Страница:
Маргарет Пембертон
Горе от богатства
Moeu дочери Аманде с любовью
ПРОЛОГ
Роскошное ландо с гербом Клэнмаров на дверцах со скрипом тронулось от вокзала Рэтдрама в сторону Уиклоуских гор. Мэтью Клэнмар окинул взглядом знакомые окрестности, сочную летнюю зелень, ровные посадки картофеля и удовлетворенно вздохнул. Шел 1854 год. Восемь лет назад Мэтью с тяжелым сердцем покинул разграбленную, обескровленную, охваченную голодом страну. Теперь он возвращается на землю, где народ еще бедствует, но уже не голодает – выручает картофель. Руку Мэтью, лежащую на плече внучки, свело судорогой – напомнил о себе артрит. Ему очень не хватало Баллачармиша, но он никогда бы не привез сюда Изабел, продолжай Ирландия страдать в тисках голода. Он считал, что семилетней девочке ни к чему видеть те ужасы, свидетелем которых довелось ему стать перед отъездом в Санкт-Петербург. Мэтью опасался, что после сытой английской жизни бедность Ирландии испугает девочку, и вместе с тем хотел этого, потому что сам давно привык к окружающей нищете.
Старик нахмурился, вспомнив недавно умершего сына. Мэтью принял назначение в Санкт-Петербург с большой неохотой, поддавшись на уговоры премьер-министра, что он просто создан для этой должности. Только Пилю оказалось под силу убедить его покинуть Баллачармиш, где в Мэтью так нуждались. Он согласился с одним условием: его недавно женившийся сын будет, как и сам Мэтью, помогать крестьянам в округе пережить голод.
Теперь, по прошествии времени, он отчетливо понимал, что напрасно доверил это дело Себастьяну. Высокомерное презрение его сына к беднякам обернулось настоящим преступлением. Вскоре после отъезда Мэтью Себастьян увез беременную жену в ее родовое поместье в Англии. Брошенные на произвол судьбы бедняки в имении Клэнмара умирали мучительной голодной смертью. Бегство Себастьяна в Англию мало чем отличалось от поведения множества других землевладельцев-англичан, но в глазах Мэтью это не оправдывало сына. Из Петербурга Мэтью дал указание своему дублинскому стряпчему передать дела Лиаму Фицджеральду, управляющему его поместьем. Всего несколько недель ушло на доставку в Баллачармиш овса и картофеля – больше в имении Клэнмаров никто не умер от голода.
С тех пор Мэтью не видел сына с невесткой. После вызова ко двору, когда ему объявили об отставке, Мэтью не вернулся в Ирландию. Вместо этого он принял приглашение русского царя остаться в России в качестве его советника.
Однако смерть сына заставила его вернуться в Англию. Карета, в которой ехали Себастьян с женой, перевернулась при столкновении с бродячей лошадью. Себастьян умер мгновенно от удара головой о камень. Жена Себастьяна скончалась пять дней спустя от смертельных увечий, причиненных ей обезумевшей лошадью.
Мэтью долго не раздумывал. Он никогда не видел внучку, но сразу решил, что будет для нее более подходящим опекуном, чем ее вдовствующая больная бабушка по матери. Мэтью успел на похороны сына. Он окружил внучку любовью и заботой, в которых девочка так нуждалась. Неделю спустя дедушка и доверчиво жавшаяся к его руке внучка добрались поездом из Лондона в Холихед, оттуда пароходом в Дандолк, и далее поездом через Дублин в Рэтдрам.
– Дедушка, фермеры держат в этих домиках животных? – спросила девочка, прерывая размышления Мэтью об умершем сыне. Они подъезжали к деревушке Киллари с крохотными глинобитными лачугами под соломенными крышами.
– Здесь нет фермеров, – мягко отозвался Мэтью, – таких, как в Оксфордшире, во всяком случае.
Дверь одной хижины отворилась, и на пороге показалась черная от грязи свинья. Мэтью задумался. Перед отъездом в Петербург его знакомый дипломат предупреждал, что русское крестьянство живет в невероятно скотских условиях, поэтому Мэтыо не удивился увиденному в России. Нищета русских крестьян ничем не отличалась от бедности ирландской деревни.
Мэтью посмотрел на золотистую головку внучки. Если девочке суждено жить в Ирландии, она должна разобраться в здешней жизни, полюбить этих людей, на что ее отец был не способен.
– В этих хижинах живут люди, – объяснил Мэтыо девочке. Они проезжали мимо крестьянок в туго повязанных платках. Женщины смотрели на них во все глаза, полуголые ребятишки цеплялись за материнские юбки. – Но ты права, животные здесь тоже живут.
– Коровы и свиньи? – удивилась Изабел. – Не только собаки и кошки?
– В некоторых хижинах есть хлев, но чаще свиньи, коровы и козы живут вместе с людьми.
Девочка с ужасом посмотрела на дедушку, и Мэтью порадовало ее сострадание к беднякам. Себастьян даже в семь лет просто равнодушно пожал бы плечами. Похоже, что Изабел унаследовала от Мэтью доброту, которая часто заставляла его совершать странные с точки зрения общепринятой морали поступки. Мэтью давно не чувствовал себя так хорошо. Утрата сына и невестки стала большим горем, но судьба вознаградила Мэтью. Пустая, отшельническая жизнь, которую он вел, удалившись от дел и бесцельно убивая время то в лондонском клубе, то на рыбалке в Баллачармише, вдруг обрела смысл. Он сам станет учить девочку. Ей, конечно, нужна компания. Мэтыо уже все предусмотрел. Он и раньше подумывал о том, чтобы поселить кого-нибудь из вшивых чумазых деревенских ребятишек у себя в доме. Теперь, наконец, ради Изабел он так и поступит.
Обработанные нивы остались позади, теперь путников окружала девственная природа, очертания приближающихся гор становились все зримее. Чувство вины занозой сидело в сердце Мэтью. Он корил себя за то, что оставил Баллачармиш на попечение Себастьяна, что целых пять лет тянул с возвращением. Теперь его добровольная ссылка закончилась, и он уверен – впереди его ждут лучшие годы. Они с Изабел непременно станут друзьями. Несмотря на возраст, он по-прежнему твердо держится в седле. Он научит Изабел и ее будущую подружку ездить верхом, ловить рыбу, их ждут увлекательные прогулки к подножию гор Лугнаквиллия и Кидин. Он вынул из кармана бумажный пакетик и протянул Изабел.
– Съешь леденец, – улыбнулся он, – а я расскажу тебе о доблестном сражении при Клонтарфе в 1014 году, когда великий ирландский вождь Брайан Бору спас страну от нашествия ужасных викингов.
Старик нахмурился, вспомнив недавно умершего сына. Мэтью принял назначение в Санкт-Петербург с большой неохотой, поддавшись на уговоры премьер-министра, что он просто создан для этой должности. Только Пилю оказалось под силу убедить его покинуть Баллачармиш, где в Мэтью так нуждались. Он согласился с одним условием: его недавно женившийся сын будет, как и сам Мэтью, помогать крестьянам в округе пережить голод.
Теперь, по прошествии времени, он отчетливо понимал, что напрасно доверил это дело Себастьяну. Высокомерное презрение его сына к беднякам обернулось настоящим преступлением. Вскоре после отъезда Мэтью Себастьян увез беременную жену в ее родовое поместье в Англии. Брошенные на произвол судьбы бедняки в имении Клэнмара умирали мучительной голодной смертью. Бегство Себастьяна в Англию мало чем отличалось от поведения множества других землевладельцев-англичан, но в глазах Мэтью это не оправдывало сына. Из Петербурга Мэтью дал указание своему дублинскому стряпчему передать дела Лиаму Фицджеральду, управляющему его поместьем. Всего несколько недель ушло на доставку в Баллачармиш овса и картофеля – больше в имении Клэнмаров никто не умер от голода.
С тех пор Мэтью не видел сына с невесткой. После вызова ко двору, когда ему объявили об отставке, Мэтью не вернулся в Ирландию. Вместо этого он принял приглашение русского царя остаться в России в качестве его советника.
Однако смерть сына заставила его вернуться в Англию. Карета, в которой ехали Себастьян с женой, перевернулась при столкновении с бродячей лошадью. Себастьян умер мгновенно от удара головой о камень. Жена Себастьяна скончалась пять дней спустя от смертельных увечий, причиненных ей обезумевшей лошадью.
Мэтью долго не раздумывал. Он никогда не видел внучку, но сразу решил, что будет для нее более подходящим опекуном, чем ее вдовствующая больная бабушка по матери. Мэтью успел на похороны сына. Он окружил внучку любовью и заботой, в которых девочка так нуждалась. Неделю спустя дедушка и доверчиво жавшаяся к его руке внучка добрались поездом из Лондона в Холихед, оттуда пароходом в Дандолк, и далее поездом через Дублин в Рэтдрам.
– Дедушка, фермеры держат в этих домиках животных? – спросила девочка, прерывая размышления Мэтью об умершем сыне. Они подъезжали к деревушке Киллари с крохотными глинобитными лачугами под соломенными крышами.
– Здесь нет фермеров, – мягко отозвался Мэтью, – таких, как в Оксфордшире, во всяком случае.
Дверь одной хижины отворилась, и на пороге показалась черная от грязи свинья. Мэтью задумался. Перед отъездом в Петербург его знакомый дипломат предупреждал, что русское крестьянство живет в невероятно скотских условиях, поэтому Мэтыо не удивился увиденному в России. Нищета русских крестьян ничем не отличалась от бедности ирландской деревни.
Мэтью посмотрел на золотистую головку внучки. Если девочке суждено жить в Ирландии, она должна разобраться в здешней жизни, полюбить этих людей, на что ее отец был не способен.
– В этих хижинах живут люди, – объяснил Мэтыо девочке. Они проезжали мимо крестьянок в туго повязанных платках. Женщины смотрели на них во все глаза, полуголые ребятишки цеплялись за материнские юбки. – Но ты права, животные здесь тоже живут.
– Коровы и свиньи? – удивилась Изабел. – Не только собаки и кошки?
– В некоторых хижинах есть хлев, но чаще свиньи, коровы и козы живут вместе с людьми.
Девочка с ужасом посмотрела на дедушку, и Мэтью порадовало ее сострадание к беднякам. Себастьян даже в семь лет просто равнодушно пожал бы плечами. Похоже, что Изабел унаследовала от Мэтью доброту, которая часто заставляла его совершать странные с точки зрения общепринятой морали поступки. Мэтью давно не чувствовал себя так хорошо. Утрата сына и невестки стала большим горем, но судьба вознаградила Мэтью. Пустая, отшельническая жизнь, которую он вел, удалившись от дел и бесцельно убивая время то в лондонском клубе, то на рыбалке в Баллачармише, вдруг обрела смысл. Он сам станет учить девочку. Ей, конечно, нужна компания. Мэтыо уже все предусмотрел. Он и раньше подумывал о том, чтобы поселить кого-нибудь из вшивых чумазых деревенских ребятишек у себя в доме. Теперь, наконец, ради Изабел он так и поступит.
Обработанные нивы остались позади, теперь путников окружала девственная природа, очертания приближающихся гор становились все зримее. Чувство вины занозой сидело в сердце Мэтью. Он корил себя за то, что оставил Баллачармиш на попечение Себастьяна, что целых пять лет тянул с возвращением. Теперь его добровольная ссылка закончилась, и он уверен – впереди его ждут лучшие годы. Они с Изабел непременно станут друзьями. Несмотря на возраст, он по-прежнему твердо держится в седле. Он научит Изабел и ее будущую подружку ездить верхом, ловить рыбу, их ждут увлекательные прогулки к подножию гор Лугнаквиллия и Кидин. Он вынул из кармана бумажный пакетик и протянул Изабел.
– Съешь леденец, – улыбнулся он, – а я расскажу тебе о доблестном сражении при Клонтарфе в 1014 году, когда великий ирландский вождь Брайан Бору спас страну от нашествия ужасных викингов.
ГЛАВА 1
Маура Сэлливан вышла на опушку лиственничной рощи. Дальше косогор зарос вереском и утесником. Отсюда отлично просматривалась не только дорога на Киллари, но и усадьба. После мягкого лесного ковра короткая жесткая трава больно колола ноги. Маура убедилась, что место выбрано удачно, и, успокоившись, опустилась на землю и отряхнула грязь с ног.
Еще накануне Кирон предупредил ее, что ждать, возможно, придется долго – перед возвращением в Баллачармиш лорд Клэнмар с внучкой могут задержаться на несколько дней в Дублине.
– Он ведь так долго не был дома. Дублин совсем близко, как можно задерживаться? – недоумевала девочка.
Кирон снисходительно улыбнулся:
– Ты что, думаешь, у него только один дом? У него, наверное, и в Англии дома есть, а может, даже и в России.
Маура не знала, где Россия, но по голосу Кирона поняла, что это где-то очень-очень далеко, еще дальше, чем Англия.
– Он жил там все это время? – поинтересовалась девочка, уверенная, что Кирон скажет правду, а не станет выдумывать небылицы, только бы она отвязалась.
Кирон свистом подозвал собаку мистера Фицджеральда. Его мало трогало, что люди увидят, как он разговаривает с восьмилетней девочкой. Мать Мауры приходилась троюродной сестрой его матери. С тех пор как мистер Финджеральд посетил деревенскую школу в поисках крепкого паренька, способного помочь с тяжелой работой в усадьбе, и выбрал Кирона, юноша не упускал случая позаботиться о Сэлливанах, таская для них из усадьбы яйца и овощи. Его дары принимались с благодарностью.
Пятнадцать лет назад запряженная рысаком двуколка увезла гордячку Мэри Сэлливан с ее городским дядюшкой из Киллари Дублин. Год спустя родители Мэри взахлеб рассказывали всем в деревне, что с помощью тетушки, которая знала английский, Мэри устроилась горничной в Дублинский замок. В деревне не очень-то верили этим рассказам, пока через пять лет Мэри не вернулась из Дублина в родную лачугу, чтобы ухаживать за умирающей матерью. Через несколько дней, к полнейшему изумлению Флиннов, О Флаэрти и Мерфи, Мэри Сэлливан взяли в усадьбу горничной. Но везение длилось недолго. Спустя несколько месяцев сын лорда Клэнмара женился. В деревне поговаривали, будто невестка лорда Клэнмара не захотела, чтобы ей прислуживала простая деревенская девушка, пусть даже и очень расторопная, и сразу после отъезда лорда Клэнмара за границу Мэри уволили.
Мать Мэри к тому времени умерла, и Мэри вернулась в Дублин. Однако теперь для нее в замке работы не нашлось. Дядюшка с тетушкой тоже сошли в могилу, а через полгода отчаяние и голод вынудили Мэри вернуться домой, но ужаснее всего было то, что она ждала ребенка. Она уже больше не важничала, а жила за счет надела, арендованного у лорда Клэнмара еще ее родителями.
Маура уперлась локтями в поцарапанные коленки и уткнулась подбородком в кулачки. Она знала, что раньше мама работала в поместье, и это казалось ей волшебным сном. Кирон говорил, что никто из деревенских никогда не прислуживал в доме, прислугу всегда нанимали через агентство в Дублине. Только для мамы сделали исключение. Мама не такая, как все. Она необыкновенная.
Взгляд Мауры скользнул по косогору, поросшему утесником, и остановился на усадьбе, окруженной парком, на большом белом доме в стиле королевы Анны, так не похожем на ирландские усадьбы и очень красивом на фоне величественных гор. Баллачармиш. Какое волшебное слово! Заветной мечтой Мауры было побывать в имении, подойти к дому по дорожке, которая вела к заднему крыльцу, – по ней к дому подвозили провизию. Маура мечтала заглянуть на кухню, в кладовые и, конечно, в большой зал, где мама прислуживала лорду Клэнмару и всей семье.
Маура хорошо представляла себе необыкновенную отделку большого зала, потому что, хотя мама и неохотно рассказывала о Баллачармише, Кирон делился с Маурой всем, что видел. Однажды под Рождество экономка попросила его привезти и установить в углу большого зала елку, на немецкий манер. Кирон рассказал Мауре, как обернул башмаки чистыми тряпками, прежде чем перешагнуть порог дома и ступить на серебристый, во весь зал ковер, мягкий и упругий, как шерсть ягненка. Кирон рассказал Мауре о диванах и креслах, обитых лимонно-желтым шелком, об огромных зеркалах на светлых крашеных стенах, о массивных люстрах, спускающихся с лепного потолка. Девочка представила себе все эти чудеса и восторженно вздохнула. Кирон сказал, что внучке лорда Кэнмара семь лет, она – сирота и зовут ее леди Изабел Дэлзил. Еще он говорил, что сейчас в Баллачармише ужасная суматоха – наводят порядок в комнатах, с чердаков спускают убранную за ненадобностью мебель, готовят комнаты для горничной, няни и гувернантки, которые приедут с леди Изабел.
Вдруг Маура заметила вдали на дороге движение. Справа, по дороге из Киллари, по направлению к Баллачармишу двигалась темная точка. Горничные, нянюшки и гувернантки мигом вылетели у Мауры из головы, она вскочила и заслонила ладошкой глаза от июньского солнца. Это они! Кто же еще может так мчаться?! Повозки торговцев, время от времени наезжающих в усадьбу из Рэтдрама, обычно медленно, со скрипом тащатся по дороге, а мистер Фицджеральд передвигается только верхом.
Коляска ненадолго скрылась за пригорком, затем появилась опять, и Маура разглядела две сидящие в ней фигурки, большую и маленькую, обе в трауре. Когда коляска огибала подножие холма, маленькая фигурка вдруг обернулась и посмотрела вверх. Под черной шляпкой с лентами Маура разглядела бледное заостренное личико и светлые волосы. Она восторженно замахала рукой. Карета подъезжала к лиственничной роще и уже почти скрылась, когда Маура увидела, что девочка машет ей в ответ. Что потрясло Мауру. Неужели это ей помахала внучка лорда Кэнмара? Святые угодники! Что она наделала? Они, наверное, ошиблись и приняли ее за другую.
Маура заворожено наблюдала, как коляска выехала из леса и приблизилась к усадьбе, как дворецкие бросились открывать кованые железные ворота, как через парк коляска подкатила к парадному крыльцу. Маура никак не могла разобрать, кто там в темном платье встречает лорда Клэнмара с внучкой. Должно быть, дворецкий Рендлешем родом из Дублина. Кирон говорил, что Рендлешем велел прислуге выстроиться на мраморном крыльце, чтобы как положено приветствовать возвращающегося домой лорда Клэнмара.
– Ты тоже там будешь? – с надеждой спросила Маура. – Тоже будешь встречать лорда Клэнмара?
Кирон рассмеялся и сильной ловкой рукой взъерошил густые кудряшки девочки.
– Что ты, Маура, хорош я буду рядом с горничными! Я поздороваюсь с его светлостью, когда подвернется случай.
– И я с тобой, – отозвалась Маура, решившая не упустить такую потрясающую возможность. – Я первая встречу их, когда они вернутся, вот увидишь!
Когда тяжелая дубовая дверь затворилась за тремя крошечными фигурками, Маура поднялась, ужасно довольная собой. Она таки первой увидела лорда Клэнмара и, как могла, поздоровалась с ним. Но самое невероятное: ее приветствие не только заметили – ей даже ответили!
По дороге назад к роще она представила, как удивится Киром, услышав ее рассказ, и тихонько рассмеялась. Маура сомневалась, рассказать ли о случившемся маме, и, поразмыслив, решила, что, пожалуй, лучше промолчать. Однажды мама под нажимом Кирона призналась, что во всем графстве Уиклоу нет лучшего хозяина, чем лорд Клэнмар, и за это можно ему простить, что он англичанин и протестант – такое в их краях случалось крайне редко.
Маура и раньше, еще совсем крохой, не понимала, почему мама так неохотно рассказывает о его светлости и о Баллачармише. Потом ей пришло в голову, что, если бы ее взяли работать в усадьбу, а потом выгнали из-за низкого происхождения, она бы тоже не любила вспоминать хозяев и их дом.
Зеленая роща встретила Мауру свежестью и прохладой. Девочка размышляла: маму уволили именно из-за леди Дэлзил, это она настояла на увольнении. Но раз леди Дэлзил больше нет, маму могут взять обратно. Вот было бы здорово! У Мауры захватило дух. Подумать страшно, не то, что Кирону сказать.
Легкий ветерок со стороны деревни доносил запахи навоза и свиной требухи. Маура с явным неудовольствием сморщила носик. Если маму возьмут обратно горничной, ей, по крайней мере, не придется жить в этой ужасной грязи и бедности. Она переедет в большой дом, как прежде, будет спать на настоящей кровати, а не на проеденном мышами соломенном тюфяке, и завтракать овсянкой с молоком за большим столом в комнате прислуги.
Внезапно личико Мауры омрачилось: если маму позовут в Баллачармиш, ей не разрешат взять с собой дочку, а на это мама никогда не пойдет. Как обидно, Маура так здорово все продумала! Девочка прикидывала так и этак, как убедить маму, что она одна не пропадет. А если поделиться с Кироном? Может, он уговорит маму? С землей Маура справится. Она знала, как выращивают картошку и овес, и за курами давно присматривала и даже за старенькой козой. Маура так задумалась, что забыла обо всем на свете, и с размаху напоролась ногой на торчащую из земли корягу. От неожиданности у нее вырвалось слово, которое в сердцах повторял Кирон, когда давал волю своим чувствам, но Маура тут же вернулась к своим мыслям. Что, если лорд Клэнмар попросит экономку поговорить с мамой о возвращении в Баллачармиш, а мама откажется, потому что не захочет оставить Мауру одну? От этой мысли девочка оцепенела и забыла о боли в ноге.
Внизу за деревьями виднелись деревенские лачуги, соседи Мауры копошились на картофельных полях. Надо поговорить с мамой, поделиться надеждой, объяснить, что Маура только и мечтает, чтобы мама вернулась в Баллачармиш.
Решение было принято, и девочка успокоилась. Она всегда надеялась на лучшее и внезапно почувствовала уверенность, что лорд Клэнмар непременно попросит экономку вернуть ее маму в большой дом и мама согласится. А как же иначе? Разве можно отказаться от чудесного, волшебного, сказочного Баллачармиша?
– …я подумала, что надо сначала поговорить с тобой, чтобы ты знала – я справлюсь одна, – с торжествующим видом закончила Маура час спустя.
Мать устало складывала куски нарезанного торфа позади лачуги, от работы у нее сильно болела спина.
Мэри распрямилась, слова дочки привели ее в замешательство.
– Конечно, справишься, дочка. Только я ничего не поняла.
– Мамочка, лорд Клэнмар приехал, он обязательно захочет, чтобы ты вернулась в Баллачармиш, ты должна согласиться. Ну, пожалуйста, мамочка, не отказывайся!
Мать с негодованием покачала головой и вернулась к работе. К двадцати девяти годам тяжелая деревенская жизнь уже состарила ее. В изможденной женщине с потрескавшимися и огрубевшими руками с трудом можно было разглядеть былую красавицу.
– Маура, если бы я тебя не знала, я бы подумала, что ты наслушалась Кирона. Лорд Клэнмар, как же! – Мэри положила очередной кусок торфа в стопку и устало улыбнулась наивности дочки. – Такие, как его светлость, дочка, просто не замечают прислугу. Как только тебе в голову пришла эта чепуха?
– Мамочка, ты не такая, как все! – не сдавалась Маура с мольбой в глазах. – Тебя же не через дублинское агентство нашли! Только ты из всей деревни работала в Баллачармише и сейчас живешь здесь! Лорд Клэнмар не забыл тебя, я уверена, не забыл!
Мать остановилась и прижала руку к ноющей пояснице. Лицо ее приняло странное выражение, она смотрела не на Мауру, а вдаль, за деревушку – на дорогу, ведущую в Баллачармиш.
Мауре стало немного не по себе. Так происходило всегда, когда мама что-то вспоминала. Чуть выждав, девочка осторожно продолжила:
– Я могу жить одна, я не боюсь, мамочка. Кирон поможет и…
Мать очнулась и, стряхивая оцепенение, повернулась к девочке.
– Ты несешь чепуху, Маура Сэлливан, и прекрасно знаешь это, – отрезала Мэри. – Лучше займись делом и подавай мне торф.
Маура нагнулась и подняла кусок черного сырого торфа. Нельзя, чтобы разговор закончился ничем. Надо убедить маму, что всем будет лучше. Маура протянула кусок торфа и упрямо продолжила:
– Леди Дэлзил умерла, почему бы тебе не вернуться в большой дом?
– Нет, Маура. – Девочка никогда не слышала в голосе матери такой обреченности.
Мэри сложила торф ровной стопкой, вытерла руки о латаную-перелатаную юбку и неуверенно сказала:
– Я слышала, какие сплетни ходили по деревне, когда меня уволили, но уж никак не думала, что ты в них поверишь. Чепуха все это. Давно надо было рассказать тебе, как все было.
– Все? – Сердце Мауры учащенно забилось. – Но и так всем известно, мамочка. Леди Дэлзил…
– Маура, леди Дэлзил не имела никакого отношения к моему увольнению.
Мэри побледнела и застыла, Мауру охватило нехорошее предчувствие.
– Мамочка, зря я сказала об этом… – торопливо начала она, жалея, что завела разговор, и боясь услышать то, что могла поведать мать.
– Я ушла из Баллачармиша по своей воле, – волнуясь, продолжала Мэри. – У меня были на то причины.
Маура удивленно уставилась на мать.
– Но ведь… – запнулась она. – Я не понимаю… Казалось, огромная тяжесть сдавила девочке грудь, мешая дышать. – Зачем ты это сделала? Как ты могла?
Мать перевела взгляд с девочки на дорогу, ведущую в Баллачармиш.
– У меня были на то причины, – глухо повторила она, глаза ее потемнели.
Маура ничего не понимала.
– Я ушла и не вернусь никогда. И хватит об этом, Маура. Перестань болтать глупости, забудь про Баллачармиш.
На следующее утро Кирон шагал мимо надела Сэлливанов, собака мистера Фицджеральда бежала рядом.
– Его светлость вернулся и начинает наводить порядок! – крикнул он Мауре. Выцветшая голубая рубаха на нем была распахнута, штаны заправлены в высокие сапоги, доставшиеся ему от мистера Фицджеральда. – Он поднялся на рассвете, и теперь объезжает поля с управляющим. А потом собирается заглянуть сюда, в деревню. Скажи матери, пусть приготовится.
– Лорд Клэнмар приедет сюда, в деревню? – Маура не верила своим ушам. Она бросила полоть картофель и присела на корточки.
Кирон кивнул и хмыкнул от удовольствия, предвкушая представление.
– Мистер Фицджеральд говорит, что его светлость всегда так делает, когда возвращается домой. В этот раз его не было дольше обычного. Поэтому его интересует каждая мелочь, он хочет встретиться со всеми в деревне, даже с отпетыми пьянчугами.
Маура вспомнила О'Флаэрти и Мерфи, которые не просыхали от крепчайшего самогона. За свои восемь лет она ни разу не видела старика Мерфи трезвым и сомневалась, что лорду Клэнмару повезет больше.
– Пойду, скажу маме. – Маура встала. – Только, по-моему, она не обрадуется.
– Может, он не всех навестит, а может, и всех. Кто его знает, – произнес Кирон с надеждой, не подозревая, что этим еще больше расстраивает Мауру. – Мистер Фицджеральд говорит, что его светлость вчера даже остался на чай у отца Коннели.
«Святые угодники! – Маура представила лорда Клэнмара в их грязной лачуге и побледнела. – Господи, только бы он не вошел к нам! Каково будет маме, как она переживет такой позор, она ведь прислуживала его светлости в большом зале!»
Маура стремглав бросилась домой, не попрощавшись с Кироном. С ней такое случилось впервые. Даже мистер Фицджеральд никогда не заходил в деревенские лачуги. Желая отчитать кого-нибудь из работников, он просто подъезжал к хижине по загаженной свиньями дороге и вызывал провинившегося. Расправа совершалась прямо на месте – виноватый рвал на себе волосы, пытаясь разжалобить управляющего, и это всегда удавалось. По дороге домой Маура заметила, что новость о возможном приезде лорда Клэнмара уже разнеслась по всей деревне. Женщины озабоченно собирались на крылечках, а мужчины бросили работу и хмуро потянулись домой.
Не обращая на них внимания, Маура бежала по дороге к своей хижине, стоявшей чуть поодаль от остальных. Мать сидела на крылечке и латала юбку, уже давно представлявшую собой заплатку на заплатке. И Маура еще раз убедилась, что мама не похожа на других женщин в деревне. Никто из соседок не умел шить. Мама научилась этому от тетушки, знавшей английский, и как величайшую драгоценность берегла иголки, нитки, ножницы и лоскутки в память о работе в Дублинском замке. Мать в тревоге подняла глаза на Мауру.
– Что случилось? – забеспокоилась она. – Опять Кирон?
– Ничего не случилось, – запыхавшись после быстрого бега, ответила девочка. – Просто Кирон сказал, что лорд Клэнмар сейчас объезжает поля, а потом заедет сюда!
Известие подействовало на мать как гром среди ясного неба.
– Сюда? – растерянно повторила она, лицо ее побелело. – Он заедет сюда?
Маура кивнула. Не знай она, что мама добровольно отказалась от работы в Баллачармише, сейчас была бы на седьмом небе от счастья: ведь она увидит живого лорда Клэнмара. Но теперь девочка понимала, что в поместье мать обидели и что ей будет очень неловко в присутствии его светлости, это посещение не доставит ей радости.
– Это правда, Кирон узнал от самого мистера Фицджеральда. Еще Кирон сказал, что лорд Клэнмар задержался вчера на чаепитии у отца Коннели и здесь тоже может остаться на чай.
Глубоко вздохнув и стараясь справиться с охватившим ее волнением, мать закончила шитье и оторвала нитку.
– Значит, Кирон глуп, и его светлость тоже, – с вызовом произнесла она. – Чай, как же! Откуда здесь чай!
Мэри встала и вошла в их маленькую темную хижину.
– Самогон у старика Мерфи, вот и все угощение!
Стоя в дверях, Маура смотрела, как мать убирает иголки и нитки в большой деревянный сундук, доставшийся ей в наследство от тетушки. Другой мебели в доме не было. Мать старалась ничем не выдать своего волнения, но Маура заметила, что она очень расстроена. У нее дрожали руки, и она избегала смотреть на дочь. Склонившись над сундуком, она делала вид, что наводит в нем порядок.
– Давай уйдем куда-нибудь, когда он появится, – предложила Маура, пытаясь скрыть досаду.
Мать медленно убрала в сундук починенную одежду, поднялась и замерла. Когда Мэри повернулась к дочери, она уже окончательно справилась с волнением и успокоилась.
– Это – бегство, Маура, а нам незачем убегать. Сейчас же марш к бочке с водой и отмойся, а то его светлость примет тебя за одну из Мерфи.
Маура кинулась к бочке. Она все-таки увидит его светлость, и даже совсем близко, как иногда мистера Фицджеральда! Интересно, он приедет в Киллари в коляске или верхом, один или с внучкой? Господи, хоть бы он приехал с внучкой! А если он и вправду будет с внучкой, узнает ли она Мауру? А вдруг узнает и ужаснется или презрительно рассмеется?
Еще накануне Кирон предупредил ее, что ждать, возможно, придется долго – перед возвращением в Баллачармиш лорд Клэнмар с внучкой могут задержаться на несколько дней в Дублине.
– Он ведь так долго не был дома. Дублин совсем близко, как можно задерживаться? – недоумевала девочка.
Кирон снисходительно улыбнулся:
– Ты что, думаешь, у него только один дом? У него, наверное, и в Англии дома есть, а может, даже и в России.
Маура не знала, где Россия, но по голосу Кирона поняла, что это где-то очень-очень далеко, еще дальше, чем Англия.
– Он жил там все это время? – поинтересовалась девочка, уверенная, что Кирон скажет правду, а не станет выдумывать небылицы, только бы она отвязалась.
Кирон свистом подозвал собаку мистера Фицджеральда. Его мало трогало, что люди увидят, как он разговаривает с восьмилетней девочкой. Мать Мауры приходилась троюродной сестрой его матери. С тех пор как мистер Финджеральд посетил деревенскую школу в поисках крепкого паренька, способного помочь с тяжелой работой в усадьбе, и выбрал Кирона, юноша не упускал случая позаботиться о Сэлливанах, таская для них из усадьбы яйца и овощи. Его дары принимались с благодарностью.
Пятнадцать лет назад запряженная рысаком двуколка увезла гордячку Мэри Сэлливан с ее городским дядюшкой из Киллари Дублин. Год спустя родители Мэри взахлеб рассказывали всем в деревне, что с помощью тетушки, которая знала английский, Мэри устроилась горничной в Дублинский замок. В деревне не очень-то верили этим рассказам, пока через пять лет Мэри не вернулась из Дублина в родную лачугу, чтобы ухаживать за умирающей матерью. Через несколько дней, к полнейшему изумлению Флиннов, О Флаэрти и Мерфи, Мэри Сэлливан взяли в усадьбу горничной. Но везение длилось недолго. Спустя несколько месяцев сын лорда Клэнмара женился. В деревне поговаривали, будто невестка лорда Клэнмара не захотела, чтобы ей прислуживала простая деревенская девушка, пусть даже и очень расторопная, и сразу после отъезда лорда Клэнмара за границу Мэри уволили.
Мать Мэри к тому времени умерла, и Мэри вернулась в Дублин. Однако теперь для нее в замке работы не нашлось. Дядюшка с тетушкой тоже сошли в могилу, а через полгода отчаяние и голод вынудили Мэри вернуться домой, но ужаснее всего было то, что она ждала ребенка. Она уже больше не важничала, а жила за счет надела, арендованного у лорда Клэнмара еще ее родителями.
Маура уперлась локтями в поцарапанные коленки и уткнулась подбородком в кулачки. Она знала, что раньше мама работала в поместье, и это казалось ей волшебным сном. Кирон говорил, что никто из деревенских никогда не прислуживал в доме, прислугу всегда нанимали через агентство в Дублине. Только для мамы сделали исключение. Мама не такая, как все. Она необыкновенная.
Взгляд Мауры скользнул по косогору, поросшему утесником, и остановился на усадьбе, окруженной парком, на большом белом доме в стиле королевы Анны, так не похожем на ирландские усадьбы и очень красивом на фоне величественных гор. Баллачармиш. Какое волшебное слово! Заветной мечтой Мауры было побывать в имении, подойти к дому по дорожке, которая вела к заднему крыльцу, – по ней к дому подвозили провизию. Маура мечтала заглянуть на кухню, в кладовые и, конечно, в большой зал, где мама прислуживала лорду Клэнмару и всей семье.
Маура хорошо представляла себе необыкновенную отделку большого зала, потому что, хотя мама и неохотно рассказывала о Баллачармише, Кирон делился с Маурой всем, что видел. Однажды под Рождество экономка попросила его привезти и установить в углу большого зала елку, на немецкий манер. Кирон рассказал Мауре, как обернул башмаки чистыми тряпками, прежде чем перешагнуть порог дома и ступить на серебристый, во весь зал ковер, мягкий и упругий, как шерсть ягненка. Кирон рассказал Мауре о диванах и креслах, обитых лимонно-желтым шелком, об огромных зеркалах на светлых крашеных стенах, о массивных люстрах, спускающихся с лепного потолка. Девочка представила себе все эти чудеса и восторженно вздохнула. Кирон сказал, что внучке лорда Кэнмара семь лет, она – сирота и зовут ее леди Изабел Дэлзил. Еще он говорил, что сейчас в Баллачармише ужасная суматоха – наводят порядок в комнатах, с чердаков спускают убранную за ненадобностью мебель, готовят комнаты для горничной, няни и гувернантки, которые приедут с леди Изабел.
Вдруг Маура заметила вдали на дороге движение. Справа, по дороге из Киллари, по направлению к Баллачармишу двигалась темная точка. Горничные, нянюшки и гувернантки мигом вылетели у Мауры из головы, она вскочила и заслонила ладошкой глаза от июньского солнца. Это они! Кто же еще может так мчаться?! Повозки торговцев, время от времени наезжающих в усадьбу из Рэтдрама, обычно медленно, со скрипом тащатся по дороге, а мистер Фицджеральд передвигается только верхом.
Коляска ненадолго скрылась за пригорком, затем появилась опять, и Маура разглядела две сидящие в ней фигурки, большую и маленькую, обе в трауре. Когда коляска огибала подножие холма, маленькая фигурка вдруг обернулась и посмотрела вверх. Под черной шляпкой с лентами Маура разглядела бледное заостренное личико и светлые волосы. Она восторженно замахала рукой. Карета подъезжала к лиственничной роще и уже почти скрылась, когда Маура увидела, что девочка машет ей в ответ. Что потрясло Мауру. Неужели это ей помахала внучка лорда Кэнмара? Святые угодники! Что она наделала? Они, наверное, ошиблись и приняли ее за другую.
Маура заворожено наблюдала, как коляска выехала из леса и приблизилась к усадьбе, как дворецкие бросились открывать кованые железные ворота, как через парк коляска подкатила к парадному крыльцу. Маура никак не могла разобрать, кто там в темном платье встречает лорда Клэнмара с внучкой. Должно быть, дворецкий Рендлешем родом из Дублина. Кирон говорил, что Рендлешем велел прислуге выстроиться на мраморном крыльце, чтобы как положено приветствовать возвращающегося домой лорда Клэнмара.
– Ты тоже там будешь? – с надеждой спросила Маура. – Тоже будешь встречать лорда Клэнмара?
Кирон рассмеялся и сильной ловкой рукой взъерошил густые кудряшки девочки.
– Что ты, Маура, хорош я буду рядом с горничными! Я поздороваюсь с его светлостью, когда подвернется случай.
– И я с тобой, – отозвалась Маура, решившая не упустить такую потрясающую возможность. – Я первая встречу их, когда они вернутся, вот увидишь!
Когда тяжелая дубовая дверь затворилась за тремя крошечными фигурками, Маура поднялась, ужасно довольная собой. Она таки первой увидела лорда Клэнмара и, как могла, поздоровалась с ним. Но самое невероятное: ее приветствие не только заметили – ей даже ответили!
По дороге назад к роще она представила, как удивится Киром, услышав ее рассказ, и тихонько рассмеялась. Маура сомневалась, рассказать ли о случившемся маме, и, поразмыслив, решила, что, пожалуй, лучше промолчать. Однажды мама под нажимом Кирона призналась, что во всем графстве Уиклоу нет лучшего хозяина, чем лорд Клэнмар, и за это можно ему простить, что он англичанин и протестант – такое в их краях случалось крайне редко.
Маура и раньше, еще совсем крохой, не понимала, почему мама так неохотно рассказывает о его светлости и о Баллачармише. Потом ей пришло в голову, что, если бы ее взяли работать в усадьбу, а потом выгнали из-за низкого происхождения, она бы тоже не любила вспоминать хозяев и их дом.
Зеленая роща встретила Мауру свежестью и прохладой. Девочка размышляла: маму уволили именно из-за леди Дэлзил, это она настояла на увольнении. Но раз леди Дэлзил больше нет, маму могут взять обратно. Вот было бы здорово! У Мауры захватило дух. Подумать страшно, не то, что Кирону сказать.
Легкий ветерок со стороны деревни доносил запахи навоза и свиной требухи. Маура с явным неудовольствием сморщила носик. Если маму возьмут обратно горничной, ей, по крайней мере, не придется жить в этой ужасной грязи и бедности. Она переедет в большой дом, как прежде, будет спать на настоящей кровати, а не на проеденном мышами соломенном тюфяке, и завтракать овсянкой с молоком за большим столом в комнате прислуги.
Внезапно личико Мауры омрачилось: если маму позовут в Баллачармиш, ей не разрешат взять с собой дочку, а на это мама никогда не пойдет. Как обидно, Маура так здорово все продумала! Девочка прикидывала так и этак, как убедить маму, что она одна не пропадет. А если поделиться с Кироном? Может, он уговорит маму? С землей Маура справится. Она знала, как выращивают картошку и овес, и за курами давно присматривала и даже за старенькой козой. Маура так задумалась, что забыла обо всем на свете, и с размаху напоролась ногой на торчащую из земли корягу. От неожиданности у нее вырвалось слово, которое в сердцах повторял Кирон, когда давал волю своим чувствам, но Маура тут же вернулась к своим мыслям. Что, если лорд Клэнмар попросит экономку поговорить с мамой о возвращении в Баллачармиш, а мама откажется, потому что не захочет оставить Мауру одну? От этой мысли девочка оцепенела и забыла о боли в ноге.
Внизу за деревьями виднелись деревенские лачуги, соседи Мауры копошились на картофельных полях. Надо поговорить с мамой, поделиться надеждой, объяснить, что Маура только и мечтает, чтобы мама вернулась в Баллачармиш.
Решение было принято, и девочка успокоилась. Она всегда надеялась на лучшее и внезапно почувствовала уверенность, что лорд Клэнмар непременно попросит экономку вернуть ее маму в большой дом и мама согласится. А как же иначе? Разве можно отказаться от чудесного, волшебного, сказочного Баллачармиша?
– …я подумала, что надо сначала поговорить с тобой, чтобы ты знала – я справлюсь одна, – с торжествующим видом закончила Маура час спустя.
Мать устало складывала куски нарезанного торфа позади лачуги, от работы у нее сильно болела спина.
Мэри распрямилась, слова дочки привели ее в замешательство.
– Конечно, справишься, дочка. Только я ничего не поняла.
– Мамочка, лорд Клэнмар приехал, он обязательно захочет, чтобы ты вернулась в Баллачармиш, ты должна согласиться. Ну, пожалуйста, мамочка, не отказывайся!
Мать с негодованием покачала головой и вернулась к работе. К двадцати девяти годам тяжелая деревенская жизнь уже состарила ее. В изможденной женщине с потрескавшимися и огрубевшими руками с трудом можно было разглядеть былую красавицу.
– Маура, если бы я тебя не знала, я бы подумала, что ты наслушалась Кирона. Лорд Клэнмар, как же! – Мэри положила очередной кусок торфа в стопку и устало улыбнулась наивности дочки. – Такие, как его светлость, дочка, просто не замечают прислугу. Как только тебе в голову пришла эта чепуха?
– Мамочка, ты не такая, как все! – не сдавалась Маура с мольбой в глазах. – Тебя же не через дублинское агентство нашли! Только ты из всей деревни работала в Баллачармише и сейчас живешь здесь! Лорд Клэнмар не забыл тебя, я уверена, не забыл!
Мать остановилась и прижала руку к ноющей пояснице. Лицо ее приняло странное выражение, она смотрела не на Мауру, а вдаль, за деревушку – на дорогу, ведущую в Баллачармиш.
Мауре стало немного не по себе. Так происходило всегда, когда мама что-то вспоминала. Чуть выждав, девочка осторожно продолжила:
– Я могу жить одна, я не боюсь, мамочка. Кирон поможет и…
Мать очнулась и, стряхивая оцепенение, повернулась к девочке.
– Ты несешь чепуху, Маура Сэлливан, и прекрасно знаешь это, – отрезала Мэри. – Лучше займись делом и подавай мне торф.
Маура нагнулась и подняла кусок черного сырого торфа. Нельзя, чтобы разговор закончился ничем. Надо убедить маму, что всем будет лучше. Маура протянула кусок торфа и упрямо продолжила:
– Леди Дэлзил умерла, почему бы тебе не вернуться в большой дом?
– Нет, Маура. – Девочка никогда не слышала в голосе матери такой обреченности.
Мэри сложила торф ровной стопкой, вытерла руки о латаную-перелатаную юбку и неуверенно сказала:
– Я слышала, какие сплетни ходили по деревне, когда меня уволили, но уж никак не думала, что ты в них поверишь. Чепуха все это. Давно надо было рассказать тебе, как все было.
– Все? – Сердце Мауры учащенно забилось. – Но и так всем известно, мамочка. Леди Дэлзил…
– Маура, леди Дэлзил не имела никакого отношения к моему увольнению.
Мэри побледнела и застыла, Мауру охватило нехорошее предчувствие.
– Мамочка, зря я сказала об этом… – торопливо начала она, жалея, что завела разговор, и боясь услышать то, что могла поведать мать.
– Я ушла из Баллачармиша по своей воле, – волнуясь, продолжала Мэри. – У меня были на то причины.
Маура удивленно уставилась на мать.
– Но ведь… – запнулась она. – Я не понимаю… Казалось, огромная тяжесть сдавила девочке грудь, мешая дышать. – Зачем ты это сделала? Как ты могла?
Мать перевела взгляд с девочки на дорогу, ведущую в Баллачармиш.
– У меня были на то причины, – глухо повторила она, глаза ее потемнели.
Маура ничего не понимала.
– Я ушла и не вернусь никогда. И хватит об этом, Маура. Перестань болтать глупости, забудь про Баллачармиш.
* * *
Мать уже давно уснула, а Мауре все не спалось. Слезинки блестели у нее на ресницах. Мама часто рассказывала ей сказки, чтобы успокоить, но сегодняшний разговор был совсем не сказочный. Маура поняла, что мама ушла из Баллачармиша по своей воле, а не потому, что этого захотела леди Дэлзил, но почему мама так поступила, все равно оставалось непонятно. «Почему она ушла? Впрочем, теперь это не так уж и важно», – беспокойно ворочалась на тюфяке девочка. По голосу матери Маура поняла, что своего решения та не переменит. О возвращении не может быть и речи. Мечта, согревавшая девочку, растаяла, и Маура горько расплакалась от обиды. Потом крепко зажмурилась, пытаясь остановить слезы, и вдруг вспомнила, как внучка лорда Клэнмара помахала ей в ответ. Маура воспрянула духом. Не так уж все плохо. Она и думать не смела, что на ее приветствие ответят. Вот бы увидеть леди Изабел Дэлзил еще раз! Вдруг она опять заметит Мауру!На следующее утро Кирон шагал мимо надела Сэлливанов, собака мистера Фицджеральда бежала рядом.
– Его светлость вернулся и начинает наводить порядок! – крикнул он Мауре. Выцветшая голубая рубаха на нем была распахнута, штаны заправлены в высокие сапоги, доставшиеся ему от мистера Фицджеральда. – Он поднялся на рассвете, и теперь объезжает поля с управляющим. А потом собирается заглянуть сюда, в деревню. Скажи матери, пусть приготовится.
– Лорд Клэнмар приедет сюда, в деревню? – Маура не верила своим ушам. Она бросила полоть картофель и присела на корточки.
Кирон кивнул и хмыкнул от удовольствия, предвкушая представление.
– Мистер Фицджеральд говорит, что его светлость всегда так делает, когда возвращается домой. В этот раз его не было дольше обычного. Поэтому его интересует каждая мелочь, он хочет встретиться со всеми в деревне, даже с отпетыми пьянчугами.
Маура вспомнила О'Флаэрти и Мерфи, которые не просыхали от крепчайшего самогона. За свои восемь лет она ни разу не видела старика Мерфи трезвым и сомневалась, что лорду Клэнмару повезет больше.
– Пойду, скажу маме. – Маура встала. – Только, по-моему, она не обрадуется.
– Может, он не всех навестит, а может, и всех. Кто его знает, – произнес Кирон с надеждой, не подозревая, что этим еще больше расстраивает Мауру. – Мистер Фицджеральд говорит, что его светлость вчера даже остался на чай у отца Коннели.
«Святые угодники! – Маура представила лорда Клэнмара в их грязной лачуге и побледнела. – Господи, только бы он не вошел к нам! Каково будет маме, как она переживет такой позор, она ведь прислуживала его светлости в большом зале!»
Маура стремглав бросилась домой, не попрощавшись с Кироном. С ней такое случилось впервые. Даже мистер Фицджеральд никогда не заходил в деревенские лачуги. Желая отчитать кого-нибудь из работников, он просто подъезжал к хижине по загаженной свиньями дороге и вызывал провинившегося. Расправа совершалась прямо на месте – виноватый рвал на себе волосы, пытаясь разжалобить управляющего, и это всегда удавалось. По дороге домой Маура заметила, что новость о возможном приезде лорда Клэнмара уже разнеслась по всей деревне. Женщины озабоченно собирались на крылечках, а мужчины бросили работу и хмуро потянулись домой.
Не обращая на них внимания, Маура бежала по дороге к своей хижине, стоявшей чуть поодаль от остальных. Мать сидела на крылечке и латала юбку, уже давно представлявшую собой заплатку на заплатке. И Маура еще раз убедилась, что мама не похожа на других женщин в деревне. Никто из соседок не умел шить. Мама научилась этому от тетушки, знавшей английский, и как величайшую драгоценность берегла иголки, нитки, ножницы и лоскутки в память о работе в Дублинском замке. Мать в тревоге подняла глаза на Мауру.
– Что случилось? – забеспокоилась она. – Опять Кирон?
– Ничего не случилось, – запыхавшись после быстрого бега, ответила девочка. – Просто Кирон сказал, что лорд Клэнмар сейчас объезжает поля, а потом заедет сюда!
Известие подействовало на мать как гром среди ясного неба.
– Сюда? – растерянно повторила она, лицо ее побелело. – Он заедет сюда?
Маура кивнула. Не знай она, что мама добровольно отказалась от работы в Баллачармише, сейчас была бы на седьмом небе от счастья: ведь она увидит живого лорда Клэнмара. Но теперь девочка понимала, что в поместье мать обидели и что ей будет очень неловко в присутствии его светлости, это посещение не доставит ей радости.
– Это правда, Кирон узнал от самого мистера Фицджеральда. Еще Кирон сказал, что лорд Клэнмар задержался вчера на чаепитии у отца Коннели и здесь тоже может остаться на чай.
Глубоко вздохнув и стараясь справиться с охватившим ее волнением, мать закончила шитье и оторвала нитку.
– Значит, Кирон глуп, и его светлость тоже, – с вызовом произнесла она. – Чай, как же! Откуда здесь чай!
Мэри встала и вошла в их маленькую темную хижину.
– Самогон у старика Мерфи, вот и все угощение!
Стоя в дверях, Маура смотрела, как мать убирает иголки и нитки в большой деревянный сундук, доставшийся ей в наследство от тетушки. Другой мебели в доме не было. Мать старалась ничем не выдать своего волнения, но Маура заметила, что она очень расстроена. У нее дрожали руки, и она избегала смотреть на дочь. Склонившись над сундуком, она делала вид, что наводит в нем порядок.
– Давай уйдем куда-нибудь, когда он появится, – предложила Маура, пытаясь скрыть досаду.
Мать медленно убрала в сундук починенную одежду, поднялась и замерла. Когда Мэри повернулась к дочери, она уже окончательно справилась с волнением и успокоилась.
– Это – бегство, Маура, а нам незачем убегать. Сейчас же марш к бочке с водой и отмойся, а то его светлость примет тебя за одну из Мерфи.
Маура кинулась к бочке. Она все-таки увидит его светлость, и даже совсем близко, как иногда мистера Фицджеральда! Интересно, он приедет в Киллари в коляске или верхом, один или с внучкой? Господи, хоть бы он приехал с внучкой! А если он и вправду будет с внучкой, узнает ли она Мауру? А вдруг узнает и ужаснется или презрительно рассмеется?