Страница:
— Уходить надо, сказал Избор, — Быстрее. Солнце взойдет, будем как три таракана на беленой печи.
— Увидят, — согласился Исин, а Гаврила вдруг хмыкнул.
— Увидят — обхохочутся… Не знаю как я, а вы оба смешнее скоморохов.
— Как же, «обхохочешься» — ответил Исин оглянувшись. — Да на вас без слез не взглянешь…
Он был прав. Грязные и мокрые они выглядели, может быть и страшно, но не грозно.
— Поплачь, — не отрывая взгляда от островка ответил Избор. — Как раз твоими слезами и умоемся. Похоже, пришли.
Если разбойники не дураки, подумал Избор, то там, где плетенка выходила на остров должен кто-то сидеть. Ему не потребовалось напоминать об этом друзьям, и вопрос Гаврилы они поняли правильно.
— Сколько их там?
— Самое малое — двое…
— Самое малое — один! — поправил Избора сотник. — Один!
— Нет. Двое. Вдвоем в кости играть удобнее…
— Я пойду, — сказал Исин, — мне сегодня везет.
Но Избор остановил его.
— Хватит с тебя, а вот я сегодня не додрался.
— А может быть все вместе?
Радость победы, легкая как опьянение, гуляла в крови, просилась наружу.
— Испугаются, гвалт поднимут… — покачал головой воевода. — Нет, я один. Я быстро.
Не дожидаясь ответа, он не спеша, пошел к островку. Через несколько шагов обернулся.
— Нужно было с разбойничков что-нибудь из тряпья снять… Что ж не догадался?
Исин не ответил. Они с Гаврилой смотрели, как воевода спокойно шлепает по болоту, не забывая нащупывать путь перед собой… Недалеко от берега плетенка кончилась и Избор, взмахнув руками, провалился в трясину почти до колен. Отбросив шест, он осторожно выбрался на берег. Ветер донес оттуда чей-то отклик и Избор остановился, а потом стремительно прыгнул в кусты.
— Вперед! — крикнул Гаврила. — Быстрее!
И тяжело зашлепал по грязи. Но быстрее не получилось.
Когда они добрались до берега, там все уже закончилось. Избор спокойно стоял около кустов, из под которых торчали ноги двух разбойников. Чуть поодаль лежал третий
— Ну? — спросил Гаврила.
— Бараны, — пренебрежительно ответил Избор, зализывая порезанный палец.
С мелодичным гудением, словно спрятавшийся где-то рядом музыкант подул в дудку, туман вокруг них закружился, вспучился и опал, обнажив крепкий бревенчатый забор с редкими бойницами. Серое низкое небо, клокастое от туч поднялось, и в образовавшейся пустоте возник мрачный терем. Высокий, в три поверха, с крутой шатровой крышей он, казалось, летел сквозь туман, непрерывно обтекавшей его.
Терем походил на странную черную птицу, готовую в любой момент оторваться от земли, и, взмахнув забором как крыльями, затеряться в низком сумрачном небе.
— Мрачное место, — сказал Исин.
— Место мрачное, зато дела веселые…
Они шли вдоль стены и разговаривали шепотом. Надеясь на недоступность острова, на товарищей, что теперь лежали на берегу и на крепко запертые ворота разбойники вряд ли держали кого-то на стенах, но все же они держались настороже. Повидав много стран, и узнав многих Богов Избор знал, что у всех у них есть одно правило. Боги покровительствовали и берегли только тех, кто сам проявлял осторожность и предусмотрительность.
Обойдя ворота, они зашли сбоку. Исин встал спиной к стене и Избор взобрался ему на плечи. Этого хватило, что бы подняться над верхними бревнами. Прямо перед ним вырастал третий поверх терема. Он посмотрел вниз, во двор и удивленно поднял брови. За стеной ветер и утро уже разогнали туман, а во дворе он еще плотно держался и закрывал все, что мог. Избор бросил туда камешек, предусмотрительно захваченный по дороге, но ничего не услышал.
Подтянувшись, он взобрался на стену. Внизу охнуло, и тут же рядом с ним появилась голова Гаврилы, а еще через мгновение — Исина..
— Туман, — сказал хазарин. — Не видно ничего…Не ровен час, кому на ногу наступишь…
— Это пусть они бояться, — ответил Масленников, потирая ладони. — Нам-то чего бояться?
Избор прислушался.
— Знал я одного князя, что на ночь вот так во двор медведя выпускал…
— Медведь на болте? Да он тут он сдох бы уж давно…
Они соскочили в туман, и не таясь, пошли по двору.
— Круторог вот тоже с медведем…
Разбойники оказались хозяйственными. Темные пятна строений виднелись то справа, то слева, но Гаврила вел их прямиком к крыльцу. Дойдя до двух резных столбов, они остановились.
— И что дальше?
Он посмотрел на Исина, словно дело было в нем.
— Может поджечь это все?
— Зачем? — не понял Гаврила.
— Ну… Они выскочат, а мы их…
Избор остановил его, положив руку на плечо.
— Подожди ты… Пойдем посмотрим как люди живут.
Избор достал ковчежец. Гаврила тронул его пальцем и напомнил.
— Что бы все сработало, они должны отобрать его. Отобрать…
Избор кивнул.
Глава 39
Глава 40
— Увидят, — согласился Исин, а Гаврила вдруг хмыкнул.
— Увидят — обхохочутся… Не знаю как я, а вы оба смешнее скоморохов.
— Как же, «обхохочешься» — ответил Исин оглянувшись. — Да на вас без слез не взглянешь…
Он был прав. Грязные и мокрые они выглядели, может быть и страшно, но не грозно.
— Поплачь, — не отрывая взгляда от островка ответил Избор. — Как раз твоими слезами и умоемся. Похоже, пришли.
Если разбойники не дураки, подумал Избор, то там, где плетенка выходила на остров должен кто-то сидеть. Ему не потребовалось напоминать об этом друзьям, и вопрос Гаврилы они поняли правильно.
— Сколько их там?
— Самое малое — двое…
— Самое малое — один! — поправил Избора сотник. — Один!
— Нет. Двое. Вдвоем в кости играть удобнее…
— Я пойду, — сказал Исин, — мне сегодня везет.
Но Избор остановил его.
— Хватит с тебя, а вот я сегодня не додрался.
— А может быть все вместе?
Радость победы, легкая как опьянение, гуляла в крови, просилась наружу.
— Испугаются, гвалт поднимут… — покачал головой воевода. — Нет, я один. Я быстро.
Не дожидаясь ответа, он не спеша, пошел к островку. Через несколько шагов обернулся.
— Нужно было с разбойничков что-нибудь из тряпья снять… Что ж не догадался?
Исин не ответил. Они с Гаврилой смотрели, как воевода спокойно шлепает по болоту, не забывая нащупывать путь перед собой… Недалеко от берега плетенка кончилась и Избор, взмахнув руками, провалился в трясину почти до колен. Отбросив шест, он осторожно выбрался на берег. Ветер донес оттуда чей-то отклик и Избор остановился, а потом стремительно прыгнул в кусты.
— Вперед! — крикнул Гаврила. — Быстрее!
И тяжело зашлепал по грязи. Но быстрее не получилось.
Когда они добрались до берега, там все уже закончилось. Избор спокойно стоял около кустов, из под которых торчали ноги двух разбойников. Чуть поодаль лежал третий
— Ну? — спросил Гаврила.
— Бараны, — пренебрежительно ответил Избор, зализывая порезанный палец.
С мелодичным гудением, словно спрятавшийся где-то рядом музыкант подул в дудку, туман вокруг них закружился, вспучился и опал, обнажив крепкий бревенчатый забор с редкими бойницами. Серое низкое небо, клокастое от туч поднялось, и в образовавшейся пустоте возник мрачный терем. Высокий, в три поверха, с крутой шатровой крышей он, казалось, летел сквозь туман, непрерывно обтекавшей его.
Терем походил на странную черную птицу, готовую в любой момент оторваться от земли, и, взмахнув забором как крыльями, затеряться в низком сумрачном небе.
— Мрачное место, — сказал Исин.
— Место мрачное, зато дела веселые…
Они шли вдоль стены и разговаривали шепотом. Надеясь на недоступность острова, на товарищей, что теперь лежали на берегу и на крепко запертые ворота разбойники вряд ли держали кого-то на стенах, но все же они держались настороже. Повидав много стран, и узнав многих Богов Избор знал, что у всех у них есть одно правило. Боги покровительствовали и берегли только тех, кто сам проявлял осторожность и предусмотрительность.
Обойдя ворота, они зашли сбоку. Исин встал спиной к стене и Избор взобрался ему на плечи. Этого хватило, что бы подняться над верхними бревнами. Прямо перед ним вырастал третий поверх терема. Он посмотрел вниз, во двор и удивленно поднял брови. За стеной ветер и утро уже разогнали туман, а во дворе он еще плотно держался и закрывал все, что мог. Избор бросил туда камешек, предусмотрительно захваченный по дороге, но ничего не услышал.
Подтянувшись, он взобрался на стену. Внизу охнуло, и тут же рядом с ним появилась голова Гаврилы, а еще через мгновение — Исина..
— Туман, — сказал хазарин. — Не видно ничего…Не ровен час, кому на ногу наступишь…
— Это пусть они бояться, — ответил Масленников, потирая ладони. — Нам-то чего бояться?
Избор прислушался.
— Знал я одного князя, что на ночь вот так во двор медведя выпускал…
— Медведь на болте? Да он тут он сдох бы уж давно…
Они соскочили в туман, и не таясь, пошли по двору.
— Круторог вот тоже с медведем…
Разбойники оказались хозяйственными. Темные пятна строений виднелись то справа, то слева, но Гаврила вел их прямиком к крыльцу. Дойдя до двух резных столбов, они остановились.
— И что дальше?
Он посмотрел на Исина, словно дело было в нем.
— Может поджечь это все?
— Зачем? — не понял Гаврила.
— Ну… Они выскочат, а мы их…
Избор остановил его, положив руку на плечо.
— Подожди ты… Пойдем посмотрим как люди живут.
Избор достал ковчежец. Гаврила тронул его пальцем и напомнил.
— Что бы все сработало, они должны отобрать его. Отобрать…
Избор кивнул.
Глава 39
Дверь оказалась не запертой и створки тихонько, словно были в сговоре непрошеными гостями, скрипнули, открывая дорогу в терем. В темноте и затхлом воздухе витал запах дыма, настоянный на чем-то съестном. Гости неподвижно стояли, давая глазам привыкнуть к темноте и прислушиваясь. В тишине терема не было ничего угрожающего. До них долетал только скрип дерева, чей-то храп да треск огня в печке. За следующей дверью начиналась большая комната с низким потолком. Во всю ее длину тянулся широкий крепкий стол, на котором вперемежку стояли кувшины и блюда с объедками. Гаврила пробежал взглядом по стенам, что бы понять чего можно ждать от хозяев. Между двух подслеповатых окон висело несколько секир и мечей, когда-то грозных, а теперь выщербленных и давно не точеных. Только это и говорило о том, что тут живут лихие люди, а в остальном все было чинно и мирно. Даже пирогами пахло, как в хорошей корчме.
Над столом запахи были гуще, но все перебивал запах медовой браги.
— Хорошо тут пьют, — одобрительно сказал Гаврила.
— И пьют, и закусывают… — добавил Исин.
Он сделал два шага к присмотренному блюду с пирогами, но ноги его уткнулись во что-то живое и мягкое. Вспомнив, что только что Избор говорил о медведях, он отскочил назад. У его ног шевелился какой-то комок не то тряпья, не то шерсти.
Гаврила сообразил быстрее всех. Нагнувшись, он поднял из темноты человека. Похоже, что вчера у того не хватило сил покинуть трапезную, и он заночевал прямо тут. Масленников подставил к столу лавку и усадил на нее нового знакомца. По себе зная, чего сейчас больше всего просит разбойничья душа, поставил рядом кувшин браги. Аромат ее коснулся ноздрей разбойника, он задергался и начал оживать. Не дожидаясь, когда он совсем придет в себя, Избор молча положил перед ним талисман. Разбойничьи пальцы, заскорузлые, в каплях вчерашнего жира, коснулись его, повертели, но тут он увидел кувшин и сразу потерял интерес ко всему остальному. Запрокинув голову назад, похмельный разбойник присосался к кувшину, сливая в себя остатки вчерашней браги. Допив кувшин досуха, он рассеянно уронил его и снова повалился вниз. Несколько мгновений все молчали.
— Умер? — с надеждой спросил Исин. Гаврила нагнулся, прислушался и отрицательно покачал головой.
— Спит, собака.
— Другого давай, — приказал Избор. — Быстрее. Зря время теряем.
Следующего разбойника они нашли по другую сторону стола. Найденыш кряхтел, зевал, сопел и чесался, всем видом своим показывая, что готов послужить доброму делу. Избор не стал полагаться на случай, а решил действовать наверняка. Взяв со стола пустой кувшин, он бросил его Исину.
— Там в сенях бочка с водой… Принеси.
После первого же кувшина воды, вылитого на голову, разбойник пришел в себя. Он долго всматривался в лица окруживших его людей и, наконец, сказал.
— Не знаю вас. Откуда? Новенькие, что ли?
— Мы тебе снимся, — спокойно сказал Избор. — Браги хочешь?
Разбойник задержался с ответом, пытаясь сообразить, что же все-таки происходит, но не сумел. Вчерашний хмель кружил голову, не давая думать. Так и не дождавшись ответа, Избор покачал перед ним талисманом.
— У меня вот какая штука есть! Только я тебе ее не дам.
Он покачал перед лицом разбойника золотой безделушкой и положил на стол ближе к нему, чем к себе.
— У тебя-то такой нет. И не будет никогда.
Разбойник смотрел на него безо всякого интереса. Ему было томно с перепою и больше всего его сейчас интересовал квас да закуска пожирнее. Избор понял, что так дело не пойдет и подвинул талисман под лучину и он вспыхнул переливами огня в драгоценных камнях.
— Дай сюда…
— Не дам. Нельзя, — ответил Избор. — Это же сон…
Какое-то время разбойник тупо смотрел на них. Потом довольно улыбнулся.
— Не-е-е-е, во сне все можно…
Он цапнул золотую безделушку. Исин дернулся, было, по привычке желая пригвоздить эту грязную руку к столу, но вовремя одумался. Надо было еще посмотреть, стоил ли того этот кусок золота.
— Давай меняться, — предложил в порыве пьяной щедрости разбойник.
— Я тебе за это вот чего дам!
Он достал длинный, с локоть, кинжал заморской работы. Трехгранный клинок, тяжелая рукоять с какими-то камушками… Избор даже не взяв его в руки, покачал головой.
— Нет. Это же сон… А эту вещь дарить нельзя. Ее только украсть или отобрать можно.
Вид золота привел разбойника в чувство и он быстро сообразил, что нужно делать. Кинжал, только что лежавший перед ним очутился в его руках, острием к горлу Избора.
— Ну, так я это тово… Отбираю!
Удерживая Избора подальше от себя, он надел талисман на шею. Избор, безучастно смотревший на все это, раздельно сказал:
— Ай-яй-яй… Ограбили! — но при этом даже не дернулся.
Разбойник, широко улыбаясь, встал. Рукой он придерживал приобретение, что бы случайно не соскочило с шеи.
— Хорошо день начинается!
Он приветливо кивнул Избору.
— А ты хороший парень! В следующий раз приснишься, еще чего-нибудь приноси…
Этот человек и во сне оставался разбойником. Он не просто уходил, а осторожно отодвигался от воеводы. Избор следил за ним, осторожно поворачивая голову, словно боялся спугнуть.
— Может в следующий раз цесаревну Царьградскую с собой захватить? — спросил он. Разбойник задумался.
— Не. Не стоит. На нее, я слышал, сам князь Владимир глаз положил. Зачем нам с тобой неприятности?
— Э, брат, — горько сказал тогда Гаврила, — неприятности они ведь не спрашивают. Приходят когда хотят и все тут… Иногда по одной, а иногда и по трое… Ну что? Все ясно?
С последними словами он обратился к воеводе и сотнику. Избор кивнул, а Исин пожал плечами.
— Подождем еще …
— Чего ждать? Остроголовые нам сегодня не помощники. Все придется самим делать.
Масленников посмотрел на разбойника и приказал.
— Поносил и будет с тебя. Давай назад.
Пока разбойник соображал что ответить, Гаврила, злой оттого, что приходилось терять время, схватил кувшин и ударил его по голове. Кувшин рассыпался черепками, а разбойник канул под стол досматривать настоящие сны. Повернувшись к Исину, Гаврила спросил.
— Ну и что? Это, что ли Божья кара?
Исин молчал. Он все еще ждал чего-то значительного, какого-нибудь знамения, но Масленникову и без того все было ясно. Голос его клокотал злобой.
— Пошли отсюда, пока настоящей драки не случилось.
— У кого же тогда талисман? — спросил воевода. — И где?
Гаврила не задумываясь, ответил — он только об этом и думал последнее время.
— Колдун какой-нибудь нужен. С зеркалом или чем-то таким…
— Волхва еще поискать придется, — заметил Избор. Он дожевывал попавшийся под руки пирог. Исин не сказал ничего. Он еще ждал чуда.
Туман во дворе стал реже, но все еще оставался туманом. Уже скоро лучи солнца прожгут в нем первые дыры и превратят в росу, но пока он еще не давал простор для взгляда и плотной занавеской висел между Гаврилой и теремом. Укутав дом, туман не закрывал только третий поверх, второй едва виднелся, а третьего вообще не было видно. Он был словно завален снегом, которому еще только предстояло растаять.
Гаврила отошел к воротам, примериваясь с чего начать. Из-под ладони он оглядел терем и сказал.
— Ну, кто не спрятался, я не виноват…
Сквозь дырку в кулаке он посмотрел на третий поверх. Стараясь не изменить положение руки, быстро откинул голову в бок и ударил по кулаку ладонью. Звук выскочил из кулака и вспугнул галок, что облепили деревья по соседству. Они густым облаком снялись с деревьев и следом за ними, взмахнув кровлей, вверх подскочил весь третий поверх. Казалось, что терем пробила невидимая стрела, и он взмахнув крыльями, стал осыпаться перьями-бревнами. С грохотом, в котором тонули человеческие вопли, бревна скатывались вниз, на землю.
— Не умеешь строить, так и браться не нужно…
Гаврила чуть наклонил кулак и ударил еще раз. Звук у него получился уже другой, глухой, словно где-то рядом лопнула бочка, но последствия остались те же.
В одно мгновение второй поверх превратился в не аккуратное птичье гнездо. Только что ровные стены превратились в переплетение бревен, которые словно растопыренные пальцы торчали из дырявой шапки.
Гаврила ударил еще раз и все, что там еще висело, превратилось в лавину, рухнувшую на крыльцо.
— Вот теперь хорошо! — Довольно сказал Гаврила. — Теперь им не до нас будет…
— Добил бы уж и все остальное, — предложил Исин, завороженный чудом, что творилось у него на глазах. Первые два поверха уже стали похожи на большой муравейник, и только самый низ терема еще оставался похожим на творение человеческих рук.
— Нет. Я сейчас тут все разнесу, а ты потом скажешь, что, что именно это и был гнев Богов. Пошли отсюда, пока им не до нас.
Исин поглядел на развалины и с сомнением в голосе спросил.
— Думаешь, догонять побегут?
Гаврила пожал плечами, мол, все может быть, но Исин мудро изрек.
— Нет. Сразу не побегут. Им еще пожар гасить…
Смешиваясь с остатками тумана, из-под бревен потянулся дымок.
Исин оказался прав. Они перешли болото спокойно. Никто не бежал следом, не грозил убить или искалечить — у тех, кто остался в живых и мог двигаться, и без того было дел по горло.
В развалинах все осталось по-прежнему. Только теперь стало светлее и Избор смог разглядеть заросшие мхом камни. Пока Гаврила обиходовал разбойничьих коней он бегло осмотрел все это и спросил Масленникова.
— Тебя на этом самом месте лет двадцать назад не было? Уж больно, похоже.
— Теперь волхва искать надо, — вместо ответа сказал он. Его глаза горели недобрым огнем. Избор помедлил и, придавая вес словам, ответил:
— Тут не всякий волхв поможет. Сильный нужен. Да и захочет ли…
— Ничего. Заставим, — думая о своем ответил Гаврила. Разбойничьи кони хрипели и дичились — от людей пахло болотом и кровью. Гаврила понюхал себя и добавил.
— А по дороге, чтобы речка была. Отмыться бы.
Он покосился на Исина. Хазарин упорно молчал. От самого терема и по сию пору он не сказал ни слова, только хмурился и смотрел на небо. Гаврила и Избор переглянулись. Оба видели, что хазарин до сих пор не верит в случившееся… Избор покачал головой, но промолчал, а Гаврила не сдержался.
— Не жди. Не прилетят.
— Но как? — вдруг взревел сотник, наконец-то поверив, что то, чего он так боялся все же произошло.
— Как? Ведь из рук не выпускали!..
— Не кипятись. Это будет первое, о чем волхва спросим. Найти бы его только…
Когда они выехали на дорогу, Гаврила долго вслушивался в тишину, нависшую над лесом, а потом сказал:
— А ветра-то нет больше.
В голосе его слышалось удовлетворение. Исину не хотелось лишаться последних иллюзий, и он попытался найти объяснение этому. Сотник подставил щеку, но воздух оставался неподвижен, как вода в пруду.
— Лес кругом, — сказал он.
— «Лес», — передразнил его Гаврила, — а вчера тут, что степь была?
— Ладно, поехали, — сдался хазарин. — Теперь-то куда? Где тут колдуны?
Он оглянулся, выбирая дорогу. Лес кругом стоял матерый, плотной коричнево-зеленой стеной отгораживая их от мира. Тут даже в воздухе не было намека на жилье — ни звуков, ни запахов. Только дорога стелилась у ног, приглашая промчаться по себе.
— Люди скажут. Село надо найти.
— А село где?
— Это думать надо.
Дорога перед ними тянулась в оба конца, и на любом из них жили люди. Стоя тут, трудновато было сказать, на каком из концов живут те люди, которые все знают про колдунов. Нужно было выбирать, и хазарин решил показать, как это делается. Он плюнул на ладонь, и не глядя, ребром другой ладони, ударил по лужице слюны. Капля, длинная как сам плевок соскользнула с ладони в воздух, и отлетела вправо. Зацепившись за ветку, она повисла, и качалась там, блестя на солнце.
— Туда, — сказал Исин. — Поехали…
— Ты за своей соплей сам поезжай, — ответил Гаврила. — А нам в другую сторону.
Исин не то что бы обиделся, но спросил.
— Это почему в другую? Ближе там что ли?
— Ближе.
— Откуда знаешь?
— Ближе к тому месту, где талисман потеряли.
Конечно, никто из них не мог толком сказать, как будет лучше, но здравый смысл подсказывал Гавриле, что нужно ехать назад: и дорога была знакомой, и люди там имелись, и так действительно было ближе к похитителям.
Над столом запахи были гуще, но все перебивал запах медовой браги.
— Хорошо тут пьют, — одобрительно сказал Гаврила.
— И пьют, и закусывают… — добавил Исин.
Он сделал два шага к присмотренному блюду с пирогами, но ноги его уткнулись во что-то живое и мягкое. Вспомнив, что только что Избор говорил о медведях, он отскочил назад. У его ног шевелился какой-то комок не то тряпья, не то шерсти.
Гаврила сообразил быстрее всех. Нагнувшись, он поднял из темноты человека. Похоже, что вчера у того не хватило сил покинуть трапезную, и он заночевал прямо тут. Масленников подставил к столу лавку и усадил на нее нового знакомца. По себе зная, чего сейчас больше всего просит разбойничья душа, поставил рядом кувшин браги. Аромат ее коснулся ноздрей разбойника, он задергался и начал оживать. Не дожидаясь, когда он совсем придет в себя, Избор молча положил перед ним талисман. Разбойничьи пальцы, заскорузлые, в каплях вчерашнего жира, коснулись его, повертели, но тут он увидел кувшин и сразу потерял интерес ко всему остальному. Запрокинув голову назад, похмельный разбойник присосался к кувшину, сливая в себя остатки вчерашней браги. Допив кувшин досуха, он рассеянно уронил его и снова повалился вниз. Несколько мгновений все молчали.
— Умер? — с надеждой спросил Исин. Гаврила нагнулся, прислушался и отрицательно покачал головой.
— Спит, собака.
— Другого давай, — приказал Избор. — Быстрее. Зря время теряем.
Следующего разбойника они нашли по другую сторону стола. Найденыш кряхтел, зевал, сопел и чесался, всем видом своим показывая, что готов послужить доброму делу. Избор не стал полагаться на случай, а решил действовать наверняка. Взяв со стола пустой кувшин, он бросил его Исину.
— Там в сенях бочка с водой… Принеси.
После первого же кувшина воды, вылитого на голову, разбойник пришел в себя. Он долго всматривался в лица окруживших его людей и, наконец, сказал.
— Не знаю вас. Откуда? Новенькие, что ли?
— Мы тебе снимся, — спокойно сказал Избор. — Браги хочешь?
Разбойник задержался с ответом, пытаясь сообразить, что же все-таки происходит, но не сумел. Вчерашний хмель кружил голову, не давая думать. Так и не дождавшись ответа, Избор покачал перед ним талисманом.
— У меня вот какая штука есть! Только я тебе ее не дам.
Он покачал перед лицом разбойника золотой безделушкой и положил на стол ближе к нему, чем к себе.
— У тебя-то такой нет. И не будет никогда.
Разбойник смотрел на него безо всякого интереса. Ему было томно с перепою и больше всего его сейчас интересовал квас да закуска пожирнее. Избор понял, что так дело не пойдет и подвинул талисман под лучину и он вспыхнул переливами огня в драгоценных камнях.
— Дай сюда…
— Не дам. Нельзя, — ответил Избор. — Это же сон…
Какое-то время разбойник тупо смотрел на них. Потом довольно улыбнулся.
— Не-е-е-е, во сне все можно…
Он цапнул золотую безделушку. Исин дернулся, было, по привычке желая пригвоздить эту грязную руку к столу, но вовремя одумался. Надо было еще посмотреть, стоил ли того этот кусок золота.
— Давай меняться, — предложил в порыве пьяной щедрости разбойник.
— Я тебе за это вот чего дам!
Он достал длинный, с локоть, кинжал заморской работы. Трехгранный клинок, тяжелая рукоять с какими-то камушками… Избор даже не взяв его в руки, покачал головой.
— Нет. Это же сон… А эту вещь дарить нельзя. Ее только украсть или отобрать можно.
Вид золота привел разбойника в чувство и он быстро сообразил, что нужно делать. Кинжал, только что лежавший перед ним очутился в его руках, острием к горлу Избора.
— Ну, так я это тово… Отбираю!
Удерживая Избора подальше от себя, он надел талисман на шею. Избор, безучастно смотревший на все это, раздельно сказал:
— Ай-яй-яй… Ограбили! — но при этом даже не дернулся.
Разбойник, широко улыбаясь, встал. Рукой он придерживал приобретение, что бы случайно не соскочило с шеи.
— Хорошо день начинается!
Он приветливо кивнул Избору.
— А ты хороший парень! В следующий раз приснишься, еще чего-нибудь приноси…
Этот человек и во сне оставался разбойником. Он не просто уходил, а осторожно отодвигался от воеводы. Избор следил за ним, осторожно поворачивая голову, словно боялся спугнуть.
— Может в следующий раз цесаревну Царьградскую с собой захватить? — спросил он. Разбойник задумался.
— Не. Не стоит. На нее, я слышал, сам князь Владимир глаз положил. Зачем нам с тобой неприятности?
— Э, брат, — горько сказал тогда Гаврила, — неприятности они ведь не спрашивают. Приходят когда хотят и все тут… Иногда по одной, а иногда и по трое… Ну что? Все ясно?
С последними словами он обратился к воеводе и сотнику. Избор кивнул, а Исин пожал плечами.
— Подождем еще …
— Чего ждать? Остроголовые нам сегодня не помощники. Все придется самим делать.
Масленников посмотрел на разбойника и приказал.
— Поносил и будет с тебя. Давай назад.
Пока разбойник соображал что ответить, Гаврила, злой оттого, что приходилось терять время, схватил кувшин и ударил его по голове. Кувшин рассыпался черепками, а разбойник канул под стол досматривать настоящие сны. Повернувшись к Исину, Гаврила спросил.
— Ну и что? Это, что ли Божья кара?
Исин молчал. Он все еще ждал чего-то значительного, какого-нибудь знамения, но Масленникову и без того все было ясно. Голос его клокотал злобой.
— Пошли отсюда, пока настоящей драки не случилось.
— У кого же тогда талисман? — спросил воевода. — И где?
Гаврила не задумываясь, ответил — он только об этом и думал последнее время.
— Колдун какой-нибудь нужен. С зеркалом или чем-то таким…
— Волхва еще поискать придется, — заметил Избор. Он дожевывал попавшийся под руки пирог. Исин не сказал ничего. Он еще ждал чуда.
Туман во дворе стал реже, но все еще оставался туманом. Уже скоро лучи солнца прожгут в нем первые дыры и превратят в росу, но пока он еще не давал простор для взгляда и плотной занавеской висел между Гаврилой и теремом. Укутав дом, туман не закрывал только третий поверх, второй едва виднелся, а третьего вообще не было видно. Он был словно завален снегом, которому еще только предстояло растаять.
Гаврила отошел к воротам, примериваясь с чего начать. Из-под ладони он оглядел терем и сказал.
— Ну, кто не спрятался, я не виноват…
Сквозь дырку в кулаке он посмотрел на третий поверх. Стараясь не изменить положение руки, быстро откинул голову в бок и ударил по кулаку ладонью. Звук выскочил из кулака и вспугнул галок, что облепили деревья по соседству. Они густым облаком снялись с деревьев и следом за ними, взмахнув кровлей, вверх подскочил весь третий поверх. Казалось, что терем пробила невидимая стрела, и он взмахнув крыльями, стал осыпаться перьями-бревнами. С грохотом, в котором тонули человеческие вопли, бревна скатывались вниз, на землю.
— Не умеешь строить, так и браться не нужно…
Гаврила чуть наклонил кулак и ударил еще раз. Звук у него получился уже другой, глухой, словно где-то рядом лопнула бочка, но последствия остались те же.
В одно мгновение второй поверх превратился в не аккуратное птичье гнездо. Только что ровные стены превратились в переплетение бревен, которые словно растопыренные пальцы торчали из дырявой шапки.
Гаврила ударил еще раз и все, что там еще висело, превратилось в лавину, рухнувшую на крыльцо.
— Вот теперь хорошо! — Довольно сказал Гаврила. — Теперь им не до нас будет…
— Добил бы уж и все остальное, — предложил Исин, завороженный чудом, что творилось у него на глазах. Первые два поверха уже стали похожи на большой муравейник, и только самый низ терема еще оставался похожим на творение человеческих рук.
— Нет. Я сейчас тут все разнесу, а ты потом скажешь, что, что именно это и был гнев Богов. Пошли отсюда, пока им не до нас.
Исин поглядел на развалины и с сомнением в голосе спросил.
— Думаешь, догонять побегут?
Гаврила пожал плечами, мол, все может быть, но Исин мудро изрек.
— Нет. Сразу не побегут. Им еще пожар гасить…
Смешиваясь с остатками тумана, из-под бревен потянулся дымок.
Исин оказался прав. Они перешли болото спокойно. Никто не бежал следом, не грозил убить или искалечить — у тех, кто остался в живых и мог двигаться, и без того было дел по горло.
В развалинах все осталось по-прежнему. Только теперь стало светлее и Избор смог разглядеть заросшие мхом камни. Пока Гаврила обиходовал разбойничьих коней он бегло осмотрел все это и спросил Масленникова.
— Тебя на этом самом месте лет двадцать назад не было? Уж больно, похоже.
— Теперь волхва искать надо, — вместо ответа сказал он. Его глаза горели недобрым огнем. Избор помедлил и, придавая вес словам, ответил:
— Тут не всякий волхв поможет. Сильный нужен. Да и захочет ли…
— Ничего. Заставим, — думая о своем ответил Гаврила. Разбойничьи кони хрипели и дичились — от людей пахло болотом и кровью. Гаврила понюхал себя и добавил.
— А по дороге, чтобы речка была. Отмыться бы.
Он покосился на Исина. Хазарин упорно молчал. От самого терема и по сию пору он не сказал ни слова, только хмурился и смотрел на небо. Гаврила и Избор переглянулись. Оба видели, что хазарин до сих пор не верит в случившееся… Избор покачал головой, но промолчал, а Гаврила не сдержался.
— Не жди. Не прилетят.
— Но как? — вдруг взревел сотник, наконец-то поверив, что то, чего он так боялся все же произошло.
— Как? Ведь из рук не выпускали!..
— Не кипятись. Это будет первое, о чем волхва спросим. Найти бы его только…
Когда они выехали на дорогу, Гаврила долго вслушивался в тишину, нависшую над лесом, а потом сказал:
— А ветра-то нет больше.
В голосе его слышалось удовлетворение. Исину не хотелось лишаться последних иллюзий, и он попытался найти объяснение этому. Сотник подставил щеку, но воздух оставался неподвижен, как вода в пруду.
— Лес кругом, — сказал он.
— «Лес», — передразнил его Гаврила, — а вчера тут, что степь была?
— Ладно, поехали, — сдался хазарин. — Теперь-то куда? Где тут колдуны?
Он оглянулся, выбирая дорогу. Лес кругом стоял матерый, плотной коричнево-зеленой стеной отгораживая их от мира. Тут даже в воздухе не было намека на жилье — ни звуков, ни запахов. Только дорога стелилась у ног, приглашая промчаться по себе.
— Люди скажут. Село надо найти.
— А село где?
— Это думать надо.
Дорога перед ними тянулась в оба конца, и на любом из них жили люди. Стоя тут, трудновато было сказать, на каком из концов живут те люди, которые все знают про колдунов. Нужно было выбирать, и хазарин решил показать, как это делается. Он плюнул на ладонь, и не глядя, ребром другой ладони, ударил по лужице слюны. Капля, длинная как сам плевок соскользнула с ладони в воздух, и отлетела вправо. Зацепившись за ветку, она повисла, и качалась там, блестя на солнце.
— Туда, — сказал Исин. — Поехали…
— Ты за своей соплей сам поезжай, — ответил Гаврила. — А нам в другую сторону.
Исин не то что бы обиделся, но спросил.
— Это почему в другую? Ближе там что ли?
— Ближе.
— Откуда знаешь?
— Ближе к тому месту, где талисман потеряли.
Конечно, никто из них не мог толком сказать, как будет лучше, но здравый смысл подсказывал Гавриле, что нужно ехать назад: и дорога была знакомой, и люди там имелись, и так действительно было ближе к похитителям.
Глава 40
Они ехали не быстро, внимательно выглядывая следы людей. То, что они искали, изредка попадалось им на глаза — то разбитый кувшин, то сваленные топором деревья, то коровий череп, невесть как оказавшийся на ветке.
— Скоро, — говорил в этих случаях Гаврила, но слово так и оставалось обещанием и через час они никого не встретили. Злость, что плескалась у каждого в душе, постепенно утихомиривалась. Теперь, когда почти все было ясно, она тяжким камнем лежала в сердцах дожидаясь своего часа. Они не разговаривали — неочем было говорить, и молча поглощали поприще за поприщем.
Два часа спустя, когда к донимавшей их жаре прибавился голод, они остановились на берегу реки. Река тут текла медленно и образовала заводь, заросшую кувшинками. Пустив коней пощипать траву, они расположились в тени глядя на прохладную воду реки. По молчаливому уговору никто не говорил о пропаже — они не хотели тратить свою злобу на ругань, а разговоры делу не помочь никак не могли. Они просто сидели, привалившись, каждый к своему дереву, и давали отдых отяжелевшим мускулам.
В заводи то тут, то там плескалась рыба, гоняя поводе кружки волн.
— Вода-то с гор течет, — сказал Избор, — холодненькая, небось… Чистая да свежая…
Он понюхал рукав и покривился. Гаврила в задумчивости побурчал в ответ что-то неопределенное. Тогда воевода развязал мешок, достал хлеб и мясо. Глаза его при этом не отрывались от воды. Бросив еду на траву, он решительно стащил с себя куртку, а следом за ней и всю остальную одежду.
— Пойду окунусь, — сказал он решительно. — Грязь смою.
Гаврила словно только и ждал этого приглашения, стал снимать с себя все. Оставшись нагишом, он хлопнул в ладоши и побежал к реке.
Избор приотстал. У самого берега Масленников оглянулся, торжествуя, но воевода сильно оттолкнувшись перелетел через него и с плеском упал в воду. Вверх полетели брызги. Гаврила прыгнул следом, и по воде заходили здоровенные волны.
Вода обожгла их бодрящим холодком, освежила головы. Избор попытался нащупать ногами дно, но безуспешно, тогда захватив побольше воздуха, нырнул вниз. Вода упруго разошлась в стороны, и с каждым гребком он уходил в нее все глубже и глубже. Светлый, пронизанный солнцем слой воды остался наверху, а тут плавала зеленоватая муть и какие-то неясные тени. Что-то двигалось вокруг него — то ли это было на самом деле, то ли это казалось ему… Он шевельнул ногами, пытаясь уйти в глубину, но голову сдавило словно обручем и он так и не добравшись до дна, перевернулся и поплыл назад. На поверхности его встретило буйство красок летнего дня. Отдышавшись, подплыл к лежащему на спине Гавриле.
— Зачем нырял? — спросил тот. — Потерял чего?
— Русалок искал.
— Зачем? Исину хочешь приятное сделать?
Они посмотрели на хазарина, что одиноко маялся около дерева.
— Людей нет. А русалок можно было бы о колдунах расспросить…
— Их-то? — с сомнением переспросил Гаврила.
— А кого еще? Реки-то везде текут.
Гаврила перевернулся, нырнул, словно и сам захотел найти русалок, но, недолго пробыв под водой, вынырнул у самого берега, предложил:
— Покричим, может? Вдруг откликнуться?
— Место хорошее, — задумчиво произнес Избор. — Глубоко, камыши… Только давай-ка к берегу поближе. А то не ровен час, утопят нас по своей бабьей глупости…
Они выбрались на мелководье. Берег по-прежнему был пуст, только трещал где-то рядом кустами Исин.
— Что он там? — начал Гаврила.
Но договорить ничего не успел. Две стрелы с тупыми наконечниками почти одновременно ударили их по затылкам и они, лишенные сознания, повалились в воду.
Возвращение в мир началось для них одинаково — с тупой головной боли. Там что-то так свербело, словно громадный червь пытался прогрызть кость и выбраться из головы. Каждый из них сделал, точнее попытался сделать, одно и тоже движение — дотронуться рукой до затылка и помочь бедному животному вылезти из головы, но это не удалось сделать ни тому не другому. Головы и затылки их были на месте, но вот дотянуться до них они не могли.
Это было второе их общее ощущение — руки, ноги, и вообще все они целиком были привязаны толстыми веревками к деревьям. Веревки опутывали их так плотно, что они не могли шевельнуть ни чем из того, что раньше шевелилось. Спасибо еще, что головы остались не привязанными. Гаврила потряс своей и повернулся к у Исину. Тот занимался тем же самым, то есть тряс головой и смотрел по сторонам.
— Мы живы? — спросил он Избора без удивления, больше для того чтобы показать что он жив.
— Пока да.
Голос, услышанный ими, нельзя было назвать ни любезным, ни гостеприимным. Человек, что сказал это сидел, прислонясь спиной к дереву, и безо всякого интереса, но и без всякой неприязни смотрел на них.
— Кто это? — спросил Исин у Гаврилы. — Не знаешь?
Гаврила прищурился, стараясь рассмотреть говорившего сквозь разноцветные кольца, мелькавшие у него в глазах.
— Не знаю… — наконец сказал он. — Первый раз вижу…
— Врешь, второй… Второй, но последний, — поправил его незнакомец. Забавляясь их удивлением, он неожиданно весело добавил. — Не поняли еще что ли? Я вам снюсь.
Только после этого Избор узнал разбойника, с которым разговаривал несколько часов назад.
— Поговорим сейчас с вами, помучаем малость и зарежем.
Друзья переглянулись, ни в малейшей степени не восприняв этой угрозы всерьез.
— Что же это вы сразу резать нас собрались не разобравшись? Не расспросив ни о чем… А может мой друг с вами в загадки сыграл?
Гаврила не скрываясь, напряг мускулы, пытаясь разорвать веревку. Та впились в тело, что-то затрещало — не то кости, не то дерево, но наверняка не веревка, эта держала крепко.
— Как это не разобравшись? — обиделся человек. — Знаем мы вас…
— Ничего вы не знаете… А у нас даже один княжеский зять есть.
Исин тоже не терял зря времени, пытаясь освободиться. Человек как-то неуважительно посмотрел на него.
— Зря стараешься. Дерево крепкое, не сломается, а веревка и того крепче. В мертвой воде вымочена, да и заговорена вдобавок.
Хазарин его конечно не послушался и напрягся так, что жилы у него ни лбу вздулись, а шея побурела от прилившей к ней крови.
Подошел другой разбойник и с интересом стал смотреть за поединком между Исином и заговоренной веревкой.
— Не тужься. Жила лопнет, — пожалел он сотника. — Помрешь еще раньше положенного. И тебе плохо и нам никакого удовольствия.
А второй подтвердил.
— Не торопись. Успеешь еще, намучаешься. Швед вам легко умереть не даст.
Избор поглядел на Гаврилу, пожал плечами, а Гаврила кивнул в ответ. Если для воеводы это имя ничего не значило, то он его уже слышал вчера ночью.
— Как же так? Он же помер, — промолвил Исин, вспомнив вчерашнюю ночь. — Я же его….
— Помер… — явно забавляясь его недоумением повторил разбойник.
— Это ты его с кем-то перепутал. Если б всякий дурак с мечом мог бы нашему атаману вред причинять, то от него давно и портков бы не осталось… Не убил ты его в прошлый раз, покалечил только. Вот он с тобой за это и поквитается.
Исин поежился.
— Он мне за это спасибо сказать должен, за то, что жив остался.
— Он это и собирается сделать. По-своему, конечно.
— Подожди-ка, — сказал тогда Избор. — Ты говоришь «второй раз», а я тебя что-то не помню…
Разбойник поднялся и уже по-настоящему зло сказал:
— Когда вы наш терем зорили, вам, понятно, не до того было, чтоб нас рассматривать, ну, а я вас хорошо рассмотрел.
— Рассмотрел и выследил, — сказал Исин. Разбойник отрицательно качнул головой.
— Нет. Нам не до этого было. Хорошо еще, что нашлись добрые люди, подсказали, где вас искать…
Он не стал объяснять, что и как, да и никто из привязанных и не нуждался в объяснениях. Все было понятно и так.
«Остроголовые», — подумал Избор. — «Только зачем это им? Неужели талисман все-таки настоящий?»
От этой мысли его прохватил озноб и он вздрогнул. Деревья, к которым привязали пленников, стояли рядом друг с другом, но одно было чуть поближе к берегу, а два других — чуть подальше от него. Избор как ни старался, как ни вертел головой, так и не смог рассмотреть что творилось на берегу.
— Скоро, — говорил в этих случаях Гаврила, но слово так и оставалось обещанием и через час они никого не встретили. Злость, что плескалась у каждого в душе, постепенно утихомиривалась. Теперь, когда почти все было ясно, она тяжким камнем лежала в сердцах дожидаясь своего часа. Они не разговаривали — неочем было говорить, и молча поглощали поприще за поприщем.
Два часа спустя, когда к донимавшей их жаре прибавился голод, они остановились на берегу реки. Река тут текла медленно и образовала заводь, заросшую кувшинками. Пустив коней пощипать траву, они расположились в тени глядя на прохладную воду реки. По молчаливому уговору никто не говорил о пропаже — они не хотели тратить свою злобу на ругань, а разговоры делу не помочь никак не могли. Они просто сидели, привалившись, каждый к своему дереву, и давали отдых отяжелевшим мускулам.
В заводи то тут, то там плескалась рыба, гоняя поводе кружки волн.
— Вода-то с гор течет, — сказал Избор, — холодненькая, небось… Чистая да свежая…
Он понюхал рукав и покривился. Гаврила в задумчивости побурчал в ответ что-то неопределенное. Тогда воевода развязал мешок, достал хлеб и мясо. Глаза его при этом не отрывались от воды. Бросив еду на траву, он решительно стащил с себя куртку, а следом за ней и всю остальную одежду.
— Пойду окунусь, — сказал он решительно. — Грязь смою.
Гаврила словно только и ждал этого приглашения, стал снимать с себя все. Оставшись нагишом, он хлопнул в ладоши и побежал к реке.
Избор приотстал. У самого берега Масленников оглянулся, торжествуя, но воевода сильно оттолкнувшись перелетел через него и с плеском упал в воду. Вверх полетели брызги. Гаврила прыгнул следом, и по воде заходили здоровенные волны.
Вода обожгла их бодрящим холодком, освежила головы. Избор попытался нащупать ногами дно, но безуспешно, тогда захватив побольше воздуха, нырнул вниз. Вода упруго разошлась в стороны, и с каждым гребком он уходил в нее все глубже и глубже. Светлый, пронизанный солнцем слой воды остался наверху, а тут плавала зеленоватая муть и какие-то неясные тени. Что-то двигалось вокруг него — то ли это было на самом деле, то ли это казалось ему… Он шевельнул ногами, пытаясь уйти в глубину, но голову сдавило словно обручем и он так и не добравшись до дна, перевернулся и поплыл назад. На поверхности его встретило буйство красок летнего дня. Отдышавшись, подплыл к лежащему на спине Гавриле.
— Зачем нырял? — спросил тот. — Потерял чего?
— Русалок искал.
— Зачем? Исину хочешь приятное сделать?
Они посмотрели на хазарина, что одиноко маялся около дерева.
— Людей нет. А русалок можно было бы о колдунах расспросить…
— Их-то? — с сомнением переспросил Гаврила.
— А кого еще? Реки-то везде текут.
Гаврила перевернулся, нырнул, словно и сам захотел найти русалок, но, недолго пробыв под водой, вынырнул у самого берега, предложил:
— Покричим, может? Вдруг откликнуться?
— Место хорошее, — задумчиво произнес Избор. — Глубоко, камыши… Только давай-ка к берегу поближе. А то не ровен час, утопят нас по своей бабьей глупости…
Они выбрались на мелководье. Берег по-прежнему был пуст, только трещал где-то рядом кустами Исин.
— Что он там? — начал Гаврила.
Но договорить ничего не успел. Две стрелы с тупыми наконечниками почти одновременно ударили их по затылкам и они, лишенные сознания, повалились в воду.
Возвращение в мир началось для них одинаково — с тупой головной боли. Там что-то так свербело, словно громадный червь пытался прогрызть кость и выбраться из головы. Каждый из них сделал, точнее попытался сделать, одно и тоже движение — дотронуться рукой до затылка и помочь бедному животному вылезти из головы, но это не удалось сделать ни тому не другому. Головы и затылки их были на месте, но вот дотянуться до них они не могли.
Это было второе их общее ощущение — руки, ноги, и вообще все они целиком были привязаны толстыми веревками к деревьям. Веревки опутывали их так плотно, что они не могли шевельнуть ни чем из того, что раньше шевелилось. Спасибо еще, что головы остались не привязанными. Гаврила потряс своей и повернулся к у Исину. Тот занимался тем же самым, то есть тряс головой и смотрел по сторонам.
— Мы живы? — спросил он Избора без удивления, больше для того чтобы показать что он жив.
— Пока да.
Голос, услышанный ими, нельзя было назвать ни любезным, ни гостеприимным. Человек, что сказал это сидел, прислонясь спиной к дереву, и безо всякого интереса, но и без всякой неприязни смотрел на них.
— Кто это? — спросил Исин у Гаврилы. — Не знаешь?
Гаврила прищурился, стараясь рассмотреть говорившего сквозь разноцветные кольца, мелькавшие у него в глазах.
— Не знаю… — наконец сказал он. — Первый раз вижу…
— Врешь, второй… Второй, но последний, — поправил его незнакомец. Забавляясь их удивлением, он неожиданно весело добавил. — Не поняли еще что ли? Я вам снюсь.
Только после этого Избор узнал разбойника, с которым разговаривал несколько часов назад.
— Поговорим сейчас с вами, помучаем малость и зарежем.
Друзья переглянулись, ни в малейшей степени не восприняв этой угрозы всерьез.
— Что же это вы сразу резать нас собрались не разобравшись? Не расспросив ни о чем… А может мой друг с вами в загадки сыграл?
Гаврила не скрываясь, напряг мускулы, пытаясь разорвать веревку. Та впились в тело, что-то затрещало — не то кости, не то дерево, но наверняка не веревка, эта держала крепко.
— Как это не разобравшись? — обиделся человек. — Знаем мы вас…
— Ничего вы не знаете… А у нас даже один княжеский зять есть.
Исин тоже не терял зря времени, пытаясь освободиться. Человек как-то неуважительно посмотрел на него.
— Зря стараешься. Дерево крепкое, не сломается, а веревка и того крепче. В мертвой воде вымочена, да и заговорена вдобавок.
Хазарин его конечно не послушался и напрягся так, что жилы у него ни лбу вздулись, а шея побурела от прилившей к ней крови.
Подошел другой разбойник и с интересом стал смотреть за поединком между Исином и заговоренной веревкой.
— Не тужься. Жила лопнет, — пожалел он сотника. — Помрешь еще раньше положенного. И тебе плохо и нам никакого удовольствия.
А второй подтвердил.
— Не торопись. Успеешь еще, намучаешься. Швед вам легко умереть не даст.
Избор поглядел на Гаврилу, пожал плечами, а Гаврила кивнул в ответ. Если для воеводы это имя ничего не значило, то он его уже слышал вчера ночью.
— Как же так? Он же помер, — промолвил Исин, вспомнив вчерашнюю ночь. — Я же его….
— Помер… — явно забавляясь его недоумением повторил разбойник.
— Это ты его с кем-то перепутал. Если б всякий дурак с мечом мог бы нашему атаману вред причинять, то от него давно и портков бы не осталось… Не убил ты его в прошлый раз, покалечил только. Вот он с тобой за это и поквитается.
Исин поежился.
— Он мне за это спасибо сказать должен, за то, что жив остался.
— Он это и собирается сделать. По-своему, конечно.
— Подожди-ка, — сказал тогда Избор. — Ты говоришь «второй раз», а я тебя что-то не помню…
Разбойник поднялся и уже по-настоящему зло сказал:
— Когда вы наш терем зорили, вам, понятно, не до того было, чтоб нас рассматривать, ну, а я вас хорошо рассмотрел.
— Рассмотрел и выследил, — сказал Исин. Разбойник отрицательно качнул головой.
— Нет. Нам не до этого было. Хорошо еще, что нашлись добрые люди, подсказали, где вас искать…
Он не стал объяснять, что и как, да и никто из привязанных и не нуждался в объяснениях. Все было понятно и так.
«Остроголовые», — подумал Избор. — «Только зачем это им? Неужели талисман все-таки настоящий?»
От этой мысли его прохватил озноб и он вздрогнул. Деревья, к которым привязали пленников, стояли рядом друг с другом, но одно было чуть поближе к берегу, а два других — чуть подальше от него. Избор как ни старался, как ни вертел головой, так и не смог рассмотреть что творилось на берегу.