Страница:
Медленно, незаметно Клер приблизилась к нему, пока не коснулась спиной его белой полотняной рубашки. Он обнял её одной рукой за талию и прижал к себе. В его объятии не было ничего плотского, скорее этим жестом он разделял с нею переживание, слишком глубокое, чтобы выразить его словами. Клер тоже закрыла глаза и позволила себе забыть обо всем и просто наслаждаться мгновением. Божественной красотой музыки. Силой и теплом, которые исходили от Никласа, Ею владело только одно чувство - радость.
Заиграли "Хор аллилуйя" Генделя, произведение потрясающей силы, которое невозможно было не узнать. "Ибо Господь Бог всемогущий властвует над всем..." Клер задрожала от чувств, поднимающихся из самых глубин её души.
"Царь всех царей и владыка всех владык...." Горячая вера и страсть, красота и любовь, сладострастие и нежность, божественное и земное - все слилось в се сердце в одно неразделимое целое, и на глазах выступили мечтательные слезы. "Всегда, всегда, во веки веков..."
Возможно, смешение столь различных, столь противоположных эмоций было богохульством, но она не могла разделить их, так же как не могла сейчас сказать, где кончалась она и начинался Никлас. Она просто существовала, чувствуя, что ей больше нечего желать от жизни, ибо у неё есть все.
Когда хор закончил петь, орган заиграл соло, такое громовое, что казалось, ещё немного - и древние камни аббатства расшатаются и посыплются вниз. Клер медленно вышла из транса. Открыв глаза, она заметила, что две проходящие мимо дамы посмотрели на неё с возмущением. Этот взгляд напомнил девушке, что Никлас все ещё обнимает её за талию, и она нехотя высвободилась. Потом подняла голову и не смогла отвести от него глаз.
- Я всегда думал, что ад - это, должно быть, такое место, где никогда не звучит музыка, - тихо проговорил Никлас.
Клер почувствовала, что между ними возникла некая почти осязаемая близость, какая-то не существовавшая доселе связь. И в самом деле, в нем что-то изменилось, и через несколько мгновений она поняла - что. Впервые за то время, что она его знала, выражение его лица было полностью открытым. Обыкновенно хорошо подвешенный язык и выразительная физиономия служили ему для того, чтобы скрывать свои подлинные чувства, но теперь вес барьеры пали, и в его глазах Клер явственно видела: он уязвим. Интересно, много ли времени протекло с тех пор, когда он в последний раз позволял другому человеку так глубоко заглянуть в его душу? Или такого с ним не случалось никогда?
Тут ей в голову пришла другая мысль: а что он видит сейчас в её глазах? Подумав об этом, Клер в смущении отвела взгляд и связующая их тонкая нить тотчас оборвалась... Прежде чем заговорить. Клер пришлось перевести дыхание и откашляться.
- Прекрасная музыка! И вы были правы - это и впрямь было самое чувственное переживание в моей жизни.
- И абсолютно приличное. - Никлас предложил ей руку.
Все ещё чувствуя тепло его объятия на своей талии, Клер просунула ладонь в его согнутую в локте руку, и они молча вышли из аббатства. У них пропало всякое желание дальше осматривать памятники - после ангельского пения хора все казалось будничным и скучным.
Снаружи свежий ветер проворно гнал по небу обрывки облаков, складывая их в постоянно меняющиеся узоры. Никлас подозвал своего грума с двуколкой, и вскоре они уже прокладывали себе путь по запруженным экипажами улицам Вестминстера<Квартал в центре Лондона>. В Мэйфере улицы были куда тише, и Клер с нетерпением ждала, когда же они наконец доберутся до Эбердэр-Хауса. После пережитых в швейном салоне и аббатстве волнений она была не прочь немного поспать, однако Никлас оказался неистощим на сюрпризы. Когда они проезжали по тихой фешенебельной жилой улице, он вдруг натянул вожжи и остановил лошадей.
- Судя по положению дверного кольца, семья находится в городе.
Передав груму вожжи, он легко спрыгнул на мостовую и подал руку Клер, чтобы помочь ей сойти.
- Кто в городе? - спросила она, ступая на землю. Весело блеснув глазами, он провел её вверх по ступенькам и постучал в дверь тяжелым бронзовым кольцом, украшенным головой льва.
- Кто? Моя любимая старая бабушка.
Бабушка? Но ведь мать его отца умерла много лет назад, а мать его матери-цыганки, если и была жива, то никак не могла жить в мэйферском особняке.
Только когда дверь начала отворяться. Клер с ужасом поняла, о ком он говорит: о молодой вдове своего деда, об Эмили, вдовствующей графине Эбердэр женщине, которую все в долине считали любовницей Никласа и которая четыре года назад оказалась в самом центре скандала, унесшего две человеческие жизни.
Глава 11
Входя в дом вместе в Никласом, Клер чувствовала весьма нехристианское желание свернуть ему шею. Все в Пенрите знали, что в ту ночь, когда умер старый граф и погибла Кэролайн, слуги нашли Никласа в спальне графини. Несмотря на столь вескую косвенную улику, Клер не спешила присоединиться к общему мнению и сделать напрашивающийся сам собою вывод. Хотя в то время она считала, что смотрит на вещи непредвзято, ибо не в се правилах осуждать кого-то, не зная всех обстоятельств дела, теперь ей пришло в голову, что тогда она просто-напросто не захотела поверить, что Никлас способен на такую гнусность. Однако теперь, когда эти двое встретятся, ей, похоже, придется узнать правду - и она вдруг осознала, что вовсе не хочет знать, что же в действительности произошло четыре года назад.
Исполненный достоинства дворецкий впустил посетителей в дом и попросил их назвать себя, но неожиданно через вестибюль с громким визгом промчался маленький голый ребенок, и весь эффект от торжественной величавости дворецкого пошел насмарку. Вдогонку за малышом, тяжело дыша, неслась его нянька, а через несколько секунд вслед за нею появилась смеющаяся дама лет тридцати пяти.
Она взглянула на вновь прибывших, и выражение её лица вмиг переменилось.
- Никлас! - воскликнула она, протягивая к нему руки; - Почему ты не сообщил мне, что вернулся в Англию? Он взял её за руки и расцеловал в обе щеки.
- Я прибыл в Лондон только вчера, Эмили. Клер смотрела на эту сцену молча, с застывшим лицом, думая о том, что сегодня Никлас у нес на глазах целовал слишком много женщин. Вдовствующая графиня излучала здоровье, сияла счастьем и казалась на десяток лет моложе, чем тогда, когда она жила в Эбердэре. И, судя, по очевидной привязанности, которую она и Никлас питали друг к другу, было нетрудно поверить, что четыре года назад они и в самом деле были любовниками.
Никлас повернулся к Клер и подвел её к графине.
- Возможно, ты помнишь мою спутницу.
После длившегося всего мгновение замешательства графиня сказала:
- Вы ведь мисс Морган, учительница пенритской школы, не так ли? Мы с вами встречались, когда Никлас создавал школьный фонд.
Теперь в замешательство пришла Клер.
- Как? Значит, это Никлас пожертвовал деньги на школу? А я думала, что это сделали вы.
- Поскольку мой муж не одобрял прогрессивных идей Никласа, мы решили, что публичные функции возьму на себя я, - пояснила графиня. - Надеюсь, дела в школе идут хорошо. Вы по-прежнему работаете там учительницей?
- Большую часть времени, - вмешался Никлас. - Сейчас она взяла трехмесячный отпуск, дабы просвещать меня.
Графиня с любопытством посмотрела сначала на Клер, потом на Никласа, затем опять на Клер, однако, прежде чем она успела что-либо сказать, молодая нянька вернулась, неся на руках своего гукающего голозадого подопечного.
- Простите, мадам, - сказала она извиняющимся тоном. - Не представляю, как это мастер Уильям умудрился улизнуть из-под моего присмотра.
Графиня наклонилась и поцеловала сына в щеку.
- Он невероятно изобретателен, не правда ли? - гордо сказала она.
- Тателен, тателен, тателен, - подражая ей, залепетал малыш.
- Стало быть, вот он, мой крестник. - Никлас, смеясь. взял ребенка у няньки. - Поскольку он, как видно, терпеть не может ходить одетым, в будущем тебе не придется особо тратиться на его костюмы. Возможно, ему присуща цыганская любовь к свободе.
Клер не могла удержаться от поисков сходства между Уильямом и Никласом. Если таковое и имелось, то она его не заметила: малыш был светловолос и голубоглаз, типичный английский ребенок. К тому же он был слишком мал, чтобы быть плодом связи, которая имела место четыре года назад.
Мягкий голос графини прервал её размышления.
- Простите мне мою неучтивость, мисс Морган. Как видите, здесь у нас вес вверх дном, но не согласитесь ли вы выпить со мною чашку чая? Нам с Никласом надо о многом поговорить.
Никлас фыркнул от смеха и отдал Уильяма обратно няньке.
- Понятно, чем ты занималась последние несколько лет. Графиня, покраснев, как школьница, ввела гостей в гостиную и позвонила, чтобы принесли чай и пирожные. Клер прихлебывала чай и без аппетита жевала пирожные, в то время как Никлас и Эмили обменивались новостями. Может быть, он за этим и привез её в Лондон - понаблюдать, как он очаровывает других женщин? Эта мысль ужасно её разозлила.
Проговорив около получаса, Никлас вынул из кармана какой-то круглый ярко раскрашенный деревянный предмет на нитке.
- Я привез Уильяму подарок. Эта штука из Индии, там её называют йо-йо.
Он соорудил из шелковой нити петлю, надел её себе на палец и неуловимым движением сделал так, что игрушка запрыгала вверх-вниз, издавая тихий певучий звук.
- У моего брата была такая же, когда мы были детьми, но она называлась не йо-йо, а бангалор, - сказала графиня. - Посмотрим, помню ли я, как заставить её прыгать вверх-вниз. - Попытки Эмили не увенчались успехом.
Когда игрушка в её руке в третий раз вяло повисла на нитке, она отдала её обратно Никласу.
- Боюсь, что я утратила навык - слишком долго не практиковалась.
- Если ты не возражаешь, я отнесу игрушку в детскую и продемонстрирую её Уильяму.
- Он будет в восторге. - Графиня вызвала звонком дворецкого и попросила его проводить Никласа в детскую.
Клер ощутила неловкость при мысли о том, что ей придется остаться наедине с графиней, однако это чувство тотчас же прошло, когда та обратила к ней взгляд своих светло-карих глаз.
- Пожалуйста, простите Никласа и меня за нашу неучтивость: четыре года долгий срок, а этот шалопай почти совсем мне не писал.
- Уверена, вы рады, что он возвратился домой, леди Эбердэр, - безразличным тоном сказала Клер.
- Да, рада, хотя это и напоминает мне о том ужасном времени. - Графиня взяла с блюда пирожное. - Между прочим, я больше не называю себя этим титулом, мисс Морган. Теперь я обыкновенная скромная миссис Роберт Холкрофт. А для друга Никласа - просто Эмили.
- Вы отказались от титула? Но это почти неслыханно! Я полагала, что женщины в вашем положении, как правило, сохраняют свой титул, когда выходят замуж за людей, не принадлежащих к сословию пэров.
- Я никогда не хотела быть графиней. Роберт - мой муж - и я вместе выросли и всегда знали, что хотим пожениться. Но он был младшим сыном сквайра, которому не на что было рассчитывать, а я была дочерью виконта. Когда лорд Эбердэр сделал свое чрезвычайно лестное предложение, мои родители настояли, чтобы я приняла его, несмотря на то, что он был на сорок лет старше меня.
- Простите, - смущенно сказала Клер. - Я ничего об этом не знала. Вы казались такой спокойной и довольной. Никто в Пенрите не догадывался, что этот брак вам в тягость.
- Лорду Эбердэру нужна была молодая племенная кобыла, чтобы она нарожала ему ещё детей. - Эмили начала крошить пирожное между пальцами. - Он был весьма... усерден в исполнении своих супружеских обязанностей, но я его разочаровала. Это было трудное время. Никлас стал для меня... большим утешением. - Пирожное превратилось в горку золотистых крошек.
Для Клер это прозвучало как косвенное признание в том, что Эмили и Никлас все же состояли в любовной связи, однако это не было случайной похотливой интрижкой. По крайней мере со стороны Эмили. Хотя Клер никогда не оправдывала супружеской измены, она сердцем понимала, что глубоко несчастная в браке женщина могла завести роман с красивым, обаятельным внуком своего мужа, молодым человеком, который был близок ей по возрасту. Не зная, что ещё сказать, девушка заметила:
- Уильям - живое доказательство того, что ваш первый брак был бездетным не по вашей вине.
- О, не думайте, что я не испытываю удовлетворения от этой мысли, - сухо ответила Эмили. - Где бы ни был сейчас четвертый граф Эбердэр - а я подозреваю, что он пребывает в очень жарком месте, - надеюсь, что теперь он знает: я не бесплодна. - Она дотронулась до своего живота. - А осенью у Уильяма появится брат или сестра.
- Это прекрасно. Примите мои поздравления. - Не в силах и дальше сдерживать свое изумление. Клер спросила: - Но почему вы рассказываете все это мне, человеку, которого совершенно не знаете?
- Потому что с вами легко говорить. Потому что вас привел сюда Никлас. Потому что вы из Пенрита. Думаю, последняя причина самая важная. Коль скоро вы живете в долине, вы должны знать, какой скандал разразился вокруг смерти моего мужа и гибели жены Никласа. Бог весть какие сплетни ходили на этот счет, хотя едва ли они могли быть хуже, чем правда. Я уехала из Уэльса сразу же после того, как похоронила мужа. От всех свалившихся на меня страшных событий я тогда словно окаменела, и мне было все равно, что думают люди; но сейчас, с вашим приездом, у меня появилась возможность кое-что объяснить.
Клер подумала: "Интересно, как относился к их связи Никлас? Любил ли он Эмили? Может быть, он и сейчас её любит?" Но конечно, она не могла спросить об этом прямо.
- В то время высказывалось много всяких догадок по поводу случившегося, но теперь этот скандал уже наполовину забыт, - сказала девушка. - Поскольку и вы, и Никлас уехали из долины, а больше никто не знал, что же произошло на самом деле, у любителей перемывать чужие косточки оказалось очень мало материала для сочинения сплетен.
- Вот и прекрасно. - Темные брови Эмили сдвинулись. - Роберт помог мне забыть то страшное время, а вот Никласу, как мне кажется, повезло меньше. Быть может, вы сумеете сделать для него то, что Роберт сделал для меня.
Клер растерялась.
- Право же, это очень странный разговор.
- Полагаю, что да. - Эмили улыбнулась. - Я не знаю, какие отношения существуют между вами и Никласом, но он не привез бы вас сюда, будь вы ему безразличны. Ему нужен кто-то, кому он тоже был бы небезразличен. Кто-то, кому он мог бы доверять.
Прежде чем Клер успела объяснить, что дело обстоит совсем не так, как представляет себе Эмили, из детской вернулся Никлас. Когда он присоединился к разговору, Клер решила, что это к лучшему: хорошо, что у неё не оказалось времени на ответ, потому что она не знала, ни что говорить, ни что думать. Она воспитывалась в среде, где все вещи были либо хорошими, либо плохими, либо белыми, либо черными. К сожалению, для Никласа эти мерки не подходили, потому что все с ним связанное было окрашено в полутона, притом самых различных оттенков.
Несколько минут спустя, когда Клер и Никлас уже начали прощаться, пришел муж Эмили, Роберт Холкрофт - невысокий коренастый блондин с заразительной улыбкой. Когда жена представила его Никласу, он пожал тому руку и сказал, что ждал этого знакомства с нетерпением. Если Холкрофт и знает, что когда-то Никлас и Эмили были любовниками, то по нему это незаметно, подумала Клер...
- Я рада была узнать, что теперь леди Эбердэр живет счастливо, - сказала девушка, когда их двуколка тронулась с места. - После того, как четыре года назад она, едва похоронив мужа, уехала из долины, о ней не было никаких вестей; казалось, будто леди Эмили просто исчезла с лица земли. Никто в Пенрите не имел ни малейшего представления о том, что с нею сталось.
- Она хотела забыть о годах, проведенных в Уэльсе, и едва ли можно её за это винить, - сдержанно проговорил Никлас. - Эмили вышла замуж за Холкрофта ровно через год после смерти моего деда. По образованию Роберт адвокат, но с недавних пор он - восходящая звезда в парламенте и когда-нибудь наверняка войдет в кабинет министров.
- А какое графство он представляет?
- Лестершир. - Никлас сбавил скорость, потом свернул налево и поехал по более тихой улице. - В палате общин избирательный округ этого графства контролирую я, и когда Эмили написала мне, что Холкрофт хочет посвятить себя политике, я предоставил ему место. Насколько я слышал, из него получился хороший парламентарий - судя по всему, он и умнее, и принципиальнее своего предшественника.
Клер опешила.
- Как?! Вы контролируете избирательный округ в Лестершире?
- А также несколько других. Благодаря нашей прогнившей политической системе я осуществляю эффективный контроль над местами в парламенте от трех различных графств. Хотя титул графа Эбердэра имеет валлийские корни, сейчас большая часть нашего семейного состояния находится за пределами Уэльса.
Клер была потрясена. Как же мало, оказывается, она знает о Никласе и о том, каким богатством и влиянием обладает человек, занимающий такое положение!
- Тогда неудивительно, что мистер Холкрофт был счастлив с вами познакомиться, - ведь вы как-никак его политический патрон. А стать крестным отцом Уильяма вас попросили по той же причине?
- Я предпочитаю думать, что здесь сыграли свою роль не соображения политической выгоды, а просто дружеские чувства. В Эбердэре Эмили была единственным островком - здравомыслия и человеческого тепла.
Никлас явно не производил впечатления человека, страдающего из-за разбитого сердца. Было очевидно, что он привязан к Эмили, однако Клер вопреки всякой логике - чувствовала удовлетворение от сознания того, что бывшая графиня Эбердэр отнюдь не была великой любовью его жизни.
- Коль скоро вы сумели провести Холкрофта в парламент, значит, будучи за границей, продолжали весьма внимательно следить за своими делами в Англии?
- Приблизительно раз в полгода я получал сундучок с юридическими документами, изучал их, после чего посылал своему поверенному в делах подробные инструкции. - Он бросил на неё иронический взгляд. - Как видите, я не так безответствен, как обо мне говорят.
- Еще бы, - колко сказала Клер. - Настолько безответственным не может быть никто. Таких людей просто не бывает.
Никлас расхохотался.
- Вы идеальная валлийская роза, Клер: нежная, благоухающая и со множеством преострых шипов. - Он легко погладил её подбородок тыльной стороной руки в перчатке. - И именно шипы делают вас интересной.
Пожалуй, это был не самый лестный комплимент, но Клер все же порадовалась ему. Да и то сказать: колких шипов у неё и впрямь куда больше, чем традиционного женского очарования.
Клер тщательно прицелилась и ударила кием по бильярдному шару. Кий скользнул но отполированной слоновой кости, и белый шар, уйдя в сторону, не попал по цветному шару-мишени, который девушка намеревалась загнать в лузу.
- Ах, будь он неладен! Опять промазала! - Она подняла кий и сердито посмотрела на его кончик. - Вся беда в том, что дерево чересчур гладкое и твердое. Не будет ли это против правил, если покрыть конец кия каким-то другим материалом - чем-нибудь таким, что не скользило бы так, как голое дерево?
- Думаю, что это не противоречило бы правилам, но ни один истинный ценитель бильярда не одобрил бы такого новшества. Вся прелесть как раз и состоит в том, чтобы играть хорошо, несмотря на все недостатки игровых принадлежностей, а не благодаря их достоинствам.
Никлас наклонился над бильярдом, и его мышцы слегка напряглись под белым батистом рубашки. Удар - и цветной шар угодил точно в лузу.
- Хорошо еще, что у этого бильярда ровная поверхность, не то что в Эбердэре. У того столешница была как вспаханное поле в середине зимы.
- К тому времени, когда мы вернемся, наверняка уже будет готова новая, из шифера. Будет интересно посмотреть, как вы на ней играете.
Поскольку первый день её пребывания в Лондоне оказался слишком переполнен событиями, Клер было приятно провести вечер в спокойном общении с Никласом. К тому же её ранг новичка в бильярде имел некоторые преимущества: большую часть времени она могла стоять и смотреть, как играет Никлас. Двигаясь вокруг бильярдного стола с непринужденной, естественной грацией пантеры, он представлял собою зрелище, которое доставило бы удовольствие любой женщине. Упиваясь смутным сладким чувством, Клер гадала, когда же Никлас наконец захочет воспользоваться своим правом на поцелуй. Если сие не произойдет в самое ближайшее время, она, может быть, поцелует его сама. Ему явно нравится, когда она это делает.
Никлас снова прицелился и ударил. Белый шар, эффектно отскочив от трех бортов, толкнул шар-мишень, и тот скатился в лузу. Не успела Клер высказать приготовленный комплимент, как раздавшийся со стороны двери незнакомый мужской голос произнес, лениво растягивая слова:
- Умение хорошо играть в бильярд есть отличительная черта джентльмена, но играть слишком хорошо - это прискорбный признак юности, растраченной впустую.
- Люсьен! - Никлас бросил кий на стол и, подойдя к вошедшему, с жаром стиснул его в объятиях. - Я вижу, ты получил мою записку. Рад, что ты смог зайти ко мне уже нынче вечером.
Люсьен пробормотал:
- Ты ничуть не изменился: все так же невоздержан в проявлении чувств.
Но Клер заметила, что его объятия тоже выражают самую горячую приязнь.
Пока мужчины обменивались приветствиями, она с интересом разглядывала гостя. Почти такой же красивый, как Никлас, Люсьен, однако, обладал другой, безупречно английской красотой: белокурые волосы, белокожее лицо. Надо полагать, среди пресловутой четверки "Падших ангелов" он был Люцифером Утренней звездой, - самым прекрасным из всех остальных обитателей рая, который, восстав против Всевышнего, был изгнан из обители блаженных. Двигался Люсьен бесшумно, как кот: ни Клер, ни Никлас не услышали, как он вошел.
Разомкнув наконец объятия, Никлас представил Клер и Люсьена друг другу.
- Клер, вы уже, разумеется, поняли, что это лорд Стрэтмор. Люсьен познакомься, это мой друг мисс Морган.
Значит, они с Никласом - друзья? Пожалуй, это весьма неполное определение.
- Рада познакомиться с вами, милорд, - с улыбкой сказала Клер. - Никлас часто говорил о вас.
- Клевета, все клевета, - мгновенно ответил тот. - Ему ни разу не удалось ничего доказать.
Пока Клер смеялась, Люсьен грациозно склонился над её рукой. Когда он выпрямился, она увидела, что глаза у него необычного золотисто-зеленого цвета; это снова навело ей на мысль о его сходстве с котом. Он смотрел на девушку с любопытством, словно пытаясь определить по её наружности, какое положение она занимает среди домочадцев Никласа. Ни одна добродетельная старая дева не пошла бы на то, чтобы провести вечер наедине с мужчиной в принадлежащем ему доме. С другой стороны, даже новые платья не могли сделать Клер похожей на женщину того сорта, с которой Никлас позволил бы себе выйти за рамки приличий.
- Мисс Морган, вы валлийка? - спросил лорд Стрэтмор.
- Вы догадались? А я-то воображала, что мой английский безупречен.
- Легкий валлийский акцент придаст голосу мелодичность. Его улыбка доказывала, что он может соперничать с Никласом не только в красоте, но и в обаянии.
- Клер, вы не возражаете, если мы завершим нашу игру позже? - сказал Никлас. Она улыбнулась.
- Я согласна - ведь у меня нет шансов на победу.
- В таком случае... - Никлас протянул кий своему другу. - Ну что, сумеешь загнать последние два шара в лузы?
Люсьен нагнулся над столом и ударил. Белый шар быстро покатился, толкнув сначала один из цветных шаров, потом другой, и оба они свалились в лузы.
- У меня тоже была юность, растраченная впустую. Когда все отсмеялись, Клер сказала:
- Я пойду спать. Уверена, что вам хочется о многом поговорить друг с другом.
Никлас положил руку ей на плечо.
- Не уходите, Клер. Я хочу спросить Люсьена о Майкле Кеньоне, а ответ на этот вопрос касается вас так же, как и меня.
Лорд Стрэтмор нахмурился, однако ничего не сказал, пока все трое не расположились в библиотеке, где мужчины принялись за бренди, а Клер стала медленно потягивать херес из крошечной рюмки. Она и Никлас сидели в поставленных бок о бок креслах с подголовниками, а Стрэтмор развалился на стоящем напротив диване.
Большую часть комнаты освещал камин, в котором горел уголь; от него исходил теплый, покойный свет.
Коротко описав положение, создавшееся на пенритской шахте. Никлас сказал:
- Майкл, как видно, совершенно забросил дело, хотя это на него и не похоже. Ты не знаешь, где он теперь? Я потерял с ним связь после того, как уехал из Англии, по мне бы хотелось увидеть его как можно скорее.
Люсьен удивленно поднял брови.
- Выходит, ты не знал, что он опять поступил на военную службу?
- Боже правый, вот бы никогда не подумал! Когда он продал свой офицерский патент, то поклялся, что навоевался и наслужился на всю оставшуюся жизнь и никогда больше не наденет мундира.
- Не сомневаюсь, что тогда он именно так и думал, однако факт остается фактом: вскоре после того, как ты уехал за границу, он снова купил себе офицерский патент.
Никлас нахмурился, и Клер увидели промелькнувшую в его глазах тревогу.
- Но ты же, надеюсь, не собираешься сообщить мне, что этот несчастный болван довоевался до того, что его убили?
- Об этом не беспокойся. Майкла ничто не берет. Большую часть последних четырех лет он провоевал в Испании и Португалии. Теперь он майор и слывет героем.
Никлас улыбнулся.
- Вот это в его духе. Пусть уж лучше обрушивает свой бешеный нрав на врагов, чем на друзей.
Заиграли "Хор аллилуйя" Генделя, произведение потрясающей силы, которое невозможно было не узнать. "Ибо Господь Бог всемогущий властвует над всем..." Клер задрожала от чувств, поднимающихся из самых глубин её души.
"Царь всех царей и владыка всех владык...." Горячая вера и страсть, красота и любовь, сладострастие и нежность, божественное и земное - все слилось в се сердце в одно неразделимое целое, и на глазах выступили мечтательные слезы. "Всегда, всегда, во веки веков..."
Возможно, смешение столь различных, столь противоположных эмоций было богохульством, но она не могла разделить их, так же как не могла сейчас сказать, где кончалась она и начинался Никлас. Она просто существовала, чувствуя, что ей больше нечего желать от жизни, ибо у неё есть все.
Когда хор закончил петь, орган заиграл соло, такое громовое, что казалось, ещё немного - и древние камни аббатства расшатаются и посыплются вниз. Клер медленно вышла из транса. Открыв глаза, она заметила, что две проходящие мимо дамы посмотрели на неё с возмущением. Этот взгляд напомнил девушке, что Никлас все ещё обнимает её за талию, и она нехотя высвободилась. Потом подняла голову и не смогла отвести от него глаз.
- Я всегда думал, что ад - это, должно быть, такое место, где никогда не звучит музыка, - тихо проговорил Никлас.
Клер почувствовала, что между ними возникла некая почти осязаемая близость, какая-то не существовавшая доселе связь. И в самом деле, в нем что-то изменилось, и через несколько мгновений она поняла - что. Впервые за то время, что она его знала, выражение его лица было полностью открытым. Обыкновенно хорошо подвешенный язык и выразительная физиономия служили ему для того, чтобы скрывать свои подлинные чувства, но теперь вес барьеры пали, и в его глазах Клер явственно видела: он уязвим. Интересно, много ли времени протекло с тех пор, когда он в последний раз позволял другому человеку так глубоко заглянуть в его душу? Или такого с ним не случалось никогда?
Тут ей в голову пришла другая мысль: а что он видит сейчас в её глазах? Подумав об этом, Клер в смущении отвела взгляд и связующая их тонкая нить тотчас оборвалась... Прежде чем заговорить. Клер пришлось перевести дыхание и откашляться.
- Прекрасная музыка! И вы были правы - это и впрямь было самое чувственное переживание в моей жизни.
- И абсолютно приличное. - Никлас предложил ей руку.
Все ещё чувствуя тепло его объятия на своей талии, Клер просунула ладонь в его согнутую в локте руку, и они молча вышли из аббатства. У них пропало всякое желание дальше осматривать памятники - после ангельского пения хора все казалось будничным и скучным.
Снаружи свежий ветер проворно гнал по небу обрывки облаков, складывая их в постоянно меняющиеся узоры. Никлас подозвал своего грума с двуколкой, и вскоре они уже прокладывали себе путь по запруженным экипажами улицам Вестминстера<Квартал в центре Лондона>. В Мэйфере улицы были куда тише, и Клер с нетерпением ждала, когда же они наконец доберутся до Эбердэр-Хауса. После пережитых в швейном салоне и аббатстве волнений она была не прочь немного поспать, однако Никлас оказался неистощим на сюрпризы. Когда они проезжали по тихой фешенебельной жилой улице, он вдруг натянул вожжи и остановил лошадей.
- Судя по положению дверного кольца, семья находится в городе.
Передав груму вожжи, он легко спрыгнул на мостовую и подал руку Клер, чтобы помочь ей сойти.
- Кто в городе? - спросила она, ступая на землю. Весело блеснув глазами, он провел её вверх по ступенькам и постучал в дверь тяжелым бронзовым кольцом, украшенным головой льва.
- Кто? Моя любимая старая бабушка.
Бабушка? Но ведь мать его отца умерла много лет назад, а мать его матери-цыганки, если и была жива, то никак не могла жить в мэйферском особняке.
Только когда дверь начала отворяться. Клер с ужасом поняла, о ком он говорит: о молодой вдове своего деда, об Эмили, вдовствующей графине Эбердэр женщине, которую все в долине считали любовницей Никласа и которая четыре года назад оказалась в самом центре скандала, унесшего две человеческие жизни.
Глава 11
Входя в дом вместе в Никласом, Клер чувствовала весьма нехристианское желание свернуть ему шею. Все в Пенрите знали, что в ту ночь, когда умер старый граф и погибла Кэролайн, слуги нашли Никласа в спальне графини. Несмотря на столь вескую косвенную улику, Клер не спешила присоединиться к общему мнению и сделать напрашивающийся сам собою вывод. Хотя в то время она считала, что смотрит на вещи непредвзято, ибо не в се правилах осуждать кого-то, не зная всех обстоятельств дела, теперь ей пришло в голову, что тогда она просто-напросто не захотела поверить, что Никлас способен на такую гнусность. Однако теперь, когда эти двое встретятся, ей, похоже, придется узнать правду - и она вдруг осознала, что вовсе не хочет знать, что же в действительности произошло четыре года назад.
Исполненный достоинства дворецкий впустил посетителей в дом и попросил их назвать себя, но неожиданно через вестибюль с громким визгом промчался маленький голый ребенок, и весь эффект от торжественной величавости дворецкого пошел насмарку. Вдогонку за малышом, тяжело дыша, неслась его нянька, а через несколько секунд вслед за нею появилась смеющаяся дама лет тридцати пяти.
Она взглянула на вновь прибывших, и выражение её лица вмиг переменилось.
- Никлас! - воскликнула она, протягивая к нему руки; - Почему ты не сообщил мне, что вернулся в Англию? Он взял её за руки и расцеловал в обе щеки.
- Я прибыл в Лондон только вчера, Эмили. Клер смотрела на эту сцену молча, с застывшим лицом, думая о том, что сегодня Никлас у нес на глазах целовал слишком много женщин. Вдовствующая графиня излучала здоровье, сияла счастьем и казалась на десяток лет моложе, чем тогда, когда она жила в Эбердэре. И, судя, по очевидной привязанности, которую она и Никлас питали друг к другу, было нетрудно поверить, что четыре года назад они и в самом деле были любовниками.
Никлас повернулся к Клер и подвел её к графине.
- Возможно, ты помнишь мою спутницу.
После длившегося всего мгновение замешательства графиня сказала:
- Вы ведь мисс Морган, учительница пенритской школы, не так ли? Мы с вами встречались, когда Никлас создавал школьный фонд.
Теперь в замешательство пришла Клер.
- Как? Значит, это Никлас пожертвовал деньги на школу? А я думала, что это сделали вы.
- Поскольку мой муж не одобрял прогрессивных идей Никласа, мы решили, что публичные функции возьму на себя я, - пояснила графиня. - Надеюсь, дела в школе идут хорошо. Вы по-прежнему работаете там учительницей?
- Большую часть времени, - вмешался Никлас. - Сейчас она взяла трехмесячный отпуск, дабы просвещать меня.
Графиня с любопытством посмотрела сначала на Клер, потом на Никласа, затем опять на Клер, однако, прежде чем она успела что-либо сказать, молодая нянька вернулась, неся на руках своего гукающего голозадого подопечного.
- Простите, мадам, - сказала она извиняющимся тоном. - Не представляю, как это мастер Уильям умудрился улизнуть из-под моего присмотра.
Графиня наклонилась и поцеловала сына в щеку.
- Он невероятно изобретателен, не правда ли? - гордо сказала она.
- Тателен, тателен, тателен, - подражая ей, залепетал малыш.
- Стало быть, вот он, мой крестник. - Никлас, смеясь. взял ребенка у няньки. - Поскольку он, как видно, терпеть не может ходить одетым, в будущем тебе не придется особо тратиться на его костюмы. Возможно, ему присуща цыганская любовь к свободе.
Клер не могла удержаться от поисков сходства между Уильямом и Никласом. Если таковое и имелось, то она его не заметила: малыш был светловолос и голубоглаз, типичный английский ребенок. К тому же он был слишком мал, чтобы быть плодом связи, которая имела место четыре года назад.
Мягкий голос графини прервал её размышления.
- Простите мне мою неучтивость, мисс Морган. Как видите, здесь у нас вес вверх дном, но не согласитесь ли вы выпить со мною чашку чая? Нам с Никласом надо о многом поговорить.
Никлас фыркнул от смеха и отдал Уильяма обратно няньке.
- Понятно, чем ты занималась последние несколько лет. Графиня, покраснев, как школьница, ввела гостей в гостиную и позвонила, чтобы принесли чай и пирожные. Клер прихлебывала чай и без аппетита жевала пирожные, в то время как Никлас и Эмили обменивались новостями. Может быть, он за этим и привез её в Лондон - понаблюдать, как он очаровывает других женщин? Эта мысль ужасно её разозлила.
Проговорив около получаса, Никлас вынул из кармана какой-то круглый ярко раскрашенный деревянный предмет на нитке.
- Я привез Уильяму подарок. Эта штука из Индии, там её называют йо-йо.
Он соорудил из шелковой нити петлю, надел её себе на палец и неуловимым движением сделал так, что игрушка запрыгала вверх-вниз, издавая тихий певучий звук.
- У моего брата была такая же, когда мы были детьми, но она называлась не йо-йо, а бангалор, - сказала графиня. - Посмотрим, помню ли я, как заставить её прыгать вверх-вниз. - Попытки Эмили не увенчались успехом.
Когда игрушка в её руке в третий раз вяло повисла на нитке, она отдала её обратно Никласу.
- Боюсь, что я утратила навык - слишком долго не практиковалась.
- Если ты не возражаешь, я отнесу игрушку в детскую и продемонстрирую её Уильяму.
- Он будет в восторге. - Графиня вызвала звонком дворецкого и попросила его проводить Никласа в детскую.
Клер ощутила неловкость при мысли о том, что ей придется остаться наедине с графиней, однако это чувство тотчас же прошло, когда та обратила к ней взгляд своих светло-карих глаз.
- Пожалуйста, простите Никласа и меня за нашу неучтивость: четыре года долгий срок, а этот шалопай почти совсем мне не писал.
- Уверена, вы рады, что он возвратился домой, леди Эбердэр, - безразличным тоном сказала Клер.
- Да, рада, хотя это и напоминает мне о том ужасном времени. - Графиня взяла с блюда пирожное. - Между прочим, я больше не называю себя этим титулом, мисс Морган. Теперь я обыкновенная скромная миссис Роберт Холкрофт. А для друга Никласа - просто Эмили.
- Вы отказались от титула? Но это почти неслыханно! Я полагала, что женщины в вашем положении, как правило, сохраняют свой титул, когда выходят замуж за людей, не принадлежащих к сословию пэров.
- Я никогда не хотела быть графиней. Роберт - мой муж - и я вместе выросли и всегда знали, что хотим пожениться. Но он был младшим сыном сквайра, которому не на что было рассчитывать, а я была дочерью виконта. Когда лорд Эбердэр сделал свое чрезвычайно лестное предложение, мои родители настояли, чтобы я приняла его, несмотря на то, что он был на сорок лет старше меня.
- Простите, - смущенно сказала Клер. - Я ничего об этом не знала. Вы казались такой спокойной и довольной. Никто в Пенрите не догадывался, что этот брак вам в тягость.
- Лорду Эбердэру нужна была молодая племенная кобыла, чтобы она нарожала ему ещё детей. - Эмили начала крошить пирожное между пальцами. - Он был весьма... усерден в исполнении своих супружеских обязанностей, но я его разочаровала. Это было трудное время. Никлас стал для меня... большим утешением. - Пирожное превратилось в горку золотистых крошек.
Для Клер это прозвучало как косвенное признание в том, что Эмили и Никлас все же состояли в любовной связи, однако это не было случайной похотливой интрижкой. По крайней мере со стороны Эмили. Хотя Клер никогда не оправдывала супружеской измены, она сердцем понимала, что глубоко несчастная в браке женщина могла завести роман с красивым, обаятельным внуком своего мужа, молодым человеком, который был близок ей по возрасту. Не зная, что ещё сказать, девушка заметила:
- Уильям - живое доказательство того, что ваш первый брак был бездетным не по вашей вине.
- О, не думайте, что я не испытываю удовлетворения от этой мысли, - сухо ответила Эмили. - Где бы ни был сейчас четвертый граф Эбердэр - а я подозреваю, что он пребывает в очень жарком месте, - надеюсь, что теперь он знает: я не бесплодна. - Она дотронулась до своего живота. - А осенью у Уильяма появится брат или сестра.
- Это прекрасно. Примите мои поздравления. - Не в силах и дальше сдерживать свое изумление. Клер спросила: - Но почему вы рассказываете все это мне, человеку, которого совершенно не знаете?
- Потому что с вами легко говорить. Потому что вас привел сюда Никлас. Потому что вы из Пенрита. Думаю, последняя причина самая важная. Коль скоро вы живете в долине, вы должны знать, какой скандал разразился вокруг смерти моего мужа и гибели жены Никласа. Бог весть какие сплетни ходили на этот счет, хотя едва ли они могли быть хуже, чем правда. Я уехала из Уэльса сразу же после того, как похоронила мужа. От всех свалившихся на меня страшных событий я тогда словно окаменела, и мне было все равно, что думают люди; но сейчас, с вашим приездом, у меня появилась возможность кое-что объяснить.
Клер подумала: "Интересно, как относился к их связи Никлас? Любил ли он Эмили? Может быть, он и сейчас её любит?" Но конечно, она не могла спросить об этом прямо.
- В то время высказывалось много всяких догадок по поводу случившегося, но теперь этот скандал уже наполовину забыт, - сказала девушка. - Поскольку и вы, и Никлас уехали из долины, а больше никто не знал, что же произошло на самом деле, у любителей перемывать чужие косточки оказалось очень мало материала для сочинения сплетен.
- Вот и прекрасно. - Темные брови Эмили сдвинулись. - Роберт помог мне забыть то страшное время, а вот Никласу, как мне кажется, повезло меньше. Быть может, вы сумеете сделать для него то, что Роберт сделал для меня.
Клер растерялась.
- Право же, это очень странный разговор.
- Полагаю, что да. - Эмили улыбнулась. - Я не знаю, какие отношения существуют между вами и Никласом, но он не привез бы вас сюда, будь вы ему безразличны. Ему нужен кто-то, кому он тоже был бы небезразличен. Кто-то, кому он мог бы доверять.
Прежде чем Клер успела объяснить, что дело обстоит совсем не так, как представляет себе Эмили, из детской вернулся Никлас. Когда он присоединился к разговору, Клер решила, что это к лучшему: хорошо, что у неё не оказалось времени на ответ, потому что она не знала, ни что говорить, ни что думать. Она воспитывалась в среде, где все вещи были либо хорошими, либо плохими, либо белыми, либо черными. К сожалению, для Никласа эти мерки не подходили, потому что все с ним связанное было окрашено в полутона, притом самых различных оттенков.
Несколько минут спустя, когда Клер и Никлас уже начали прощаться, пришел муж Эмили, Роберт Холкрофт - невысокий коренастый блондин с заразительной улыбкой. Когда жена представила его Никласу, он пожал тому руку и сказал, что ждал этого знакомства с нетерпением. Если Холкрофт и знает, что когда-то Никлас и Эмили были любовниками, то по нему это незаметно, подумала Клер...
- Я рада была узнать, что теперь леди Эбердэр живет счастливо, - сказала девушка, когда их двуколка тронулась с места. - После того, как четыре года назад она, едва похоронив мужа, уехала из долины, о ней не было никаких вестей; казалось, будто леди Эмили просто исчезла с лица земли. Никто в Пенрите не имел ни малейшего представления о том, что с нею сталось.
- Она хотела забыть о годах, проведенных в Уэльсе, и едва ли можно её за это винить, - сдержанно проговорил Никлас. - Эмили вышла замуж за Холкрофта ровно через год после смерти моего деда. По образованию Роберт адвокат, но с недавних пор он - восходящая звезда в парламенте и когда-нибудь наверняка войдет в кабинет министров.
- А какое графство он представляет?
- Лестершир. - Никлас сбавил скорость, потом свернул налево и поехал по более тихой улице. - В палате общин избирательный округ этого графства контролирую я, и когда Эмили написала мне, что Холкрофт хочет посвятить себя политике, я предоставил ему место. Насколько я слышал, из него получился хороший парламентарий - судя по всему, он и умнее, и принципиальнее своего предшественника.
Клер опешила.
- Как?! Вы контролируете избирательный округ в Лестершире?
- А также несколько других. Благодаря нашей прогнившей политической системе я осуществляю эффективный контроль над местами в парламенте от трех различных графств. Хотя титул графа Эбердэра имеет валлийские корни, сейчас большая часть нашего семейного состояния находится за пределами Уэльса.
Клер была потрясена. Как же мало, оказывается, она знает о Никласе и о том, каким богатством и влиянием обладает человек, занимающий такое положение!
- Тогда неудивительно, что мистер Холкрофт был счастлив с вами познакомиться, - ведь вы как-никак его политический патрон. А стать крестным отцом Уильяма вас попросили по той же причине?
- Я предпочитаю думать, что здесь сыграли свою роль не соображения политической выгоды, а просто дружеские чувства. В Эбердэре Эмили была единственным островком - здравомыслия и человеческого тепла.
Никлас явно не производил впечатления человека, страдающего из-за разбитого сердца. Было очевидно, что он привязан к Эмили, однако Клер вопреки всякой логике - чувствовала удовлетворение от сознания того, что бывшая графиня Эбердэр отнюдь не была великой любовью его жизни.
- Коль скоро вы сумели провести Холкрофта в парламент, значит, будучи за границей, продолжали весьма внимательно следить за своими делами в Англии?
- Приблизительно раз в полгода я получал сундучок с юридическими документами, изучал их, после чего посылал своему поверенному в делах подробные инструкции. - Он бросил на неё иронический взгляд. - Как видите, я не так безответствен, как обо мне говорят.
- Еще бы, - колко сказала Клер. - Настолько безответственным не может быть никто. Таких людей просто не бывает.
Никлас расхохотался.
- Вы идеальная валлийская роза, Клер: нежная, благоухающая и со множеством преострых шипов. - Он легко погладил её подбородок тыльной стороной руки в перчатке. - И именно шипы делают вас интересной.
Пожалуй, это был не самый лестный комплимент, но Клер все же порадовалась ему. Да и то сказать: колких шипов у неё и впрямь куда больше, чем традиционного женского очарования.
Клер тщательно прицелилась и ударила кием по бильярдному шару. Кий скользнул но отполированной слоновой кости, и белый шар, уйдя в сторону, не попал по цветному шару-мишени, который девушка намеревалась загнать в лузу.
- Ах, будь он неладен! Опять промазала! - Она подняла кий и сердито посмотрела на его кончик. - Вся беда в том, что дерево чересчур гладкое и твердое. Не будет ли это против правил, если покрыть конец кия каким-то другим материалом - чем-нибудь таким, что не скользило бы так, как голое дерево?
- Думаю, что это не противоречило бы правилам, но ни один истинный ценитель бильярда не одобрил бы такого новшества. Вся прелесть как раз и состоит в том, чтобы играть хорошо, несмотря на все недостатки игровых принадлежностей, а не благодаря их достоинствам.
Никлас наклонился над бильярдом, и его мышцы слегка напряглись под белым батистом рубашки. Удар - и цветной шар угодил точно в лузу.
- Хорошо еще, что у этого бильярда ровная поверхность, не то что в Эбердэре. У того столешница была как вспаханное поле в середине зимы.
- К тому времени, когда мы вернемся, наверняка уже будет готова новая, из шифера. Будет интересно посмотреть, как вы на ней играете.
Поскольку первый день её пребывания в Лондоне оказался слишком переполнен событиями, Клер было приятно провести вечер в спокойном общении с Никласом. К тому же её ранг новичка в бильярде имел некоторые преимущества: большую часть времени она могла стоять и смотреть, как играет Никлас. Двигаясь вокруг бильярдного стола с непринужденной, естественной грацией пантеры, он представлял собою зрелище, которое доставило бы удовольствие любой женщине. Упиваясь смутным сладким чувством, Клер гадала, когда же Никлас наконец захочет воспользоваться своим правом на поцелуй. Если сие не произойдет в самое ближайшее время, она, может быть, поцелует его сама. Ему явно нравится, когда она это делает.
Никлас снова прицелился и ударил. Белый шар, эффектно отскочив от трех бортов, толкнул шар-мишень, и тот скатился в лузу. Не успела Клер высказать приготовленный комплимент, как раздавшийся со стороны двери незнакомый мужской голос произнес, лениво растягивая слова:
- Умение хорошо играть в бильярд есть отличительная черта джентльмена, но играть слишком хорошо - это прискорбный признак юности, растраченной впустую.
- Люсьен! - Никлас бросил кий на стол и, подойдя к вошедшему, с жаром стиснул его в объятиях. - Я вижу, ты получил мою записку. Рад, что ты смог зайти ко мне уже нынче вечером.
Люсьен пробормотал:
- Ты ничуть не изменился: все так же невоздержан в проявлении чувств.
Но Клер заметила, что его объятия тоже выражают самую горячую приязнь.
Пока мужчины обменивались приветствиями, она с интересом разглядывала гостя. Почти такой же красивый, как Никлас, Люсьен, однако, обладал другой, безупречно английской красотой: белокурые волосы, белокожее лицо. Надо полагать, среди пресловутой четверки "Падших ангелов" он был Люцифером Утренней звездой, - самым прекрасным из всех остальных обитателей рая, который, восстав против Всевышнего, был изгнан из обители блаженных. Двигался Люсьен бесшумно, как кот: ни Клер, ни Никлас не услышали, как он вошел.
Разомкнув наконец объятия, Никлас представил Клер и Люсьена друг другу.
- Клер, вы уже, разумеется, поняли, что это лорд Стрэтмор. Люсьен познакомься, это мой друг мисс Морган.
Значит, они с Никласом - друзья? Пожалуй, это весьма неполное определение.
- Рада познакомиться с вами, милорд, - с улыбкой сказала Клер. - Никлас часто говорил о вас.
- Клевета, все клевета, - мгновенно ответил тот. - Ему ни разу не удалось ничего доказать.
Пока Клер смеялась, Люсьен грациозно склонился над её рукой. Когда он выпрямился, она увидела, что глаза у него необычного золотисто-зеленого цвета; это снова навело ей на мысль о его сходстве с котом. Он смотрел на девушку с любопытством, словно пытаясь определить по её наружности, какое положение она занимает среди домочадцев Никласа. Ни одна добродетельная старая дева не пошла бы на то, чтобы провести вечер наедине с мужчиной в принадлежащем ему доме. С другой стороны, даже новые платья не могли сделать Клер похожей на женщину того сорта, с которой Никлас позволил бы себе выйти за рамки приличий.
- Мисс Морган, вы валлийка? - спросил лорд Стрэтмор.
- Вы догадались? А я-то воображала, что мой английский безупречен.
- Легкий валлийский акцент придаст голосу мелодичность. Его улыбка доказывала, что он может соперничать с Никласом не только в красоте, но и в обаянии.
- Клер, вы не возражаете, если мы завершим нашу игру позже? - сказал Никлас. Она улыбнулась.
- Я согласна - ведь у меня нет шансов на победу.
- В таком случае... - Никлас протянул кий своему другу. - Ну что, сумеешь загнать последние два шара в лузы?
Люсьен нагнулся над столом и ударил. Белый шар быстро покатился, толкнув сначала один из цветных шаров, потом другой, и оба они свалились в лузы.
- У меня тоже была юность, растраченная впустую. Когда все отсмеялись, Клер сказала:
- Я пойду спать. Уверена, что вам хочется о многом поговорить друг с другом.
Никлас положил руку ей на плечо.
- Не уходите, Клер. Я хочу спросить Люсьена о Майкле Кеньоне, а ответ на этот вопрос касается вас так же, как и меня.
Лорд Стрэтмор нахмурился, однако ничего не сказал, пока все трое не расположились в библиотеке, где мужчины принялись за бренди, а Клер стала медленно потягивать херес из крошечной рюмки. Она и Никлас сидели в поставленных бок о бок креслах с подголовниками, а Стрэтмор развалился на стоящем напротив диване.
Большую часть комнаты освещал камин, в котором горел уголь; от него исходил теплый, покойный свет.
Коротко описав положение, создавшееся на пенритской шахте. Никлас сказал:
- Майкл, как видно, совершенно забросил дело, хотя это на него и не похоже. Ты не знаешь, где он теперь? Я потерял с ним связь после того, как уехал из Англии, по мне бы хотелось увидеть его как можно скорее.
Люсьен удивленно поднял брови.
- Выходит, ты не знал, что он опять поступил на военную службу?
- Боже правый, вот бы никогда не подумал! Когда он продал свой офицерский патент, то поклялся, что навоевался и наслужился на всю оставшуюся жизнь и никогда больше не наденет мундира.
- Не сомневаюсь, что тогда он именно так и думал, однако факт остается фактом: вскоре после того, как ты уехал за границу, он снова купил себе офицерский патент.
Никлас нахмурился, и Клер увидели промелькнувшую в его глазах тревогу.
- Но ты же, надеюсь, не собираешься сообщить мне, что этот несчастный болван довоевался до того, что его убили?
- Об этом не беспокойся. Майкла ничто не берет. Большую часть последних четырех лет он провоевал в Испании и Португалии. Теперь он майор и слывет героем.
Никлас улыбнулся.
- Вот это в его духе. Пусть уж лучше обрушивает свой бешеный нрав на врагов, чем на друзей.