У Мауры перехватило дыхание. С лестницы она видела макушку Александра, его широкие плечи. Во время церемонии она была уверена, что Александр повторяет все клятвы и обязательства за священником так же серьезно и искренне, как и она сама. А если нет? Сейчас, глядя сверху на шапку его блестящих черных волос, Маура поняла, что хочет близости с ним, хочет страстно и безумно и не знает, как справиться с этим нахлынувшим желанием. Пусть Александр притворялся, давая клятвы, это уже не важно, перед Богом они все равно муж и жена. Она никогда не нарушит клятвы, которые дала, ни за какие деньги в мире.
   С твердой решимостью так и поступить, с бьющиеся от волнения сердцем Маура спустилась наконец вниз. Александр повернулся к ней и замер в изумлении. Модное шелковое платье выгодно подчеркивало ее тонкую талию, чувственные линии ее высокой груди и бедер. Но даже больше ее красоты его изумили самообладание и абсолютная естественность, с которой держалась Маура. Она чувствовала себя совершенно свободно и спокойно среди поистине королевской роскоши дома Каролисов.
   – Пойдемте, – произнес он бесцеремонно. У ворот их уже ожидала свора репортеров – Александр собирался продемонстрировать им невежественную, грубую, ошарашенную невероятным богатством деревенщину, а появился с девушкой, которая держалась с подлинным аристократизмом.
   Александр помог ей сесть в открытую коляску, запряженную четверкой гнедых и с двумя выездными лакеями на запятках.
   – Быстро поезжай мимо толпы у ворот, не останавливайся, – приказал Александр кучеру.
   Как только коляска выехала за ворота, Маура увидела лес блокнотов и карандашей над толпой.
   – В Тарне тоже будут газетчики? – спросила она с тревогой.
   – Нет, если их не пригласят. Тарна слишком далеко от Нью-Йорка, она не представляет для них интереса.
   Мауру едва не оглушили вопросы, которые выкрикивали в толпе. Репортеры хотели знать о ней все: ее девичью фамилию, место рождения, где и как она познакомилась с Александром.
   – Как далеко отсюда Тарна? – спросила Маура, повышая голос, чтобы Александр смог услышать ее.
   – Около сотни миль.
   – Мы поедем в экипаже?
   Удивление Мауры было настолько искренне, ее брови взметнулись так высоко, а глаза стали такими большими, что раздражение Александра из-за невозможности продемонстрировать репортерам неотесанную крестьянку тут же испарилось. В конце концов, у каждой монеты две стороны. Александр понял, что везет в Тарну не грубую, неотесанную крестьянку. Ирландку – да, незаконнорожденную – да, католичку – да. А этого уже вполне достаточно для достижения цели. Девушка хорошо воспитана и очень красива, так что обязанность разделить с ней брачное ложе будет для него не тягостна, а наоборот – приятна. В целом все ее качества удачно сочетались, и Александр начинал приходить к мысли, что ему, скорее всего, повезло.
   – Нет, – ответил он вполне любезно. – Мы поплывем. Тарна расположена на берегах Гудзона.
   Предстоящая поездка еще более заинтересовала Мауру. Плавание на «Скотий» было малоприятным, но путешествие по реке наверняка доставит ей удовольствие.
   Внезапно на лице Александра промелькнула зловещая улыбка, и он сказал:
   – История нашей свадьбы появится завтра во всех газетах. Я уверен, у моих шермехонских родственников начнутся сердечные припадки. Думаю, даже Чарли рассердится, когда прочтет, что вы католичка, ирландка, да еще незаконнорожденная.
   Удовольствие, на которое Маура уже было настроилась, после такого замечания сразу улетучилось. Она посмотрела на Александра, удивляясь его полнейшей бесчувственности. Стараясь говорить как можно спокойнее, она спросила:
   – Вы так и не изменили своего решения опубликовать все это?
   На этот раз удивился Александр и со злорадным удовольствием ответил:
   – Разумеется. Даже если я захочу остановить их, уже поздно. «Геральд» и «Таймс» – независимые газеты, они не послушают даже Каролисов.
   Маура отвернулась. Отсутствующим взглядом она смотрела на огромные здания, выстроившиеся вдоль улицы. Александр рассказал ей достаточно, она понимала теперь его поступки, его откровенность с прессой. Начни она сейчас расспрашивать, как они будут жить в обществе, которое знает о ней все подробности, он может наговорить такого, чего ей совсем не захочется слушать. Он может сказать, что никогда не собирался делать ее своей женой. Может быть, даже предложит обсудить сумму отступного, на это намекал его отец. Маура с трудом заставила себя промолчать, только крепче сжала руки на коленях. Настаивать на продолжении разговора сейчас просто глупо. Чем дольше они пробудут вместе как друзья, тем вероятнее, что вопрос об отступном просто отпадет.
   Посмотрев в ту же сторону, что и Маура, Александр объяснил:
   – Это будет один из красивейших соборов в западном полушарии, – и широко улыбнулся: – Вам должно быть интересно – это будет католический собор.
   – Была бы рада, если бы он занял весь квартал, – колко отозвалась Маура.
   Александр рассмеялся. Ему вдруг захотелось ненадолго отложить поездку в Тарну и заглянуть к Чарли. Александру не терпелось увидеть, как Чарли отнесся к его мести. Но он не поддался соблазну. Вполне возможно, что отец как раз сейчас предупреждает свою шермехонскую родню о том, что появится завтра во всех газетах, и пытается как-то уменьшить урон, который нанес Александр его общественному положению. Нет, сейчас заезжать к Чарли не стоит. Ему придется самому приехать к Александру в Тарну.
   При мысли, что через несколько часов он будет в своей любимой Тарне, сердце его учащенно забилось.
   Как он соскучился по поместью! Интересно, сколько жеребят родилось? Время появления молодняка как раз заканчивается, и если каждый жеребец-производитель покрывает в среднем сорок кобылиц, а каждая кобыла приносит не менее одного жеребенка, значит, на выгонах полно молодняка.
   Александр откинулся на шелковую спинку сиденья. Он был несчастен. Без Джинни он уже никогда не будет счастлив. Но сцена с отцом в Китайской гостиной, предстоящее исполнение супружеских обязанностей и возвращение в Тарну, по крайней мере, делали жизнь вполне сносной.
   Александр вынул карманные часы и прикинул, как быстро его личный пароход дойдет до Тарны. Тиль с Мириам и багажом Мауры ехали следом за ними, не отставая. Александру не хотелось задерживаться у причала, дожидаясь их. Он жаждал отплыть сразу же, как только ступит на борт.
   Маура заметила перемену к лучшему в его настроении, и ее собственная обида улеглась. Раз Тарна находится в ста милях от Нью-Йорка, значит, это загородное поместье Каролисов. Может быть, Тарна даже похожа на Баллачармиш, отстоявший от ближайших соседей на десятки миль и находившийся в окружении лесов, гор и озер.
   Они подъезжали к реке, и Маура с удовольствием вдохнула прохладу, которой тянуло от воды. Полуденное солнце припекало, такую жару Маура испытывала впервые в жизни, пот ручейками стекал у нее по спине. «Интересно, – подумала она, – долгое ли в Нью-Йорке лето и сколько мы пробудем в Тарне? Если Тарна расположена высоко в горах, там, конечно, намного прохладнее и куда приятнее».
   Внимание Мауры привлек великолепный белый с золотом пароход, на котором им предстояло плыть. Она в замешательстве рассматривала судно, поскольку на борту не было видно пассажиров и никто не толпился в ожидании посадки на причале.
   – Нам придется ждать остальных пассажиров? – спросила Маура, когда экипаж остановился у трапа. Ей совсем не хотелось задерживаться.
   Александр рассмеялся, помогая ей подняться по трапу на борт.
   – Нет, – ответил он. – «Росетта» принадлежала моему деду, а теперь – мне.
   Вычурное великолепие особняка Каролисов на Пятой авеню не произвело на Мауру никакого впечатления. Зато «Росетта» ей понравилась сразу. Это был красивый небольшой двухпалубный пароход, украшенный где только можно позолотой, настоящий плавучий дворец. «Интересно, какая Тарна?» – подумала Маура, поднимаясь на борт парохода.
   – Тарна в горах? – с любопытством спросила она, когда они вошли в главный салон. С потолка на них смотрели купидоны, пол закрывал пушистый ковер, а на окнах висели портьеры нежно-лимонного цвета.
   – Сама Тарна – нет, но горы рядом. Их подножия – отличное место для верховых прогулок.
   – Вы любите кататься верхом? – спросила Маура с возрастающим интересом.
   Александр опять рассмеялся:
   – Можно сказать – да. Ведь Тарна – конезавод.
   – О! – Маура не смогла скрыть своего восторга. – Почему вы мне раньше не сказали? Я ведь выросла среди лошадей в Баллачармише. В Ирландии разводят лучших лошадей в мире.
   – Уточняю, – улыбнулся Александр, – лучших в мире лошадей разводят в Тарне.
   Маура просто светилась от радости. Она не будет с ним спорить – в Тарне так в Тарне. Главное, что в Тарне она будет в своей стихии.
   Когда «Росетта» отчалила и направилась на середину реки, Маура вышла на палубу. Им торопливо уступали дорогу самые разные лодки, лодчонки, рыбачьи плоскодонки, парусные суденышки. Были на реке суда размером побольше – шхуны и паровые пакетботы, а на берегу в доках кипела работа.
   Маура подставила лицо свежему ветру, довольная, что скоро городская духота сменится прохладой горного воздуха. Немного спустя к ней присоединился Александр и стал рассказывать о местах, мимо которых они проплывали.
   – Вон там Йонкерс, – Александр показал на восточный берег, – теперь мы пойдем быстрее.
   Местность по берегам ничем не напоминала Ирландию. Не было нежных серо-голубых гор вдали, не было уснувших темных озер, глинобитных, крытых соломой лачуг. Все выглядело как через увеличительное стекло – больше, крупнее, рельефнее. Даже небо казалось выше и гораздо ярче.
   После обеда в столовой, такой же роскошной, что и главный салон, они вернулись на палубу. Пейзаж на берегу постепенно менялся – вдали показались горы.
   – Это горы Кэтскилз, – пояснил Александр, услышав восторженное восклицание Мауры. – Здесь река сужается. Через час мы будем в Тарне.
   Берега поросли густым лесом, за которым взмывали ввысь темно-пурпурные горы, четко вырисовывающиеся на фоне голубого неба. Голос Александра выдавал его волнение, оно передалось и Мауре. Ей стало ясно, что именно Тарну он считает своим настоящим домом, а не чудовищно безвкусный особняк на Пятой авеню. Его дом – Тарна, Тарна, где разводят и выращивают лошадей.
   Пароход уже разворачивался к причалу на западном берегу. Там поджидали коляска и двуколка. Узкая дорога скрывалась в лесу.
   Заинтригованная, Маура спустилась на берег.
   Рядом с двуколкой стоял молодой человек, но коляска была без кучера.
   Александр помог Мауре подняться в нее и сам взял вожжи.
   – Это лучшее время года в Тарне. Все кобылы и жеребцы на выпасах, – сказал он, натягивая вожжи. – Через десять минут вы сами увидите, это сразу за лесом.
   Маура сгорала от нетерпения. Вскоре деревья поредели. Дорога свернула, и взору Мауры предстала Тарна. От восторга у Мауры перехватило дыхание, она не могла вымолвить ни слова. Она смотрела и боялась поверить своим глазам.
   Среди лугов и выпасов стоял белый дом постройки прошлого века, почти весь увитый плющом, с длинными узкими окнами, с классическим портиком с колоннами. Не было ни излишних украшений, ни вызывающих невольную улыбку бесчисленных завитушек, ни безвкусной вычурности, которые так портили впечатление от особняка на Пятой авеню. Вдали виднелись поросшие лесом горы, вокруг, среди лютиков и асфоделей, паслись жеребцы и кобылицы. Это был настоящий рай – американский Баллачармиш. Мауре казалось, что все это ей снится, что она опять стала восьмилетней девочкой, которая, сидя в карете Клэнмаров, в восторге разглядывает дом, в котором отныне ей предстояло жить. Тогда она стояла на пороге новой жизни, и сейчас – тоже, но еще более удивительной и неизвестной.
   – Скорее, пожалуйста, скорее! – шептала Маура приземистым лошадкам. Ей не терпелось, чтобы ее новая, захватывающая жизнь поскорее началась. – Пожалуйста, скорее!

ГЛАВА 13

   Александр спрыгнул на землю, забыв о еще не окрепшей ноге. Он вернулся домой и больше никогда не хотел видеть Европу.
   – Рад вас видеть, Доуз, – полным искренней радости голосом приветствовал он дворецкого, встретившего их на крыльце.
   – С возвращением, сэр, – ответил Доуз так же искренне, стараясь не выдать своего любопытства к спутнице Александра.
   – Моя жена, – коротко представил Мауру Александр.
   Доузу стоило огромного труда сохранить невозмутимое выражение.
   – Добро пожаловать в Тарну, мадам, – произнес он, почтительно склоняя голову.
   – Благодарю вас, Доуз.
   Хоть Александр и смирился, что Маура вовсе не неотесанная деревенщина, за которую он принял ее вначале, его все же кольнула досада. Каким образом она вызовет бурю в гостиных и салонах Шермехонов и Де Пейстеров, если держится так свободно и естественно, с таким достоинством? Ответ, возможно, заключался в следующем: его жену просто не пригласят в эти гостиные и салоны из-за ее национальности и веры, этим ему и придется довольствоваться.
   – Сообщите Иеланду, что я желаю его видеть, – распорядился Александр и, насколько позволяла неокрепшая нога, быстро поднялся по ступенькам и вошел в дом.
   Маура следовала за ним, с облегчением глядя вокруг. Большой, просторный вестибюль ничем не напоминал чудовищный городской дом Каролисов. На стенах висели картины с изображениями лошадей. Выложенный красно-коричневой плиткой пол украшало изображение фамильного герба. Маура вспомнила, что прадед Александра был простым венгерским крестьянином, происхождение герба оставалось загадкой. «Возможно, это фамильный герб Шермехонов», – решила Маура. Она невольно улыбнулась, сообразив, что теперь это и ее герб.
   – Кто такой Иеланд? – поинтересовалась Маура, когда они шли к парадной лестнице, где в ожидании господских распоряжений собралось уже человек двадцать челяди.
   – Он был главным конюшим деда, а после его смерти служит у меня управляющим. Он великолепно разбирается в лошадях.
   Маура промолчала, но не удивилась, поскольку Иеланд – ирландское имя. Челядь кланялась и приседала, пока Александр представлял Мауру. Он опять делал это с оскорбительной небрежностью. Но Маура подавила досаду. По крайней мере, Александр не стал распространяться о том, что она – ирландка, католичка и незаконнорожденная. Так что улучшения в его отношении налицо, пусть даже незначительные.
   Комната, которую отвели Мауре, оказалась очень уютной, с красивыми портьерами и тончайшей работы лоскутным одеялом. Единственными признаками роскоши здесь были дверные ручки из серебра, серебряные же тазик для умывания и кувшин на туалетном столике. В этой комнате Маура почувствовала себя удивительно хорошо и спокойно, будто она всегда здесь жила. Маура подошла к одному из трех больших окон, выходивших на выгоны, луга и видневшиеся вдали горы. Александр рассказывал, что дед построил Тарну лично для себя, а не для того, чтобы демонстрировать свое богатство. Для этой цели служил особняк на Пятой авеню.
   – Когда дед приезжал в Тарну, ему казалось, что он возвращается в Венгрию, – сказал Александр, когда они поднимались по лестнице. – В Тарне поклонялись не богатству, а лошадям.
   Александр неожиданно улыбнулся и добавил, глядя на Мауру сверху вниз:
   – Здесь до сих пор поклоняются лошадям.
   После этих слов Маура вошла в отведенную ей комнату с легким сердцем. Ей хотелось петь от радости. Александр улыбнулся ей тепло, как друг. Какой бы странной ни была свадьба, у их брака прочное основание – они нравятся друг другу, у них много общих интересов. Александр сказал, что хочет встретиться со своим управляющим и осмотреть молодняк.
   – Можно мне с вами? – спросила тогда Маура.
   Несмотря на усталость, накопившуюся за этот бесконечно длинный день, она умирала от желания посмотреть на лошадей. Александр удивленно поднял брови.
   – Но вам понадобится шаль или накидка, через несколько минут начнет темнеть. – Он посмотрел на ее изящные светло-кремовые ботиночки, которые Мириам подобрала к розовому платью. – И на ноги надо что-нибудь попроще.
   В дверь постучали. Маура неохотно оторвалась от созерцания величественного вида и повернулась к двери. Вошла Мириам, она немного запыхалась.
   – Ваш багаж сейчас принесут, мадам. Распорядиться насчет ванны?
   – Нет, спасибо, Мириам. Я только умоюсь. Я собираюсь вместе с мистером Каролисом посмотреть лошадей. Подготовьте мне накидку и простые туфли, пожалуйста.
   Мириам задержала дыхание, пытаясь успокоиться. Сначала – спешка в Нью-Йорке, теперь то же самое здесь. Откуда она возьмет накидку и обувь, когда чемоданы еще не распакованы, их даже не занесли в дом?
   Маура налила в тазик воды из кувшина, а Мириам выскочила в коридор, чтобы поторопить лакеев с багажом миссис Каролис.
   Чемодан за чемоданом вносились в спальню и ставились на середину комнаты, Мириам открывала их один за другим в поисках нужных вещей. Она быстро нашла накидку, а вот отыскать простые туфли оказалось гораздо сложнее.
   – Горничная, которая покупала вещи, не думала, что вам понадобятся простые туфли, мадам, – сказала она, наконец, в отчаянии.
   Маура набросила светло-коричневую накидку, которая выгодно подчеркивала ее тонкую талию спереди и свободно спадала сзади.
   – Тогда дайте мне любые темные ботинки, – попросила Маура, ей не хотелось испачкать о солому или обо что-нибудь похуже изящные светлые ботиночки, что были на ней.
   Наконец Мириам отыскала пару темно-коричневых элегантных ботинок, и с помощью рожка Маура надела их. Горничная опустилась на колени и быстрыми ловкими движениями, пользуясь специальным крючком, застегнула ботинки.
   – А я сейчас примусь раскладывать вещи, мадам, – сказала Мириам, когда Маура буквально полетела к выходу, задержавшись лишь на долю секунды, чтобы поблагодарить горничную. Она вихрем пронеслась по широкому коридору и вниз по лестнице туда, где ждал ее муж.
   В сгущающихся сумерках, как два приятеля, они переходили от денника к деннику. Поверх невысоких дверей на них вопросительно смотрели темные влажные глаза.
   – Это Мечта Хальциона, – сказал Александр, доставая из кармана сюртука морковку. – А рядом жеребец по кличке Корнуолис.
   Черные, мягкие как бархат губы ощупали его руку и забрали морковку. Александр похлопал коня по морде.
   – Корнуолису уже семнадцать, стареет, но потомство от него – что надо.
   Молодые конюхи сновали по конюшне, выполняя свою обычную работу и стараясь держаться на почтительном расстоянии от хозяина. Стук ведер с водой и кормом, запах соломы и лошадей был так знаком, что Мауре стоило лишь закрыть глаза, чтобы представить себя в конюшне Баллачармиша рядом с Кироном.
   – А это Шейх Пустыни. Хотите посмотреть поближе?
   Маура кивнула, она ничуть не боялась зайти в денник. Шейх Пустыни был еще совсем молодым жеребцом и встревожился, когда они вошли. Александр взялся за его уздечку и ласковыми словами успокоил его. Маура протянула руку и погладила жеребца.
   – Какой красавец! – сказала она в восхищении. – Он здесь первый год?
   – Да. Иеланд говорит, что он покрыл сорок пять кобылиц в прошлом году… – Александр оборвал себя, вспомнив, что разговаривает с молодой женщиной, а не с конюхом.
   Они стояли по разные стороны от Шейха Пустыни, и над его мощной лоснящейся спиной их взгляды встретились. Александра бросило в жар. Он хотел овладеть Маурой еще утром, когда вошел к ней и застал почти раздетой, с распущенными волосами, в прозрачном пеньюаре. Черт побери! Это ведь его дом! Он должен овладеть Маурой, иначе их брак могут признать недействительным, отец вернет себе утраченное положение в обществе, и все старания Александра отомстить отцу окажутся напрасными. Их руки лежали на спине жеребца, Александр чуть подвинул свою и коснулся пальцами руки Мауры.
   Сумерки быстро сгущались, в конюшне становилось темно. Жеребец беспокойно переставлял ноги. Маура поняла состояние Александра. Она так же хотела близости с ним, как он с ней. У нее учащенно забилось сердце. Только не здесь. Нельзя допустить, чтобы это произошло здесь, иначе всю жизнь потом он будет считать ее той деревенщиной, за которую принял вначале.
   – Маура… – низким голосом начал Александр. Он взял ее руку в свою, в его глазах горели желание и решимость. Уже почти год Александр не был близок с женщиной и не собирался дальше сохранять свое целомудрие.
   – Нет! – Маура вырвала руку, голос ее звенел, дыхание участилось.
   Выражение глаз у Александра не изменилось. Отпустив повод, за который он держал Шейха Пустыни, Александр стал обходить его, приближаясь к Мауре.
   Она вскрикнула и бросилась к выходу из денника, захлопнула за собой дверь и побежала через двор конюшни по тропинке, которая вела к дому.
   Никто за ней не побежал. Маура поняла, что опасности нет, можно не бояться, что ею овладеют как доступной женщиной или цыганкой, но все же продолжала бежать. Ей хотелось спрятаться в своей комнате, прийти в себя и успокоиться, прежде чем снова встретиться с Александром.
   Лакей открыл ей дверь, в изумлении глядя, как она стрелой пронеслась мимо. Маура даже не заметила его. Главное – добежать до своей спальни, а там она примет ванну, легко поужинает и ляжет спать.
   Пока Маура бегом поднималась по парадной лестнице, она вдруг подумала о том, как отразится ее бегство на их дальнейших отношениях, не разрушит ли оно только что зародившуюся между ними близость. Может случиться так, что Александр теперь не придет к ней. Что тогда? Маура вбежала в спальню, расстегнула накидку и бросила ее на кровать.
   Чемоданы из комнаты вынесли. В стенном шкафу Мириам аккуратно развесила ее платья, на полках ровными стопочками лежали шали, громоздились шляпные коробки. Маура потянула за шнурок ближайшего звонка и отрывисто сказала появившейся Мириам:
   – Приготовьте, пожалуйста, ванну. Ужинать я буду здесь, у себя.
   Мириам с интересом отметила ее раскрасневшееся от бега лицо и неровное дыхание. Неподходящее состояние для супруги, вернувшейся после спокойной вечерней прогулки с мужем. Мириам отправилась распорядиться насчет ванны. Ей ужасно хотелось знать, в каком состоянии вернулся домой с прогулки мистер Каролис.
   Дрожащими руками Маура вынимала заколки из волос. В то мгновение, когда Александр взял ее руку в свою, она чуть не задохнулась от желания, ничего подобного ранее ей еще не приходилось испытывать. Ей хотелось подбежать к нему, крепко-крепко прижаться, но только не там, не в конюшне. Ей и сейчас хотелось этого так же сильно. Она его жена, какими бы необычными ни были обстоятельства, соединившие их, она хотела, чтобы Александр обращался с ней, как со своей женой. Маура мечтала, чтобы ее первая брачная ночь прошла так, как если бы она вышла замуж не на борту корабля посреди океана, а венчалась в соборе.
   Мириам обошла комнату, зажигая лампы и задергивая портьеры. Горничные вереницей тянулись в комнату с кувшинами в руках, наполняя горячей водой белую фарфоровую ванну. Когда они ушли, Маура с наслаждением погрузилась в воду, смывая с себя остатки запахов конюшни и лошадей. Где сейчас Александр? Остался на конюшне? Ужинает один внизу? А может, уже отдает распоряжения, чтобы вернуться назад в Ныо-Иорк без нее?
   – Ночную рубашку, пожалуйста, – обратилась Маура к Мириам расстроенным голосом.
   Мириам подавила понимающую улыбку, подошла к кровати и достала из-под подушки ночную рубашку из тончайшего полотна, отделанную кружевами.
   В дверь негромко постучали, Маура с надеждой повернулась к двери, сердце ее бешено колотилось, но это всего лишь горничная принесла ужин на подносе.
   Маура старалась держаться спокойно и не выдавать волнения. Можно было догадаться, что это не Александр. Он не стал бы стучать так осторожно. Маура не сомневалась, что он вообще не стал бы стучать. Пожелай Александр войти к ней, он просто распахнул бы двери и вошел без всякого стука.
   – Подготовить постель, мадам? – спросила Мириам, будто не замечая, что ложиться спать еще слишком рано.
   Маура расстроенно поковыряла вилкой холодного цыпленка на подносе.
   – Да… день был тяжелый, я устала.
   Мириам старательно избегала встречаться с хозяйкой взглядом. Конечно, день был не простой, но и ночь предстояла не из легких, если она хоть что-нибудь понимает в людях.
   Они одновременно услышали за дверью шаги приближающегося Александра, обе ужасно смутились и заговорили разом:
   – Если это вес, мадам…
   – Думаю, вы мне больше не понадобитесь сегодня, Мириам..
   Двери распахнулись, и на пороге появился Александр. Он бегло посмотрел на Мауру, на Мириам, на поднос с ужином, к которому Маура едва притронулась, на приготовленную постель. На нем была белая рубашка в рюшах с распахнутым воротом, узкие черные брюки подчеркивали стройность его ног. Мириам не стала дожидаться, пока Маура договорит. Она пораснела, почтительно присела и, когда Александр шагнул в комнату, стремглав выбежала в коридор.
   Маура тщетно искала глазами свой пеньюар. Хотя ночная рбашка была с закрытым воротом и длинными рукавами, ей казалось, что на ней ничего нет.
   Александр стоял, прислонившись спиной к двери.
   – Мы заключили договор, и теперь должны выполнить его, – сказал он.
   Властный тон напомнил Мауре, что, несмотря на свою молодость, он привык к беспрекословному и немедленному подчинению. При свете ламп его взгляд казался дерзким, глаза почти черными, он не скрывал, что восхищен ею.