Кристина повернулась на бок, чувствуя, что готова разрыдаться от ревности. Странно, что она не решается поведать мужу свои сокровенные мысли, хотя и безумно любит его.
   Возможно, она боится оказаться непонятой? Опасается, что Джек сочтет ее слишком впечатлительной и слабохарактерной?
   Она впилась пальцами в подушку и уткнулась в нее мокрым от слез лицом.
   — Возвращайся скорее домой, Джек! — прошептала она. — Возвращайся, и тогда все наладится.
 
   Пруденция Шарки сиротливо сидела под козырьком автобусной остановки на углу пустоши. Наступил август, и вместе с ним в Лондон пришли грозы. Молнии сверкали над крышами Блэкхита, озаряя ослепительными вспышками купол церкви Всех Святых. Чуть поодаль дрожал под армейским плащом, плохо спасавшим его от ливня, владелец повозки, запряженной осликами. Своих несчастных животных он накрыл куском брезента. Вид у осликов был ужасно унылый, в глазах застыла тоска.
   У Пруденции настроение было не лучше. Ей уже давно опостылела такая жизнь, она забыла, что такое радость. Особенно угнетали ее коричневые туфли, в которые она была обута. Это была добротная, на низком каблуке, с толстой подошвой и широким ремешком на лодыжке обувь для пожилых женщин. Пруденция их ненавидела.
   — Это очень прочные туфли, тебе их вовек не сносить, — заявил отец, увидев уродцев в сапожной лавке Джема Поррита.
   И дочери нечего было ему возразить, он был прав, легче было помереть от тоски, чем износить эти колодки.
   Стук ливня по козырьку остановки становился громче, повеяло холодом. Пруденция зябко поежилась. Ей было девятнадцать лет. Ни за одной из ее сверстниц родители так строго не надзирали, как за ней. Папаша лично выбирал для нее обувь, причем платил за нее деньгами, которые зарабатывала тяжелым трудом сама Пруденция. Она вздохнула, вспомнив, какой отвратительный запах стоял в мастерской мистера Поррита. Ей хотелось покупать туфельки в магазине, торгующем модной обувью, а не ботинками, сапогами и шлепанцами.
   Объяснить это отцу было невозможно. Его заботило только то, чтобы дочь не выглядела вертихвосткой.
   — Но ведь Кейт Эммерсон так не выглядит, — в отчаянии восклицала Пруденция, — хотя и не покупает обувь, сделанную Джемом! Она приобретает исключительно стильные туфли в салоне Тимпсонов в Льюишеме.
   В действительности она не знала, откуда изящные модные башмачки Кейт, но выглядели они красиво. Как, впрочем, и все, что она носила.
   — Твой язык тебя погубит, — ворчал отец. — Кэтрин Фойт — мать двоих незаконнорожденных детей! Нашла с кого брать пример! Посмотрим, каково придется ее сынку-метису, когда он подрастет. Его ожидает незавидная участь.
   — Теперь ее фамилия Эммерсон, а не Фойт. И насчет Луки ты не прав, его здесь все обожают.
   — Пока он маленький, — качал головой папаша. — И еще не заглядывается на девушек. Довольно болтать, давай-ка лучше купим гуталина, чтобы туфли не промокали.
   Из-за поворота появился автобус, но Пруденция продолжала сидеть. Она не собиралась никуда ехать, а просто пережидала дождь и оттягивала момент возвращения в свой унылый дом. На подножке автобуса стоял, готовясь спрыгнуть с нее, лидер группы местных бойскаутов Малком Льюис. Он всегда интересовал Пруденцию, и не только ее одну: об этом загадочном молодом человеке ходили невероятные слухи. Он был, несомненно, неординарной личностью.
   — Почему его не забрали в армию? — спросила однажды Хетти Коллинз у Мириам, когда они пережидали очередной воздушный налет в общем убежище. — Он молодой и здоровый, к тому же глава скаутов.
   — Наверное, он связан с секретными службами, — предположила Мириам, сося леденец. — И у него бронь.
   Едва Малком Льюис спрыгнул на тротуар, Пруденция смерила его изучающим взглядом. Неужели он сотрудник разведки? Но если так, то почему его не отправили с секретным заданием в Париж, Россию или Каир, а оставили в Лондоне? Ведь всю войну он пробыл в Льюишеме. Странно…
   — Тебе лучше поторопиться, — заметил Малком. — Водитель ждать не станет.
   — Я никуда не еду, — покраснев от смущения, промолвила Пруденция, чувствуя себя ужасно глупо.
   Водитель закатил глаза к небу, захлопнул дверцу и выжал педаль газа. Малком улыбнулся:
   — Дождь почти прекратился, надеюсь, мы не промокнем до нитки, пока дойдем до площади.
   Пруденция нерешительно встала со скамейки, не веря, что ей предложил прогуляться самый симпатичный парень в округе и вдобавок секретный агент. Она и не мечтала, что он проявит к ней интерес. Впрочем, ничего он и не проявлял, поправилась она мысленно, им просто оказалось по пути. С таким же успехом его попутчицей могла стать мисс Хеллиуэлл или Нелли Миллер, окажись они сейчас на автобусной остановке. И с ними он так же любезно разговаривал бы, потому что он воспитанный молодой человек.
   — Откуда возвращаешься? — спросил он, когда они сошли с тротуара на мокрую траву пустоши. Дождь прекратился, из-за облаков выглянуло солнышко. Малком опустил воротник пиджака.
   — С работы, — ответила она с тоской.
   Малком усмехнулся:
   — Как вижу, она тебе надоела до чертиков. Неужели так скучно работать секретарем в адвокатской конторе? Тебя ведь твой отец именно туда пристроил?
   Пруденция кивнула, она до сих пор была «благодарна» папаше за эту медвежью услугу. Контора мистера Бейли была забита папками с бумагами и провоняла клеем и пылью. Ее владелец выглядел старше библейского Мафусаила, а его помощница мисс Крабтри служила у него еще с Первой мировой войны. Если бы Пруденции позволили самой решать, чем ей заниматься, она бы устроилась продавщицей в магазин одежды. Но папаша считал, что служить, пусть и младшим клерком, в адвокатской конторе гораздо престижнее, чем торговать.
   — Если тебе там все обрыдло, почему не уходишь оттуда? — поинтересовался Малком. — Сейчас совсем не трудно подыскать работу по душе.
   — Нет, я не могу, — не глядя на него, промолвила Пруденция, покраснев еще гуще.
   Он с интересом посмотрел на эту странную девушку самой обыкновенной, неприметной наружности. Зря она не пользуется косметикой! Вот его сестры, ее ровесницы, уже красят губы и ресницы и только выигрывают от этого. Приглядевшись к спутнице, он сообразил, что если бы она попользовалась помадой и тушью для ресниц, то стала бы значительно симпатичнее.
   — Ты слышала, что к нам приезжает эмигрантка из Польши? — спросил он, меняя тему разговора. — Говорят, она здесь надолго обоснуется.
   Пруденция поджала губы. Слышала ли она об этой польке? Еще бы! В последнее время отец только о ней и говорил.
   — Какая преступная недальновидность! — бушевал он. — Мало нам здесь немцев, торгашей, негров и уголовников! Скоро вся площадь будет заселена всякой швалью, как Бермондси или Лаймхаус.
   — Но здесь живет всего одна немка, дорогой! — осмелилась возразить ему супруга, подразумевая Кристину.
   Это лишь подлило масла в огонь.
   — А кто в таком случае Фойты? — вскипел Уилфред. — Коренные английские джентри?
   Мать смертельно побледнела, и у Пруденции моментально пропало желание напоминать отцу, что Леон Эммерсон наполовину англичанин, а Чарли Робсон уже давно ведет честную жизнь и не сидит по тюрьмам, как в молодости. Если отца разозлить, он может наброситься на мать с кулаками, как уже было накануне свадьбы Кейт и Леона.
   Но рассказать об этом Малкому Пруденция не могла и поэтому ответила:
   — Да, я знаю.
   Малком отчаялся завязать с ней разговор и засунул руки в карманы фланелевых брюк, мысленно переключившись на своих юных подопечных. Пора было всерьез поговорить с Мейвис Ломакс о ее Билли. Парнишка совсем отбился от рук, ему лучше стать бойскаутом и приучаться к дисциплине. Иначе не миновать ему тюрьмы.
   Выслушав предложение матери вступить в отряд бойскаутов при церкви Святого Марка, Билли решительно заявил:
   — Я в коротких штанишках ходить не стану! А все бойскауты носят шорты. Мне пора надеть нормальные брюки, я уже не маленький.
   Длинные штаны, которые постоянно выпрашивал у Мейвис ее бунтующий отпрыск, стали камнем преткновения в их отношениях.
   — Джимми Бинс ходит в брюках, хотя ему только одиннадцать лет! — выдвигал свой коронный аргумент Билли, отчаявшись переубедить мать. — А надо мной ребята смеются.
   Но Мейвис не сдавалась.
   — Джимми Бинсу дали донашивать старые портки его старшего брата, потому что тому в них стыдно ходить, — говорила она, смазывая вазелином брови, чтобы придать им блеск. — А в шортах Джимми не ходит потому, что они стали похожи на решето.
 
   Едва лишь состав въехал на станцию Блэкхит, Джек Робсон ловко спрыгнул с подножки вагона на перрон. Он приехал домой в очередной отпуск, вероятно, последний, поскольку, судя по сообщению Би-би-си, через несколько месяцев должна была начаться массовая демобилизация. Вряд ли японцы смогут сопротивляться после того, как два их крупнейших города были стерты с лица земли атомными бомбами. Закинув вещевой мешок за плечо, Джек Робсон, мускулистый, высокий и стройный молодой мужчина в форме коммандос, пружинистой походкой зашагал по перрону, предвкушая скорую встречу с женой, друзьями и соседями.
   — Привет, Джек! Приехал повидаться с супругой? — с улыбкой сказал контролер в конце платформы, забирая у него билет. — Она, полагаю, чертовски обрадуется.
   — Но еще больше удивится, — ухмыльнулся Джек. — В последний раз я отправил ей открытку из Германии, она уверена, что я все еще там.
   Контролер хохотнул. Скажи ему какой-нибудь другой молодой военнослужащий, что он возвращается домой после годового отсутствия без предупреждения, бывалый служака намекнул бы ему, что он дьявольски рискует. Не все женщины хранили верность мужьям, некоторые ходили на танцы, пили пиво с американцами… Но Кристина Робсон была не из их числа. То, что Джек мог застукать жену с другим мужчиной, представлялось контролеру столь же маловероятным, как переход папы римского в другую веру.
   Прочитав мысли старого хрыча, Джек ускорил шаг и, выйдя с вокзала, решительно зашагал по центральной улице Блэкхита. Он не сообщил Кристине о своем скором прибытии в первую очередь потому, что не был уверен, дадут ли ему краткосрочный отпуск. А еще ему хотелось сделать ей сюрприз и посмотреть, как она обрадуется, когда откроет дверь и увидит его на пороге. По той же причине он не писал ей, что в скором времени его демобилизуют. В этом у него тоже не было уверенности, но своей надеждой он по-дружески поделился с Мейвис. Теперь, после бомбардировки американцами Японии, сомнения пропали. И, поднимаясь по склону холма к церкви Всех Святых и Вересковой пустоши, Джек весело насвистывал бодрый марш.
   — Привет, Джек! — окликнула его с другой стороны улицы Хетти Коллинз, стоявшая в длинной очереди в мясную лавку. — Добро пожаловать домой. Тебя скоро отпустят вчистую?
   Джек усмехнулся, не замедлив шаг и не удостоив ее ответом. За время его отсутствия здесь произошли большие перемены, как он успел заметить. Жизнь входила в мирное русло. Но очереди в продуктовые магазины еще оставались. Возле овощной лавки он увидел мисс Хеллиуэлл. На старушке было старомодное длинное летнее платье из жоржета, а ее шею украшали бесчисленные нити бус и шифоновый шарф, перекинутый через плечо. Джек подавил желание подойти к ней и поболтать, рассудив, что на это у него найдется время и попозже, после встречи с Кристиной.
   Вспомнив о молодой жене, он ощутил острое вожделение. Она всегда возбуждала его, он захотел овладеть ею, как только увидел. Она была прекрасна, как Мадонна, и не менее таинственна. Ее большие черные миндалевидные глаза, блестящие черные волосы и тонкие черты строгого лица пленили Джека. Кристина была не из болтливых и не любила хохотать без причины, как легкомысленные девчонки из южного Лондона, в окружении которых он вырос. Вежливая, доброжелательная, но сдержанная в эмоциях, Кристина часто уходила в себя и этим еще сильнее интриговала Джека. Страсть его разгорелась, и он стал активно ухаживать за загадочной беженкой.
   Джек поправил лямку вещевого мешка и пошел прямиком через пустошь, припоминая начало их с Кристиной знакомства. Ему было внове обхаживать девушку: противоположный пол никогда не обделял его вниманием, и уже в юности он снискал славу сердцееда. Однако на Кристину его репутация не произвела впечатления, и ему пришлось несколько лет осаждать эту крепость. Но даже война не охладила его пыл. Он записался в войска специального назначения и приезжал домой всего несколько раз в краткосрочный отпуск. Слава Богу, спустя месяц-другой его демобилизуют, и тогда они с Кристиной наконец-то заживут нормально, как все супруги.
   — Джек! Джек! — вывел его из раздумий пронзительный девичий голос.
   Он прикрыл ладонью глаза от солнца и увидел, что к нему бежит маленькая Берил Ломакс.
   — Ты вернулся! Ты вернулся! Ты дома! — закричала она, сверкая счастливыми глазами.
   Джек опустил вещевой мешок на землю и раскрыл перед ней объятия.
   — Я вернулся, но еще не насовсем! — Он принялся кружить девочку в воздухе. Когда он опустил ее, Берил с гордостью сообщила:
   — Мне уже девять лет. А в воздухе кружат только маленьких девочек.
   — А вот и нет! — возразил с улыбкой Джек, закидывая мешок за плечо. — Юных леди можно кружить в любом возрасте. Давай руку, пошли домой!
   Берил взяла его за руку и захихикала, потряхивая коротко подстриженными светлыми волосами и смешно морща носик.
   — А мою маму ты тоже покружишь в воздухе? — спросила она, стараясь попасть с ним в ногу. — А миссис Миллер?
   — Твою маму я, возможно, немножко и покружу, — ответил Джек, сдерживая смех, — но чтобы сделать это с Нелли Миллер, мне понадобится подъемный кран.
   Это вызвало новый приступ смеха у его маленькой спутницы.
   — Наверняка тебе хочется узнать, что происходило здесь в твое отсутствие, — рассудительно промолвила она. — Когда кто-то долго отсутствует, ему всегда хочется услышать новости.
   — Ты права, — серьезно сказал Джек, понимая, что девочке хочется поговорить с ним на равных. — Ну, выкладывай! Что тут происходило? Кейт удалось что-то узнать о своем женихе? Есть ли известия от племянника Нелли? Не женился ли во второй раз викарий?
   Они уже приближались к площади Магнолий, и Берил заволновалась, что не успеет рассказать Джеку все важные новости.
   — Леон уже дома! Они с Кейт поженились! Викарий помолвлен с миссис Фэрберн. Насчет племянника Нелли я ничего не слышала, но зато знаю, что твой отец собирается жениться на миссис Годфри! — выпалила она без остановки.
   Джек едва не упал в обморок.
   — Хватит меня разыгрывать, Берил! Меня чуть не хватил удар! — воскликнул он, остановившись на краю пустоши.
   Малышка склонила голову набок и обиженно сказала:
   — Я говорю вполне серьезно, какие могут быть розыгрыши, когда речь идет о свадьбе? Конечно, они оба немного староваты, — рассудительно добавила она, вспомнив слова мистера Коллинза, произнесенные им во время домашнего обсуждения этой проблемы, — но ведь и на старой дудке можно сыграть славную мелодию. — Джек поперхнулся, а Берил, вполне удовлетворенная своим изложением, продолжила, наморщив лоб: — Так сказал наш дедушка, но я не поняла, что он имел в виду. Разве твой отец играет на дудочке? Мисс Годфри, насколько я знаю, играет только на пианино.
   С трудом придя в чувство, Джек хрипло спросил:
   — И когда же состоится свадьба?
   — Понятия не имею, — пожала плечами Берил. — Наверное, не раньше, чем ты вернешься домой. А ты уже здесь! Значит, свадьба будет на следующей неделе!
   Она снова звонко рассмеялась.
   Джек тяжело вздохнул, не зная, что сказать.
   Слава Богу, в этот момент их заметил залезший на свое любимое дерево Билли. Размахивая руками, он завопил на всю площадь:
   — Джек! Джек! Ты привез метательные ножи? А немецкий шлем у тебя есть?
   Когда Джек и Берил подошли к дереву, он уже спустился с него с ловкостью обезьяны.
   — Привет, дозорный! — воскликнул Джек, потрепав его по взлохмаченной голове. — Что ты там высматривал? Немецкий самолет, пилот которого не слышал об окончании войны?
   — Нет, конечно, — ответил Билли, торопясь объяснить своему кумиру, что он разговаривает не с законченным болваном. — Я залез на дерево от скуки, надо же как-то развлекаться. Вот маме, к примеру, тоже не сидится дома по вечерам, и она куда-то уходит. Бабушка говорит, что скоро вернется папа, и тогда уж мамаше придется вести себя прилично. Но было бы лучше, если бы она сейчас начала к этому привыкать.
   Джек усмехнулся, представив, как Мириам отчаянно пытается подрезать Мейвис крылышки. Поздновато спохватилась, горбатого не выпрямишь. Но вообще-то Джеку было совсем не до смеха. Он еще не осмыслил потрясающую новость, услышанную от Берил.
   Неужели отец действительно сделал предложение Гарриетте Годфри? Этой чопорной и холодной старой перечнице, их бывшей директрисе? Джек знал, что Чарли подружился с ней, решив наконец научиться читать и писать. Их часто видели прогуливающимися с собакой по пустоши или пьющими пиво в пабе «Принцесса Уэльская». И вот чем эта странная дружба закончилась — свадьбой! Ну и чудеса!
   Билли ударил в крышки от мусорных баков и закричал на всю площадь:
   — Джек вернулся! Джек вернулся!
   Продолжая играть роль глашатая, он побежал впереди Джека и Берил. Из окон стали выглядывать люди. Первым поприветствовал прибывшего Дэниел Коллинз.
   — С возвращением тебя! — крикнул он, высунувшись из открытого окна голый по пояс, в одних штанах со спущенными подтяжками. — Берил сообщила тебе, что Леон Эммерсон уже дома? Потрясающая новость!
   Со всех сторон слышались радостные возгласы. Соседи выходили на улицу, чтобы поздороваться с Джеком. А ведь до войны они с братом слыли скверными ребятами. Но когда Джерри геройски погиб в Испании, сражаясь с фашистами, все сразу же забыли о его хулиганских выходках и начали говорить о нем только хорошее. Кажется, теперь все наконец зауважали и его, Джека, бравого спецназовца.
   Вот распахнулась дверь дома Фойтов, и на порог вышла Кейт, следом выбежал темнокожий кучерявый мальчуган, а за ним — пес Гектор.
   — Джек, как чудесно, что ты вернулся! — воскликнула Кейт, устремляясь к калитке. Глаза ее сияли, за спиной, как в школьные годы, болталась длинная золотистая коса.
   Джек остановился: было время, когда за этой девушкой ухаживал его брат-близнец. Но смерть Джерри помешала им породниться. Джек чмокнул Кейт в щеку и сказал:
   — Я уже знаю о вас с Леоном. Теперь ты стала приличной дамой. Он утер нос всем злопыхателям.
   Кейт звонко рассмеялась, оценив его шутку. Лука потянул ее за подол юбки:
   — Кто этот дядя?
   Ему не понравилось, что рослый незнакомец так запросто общается с мамой, когда папы нет дома.
   — Это наш добрый друг и сосед, сыночек!
   Кейт подхватила малыша на руки, чтобы он поздоровался с Джеком.
   Из-за поворота выбежала толпа детворы, собравшаяся на звон самодельных литавр Билли. Все кричали:
   — Джек вернулся! Джек вернулся с войны! Ура герою!
   — Тебе, пожалуй, лучше поспешить домой, — заметила Кейт, прижимая к себе сына, склонившего голову ей на плечо. На площади появилась Нелли Миллер. — Поторапливайся, Джек! Если тебя начнет обнимать Нелли, Кристина не дождется тебя до Рождества. Быстро от этой толстухи не отвяжешься.
   Это уж точно. Джек приветственно помахал Нелли рукой и, сопровождаемый ватагой детей и сворой собак, быстро пошел через площадь.
   Он миновал строения под номером шесть и восемь, затем жилище Уилфреда Шарки, обратив внимание, что кто-то тайком наблюдает за ним из-за занавески, и, проскочив свой дом, устремился прямиком к Дженнингсам. Он не сомневался, что именно там находится Кристина. Если, разумеется, она не на рынке.
   Сердце его трепетало, он мысленно молился, чтобы жена не ушла с Альбертом продавать овощи, а оказалась дома. Билли продолжал аккомпанировать их шествию крышками от мусорных баков. Они уже находились возле огромной воронки, образовавшейся на месте дома мисс Хеллиуэлл.
   Над развалинами буйно разрослись ее любимые розы. Не обратив на печальный пейзаж внимания, Джек свернул за угол.
   Дверь дома Ломаксов распахнулась настежь, так что чуть было не слетела с петель, и с воплем «Джек!» на неровную дорожку палисадника выбежала Мейвис, рискуя подвернуть ногу.
   — Что это за оркестр тебя сопровождает? Я едва не оглохла от звона литавр!
   На втором этаже соседнего дома, где жили Дженнингсы, открылось окно, и из него высунулась голова Мириам, сплошь покрытая металлическими бигуди.
   — Джек вернулся! Передайте Кристине, чтобы пулей летела его встречать! — завопила мать семейства.
   Первой заковыляла к входной двери Лия, сверху по лестнице кубарем скатилась Керри. Дэнни, чинивший на кухне сапоги Альберта, отложил молоток и закурил сигарету, решив, что прибывшему устроят достойную встречу и без него. Если Джек служил в специальных частях, это еще не делает его автоматически героем. В открытое окно, Дэнни было видно, как развешивает на веревке белье Кристина. Он крикнул:
   — Твой муж приехал. Поспеши, иначе станешь последней из встречающих его.
   Кристина с недоверием покосилась на него, не, услышав звон, производимый Билли, уронила полотенце на землю и побежала, побежала, побежала… Пробежав через задний двор, она ворвалась в кухню и стала пробираться по захламленному темному коридору к распахнутой настежь входной двери. Джек, убийственно красивый, сжимал в объятиях визжащую от восторга Мейвис и кружил ее в воздухе, снова и снова, стоя на дорожке в палисаднике.

Глава 7

   — Что ни говорите, а Мошамбо меня сильно подвел, — огорченно заявила Эмили Хеллиуэлл своей прикованной к инвалидному креслу сестре и Нелли Миллер, забежавшей сообщить о возвращении Джека Робсона.
   — Ведь вступи он со мной заблаговременно в контакт и сообщи, когда Джек вернется домой, мы организовали бы парню достойный прием.
   Мошамбо был духом-советчиком Эмили, о котором она говорила так, словно он реально существовал. И ее сестра, и Нелли к этому привыкли.
   — Старина Мошамбо не виноват, — вступилась за духа Нелли. — Джек приехал всего лишь в отпуск, а не навсегда.
   Хотя разговор происходил в гостиной, толстуха восседала на кухонном стуле с прямой спинкой, поскольку только с него она могла встать без помощи троих крепких мужчин.
   Инвалидное кресло Эстер Хеллиуэлл стояло у окна — оттуда ей было удобно наблюдать за всем происходящим на улице и созерцать воронку от бомбы, на месте которой прежде стоял их с сестрой дом. К сожалению, противоположный конец площади закрывала церковь. Впрочем, это с лихвой компенсировалось красотой храма, словно бы сошедшего с рождественской открытки, и стоявшей неподалеку цветущей раскидистой магнолией.
   Эстер неохотно оторвала взгляд от Дорис Шарки, несущейся со стороны Льюишема с такой скоростью, словно бы за ней гнались черти, и промолвила:
   — А почему бы тебе не связаться с Мошамбо и не спросить у него, когда Джека демобилизуют?
   — А заодно выясни, когда японцы отпустят моего Гарольда, — попросила Нелли, заботясь о том, чтобы всеобщая эйфория по поводу приезда Джека Робсона не затмила в общественном сознании печаль по ее плененному племяннику.
   Эмили нервно затеребила рукой в старческих пигментных пятнах одну из многочисленных нитей своих бус. Им легко говорить! Словно бы Мошамбо рядовой клерк справочного бюро, а не всесильный дух североамериканских индейцев, который вряд ли придет в восторг от такого фамильярного отношения.
   — Может быть, позвонить в службу общественной информации? — спросил Дэниел у своего коллеги-старосты во время еженедельного совещания у Боба Джайлса.
   — Откуда они знают, наделены ли местные власти правом реквизировать пустующие строения? — желчно воскликнул Уилфред Шарки. — Держи карман шире!
   Дэниела это замечание не обескуражило. Он был уверен, что служба общественной информации для того и создана, чтобы отвечать на вопросы общественности. А Коллинзу, как одному из ее представителей требовалось знать, что будет с домом номер семнадцать, когда его освободит семья Бинсов. Уж больно туда хотели въехать Керри и Дэнни.
   — Я выясню в муниципалитете, какие у них планы, — виновато пообещал Боб Джайлс, ведь именно он способствовал вселению в принадлежащий церкви дом номер восемь эмигрантки из Польши. Если бы он не настоял на этом, молодые супруги Коллинз уже обосновались бы там и платили бы чисто символическую арендную плату. — А теперь мне бы хотелось обсудить с вами один щекотливый вопрос, — заявил викарий, круто меняя тему, и многозначительно посмотрел на своих собеседников, замерших при этих его словах по другую сторону стола.
   Дэниел смотрел на викария преданно, Уилфред — настороженно. Боб Джайлс набил трубку, раскурил ее и, выпустив колечко дыма, изрек:
   — В понедельник всех нас потрясла ужасная новость, что американцы сбросили на Хиросиму атомную бомбу. Сегодня же случилось нечто не менее страшное — они стерли с лица земли Нагасаки. Это кошмар! Апокалипсис.