— Если найдется свободное местечко, — ответил сыну Леон. — Может быть, прямо сейчас и начнем? Вот здесь, у крыльца, можно посадить куст крыжовника. Правда, нам для этого придется пожертвовать салатом. А что бы тебе самому хотелось посадить?
   — Красивые оранжевые цветочки, — не задумываясь ответил мальчик.
   Леон кивнул в знак того, что он одобряет задумку сына: оранжевые цветы вернули бы саду его былую живость. Но сажать семена поздно, не ждать же трехлетнему малышу почти год, пока растения вырастут и расцветут. Разумнее пересадить на его маленький участок поздноцветущие бархатцы и настурции. Их можно выкопать на месте дома сестер Хеллиуэлл.
   Из размышлений Леона вывела Хетти, возвращавшаяся из похода по магазинам в Блэкхит-Виллидж. Ей пришлось постоять в длиннющих очередях и в мясную, и в бакалейную лавку, и в булочную. Хетти была возмущена до крайности и не могла не поделиться с Эмили Хеллиуэлл.
   — Я терпеливо выстаивала очереди за продуктами, когда старый маразматик Гитлер испортил жизнь всей Европе. Но почему теперь, после того как он отправился в ад, я по-прежнему должна страдать? Хотелось бы мне знать, заживем ли мы когда-нибудь нормально? Когда я наконец сожгу карточки и смогу купить все за деньги?
   Проходя мимо Леона, Хетти беззлобно обронила:
   — Вам, наверное, в диковинку возиться с крыжовником? Вряд ли он растет там, откуда вы родом.
   Леон не обиделся, а невозмутимо ответил:
   — Я родом из Чатема, мадам. У нас там полно крыжовника.
   Хетти надула губы. Она могла допустить, что Леон жил какое-то время в Чатеме до войны, но в то, что он уроженец этого города, ей не верилось. Вот сама она действительно коренная жительница юго-восточного Лондона: здесь родилось несколько поколений ее родственников. А Леон — африканец, ведь все чернокожие африканцы! Это она знала наверняка, хотя и не получила такого же образования, как Гарриетта Годфри и Рут Фэрберн. И еще Хетти знала, что африканцы едят странную пищу, она видела снимки африканских базаров в журнале, который просматривала в приемной доктора Робертса.
   На щеках у нее вспыхнул румянец, ей вспомнилось и кое-что еще, увиденное на тех фотографиях. В Африке многие люди ходят голыми, вероятно, поэтому Леон и говорит, что он родом из Чатема.
   — Вы слышали, что Джек Робсон вернулся домой? — спросила она, решив сменить тему разговора. — Он пока приехал в отпуск, но в скором времени совсем демобилизуется. Японцы капитулировали, как только американцы их хорошенько припугнули.
   — Да, Кейт мне говорила.
   Леону не хотелось рассуждать на глобальные темы, а тем более — о возможных последствиях для человечества атомной бомбардировки Японии. Он предпочитал обсуждать насущные проблемы.
   — Я с Джеком не знаком, — продолжал он. — Когда я впервые очутился здесь, он воевал во Франции. И в отпуск мы с ним в одно и то же время не приезжали. Говорят, у него репутация героя-любовника. Это правда?
   — Могу только сказать, что они с братом были в юности отчаянные ребята. — Хетти тряхнула головой в шляпке с искусственной розой. — Его брат погиб в Испании, сражаясь против Франко. По-моему, зря он туда поехал, но, наверное, уж очень захотелось прославиться.
   Леон опешил от такой оценки героического поступка брата Джека, но от необходимости как-то реагировать его избавил Билли Ломакс, возвращавшийся домой после двухчасового путешествия на повозке старьевщика по окрестностям. Сейчас он изображал пикирующий бомбардировщик.
   Кошка миссис Хеллиуэлл на всякий случай взлетела на дерево, а Хетти сказала:
   — Раз этот сорванец мчится домой, значит, пора пить чай. Сегодня ко мне обещала заглянуть на чашечку чая Роза, так что я, пожалуй, пойду. — Она расправила плечи, приготовившись к последнему марш-броску до своего порога, и доверительно добавила: — Не скажу дурного слова о Лии, но вот из Мириам повариха никудышная. И готовит она главным образом еврейские, а не наши, английские блюда. Ну, мне пора. Пока! Как-нибудь угощу вас крыжовником с заварным кремом, вот это настоящее английское лакомство!
   Она сошла с тротуара и направилась через площадь к дому номер три, чтобы приготовить для Розы исконно лондонское блюдо: гороховую кашу с корейкой.
   Леон сел на ступеньку крыльца, чувствуя себя совершенно измученным. И как только ее терпит Дэниел Коллинз-старший? Наверное, притворяется глухим. Неудивительно, что он столько времени проводит в церкви. Разговоры с Бобом Джайлсом и Уилфредом Шарки кажутся ему отдыхом после многочасового общения с Хетти.
   — Привет, мистер Эммерсон! — окликнул его Билли с другой стороны площади. — Вы знаете, что Джек уже дома? Хочу попросить его научить меня драться. Вы знаете, что их учат убивать голыми руками?
   У любого нормального человека от таких слов мурашки побежали бы по спине, но Леон только усмехнулся:
   — Если хочешь, я покажу тебе несколько приемов бокса. Это тебе наверняка пригодится в будущем.
   — Нет, я непременно хочу научиться убивать врагов голыми руками, — беззаботно рассмеявшись, ответил сорванец и, раскинув в стороны руки, полетел по площади дальше.
   Леон посмотрел на крохотный участок земли, который он обещал выделить сыну под личный садик. Теперь, с окончанием войны в Европе, нехватка продуктов отойдет в прошлое, так что для Луки можно отвести участок и побольше.
   Пусть себе роет на нем ямки, копает, рыхлит землю, сажает цветочки и утрамбовывает клумбы и грядки, прыгая по ним в резиновых сапожках!
   Представив, какая долгая и счастливая жизнь его ожидает вместе с Кейт, Дейзи, Мэтью и Лукой, Леон просиял. Ведь еще недавно он сидел в немецком лагере военнопленных, а сейчас живет в доме с садом на площади Магнолий. Нет, подумал Леон, довольно с него флота, лучше он будет, как и прежде, работать на речном судне. Темза, возле которой прошло его детство, ничем не хуже морских просторов.
   Леон усадил малыша поудобнее у себя на коленях, поправил лямку на его штанишках и окинул взглядом площадь и пустошь. Налюбовавшись ими вдоволь, он взглянул на холм за площадью, тоже часть его маленького королевства, и улыбнулся.
   Здесь, в этом районе, граничащем с Темзой и Гринвичем на севере, с Блэкхитом — на востоке и с шумным Льюишемом на юге, Леон чувствовал себя дома. Здесь и только здесь они с Кейт будут жить и растить своих детей, разделяя друг с другом и печаль, и радость.
   — А прадедушка действительно хочет, чтобы я его навещал? — спросил Мэтью у Кейт, когда они уже огибали подножие холма. — Мистер Хеммингс заедет за мной на лимузине? А прадедушка знаком с королем и королевой? Почему он сам не приходит в гости?
   — Хватит вопросов, Почемучка! — перебила его Кейт, пытаясь скрыть волнение. — Я устала и хочу поскорее попасть домой и выпить чаю.
   Мэтью задрал голову и с удивлением посмотрел на маму. Отчего же она устала, если они так чудесно провели полдень с прадедушкой в кафе «Чизман», куда они раньше ходили только на Рождество или в день его рождения? И почему она хочет пить, если прадедушка заказал для нее чай и еще великолепный пломбир с орехами и фруктами? Чувствуя, что мама действительно утомлена и не станет с ним болтать, как обычно, Мэтью отпустил ее руку и побежал догонять Гектора.
   Глядя ему вслед, Кейт ощутила, как тревожно заныло у нее сердце. Правильно ли она поступила, согласившись побеседовать с Джоссом Харви? Не уронила ли она своего достоинства, сев в его автомобиль и позволив ему угостить их с Мэтью чаем и сладостями? Что скажет Леон, узнав, к какому компромиссу они пришли? Не обидится ли муж на нее за то, что она с ним не посоветовалась?
   — Привет, мой нежный лепесток! — дружелюбно окликнул ее Чарли с другой стороны улицы. Судя по всему, он шел в «Лебедь». — Ты слышала, что Джек сегодня устраивает в нашем пабе вечеринку для друзей и соседей? Он обещал поставить всем выпивку. Надеюсь, что пива всем хватит.
   Кейт помахала ему рукой: дескать, она в курсе. Это славно, что в «Лебеде» вновь будут веселиться, как в добрые старые довоенные времена. Тогда по субботам там регулярно устраивались шумные пирушки с танцами, на которых практически не было посторонних, и атмосфера царила уютная, почти домашняя. В годы войны в пабе тоже было шумно и людно, но гуляли и пили главным образом матросы и солдаты, приезжавшие на побывку и лечение с фронта. Они набивались, как сельди в бочку, и в бар, и в общий зал, напивались, горланили песни, курили и матерились.
   Мэтью и Гектор уже скрылись за холмом, но Кейт это не встревожило: она знала, что здесь им ничто не угрожает, машины и мотоциклы в эту пору ездят редко. Да и вообще автомобиль имелся только у доктора Робертса, а мотоцикл с коляской — у Теда Ломакса, на нем временно ездила Мейвис.
   Гораздо чаще обитатели этого района пользовались гужевым транспортом: молочник развозил на своей повозке молочные продукты, старьевщик собирал всякий хлам, угольщик привозил уголь, а находчивый Альберт Дженнингс даже приспособил катафалк для транспортировки овощей и фруктов.
   Вот почему появление на площади Магнолий лимузина Джосса Харви стало событием. Кейт стиснула зубы, подумав, что кто-то из их соседей наверняка заметил, как они с Мэтью сели в «бентли» и укатили на нем в неизвестном направлении.
   Что скажет Леон? Голубые глаза Кейт потемнели. Несомненно, старик не оставит их семью в покое.
   Из дома Шарки вышел викарий Боб Джайлс и торопливо направился через площадь к церкви. Провожая взглядом его сутуловатую фигуру, Кейт внезапно представила себе странную библейскую картину, от которой у нее пробежал мороз по коже. Ей привиделось, будто в их маленький рай вползает, злобно шипя, змея — порождение расистских настроений Джосса Харви, и будто бы эта гадина пытается вытолкнуть их из этого обжитого уголка в жестокий мир, полный предрассудков.
   Кейт остановилась и глубоко вздохнула. Она не могла позволить воображению играть с ней злые шутки, это не пошло бы на пользу ни ей самой, ни Леону, ни детям. Нужно всегда держать себя в руках и никогда не терять самообладания. Но не утратила ли она сегодня контроль над собой, разговаривая с Джоссом Харви?
   Кейт хотелось надеяться, что нет. Но почему в таком случае ее не радуют буйно цветущие розы, наперстянка и шиповник, разросшиеся вокруг воронки от бомбы? Почему она хмурится в такой чудесный день? Ведь ей удалось уговорить Джосса Харви не подавать заявления в суд и не претендовать на опекунство. Они достигли соглашения, пусть и с оговорками. Худой мир всегда лучше доброй ссоры. Сегодня вечером Джек устраивает пирушку в пабе, и они с Леоном обязательно должны туда пойти. А с детьми пусть посидит отец. Да и волноваться из-за внезапного визита доктора Робертса к викарию ей тоже не стоит. Боб Джайлс выглядел бодрым и здоровым, когда выходил от Шарки.
   Проходя мимо дома Робсонов, Кейт подумала: перебралась ли в него Кристина на время отпуска Джека? Мэтью и Гектор уже забежали в свой палисадник. Она улыбнулась: может быть, Леон и Лука набрали к чаю земляники? Несколько успокоенная, она прошла мимо дома Шарки, скользнула по окнам взглядом в надежде увидеть Дорис или Пруденцию и помахать им рукой и остолбенела: шторы на окнах, несмотря на ранний час, были плотно задернуты, как будто бы в доме кто-то умер.

Глава 9

   — А мы с папой набрали ягод к чаю, — сообщил ей Лука, сверкая черными глазенками, когда Кейт вошла в палисадник. — Папа сказал, что мы будем пить чай в саду, а потом пойдем гулять в парк.
   — Зато мы с мамой ели мороженое в кафе «Чизман», — важно промолвил Мэтью. — И катались на большущей машине. Просто огромной! — Он вытянул в стороны руки, показывая, насколько большой была эта машина.
   Леон прекратил поливать из лейки грядку земляники и с любопытством посмотрел на жену. Он знал, что Мэтью любит все преувеличивать, как и все дети, но сегодня он явно хватил через край. Единственный человек, имеющий автомобиль на площади Магнолий, это доктор Робертс, и его старенький «моррис» никак не назовешь лимузином.
   — Насколько же велика была эта машина, Мэтью? — спросил Леон. — Больше, чем автомобиль доктора Робертса?
   — Гораздо больше, — ответила за сына Кейт. — И с рожком, который трубит громче иерихонской трубы.
   — Эта машина моего праде… — начал было Мэтью, но Кейт закрыла ему рот ладонью.
   — Довольно болтать! — строго сказала она. — Ступай в сад, найди красивое местечко для пикника, посиди там и сосчитай до ста!
   Это требование не удивило мальчика. Он всегда считал до ста, когда играл в прятки с Розой и Дейзи. Сопровождаемый Лукой, Мэтью отправился выполнять задание, воображая, что пробирается сквозь джунгли.
   — Ну, милая, рассказывай, с кем вы встретились по пути в магазин? — озабоченно наморщив лоб, спросил Леон, когда дети ушли.
   — С нашим злейшим врагом, дьяволом во плоти.
   — Неужели с Джоссом Харви? — опешил Леон.
   Кейт кивнула. Она была настолько обескуражена случившимся, что не сразу подобрала слова, чтобы выразить свои чувства: уж слишком непросто складывались ее отношения с дедом Тоби.
   — И что же? — не унимался Леон.
   Кейт положила ладони ему на грудь и заглянула в глаза.
   — Он позволил себе несколько неприятных высказываний в твой адрес. Дескать, ты не тот человек, которому он может позволить усыновить своего внука.
   На скулах у Леона заходили желваки: понятно, что именно сказал в его адрес Джосс Харви. Наверняка имелось в виду не то, как он относится к Мэтью, а его расовая принадлежность. Леон всю жизнь слышал подобные оскорбления.
   Не отводя от мужа испытующего взгляда, Кейт продолжала:
   — Он говорит, что проблему можно решить в суде или полюбовно. Но если дело дойдет до открытого разбирательства, он позаботится, чтобы газеты подняли шумиху.
   Снаружи доносились голоса Мэтью и Луки, споривших о том, какое место больше подходит для чаепития. В соседнем саду стрекотала газонокосилка, где-то на реке прогудел буксир.
   — И что же он предлагает? — поинтересовался Леон. — И каковы его аргументы?
   — Он исходит из того, что Мэтью — его плоть и кровь. Что он белый ребенок, чей отец принадлежал к обеспеченному сословию, а прадед, то есть Джосс Харви, является столпом местного общества. Поэтому он считает, что имеет больше оснований претендовать на роль опекуна, чем… — Кейт запнулась, но Леон закончил за нее:
   — …чем черномазый матрос. Я верно понял?
   — Прости меня, любимый, — сказала Кейт, — но ведь ты сам предупреждал меня, что нам следует ожидать насмешек и грубых выходок со стороны невоспитанных людей.
   — Так он оскорбил меня еще до того, как вы сели в лимузин? — Голос Леона дрожал от негодования. И Кейт поняла по выражению его лица, что впервые за все время их знакомства они оказались на грани ссоры, последствия которой могут быть очень тяжелыми для них обоих.
   — Он позволил себе это до того, как мы сели в машину, — спокойно ответила она. — Но я подумала, что нужно попробовать договориться с ним, чтобы избежать затяжной войны в суде.
   Голос у нее тоже дрожал, на глазах выступили слезы.
   — Ведь там он бы непременно упомянул о расовых различиях между тобой и Мэтью. Сейчас, пока эту проблему еще никто не затронул, на нашу семью не обращают внимания. Никому не кажется странным, что темнокожий глава семейства желает усыновить белого мальчика. Мне стало страшно за наших детей, да и сама я не хочу снова проходить через эти ужасные испытания…
   Голос у нее сорвался, и Леон крепко обнял ее.
   — Мне тоже не хочется этого, дорогая, — с нежностью сказал он, касаясь губами ее волос. — Так до чего же вы договорились?
   Кейт судорожно вздохнула.
   — Я позволила ему раз в неделю встречаться с Мэтью.
   — Неужели ты ему веришь? После всего, что он тогда сделал? Он снова тебя обманет! — проговорил Леон.
   — Другого выхода у нас нет, — ответила Кейт. — Иначе он опротестует твое ходатайство об усыновлении Мэтью.
   На смуглом лице Леона было написано отчаяние. Разве он не такой же британский подданный, как этот старый интриган? Почему же у него постоянно возникают проблемы? Ведь он родился в Англии, а родословная его матери, уроженки Кента, не менее древняя, чем родословная Джосса Харви.
   — Пошли в спальню! — воскликнул Леон, испытывая потребность овладеть Кейт сейчас же, закрепить свое право на нее, утвердиться в том, что никакие испытания их семью не разрушат.
   Она тоже нуждалась в нем, но все же робко спросила:
   — А как же дети?
   — Они прекрасно повеселятся в саду и без нас. Я отнесу им вазу с клубникой, а ты поднимайся в спальню. Я не заставлю тебя долго ждать.
 
   — Эй, парни! Дайте же наконец псу взглянуть на кролика! — воскликнул в сердцах Дэниел Коллинз, проталкиваясь к барной стойке. — Эй, бармен! Удели мне минутку, налей пинту слабенького! Если здесь всегда будет такая теснота, пока Джек Робсон в отпуске, я стану пить пиво в Блэкхите.
   Пожилой бармен ухмыльнулся:
   — Большого убытка от этого моему заведению не будет, особенно если все приятели Джека повадятся ходить сюда и после его окончательного возвращения. Держи свое пиво и постарайся растянуть его до закрытия паба. У меня рук не хватает исполнять все заказы.
   Дэниел и не собирался его беспокоить второй раз, он не злоупотреблял алкоголем. Сегодня он пришел в «Лебедь» только из уважения к Джеку. Оглянувшись, он увидел за столиком в углу Мириам, Лию и Кристину.
   — Присоединяйся к нам! — крикнула Мириам. — Свободных мест нет, собрались все приятели Джека из Льюишема и Катфорда. Иди, я подвинусь. — Она освободила для него местечко на банкетке, потеснив Кристину, и Дэниел сел.
   — Хорошо, конечно, что Джек дома, — заметил он, — но из-за его друзей здесь такое же столпотворение, как в прошлое лето, когда сюда приходили янки. В баре должно быть тихо, спокойно, чтобы можно было отдохнуть, поиграть в картишки, обсудить с приятелем насущные дела. А в таком гвалте и самого себя не услышишь.
   — Мало тебе тишины и покоя дома? — искренне удивилась Лия. — Если тебя раздражает шум, зачем же ты сюда пришел?
   — В нашем доме покоя отродясь не бывало, — возразил Альберт, сделав изрядный глоток пива. — У нас это такая же редкость, как бананы. Кстати, скоро их снова начнут поставлять по реке в Лондон. Здорово, правда?
   — Главное, чтобы весь груз не скупили спекулянты, — авторитетно заявил Дэниел, — и не взвинтили бы цены до небес.
   Этот разговор услышала Нелли Миллер, сидевшая от их компании на расстоянии трех столов: слух у нее был отменный. Громоподобным голосом она воскликнула:
   — Кто там говорит о спекулянтах? Благодаря им я недавно купила себе отличного парашютного шелка и сшила панталоны. Теперь мне не страшно падать с большой высоты, я совершу мягкую посадку. — Она похлопала себя по колену и расхохоталась.
   — Не завидую я тому бедолаге, на голову которого ты свалишься! — крикнул какой-то шутник, и весь паб сотрясся от хохота.
   Даже Кристина не сдержала улыбки, хотя ее снедало беспокойство. Джек отошел минут десять назад к стойке, чтобы заказать пива для приятелей, и заболтался с ними. Сегодня он был в центре всеобщего внимания, всем хотелось пожать ему руку и сказать несколько теплых слов. Она окинула взглядом его стройную широкоплечую фигуру и почувствовала, как свело низ живота. От Джека исходил необъяснимый магнетизм, и людей всегда тянуло к нему. Он становился заводилой в любой компании, лидерство было у него в крови. Кристина подумала, что Джек наверняка не понравился бы ее родителям, людям обеспеченным, уважаемым и законопослушным. Хотя это не помешало нацистам застрелить ее отца, а мать увезти в неизвестном направлении. С этой скромной добропорядочной женщиной поступили как со скотиной, увозимой на бойню.
   Паб снова потряс взрыв хохота. Кристина не слышала, кто именно отпустил очередную шутку, Нелли или Чарли.
   Она вновь ушла в свое горе, погрузилась в печальные размышления. Заметив, что девушка загрустила, Альберт встал из-за стола, чтобы заказать для нее лимонада, и добродушно предложил:
   — Почему бы тебе не добавить в напиток капельку виски?
   Тем временем Малком Льюис горячо говорил бармену:
   — Ты не понял, почему на выборах победили социалисты? Сейчас поймешь! Потому что мы выиграли войну. А вот если бы мы ее проиграли, то английские землевладельцы лишились бы своей земли, она отошла бы Германии. Вскоре миллионы молодых англичан демобилизуются, и когда они вернутся домой…
   — Я ничего не имею против кошек, — говорил в то же время какой-то приятель Джека наивной мисс Хеллиуэлл, — но с тех пор, как я съел одну из них, меня тошнит от одного их вида.
   — Все они скоро женятся и станут нуждаться в жилье, — продолжал горячиться Малком Льюис, отхлебнув пива. — А когда они получат свой желанный дом, он обойдется им значительно дороже реальной стоимости, потому что какой-то умник скупил все участки в округе и требует непомерную плату за аренду земли. Но разве британские солдаты не заплатили за эту землю своей кровью? Разве не за нее они погибали?
   — Прекрати визжать, Эмили! — успокаивала Нелли расстроенную мисс Хеллиуэлл. — Парень пошутил насчет кошки. Кошек в этой стране, слава Богу, пока не едят. Из их шкурок даже муфты не делают, хотя из некоторых пушистых пород могли бы получиться вполне приличные. Ха-ха-ха!
   Дэниел, обеспокоенный ходом мысли Малкома Льюиса, спросил у всех сидящих за столом:
   — А викарий знает о настроениях лидера бойскаутов? По-моему, он симпатизирует красным…
   — К черту политику, давай-ка лучше споем! — воскликнула Мейвис, тряхнув обесцвеченными кудряшками. Ее губы и ногти на руках и ногах были выкрашены в огненно-красный цвет. На ней была пурпурная шифоновая блузка и блестящая зеленая узкая юбка. В таком наряде она походила на попугая с островов южных морей, но энергия из нее била ключом.
   — Может быть, споем «Вниз по реке»? — предложила ее мамаша, отставляя в сторону пустой бокал, чтобы освободить место для полного, который принес для нее Альберт.
   — Лучше уж «Будем обрывать весной сирень»! — сказал Дэниел, романтик по натуре, глядя, как двое приятелей Джека подсаживают Мейвис на стойку бара.
   Кристина молча смотрела на происходящее. С каждым мгновением ее растерянность и недоумение нарастали. Неужели никто не понимает, что она здесь совершенно чужая и все вокруг кажется ей странным и диким? Альберт пододвинул к ней бокал с лимонадом, в который было добавлено виски. Джек отвернулся от стойки и наконец-то взглянул на жену, улыбающийся и веселый. Она подумала, что он сейчас подсядет к ней, и тоже улыбнулась. Но кто-то его окликнул, и надежда испарилась.
   Она сжала в руке бокал и огляделась. Эта порой чересчур шумная и вульгарная вечеринка была типична для жителей площади Магнолий. Они привыкли именно так развлекаться по вечерам. Когда эти ребята были маленькими, они, наверное, дожидались возле дверей паба, пока их родители вдоволь навеселятся. Вероятно, Билли и Берил, а также Роза и Дейзи сидели на ступеньках у входа в «Лебедь» и радовались, если взрослые угощали их леденцами и лимонадом, купленными в буфете. Кристина в их возрасте проводила вечера иначе. По пятницам, например, в их семье устраивался торжественный ужин в честь наступившей субботы — особого дня для всех евреев. Бабушка разламывала хлеб, опускала каждый кусок в солонку и оделяла ими всех присутствующих за столом, по краям которого горели в подсвечниках длинные свечи. Этим обрядом она как бы подчеркивала их семейную связь.
   Кристина поставила бокал на стол. Многие годы она жила, похоронив свое прошлое, не как немецкая еврейка Кристина Франк, а как обыкновенная жительница юго-восточного Лондона, торгующая на местном рынке. Эта новая Кристина Франк влюбилась в парня из своего района и обвенчалась с ним в местной церкви. У Кристины перехватило горло, она подумала, что сойдет с ума, если позволит прошлому захлестнуть ее. Ей следовало бы поделиться своими тревогами с Джеком, рассказать ему, как ее гложет вина из-за того, что она предала обычаи своего народа; поведать, как она убивается, вспоминая своих погибших родных, как не находит себе покоя, потому что одна смогла вырваться из нацистской Германии, когда там умирали сотни тысяч евреев. И разумеется, ей нужно было признаться, что она еще надеется на чудесную встречу с матерью и бабушкой.
   Мейвис, пропустив мимо ушей пожелания Мириам и Дэниела, стала напевать «Чатанугу Чу-Чу». Ей подпевали Чарли и Гарриетта Годфри. Джек помахал Кристине, призывая ее подхватить модную песенку и веселиться вместе со всеми. Переодевшись из армейской формы в хлопковую рубаху с короткими рукавами и фланелевые брюки, он походил на бывалого боксера среднего веса, выделяясь среди окружающих его парней развитой мускулатурой, широкой грудью и узкой талией. Кристина вымучила улыбку и покачала головой, прядь темных волос упала ей на лоб. Она не могла встать из-за стола и присоединиться к соседям, окружившим ее мужа, потому что все сразу обратили бы внимание на ее расстроенный вид. Ей хотелось остаться с Джеком наедине, поговорить с ним по душам как с самым близким ей человеком, убедиться, что он понимает и сочувствует. Но он предпочел провести этот вечер в веселой компании друзей.