились в его рубашку, едва заметил, как с него сорвали одежду. Почувствовал лишь, когда обнаженная плоть прижалась к обнаженной плоти. Колени подогнулись, дыхание с трудом вырывалось из груди. С торжествующим смехом она потянула его на пол, покрытый толстым пушистым ковром. Глаза ее затуманились дымкой страсти. «La Belle Dame Sans Merci»… безжалостная красавица, способная похитить мужское сердце да еще вызвать в нем благодарность за это.
Он опустился на пол. Губы его жадно блуждали по ее телу, от нежной шеи до выпуклостей груди. Руки гладили мягкий изгиб живота. Она начала напевать какую-то задумчивую, насыщенную чувствами мелодию, сначала едва слышно – так, что он решил, будто ему показалось, – потом, по мере того как его ласки становились все более откровенными, звук все усиливался, пока он не почувствовал, как вибрирует ее грудь.
Этот звук наконец прорвался в его затуманенный страстью мозг, напомнив о чем-то еще более существенном, чем накал желания. Он поднял голову.
– Скажи мне что-нибудь, Мэриан, – проговорил хрипло. – Скажи, что ты понимаешь все значение… того, что мы сейчас делаем.
Подчерненные ресницы взлетели вверх, открыв затуманенные страстью глаза необыкновенного зеленого цвета, однако песня не перешла в слова. Он просунул руку между ее бедер. Они с готовностью раздвинулись. Он стал нежно ласкать влажные, чувствительные, скрытые внутри складки женской плоти. Она содрогнулась. Мелодия затихла. Она ловила ртом воздух.
Ее ничем не сдерживаемой страсти невозможно противостоять. И все же… Доминика будто током пронзило. На него снизошло внезапное прозрение. Если сейчас Мэриан удовлетворит свою страсть, не обнаружив себя, может случиться, что всю оставшуюся жизнь она так и проведет, замкнувшись в своем особом мире, не допуская туда никого. Желание – вот самое мощное оружие, которым он может воспользоваться для того, чтобы вызвать к жизни все возможности этой сложной восхитительной натуры. – Ну пожалуйста, произнеси мое имя. Или хотя бы одно только слово «да».
Она закрыла глаза, отвергая его настойчивую мольбу. Ногти ее вонзились ему в спину.
Он мысленно обозвал себя круглым идиотом, однако хрипло сказал:
– Я не буду продолжать, пока не услышу твой голос. Если ты мне не доверяешь, мы не можем быть вместе.
Ни слова в ответ. Лишь беспокойные, сводящие с ума движения рук.
Он оторвался от нее. С огромным усилием приподнялся на одной руке. С настоящей физической болью смотрел на нее сверху вниз. Такая желанная, такая прекрасная. Мечта его сердца. Притягательная и опасная, как сказочная фея Китса.
– Прости, любовь моя, – еле слышно прошептал он. – Мне очень жаль.
Он начал медленно подниматься. Пока еще есть силы, надо попытаться это сделать.
Глава 25
Ее глаза широко раскрылись. Она не поверила своим ушам. Нет, он не может сейчас остановиться! Она просто сгорит!
Ореол вокруг его головы полыхал пурпурным цветом жаркой страсти, однако он поднялся на ноги. Он действительно собирается ее оставить… Нет, этого она не вынесет. Она не может позволить ему уйти, она должна удержать его, пусть даже ценой утраты своего мирка, защищавшего ее столько лет.
В отчаянии она схватила его за руку.
– Нет! – С помощью пения ей удалось в течение стольких лет сохранить голос. Но губы с трудом произносили слова.
Она заговорила, запинаясь после каждого слова: – Пожалуйста… не… уходи.
В одно мгновение выражение его лица изменилось.
– О Мэриан! Любовь моя!
Он схватил ее в объятия, покрывая жгучими поцелуями. Ласки его доводили ее до безумия. Бедра ее лихорадочно двигались словно сами по себе. Она почувствовала, что больше не выдержит. Все тело сотрясали судороги.
Он крепко прижимал ее к себе. Ей казалось, что она скатывается куда-то… где никогда раньше не бывала. Он проник между ее бедер. Она открыла глаза, упиваясь его лицом, впитывая его в себя. До чего же он хорош! И какой широкоплечий, мускулистый. Тело украшают ее менди. Наконец-то, наконец она нашла свою пару.
Резкие морщинки вокруг его глаз говорили о том, как трудно ему двигаться медленно, неторопливо, не ворваться в нее резкими толчками, подобно взбесившемуся жеребцу. Она изогнула спину, облегчая ему путь, впуская его в себя. Так вот в чем разница между человеком и животными! В этой нежности, еще более мощной и оглушительной, чем страсть…
Он заполнил ее всю. Он словно растянул ее плоть. Неожиданное, даже пугающее ощущение… но и приятное тоже. Вот этой прожигающей, опаляющей близости она и жаждала больше всего. Когда два тела, растворяясь в огне страсти, будто тают, сливаются в одно. И еще – появляется непреодолимая, страстная потребное и, отдать столько же, сколько получил.
Они двигались в бешеном ритме. Мэриан с изумлением почувствовала новый прилив желания. Ренбурн задохнулся, начал мощными движениями входить в нее, не владея собой. Тела их, извиваясь, катаясь по ковру, передвинулись к скамье. Она прижалась к нему, обхватила его ногами, ощущая, как он проникает не только в глубь ее тела, но в самую душу, наполняет ее светом, изгоняет мрачные тени, которые преследовали ее всю жизнь.
Он вскрикнул, весь напрягся, затвердел. Потом сильно содрогнулся. Он пролил в нее свое семя. Ей показалось, что она на грани безумия. Сегодня она узнала, какое это непередаваемое ощущение, когда достигаешь вершины вместе с возлюбленным, в его объятиях.
Он крепко прижимал ее к себе. Понемногу страсть утихла. Пульс, дыхание вернулись в норму. И вместе со здравым смыслом явилось сознание того, что она сегодня возродилась к новой жизни, в другом мире, который предстоит осваивать.
Мир и успокоение. Удовлетворение. Любовь. Он лежал на боку, сонно поглаживая ее спину. Она спрятала лицо у него на плече. Сверкающие волосы рассыпались веером.
Какое чудо, что она все же решилась заговорить… Разрушила последний барьер… И все же, пришло ему в голову, никакие слова не в силах описать то, что сейчас произошло между ними.
Прохладный ночной воздух холодил влажные тела. Доминик достал свернутое одеяло со скамьи, накрыл их обоих. Сколько еще времени они смогут упиваться этой молчаливой близостью? От фактов не уйдешь – ящик Пандоры открыт, и теперь его уже не закроешь.
Внезапно он заметил, что она тихо плачет. Встревоженный, он откинул густые пряди с ее лица. Попытался разглядеть его выражение.
– Что случилось, Мэриан? Я сделал тебе больно? Она покачала головой и снова спрятала лицо.
– Тогда почему ты плачешь так, как будто у тебя сердце готово разорваться?
Она казалась такой хрупкой в его объятиях! Он мысленно отругал себя за то, что позволил страсти затмить рассудок.
– В чем же дело, радость моя? Скажи мне. Теперь, когда я знаю, что ты можешь говорить, я хочу слышать все. Она произнесла хриплым шепотом:
– Я… я даже не понимала, насколько я одинока. Эти слова едва не разорвали ему сердце. Вот она и стала беззащитной перед ним, как он и хотел. Но он понял, что не может этого вынести.
Он нежно смахнул слезы с ее щек.
– Ты никогда не будешь одинока. Пока я жив. Она вздохнула, по-видимому, не до конца убежденная, Доминик же осознал: он только что дал обещание, которое, возможно, не сможет выполнить. В растерянности он переменил тему: .
– Значит, ты никогда ни с кем не говорила? Даже с Камалем?
– В этом не было необходимости. – Она высвободилась из его объятий, повернулась на спину, улыбнулась. – Камаль не действует на меня так, как ты.
Он усмехнулся:
– Люди в твоем присутствии вели себя так, будто ты неодушевленный предмет. Но ты-то наверняка понимала все, что происходило вокруг.
Она пожала плечами:
– Когда прислушивалась к тому, что говорили. Вероятно, большую часть времени она просто не обращала внимания на то, что происходило вокруг нее, подумал Доминик.
– Но когда прислушивалась, вероятно, узнавала больше, чем могли себе представить окружающие. Губы ее изогнулись в легкой улыбке.
– Вероятно.
Он видел, как на нее действует то, что она наконец заговорила, после стольких лет молчания. Если бы не пение, она бы могла остаться без голоса.
– Да, я вижу, ты женщина немногословная. Она искоса кинула на него озорной взгляд:
– Зато ты можешь говорить, за двоих. Он рассмеялся:
– Пока ты молчала, мне приходилось говорить за двоих. До сегодняшнего дня. – Он приподнялся на локте, не сводя с нее внимательного взгляда. – Почему ты не хотела нормально общаться с людьми? Ты приняла это решение сама?
– Все не так… просто, – медленно проговорила она. – Пожар, резня, убийства, плен… это оказалось больше, чем я могла вынести. – Она на мгновение прикрыла глаза. Лицо ее исказила гримаса боли. – Мысленно я постоянно возвращалась в Уорфилд. Пыталась делать вид, будто дворца маха-раджи с его зенана – женской половиной – не существует. Насколько это было возможно. Прошло какое-то время, уже после того как я вернулась домой, прежде чем я снова начала замечать внешний мир… начала открываться ему. К тому времени я отвыкла говорить. И… и меня вполне устраивала такая жизнь. У меня было все, чего я хотела. Заговорить… стать как все… но тогда многое могло бы измениться.
– А ты этого не хотела.
Она не потрудилась ответить. Он рассматривал ее изящный профиль, представляя себе чувствительного, восприимчивого, ранимого ребенка, прошедшего через настоящий ад. К тому времени как ее привезли домой, она едва начала оправляться от пережитого. Легко можно понять, почему она не захотела пожертвовать комфортабельной, спокойной и свободной жизнью в обмен на сомнительные преимущества нормального существования. Его собственная сестра не раз роптала на бесчисленные ограничения, которые приходится терпеть благовоспитанной девушке.
Ореол вокруг его головы полыхал пурпурным цветом жаркой страсти, однако он поднялся на ноги. Он действительно собирается ее оставить… Нет, этого она не вынесет. Она не может позволить ему уйти, она должна удержать его, пусть даже ценой утраты своего мирка, защищавшего ее столько лет.
В отчаянии она схватила его за руку.
– Нет! – С помощью пения ей удалось в течение стольких лет сохранить голос. Но губы с трудом произносили слова.
Она заговорила, запинаясь после каждого слова: – Пожалуйста… не… уходи.
В одно мгновение выражение его лица изменилось.
– О Мэриан! Любовь моя!
Он схватил ее в объятия, покрывая жгучими поцелуями. Ласки его доводили ее до безумия. Бедра ее лихорадочно двигались словно сами по себе. Она почувствовала, что больше не выдержит. Все тело сотрясали судороги.
Он крепко прижимал ее к себе. Ей казалось, что она скатывается куда-то… где никогда раньше не бывала. Он проник между ее бедер. Она открыла глаза, упиваясь его лицом, впитывая его в себя. До чего же он хорош! И какой широкоплечий, мускулистый. Тело украшают ее менди. Наконец-то, наконец она нашла свою пару.
Резкие морщинки вокруг его глаз говорили о том, как трудно ему двигаться медленно, неторопливо, не ворваться в нее резкими толчками, подобно взбесившемуся жеребцу. Она изогнула спину, облегчая ему путь, впуская его в себя. Так вот в чем разница между человеком и животными! В этой нежности, еще более мощной и оглушительной, чем страсть…
Он заполнил ее всю. Он словно растянул ее плоть. Неожиданное, даже пугающее ощущение… но и приятное тоже. Вот этой прожигающей, опаляющей близости она и жаждала больше всего. Когда два тела, растворяясь в огне страсти, будто тают, сливаются в одно. И еще – появляется непреодолимая, страстная потребное и, отдать столько же, сколько получил.
Они двигались в бешеном ритме. Мэриан с изумлением почувствовала новый прилив желания. Ренбурн задохнулся, начал мощными движениями входить в нее, не владея собой. Тела их, извиваясь, катаясь по ковру, передвинулись к скамье. Она прижалась к нему, обхватила его ногами, ощущая, как он проникает не только в глубь ее тела, но в самую душу, наполняет ее светом, изгоняет мрачные тени, которые преследовали ее всю жизнь.
Он вскрикнул, весь напрягся, затвердел. Потом сильно содрогнулся. Он пролил в нее свое семя. Ей показалось, что она на грани безумия. Сегодня она узнала, какое это непередаваемое ощущение, когда достигаешь вершины вместе с возлюбленным, в его объятиях.
Он крепко прижимал ее к себе. Понемногу страсть утихла. Пульс, дыхание вернулись в норму. И вместе со здравым смыслом явилось сознание того, что она сегодня возродилась к новой жизни, в другом мире, который предстоит осваивать.
Мир и успокоение. Удовлетворение. Любовь. Он лежал на боку, сонно поглаживая ее спину. Она спрятала лицо у него на плече. Сверкающие волосы рассыпались веером.
Какое чудо, что она все же решилась заговорить… Разрушила последний барьер… И все же, пришло ему в голову, никакие слова не в силах описать то, что сейчас произошло между ними.
Прохладный ночной воздух холодил влажные тела. Доминик достал свернутое одеяло со скамьи, накрыл их обоих. Сколько еще времени они смогут упиваться этой молчаливой близостью? От фактов не уйдешь – ящик Пандоры открыт, и теперь его уже не закроешь.
Внезапно он заметил, что она тихо плачет. Встревоженный, он откинул густые пряди с ее лица. Попытался разглядеть его выражение.
– Что случилось, Мэриан? Я сделал тебе больно? Она покачала головой и снова спрятала лицо.
– Тогда почему ты плачешь так, как будто у тебя сердце готово разорваться?
Она казалась такой хрупкой в его объятиях! Он мысленно отругал себя за то, что позволил страсти затмить рассудок.
– В чем же дело, радость моя? Скажи мне. Теперь, когда я знаю, что ты можешь говорить, я хочу слышать все. Она произнесла хриплым шепотом:
– Я… я даже не понимала, насколько я одинока. Эти слова едва не разорвали ему сердце. Вот она и стала беззащитной перед ним, как он и хотел. Но он понял, что не может этого вынести.
Он нежно смахнул слезы с ее щек.
– Ты никогда не будешь одинока. Пока я жив. Она вздохнула, по-видимому, не до конца убежденная, Доминик же осознал: он только что дал обещание, которое, возможно, не сможет выполнить. В растерянности он переменил тему: .
– Значит, ты никогда ни с кем не говорила? Даже с Камалем?
– В этом не было необходимости. – Она высвободилась из его объятий, повернулась на спину, улыбнулась. – Камаль не действует на меня так, как ты.
Он усмехнулся:
– Люди в твоем присутствии вели себя так, будто ты неодушевленный предмет. Но ты-то наверняка понимала все, что происходило вокруг.
Она пожала плечами:
– Когда прислушивалась к тому, что говорили. Вероятно, большую часть времени она просто не обращала внимания на то, что происходило вокруг нее, подумал Доминик.
– Но когда прислушивалась, вероятно, узнавала больше, чем могли себе представить окружающие. Губы ее изогнулись в легкой улыбке.
– Вероятно.
Он видел, как на нее действует то, что она наконец заговорила, после стольких лет молчания. Если бы не пение, она бы могла остаться без голоса.
– Да, я вижу, ты женщина немногословная. Она искоса кинула на него озорной взгляд:
– Зато ты можешь говорить, за двоих. Он рассмеялся:
– Пока ты молчала, мне приходилось говорить за двоих. До сегодняшнего дня. – Он приподнялся на локте, не сводя с нее внимательного взгляда. – Почему ты не хотела нормально общаться с людьми? Ты приняла это решение сама?
– Все не так… просто, – медленно проговорила она. – Пожар, резня, убийства, плен… это оказалось больше, чем я могла вынести. – Она на мгновение прикрыла глаза. Лицо ее исказила гримаса боли. – Мысленно я постоянно возвращалась в Уорфилд. Пыталась делать вид, будто дворца маха-раджи с его зенана – женской половиной – не существует. Насколько это было возможно. Прошло какое-то время, уже после того как я вернулась домой, прежде чем я снова начала замечать внешний мир… начала открываться ему. К тому времени я отвыкла говорить. И… и меня вполне устраивала такая жизнь. У меня было все, чего я хотела. Заговорить… стать как все… но тогда многое могло бы измениться.
– А ты этого не хотела.
Она не потрудилась ответить. Он рассматривал ее изящный профиль, представляя себе чувствительного, восприимчивого, ранимого ребенка, прошедшего через настоящий ад. К тому времени как ее привезли домой, она едва начала оправляться от пережитого. Легко можно понять, почему она не захотела пожертвовать комфортабельной, спокойной и свободной жизнью в обмен на сомнительные преимущества нормального существования. Его собственная сестра не раз роптала на бесчисленные ограничения, которые приходится терпеть благовоспитанной девушке.