Вскоре они вышли на Пятую авеню. Мимо проехал изящный экипаж, запряженный четверкой гнедых красавцев, на запятках стояли выездные лакеи. Маура опять остановилась. Она смотрела на роскошные особняки, украшенные башенками, подобно средневековым замкам, и сказочными куполами. Она увидела вдали особняк Каролисов. Это будет просто. Нужны только деньги, а денег у Александра полным-полно. Маура обернулась к Кирону и уверенно улыбнулась.
   – Когда я уезжала из Ирландии, я не представляла, чем буду заниматься здесь, в Нью-Йорке. Теперь знаю и не могу дождаться, когда начну встречаться с архитекторами, со строителями…
   Кирон смотрел на Мауру уже не так мрачно, как когда говорил о землевладельцах. В глазах у него появились озорные огоньки, так хорошо знакомые Мауре. Куртка все так же висела у него через плечо на большом пальце, он взял ее поудобнее и сказал с улыбкой:
   – Сначала тебе придется поговорить со своим мужем, любовь моя.
   – Знаю, – улыбнулась в ответ Маура.
   Вечерело, Александр, наверное, уже вернулся домой после встречи с Лиэлом Кингстоном и недоумевает, где она пропадает. Несмотря на радость от встречи с Кироном, Маура заторопилась домой. При мысли об Александре ее охватило желание остаться с ним наедине, она хотела этого больше всего на свете.
   – Мне пора домой, – сказала она. Ей совсем не показалось странным, что она называет похожий на мавзолей особняк Каролисов своим домом. Это действительно ее дом, раз Александр ждет ее там.
   – Не пропадай, – попросил Кирон. Он произнес эти слова небрежно, но его карие глаза с золотыми искорками смотрели на нее очень серьезно.
   – Хорошо, – ответила Маура.
   Оба отлично понимали, что нет нужды просить ее об этом. Каким бы дальним ни было их родство, они были не только друзьями, но и родными людьми. Их объединяло общее происхождение, общее прошлое, они понимали друг друга с полуслова, как не понимал их никто другой. Ни лорд Клэнмар, ни даже Изабел.
   Из шумного потока экипажей, спешащих в обе стороны по Пятой авеню, Маура безошибочно выделила серо-голубые с золотом ливреи. Маура помахала рукой, обтянутой кружевной перчаткой, кучеру, который высадил ее на углу улицы, и увидела, что он с облегчением смотрит на нее.
   Маура направилась к экипажу, мучаясь угрызениями совести. Когда она попросила кучера высадить ее, то сказала, чтобы он не дожидался. Очевидно, он не поверил такой необычной просьбе и весь день ездил по улице туда и обратно, чтобы быть на месте, когда понадобится.
   Когда карета остановилась рядом с ними, Кирон какое-то время не мог прийти в себя от изумления. Маура очень хорошо понимала его состояние. Одно дело сознавать умом, что богатство и хороший вкус не всегда идут рука об руку, и совсем другое дело увидеть подтверждение этому собственными глазами.
   Сиденья и спинки кареты Каролисов были обтянуты бледно-голубым шелком и отделаны золотым шнуром. Широкие бапты из бледно-голубого бархата украшали каждый угол. Два маленьких негритенка в серо-голубых ливреях и напудренных париках стояли на запятках в качестве выездных лакеев. Герб, придуманный Виктором Каролисом, украшал обе дверцы кареты, а множество золотых завитушек сделало бы честь гербу любого императора.
   – Иисус и Мария с Иосифом! – невольно вырвалось у изумленного Кирона. Он еще больше заломил кепку набок на своей непослушной шевелюре. – Каролисам никогда не объясняли разницы между личным и королевским выездом?
   Не удержавшись, Маура рассмеялась, ее смех разрядил обстановку. С помощью лакея она поднялась в карету. Маура твердо решила поговорить с Александром об этих напудренных париках, вызывающих смех, и о том, чтобы обязательно убрать бархатные банты с кареты, прежде чем она воспользуется ею опять.
   Кирон улыбнулся ей с тротуара.
   – Жаль, что старик Мерфи не видит тебя сейчас, – произнес он насмешливо, не обращая внимания на любопытные взгляды, которыми окидывали его пешеходы и владельцы проезжающих мимо экипажей.
   Мауре и в голову не приходило, что они весьма странно смотрятся вместе. Она в изысканном шелковом платье, в кружевных перчатках, сидящая в кричаще-роскошной карете Каролисов, и Кирон в выцветшей голубой рубашке с распахнутым воротом, в лихо сдвинутой набекрень кепке.
   – Возможно, – с радостью переходя на язык своего детства, отозвалась Маура.
   Кирон громко рассмеялся, какой-то прохожий в изумлении уставился на роскошный экипаж, не веря своим глазам. Потом и он, и Кирон скрылись из вида, а Мауру поглотила суматоха Пятой авеню.
   – Где ты была? – переспросил Александр недоверчиво.
   – В Бауэри. – Она сняла перчатки и положила их на маленький столик, украшенный позолоченной бронзой и тончайшим фарфором. Из ванной комнаты доносился шум льющейся зоды – это Тиль готовил вечернюю ванну для Александра.
   – Где? – Александр не верил ушам, надеясь, что просто не расслышал.
   – В Бауэри, – повторила Маура, вынимая заколки из прически. – Я была там вместе с Кироном, у него там живут друзья…
   – Боже правый! – Александр побледнел от волнения. – Я же сказал тебе вчера, что не хочу, чтобы ты якшалась со своими ирландцами! – Маура видела, что он не притворяется, а действительно перепуган. – Ты хоть представляешь, что будут говорить, когда узнают о твоем походе в Бауэри? Ты отдаешь себе отчет в том, что наделала?
   Они смотрели друг на друга через комнату, и оба понимали, что повторяется неприятная сцена: они опять ссорятся, как накануне вечером. Маура заговорила, осторожно подбирая слова. Она понимала, что сама виновата, не нужно было так сразу выкладывать новости:
   – Кирон – мой дальний родственник, троюродный брат, как тебе Чарли. Мне нужно иногда с ним встречаться, я должна быть уверена, что у него все хорошо.
   Маура говорила спокойно, она старалась, чтобы Александр понял се. Волосы упали ей на плечи. Маура выглядела очень соблазнительно, и непреодолимое желание вновь охватило Александра. Он взъерошил рукой волосы, его разрывали противоречивые чувства. С одной стороны, Александр пришел в ярость от того, что Маура не послушалась и поступила ему наперекор, а с другой – был в ужасе от того, какой опасности она подвергалась, посещая Бауэри, и что ее могли там увидеть. При этом он восхищался ее смелостью, тем, что она вес таки решилась на этот шаг. Он боялся сплетен, которые вызовет в свете ее поступок, и одновременно предвкушал всеобщее удивление. Но все эти противоречивые чувства пересиливало жгучее желание близости с ней. Александр был не в силах совладать с этим желанием. Оц подошел к Мауре, нежно обнял ее и ласково отчитал:
   – Не твоя вина, что ты пока не понимаешь, что можно делать, а что – нет, хотя я совершенно не понимаю, как у тебя хватило смелости отправиться в этот рассадник заразы, туда, где тебе совсем нечего делать.
   Маура обняла его, крепко прижалась к широкой груди. Она была очень благодарна ему за желание избежать ссоры.
   – Ты правильно сказал – это настоящий рассадник заразы. – Она немного отстранилась от Александра, чтобы видеть его лицо. – Ты сам был там когда-нибудь? Представляешь, как там живут люди?
   Мысль эта показалась Александру настолько несуразной, что он рассмеялся.
   – Нет, – ответил он, освобождаясь от Мауры и направляясь в ванную, чтобы отпустить Тиля. – Я никогда там не был.
   Маура оставалась на месте, пока не услышала, как Тиль вышел из ванной через дверь, ведущую в коридор, и пока Александр не вернулся к ней.
   – А зря, – тихо сказала она, глядя на Александра горящими глазами. – Условия там ужасные, намного ужаснее, чем можно себе представить.
   Александр не для того отпустил Тиля и отложил ванну, чтобы обсуждать с Маурой условия жизни в трущобах. Он притянул ее к себе и умиротворяюще сказал:
   – Тебе не надо было туда ходить. Неудивительно, что это на тебя так подействовало.
   Александр говорил глухо, все сильнее прижимая к себе Мауру. Она почувствовала его желание, и ответное чувство охватило ее. Она захотела его так сильно, что едва устояла на ногах. Но все же прежде необходимо рассказать Александру о доходных домах. Она должна сказать ему, что это его собственность, собственность, которую он получил в наследство от отца, и за которую теперь несет ответственность.
   – Люди живут по пятнадцать – двадцать человек в комнате, – взволнованно продолжала Маура. – Колонок с водой очень мало, туалеты на улице, за ними никто не следит. В комнатах нет света, нечем дышать, нет…
   – Ради Бога! Это же трущобы! – Александра забавляла горячность Мауры. – На что ты рассчитывала, отправляясь туда? Увидеть дорогие ковры и столовое серебро?
   – Я рассчитывала, что люди там живут не в таких скотских условиях, думала, что в Америке им будет лучше, чем на родине, в Ирландии, – резко ответила Маура. Ее акцент зазвучал намного сильнее обычного. – Никак не думала, что в одном из богатейших городов мира люди живут в худших условиях, чем в Дублине!
   Александр старался сдержать нарастающее раздражение, он с безразличием проговорил:
   – Дублин, Нью-Йорк! Какая разница? К нам это не имеет никакого отношения. Мы за других не отвечаем…
   – Отвечаем! – Сердце у Мауры учащенно забилось. – Человека, которому принадлежат эти дома, зовут Белзелл…
   Грудь у нее возбуждающе вздымалась, Александр уловил тонкий запах розы, исходящий от ее волос. Его совершенно не интересовало, как зовут владельца домов в Бауэри, он вообще не хотел ничего больше слышать об этих домах и их владельцах. Александр наклонил голову, коснулся губами волос, виска Мауры, уголка ее губ.
   – …он выжимает из жильцов все до последнего цента, потому что земля, на которой стоят дома, ему не принадлежит, у него только краткосрочная аренда.
   Он хотел ее так сильно, что испытывал почти физическую боль. Хотел почувствовать тепло ее тела, упругость груди, почувствовать, как страстно и сильно обвивают его ее ноги.
   Дыхание Мауры становилось все прерывистее, она призвала на помощь все свое самообладание. Она уперлась ладонями ему в грудь и насильно отстранила от себя. Подняв голову и посмотрев ему прямо в глаза, она настойчиво потребовала:
   – Александр, пожалуйста, выслушай меня! Человек, у которого Белзелл арендовал землю, – твой отец. Сейчас Белзелл арендует землю у тебя. Это твоя недвижимость, в том числе и дом, где я сегодня была. Ты отвечаешь за свою собственность. Только ты можешь что-то сделать для этих людей, изменить их жизнь.
   Александр наклонился и поцеловал Мауру под подбородком в шею, потом посмотрел на нее, едва сдерживая сжигающее его желание.
   – Господи! Откуда ты знаешь, что это моя земля? – спросил он с искренним недоумением. – Я даже не слышал раньше имени Белзелла. Я…
   – Мне сказал об этом один из жильцов, его зовут Патрик О'Фаррелл и…
   Александр слишком долго терпел. Он все утро слушал скучнейший отчет Лиэла Кингстона с перечислением всех разделов отцовского завещания, потом была такая же скучная встреча с финансовыми советниками отца. Он спешил домой, спешил остаться наедине с женой, весь день думал только об этом.
   – Боже правый! Какое это имеет значение? – не выдержал Александр. – У меня полно недвижимости в Бауэри. Может быть, весь этот квартал принадлежит мне. Чем этот дом отличается от других? Если твоим друзьям не нравится, пусть поищут другое жилье.
   Маура опять отстранилась от Александра, стараясь сдержать подступающее раздражение, но не смогла.
   – Ты говоришь совсем как английские землевладельцы в Ирландии! Они тоже не интересуются своей собственностью. Они заставляют управляющих собирать рейту и выселять на улицу в любую погоду тех, кто не может заплатить за землю. Когда их упрекают в равнодушии к беднякам, они тоже говорят, что, если кому-то не нравится, пусть ищут другое жилье. Только бедняки не могут себе этого позволить. Им некуда уезжать. О'Фарреллы и те, кто живет с ними, не могут никуда переехать – им это не по карману!
   – Пусть ищут работу, как те, что приехали раньше, – мрачно сказал Александр. – Мой дед прибыл сюда таким же бедным, как эти О'Фарреллы или Шонесси, только он не сидел сложа руки руки и не плакался. Начал работать и сколотил состояние. Посоветуй своим друзьям, пусть перестанут жалеть себя и пьют поменьше!
   На этот раз Маура не ударила Александра, это было бы слишком просто. Побелевшими губами она сказала:
   – Ты совершенно ничего не понял. Ты не знаешь, что значит быть бедным. Окажись ты на месте О'Фарреллов или Шонесси, ты бы понял, как трудно найти работу, не говоря уж о том, чтобы сколотить состояние. Сомневаюсь, что те, кого я посетила сегодня, пьют, но даже если это и так, ты им не судья. Думаю, ты тоже не удержался бы от бутылки, будь это твоя единственная отдушина.
   Александр резко отвернулся от Мауры. В ярости он вызвал Тиля, а ей со злостью бросил:
   – Никогда, слышишь, никогда больше не читай мне нравоучений. Трущобы, в которых ты была сегодня, потому и стали трущобами, что заселены ирландскими дикарями! Перестраивать и улучшать их – только деньги на ветер выбрасывать!
   Он ушел в ванную и с шумом хлопнул дверью. Маура даже не попыталась пойти за ним. Александр не прав, но не отдает себе в этом отчета. Он так же неумолим и беспощаден, как лорд Байсестер, о котором рассказывал Кирон. Маура уселась на край высоченной кровати, не зная, что делать. Наверное, скоро ужин, значит, нужно вызвать Мириам, принять ванну и одеться. Но не было никакого желания вызывать Мириам. Маура никого не хотела видеть. Ей хотелось только одного: спокойно объяснить Александру, что такое бедность, что значит быть бедным, объяснить ему, что необходимо сделать, и больше всего хотелось, чтобы они опять стали друзьями.
   Из-за закрытой двери ванной доносился голос Александра, он что-то сердито выговаривал Тилю. А вдруг он не захочет ужинать дома после их ссоры? Вдруг уйдет ужинать куда-нибудь в клуб или в ресторан и оставит ее одну с армией враждебно настроенной прислуги?
   Маура вспомнила, что сказал Александр об ирландцах. Он назвал их дикарями. Сказал так, потому что ничего не знает об этих людях. Маура была уверена, что, кроме нее, Александр других ирландцев в жизни не встречал. Она понемногу успокаивалась. Маура хорошо понимала, что Александр вырос в холе и неге, защищенный от всех возможных неприятностей в жизни. Хотя он не сказал этого прямо, она поняла, что Александр никогда не бывал в городских трущобах. Если бы он хоть раз увидел своими глазами ужасающие условия, в которых там приходится жить, он бы думал по-другому.
   В комнату нерешительно постучали, Маура встала, подошла к двери и открыла ее.
   – Я вам нужна, мадам? Вы не звонили… – спросила Мириам, почтительно присев.
   – Нет, я позвоню, когда будет нужно, Мириам.
   Маура приняла решение. Несмотря на все, что Александр только что ей наговорил, она помирится с ним, и они опять будут друзьями. Если этого не сделать сейчас, трещина в их отношениях может превратиться в непреодолимую пропасть, и исправить положение уже не удастся. От одной мысли о возможном разладе между ними Мауре стало нехорошо. Если это случится, их любви и дружбы уже не вернешь. Не вернешь счастливых дней в Тарне, наполненных любовью и радостью. Этого нельзя допустить любой ценой. По характеру Александр вовсе не был равнодушным и безразличным к людям. Просто с детства его приучили не замечать чужой нужды, не обращать внимания на тысячи бедняков, живущих в нищете в домах, выстроенных на землях Каролисов, не нести за них никакой ответственности. Маура решила воспользоваться страстью, которая связывала их, чтобы сблизиться с Александром не только физически, но и духовно.
   Ручка из нефрита на двери, ведущей в ванную, медленно повернулась. Маура лихорадочно начала расстегивать пуговицы на платье.
   Александр вошел в комнату, его мокрые волосы блестели, полотенце прикрывало бедра.
   Маура посмотрела ему в глаза. Платье соскользнуло с ее плеч на пол. Не говоря ни слова, она перешагнула через него.
   У Александра перехватило дыхание, от удивления расширились зрачки, в глазах вспыхнуло желание. Маура начала быстро расстегивать нижнюю рубашку, а Александр громко, так, чтобы его услышал Тиль в гардеробной по другую сторону ванной, сказал:
   – Ты мне больше не нужен, Тиль.
   Через мгновение они услышали, как отворилась и тут же закрылась дверь, ведущая в коридор.
   Рубашка мягко упала к ногам Мауры и обнажила грудь с мегкно-розовыми бархатистыми сосками. Александр сбросил половице на пол и быстрыми решительными шагами подошел к Мауре.
   Ближе к вечеру их навестили Чарли и Генри. Чарли зашел, чтобы обсудить с Александром граничащее с нахальством приглашение, которое он только что получил. Он не сомневался, что и Александр получил подобное приглашение от этих выскочек-нуворишей Вандербилтов. Генри заглянул к ним, потому что беспокоился за Александра, боялся, что тот слишком близко к сердцу принял поведение столпов общества на похоронах отца.
   – Приглашение на день рождения к Вандербилту, представляешь! – возмущенно воскликнул Чарли, из уважения к Мауре он не позволил себе растянуться как обычно на диване. – Какая наглость! Сколько лет он безуспешно пытается попасть в число гостей Шермехонов, а сейчас ведет себя так, будто он наш постоянный гость и присылает ответное приглашение!
   – Да, времена меняются, – невесело протянул Генри. – К тому времени, когда закончится эта проклятая война, всех выскочек вроде Вандербилта уже не удержишь на должном расстоянии. Многие семьи из старой гвардии сейчас переживают нелегкие времена, а выскочки без роду, без племени богатеют на глазах. Боюсь, обществу никуда не деться от этого, хочешь не хочешь, а придется поступиться правилами и принимать всех этих нуворишей.
   Из уст Генри эти слова прозвучали как настоящая ересь. Не веря своим ушам, Чарли уставился на него.
   – Дядя Генри, неужели вы не шутите? Такие, как командор, – в гостиных у Шермехонов и Рузвельтов?
   Генри кивнул, он видел: разговор принимает опасный поворот. Генри знал, что Чарли весьма туго соображает и способен сейчас вслух вспомнить, что Корнелиус Вандербилт – сын простого фермера, а от этого рукой подать до крестьянских корней Виктора Каролиса, и вечер будет безнадежно испорчен.
   – Думаю, излишне говорить, что ни ты, ни Александр идти к Вандербилту не собираетесь, и, стало быть, мы можем поговорить о чем-нибудь другом, более интересном.
   Генри никак не мог придумать, о чем можно поговорить с Маурой. Сразу видно, что она очень умна, но вряд ли можно ожидать, что девушка ее национальности знает что-нибудь о Гражданской войне в Америке или разбирается в политической жизни. Жаль, не удастся поговорить о самом интересном. Ничего лучше не придумав, он сказал:
   – Знаете, моя самая лучшая охотничья лошадь из Ирландии. Я всегда говорил Александру, что ему нужно побывать на конезаводах в Ирландии. – Генри был уверен, что любой, в ком течет ирландская кровь, хорошо разбирается в лошадях.
   Александр не слушал Генри. Он в ужасе смотрел на Чарли. Вандербилт рассылает приглашения на бал по случаю своего дня рождения, а он даже не включен в списки приглашенных. Невероятно! Если приглашены все, кто имеет вес в обществе, а со слов Чарли Александр понял, что дело обстоит именно так, – это означает одно: Вандербилт больше не считает, что Александр входит в элиту нью-йоркского общества. Господи, какой-то выскочка Вандербилт! Человек, который когда-то работал на ферме у его отца за сто долларов в год. Человек, которого в молодости не замечал даже Джон Джейкоб Астор.
   Тошнота подступила к самому горлу Александра. Беспокойство отца за общественное положение Каролисов теперь не казалось ему пустым и необоснованным. Командор, которому уже за семьдесят, стал миллионером еще в молодости. Но, несмотря на это, такие, как Чарли и Генри, по-прежнему относятся к нему с высокомерным презрением. Даже третьему поколению Асторов до сих пор не прощали, что старый Джон Джейкоб ел когда-то горох ножом, и если бы не удачный брак, он так и не попал бы в высшее общество. Точно так же попал туда и Виктор Каролис. Только благодаря удачному семейному союзу с девушкой из высшего света перестали вспоминать его крестьянское происхождение, а теперь из-за женитьбы Александра об этом опять вспомнили.
   Александр посмотрел на Мауру, один вид ее был для него спасательным кругом. Они только что были вместе, любили друг друга с жадностью, страстно, самозабвенно. Сейчас Маура светилась радостью, излучала счастье. На ней было платье из бледно-лимонного шелка, с низким по моде вырезом, волосы сияли отблеском бесчисленных люстр. Александр улыбнулся ей, он все еще слышал, как она кричала от восторга, лежа в его объятиях, как отвечала поцелуями на поцелуи, ласками на ласки. Маура была воплощением всего, о чем только мог мечтать мужчина. Она была страстной, волнующей, непредсказуемой, не знала ложного стыда. Он забыл о командоре и за весь вечер ни разу не вспомнил о Дженевре.
   – Мне не нужны подачки богатых друзей твоего мужа, – резко ответил Кирон.
   Они стояли на том же месте, где встречались всегда, – на углу Восточной 50-й улицы.
   Несмотря на конец сентября, жара не спадала. Ребенок уже шевелился, и Маура чувствовала необычную усталость и беспокойство. Она стояла спиной к строящемуся собору.
   – Это не подачка, Кирон, – сказала она со всем терпением, на которое была способна. – Генри Шермехону требуется управляющий для его нью-йоркской конюшни, ты для него просто находка. Он никого лучше не подберет.
   Кирон отер лоб тыльной стороной ладони. Он насквозь промок от пота, его башмаки покрылись слоем пыли. Единственная работа, которую ему удалось найти, была на стройке, похожей на ту, возле которой они сейчас стояли. Через четверть часа ему надо было возвращаться.
   – Старший конюх – это шаг назад после управляющего, – хмуро сказал Кирон.
   – Я понимаю, – спокойно отозвалась Маура.
   Она не обижалась на Кирона, на его кажущуюся неблагодарность. Меньше всего ей хотелось, чтобы Кирон благодарил ее за то, что она делает для него. Она понимала причину его огорчения. В Ирландии он привык к самостоятельности и ответственности. Арендаторы относились к нему с почтением. В их глазах он был важной персоной. Здесь, в Ныо-Иорке, его никто не уважал, он был одним из тысяч нищих ирландских эмигрантов, которые, как считалось, способны только на самую простую и тяжелую ручную работу.
   – Тебе не придется долго работать на конюшне, – попыталась подбодрить его Маура.
   – Почему ты так думаешь? – Кирон вопросительно посмотрел на нее.
   – Генри всегда хотел заняться разведением лошадей, денег у него хватает. Я сказала, что пора перейти от слов к делу Когда он займется этим, а, по-моему, он собирается заняться конезаводом вплотную в самом ближайшем будущем, ему понадобится толковый управляющий.
   – А с чего ты решила, что он возьмет меня? – спросил Кирон уже без прежней горечи, ему передалась уверенность Мауры.
   – Как только начнешь у него работать, он сразу поймет, что ты для него просто находка. Я уже рассказала ему, что ты служил управляющим у двух крупнейших землевладельцев в Ирландии. Я рекомендовала тебя Генри, и он знает, что может полностью на тебя положиться, доверять тебе.
   Кирон еще больше сдвинул кепку на копне своих густых, непослушных волос. Он не понимал, то ли благодарен Мауре за участие, то ли злится на нее. Меньше всего он хотел, чтобы кто-то оказывал ему услуги. Он надеялся пробиться сам, без посторонней помощи, не хотел быть никому обязанным, даже Мауре. И в то же время ему уже до чертиков успела надоесть работа на шумной и пыльной стройке. Если Генри Шермехон действительно возьмет его старшим конюхом на свою нью-йоркскую конюшню, его но крайней мере ожидает вполне сносная жизнь. А если он станет управляющим на конезаводе – о чем еще мечтать!
   – Ты окажешь мне большую услугу, если примешь предложение Генри, – настаивала Маура, отлично понимая, что только гордость заставляет Кирона колебаться. – Я никого в Нью-Йорке не знаю, кроме тебя, О'Фарреллов и их друзей. Если ты уедешь отсюда, я буду очень скучать.
   Маура говорила мягким грудным голосом с такой искренностью, что у Кирона в горле застрял ком. Неожиданно для него самого его охватило желание близости с ней. Черт побери, ему тоже будет плохо без нее. В тысячный раз Кирон подивился, как он мог не понять своего чувства к Мауре, когда они еще были в Ирландии. Как не заметил, что Маура превратилась из ребенка в ослепительно красивую и соблазнительную молодую женщину! Будь он хоть чуть-чуть умнее, он бы понял, что родственные узы, связывающие их, не настолько близки. Кирон избегал смотреть в глаза Мауре, он следил взглядом за проезжающими мимо экипажами. Он боялся, что она прочтет в его глазах все чувства, которые так внезапно нахльпгули на него.
   – Ну ладно, согласен, – ответил он, не решаясь посмотреть на Мауру.
   – Замечательно! – Маура радостно схватила его за рукав, ей очень хотелось рассказать ему, что Александр тоже предложил помочь найти ему работу. Но она знала, что только все испортит, и промолчала.
   В ответ на просьбу Мауры заставить мистера Белзелла улучшить условия жизни в доходных домах Александр и пальцем не пошевелил. И Кирон знал об этом. Он ни за что на свете не принял бы помощи от Александра. Маура вполне допускала, что, узнай Кирон о ее просьбе к Александру помочь ему, он перестал бы видеться с ней.