Пембертон Маргарет. Площадь Магнолий

   — Война закончилась, милый, — дрожащим голосом произнесла она. — Японцы сдались, воцарился мир!
   Супруг стоял у камина с двумя самодельными плакатами, висевшими у него на груди и на спине, он обжег ее ненавидящим взглядом и затрясся от злости.
   — Поэтому, дорогой, — еще сильнее волнуясь, промолвила Дорис, — нужда в демонстрации отпала. Люди могут тебя не понять, ведь война-то окончилась…
   — Но все еще бушует битва невидимых сил! — взмахнув кулаком, громоподобно пророкотал Уилфред.
   На его плакате красными большими буквами было написано: «Покайтесь, ибо близится конец света!»
   — Имеющий уши да услышит! — завопил Шарки. — Пал великий Вавилон, и населили его дьяволы…
   Он принялся расхаживать по коридору. Дорис закрыла руками лицо и взмолилась:
   — Пожалуйста, не выходи на улицу с этими плакатами! Мистеру Джайлсу это не понравится, он может отстранить тебя от должности церковного старосты…
   — Я пророк Иеговы, а твой мистер Джайлс — апостол дьявола! Английская церковь — не что иное, как плод греховного извращения!
   Ощутив всю тщетность своих усилий и окончательно впав в отчаяние, Дорис разрыдалась. По щекам ее текли слезы. Уилфред не унимался с тех самых пор, как Дэниел и Боб Джайлс привели его из церкви домой. Образумить его не смог даже доктор Робертс, Уилфред постоянно бредил. А теперь он надумал в таком ужасном виде, выйти на площадь. Что же это будет? Мальчишки поднимут его на смех и закидают камнями, а нормальные люди станут обходить его стороной. Слезы лились неудержимо: она сама уже его боялась. Он обзывал ее мерзостной блудницей и прелюбодейкой. Мистер Джайлс и доктор Робертс сказали, что ему требуются покой и отдых и что он, возможно, вскоре вновь станет таким, как прежде. Дорис нашла в этом для себя мало утешительного.
   — Пожалуйста, не выходи из дома, Уилфред! — снова взмолилась она, не представляя, как ей жить дальше, если муж ее опозорит. — Сейчас все радуются и веселятся, поэтому…
   — Изыди, сатана! — пророкотал супруг, направляясь в коридор. — Ибо печешься ты не о божественном, а о мирском!
   Он задел плакатом вешалку и, раздраженно передернув плечами, воскликнул:
   — И святой огонь низвергся с небес на землю! И приблизился конец света!
   Вне себя от отчаяния, Дорис закрыла глаза. Уилфред ничего не воспринимал, кроме картин, рождавшихся в его воспаленном мозгу. Он помешался на огне и блудницах. Доктор Робертс объяснил это шоком от известия об атомных бомбардировках Хиросимы и Нагасаки. Он назвал поведение Уилфреда «временным нервным срывом», или посттравматическим психозом, обусловленным длительным перенапряжением. Но Дорис это не убедило. Уилфред всегда отличался странностями и частенько в качестве подтверждения своих мыслей цитировал Библию, которую знал наизусть. И если настойчивое упоминание священного огня еще могло объясняться ужасами бомбардировок и пожаров, то навязчивые идеи о блудницах никак нельзя было связать с трудностями военной поры.
   — Проститутки! — закричал Уилфред, словно бы прочитав ее мысли. — Развратницы и греховодницы! — Он шагнул к порогу, готовый распахнуть дверь.
   Снаружи доносились звуки пения «Да пребудет Англия вовеки!», гудки автомобильных клаксонов, отголоски возбужденных возгласов соседей — Гарриетты Годфри, Лии Зингер, Хетти Коллинз и Мейвис Ломакс. Представив себе реакцию Мейвис на бессвязные выкрики Уилфреда насчет проституток и блудниц, Дорис едва не упала в обморок. Она не могла допустить, чтобы ее супруг выставил себя посмешищем, его во что бы то ни стало следовало остановить! Как только муж распахнул дверь, Дорис прыгнула и вцепилась в щит с плакатом, что висел у него на спине. Передний щит придавил ему горло. Уилфред раскрыл от удушья рот и вытаращил глаза. В следующий миг на площади появилась их дочь, направляющаяся домой. Дорис захлопнула дверь и облегченно вздохнула: помощь была близка.
   Пруденция промчалась мимо «Лебедя», даже не обернувшись на окрик его хозяйки, желавшей узнать, не объявят ли завтра выходной и не повалит ли народ на радостях в пивную. Пруденцию не волновало, станет ли следующий день праздничным, она думала только о том, что ее сумасшедший папаша вот-вот выйдет из дома и тогда мать умрет от стыда.
   Завидев дочь, отец поправил на груди плакат и, набрав полную грудь воздуха, заорал:
   — Почему ты не на работе?
   О блудницах и огне он на время забыл.
   — Меня отпустили сегодня пораньше. Папа, ты забыл надеть ботинок на правую ногу. Успокойся, отдохни!
   — Ботинок? — Уилфред недоуменно посмотрел на ноги. Воспользовавшись его замешательством, Пруденция схватила его за плечи, развернула и затолкала подальше от греха, в гостиную. Не давая отцу опомниться, она сказала:
   — Позволь мне снять эти плакаты. Сегодня вторник, а их можно носить только по выходным. — Это заявление окончательно сбило Уилфреда с толку, а хитрая Пруденция тем временем стала снимать с него щиты, приговаривая: — Всему свое время, папа, так сказано в Писании. А для желающих выйти на площадь с плакатами выделена суббота.
   Щиты словно бы в подтверждение ее слов с грохотом упали на пол.
   — Слава Богу, Пруденция, что ты вовремя подоспела! И как тебе удалось его успокоить? Я ничего не могла с ним поделать, он меня и слушать не желал…
   Кто-то легонько постучал в дверь.
   — И явился Всемогущий Господь в окружении молний и ангелов небесных! — завопил очнувшийся и снова вошедший в раж Уилфред.
   Мать и дочь испуганно переглянулись. А вдруг это пришел кто-то из соседей, чтобы позвать их на гулянье по случаю победы? И что подумают люди, если Уилфред обрушит на них свои проклятия и угрозы? Стук в дверь повторился, на этот раз стучали настойчивее.
   — Должно быть, это мистер Джайлс, а может быть, доктор Робертс, — дрожащим голосом предположила Дорис.
   — Стучите — и вам откроется! — провозгласил Уилфред и шагнул к двери гостиной, чтобы выйти в коридор.
   Но метнувшаяся наперерез, словно молния, дочь перехватила инициативу, заботливо промолвив:
   — Позволь мне взглянуть, кто пришел, папа! Может быть, это не достойный тебя человек.
   Уилфред застыл на месте, снова парализованный ловким маневром находчивой Пруденции. Ведь и в самом деле не всякий простой смертный достоин аудиенции пророка.
   Лелея в сердце надежду, что за дверью действительно викарий или врач, девушка слегка приоткрыла ее и обомлела. На крыльце стоял улыбающийся Малком Льюис в белой рубахе с распахнутым воротом. Он беззаботно спросил:
   — Ты пойдешь на гулянье? Джек Робсон предлагает отправиться в город. Говорят, сегодня король и королева должны выйти на балкон Букингемского дворца…
   — Не мечите бисер перед свиньями, ибо они растопчут его! — донесся из гостиной голос Уилфреда.
   Малком растерянно захлопал глазами, а Пруденция, вздрогнув, потупилась. Молодой человек опомнился первым.
   — Говорят, на Пиккадилли и Трафальгарской площади будут петь и танцевать всю ночь напролет.
   Идею пригласить на гулянье Пруденцию подала ему Мейвис. Сидя верхом на мотоцикле своего отсутствующего пока мужа и покачивая оголенной до бедра ногой, она сказала:
   — Бедняжка из-за своего старого дурака папаши видит так мало хорошего, что ей не помешает немного развлечься. Ты лидер бойскаутов, и Шарки не посмеет послать тебя ко всем чертям, как он непременно поступил бы со мной или с Керри. А я тем временем сгоняю к Эмили и спрошу, не желает ли она совершить кругосветное путешествие на моем мотоцикле.
   Если бы Мейвис не напомнила ему о Пруденции, Малком не стал бы предлагать этой сопливой девчонке составить ему, уже взрослому парню, компанию. Впрочем, кое в чем Пруденция была ему симпатична. И чем ближе он подходил к дому девушки, тем теплее становилось у него на душе.
   Мейвис с ревом промчалась мимо него на мотоцикле, с восьмидесятилетней Эмили Хеллиуэлл за спиной. Старушка обхватила ее за талию цепкими ручонками и словно бы вросла в заднее сиденье. Такое можно было увидеть только на площади Магнолий! Именно за подобные сцены Малком и любил этот квартал и его обитателей. Покачав головой, он взбежал на крыльцо дома Шарки и постучал кольцом по аккуратно выкрашенной двери, преисполненный уверенности, что обрадует девушку своим предложением.
   — Нет! — резко ответила Пруденция. — Никуда я не пойду. Мне не хочется веселиться.
   Малком изумленно уставился на нее.
   — Как? Тебя не радует окончание войны? Все вокруг празднуют это событие. И все едут в центр города — Джек Робсон с женой, Мейвис, Керри, Кейт с мужем…
   — Да исчезнут с земли грешники, и да не станет на ней места злоумышленникам! — изрек в гостиной Уилфред.
   — Никуда я не пойду! — повторила Пруденция и захлопнула дверь перед носом ошалевшего лидера бойскаутов.
   Он не сразу осознал случившееся, а затем пожал плечами. Какая муха ее укусила? И с кем разговаривает Уилфред Шарки? По-видимому, никто не собирался ему это разъяснять, так что Малком повернулся и пошел прочь по садовой дорожке. Если Пруденция не хочет принимать участие в общем веселье, хуже от этого ей одной. Но все же, подумал он, хорошо было бы провести с ней время, она славная девчонка!
   Возле самой калитки до него донесся странный звук. Малком остановился и прислушался, нахмурив брови. В доме кто-то горько плакал. Это была, несомненно, девушка, и не старше шестнадцати — семнадцати лет.

Глава 11

   Эллен Пирс взбила и заново разложила подушки на диване, убрала собачью корзину от плиты в угол кухни, взглянула на свое отражение в зеркале, висящем над камином, и снова поправила подушки. Всякий раз, когда ее навещал Карл, она страшно волновалась и начинала суетливо проверять, все ли в порядке в доме и сыты ли собаки. Вряд ли Гарриетта нервничала так же, когда встречалась с Чарли, но он все равно сделал ей предложение. А Карл почему-то не торопился с этим. Может быть, дело в его слишком утонченной натуре и в том, что он не умеет рубить сплеча, как бесхитростный Чарли Робсон? Или все это ей только кажется, и ей самой не хватает терпения и благоразумия в отличие от образованной и выдержанной Гарриетты? Почему ей не удается расслабиться и просто наслаждаться обществом Карла, отчего она каждый раз так взвинчена?
   — Сидеть, шалун! — прикрикнула она на уэльского терьера, положившего лапы ей на колени. — Ступай на кухню, твоя корзина там. И не вздумай забраться на диван! Карлу не нравится, когда ты устраиваешься на нем по-хозяйски. А где Макбет и Кориоланус? Они не обиделись на меня за то, что я отнесла их корзины на второй этаж?
   Терьер по кличке Хотспер тявкнул, требуя прогулки. Эллен притворилась, что не поняла намека. Возможно, именно ее собаки мешают Карлу сделать предложение? До того как Кейт взяла в дом Гектора, у Фойтов никогда не было собак. И хотя Карл никак не проявлял своего раздражения в отношении этих животных, полной уверенности в его любви к ним у нее не было.
   Как узнаешь, что у него на уме? Карл был чрезвычайно замкнутым, спокойным, самодостаточным человеком, его внутренний мир и мысли оставались для нее тайной. И это также ее беспокоило. Разве могла она расслабиться и наслаждаться его обществом, не понимая, что он думает об их отношениях? Он был ее преданным другом, но любовниками в общепринятом смысле этого слова они так и не стали. То есть до сих пор ни разу не легли вместе в кровать. Впрочем, от Карла и нельзя было этого ожидать, он придерживался твердых принципов. Она и представить не могла, чтобы ему в голову пришла мысль переспать с кем-либо, кроме жены. Да и сама она отнюдь не была опытна в амурных делах. Эллен уже исполнилось сорок, но она все еще оставалась девственницей.
   В комнату вбежала огромная дворняга на редкость отталкивающей внешности и вспрыгнула на диван. Занятая своими мыслями Эллен не заметила этого. А может быть, именно ее девственность мешает нормальному течению их отношений? Или Карл считает ее недостаточно развитой интеллектуально? Разве умная женщина поселит в своей квартире трех бездомных собак?
   Кориоланус глубже зарылся в подушки.
   Эллен снова взглянула в зеркало, ощущая смутное беспокойство. Недавно она сделала перманентную завивку, но теперь сожалела об этом. Лучше бы она продолжала закалывать свои русые, точнее, мышиного оттенка волосы в пучок, как это делает Гарриетта. Но и пучок у нее никогда не выглядел таким изящным, как у подруги, что, собственно говоря, и побудило Эллен изменить прическу. Ей хотелось стать более элегантной, но из этого ничего не вышло, она по-прежнему смотрелась серенькой простушкой средних лет.
   Раздался знакомый стук во входную дверь, и у Эллен екнуло сердце. Это он! Остаток дня они проведут вместе, а больше ей ничего и не нужно. Она была бесконечно признательна Карлу за то, что он предпочел ее общество компании любой другой незамужней женщины ее возраста, а таких в округе было немало. Если бы только она знала наверняка, что он и впредь будет общаться лишь с ней, то считала бы себя самой счастливой женщиной на свете! Эллен побежала отворять дверь, одновременно беспокоясь, не накрасила ли она губы чересчур толстым слоем и понравится ли ему бисквитный пирог, который она испекла к чаю. Возможно, он покажется Карлу безвкусным по сравнению с теми пирогами, которые пекла для него покойная жена? Интересно, а станут ли они обсуждать минувшие торжества по случаю победы над Японией или же ему захочется просто насладиться тишиной и покоем после буйных празднеств?
   В свою очередь, Карл, пребывавший в счастливом неведении о том, что стал причиной столь мучительных сомнений, сам задавался вопросом, не слишком ли он торопится сделать Эллен предложение. Ведь дом ее невелик, учитывая, что в нем обитают три собаки. И даже будь он вдвое больше, все равно мужчина обязан обеспечить гнездышко для счастливой супружеской жизни. По сути, перебираться в дом жены — это то же самое, что существовать за ее счет.
   Заслышав приближающиеся шаги Эллен, Карл подумал, что эту проблему надо все-таки как-то решить. Его дом был достаточно просторным и добротным, каким и надлежало быть строению в стиле эпохи короля Эдуарда, предназначенному для большой семьи, но и в нем не было места еще для трех собак. При всей его бесконечной любви к дочери и ее детям Карл по своему складу характера не был предназначен для шумной семейной жизни. Ему нравилось читать и слушать классическую музыку, а эти занятия требовали тишины. Его избранница тоже привыкла к покою насколько он возможен при наличии в доме трех дворняг. Начинать супружескую жизнь с Эллен и ее четвероногими друзьями под одной крышей с Кейт, Леоном, тремя детьми и Гектором означало обречь свою семью на скорый распад. А раз денег на покупку другого дома у него не было, ему оставалось только переехать к своей будущей жене.
   Дверь открылась, и мимо Карла пулей промчался Хотспер. Хозяйка попыталась было его остановить, но пес без оглядки унесся в направлении дороги.
   — Скверная собака! Негодник! — укоризненно крикнула Эллен, позабыв, что Карл терпеливо ждет на пороге. Наконец Хотспер внял ее доводам и остановился на углу улицы. Он не относился к числу вышколенных псов. Стоило только ей отстегнуть поводок, как он срывался с места и мчался прочь со всех ног, словно призывая поиграть с ним в догонялки. Сейчас Эллен вынуждена была подойти к шалуну и, взяв его за ошейник, потащить обратно в дом.
   Карл терпеливо ждал. Он знал, как Эллен любит своих питомцев, подобранных в развалинах разбомбленных домов. Ради них она была готова пожертвовать собственной жизнью. Может быть, именно это редкое качество ее натуры и притягивало Карла. В ее обществе ему всегда было хорошо и спокойно. Любящая и преданная, абсолютно неспособная на грубость или дерзость, Эллен внесла в жизнь Карла забытую романтическую струю как раз в тот тяжелый для него период, когда он лишился всякого общения с окружающим миром. Воспоминания о пребывании в лагере для интернированных лиц внезапно нахлынули на него с новой силой. Но он не поддался: те дни канули в Лету, да и война закончилась. Соседи, среди которых Карл жил довоенные двадцать лет, уже извинились перед ним за то, что подвергли его, поддавшись общей истерии, бойкоту. И лишь одно воспоминание мозг Карла не желал отторгать — о том, как незнакомая ему дама средних лет завязала с ним переписку и избавила его этим от ощущения одиночества и неприкаянности. Для христианки Эллен, чье доброе сердце переполняла любовь к людям, это был нормальный поступок. Порой Карл спрашивал себя: понимает ли она сама, как много значили для него ее письма, какое живительное воздействие оказали они? Ведь только благодаря им он вновь поверил в изначальную доброту человеческой натуры.
   — Хотспер не всегда такой непослушный, — виновато проговорила она, с трудом затаскивая собаку в палисадник. — Просто он обожает прогулки.
   Карл затворил калитку, перекрыв псу путь к бегству, и дружелюбно предложил:
   — Если хочешь, мы можем вывести на прогулку в парк всех трех собак, Эллен. Но сначала нам нужно поговорить. Вопрос серьезный, и я не обижусь, если ты отвергнешь мое предложение…
   Эллен отпустила Хотспера и, не без труда распрямившись, с тревогой посмотрела на Карла. Что же он намерен ей предложить? Почему опасается, что она сочтет его предложение неприемлемым? Неужели он собирается прервать их отношения? Она пошла в дом. Старый Макбет залаял, приветствуя хозяйку. Дремавший на диване Кориоланус поднял голову с подушки и благоразумно спрыгнул на пол, где тоже устроился довольно вальяжно.
   — Я поставлю чайник, — сказала Эллен, когда Карл сел на то место, где раньше лежала собака. Он сделал вид, что не заметил, какие подушки теплые.
   — Нет, Эллен! Чай пока заваривать не надо, сначала позволь мне кое-что тебе сказать.
   Она присела на край кресла, положив на колени нервно сплетенные руки, и с опаской покосилась на него, словно девочка, приготовившаяся выслушать нравоучение.
   — Не знаю, с чего начать, — робко проговорил Карл. — Дело в том, что теперь, когда Кейт и Леон поженились…
   Эллен сжала пальцы так, что побелели костяшки. Карл намерен отдать свой дом молодоженам и покинуть Лондон! Уж не хочет ли он возвратиться на родину, в Германию? Ведь там навсегда покончили с Гитлером и нацизмом, и такая мысль вполне могла прийти ему в голову. Нет, она не станет плакать! Во всяком случае, сейчас, при нем. Она вволю наплачется позже, когда Карл уйдет. Но пока нужно взять себя в руки и мужественно выслушать, что он скажет. Эллен попыталась сосредоточиться.
   — Я подумал, а не перебраться ли мне сюда?..
   — Ко мне? — Эллен заморгала, не понимая. Неужели он собирается снять у нее комнату? Но что скажут соседи? Они могут неправильно истолковать такой поступок! По щекам и шее Эллен расползся стыдливый румянец.
   Заметив это, Карл еще больше смутился и торопливо продолжил:
   — Извини, мне не следовало этого говорить, Эллен. Я просто подумал, что в ближайшие годы в школе вряд ли возобновят преподавание немецкого языка. Поэтому мне будет трудно заработать деньги на покупку второго дома. Конечно, в первое время мы могли бы арендовать жилье, но, думаю, будет нелегко уговорить хозяйку впустить в дом твоих собак. Кроме того, вряд ли тебе захочется начинать супружескую жизнь в чужой квартире.
   — Супружескую жизнь? — Кровь зашумела в ушах Эллен так, что она не слышала самое себя. — Я тебя правильно поняла?
   Он внимательно посмотрел на ее лицо, на котором не было и следа косметики, и подумал, что Эллен, должно быть, не терпится пойти выгуливать собак.
   — Разумеется, — мягко проговорил Карл. — Неужели ты могла предположить, что я перееду к тебе до того, как мы с тобой поженимся?
   Она заплакала.
   — Ну, конечно же, мы сможем жить у меня! Но я даже не осмеливалась думать об этом. Мне казалось, что ты хочешь уехать куда-то, я подумала, что… О Боже!
   Она запнулась, вовремя сообразив, что ей не следует делиться с ним всеми своими глупыми мыслями. Все это уже не имело никакого значения, раз он никуда от нее не уедет. Главное другое — их отношения не только не прекратятся, но и обретут новое качество: они станут супругами! Карл ее любит! Значит, она так же дорога и необходима ему, как и он ей.
   Ноги у Эллен стали ватными, она не смогла самостоятельно встать с кресла. Карл подошел и помог ей это сделать, взял за руки и привлек к себе.
   — Я люблю тебя, Эллен, — просто сказал он. — Люблю всем сердцем.
   — И я люблю тебя, Карл, — дрожащим от волнения голосом ответила она.
   У них за спиной Кориоланус хитро покосился на освободившийся диван.
   — Нам не следует тянуть со свадьбой, верно? — заметил Карл, сверкнув стеклами очков. — Можно обойтись и без предварительной помолвки. Если ты не возражаешь, я договорюсь с мистером Джайлсом, чтобы он совершил церемонию бракосочетания уже в следующее воскресенье.
   Они прижались друг к другу. Эллен почувствовала, что сердца их стучат в унисон.
   — Да, Карл! — воскликнула она. — Пусть так и будет. Я никогда еще не чувствовала себя такой счастливой.
   Кориоланус понял, что наступил решающий момент, и ловко вспрыгнул на диван.
   Эллен положила голову на грудь Карла. Он обнял ее.
   Кориоланус закрыл глаза, уверенный, что в ближайшее время его не побеспокоят.
 
   Джек Робсон и Мейвис Ломакс сидели на траве возле пруда за пабом «Принцесса Уэльская»: Мейвис поджала к груди колени и обхватила их, Джек вытянул ноги и оперся на локоть. Они встретились случайно, хотя вряд ли кто-нибудь в это поверил, если бы увидел их вместе. Джек вышел из дома купить пачку сигарет, а Мейвис выгуливала на пустоши Бонзо. Пес лежал в нескольких шагах от них, положив голову на лапы, и громко сопел.
   — Если бы я знал в чем дело, я бы все исправил! — в сердцах воскликнул Джек. — Но вся беда именно в том, что я ничего не понимаю! — Он машинально взлохматил пятерней волосы, что только прибавило ему привлекательности. — Мы ведь даже не ругались и вообще толком не разговаривали, а мой отпуск испорчен! Я не ожидал, что она меня так встретит.
   — Частенько все летит к чертям без всякой на то причины, — с горечью заметила Мейвис, срывая травинку. Ногти ее, как всегда, были покрыты ярко-красным лаком. — Похоже, ей трудно живется в большой семье. Мне и самой не хотелось бы жить в одном доме со своей родней. И без того дети забегают в спальню в самый неподходящий момент, а тут еще родители и бабуля орут весь день во все горло.
   — Возможно, ты и права, — усмехнулся Джек. — Меня удивляет другое. Что за дела у Кристины с Карлом Фойтом? Ведь он же немец! Логичнее было бы, если бы она его избегала. Но в первый же мой вечер дома она молча исчезла с вечеринки и побежала к нему что-то обсуждать. А вчера утром это повторилось! — Джек нахмурился и тяжело вздохнул.
   Мейвис сорвала еще одну былинку.
   — Даже не знаю, что и подумать. Карл не из тех людей, с которыми можно запросто поболтать и посмеяться. Это человек замкнутый и серьезный.
   Джек промолчал. Кристина вообще никогда не смеялась и не болтала о пустяках в том смысле, как это понимали девушки из южного Лондона. Именно этой своей необычностью она и привлекла внимание Джека. Смешно было бы предположить, что они с Карлом Фойтом, уединившись, весело хихикают и сплетничают, как, например, Мейвис с Дэниелем. И Джек терялся в догадках, пытаясь понять, почему его жена так часто бегает к пожилому немцу.
   На другом берегу пруда, ярдах в двадцати от Джека и Мейвис, наслаждались тишиной и чистым воздухом Леон Эммерсон и Мэтью. Была и другая причина, приведшая их к воде: они запустили великолепный парусный кораблик в первое плавание.
   — Странная это пара, — сказала Мейвис, глядя на Леона.
   — Кейт и ее темнокожий парень? — уточнил Джек.
   — Да, — кивнула Мейвис. — Посмотри, как заботливо он относится к детям! Ведь Мэтью ему не родной.
   — Верно, — улыбнулся Джек, наблюдая, как мальчуган хлопает в ладоши при виде плывущей по воде игрушечной шхуны. Его светлые волосы на ярком послеполуденном солнце казались пшеничными, лицо сияло.
   Мейвис и Джек помолчали, глядя, как маленький златокудрый Мэтью и смуглый мускулистый Леон то подтягивают свой парусник к берегу, чтобы поправить оснастку, то вновь запускают его в плавание по тихому пруду.
   — Скорее бы и у нас с Кристиной родился ребенок! — выпалил Джек. — Отец после свадьбы переедет к жене, и мы наконец-то сможем зажить своей семьей.
   — Посмотрим, как ты запоешь, если первенец окажется таким же сорванцом, как мой Билли, — поморщилась Мейвис. — Знаешь, что он недавно выкинул? Попытался смастерить в саду бомбу из гильзы от снаряда, сахара и хлористого натрия.
   Джек расхохотался: он мечтал стать отцом такого же бойкого парня, ходить вместе с ним на футбол, обучать его боксу и картежным трюкам…
   — Нас заметили, — невозмутимо произнесла Мейвис. — Вон видишь черную соломенную шляпку? — качнула она обесцвеченными кудряшками в сторону тропинки, пересекавшей пустошь. — Теперь Хетти Коллинз растрезвонит о нашем свидании всему свету.
   Прикрыв глаза от солнца ладонью, Джек взглянул в указанную сторону и убедился, что Мейвис права: по тропинке шествовала Хетти собственной персоной. Обратив внимание, как демонстративно расправила она свои щуплые плечи, Джек тяжело вздохнул. В другой раз он вряд ли придал бы значение этому эпизоду, но теперь, когда Кристина вела себя так странно, а ему в скором времени предстояло возвращаться в часть…