Они непременно должны были находиться здесь, иначе как же она их найдет?
   — Нет, таких мы не видели! Нет, не знаем! — твердили, словно сговорившись, все местные жители. Кристина им не верила: ведь бабушка прожила в этом городе сорок лет, а мама родилась здесь. Кто-то из обитателей домов, в двери которых Кристина стучалась, обязательно должен был узнать их на снимках. Да и ее тоже должны были бы вспомнить. Вот только почему она сама никого не узнавала? Все лица казались ей чужими и расплывались у нее перед глазами. Мостовая, по которой она брела словно в тумане, упорно уходила из-под ног. Пот тек по лицу, несмотря на то что На улице заметно похолодало.
   Следовательно, ее родных в этом городе нет! И они ее не разыскивали. Значит, им не суждено встретиться. От этих страшных мыслей сердце Кристины словно бы заиндевело. Раз их здесь нет, то ей придется возвращаться домой одной.
   Вспомнив о площади Магнолий, Кристина расплакалась. Как же она истосковалась по зеленым просторам Вересковой пустоши, живописной излучине Темзы у Гринвича, гудкам пароходов, плывущих по этой величественной реке!
   Ей хотелось поскорее очутиться дома, в уютном тихом местечке на юго-востоке Лондона, которое стало для нее родным. Услышать крики старьевщика, цоканье копыт лошадки Альберта, дребезжание трехколесного велосипеда Розы по садовой дорожке, кудахтающий смех Нелли и заразительное хихиканье Керри. Учуять запах жареной картошки, свежих печеных пирогов, копченых угрей, рубца и потрохов с луком. Короче говоря, ей страстно захотелось снова оказаться в Англии и встретиться там с Джеком.
   Она дошла до конца улицы Августинцев и прислонилась к стене дома. В ее воспаленном мозгу билась мысль о Джеке. Не разрушила ли она их отношения, утаив от него свои сокровенные тревоги и чаяния? Если так, она не простит себе этого до конца своих дней, даже став очень пожилой дамой.
   Нужно было собраться с силами и, оттолкнувшись от стены, дойти до снятой ею квартиры. Но она не смогла даже пошевелиться. Ноги отказывались ей служить, в таком состоянии у нее не было никаких шансов добраться не только до Англии, но и до своего временного пристанища. Значит, они с Джеком больше никогда не увидятся?
   Кристине так сильно захотелось ощутить рядом присутствие мужа, что ей даже почудилось, будто бы это он стоит на крыльце соседнего дома и разговаривает с хозяйкой. Этот парень был такой же широкоплечий и стройный, как Джек, с таким же непослушным темным чубом. Дверь захлопнулась, и незнакомец, обернувшись, окинул улицу внимательным взглядом. Кристина узнала эти карие глаза и стала медленно сползать по стене…
   — Кристина! Кристина! — закричал он и подбежал к ней, и лицо его выражало испуг и радость. — Это ты! Слава Богу, наконец-то я тебя нашел!
   Он подхватил ее под мышки и рывком поднял с тротуара.
   — Я думал, что никогда не увижу тебя, дорогая! Мне казалось, что я буду вечно разыскивать тебя в этой проклятой стране!
   — Ты приехал, чтобы увезти меня домой? — чуть слышно проговорила она, все еще не уверенная, что это не галлюцинации.
   Джек порывисто обнял ее, застонав от облегчения.
   — Да, Кристина! Я увезу тебя в Англию, в Лондон, в наш дом на площади Магнолий.

Глава 22

   — Вся эта история могла бы закончиться очень скверно, — изрекла Нелли, сидящая вместе с Хетти в гостиной Эммерсонов и наблюдавшая, как Билли, Берил, Роза и Дейзи украшают комнату разноцветными бумажными гирляндами. — Бедняжка могла бы слечь с тяжелой пневмонией, не разыщи ее вовремя Джек. И вряд ли ей удалось бы выздороветь, одной, без надлежащего ухода, в холодной Германии. У нее и сейчас не лучший вид: синие круги под глазами, бледные щеки.
   Хетти не симпатизировала Кристине, но сейчас, на Рождество, готова была выказать милосердие и проявить сочувствие.
   — Ничего, теперь девчонка наверняка поправится, — благожелательно заключила она. — Особенно после того, как она выяснила отношения с Джайлсом.
   — С Джайлсом? — встрепенулась Нелли, отчего все ее дородное тело заколыхалось, и приготовилась выслушать очередную сногсшибательную новость. Она знала, что Хетти частенько наведывалась в церковь Святого Марка, чтобы украсить ее свежими цветами, и могла узнать такие сокровенные тайны прихожан, которые больше никому не удалось бы разведать. — А какие могут быть недоразумения между Кристиной и викарием?
   Хетти оглянулась по сторонам, убедилась, что их никто не подслушивает, наклонилась к Нелли и, понизив голос, многозначительно промолвила:
   — Религиозные!
   Нелли растерянно заморгала: это было не совсем то, чего она ожидала, поэтому ее интерес несколько поугас.
   — Послушай, Хетти, в конце концов он священнослужитель, — резонно заметила она. — И вправе обсуждать с прихожанкой вопросы веры. Не так ли?
   — Я говорю вовсе не о его вере, Нелли! — выдохнула подруга. — Речь идет о религии Кристины! Похоже, мистер Джайлс не должен был венчать их в англиканской церкви. Он пошел ей навстречу в связи с войной, к тому же Кристина сама этого захотела. Наш викарий такой добрый и любезный…
   — Уж не хочешь ли ты сказать, Хетти, что Джек и Кристина не являются законными супругами? — воскликнула
   Нелли, вытаращив глаза.
   — Вот это номер! Вот так чудеса! Она ведь выросла в приличной семье! Лия говорит, что ее отец был солидным человеком, аптекарем! Вряд ли ей приятно жить в гражданском браке!
   — Опять ты все извратила! — вспылила Хетти, испытывая желание хорошенько встряхнуть бестолковую подругу. Она бы так и поступила, не будь в Нелли более центнера веса. — Бракосочетание в церкви — это не только религиозная, но и гражданская церемония, и молодые должны расписаться в метрической книге, так же, как если бы они поженились в загсе.
   — Им хочется осрамиться на весь свет? — ахнула Нелли.
   — Да нет же, дело не в этом! Понимаешь, Кристина как бы провинилась перед своей верой, выйдя замуж в церкви Святого Марка. — Хетти понизила голос до шепота, собираясь изложить наиболее щекотливую часть проблемы. — Но теперь она решила жить в ладу со своей совестью и не забывать о своем прошлом, о своей вере. И Джек поддерживает ее в этом намерении! Они ходили к раввину, и тот дал им некоторые указания. Джек говорит, что отныне они с женой будут чтить субботу: ужинать в пятницу вечером при зажженных свечах и есть мацу. Только он никак не возьмет в толк, зачем все это нужно.
   — То есть Джек собирается стать иудеем?! — Нелли всплеснула руками. — Тогда ему придется сделать обрезание. Вряд ли ему понравится эта процедура.
   — Не могли бы вы, дамы, чуточку подвинуться? — прервал их доверительную беседу добродушно улыбающийся Дэниел. — Я бы поставил здесь еще несколько стульев. Вечером тут будет такое веселье, каких площадь Магнолий давно не видывала. Ведь это первое Рождество после войны!
 
   — Даже Анна нарядилась по такому случаю в свое любимое розовое платье, хотя я лично не считаю, что этот цвет ей идет больше других, — заметила Керри, помогая Кейт готовить куриные котлеты. — Она сама выбрала его на льюишемском рынке. Как я ни пыталась уговорить ее надеть один из подарков Гарриетты, она твердила в ответ, что розовый цвет самый красивый. Наверное, он ей напоминает о лете и сахарной вате.
   — Анна права, — авторитетно заявила Мейвис, украшая принесенный из дома бисквитный торт разноцветным сахарным горошком. — Нужно носить только такие вещи, которые тебе нравятся.
   Керри скользнула насмешливым взглядом по пышному бюсту сестры, выпирающему из декольте ярко-красной шифоновой блузки, и язвительно заметила:
   — Применительно к тебе это означает, что следует носить все в обтяжку.
   — Кажется, ты мне завидуешь? — улыбнулась Мейвис, отлично зная, как надоели Керри ее скромные наряды. — Тебе давно пора разориться на парашютный шелк, милая! В нем бы ты выглядела как настоящая кинозвезда.
   Их спор прервало появление Дэнни, вкатившего в прихожую пианино.
   — Слава Богу, что не идет снег! — воскликнул он, отдуваясь. — Иначе бы я уехал вместе с инструментом к черту на кулички, и вам пришлось бы до утра выкапывать меня из сугроба.
   — Почему бы тебе не предложить пианино в качестве спортивного снаряда ребятам, которые будут тренироваться в нашем спортивном клубе? — заметил Леон, не утративший чувства юмора даже после пребывания в больнице. — Пусть поднимают его вместо штанги.
   Его левая рука покоилась на перевязи, а сломанные ребра сковывал гипс.
   — Клуб мы откроем к новому году, — сказах Дэнни. — Джек говорит, что хозяйка паба готова отдать нам часть помещения. Так зачем тянуть с открытием?
   Он обтер тыльной стороной ладони капельки пота со лба и взъерошил рыжие, блестящие от бриллиантина волосы.
   — Джек обещал, что будет сразу же платить мне приличную зарплату, — с радостной улыбкой, украшавшей его курносое веснушчатое лицо, продолжал он. — Так что тридцать первого числа я увольняюсь с фабрики и приступаю к работе у Джека. Мы с ним создадим лучший в округе боксерский клуб. Связи Джека и мой опыт гарантируют успех.
   — Мы когда-нибудь сядем за стол или нет? — осведомилась Мейвис, внося в комнату блюдо горячих пирожков с фаршем. — Отец уже приготовил пунш, только его придется разливать по бокалам на кухне — кастрюля больно тяжелая.
   — Кто-то поет на крыльце, — отметил Дэниел, угощаясь пирожком, таким горячим, что его, чтобы не обжечься, приходилось перебрасывать с ладони на ладонь.
   — Кажется, это Анна и Гарриетта! — обрадованно воскликнул Чарли и поковылял в коридор встречать гостей.
   — А где же Эмили и Эстер? — поинтересовалась Нелли. — Без них мы не можем начать вечеринку.
   — Малком Льюис уже подвозит кресло с Эстер к дому, — ответила Гарриетта, входя и подставляя мужу щеку для поцелуя. — Они скоро будут здесь, вместе с его матерью и Дорис.
   — Поздравляю всех с Рождеством! — громко объявила Анна, величественно вплывая в коридор в розовом платье и с дворнягой Офелией на руках. — Желаю всем здоровья и счастья! Радости и веселья!
   — Эти пожелания относятся также к детям и мужчинам? — с опаской уточнил Дэниел.
   — И к детям, и к мужчинам, дорогой мистер Коллинз, — кивнула Анна. — Но не ко всем. Далеко не ко всем! Ну, где же пунш и пирожки?
   — Поздравляю с Рождеством! — послышался голос Эстер. Ее морщинистые щечки раскраснелись от мороза, глаза задорно блестели после прогулки. — Боже, как чудесно вы разукрасили гостиную! Какие замечательные гирлянды!
   — Эстер, где Эмили? — перебила ее Нелли. — Где викарий? Он обещал заглянуть сюда перед службой!
   — Прошу внимания! — громко сказал Малком, рядом с которым стояла сияющая Пруденция. — Я хочу сделать объявление. Но сначала пусть все наполнят бокалы.
   — В таком случае тебе следует подождать тех, кто еще на кухне, — практично заметила Гарриетта, похожая в своем серо-голубом платье на королеву Елизавету. — Схожу-ка я их потороплю.
   — Объявление? — Керри сняла фартук и поправила прическу: раз Малком собрался заявить о чем-то важном во всеуслышание, значит, праздничная вечеринка началась. — Кейт, как ты думаешь, сделал Малком Пруденции предложение?
   — Вот было бы здорово! Но этому вряд ли обрадуется ее отец.
   — Я видела его днем возле часовой башни, когда покупала подарки к Рождеству, — слизнув крем с пальца, вмешалась Мейвис. — Я пожелала ему счастливого праздника, а он в ответ посоветовал мне приготовиться к Страшному суду.
   И она заразительно расхохоталась.
   — А мне жаль беднягу, — нахмурившись, заметила Керри. — С кем он проведет сегодняшний вечер? Один? Как это печально!
   — Один он не останется, — успокоила ее Кейт, беря Луку на руки и направляясь в гостиную, битком набитую гостями. — Я спросила у него, не желает ли он прийти к нам вечером на торжество и отобедать с нами завтра днем по случаю праздника? Он ответил, что не намерен отмечать событие, до неприличия оскверненное язычниками, и предпочитает пообщаться со своими единомышленниками.
   Она улыбнулась, вспомнив, что Уилфред употребил другое слово — «ученики». Но повторить его она не решилась, не желая омрачать объявление о помолвке Пруденции с Малкомом подробностями из жизни ее отца.
   — Так что можешь праздновать Рождество со спокойной душой, Керри, — сказала Мейвис, выходя с кухни под руку с Тедом. — Одинокими и бездомными окажутся лишь четвероногие создания, о которых так трогательно печется новая жена Карла.
   — Теперь, когда все наконец-то собрались… — начал было Малком, стоя на коврике перед камином и обнимая Пруденцию за талию рукой.
   Громовой голос Нелли прервал его фразу.
   — Нет! — воскликнула она. — Я не вижу викария, Эмили, Кристины и Джека.
   — Кристина и Джек идут по садовой дорожке, — взглянув в окно, сообщила Дейзи.
   — Уже не идут! Они остановились и целуются, — поправил ее справедливости ради Билли, стоявший рядом.
   — А вот и дедушка пришел! — радостно объявила Дейзи, не обращая внимания на глупое замечание Билли. — Он принес подарки. Много подарков.
   Эллен просияла и стала протискиваться сквозь толпу гостей в прихожую, навстречу Карлу. Это Рождество они отметят уже как супруги, а не как добрые друзья. И вокруг них будут близкие люди, радующиеся, что на площади Магнолий возникла еще одна семья. Теперь она стала бабушкой, и у нее появились внуки — Дейзи, Мэтью и Лука. И всякий раз, когда она будет приходить в этот дом, дети будут встречать ее радостными возгласами: «Бабушка пришла!. Бабушка пришла!» Эллен чувствовала себя счастливейшим человеком на свете.
   — Теперь, когда все в сборе, — повторил Малком, видя, что в гостиную наконец вошли Кристина и Джек, у всех в руках бокалы, наполненные пуншем, а мама и Дорис стоят по обе стороны от них с Пруденцией. — Я хочу сказать, что площадь Магнолий мне очень дорога…
   — Ближе к делу! — крикнул Дэниел. — О ней можно рассуждать до утра…
   — Но где же викарий и Эмили? — вновь зычно поинтересовалась Нелли. — Неужели они сбежали вдвоем?
   — Они скоро придут, — ответила сияющая Рут, и Нелли, взглянув на нее, даже позволила себе предложить, что молодая жена викария в таком же интересном положении, как Кейт и Керри: настолько умиротворенный у нее был вид.
   — И я с радостью хочу сообщить вам, что женюсь на девушке с этой площади, — наконец завершил свою речь Малком под аплодисменты собравшихся.
   — Тебе повезло, Пруденция! — крикнула Нелли. — Этот парень гораздо лучше, чем страховой агент.
   — Покажи нам свое колечко, детка! — потребовала Лия, пробираясь сквозь толпу в нарядном крепдешиновом платье кофейного цвета. — Обручальное колечко — лучший подарок к Рождеству, верно?
   — Троекратное ура молодым! — подняв бокал, воскликнул Альберт. — Гип-гип ура! Ура! Ура!
   — Я хочу кое-что тебе сказать, любовь моя, — под общий шум промолвил Тед, обняв Мейвис за талию. По тону его голоса и выражению лица она догадалась, что услышит нечто более важное, чем вопрос, наполнен ли пуншем ее бокал. Тед явно волновался в присутствии Джека Робсона. — Я понимаю, что огорчал тебя отказом выбраться в город и развлечься. Мне требовалось время, чтобы освоиться дома после долгого отсутствия. Поверь, нелегко было все эти годы находиться вдали от тебя и детей.
   Он замолчал, подыскивая нужные слова. Красноречием Тед никогда не отличался. Он предпочитал словам дело и в этом преуспел. Проявлял мужество и отвагу в боях. Был верен жене, которая, возможно, изменяла ему, и не ходил вместе с однополчанами в бордели. Работал докером и приносил домой весь заработок. Любил свою семью, был патриотом и вел порядочную жизнь. Сейчас он видел в другом углу комнаты своего соперника Джека, неотразимого и отчаянного парня. Тот, как всегда, держался уверенно и выглядел великолепно. Тед крепко обнял жену и с чувством произнес:
   — Я не хочу тебя терять, любимая. В будущем году у нас все будет иначе. Если тебе вдруг захочется покутить, я составлю тебе компанию, но при условии, что я сам буду заказывать напитки. Я хочу, чтобы мы с тобой снова были счастливы, как раньше.
   Все дружно запели «Он славный парень!». Взгляд Джека жег Мейвис спину. Она чувствовала, что наступает критический момент, что именно теперь ей нужно принять решение, от которого будет зависеть, останется ли она женой Теда или, подобно тысячам других молодых женщин, познавших за годы войны вкус неведомой ранее свободы, предпочтет семейному благополучию развод и одиночество.
   Ей не требовалось оборачиваться и смотреть на Джека, чтобы понять: он никогда не будет принадлежать ей. Она криво усмехнулась — раз так, зачем же отвергать такого славного парня, как Тед Ломакс?
   — Все будет хорошо, Тед, — проговорила наконец она и, привстав на цыпочки, потянулась к мужу, чтобы подтвердить свои слова рождественским супружеским поцелуем.
   Он отстранился и пристально посмотрел ей в глаза.
   — Сначала нам нужно кое о чем условиться, любимая!
   Мейвис подавила раздраженный вздох. Ну почему мужчины вечно норовят получить что-то взамен?
   — Ладно, — рассудительно сказала она. — Если ты станешь иногда позволять мне побезумствовать, то я соглашусь на твои условия.
   — Точно?
   — Даю слово!
   Тед редко улыбался, но сейчас его худощавое серьезное лицо просияло.
   — Я хочу еще одного ребенка, любимая!
   Все их родственники и друзья хором запели рождественский гимн, славя Господа. И ругательство, вырвавшееся из уст Мейвис, поразило Теда, словно гром небесный: даже он не употреблял такие выражения. Мейвис заразительно расхохоталась и повисла у него на шее.
   — Договорились, Тед Ломакс! Но тебе придется купить мне побольше парашютного щелка. Я должна смотреться в нарядах будущей мамы не хуже, чем Рита Хейворт.
 
   — Счастливого Рождества, доченька! — Карл Фойт нежно поцеловал Кейт в щеку. — В этом году праздник получился на славу, такого у нас давно не бывало.
   Кейт понимающе сжала его руку, вспомнив рождественские дни, которые он проводил в лагере для интернированных, свои одинокие сочельники в пору разгула анти-немецкой истерии в Англии, страшные ночи Рождества, когда она не знала, жив Леон или мертв.
   Она окинула взглядом гостиную, переполненную друзьями и соседями, и поняла еще одну причину радости отца.
   Собравшись на общее торжество именно в этом доме, жители площади Магнолий наилучшим образом доказали, что они с корнем вырвали из своих сердец прежние предрассудки, доставившие столько горя Карлу.
   Были, однако, и другие причины считать это Рождество особенным.
   — Папа, тебе кое-что хотел сообщить Леон, — сказала Кейт, изо всех стараясь не выдать раньше времени еще одну тайную причину своего прекрасного настроения.
   Карл оглянулся на симпатичного и ладного темнокожего зятя и, поборов опасение сглазить, спросил:
   — Неужели твое прошение об усыновлении Мэтью удовлетворено?
   — Да, — ответил Леон, крепко прижимая к себе жену. — Джосс Харви не стал его оспаривать, и сегодня утром мы получили положительный ответ.
   — Он признался, что изменил свое отношение к Леону из-за его героического поступка. Теперь у нас не возникнут трудности и с удочерением Дейзи. И тогда мы официально станем одной крепкой большой семьей.
   — Может быть, споем «Тихую ночь»? — раздался голос Нелли. — Или устроим танцы?
   Хетти села за пианино, все обступили его и дружно запели всеми любимую рождественскую песню. Внезапно кто-то постучал в дверь. Хетти невозмутимо продолжала играть.
   — Кто бы это мог быть? — удивился Альберт. — Вроде бы все уже здесь!
   — Ничего подобного, еще нет Эмили и викария! — возразила Нелли, размахивая веточкой омелы.
   Стоявшая позади инвалидного кресла Эстер Рут сорвалась с места и полетела в коридор, словно бы у нее выросли крылья.
   — Вот бы и Мириам так торопилась открывать мне дверь, когда я прихожу домой, — проводив ее изумленным взглядом, заметил Альберт.
   Все продолжали петь.
   Встав вокруг пианино, Леон и Кейт, Кристина и Джек, Пруденция и Малком плавно раскачивались под музыку. Правда, Леону мешал гипс, а Кристина едва шевелила губами, припав к Джеку и думая о своем, сокровенном. Позади Хетти сгрудились Мейвис и Тед, Керри и Дэнни, Мириам с Альбертом и Лией. Дорис и Цецилия стояли возле окна с бокалами хереса в руках. По обе стороны от камина расположились Чарли с Гарриеттой и Карл с Эллен. Дэниел устроился в большом кресле, усадив на колени Луку и Мэтью. Нелли восседала на другом кресле. Билли, Берил, Роза и Дейзи уселись по-турецки на полу, причем Билли умудрялся не только петь, но и жевать пирожок.
   В комнату вошли Боб Джайлс и Рут. От них исходило столь мощное волнение, что его почувствовали все собравшиеся. Хетти перестала играть. Воцарилось молчание.
   — Что случилось, викарий? — первой нарушила его Нелли. — У вас такой вид, словно бы вы только что стали свидетелем Второго пришествия!
   — Ты почти угадала, — ответил Боб, пристально глядя на Кристину. — Милая девочка! — срывающимся голосом промолвил он, проглотив комок. — Я привел сюда еще двоих гостей. Ты их долго разыскивала, и вот в ночь на Рождество Господь сделал тебе подарок.
   Тишина в переполненной людьми и освещенной газовыми лампами и свечами гостиной звенела от напряжения. Смертельно побледнев, Кристина робко шагнула вперед.
   — Неужели это правда? — прошептала Лия, прикрыв ладонью рот. — Нет, этого не может быть!
   Дверь, ведущая в украшенный бумажными гирляндами коридор, была распахнута настежь. И Кейт увидела рядом с Эмили укутанных в цветастые шали женщин в зимних ботинках и пальто.
   — Я не мог тебя предупредить, деточка, — сказал Боб Джайлс Кристине, приближающейся к нему с лицом сомнамбулы. — У нас не было полной уверенности…
   Первой, прихрамывая, вошла в гостиную Эмили. За ней — две странные женщины, одной из них было уже за пятьдесят, а другой — вообще бог знает сколько лет. Обе затравленно озирались. Кристина судорожно вздохнула и дико, по-звериному закричала. Старуха с желтым морщинистым лицом даже не шевельнулась, ее бессмысленный взор, устремленный на Кристину, свидетельствовал о том, что она не осознает происходящего. Другая женщина, помоложе, охнула и, вытянув руки, словно утопающая, кинулась к Кристине.
   — Мамочка! — воскликнула та и упала в ее объятия. Они так крепко обнялись, что, казалось, никакая сила не могла бы разъединить их.
   — Мамочка! Дорогая мамочка! — приговаривала Кристина.
   Лия вскочила с кресла и с проворством юной девицы подбежала к старухе.
   — Якоба, милая моя! Отчего у тебя такой вид, словно ты не узнаешь меня?
   Она порывисто обняла свою старинную приятельницу.
   — Кажется, она не понимает, что происходит, — тихо подсказала ей Рут.
   — Доченька! Моя любимая доченька! — обнимая Кристину, приговаривала по-немецки Ева Франк.
   — Чтоб мне провалиться на этом месте, если это не натуральные рождественские чудеса! — сверкая глазами, воскликнул Альберт.
   — Но как? Где? — недоуменно вопрошала Гарриетта.
   — Мошамбо! — гордо изрекла Эмили, похожая в своих бесчисленных бусах и цветастой шали с кистями на древнюю колдунью. — Мошамбо поведал мне, что они живы. А когда я спросила, где они находятся, он сказал: на берегах Темзы!
   Оставаясь в объятиях матери, Кристина обернулась и окликнула старуху:
   — Бабушка! Бабушка, это я, Кристина!
   — Где? Возле Темзы? — с недоверием переспросил Карл Фойт. — Но как они там очутились?
   — Они живут в Лондоне уже с 1938 года, — пояснил Боб Джайлс, вызвав этим общее изумление.
   — Бабушка ничего не помнит, доченька, — сказала Ева Франк, не в силах оторвать от Кристины взгляда. Она до сих пор не могла поверить в свершившееся чудо — их невероятную встречу. — Потому-то я и не смогла тебя разыскать. Ведь только бабушка знала лондонский адрес своей приятельницы.
   — Значит, все эти годы мама Кристины искала ее? — воскликнула Хетти осевшим от волнения голосом.
   — Но как же им удалось выбраться из Германии? — спросил Карл у викария.
   — Кто эти дамы? — расспрашивала Дейзи Кейт. — Они тоже перемещенные лица, как и тетя Анна? Для них нам тоже придется подыскивать одежду?
   Кристина прикоснулась ладонью к морщинистому лицу бабушки и обратилась к ней по-немецки, как в детстве:
   — Бабуля! Это я, Кристина! Мы снова вместе! Прошу тебя, бабуля, вспомни же меня наконец!
   Якоба внимательно посмотрела на нее, потом на Лию, наморщила лоб и промолвила дрожащим голосом:
   — Кристина? Лия? Это вы?
   — Да, это мы, бабуля! — обрадовалась Кристина и взяла ее за руку. — Лия живет на площади Магнолий. Вспомнила? Теперь и я здесь живу.
   Якоба окинула просветлевшим взором гостиную, заполненную множеством незнакомых людей, чьи взоры выражали изумление и восторг.
   — Здесь все твои друзья, бабуля! — дрожащим голосом промолвила ее внучка. — Они родственники и соседи Лии и мои добрые приятели.
   — Это верно, Якоба! — подтвердила то смеющаяся, то плачущая Лия. — Здесь собрались все мои родственники: Мириам, ее муж Альберт, к сожалению, не еврей. И маленькая Керри успевшая вырасти за эти годы. Я рассказывала ей о нас с тобой. Ты помнишь, как мы ходили в школу и писали на грифельных досках? Помнишь, как пахло в классе мелом? И как учитель говорил, что я должна быть добра к тебе, потому что твой отец погиб, сражаясь с бурами?
   Что-то шевельнулось в застывших глазах Якобы, она сжала ладонь Кристины и сказала:
   — И ты была так добра ко мне, Лия! Всегда очень добра. Удивительно, что моя внучка тоже здесь! Неужели я снова вижу ее после стольких лет разлуки?
   — Почему все плачут? — спросил Мэтью у Коллинза, все еще сидя у него на коленях. — Что случилось, дядя Дэниел?
   — Но как им удалось выбраться из Германии? — повторил вопрос Карл.
   — У Якобы тогда был британский паспорт, — ответил викарий, наслаждаясь фантастическим ходом событий. — Их продержали под арестом всего несколько недель. Шел 1936 год, как вы помните. Тогда чудовищная антисемитская кампания еще не набрала силу.
   — Узнав, что тебе удалось покинуть Германию, доченька, мы сообразили, где тебя нужно искать, — тем временем говорила Ева Кристине. — Но когда мы добрались до Англии, бабушка потеряла память. Она забыла всех своих друзей и их адреса, помнила только, что когда-то они с Лией жили в Бермондси, рядом с Темзой.
   Дэниел закатил глаза к потолку: ведь до Бермондси рукой подать! Но и там так много улиц, площадей и переулков…
   — Я хочу познакомить вас со своим мужем, — сияя от счастья, сказала Кристина и, взяв маму и бабушку за руки, подвела их к Джеку, стоявшему у пианино. — Он, к сожалению, не еврей, но очень хороший человек!
   — Рад познакомиться, — ошалело вымолвил Джек, не в силах осмыслить происходящее. У него не укладывалось в голове, что мама и бабушка Кристины живут в Лондоне с 1938 года. Как же викарий вышел на их след?
   — Но где они жили? — спросил Джек у Рут. — Совсем неподалеку от нас?
   — Точно не знаю, — пожала плечами Рут. — Эмили говорит, что Мошамбо ограничился общими ориентирами — Лондон, район, прилегающий к Темзе. Получив такую информацию, викарий начал обходить синагоги, еврейские магазины и мастерские, расположенные к югу от реки. И лишь сегодня ему улыбнулась удача: он нашел по подсказанному ему раввином адресу тех, кого искал.
   Ева Франк окинула Джека изучающим взглядом и наконец кивнула, выражая свое одобрение.
   — Теперь это уже не имеет значения, — проговорила она, подразумевая его непринадлежность к евреям. — Главное, что ты любишь мою дочь. И если ты станешь заботиться о ней и она будет счастлива с тобой, я тоже буду счастлива.
   — Какое прекрасное Рождество! — заметил Чарли. — Это настоящее чудо!
   — А мы еще будем петь хором? — осведомилась Роза, искренне желая, чтобы все наконец вспомнили про праздник.
   — А сплясать, как в добрые старые времена, при твоей маме и бабушке можно? — спросила Нелли у Кристины, искренне надеясь, что танцы не покажутся неуместными в этой поразительно эмоциональной ситуации.
   — Я возьму еще один пирожок? — обратился Билли к Кейт как к хозяйке дома. — А то я не распробовал, вкусные ли они.
   Дэниел и Альберт усадили Якобу в кресло. Джек сказал Еве, что они должны немедленно перебраться из своего нынешнего жилища к ним с Кристиной, и тогда все они заживут одной большой еврейской семьей. В этот момент раздался громкий и настойчивый стук в дверь.
   — Кто бы это мог быть? — обернулся Леон к Кейт. — Ты никого больше не приглашала?
   Кейт покачала головой.
   — Я открою. — Билли пулей вылетел в коридор, желая быть полезным и заслужить еще один пирожок.
   — Кажется, у нас скоро появятся новые соседи… — Леон посмотрел на Еву и Якобу.
   — И кое-кто еще. — Кейт взяла его руку и приложила к своему животу. — Ты чувствуешь, как шевелится наш будущий сыночек? Совсем легонько, как мотылек, бьющий крылышками.
   — Это наша дочка, — нежно возразил Леон. В гостиную вбежал Билли и закричал:
   — Там полицейский! Он говорит, что на крыльце дома Нелли стоит измученный молодой человек с вещевым мешком за спиной.
   — Ну и Рождество выдалось на этот раз! — вскричала толстуха, поднимаясь с кресла. — Сплошные чудеса творятся весь вечер! Это вернулся мой дорогой племянник, мой Гарольд!
   Хетти снова уселась за пианино, а Нелли с поразительной быстротой выбежала из дома, преисполненная решимости скорее привести племянника на самое потрясающее празднование Рождества, какое только знала площадь Магнолий.