Патни Мэри Джо. Розы любви (Падшие ангелы - 1)

   - И к сожалению, эти пятьсот фунтов выплачиваются исправно, день в день, заметил Никлас. - Я проверял, в надежде, что компания хоть раз просрочила платеж, но - увы! - они всегда платили вовремя.
   - А не могло ли случиться так, что шахтные выработки вышли за пределы арендуемого участка земли? Он вскинул брови.
   - Это неплохая мысль. Участок, который мой дед отдал в аренду, весьма обширен, и вполне может статься, что шахтные выработки не вышли за его границы, но я непременно велю изучить этот вопрос. А какие-нибудь другие идеи у вас есть?
   - Увы, ничего другого я придумать не могу. Он улыбнулся.
   - Ваша идея куда лучше, чем предложение моего стряпчего. Он посоветовал мне подать иск в суд - на том основании, что Майкл, дескать, злоупотребил своим влиянием на моего деда, чтобы получить в аренду пенритскую шахту, и тем самым лишил меня законной части моего наследства. Это был бы слабый ход: во-первых, пятьсот фунтов стерлингов в год - вполне приемлемая арендная плата, а во-вторых, подписывая арендный договор, мой дед находился в здравом уме и твердой памяти. Но как бы там ни было, мы ещё подумаем над тем, как оспорить договор в судебном порядке.
   Он снова заиграл на арфе и запел по-валлийски. Клер сбросила туфли и, поджав ноги, уселась на диван. Никлас уговорил её спеть вместе с ним. У Клер был ничем не примечательный голос, но многолетнее исполнение религиозных гимнов придало ему силу и гибкость, к тому же, как все валлийцы, она любила петь.
   Они переходили от песни к песне, то валлийской, то английской. Клер вторила Никласу, когда знала слова, а когда не знала, с удовольствием слушала. Это был чисто дружеский вечер, и она наслаждалась каждой его минутой и каждой нотой песен. Правда, Никлас, склонившийся над арфой и вдохновенно музицирующий, выглядел невероятно романтично, но тут уж ничего нельзя было поделать. Главное - это то, что они могли наслаждаться обществом друг друга, не чувствуя напряжения и скованности.
   Она продолжала так думать до того момента, пока Никлас не начал любовные песни. Теперь каждый его брошенный на неё взгляд был почти осязаемой лаской, каждая душещипательная фраза была обращена к ней, и прежде чем осознать грозящую ей опасность. Клер уже оказалась на полпути к гибели. Без единого прикосновения Никлас размягчал се сопротивление и готовил для своей постели.
   Мечтательное довольство Клер вмиг испарилось. Настороженно выпрямившись, она гневно воскликнула:
   - Вы опять пытаетесь меня соблазнить!
   Он закончил песню, которую пел, после чего улыбнулся ей невинной улыбкой.
   - О чем это вы? Да я с самого утра ни разу до вас даже не дотронулся.
   Она нахмурилась.
   - Но песни, которые вы посте, способны вскружить голову любой женщине.
   Его улыбка стала шире.
   - Дай-то Бог.
   Все её надежды рухнули; она поняла, что ничего не изменилось.
   - А я-то подумала, что вы решили отказаться от попыток соблазнить меня, с горечью сказала Клер: - Если мы друзья, то как вы можете стремиться разрушить мою жизнь?
   - Все дело в том, что я совершено искренне не считаю страсть чем-то разрушительным. - Его пальцы пробежали по струнам. - Я считаю её освобождением. Полной реализацией личности. Недаром, когда мы заключали наш договор, я сказал, что если выиграю, то выиграем мы оба.
   - А если выиграю я, то вы проиграете, - отрезала Клер. - Я предпочитаю именно такой исход.
   Она встала с дивана, надела туфли и направилась к двери. Клер понимала: в данной ситуации неразумно чувствовать, что тебя предали, - ведь уверенность в том, что Никлас отказался от борьбы, была порождена лишь её собственным воображением, - и все же девушку жгла обида. Когда он нуждался в ней вчера ночью, она тут же отмела прочь все свои страхи и сомнения, чтобы помочь ему, но Никлас не захотел отплатить добром за добро.
   Она была уже почти у самой двери, когда он снова запел. Клер узнала песню - её сочинил в двенадцатом веке принц-поэт по имени Хайвел ап Оуэн Гвинедд. Она слышала этот напев не раз, но никогда прежде он не звучал так волшебно, как сейчас, когда его пел Никлас.
   Мой выбор пал на стройную, как тростника, деву,
   Прекрасную и высокую, и пурпурном плаще.
   Завороженная музыкой. Клер остановилась, потом медленно повернулась к нему. Темный огонь, горящий в его глазах, растопил её гнев и волю к сопротивлению, а его бархатный голос все пел и пел - о мужчине, который страстно желает женщину.
   Я выбрал тебя - но мил ли я тебе?
   Отчего ты молчишь, такая прекрасная в своем молчании?
   Вопреки своей воле она медленно, шаг за шагом прошла через всю комнату и приблизилась к нему. Его глаза вспыхнули, и он с ещё большим воодушевлением допел последние слова песни:
   Я выбрал леву и не жалею о том,
   Ибо моя избранница нежна и прекрасна.
   Когда замер последний звук, Никлас поманил Клер рукой и тихо проговорил:
   - Этот поцелуй ты должна подарить мне сама.
   Так сильны были чары, что она подняла руку, чтобы коснуться его руки. Цыганское колдовство. Магия волшебной музыки.
   Старый Ник со всей его адской силой.
   Она ощутила отвращение к самой себе, осознав, как близко подошла к тому, чтобы уступить ему. Ее протянутая рука опустилась.
   - Вы как паук, сплетающий паутину из звуков, чтобы поймать в нес глупую муху. Но в этот раз у вас ничего не выйдет.
   Он мечтательно улыбнулся.
   - Стать частью другого существа - это и есть полное слияние. Именно к этому состоянию стремятся мужчины и женщины, когда совокупляются, но даже в лучшей случае им удается достичь его лишь ненадолго. - Пальцы Никласа извлекали из струн арфы звучные, меланхоличные аккорды, вплетающиеся в его речь.
   - Уверены ли вы, что муха не находит наслаждение в этом соитии, которое кладет конец одиночеству?
   Разозленная его способностью всему придавать романтический ореол, Клер едко ответила:
   - Эта метафора, конечно, красива, но не надо забывать, что в действительности муха становится для паука не чем иным, как обедом. Муха умирает, а паук живет себе дальше, пожирая других глупышек. - Она повернулась и решительно направилась к двери. - Поищите себе иную жертву.
   Она услышала, как он поставил арфу на пол и двинулся за ней.
   - Клер.
   Она нехотя обернулась.
   - Вы не имеете права останавливать меня - вы уже получили и свой сегодняшний поцелуй, и завтрашний тоже.
   - Вы думаете, я этого не знаю? - с сожалением промолвил Никлас.
   Он стоял так близко, что тепло его тела ласкало её, - однако они не касались друг друга.
   - Я не могу поцеловать вас, но зато это можете сделать вы. - Он улыбнулся ей своей чарующей цыганской улыбкой. - Если вам так больше правится, я даже буду сопротивляться.
   Клер рассвирепела.
   - Это не шутка, черт бы вас побрал!
   - Не понимаю, почему вы так раскипятились, - спокойно заметил он.
   Она удержала подступившие к глазам слезы.
   - Вы заявляете, будто верите в дружбу. Но дружить с вами, оказывается, можно только на ваших условиях. Вы эгоист и себялюбец, Никлас, как и все остальные мужчины, которых я встречала.
   Он отшатнулся назад, и она с удовольствием увидела, что её слова задели его. Немного помолчав, он сказал:
   - Возможно, настоящая дружба между мужчиной и женщиной потому и встречается так редко, что они по-разному понимают её. За примером ходить недалеко. Вы, Клер, считаете. что наши отношения должны оставаться платоническими, я же полагаю, что дружба может усилить страсть. - Его пальцы прошлись по её волосам - легко-легко, как осенняя паутинка. - Да, я хочу заниматься с вами любовью, и в этом желании есть что-то эгоистичное. Но если б я просто хотел удовлетворить свою похоть, я мог бы очень легко сделать это в объятиях другой женщины. Нет, когда я говорю вам о страсти, речь идет о куда большем, чем обыкновенное вожделение.
   Нежность, звучавшая в его голосе, едва не заставила Клер снова потерять голову, и, чтобы окончательно не попасть под чары Никласа, она опять прибегла к гневу - так было безопаснее.
   - С вашим умением уговаривать вы могли бы продавать песок в пустыне, но на меня сладкие речи не действуют. Как бы вы это ни подавали, в какие бы красивые слова ни рядили, суть не изменится: собственные драгоценные желания стоят для вас на первом месте, а мои - на далеком-предалеком втором.
   Клер знала, что ведет себя неразумно, и не удивилась бы, если б Никлас вспылил, но ответ ею прозвучал спокойно.
   - Вы сами говорили, что жители Пенрита и шахты значат для вас больше, чем личное благополучие, - сказал он. - Я делаю все, что в моих силах, чтобы добиться для них безопасности и процветания - того, чего вы хотели. Моя цель в этой сделке - разделить с вами любовную страсть, и я всего-навсего пытаюсь сделать так, чтобы и вы этого пожелали. И я достиг своей цели, не так ли? Вот почему вы недовольны.
   - Да, вы правы, - честно призналась Клер, - но это нисколько не уменьшает моей ярости. Спокойной ночи, Никлас.
   Она вышла и захлопнула за собою дверь. Он пытается заморочить ей голову и заставить забыть о том, что ей действительно нужно, но Бог свидетель, она поразит Никласа его же собственным оружием. Он хочет ее? Прекрасно! Она использует это, чтобы заставить его мучиться так же, как мучается она.
   Правда, сегодня последнее слово все-таки осталось за ним: уже лежа в постели, она услышала, как он играет на арфе зажигательную мелодию "Пестрых цыган". В её мозгу тут же заплясали слова этой старинной баллады: в ней говорилось о знатной даме, которая отказалась от шелков и злата, бросила своего новобрачного мужа-лорда и убежала с молодым цыганом.
   Дама из баллады была безнравственной бабенкой, которая явно тронулась рассудком, если предпочла холодное поле своей пышной мягкой постели. Но если цыган, который уговорил её сбежать, походил на Никласа, Клер не могла её винить...
   Глава 20
   Наутро гнев Клер несколько поутих, однако решимость преподать Никласу хороший урок не поколебалась Но какую выбрать месть?
   Потолок её спальни был украшен росписью, изображающей козлоногих сатиров, которые преследовали жеманно хихикающих нимф, и, глядя на их эротические ужимки, она нашла ответ. Преследование и бегство - вот что лежит в основе отношений самцов и самок и повторяется из века в век. Опасливая самка убегает, желая сохранить себя для самого лучшего в стаде самца; самец же пускается в погоню, мучимый жаждой завладеть ещё одной самкой. Именно это - преследование и бегство - и составляет суть се отношений с Никласом.
   А если так, то вот и подходящая месть: коли он сатир, то она сыграет роль нимфы. Она будет дразнить его, как самая прожженная шлюха, пока он не обезумеет от страсти. Тогда она повернется и преспокойно уйдет, оставив его страдать от неутоленного желания.
   Разумеется, стремление мстить не пристало доброй христианке. Однако, решила Клер, за месяц жизни с Никласом на её душе появилось уже столько пятен, что ещё одно отступление от нравственных норм мало что изменит.
   Куда больше её беспокоило другое - что подобный замысел скорее свойствен незрелой девчонке, чем серьезной, взрослой женщине. Она ещё никогда в жизни не прибегала к столь недостойной комедии. И прискорбнее всего было то, что ей не терпелось поскорее взяться за дело, вот как низко она пала!
   Нельзя было забывать и о другом осложняющем моменте: она рискует сама потерять голову от страсти и дать Никласу то, чего он домогался.
   Если это произойдет, то так ей и надо, и все же она полагала, что сумеет устоять В конце концов, нашла же она в себе силы сказать "нет" после ночи, проведенной в его объятиях, проявив волю, которой сама не переставала удивляться до сих пор.
   Но самая большая опасность состояла в том, что если Никлас чересчур сильно распалится, то ему уже не удастся остановиться, когда она скажет "хватит". Если это случится, то ей опять-таки некого будет винить, кроме самой себя. Однако Клер была уверена в его выдержке, ведь он демонстрировал её уже много раз. Он не был ошалевшим от похоти двадцатилетним юнцом, да и она отнюдь не Прекрасная Елена, из-за которой разразилась Троянская война...
   Клер улыбнулась, предвкушая сладкую месть, и заложила руки за голову. Теперь, когда вопрос о способе возмездия был решен, оставалось только выбрать время и место.
   Никлас почувствовал облегчение, увидев, что за ночь ярость Клер прошла. Девушка была молчалива, но не дулась. Он же, со своей стороны, не заговаривал о новых поцелуях, по решил, что непременно должен найти способ соблазнить эту строптивицу. Трудность состояла в том, что Клер была непохожа ни на одну из тех женщин, что он знал прежде. Большинство его пассий таяли, стоило подарить им роскошные наряды и дорогие украшения - Клер же соглашалась носить их по большей части лишь затем, чтобы выполнить условия их сделки. Большинство женщин смягчались и переставали сопротивляться, когда мужчины прибегали к помощи поэзии и любовных песен, - что же до Клер, то хотя все это на неё и действовало, но стихов и песен было недостаточно, чтобы заставить эту упрямую особу забыть о её треклятых нравственных устоях.
   Никлас ещё мог бы понять её сопротивление, если б Клер была по-настоящему религиозна, но он пребывал в совершенной уверенности, что её набожность поверхностна и несерьезна. Под тонким налетом благочестия в ней чувствовалась языческая страстность; Никлас сам видел, как это прорывалось наружу. Весьма возможно, что Клер так отчаянно цепляется за свою девственность только из чистого упрямства. Она, должно быть, поклялась, что ему ни за что по соблазнить её, и сдержит эту клятву, даже если это убьет их обоих. Вот упрямая ослица!
   Но как бы велико ни было се упрямство, он её переупрямит.
   * * *
   Назавтра после дня, который прошел без поцелуев, Клер, явившись к ужину, выглядела особенно прелестно. Никлас в восхищении смотрел, как она идет к нему через гостиную: розовое платье каким-то непонятным образом казалось разом и скромным, и соблазнительным, волосы уложены в новую прическу, изящное сооружение из локонов и воли, в которое ему сразу же захотелось запустить пальцы... Сегодня Клер меньше всего походила на учительницу из деревенской школы: перед Никласом стояла умудренная опытом светская дама, в которой к тому же явно чувствовалась какая-то чертовщинка.
   - Нынче вечером вы выглядите особенно красивой. - Он предложил ей руку. Ваша горничная согласна поехать вместе с нами в Уэльс?
   - Полли великолепна, но мне не нужна горничная. - слегка удивившись, ответила Клер. - Я прекрасно обходилась без горничной всю жизнь.
   - Большую часть ваших новых модных платьев нельзя надеть без посторонней помощи. Кроме того, Полли умеет очень хорошо укладывать волосы.
   - Ну что ж, будь по-вашему, - любезно ответила Клер. - Я спрошу Полли, не согласился ли она привести в Уэльсе два месяца - до тех пор, пока я не вернусь домой.
   Никласу было невыносимо слушать, как она говорит о том, что покинет его, однако он промолчал; если он расскажет о своих далеко идущих планах па се счет, это только удесятерит упрямство Клер. Выдвигая для нес стул, он объявил:
   - Я уже уладил все наиболее срочные дела, так что послезавтра мы можем отправиться обратно в Эбердэр. Ее лицо просияло.
   - Отлично. Я буду готова.
   - Перед тем как начать добычу шифера, мне бы хотелось съездить в Пенрит, чтобы па месте ознакомиться с принципами управления и работы большого шиферного карьера. - Он сел за стол. - Если бы мы поехали туда верхом, через центральные районы Уэльса, то дорога заняла бы два-три дня туда и столько же обратно. Вы смогли бы так много времени провести в седле?
   - Смогла бы, если мы поедем не слишком быстро. Думаю, проехаться весной по валлийскому нагорью было бы очень приятно.
   - Превосходно. Тогда готовьтесь отправиться в путь через неделю после нашего возвращения в Эбердэр.
   Ужин затянулся - из-за того, что они много и непринужденно беседовали. Когда они наконец допили свой кофе, было уже так поздно, что Никлас ничуть не удивился бы, если б Клер воспользовалась этим предлогом и заявила, что она идет спать. Однако вместо этого девушка посмотрела на него так мило и невинно, что он немедленно насторожился.
   - Не желаете ли сыграть в бильярд? - спросила она. - В последнее время я много упражнялась одна, и мне хотелось бы сыграть с сильным противником.
   Никлас согласился, и они перешли в бильярдную. Клер взяла свой кий и лениво провела по нему пальцами.
   - Может быть, сыграем не па интерес, как раньше, а на ставки?
   - Как видно, вы упражнялись весьма старательно. - Ее предложение позабавило его. Опуская пониже люстру, которая висела над бильярдным столом, он спросил: - И какие же ставки вы предлагаете?
   Ее глаза блеснули.
   - Если я выиграю, вы не станете меня больше целовать.
   - Не согласен, - тут же ответил он, - разве что в случае моего выигрыша вы не станете больше говорить мне "нет".
   - Не согласна. Есть какие-нибудь другие варианты? Зажигая восковые свечи, Никлас обдумывал, что бы такое предложить.
   - Мы можем сыграть в бильярд с раздеванием: проигравший очередную партию будет снимать с себя какой-нибудь предмет одежды, - наконец спокойно проговорил он.
   - Но это же неслыханно!
   - Не совсем так. Мне доводилось играть в карты с раздеванием - так почему же нельзя применить эту методику к бильярду? Проигравшим будет считаться тот, кто первый разденется догола. - Он усмехнулся и, немного приподняв люстру над столом, закрепил удерживающую её веревку.
   - Вы готовы?
   Клер задумалась.
   - Ну хорошо, я согласна, однако если мне придется раздеться до нижней рубашки, я предпочту отказаться от дальнейшей игры, но ни за что не стану её снимать.
   - Могу вас понять. Итак, мы должны начать игру, имея одинаковое количество предметов одежды. - Он сделал мысленный подсчет. - Если я сниму фрак, то на мне будет надето десять предметов. Думаю, на вас столько же, разве что под этим прелестным платьем имеются дополнительные нижние юбки.
   Слегка покраснев, она тоже мысленно пересчитала предметы своего туалета.
   - В самом деле, десять. Итак, начнем?
   - Начнем. Право ударить первой, конечно же, принадлежит вам.
   Пока Никлас укладывал на столе шары, Клер наклонилась, готовясь к первому удару. Вся её напускная беззаботность мигом улетучилась, когда она сосредоточилась, чтобы прицелиться в шар.
   Женщина, играющая на бильярде, представляет собою пленительное зрелище: стройные лодыжки, соблазнительно округлый зад. манящая грудь, выглядывающая из глубокого декольте. Пока Никлас любовался этим видом, его партнерша не теряла времени даром: точным ударом она загнала в лузы все шесть шаров и выиграла партию, так и не дав ему возможности ударить.
   - Теперь я вижу - вы действительно много упражнялись, - рассмеявшись, сказал Никлас.
   Стянув начищенный сапог, он поставил его возле стены, затем приготовил шары для следующей партии. Послав в лузы пять своих красных шаров, он потерпел неудачу с шестым - тот ударился о вмятину в борте и покатился мимо.
   Теперь опять была очередь Клер, и она благополучно уложила в лузы все шесть шаров. Сняв второй сапог и поставив его рядом с первым, Никлас сказал:
   - Дайте мне взглянуть на ваш кий.
   Она протянула ему кий, и он посмотрел на его кончик.
   - Эта шишечка сделана из кожи? Когда она кивнула, он спросил:
   - Можно, я попробую его пару раз? Получив разрешение, Никлас сделал два удара, и результаты ошеломили его. Возвращая ей кий, Никлас сказал:
   - Клариссима, мне кажется, вы только что произвели революцию в бильярде. Я ещё никогда не держал в руках более удобного кия.
   - Я и сама была поражена его возможностями. - Она закусила нижнюю губу. Вот что: поскольку мой кий лучше вашего, несправедливо, чтобы вы давали мне фору. Вы при каждом ударе должны делать карамболь, а я нет. Повторяю: это несправедливо. Мы должны играть на равных. - Она шаловливо улыбнулась. - Я не хочу пользоваться слабостью, которую вы сами придумали.
   - Вы можете пользоваться моей слабостью в любое время, - медленно проговорил он, плотоядно глядя на нее.
   Никлас ожидал, что в ответ на его двусмысленную реплику Клер бросит на него испепеляющий взгляд, но вместо этого, кокетливо взмахнув длинными темными ресницами, она сказала:
   - Возможно, я сделаю это позже. Но сейчас давайте поиграем на бильярде. Я тоже буду делать карамболи.
   - Тогда мы будем играть более или менее на равных. Когда Клер начала следующую партию, Никлас прислонился к столу и попытался осмыслить те изменения, которые в ней неожиданно произошли этим вечером. Как ни хотелось ему поверить, что она решила наконец прекратись сопротивление и насладиться неизбежной капитуляцией, он не мог убедить себя в этом. Маленькая хитрая ведьма, возможно, просто хочет поставить его на место, победив в игре на бильярде. И с её усовершенствованным кием и обретенным с помощью упражнений умением она вполне могла бы достичь этой цели, если бы врожденное чувство справедливости не заставило её играть с карамболями, как играл он.
   Он не мог оторвать от неё глаз - столько утонченного изысканного эротизма было в её движениях. Когда Клер загнала в лузу второй шар, Никлас вдруг осознал, что сегодня она выглядит как дорогая куртизанка, как женщина, полностью уверенная в своей неотразимости, своей власти над мужчинами. Хотя он был полностью убежден, что параллельно с игрой в бильярд Клер отнюдь не занималась изучением искусства обольщать мужчин, сегодня она, несомненно, демонстрировала свою природную чувственность так явно, как никогда прежде.
   Он был насколько погружен в свои мысли, что Клер пришлось повысить голос и повторить:
   - Никлас, ваша очередь.
   Наконец услышав се, он наклонился над столом и прицелился. Игрок он был отменный, однако дух соперничества был ему чужд, и потому с годами он стал играть без особенного рвения. Но неожиданные успехи Клер заставили его призвать на помощь все свое искусство. Он быстро и умело положил в лузы все шары, и наступил черед Клер что-то снять с себя. Она тут же сбросила одну из своих лайковых туфелек, на миг показав ему обе лодыжки. Затем, поставив ногу в чулке на ковер, сказала:
   - М-м, как приятно стоять на этом ковре.
   Пальцы её ноги чувственно подогнулись, зарываясь в богатый, густой ворс.
   Никласу захотелось самому лечь па пол, чтобы она могла пройтись по нему, так же подгибая пальцы... Он снова разложил шары и мысленно дал себе слово играть так хорошо, как только сможет, чтобы увидеть как можно больше из того, что скрыто под её одеждой.
   Разговор между ними мало-помалу сошел на нет, а напряжение все росло - они отдавали игре все внимание, как завзятые бильярдисты, которые зарабатывают на жизнь, обыгрывая простаков. Поскольку по умению они были теперь более или менее равны, исход большинства партий определялся неровностями на поверхности бильярдного стола и неудачными отскоками шаров от бортов.
   Вскоре в придачу к сапогам Никлас снял ещё и галстук, потом Клер скинула с ноги вторую туфельку. Потерпев поражение и в следующей партии, она села на стул и приподняла юбку до самого колена.
   Никлас, словно загипнотизированный, смотрел, как она вытягивает свою стройную левую ногу и аккуратно снижает чулок. Осторожно скатывая его, она сняла светлый шелк сначала с икры, потом с лодыжки, с пальцев и при этом деланно-застенчиво пояснила:
   - Подвязка без чулка не спадет, а вот чулок без подвязки не удержался бы, поэтому я решила, что вначале следует снять не подвязку, а чулок.
   - Вполне логично, - проговорил Никлас, чувствуя, что у пего внезапно пересохло во рту. Хотя она тотчас же опять скромно прикрыла лодыжки, он промахнулся по следующему шару. Клер же, лукаво улыбаясь, шестью точными ударами загнала в лузы все свои шары.
   Сняв серый бархатный жилет, Никлас встал на колени у камина и разжег в нем огонь, поскольку ночь была прохладная, а они оба быстро избавлялись от одежды. Он улыбнулся, подкладывая в камин уголь; ему пришла в голову мысль, что одно преимущество перед нею у него все-таки есть: если он останется голым, это смутит его куда меньше, чем Клер.
   Свой правый чулок она сняла так же картинно, как и левый. Никлас опять любовался этим зрелищем, но умудрился не утратить ясность мыслей и начал игру неплохо. Однако, загнав в лузы первые три шара, он споткнулся на четвертом отскок от борта вышел не таким, как он хотел, и Клер получила шанс выиграть партию.
   Никлас снял первый чулок, а спустя несколько минут ему пришлось расстаться и со вторым. Клер была права - стоять босиком па пушистом ковре оказалось очень приятно.
   Предвкушение того момента, когда Клер снимет с себя следующую принадлежность своего наряда, помогло ему сконцентрироваться, и новую партию выиграл он. Клер снова подняла юбку - на этот раз достаточно высоко, чтобы он смог увидеть её подвязку, охватывавшую ногу чуть выше колена. К его восторгу, ленточка оказалась украшена маленькой изящной атласной розой. Клер, нисколько не торопясь, сняла подвязку, и, поставив ногу па пол, задумчиво посмотрела на атласную ленту. Затем она вдруг вскинула взгляд и с шаловливой улыбкой бросила подвязку Никласу.
   Он поймал ленту одной рукой и почувствовал, что атлас все ещё сохраняет тепло се тела и издает едва уловимый аромат её духов. Когда Клер начала следующую партию, он обвил ленту вокруг пальцев и не снимал до тех пор, пока она не охладилась до комнатной температуры и не утратила запаха духов.