Страница:
Кристина Джонсон стояла за его спиной в темной гостиной. Она не двигалась. Сейчас она казалась мне очень маленькой и далекой, несмотря на свой высокий рост. Женщина выглядела испуганной, грустной и смертельно усталой.
Справа от нее находился украшенный резьбой камин, высеченный из обычного, применяемого в городском строительстве, камня. Прежде мне не довелось изучать обстановку гостиной, и теперь я внимательно рассматривал ее. Я искал глазами что-нибудь, хоть отдаленно напоминавшее оружие. То, что могло бы нам пригодиться.
Тело Джорджа Джонсона лежало на полу в прихожей. Кристина или сам убийца накрыли его красным клетчатым пледом. Убитый юрист распростерся во весь рост, словно его неожиданно сморила усталость.
– Кристина, с вами все в порядке? – спросил я женщину. Она хотела что-то ответить, но голос не повиновался ей.
– С ней все нормально, приятель. Она крепкий орешек. Все хорошо, – скороговоркой, невнятно проговорил Дэнни. «Сехршо» – выходило у него. – Это мне тут хреново. И вообще, разговор идет обо мне, – напомнил он.
– Я понимаю, что ты здорово устал, Дэнни. – Я подозревал, что у него сейчас начинается приступ головокружения, и внимание его рассредотачивается.
– Да, ты все правильно понял. Может быть, ты поделишься еще каким-нибудь сокровищем мудрости относительно моего иллюзорного поведения?
Хлоп! Он неожиданно и резко пнул ногой входную дверь, и она захлопнулась. Импульсивное поведение. Я определенно становился участником этой вечеринки. Невзирая на плохое самочувствие, Дэнни продолжал следить за разделявшим нас расстоянием и не опускал оружия.
– Я стреляю из этой хреновины достаточно хорошо, – вновь повторил он, словно боялся, что я пропустил мимо ушей его первое предупреждение. Это лишь укрепило мои подозрения относительно его паранойи, возбудимости и нервозности.
Больше всего его заботило, как я отношусь к нему и насколько правильно оцениваю его поведение. Меня смущали сейчас сведения о его настоящем отце. Полицейский, оставивший жену с крошечным ребенком на руках. Я узнал об этом только по дороге сюда. Теперь мне многое становилось понятным.
Я вынужден был напомнить себе, что этот жалкий тщедушный ребенок – настоящий убийца. Ненавидеть это дьявольское отродье для меня труда не составляло. И все равно меня не отпускало грустное и трагическое чувство. Он казался живым воплощением безумия, замешанного на одиночестве.
– Я верю, что ты прекрасный стрелок, – по-прежнему тихо проговорил я, уже зная, что именно эти слова он хотел бы от меня услышать.
Я верю тебе.
Я верю в то, что ты – хладнокровный убийца. Я верю, что ты настоящий молодой монстр. Чей-то неоплаченный долг и чья-то неискупленная вина.
И еще я верю в то, что, возможно, мне придется убить тебя раньше, чем ты попытаешься расправиться со мной или с Кристиной Джонсон.
Глава 100
Глава 101
Глава 102
Глава 103
Глава 104
Справа от нее находился украшенный резьбой камин, высеченный из обычного, применяемого в городском строительстве, камня. Прежде мне не довелось изучать обстановку гостиной, и теперь я внимательно рассматривал ее. Я искал глазами что-нибудь, хоть отдаленно напоминавшее оружие. То, что могло бы нам пригодиться.
Тело Джорджа Джонсона лежало на полу в прихожей. Кристина или сам убийца накрыли его красным клетчатым пледом. Убитый юрист распростерся во весь рост, словно его неожиданно сморила усталость.
– Кристина, с вами все в порядке? – спросил я женщину. Она хотела что-то ответить, но голос не повиновался ей.
– С ней все нормально, приятель. Она крепкий орешек. Все хорошо, – скороговоркой, невнятно проговорил Дэнни. «Сехршо» – выходило у него. – Это мне тут хреново. И вообще, разговор идет обо мне, – напомнил он.
– Я понимаю, что ты здорово устал, Дэнни. – Я подозревал, что у него сейчас начинается приступ головокружения, и внимание его рассредотачивается.
– Да, ты все правильно понял. Может быть, ты поделишься еще каким-нибудь сокровищем мудрости относительно моего иллюзорного поведения?
Хлоп! Он неожиданно и резко пнул ногой входную дверь, и она захлопнулась. Импульсивное поведение. Я определенно становился участником этой вечеринки. Невзирая на плохое самочувствие, Дэнни продолжал следить за разделявшим нас расстоянием и не опускал оружия.
– Я стреляю из этой хреновины достаточно хорошо, – вновь повторил он, словно боялся, что я пропустил мимо ушей его первое предупреждение. Это лишь укрепило мои подозрения относительно его паранойи, возбудимости и нервозности.
Больше всего его заботило, как я отношусь к нему и насколько правильно оцениваю его поведение. Меня смущали сейчас сведения о его настоящем отце. Полицейский, оставивший жену с крошечным ребенком на руках. Я узнал об этом только по дороге сюда. Теперь мне многое становилось понятным.
Я вынужден был напомнить себе, что этот жалкий тщедушный ребенок – настоящий убийца. Ненавидеть это дьявольское отродье для меня труда не составляло. И все равно меня не отпускало грустное и трагическое чувство. Он казался живым воплощением безумия, замешанного на одиночестве.
– Я верю, что ты прекрасный стрелок, – по-прежнему тихо проговорил я, уже зная, что именно эти слова он хотел бы от меня услышать.
Я верю тебе.
Я верю в то, что ты – хладнокровный убийца. Я верю, что ты настоящий молодой монстр. Чей-то неоплаченный долг и чья-то неискупленная вина.
И еще я верю в то, что, возможно, мне придется убить тебя раньше, чем ты попытаешься расправиться со мной или с Кристиной Джонсон.
Глава 100
Я рассматривал надпись на рубашке Дэнни. «Счастье, счастье. Радость, радость». Я знал, откуда это слова.
Они взяты из детской телепередачи «Патефон-автомат». Ее очень любят Деймон и Дженни. И я в какой-то степени тоже. Это чисто семейный сериал, который наверняка вызывал у Будро бешенство.
Сейчас он ухмылялся, глядя на меня! И взгляд при этом у него был безумный.
Потом он заговорил тихим голосом, передразнивая мои заботливые интонации. Чувства Дэнни были обострены, и от него веяло жестокостью. Это снова меня насторожило. Мне хотелось тут же броситься на него и вырубить.
– Тебе не к чему шептать. Здесь все равно никто не спит, кроме привратника Джорджа.
Он засмеялся страшным и совершенно неуместным смехом. Настоящий психопат. Дэнни был убийцей до мозга костей, даже в свои тринадцать лет.
– С вами все в порядке? – снова обратился я к Кристине.
– Нет, не совсем, – прошептала она.
– Заткнитесь, мать вашу! – заорал он, обращаясь к нам обоим. Он перевел пистолет на Кристину, а потом снова на меня. – Если я что-то сказал, значит, так оно и будет.
Я понял, что пистолет у него мне отнять не удастся. Надо придумать что-то другое. Дэнни выглядел так, что, казалось, еще чуть-чуть, и он не выдержит.
Я решил действовать немедленно.
Сосредоточившись на подростке, я пытался определить его слабое место. Но, наблюдая за ним, я соблюдал осторожность, чтобы он этого не заметил.
Затем я сделал несколько медленных шагов в сторону окна гостиной. Здесь стояла низкая табуретка, какие в Африке когда-то применяли для дойки скота. Выглянув на улицу, я увидел, что полицейские расположились в шахматном порядке на лужайке, соблюдая, однако безопасную дистанцию. Отсюда хорошо были видны их щиты, плексигласовые забрала, бронежилеты и оружие. Господи, ну и картинка! И все это из-за одного сумасшедшего подростка.
– Только не вздумай шутить, – обратился он ко мне через комнату.
Но я уже задумал одну шуточку, малыш Дэнни. И даже приступил к ее выполнению. Ты еще не понял этого? Значит, ты не настолько умен, как воображаешь, подонок!
– А почему бы и нет? – спросил я, но ответа не последовало. Он явно собирался убить нас. А что ему еще оставалось делать?
У меня была веская причина подойти к окну. Таким образом, я и Кристина Джонсон оказывались по разные стороны комнаты.
И я уже почти этого добился.
Но Будро, похоже, ничего не заметил.
– Что ты сейчас обо мне думаешь? – прорычал он. – Насколько я выигрываю в сравнении с этими задницами Джеком и Джилл? И с великим Гэри Сонеджи? Можешь говорить начистоту. Я не обижусь, потому что не подвержен никаким чувствам.
– Тогда поговорим начистоту, раз уж тебе этого хочется. Ни один из убийц не производил на меня впечатления, и ты не исключение.
Его рот скривился в усмешке:
– Правда? В таком случае, ты меня тоже не впечатляешь, дерьмовый доктор Кросс. Однако, оружие-то у меня!
Дэнни Будро уставился на меня, и его глаза за стеклами очков скосились еще больше. Зрачки стали крошечными, как следы от булавочных уколов. Мне показалось, что он готов пристрелить меня прямо сейчас. Сердце мое бешено заколотилось, и я посмотрел на Кристину Джонсон.
– Мне придется убить тебя, и ты это знаешь, – заявил он с таким выражением, словно затеял свой безумный спектакль только ради этого. Неожиданно в его голосе зазвучали нотки муки и усталости. Вот это было уже нехорошо. – Тебе и Кристине предстоит погибнуть.
Он перевел взгляд на нее, и его глаза превратились в две темные дыры:
– Черная сука! Подлая, трусливая тварь! Ты посмела обидеть меня возле своей поганой школы! Как ты осмелилась не уважать меня? – злился он.
– Это неправда! – вступила в разговор Кристина. – Я пыталась защитить гуляющих детей. И к тебе это не имело никакого отношения. Я ведь не знала, кто ты. Откуда мне было знать?
Дэнни яростно топнул ногой. Он был раздражен, нетерпелив и не собирался ничего прощать. Злобный маленький засранец.
– Нечего повторять то, что мне давно известно! А то, о чем я думаю, тебе никогда не узнать. В мою голову тебе не проникнуть. Да и никому это не удастся!
– А с чего ты взял, что тебе надо кого-то убивать? – обратился я к нему.
Он сверкнул стеклами очков и вновь направил пистолет на меня:
– Не смей корчить из себя врача!
– Даже не собирался. – Я покачал головой. – Только врать не надо. Я не люблю людей, способных на дешевые фокусы.
Неожиданно он перевел «смит-и-вессон» на Кристину:
– Мне надо убивать людей, потому что… потому что я их убиваю. – Он засмеялся, потом закашлялся и захрипел.
Кристина чувствовала, что приближается развязка, и она знала, что нужно сделать перед тем, как Дэнни окончательно сорвется.
Мальчик снова повернулся ко мне. Он стоял так, словно очень гордился собой. «Да он просто любуется каждым своим движением, – осознал я. – Ему это нравится».
– Ты наверняка хочешь обмануть меня, – прошипел он, – поэтому у тебя такой спокойный голос. Пытаешься отвлечь меня. Значит, не такой уж ты умный, большой и грозный. Я вижу тебя насквозь.
– Ты прав, – согласился я, – но не совсем. Я говорил таким голосом… спокойным… чтобы ты не заметил, что я делаю. Ты проиграл! Ты обгадил свою собственную игру. Маленький тупица! Сукин сын!
Они взяты из детской телепередачи «Патефон-автомат». Ее очень любят Деймон и Дженни. И я в какой-то степени тоже. Это чисто семейный сериал, который наверняка вызывал у Будро бешенство.
Сейчас он ухмылялся, глядя на меня! И взгляд при этом у него был безумный.
Потом он заговорил тихим голосом, передразнивая мои заботливые интонации. Чувства Дэнни были обострены, и от него веяло жестокостью. Это снова меня насторожило. Мне хотелось тут же броситься на него и вырубить.
– Тебе не к чему шептать. Здесь все равно никто не спит, кроме привратника Джорджа.
Он засмеялся страшным и совершенно неуместным смехом. Настоящий психопат. Дэнни был убийцей до мозга костей, даже в свои тринадцать лет.
– С вами все в порядке? – снова обратился я к Кристине.
– Нет, не совсем, – прошептала она.
– Заткнитесь, мать вашу! – заорал он, обращаясь к нам обоим. Он перевел пистолет на Кристину, а потом снова на меня. – Если я что-то сказал, значит, так оно и будет.
Я понял, что пистолет у него мне отнять не удастся. Надо придумать что-то другое. Дэнни выглядел так, что, казалось, еще чуть-чуть, и он не выдержит.
Я решил действовать немедленно.
Сосредоточившись на подростке, я пытался определить его слабое место. Но, наблюдая за ним, я соблюдал осторожность, чтобы он этого не заметил.
Затем я сделал несколько медленных шагов в сторону окна гостиной. Здесь стояла низкая табуретка, какие в Африке когда-то применяли для дойки скота. Выглянув на улицу, я увидел, что полицейские расположились в шахматном порядке на лужайке, соблюдая, однако безопасную дистанцию. Отсюда хорошо были видны их щиты, плексигласовые забрала, бронежилеты и оружие. Господи, ну и картинка! И все это из-за одного сумасшедшего подростка.
– Только не вздумай шутить, – обратился он ко мне через комнату.
Но я уже задумал одну шуточку, малыш Дэнни. И даже приступил к ее выполнению. Ты еще не понял этого? Значит, ты не настолько умен, как воображаешь, подонок!
– А почему бы и нет? – спросил я, но ответа не последовало. Он явно собирался убить нас. А что ему еще оставалось делать?
У меня была веская причина подойти к окну. Таким образом, я и Кристина Джонсон оказывались по разные стороны комнаты.
И я уже почти этого добился.
Но Будро, похоже, ничего не заметил.
– Что ты сейчас обо мне думаешь? – прорычал он. – Насколько я выигрываю в сравнении с этими задницами Джеком и Джилл? И с великим Гэри Сонеджи? Можешь говорить начистоту. Я не обижусь, потому что не подвержен никаким чувствам.
– Тогда поговорим начистоту, раз уж тебе этого хочется. Ни один из убийц не производил на меня впечатления, и ты не исключение.
Его рот скривился в усмешке:
– Правда? В таком случае, ты меня тоже не впечатляешь, дерьмовый доктор Кросс. Однако, оружие-то у меня!
Дэнни Будро уставился на меня, и его глаза за стеклами очков скосились еще больше. Зрачки стали крошечными, как следы от булавочных уколов. Мне показалось, что он готов пристрелить меня прямо сейчас. Сердце мое бешено заколотилось, и я посмотрел на Кристину Джонсон.
– Мне придется убить тебя, и ты это знаешь, – заявил он с таким выражением, словно затеял свой безумный спектакль только ради этого. Неожиданно в его голосе зазвучали нотки муки и усталости. Вот это было уже нехорошо. – Тебе и Кристине предстоит погибнуть.
Он перевел взгляд на нее, и его глаза превратились в две темные дыры:
– Черная сука! Подлая, трусливая тварь! Ты посмела обидеть меня возле своей поганой школы! Как ты осмелилась не уважать меня? – злился он.
– Это неправда! – вступила в разговор Кристина. – Я пыталась защитить гуляющих детей. И к тебе это не имело никакого отношения. Я ведь не знала, кто ты. Откуда мне было знать?
Дэнни яростно топнул ногой. Он был раздражен, нетерпелив и не собирался ничего прощать. Злобный маленький засранец.
– Нечего повторять то, что мне давно известно! А то, о чем я думаю, тебе никогда не узнать. В мою голову тебе не проникнуть. Да и никому это не удастся!
– А с чего ты взял, что тебе надо кого-то убивать? – обратился я к нему.
Он сверкнул стеклами очков и вновь направил пистолет на меня:
– Не смей корчить из себя врача!
– Даже не собирался. – Я покачал головой. – Только врать не надо. Я не люблю людей, способных на дешевые фокусы.
Неожиданно он перевел «смит-и-вессон» на Кристину:
– Мне надо убивать людей, потому что… потому что я их убиваю. – Он засмеялся, потом закашлялся и захрипел.
Кристина чувствовала, что приближается развязка, и она знала, что нужно сделать перед тем, как Дэнни окончательно сорвется.
Мальчик снова повернулся ко мне. Он стоял так, словно очень гордился собой. «Да он просто любуется каждым своим движением, – осознал я. – Ему это нравится».
– Ты наверняка хочешь обмануть меня, – прошипел он, – поэтому у тебя такой спокойный голос. Пытаешься отвлечь меня. Значит, не такой уж ты умный, большой и грозный. Я вижу тебя насквозь.
– Ты прав, – согласился я, – но не совсем. Я говорил таким голосом… спокойным… чтобы ты не заметил, что я делаю. Ты проиграл! Ты обгадил свою собственную игру. Маленький тупица! Сукин сын!
Глава 101
– Тебе не удастся застрелить нас обоих! – заявил я. Эту фразу я произнес чистым и твердым голосом. Одновременно я повернулся к нему боком, чтобы представлять из себя менее удобную мишень.
Еще один шаг в сторону окна. Я увеличивал расстояние между собой и Кристиной Джонсон.
– Что ты, черт возьми, имеешь в виду? О чем ты говоришь, Кросс? Выкладывай начистоту! Я ТРЕБУЮ!
Я не стал ему отвечать. Пусть думает сам, если считает себя таким умником.
Взгляд Будро метался от меня к Кристине и обратно. Наконец, до него дошло, что ему расставили ловушку, как бы хорошо она ни была замаскирована.
Его глаза буквально буравили мой череп. Он понял суть моей уловки. Ведь если теперь он будет стрелять, ему придется выбирать кого-то одного, а в это время второй успеет наброситься на него. Таким образом, мы лишали его ореола славы.
– Ты кусок дерьма! – зарычал он на меня. Голос его звучал угрожающе. – Тогда первым будешь ты!
Он поднял «смит-и-вессон», но я не смотрел на оружие. Я уставился ему в глаза:
– Поговори со мной, ублюдок!
– Хватит! Довольно! – крикнула Кристина из другого угла комнаты. Она находилась под прессом свалившихся на нее несчастий. – Ты уже достаточно убивал!
Дэнни Будро запаниковал. Он смотрел на нас дикими глазами и, казалось, его голова вращается, как на шарнире:
– Нет, я уничтожил недостаточно этих гребаных бесполезных роботов! Я только начал! – Кожа лица обтянула его череп.
Он навел пистолет на Кристину, и его руки вытянулись, как две корявые ветки, а корпус начал клониться влево.
– Дэнни! – окликнул я его по имени и двинулся к нему.
Несколько мгновений он колебался, потом пистолет дернулся, и он выстрелил. В тесном помещении звук показался оглушительным.
Он выстрелил в Кристину!
Она попыталась увернуться, но я не заметил, удалось ли ей это.
Я подобрался, и вот я уже в воздухе.
Дэнни Будро успел перевести пистолет на меня. В его глазах застыли ужас и ненависть. Тело сотрясали судороги страха, гнева и отчаяния. Может быть, он действительно был способен расправиться с нами обоими.
Я двигался намного быстрее, чем он мог себе представить, и уже оказался в радиусе, очерченном его вытянутой рукой с оружием.
Я врезался в Дэнни Будро всей своей массой, словно он был взрослым мужчиной, опасным и вооруженным. Я испытал огромное удовольствие от этого контакта.
Мы рухнули на пол перепутавшимся клубком конечностей. В воздухе мелькали размахивающие руки и брыкающиеся ноги. Ударил еще один выстрел. Боли я не почувствовал, только ощутил привкус крови на губах.
Мальчик издал дикий и высокий вой. Он завопил! Я с силой вывернул пистолет у него из пальцев. Он зарычал и попытался укусить меня.
Потом у него начался приступ. Скорее всего, из-за того, что он перестал принимать лекарство. Энергия запредельной мозговой деятельности нашла себе выход через тело. Руки и ноги его задергались, он быстро и судорожно задвигал тазом.
Глаза закатились, а потом тело вдруг обмякло, и на губах запузырилась пена. Конечности продолжали хаотично подергиваться. Наверное, на пару секунд он потерял сознание, а потом закашлялся, захлебываясь собственной слюной.
Я стряхнул его с себя. Губы его посинели, но глаза постепенно начали приобретать осмысленное выражение. Он заморгал: припадок закончился также неожиданно, как и начался. Дэнни безвольно валялся на полу, растекшись, словно мерзкая лужа.
Полиция, заслышав выстрелы, вломилась в дом и теперь заполняла гостиную. Повсюду мелькали ружья и пистолеты. Со всех сторон неслись крики, и слышалось бормотание портативных радиостанций.
Кристина Джонсон склонилась над мужем. К ней на помощь поспешили двое врачей.
Потом я увидел ее стоящей на коленях возле меня. Казалось, она была невредима:
– С вами все в порядке, Алекс? – хрипло прошептала она.
Мои руки продолжали сжимать Дэнни Будро. По-моему, он сейчас не соображал, где находится. Он весь обливался холодным липким потом. Убийца детей теперь выглядел грустным, потерянным и смущенным. Тринадцать лет, пять убийств. А может быть, и больше.
– Важный преступник, – констатировала Кристина. Я кивнул:
– По-моему, да. А может, мы воспринимаем все не так.
Дэнни пытался что-то произнести, но я не слышал его. Он брызгал слюной, и пена продолжала стекать из уголков его губ.
– Что ты сказал? Что? – Голос у меня был тоже хриплый, горло саднило. Меня самого била дрожь, и я изрядно вспотел.
Он заговорил тихим, неожиданно тонким голоском, словно внутри его тела зияла пустота:
– Мне страшно. Я не знаю, где я нахожусь. Мне всегда страшно.
Я кивнул этому маленькому отвратительному личику, уставившемуся на меня:
– Знаю, – ответил я юному убийце. – Представляю, что ты сейчас чувствуешь. И это было самое страшное.
Еще один шаг в сторону окна. Я увеличивал расстояние между собой и Кристиной Джонсон.
– Что ты, черт возьми, имеешь в виду? О чем ты говоришь, Кросс? Выкладывай начистоту! Я ТРЕБУЮ!
Я не стал ему отвечать. Пусть думает сам, если считает себя таким умником.
Взгляд Будро метался от меня к Кристине и обратно. Наконец, до него дошло, что ему расставили ловушку, как бы хорошо она ни была замаскирована.
Его глаза буквально буравили мой череп. Он понял суть моей уловки. Ведь если теперь он будет стрелять, ему придется выбирать кого-то одного, а в это время второй успеет наброситься на него. Таким образом, мы лишали его ореола славы.
– Ты кусок дерьма! – зарычал он на меня. Голос его звучал угрожающе. – Тогда первым будешь ты!
Он поднял «смит-и-вессон», но я не смотрел на оружие. Я уставился ему в глаза:
– Поговори со мной, ублюдок!
– Хватит! Довольно! – крикнула Кристина из другого угла комнаты. Она находилась под прессом свалившихся на нее несчастий. – Ты уже достаточно убивал!
Дэнни Будро запаниковал. Он смотрел на нас дикими глазами и, казалось, его голова вращается, как на шарнире:
– Нет, я уничтожил недостаточно этих гребаных бесполезных роботов! Я только начал! – Кожа лица обтянула его череп.
Он навел пистолет на Кристину, и его руки вытянулись, как две корявые ветки, а корпус начал клониться влево.
– Дэнни! – окликнул я его по имени и двинулся к нему.
Несколько мгновений он колебался, потом пистолет дернулся, и он выстрелил. В тесном помещении звук показался оглушительным.
Он выстрелил в Кристину!
Она попыталась увернуться, но я не заметил, удалось ли ей это.
Я подобрался, и вот я уже в воздухе.
Дэнни Будро успел перевести пистолет на меня. В его глазах застыли ужас и ненависть. Тело сотрясали судороги страха, гнева и отчаяния. Может быть, он действительно был способен расправиться с нами обоими.
Я двигался намного быстрее, чем он мог себе представить, и уже оказался в радиусе, очерченном его вытянутой рукой с оружием.
Я врезался в Дэнни Будро всей своей массой, словно он был взрослым мужчиной, опасным и вооруженным. Я испытал огромное удовольствие от этого контакта.
Мы рухнули на пол перепутавшимся клубком конечностей. В воздухе мелькали размахивающие руки и брыкающиеся ноги. Ударил еще один выстрел. Боли я не почувствовал, только ощутил привкус крови на губах.
Мальчик издал дикий и высокий вой. Он завопил! Я с силой вывернул пистолет у него из пальцев. Он зарычал и попытался укусить меня.
Потом у него начался приступ. Скорее всего, из-за того, что он перестал принимать лекарство. Энергия запредельной мозговой деятельности нашла себе выход через тело. Руки и ноги его задергались, он быстро и судорожно задвигал тазом.
Глаза закатились, а потом тело вдруг обмякло, и на губах запузырилась пена. Конечности продолжали хаотично подергиваться. Наверное, на пару секунд он потерял сознание, а потом закашлялся, захлебываясь собственной слюной.
Я стряхнул его с себя. Губы его посинели, но глаза постепенно начали приобретать осмысленное выражение. Он заморгал: припадок закончился также неожиданно, как и начался. Дэнни безвольно валялся на полу, растекшись, словно мерзкая лужа.
Полиция, заслышав выстрелы, вломилась в дом и теперь заполняла гостиную. Повсюду мелькали ружья и пистолеты. Со всех сторон неслись крики, и слышалось бормотание портативных радиостанций.
Кристина Джонсон склонилась над мужем. К ней на помощь поспешили двое врачей.
Потом я увидел ее стоящей на коленях возле меня. Казалось, она была невредима:
– С вами все в порядке, Алекс? – хрипло прошептала она.
Мои руки продолжали сжимать Дэнни Будро. По-моему, он сейчас не соображал, где находится. Он весь обливался холодным липким потом. Убийца детей теперь выглядел грустным, потерянным и смущенным. Тринадцать лет, пять убийств. А может быть, и больше.
– Важный преступник, – констатировала Кристина. Я кивнул:
– По-моему, да. А может, мы воспринимаем все не так.
Дэнни пытался что-то произнести, но я не слышал его. Он брызгал слюной, и пена продолжала стекать из уголков его губ.
– Что ты сказал? Что? – Голос у меня был тоже хриплый, горло саднило. Меня самого била дрожь, и я изрядно вспотел.
Он заговорил тихим, неожиданно тонким голоском, словно внутри его тела зияла пустота:
– Мне страшно. Я не знаю, где я нахожусь. Мне всегда страшно.
Я кивнул этому маленькому отвратительному личику, уставившемуся на меня:
– Знаю, – ответил я юному убийце. – Представляю, что ты сейчас чувствуешь. И это было самое страшное.
Глава 102
Победитель драконов жив! Но сколько еще жизней у меня осталось? Почему я так рискую? «Доктор, исцели себя сам!»
Я оставался в доме у Джонсонов еще целый час, пока Будро и тело Джорджа не увезли. Мне надо было задать Кристине пару вопросов для отчета. Затем я позвонил домой и поговорил с Наной. Я попросил ее отправляться спать и не беспокоиться за меня. Я находился в безопасности и был практически здоров. По крайней мере, сейчас.
– Я люблю тебя, Алекс, – прошептала в трубку бабуля, и голос ее звучал так же устало и измученно, как и мой.
– Я тоже люблю тебя, старушка.
В эту ночь, вот чудо из чудес, последнее слово осталось за мной!
Толпа зевак, собравшаяся на Саммер-стрит, наконец, рассосалась. Даже самые дотошные репортеры и фотографы исчезли. Одна из сестер миссис Джонсон приехала к ней, чтобы утешить ее в это тяжелое время. Перед тем, как отправиться восвояси, я крепко обнял Кристину.
Ее продолжало трясти. Она понесла ужасную, невосполнимую утрату.
– Я ничего не чувствую. Все кажется таким нереальным, – призналась она. – Понимаю, что это вовсе не ночной кошмар, но мне так хочется проснуться!
В час ночи Сэмпсон доставил меня домой. Мне казалось, что мои глаза утратили веки, а мозги путешествуют где-то, летая со скоростью миллионов миль в час, перегреваясь и гудя.
К чему катился наш мир? Гэри Сонеджи, Банди, Душитель из Хиллсайда, Кореш, Маквей… И этот список можно продолжать до бесконечности. Ганди как-то спросили, что он думает о западной цивилизации. Он ответил: «Наверное, это неплохая идея».
Я никогда долго не переживаю, просто не могу. Это же относится и к большинству знакомых мне офицеров полиции. А мне так бы хотелось поплакать, чтобы выплеснуть наружу накопившиеся внутри страх и ад. Но это не так-то просто. Что-то блокирует меня изнутри.
Я уселся прямо на ступеньках лестницы в собственном доме: я направлялся в спальню, но не дошел до нее. Мне хотелось плакать, но у меня ничего не получилось.
Вспомнилась жена Мария, которую убили несколько лет назад. Нам было очень хорошо вдвоем. Мы прекрасно подходили друг другу. Это не просто выборочные воспоминания. Я знал, как прекрасна любовь, понимал, что это самое дорогое в жизни, но, тем не менее, до сих пор оставался один. Я уверял всех, что у меня все в порядке, хотя на самом деле это было не так.
Не помню, сколько времени я просидел вот так, в темноте, наедине со своими мыслями. Может быть, минут десять, а может, и больше. В доме было тихо и уютно, как всегда, но сегодня его атмосфера не могла меня успокоить.
Я начал прислушиваться к звукам, ставшим привычными за долгие годы. Я возвратился памятью к тем временам, когда был маленьким, рос здесь под неусыпным оком Наны и думал о том, кем же я стану, когда повзрослею. Теперь я знал ответ на этот вопрос. Я стал экспертом по серийным убийствам, и мне доставались самые запутанные и безнадежные дела. Я стал победителем драконов.
Наконец, мне удалось преодолеть оставшиеся ступеньки, и я оказался у дверей детской. Деймон и Дженни безмятежно спали. В своей, одной на двоих, комнате нашего небольшого дома.
Я люблю наблюдать за ними, когда они спят. Какие же они невинные и доверчивые, мои маленькие сын и дочь! Я могу смотреть на них сколь угодно долго, даже в самые ужасные ночи. Такие, как, например, сегодняшняя. Затрудняюсь подсчитать, сколько раз я становился в дверях и просто смотрел на детей. Из-за них я продолжаю жить и не рассыпаюсь на куски некоторыми страшными ночами.
Сегодня они заснули, даже не сняв смешных, в виде сердечка, очков, которые носят дети из певческой группы «Невинность». Это было очень забавно и дорого. Я присел на краешек кровати Дженни. Потом я аккуратно снял ботинки и бесшумно поставил их на пол.
Затем я растянулся в ногах у детей поперек обеих кроватей и услышал, как хрустнули мои суставы. Мне хотелось побыть рядом со своими малышами, чтобы мы все чувствовали себя вместе и в безопасности. По-моему, я не слишком многого хочу от жизни и далек от того, чтобы требовать награды за сегодняшний день.
Я нежно поцеловал резиновые подошвы тапочек, которыми заканчивались штанишки пижамы Дженни, потом чуть коснулся голой ноги Деймона.
Наконец, я закрыл глаза и попытался оттолкнуть прочь сцены убийств и хаоса, застрявшие у меня в голове. Но мне это не удалось. Этой ночью повсюду сновали монстры, буквально окружая меня со всех сторон.
Как же их много, черт побери! Так и накатываются, волна за волной. Старые, молодые, всякие разные. Откуда они берутся здесь, в Америке? Что их создает?
Лежа здесь, в тишине, рядом со своими детьми, я, наконец, задремал, и мне даже удалось немного поспать. На несколько часов я отрешился от самого ужасного: от причины моей исключительной грусти и расстройства.
Печальной новости, которую я узнал еще до того, как покинул дом Джонсонов. Поздно ночью скончался президент Томас Бернс.
Я оставался в доме у Джонсонов еще целый час, пока Будро и тело Джорджа не увезли. Мне надо было задать Кристине пару вопросов для отчета. Затем я позвонил домой и поговорил с Наной. Я попросил ее отправляться спать и не беспокоиться за меня. Я находился в безопасности и был практически здоров. По крайней мере, сейчас.
– Я люблю тебя, Алекс, – прошептала в трубку бабуля, и голос ее звучал так же устало и измученно, как и мой.
– Я тоже люблю тебя, старушка.
В эту ночь, вот чудо из чудес, последнее слово осталось за мной!
Толпа зевак, собравшаяся на Саммер-стрит, наконец, рассосалась. Даже самые дотошные репортеры и фотографы исчезли. Одна из сестер миссис Джонсон приехала к ней, чтобы утешить ее в это тяжелое время. Перед тем, как отправиться восвояси, я крепко обнял Кристину.
Ее продолжало трясти. Она понесла ужасную, невосполнимую утрату.
– Я ничего не чувствую. Все кажется таким нереальным, – призналась она. – Понимаю, что это вовсе не ночной кошмар, но мне так хочется проснуться!
В час ночи Сэмпсон доставил меня домой. Мне казалось, что мои глаза утратили веки, а мозги путешествуют где-то, летая со скоростью миллионов миль в час, перегреваясь и гудя.
К чему катился наш мир? Гэри Сонеджи, Банди, Душитель из Хиллсайда, Кореш, Маквей… И этот список можно продолжать до бесконечности. Ганди как-то спросили, что он думает о западной цивилизации. Он ответил: «Наверное, это неплохая идея».
Я никогда долго не переживаю, просто не могу. Это же относится и к большинству знакомых мне офицеров полиции. А мне так бы хотелось поплакать, чтобы выплеснуть наружу накопившиеся внутри страх и ад. Но это не так-то просто. Что-то блокирует меня изнутри.
Я уселся прямо на ступеньках лестницы в собственном доме: я направлялся в спальню, но не дошел до нее. Мне хотелось плакать, но у меня ничего не получилось.
Вспомнилась жена Мария, которую убили несколько лет назад. Нам было очень хорошо вдвоем. Мы прекрасно подходили друг другу. Это не просто выборочные воспоминания. Я знал, как прекрасна любовь, понимал, что это самое дорогое в жизни, но, тем не менее, до сих пор оставался один. Я уверял всех, что у меня все в порядке, хотя на самом деле это было не так.
Не помню, сколько времени я просидел вот так, в темноте, наедине со своими мыслями. Может быть, минут десять, а может, и больше. В доме было тихо и уютно, как всегда, но сегодня его атмосфера не могла меня успокоить.
Я начал прислушиваться к звукам, ставшим привычными за долгие годы. Я возвратился памятью к тем временам, когда был маленьким, рос здесь под неусыпным оком Наны и думал о том, кем же я стану, когда повзрослею. Теперь я знал ответ на этот вопрос. Я стал экспертом по серийным убийствам, и мне доставались самые запутанные и безнадежные дела. Я стал победителем драконов.
Наконец, мне удалось преодолеть оставшиеся ступеньки, и я оказался у дверей детской. Деймон и Дженни безмятежно спали. В своей, одной на двоих, комнате нашего небольшого дома.
Я люблю наблюдать за ними, когда они спят. Какие же они невинные и доверчивые, мои маленькие сын и дочь! Я могу смотреть на них сколь угодно долго, даже в самые ужасные ночи. Такие, как, например, сегодняшняя. Затрудняюсь подсчитать, сколько раз я становился в дверях и просто смотрел на детей. Из-за них я продолжаю жить и не рассыпаюсь на куски некоторыми страшными ночами.
Сегодня они заснули, даже не сняв смешных, в виде сердечка, очков, которые носят дети из певческой группы «Невинность». Это было очень забавно и дорого. Я присел на краешек кровати Дженни. Потом я аккуратно снял ботинки и бесшумно поставил их на пол.
Затем я растянулся в ногах у детей поперек обеих кроватей и услышал, как хрустнули мои суставы. Мне хотелось побыть рядом со своими малышами, чтобы мы все чувствовали себя вместе и в безопасности. По-моему, я не слишком многого хочу от жизни и далек от того, чтобы требовать награды за сегодняшний день.
Я нежно поцеловал резиновые подошвы тапочек, которыми заканчивались штанишки пижамы Дженни, потом чуть коснулся голой ноги Деймона.
Наконец, я закрыл глаза и попытался оттолкнуть прочь сцены убийств и хаоса, застрявшие у меня в голове. Но мне это не удалось. Этой ночью повсюду сновали монстры, буквально окружая меня со всех сторон.
Как же их много, черт побери! Так и накатываются, волна за волной. Старые, молодые, всякие разные. Откуда они берутся здесь, в Америке? Что их создает?
Лежа здесь, в тишине, рядом со своими детьми, я, наконец, задремал, и мне даже удалось немного поспать. На несколько часов я отрешился от самого ужасного: от причины моей исключительной грусти и расстройства.
Печальной новости, которую я узнал еще до того, как покинул дом Джонсонов. Поздно ночью скончался президент Томас Бернс.
Глава 103
Я держал на руках нашу кошку Рози и ласково поглаживал ее. Дверь на кухню была приоткрыта, и оттуда я, прищурившись, наблюдал за Сэмпсоном.
Он стоял под холодным, почти ледяным дождем. Сейчас он напоминал огромный черный валун, блестящий от ливня. А может быть, это был град.
– Кошмар продолжается, – объявил он, одной этой фразой вернув в мою душу прежнее опустошение.
– Правда? – апатично спросил я. – А что, если мне на это уже наплевать?
– Да? А что ты скажешь, если «Буллетс» выиграют чемпионат НБА, «Ориолз» победят в мировом первенстве, а эти задницы из «Редскинз» выйдут в финал суперкубка? Трудно сказать, что будет дальше.
Минули уже сутки, сменившие длинную ночь, проведенную мной в доме Джонсонов и то бесконечное утро в Нью-Йорке. Однако прошло слишком мало времени, чтобы я успел восстановиться или хотя бы для того, чтобы смог погоревать. Днем раньше президент Махони был приведен к присяге. Хотя того требовал закон, мне такая поспешность казалась неприличной.
На мне была белая рубашка и рабочие брюки из грубой ткани. Я стоял босиком на холодном линолеуме с кружкой дымящегося кофе в руке. Постепенно я выздоравливал. Сегодня я даже не стал «смывать бакенбарды». Так моя Дженни называет процесс бритья. Я снова чувствовал себя почти человеком.
Но я не торопился пригласить Сэмпсона зайти.
– Доброе утро, Шоколадка, – настаивал он. Затем он приподнял верхнюю губу, демонстрируя мне свои великолепные зубы. Улыбка у Джона получилась какой-то жестоко-радостной, и я, не выдержав, улыбнулся в ответ.
Часы уже показывали начало десятого, а я только что проснулся. Поздновато. С точки зрения Наны, это было просто-таки позорное явление. Правда, пока я еще находился в состоянии, далеком от нормального высыпания. К тому же я не до конца оправился от шока и боялся, что расстанусь с остатками разума, если на меня сейчас вновь свалится какое-нибудь непредвиденное дерьмо. Хотя чисто внешне выглядел я прекрасно.
– Ты что, даже не хочешь пожелать мне доброго утра? – с напускной обидой проворчал Сэмпсон.
– Доброе утро, Джон. Что бы ни приволокло тебя сюда в это унылое и холодное утро, я не желаю ничего знать, – сразу предупредил я.
– Это первая умная вещь, услышанная мной от тебя за долгие годы, – съязвил он. – Только, боюсь, что не стоит мне слишком верить тебе. Сейчас тебе захочется узнать все, Алекс. Поэтому-то ты и читаешь каждое утро по четыре газеты кряду.
– Я тоже не желаю ничего знать, – поддержала меня Нана из глубины кухни. Она не спала уже несколько часов. – И не надо мне ничего знать. Кыш, птица. Ступай своей дорогой. Проваливай куда подальше, малыш Джонни.
– Есть у нас время хотя бы позавтракать? – наконец спросил я.
– Почти есть, – отозвался он, едва сдерживая улыбку. – Но позавтракать надо. От этого никто не отказывается.
– Это он тебя приглашает, а не я, – предупредила Нана, стоя у горячей плиты.
Конечно, она просто подшучивала над Сэмпсоном. На самом деле она любила его, как родного сына. Нана быстро приготовила нам яичницу, нарезала домашней колбасы и поджарила тосты. Бабуля великолепно готовит. Она могла бы запросто кормить всю баскетбольную сборную, если бы ее отправили поваром в спортивный лагерь. Для нее это вовсе не проблема.
Сэмпсон терпеливо ждал, когда кончится завтрак, и только потом вернулся к делу, которое и привело его ко мне. Наконец он раскрыл свой маленький секрет. Это может показаться странным, но когда ваша жизнь сплошь и рядом переполнена убийствами и прочими трагедиями, волей-неволей научишься не спешить узнавать самые потрясающие новости. Убийства все равно никуда не денутся. Они всегда будут рядом с вами.
– Недавно мне позвонил твой мистер Грейер, – сообщил Сэмпсон, наливая себе уже третью чашку кофе. – Он сказал, чтобы мы тебе предоставили пару дней отдыха, мол, они пока что и сами справятся. «ОНИ», понимаешь, как в том фильме ужасов, которого мы еще в детстве боялись.
– Ну, я уже испугался и весь дрожу. А с чем хоть справятся-то?
Я приканчивал тост с корицей, приготовленный из толстого куска домашнего хлеба. Если говорить серьезно, то вкус у него был божественный. Нана клянется, что ей пару раз довелось побывать на небесах, откуда она и украла несколько рецептов. И я ей охотно верю, поскольку сам пробовал ее стряпню.
Сэмпсон демонстративно взглянул на свои часы, старинные, фирмы «Булова», которые ему подарил отец на четырнадцатилетие.
– Они только что приступили к обыску кабинета Джилл в Белом Доме, а потом поедут к ней на квартиру на 24-й улице. Хочешь присоединиться? Я тебя приглашаю. Могу даже выбить для тебя гостевой одноразовый пропуск, так, на всякий случай.
Конечно, я хотел там быть и видеть все собственными глазами. Мне надо было знать о Джилл решительно все.
– Ты просто дьявол, – зашипела на Сэмпсона Нана.
– Спасибо, ба, – сверкнул он глазами и своей тысячей зубов. – Это по-настоящему высокая оценка.
Он стоял под холодным, почти ледяным дождем. Сейчас он напоминал огромный черный валун, блестящий от ливня. А может быть, это был град.
– Кошмар продолжается, – объявил он, одной этой фразой вернув в мою душу прежнее опустошение.
– Правда? – апатично спросил я. – А что, если мне на это уже наплевать?
– Да? А что ты скажешь, если «Буллетс» выиграют чемпионат НБА, «Ориолз» победят в мировом первенстве, а эти задницы из «Редскинз» выйдут в финал суперкубка? Трудно сказать, что будет дальше.
Минули уже сутки, сменившие длинную ночь, проведенную мной в доме Джонсонов и то бесконечное утро в Нью-Йорке. Однако прошло слишком мало времени, чтобы я успел восстановиться или хотя бы для того, чтобы смог погоревать. Днем раньше президент Махони был приведен к присяге. Хотя того требовал закон, мне такая поспешность казалась неприличной.
На мне была белая рубашка и рабочие брюки из грубой ткани. Я стоял босиком на холодном линолеуме с кружкой дымящегося кофе в руке. Постепенно я выздоравливал. Сегодня я даже не стал «смывать бакенбарды». Так моя Дженни называет процесс бритья. Я снова чувствовал себя почти человеком.
Но я не торопился пригласить Сэмпсона зайти.
– Доброе утро, Шоколадка, – настаивал он. Затем он приподнял верхнюю губу, демонстрируя мне свои великолепные зубы. Улыбка у Джона получилась какой-то жестоко-радостной, и я, не выдержав, улыбнулся в ответ.
Часы уже показывали начало десятого, а я только что проснулся. Поздновато. С точки зрения Наны, это было просто-таки позорное явление. Правда, пока я еще находился в состоянии, далеком от нормального высыпания. К тому же я не до конца оправился от шока и боялся, что расстанусь с остатками разума, если на меня сейчас вновь свалится какое-нибудь непредвиденное дерьмо. Хотя чисто внешне выглядел я прекрасно.
– Ты что, даже не хочешь пожелать мне доброго утра? – с напускной обидой проворчал Сэмпсон.
– Доброе утро, Джон. Что бы ни приволокло тебя сюда в это унылое и холодное утро, я не желаю ничего знать, – сразу предупредил я.
– Это первая умная вещь, услышанная мной от тебя за долгие годы, – съязвил он. – Только, боюсь, что не стоит мне слишком верить тебе. Сейчас тебе захочется узнать все, Алекс. Поэтому-то ты и читаешь каждое утро по четыре газеты кряду.
– Я тоже не желаю ничего знать, – поддержала меня Нана из глубины кухни. Она не спала уже несколько часов. – И не надо мне ничего знать. Кыш, птица. Ступай своей дорогой. Проваливай куда подальше, малыш Джонни.
– Есть у нас время хотя бы позавтракать? – наконец спросил я.
– Почти есть, – отозвался он, едва сдерживая улыбку. – Но позавтракать надо. От этого никто не отказывается.
– Это он тебя приглашает, а не я, – предупредила Нана, стоя у горячей плиты.
Конечно, она просто подшучивала над Сэмпсоном. На самом деле она любила его, как родного сына. Нана быстро приготовила нам яичницу, нарезала домашней колбасы и поджарила тосты. Бабуля великолепно готовит. Она могла бы запросто кормить всю баскетбольную сборную, если бы ее отправили поваром в спортивный лагерь. Для нее это вовсе не проблема.
Сэмпсон терпеливо ждал, когда кончится завтрак, и только потом вернулся к делу, которое и привело его ко мне. Наконец он раскрыл свой маленький секрет. Это может показаться странным, но когда ваша жизнь сплошь и рядом переполнена убийствами и прочими трагедиями, волей-неволей научишься не спешить узнавать самые потрясающие новости. Убийства все равно никуда не денутся. Они всегда будут рядом с вами.
– Недавно мне позвонил твой мистер Грейер, – сообщил Сэмпсон, наливая себе уже третью чашку кофе. – Он сказал, чтобы мы тебе предоставили пару дней отдыха, мол, они пока что и сами справятся. «ОНИ», понимаешь, как в том фильме ужасов, которого мы еще в детстве боялись.
– Ну, я уже испугался и весь дрожу. А с чем хоть справятся-то?
Я приканчивал тост с корицей, приготовленный из толстого куска домашнего хлеба. Если говорить серьезно, то вкус у него был божественный. Нана клянется, что ей пару раз довелось побывать на небесах, откуда она и украла несколько рецептов. И я ей охотно верю, поскольку сам пробовал ее стряпню.
Сэмпсон демонстративно взглянул на свои часы, старинные, фирмы «Булова», которые ему подарил отец на четырнадцатилетие.
– Они только что приступили к обыску кабинета Джилл в Белом Доме, а потом поедут к ней на квартиру на 24-й улице. Хочешь присоединиться? Я тебя приглашаю. Могу даже выбить для тебя гостевой одноразовый пропуск, так, на всякий случай.
Конечно, я хотел там быть и видеть все собственными глазами. Мне надо было знать о Джилл решительно все.
– Ты просто дьявол, – зашипела на Сэмпсона Нана.
– Спасибо, ба, – сверкнул он глазами и своей тысячей зубов. – Это по-настоящему высокая оценка.
Глава 104
Мы подъехали к квартире Сары Роузен на быстром черном «ниссане» Сэмпсона. Горячий завтрак, приготовленный Наной, вернул меня в реальный мир. Я ощущал себя почти возрожденным. Физически и, пожалуй, даже эмоционально.
Меня интриговал визит в дом Джилл. Я хотел побывать и в ее кабинете в Белом Доме, но решил, что это может день-другой подождать. Но ее дом! Перед этим не смог устоять ни детектив, ни, тем более, психолог.
Сара Роузен жила в десятиэтажном здании на пересечении 24-й и К улиц. На первом этаже дежурил представительный «капитан», который, только внимательнейшим образом изучив наши документы, позволил нам пройти внутрь. В остальном же вестибюль оказался довольно приветливым. Пол был застелен ковром, вокруг зеленели цветы в горшках, словом, обстановка никак не наталкивала на мысль, что в этом доме проживал убийца.
Но Джилл жила именно здесь.
Сама квартира вполне соответствовала психологическому портрету, созданному нами на Сару Роузен. Она была единственной дочерью отставного полковника и учительницы английского языка. Сара выросла в Абердине, штат Мэриленд. Затем она училась в Холлинс колледже в Вирджинии. Особенно она преуспевала в истории и родном языке, и закончила колледж с отличием. В Вашингтон она приехала шестнадцать лет назад, когда ей исполнился двадцать один год. Сара не выходила замуж, хотя на протяжении нескольких лет у нее было трое или четверо приятелей. Кое-кто из Белого Дома, особенно из отдела по связям с прессой, за глаза называл ее «сексуальной старой девой».
Квартира Сары располагалась на пятом этаже. Она оказалась достаточно светлой, и ее окна выходили во внутренний двор. ФБР уже вовсю трудилось внутри под музыку Шопена, лившуюся из стереопроигрывателя. Атмосфера была непринужденная, даже расслабляющая. Дело считалось закрытым, поэтому, по большому счету, всем было уже наплевать.
Мы с Сэмом провели несколько часов с техническими сотрудниками ФБР, которые рылись в квартире, пытаясь обнаружить что-нибудь, что могло бы представлять интерес для Бюро.
Здесь жила Джилл.
Кто же ты, Джилл, черт бы тебя побрал? Как это тебя угораздило? Что случилось, Джилл? Поговори со мной. Ты же хочешь поговорить со мной, одинокая девочка.
Меня интриговал визит в дом Джилл. Я хотел побывать и в ее кабинете в Белом Доме, но решил, что это может день-другой подождать. Но ее дом! Перед этим не смог устоять ни детектив, ни, тем более, психолог.
Сара Роузен жила в десятиэтажном здании на пересечении 24-й и К улиц. На первом этаже дежурил представительный «капитан», который, только внимательнейшим образом изучив наши документы, позволил нам пройти внутрь. В остальном же вестибюль оказался довольно приветливым. Пол был застелен ковром, вокруг зеленели цветы в горшках, словом, обстановка никак не наталкивала на мысль, что в этом доме проживал убийца.
Но Джилл жила именно здесь.
Сама квартира вполне соответствовала психологическому портрету, созданному нами на Сару Роузен. Она была единственной дочерью отставного полковника и учительницы английского языка. Сара выросла в Абердине, штат Мэриленд. Затем она училась в Холлинс колледже в Вирджинии. Особенно она преуспевала в истории и родном языке, и закончила колледж с отличием. В Вашингтон она приехала шестнадцать лет назад, когда ей исполнился двадцать один год. Сара не выходила замуж, хотя на протяжении нескольких лет у нее было трое или четверо приятелей. Кое-кто из Белого Дома, особенно из отдела по связям с прессой, за глаза называл ее «сексуальной старой девой».
Квартира Сары располагалась на пятом этаже. Она оказалась достаточно светлой, и ее окна выходили во внутренний двор. ФБР уже вовсю трудилось внутри под музыку Шопена, лившуюся из стереопроигрывателя. Атмосфера была непринужденная, даже расслабляющая. Дело считалось закрытым, поэтому, по большому счету, всем было уже наплевать.
Мы с Сэмом провели несколько часов с техническими сотрудниками ФБР, которые рылись в квартире, пытаясь обнаружить что-нибудь, что могло бы представлять интерес для Бюро.
Здесь жила Джилл.
Кто же ты, Джилл, черт бы тебя побрал? Как это тебя угораздило? Что случилось, Джилл? Поговори со мной. Ты же хочешь поговорить со мной, одинокая девочка.