Патни Мэри Джо. Розы любви (Падшие ангелы - 1)

   Теперь, когда страсть в ней остыла, а боль уменьшилась, Клер подумала: а не планировала ли она свою месть в тайной надежде на то, что опьяняющая мужская привлекательность Никласа заставит-таки её потерять голову и сдаться? Если бы он добился своего, то сейчас она спала бы в его постели, в его объятиях, чувствуя себя согретой и защищенной. Она была бы грешницей, но грешницей счастливой.
   Она посмотрела на ясный лик лупы, бесстрастно плывущей над огромным, вечно неспокойным людским муравейником - Лондоном. И в греческой, и в римской мифологии луна всегда представлялась женщиной; и Диана, богиня луны, ревностно защищала свою девственность. Интересно, как бы поступила богиня, встреть она Никласа? Клер печально улыбнулась. Вполне возможно, что Диана забросила бы подальше свой лук и колчан со стрелами и увлекла бы его за собою, на мягкий лесной мох.
   Клер плотнее завернулась в одеяло и с тоской подумала о том, как не хватает ей той уверенности в себе, которая была у неё раньше. Хотя и тогда её иногда посещали тайные сомнения, ей по большей части удавалось не обращать на них внимания. Потом она связалась с Никласом, и вся её твердость развеялась, как дым, сменившись непрестанными мучительными раздумьями.
   Но, хотя Клер наконец и призналась самой себе в том, что она плохая, фальшивая христианка, она не могла окончательно отречься от внушенных ей с детства норм морали. В глубине души девушка по-прежнему была убеждена, что стать любовницей Никласа было бы безнравственно и дурно. Если она отдастся ему просто ради утоления своей похоти, то начнет презирать себя сразу же после того, как её желание будет удовлетворено. Да и с чисто житейской точки зрения с её стороны было бы глупо доверить свою судьбу человеку, который никогда её не полюбит и никогда на ней не женится.
   Быть может, теперь вопрос о том, станет ли она любовницей Никласа, отпадет сам собой. После сегодняшнего фиаско он был к ней на удивление добр, но едва ли ему захочется, чтобы она и дальше жила под его крышей. Так что, возможно, она добилась одной из своих прежних целей: вынудить его отослать её прочь.
   Однако это не сделало её счастливее. Клер со вздохом встала со своего устроенного под окном сиденья и легла в кровать. Она не могла изменить того, что случилось, и прошло ещё слишком мало времени, чтобы понять, какой она будет теперь, когда личины, за которой она скрывалась прежде, больше не существовало. Вместо того чтобы попусту думать обо всем этом, она должна напрячь свои усталый ум и решить, как она завтра утром будет разговаривать с Никласом.
   * * *
   Никласу потребовалось рано уехать по делам; чему он был весьма рад. Трудно поверить, что миновало так мало времени с тех пор, как в его жизнь ворвалась Клер; за прошедшие с того дня недели между ними возникло столько осложнений, словно они пробыли вместе годы. Вчера ночью их отношения изменились, и он понятия не имел, что же произойдет дальше. Никлас желал её ещё сильнее, чем раньше, хотя едва не состоявшаяся капитуляция Клер была для него так же мучительна, как и для нее.
   Покончив с делами, он подумал было заехать в одно очень дорогое место, где хороню умели держать язык за зубами и где девушки были красивы, пылки и податливы. Но Никлас тут же отбросил эту мысль - совокупление с незнакомой девицей не избавит его от желания, которое он испытывает к Клер; он не получит удовлетворения и лишь почувствует себя ещё более одиноким.
   Эбердэр-Хаус находился рядом с Гайд-парком, а Клер часто гуляла там в этот час, поэтому Никлас решил проехать к дому через парк. Вокруг было довольно безлюдно, поскольку день выдался сырой, и вскоре он заметил Клер и сопровождающую её служанку.
   Никлас передал вожжи груму и приказал ему ехать домой, после чего сделал служанке знак удалиться. Клер не удивилась, когда он неожиданно появился рядом. Сегодня она была одета и самый скромный из своих нарядов, под глазами легли тени, однако ей, похоже, удалось обрести свое обычное спокойствие.
   - У вас необыкновенный талант неслышно появляться и так же неслышно исчезать, - заметила она. - Прямо как у кота.
   Он положил её ладонь на свою согнутую в локте руку, и они зашагали по дорожке в сторону небольшого озера, которое называлось Серпентин.
   - Я рад, что вы снизошли до разговора со мной, - сказал Никлас.
   Клер вздохнула и отвела взгляд.
   - У меня нет причин сердиться на вас. Во всем, что произошло, виновато мое собственное упрямство и легкомыслие.
   - Хоть вы и считаете себя не очень-то хорошей христианкой, каяться вы, безусловно, умеете.
   Клер тут же повернулась и устремила на него возмущенный взгляд.
   - По-моему, умение покаяться - это намного лучше, чем полное отсутствие совести, свойственное иным людям, которых я могла бы назвать.
   Он одобрительно похлопал её по руке.
   - Превосходно. Мне гораздо больше нравится, когда вы огрызаетесь, а не каетесь. Это выглядит более нормально. Клер неохотно улыбнулась.
   - Если уж говорить о нормальном поведении, то мне до того хочется надавать вам пощечин, что просто руки чешутся.
   - Вот вам первое правило из тех, которыми руководствуются в драке цыгане: никогда не давай пощечин тому, кто выше тебя на восемь дюймов.
   - Я буду иметь это в виду.
   Они дошли до берега озера, где громко крякали утки и два маленьких мальчика пускали кораблики под бдительным присмотром няньки. Когда Никлас и Клер ступили на огибающую озеро дорожку, он кивнул в сторону игрушечных корабликов и заметил:
   - Люсьен сказал мне, что в июне планируется устроить здесь торжества по случаю победы. Возможно, принц-регент захочет разыграть тут, на Серпентине, имитацию Трафальгарской битвы<Трафальгарская битва (21 октября 1805 г.) произошла у мыса Трафальгар около г. Кадис (Испания) во время наполеоновских войн. Английский флот под командованием адмирала Нельсона, который был убит в этом бою, разгромил франко-испанский флот, что обеспечило господство английского флота на море и устранило угрозу вторжения в Англию. >.
   - Вы, наверное, шутите?
   - Нет, говорю чистую правду, - заверил, он её. - Еще будет фейерверк, парады, а для простонародья - веселая вульгарная ярмарка. Если желаете взглянуть на это зрелище, я привезу вас в Лондон в июне.
   - Разве я могу загадывать на два месяца вперед? Ведь я не представляю себе даже то, как проживу следующий день. - Клер посмотрела на него своими глубокими синими глазами; взгляд у неё был затравленный. - мы не можем продолжать вести себя как раньше. Уверена, что вы меня понимаете.
   Никлас сжал губы.
   - Почему не можем?
   - Мы играли в опасную игру: вы пытались меня обольстить, а я вас нарочно дразнила, и каждый из нас все ближе и ближе подходил к краю пропасти, - без обиняков ответила Клер. - Если мы не остановимся, нам будет очень плохо.
   - Возможно, вы правы, - с неохотой признался он. - Но что вы предлагаете взамен?
   - По-моему, самый простой выход для нас обоих - это мое возвращение домой, в Пенрит.
   Сердце Никласа тревожно сжалось.
   - То, что я говорил вам прежде, остается в силе, - резко сказал он. - Если вы уедете до того, как истекут три месяца, я не стану ничего делать для жителей долины.
   Она удивленно воззрилась на него.
   - Мне совершенно непонятно, почему вы придаете такое значение моему присутствию или отсутствию в вашем доме. Я думала, что теперь вы просто захотите продолжить начатое в Пенрите уже хотя бы для того, чтобы досадить лорду Майклу.
   Никлас и сам не понимал себя, но одно он знал абсолютно точно: ему не хочется, чтобы она уезжала. Он поднял было руку, инстинктивно желая убедить Клер с помощью дружеского прикосновения. Она вся сжалась и только что не отпрянула в сторону.
   Никлас почувствовал, как у него засосало под ложечкой, и тут же опустил руку. Если Клер начнет бояться его, он этого не вынесет. Что же делать? Он смог найти только одно приемлемое решение, хотя сама мысль о нем была ему ненавистна.
   - Я откажусь от своего права на ежедневные поцелуи. Это позволит нам и дальше быть вместе, не теряя при этом рассудка. Ведь целомудренное воздержание - как раз та ставка, которую вы назначали вчера вечером, когда мы начали игру в бильярд, разве не так?
   Она недоуменно сдвинула брови.
   - Теперь я понимаю вас ещё меньше. Вчера вечером вы наотрез отказались пожертвовать своими поцелуями - и вдруг такая перемена.
   - Вчера было так, а сегодня - иначе. - Никлас взял её под руку и повел дальше. Теперь он расслабился, потому что понял, что сможет уговорить её остаться. - По-моему, совершено очевидно, что ваше общество доставляет мне удовольствие. Когда мы возвратимся в Эбердэр, я, может быть, захочу купить себе собаку, чтобы было с кем коротать время, но до тех пор придется довольствоваться вами. Она перестала хмуриться и улыбнулась.
   - Коль скоро вы выразили свое желание столь лестным для меня образом, как я могу отказаться?
   Никлас был рад видеть её улыбку, но когда они шли к Эбердэр-Хаусу, он уныло думал о том, что у него в запасе только два месяца для того, чтобы уговорить Клер остаться с ним, а отныне он уже не сможет использовать такой действенный метод убеждения, как страсть.
   * * *
   Вернувшись домой, герцог Кандоувер обнаружил, что живший у него последние дни гость собирается в путь. Стараясь ничем не показать своего беспокойства, Рэйф спросил:
   - Почему ты хочешь уехать, Майкл? Может быть, я уделял тебе слишком мало внимания? Лицо его друга было бесстрастно.
   - Вовсе нет, - сказал он. - Однако я не могу и дальше терять время, лежа в постели, как какой-нибудь инвалид. Со мной все в порядке - мне случалось ударяться головой и посильнее, просто входя в слишком низкую дверь. - Вспомнив о хороших манерах, он добавил: - Спасибо за то, что приютил меня.
   - Почему бы тебе не съехать из своих меблированных комнат и не поселиться здесь? - предложил Рэйф. - Этот сарай чересчур велик для меня одного, и я был бы очень рад твоему обществу.
   - Я покидаю Лондон. Я слишком долго пренебрегал своими делами, и мне давно пора заняться ими лично.
   Рэйф почувствовал, как но спине его побежали мурашки.
   - Твои дела включают и пенритскую шахту? Майкл взял из рук дворецкого свою шляпу и надел её, сильно надвинув на глаза.
   - Да, включают, - отрывисто бросил он. Герцогу захотелось выругаться.
   - Одна война только что завершилась. Я надеюсь, ты не собираешься начать другую.
   - Никто не любит мир больше, чем удалившийся на покой солдат, - сказал Майкл, лицо его по-прежнему было спокойно и непроницаемо. - Когда я вернусь в Лондон, то дам тебе знать.
   Он подошел к парадной двери и, не оглядываясь, вышел.
   Глава 22
   Для Моррисов воскресенье было днем, посвящаемым не только Богу, но и семье. Обычно это заключалось в общей послеобеденной прогулке. Иногда в ней участвовала и Mаргед, но чаще она оставалась дома, откровенно заявляя, что ей хочется побыть и тишине и покое. Оуэн же с удовольствием проводил время наедине с детьми: ведь если мужчина не уделяет достаточного внимания своим отпрыскам, то можно и не заметить, как они вырастут, и пропустить самые интересные годы, когда они развиваются, мужают, а ты от души помогаешь им в этом...
   День выдался типично валлийский: проливной дождь сменяли прояснения, а порой на небе ярко светило солнце. По просьбе Тревора, старшего сына Оуэна и Маргед, Моррисы отправились сегодня на холмы не по тому пути, которым пользовались обычно, а по другому. Этой дорогой ходили редко, потому что она пролегала рядом с Брин-Мэнор, имением лорда Майкла Кеньона, а там посетителей встречали неприветливо. Окруженное каменной стеной имение лорда Майкла было прямой противоположностью Эбердэру, вдоль и поперек пересеченному тропами, по которым ходили все кому не лень. Однако Оуэн знал, что если он с детьми не станет переходить границу владений Кеньона, то все обойдется, а путь, предложенный Тревором, и впрямь был хорош и живописен, особенно когда небеса прояснялись и начинало светить весеннее солнце.
   Дочь Оуэна Меган, чинно, как маленькая леди, шла рядом с отцом, а мальчики, словно стайка неугомонных щенков, все время бегали взад и вперед. У Оуэна сердце радовалось, когда он видел, как маленький Хью резвится вместе с его собственными сыновьями. После того как малыша забрали из шахты, он вырос на целых три дюйма, поправился и приобрел здоровый цвет лица. По словам Маргед, Хью был способным учеником и проглатывал каждый новый урок с такой же жадностью, с какой ел, когда семья садилась в кухне за стол.
   Тропа стала забирать вверх.
   - Скоро будет твой день рождения. Что бы ты хотела получить в подарок? спросил Оуэн у Меган. Она искоса посмотрела на отца.
   - Котенка.
   Оуэн поднял брови.
   - Да ведь у нас уже есть кот.
   - Но я хочу котенка, - объяснила Меган. - Моего собственного.
   Оуэн спрятал улыбку.
   - Но имей в виду: котята превращаются во взрослых котов, - предупредил он дочку, - и если тебе подарят котенка, ты должна будешь заботиться о нем сама. Впрочем, тебе исполняется уже десять лет, так что ты станешь почти взрослой. Ты уверена, что хочешь именно котенка? Тогда я поговорю с твоей мамой. Но если она будет возражать...
   Меган перебила его радостным воплем, который никак не подобал чинной маленькой леди.
   - Не будет! Мама велела мне поговорить с тобой, и если ты не против, то и она согласна. У кошки Этельвин только что родились котята. Через две недели одного из них мы уже сможем забрать.
   Оуэн усмехнулся. Он никогда ни в чем не мог отказать малышке Меган, потому что она была очень похожа на свою мать.
   Однако от его довольства не осталось и следа, когда из леса вдруг пулей вылетел Тревор.
   - Папа, иди скорее сюда, что-то случилось с Хью! - закричал он, задыхаясь. - Он отошел в сторону, чтобы нарвать нарциссов для мамы, а потом вдруг прибежал обратно с таким видом, будто за ним гнался сам дьявол. Я спросил его, что стряслось, но он ничего не говорит, только плачет.
   Оуэн ускорил шаг и, пройдя несколько минут по лесу, подошел к детям. Хью судорожно рыдал, все ещё прижимая к груди нарциссы. Дэвид, младший сын Оуэна, гладил его по плечу в тщетной попытке успокоить. Когда он увидел отца, на его лице отразилось облегчение. Оуэн поднял Хью на руки и начал его утешать. Хотя за последнее время мальчик сильно вытянулся, он все же был совсем крохой, и его легко было испугать. Когда рыдания Хью немного поутихли, Оуэн спросил:
   - Что с тобой случилось, малыш? Хью вытер глаза грязным кулачком.
   - Я... я видел врата ада, дядя Оуэн. Никакими терпеливыми расспросами Оуэну не удалось добиться от него большего. Наконец он сказал.
   - Тревор, отведи Дэвида и Меган домой. Хью покажет мне, что он видел.
   Тревор послушно повел своих младших брата и сестру по тропинке. Хью явно не испытывал большой охоты возвращаться на то место, где его что-то так сильно напугало, но когда Оуэн взял его за руку, мальчик, не споря, направился в глубь леса. Они шли, пока не уперлись в полуразрушенную каменную стену. Здесь Хью отпустил руку Оуэна и пролез в дыру в стене.
   Оуэн нахмурился.
   - Это частная земля, имение Кеньона. Тебе не следовало туда заходить.
   - Я увидел нарциссы и захотел нарвать немного, чтобы отнести тете Маргед, - виновато сказал Хью. - Пойдем. Отсюда уже недалеко.
   Подумав, что Хью надо хорошенько рассмотреть то, что его так напугало, иначе потом его будут мучить кошмары, Оуэн протиснулся в узкий проем в стене. На другой её стороне оказался пригорок, на вершине которого цвело множество ярко-желтых нарциссов. Хотя склон пригорка густо порос деревьями, они ещё не покрылись листвой и можно было различить столб дыма, поднимающийся с противоположной стороны.
   Хью с тревожным выражением на лице обернулся через плечо и прижал палец к губам. Потом нагнулся и крадучись полез вверх, к гребню пригорка, который, как оказалось, нависал над небольшой ложбинкой. Присев на корточки за кустами, из-за которых их было не видно, Оуэн обнял Хью одной рукой и посмотрел вниз, чтобы разглядеть то, что так напугало мальчика.
   "Врата ада" оказались убогой хижиной, построенной на склоне пригорка. Солнечные лучи, проходившие сквозь идущий из трубы дым, почему-то придавали ему красное адское свечение, что и объясняло испуг Хью.
   - Видишь, парень, как солнечный свет проходит через этот дым? - сказал Оуэн. - Чего же тут страшного? Это всего-навсего хижина дровосека.
   Хотя Хью не ответил, он немного расслабился. Однако Оуэн, вместо того чтобы уйти, продолжал рассматривать хижину со все возрастающим любопытством. Странно, очень странно, что кто-то развел в очаге такой сильный огонь в теплый весенний день...
   Пока они наблюдали, струя дыма становилась все тоньше и наконец исчезла совсем. Спустя несколько минут дверь хижины отворилась, и оттуда вышли двое мужчин, одетых в темное. Хью уткнулся лицом в грудь Оуэна.
   - Демоны, - прошептал он.
   Узнав Джорджа Мэйдока и отца Хью, Ная Уилкинса, Оуэн насторожился. Чем они здесь занимаются?
   Мэйдок закрыл и запер дверь хижины и вместе с Уилкинсом направился в сторону, противоположную той, где прятались Оуэн и Хью. Ожидая, пока они скроются из вида, Оуэн раздумывал над тем, что только что увидел. Как управляющий лорда Майкла Кеньона Мэйдок имел полное право находиться в его владениях; дом Мэйдока стоял на земле Кеньона, невдалеке от деревни. Однако его присутствие в этой жалкой укрытой от посторонних глаз лачуге представлялось странным. И почему вместе с ним находился Най Уилкинс? На шахте он числился у Мэйдока в любимчиках, но сегодня было воскресенье, день нерабочий. Едва ли эти двое стали бы встречаться в порядке дружеского общения, ведь Мэйдок очень чванился тем, что по своему положению стоит намного выше простых шахтеров.
   Когда Мэйдок и Уилкинс исчезли за деревьями, Оуэн сказал Хью:
   - Подожди меня здесь, малыш. Я хочу осмотреть эту хибару.
   Тихонько подойдя к хижине, он заглянул в одно из её маленьких окошек. Первое, что бросилось ему в глаза, была огромная печь, напомнившая ему печь для обжига гончарных изделий, которую он однажды видел неподалеку от Суонси. Но представить себе, что Джордж Мэйдок вдруг решил заняться гончарным ремеслом, было никак невозможно. И Оуэн принялся внимательно разглядывать инструменты и принадлежности, разложенные на грубо сколоченном неструганом столе. Назначение некоторых из них он знал, о других же не имел ни малейшего представления.
   Пока они с Хью шли обратно в деревню, он продолжал размышлять над увиденным. Возможно, у него просто разыгралось воображение, и в хижине не происходило ничего особенного, но тем не менее Оуэн решил, что когда Никлас-Дэйвис вернется из Лондона, он пойдет и расскажет ему о таинственном лесном домишке.
   * * *
   Очень скоро Клер убедилась, что обходиться без ежедневных поцелуев намного проще и удобнее, чем постоянно чувствовать себя на краю пропасти. Но - увы! без поцелуев Никласа жизнь стала менее приятной - однообразной и пресной. Клер не хватало не только самих его прикосновений, по и той фамильярной непринужденности в их отношениях, которая раньше была, а теперь исчезла. В последнее время Никлас дотрагивался до неё только тогда, когда этого требовали нормы вежливости: например, помогая ей сесть в экипаж или выйти из пего. Хотя они по-прежнему вели непринужденные беседы, она чувствовала, что какая-то часть его отгораживается от неё и не принимает участия в разговоре. На обратном пути в Эбердэр не скакал верхом вместо того, чтобы ехать в экипаже вместе с нею и Полли. Это уменьшало напряжение, которое Клер ощущала от его близости, однако дорога из Лондона в Эбердэр показалась ей намного длиннее, чем путь из Эбердэра в Лондон.
   Возвращаясь в родную долину. Клер испытывала противоречивые чувства. Здесь был её дом, самое знакомое место на земле. Однако ей казалось, что вернулась она в этот дом другой женщиной, не той, что уехала отсюда в Лондон. Она изменилась, и долина уже никогда не будет для неё такой, как прежде...
   По приезде в Эбердэр Клер сразу же встретилась с Рисом Уильямсом. Описав дворецкому все, что она заказала для особняка, и сообщив, когда прибудут из Лондона эти покупки, Клер напрямую спросила:
   - Кто-нибудь из служанок уволился, сказав, что не желает оставаться в одном доме с распутной, безнравственной женщиной?
   Мгновение поколебавшись, дворецкий ответил с такою же прямотой:
   - Двое: Тегвен Илайес и Бронвин Джонс. Бронвин не хотела увольняться, но настояла её мать.
   Могло быть и хуже: нравственность почиталась в долине очень высоко. Клер спросила:
   - Как, по-вашему, у нас будут ещё проблемы?
   - Вряд ли. Я бы без труда мог нанять двух других служанок, но подумал, что вы предпочтете сделать это сами, когда вернетесь. - Он насмешливо улыбнулся. Здесь не так-то легко найти работу, и весьма немногие захотят уйти с хорошего места из-за каких-то сплетен. Я бы, например, ни за что не ушел.
   Итак, прагматики на её стороне. Клер хотела было спросить Уильямса, каково его личное мнение о её нравственных устоях - или отсутствии таковых, - однако решила, что лучше ей об этом не знать.
   Следующий день после возвращения она начала с осмотра того, что было сделано в доме в её отсутствие. Рис Уильямс и остальные слуги славно потрудились над столовыми и гостиными: теперь эти комнаты стали чистыми и светлыми, и их больше не загромождала уродливая вычурная мебель. После того как доставят обои, краску и декоративные ткани, которые она заказала в Лондоне, дом очень скоро вновь обретет былую красоту.
   Хотя работа шла превосходно, по мере того, как день клонился к вечеру, тревога Клер нарастала. Сегодня собиралась её группа, и девушка не знала, как её примут. За ужином Никлас заметил настроение Клер и спросил, в чем дело. Когда она объяснила, он заметил:
   - Я бы пошел с вами, но уверен, что это только усугубило бы ваши проблемы. Полагаю, вам даже в голову, не пришло, что можно не явиться на собрание.
   Она покачала головой.
   - Это было бы трусостью. И даже хуже того - если я не пойду, то может показаться, будто теперь, сведя компанию со знатью, я начала воротить нос от своих прежних друзей. - Ее лицо напряглось. - Если они попросят меня уйти... Что ж, по крайней мере я буду знать, что обо мне здесь думают.
   После ужина Клер поднялась к себе и облачилась в одно из своих прежних "долондонских" платьев, которое можно было надеть без посторонней помощи. Члены кружка были её самыми близкими друзьями, людьми, которые скорее всего поверят в нее. Однако в глубине души Клер чувствовала, что заслуживает их порицания и даже того, чтобы её выгнали. Хотя с чисто формальной точки зрения она, быть может, все ещё оставалась девственницей, но, вне всяких сомнений, виновна в безнравственном поведении. И хуже всего было то, что Клер в этом не раскаивалась. Она была растерянна и несчастна, однако по-настоящему нисколько не сожалела о случившемся.
   Клер остановила свою повозку возле дома Моррисов перед самым началом собрания. Когда она вошла, в комнате мгновенно воцарилась тишина, и одиннадцать пар глаз разом уставились на нее. Молчание нарушила Маргед - она подошла к подруге, обняла её и сказала:
   - Клер, как же я рада видеть тебя! Ты сможешь где-то на этих днях пойти со мной в школу? Дети скучают по тебе. - Она улыбнулась. - И ещё им ужасно хочется поскорее увидеть пингвинов лорда Эбердэра.
   Клер была рада, что лучшая подруга поддержала её, по это вовсе не значило, что и остальные непременно последуют примеру Маргед. Клер с неуверенной улыбкой оглядела комнату. Несколько членов кружка улыбнулись в ответ, а юный Хью Ллойд даже подмигнул. Остановив взгляд на Эдит Уикс, которая по складу своего характера была, пожалуй, наиболее расположена её осудить. Клер спросила:
   - Меня ещё рады здесь видеть или уже нет? Эдит хмыкнула.
   - Ты очень неразумно вела себя, дитя мое. Половина людей, живущих в долине, убеждена, что ты шлюха.
   - Я не любовница лорда Эбердэра, - ответила Клер, мысленно благодаря Бога за то, что может сказать это с чистой совестью.
   - Надеюсь, что нет, - деловито проговорила Эдит. - Но есть в наших краях и такие, которые предпочитают думать о людях плохо, - такие, как миссис Илайес. - Эдит фыркнула. - Когда в Судный день Господь станет отделять овец от козлищ, он найдет на ней мало хорошей шерсти. Она заявила, что теперь, когда ты работаешь в большом доме, ты не снизойдешь до посещения собрания нашего кружка, но я-то знала, что это ерунда.
   Чувствуя, что от великого облегчения ей хочется петь, Клер наклонилась и обняла Эдит.
   - Да благословит тебя Бог за то, что веришь в меня. Не могу сказать, что мое поведение всегда было безупречно, но я не совершила ничего ужасного. Кстати, как идет учеба в воскресной школе?
   Оуэн как староста кружка заметил с мягким укором:
   - Дамы, поговорить вы можете потом, а сейчас пора начинать собрание. Давайте споем гимн Господу.
   Клер с благодарностью расслабилась, отдавшись знакомому ритуалу, состоящему из пения общей молитвы и обсуждения. Когда подошла её очередь говорить, она коротко сказала, что в Лондоне было много интересного и много искушений и что она рада вернуться домой.
   Когда собрание завершилось, все остались, чтобы попить чаю с пирожными и послушать, как Клер рассказывает о своей поездке в Лондон. Попотчевав их рассказами о Тауэрс, механических монстрах и посещении первой молельни Джона Уэсли, она с сожалением встала.
   - Мне пора идти.
   Группа начала расходиться, и тут Оуэн вдруг сказал:
   - Я провожу тебя в Эбердэр, Клер. Не хочу, чтобы ты так далеко ехала одна.