— По палачам соскучился? — прошипел он. Стоявший за спиной сказочника рослый дружинник приподнял сказочника со скамейки и тряхнул так, что голова мотнулась как у ощипанной курицы. Сказочник вздрогнул, широко раскрыв глаза повторил:
   — Дошло до меня, светлый Князь…
   Дальше этого дело опять-таки не пошло. Взгляд его помутнел. Не находя в себе сил отрешиться от мучивших его мыслей, он погружался в них как в омут. Слова слышались все тише и тише. За ними послышалось и вовсе неясное бормотание.
   — Князю!? Грубить!? — зашипел Князь в изумлении. Дружинник снова протянул руки к сказочнику, но тут же отдернул. Князь сам, с размаху, втянул сказочника вдоль спины посохом. Тот даже не охнул. На губах его появилась слабая улыбка.
   — Дошло! — заорал он неожиданно громко. — Дошло до меня!!!
   Князь, наливаясь кровью, хрипел, а сказочник побежал из тронного зала мимо слуг, мимо бояр в высоких горлатных шапках. Челядь и бояре провожали его глазами, вслушиваясь в ликующий вопль:
   — Дошло! Дошло до меня!
   Но уже через минуту сказочник был забыт.
   — Князю худо! Лекаря!
   Князю действительно было худо. Он налился кровью, став сизым, словно с перепою. Вокруг него суетились воеводы и бояре, подкладывая подушки.
   Пришел лекарь. Протолкавшись к Князю сквозь толпу ближних бояр, он почтительно оттянул ему веко. Бояре задержали дыхание.
   — Все ясно, — сказал лекарь и произнес несколько слов по ромейски. Кто-то из бояр взмолился:
   — Да ты дело говори, мил человек.
   — Прострел — пояснил лекарь. Князь захрипел с трона:
   — Лечи, иноземец. А не то…
   Лекарь непочтительно хмыкнул.
   — Средства-то есть? — заволновались бояре.
   — Испокон веку лучшее средство от прострелов — драконья шкура.
   — Полкняжества… — прошипел Князь с трона. — Полкняжества….
   После минутного замешательства бояре гурьбой выбежали из терема. Во дворе поднялась суета — все поспешно седлали коней. Терем опустел. Оставшись наедине с лекарем, Князь велел позвать сына. Княжич явился.
   — Что, батюшка? Никак занедужили?
   Князь с трудом проскрипел.
   — За грехи Перун наказал.
   Лекарь коротко объяснил княжичу, чего от него ждет отец.
   — Будет шкура, — успокоил отца Иван. — Себя не пожалею, а добуду!
   Растроганный Князь напутствовал сына, посулив ему славу и, в скором времени, княжество. Иван небрежно кивнул — знал он цену папашиных обещаний — и отбыл. Не то чтоб он сильно хотел покняжить, но все же папашин прострел случился как нельзя кстати. Были у него и свои вопросы к дракону.
   Самым драконьим местом в княжестве был лес за речкой Дуболомкой. Часа через два княжич уже ездил по нему, выискивая драконов. Иван ругался, орал на весь лас, гремел оружием, но дракон не показывался. Так в разъездах прошло часа три. Время бежало, как мышь от огня. Дурная слава, что шла про лес, оказалась сильно преувеличенной. Драконов, во всяком случае, там не было, правда, время прошло не без пользы — дважды Иван дрался с местными разбойниками, потом пил с ними мировую… В общем было не скучно, хотя пользы из всего из этого, надо признать, не было никакой.
   Устав ругаться он спешился на какой-то поляне. Шагах в сорока от него высоко в небо возносилась серая, изъявленная трещинами скала. Сквозь редкий кустарник у подножья Иван заметил темное пятно, полускрытое оползнем. Злой и усталый княжий сын в очередной раз крикнул осипшим от многочасового ора голосом:
   — Который тут дракон? Выходи-ка тварь летучая!!!
   Дракон, однако, не появился и на этот раз. Может не слышал, а может только делал вид, что оглох. Тогда, оставив за спиной прочесанный лес, княжий сын привязал коня к дереву, и полез в пещеру. Темнота там была густой, как черничное варенье. Несколько шагов он прошел, осторожно держась за стену, и помахивая перед собой мечем. Дважды свернув, следуя поворотам пещеры, он попал в обширный зал, освещенный неярким светом, падавшим откуда-то сверху.
   Со всех сторон его окружали каменные колонны, уходящие вверх и пропадающие там в темноте. Иван задрал голову и просиял, увидев предмет собственной озабоченности — немного выше его головы сидел самый настоящий дракон, какого только можно было вообразить.
   — Трепещи, загадочной чудовище! — крикнул Иван и яростно замахал мечом. Дракон взлетел. Неистово махая крыльями, заорал так, что эхо заходило по пещере:
   — Опомнитесь, юноша! Что я вам плохого сделал?
   — Все вы одного корня, — ответил Иван. Видя, что удары его не достигают цели он начал подпрыгивать. Подскакивая вверх, он рубил воздух под драконом, который не на шутку перепугавшись, кругами носился под потолком, крутыми виражами обходя каменные сосульки. Выход из пещеры был только один. Иван-княжич вскоре понял это и прекратил скакать. Оглядевшись по сторонам, он сел на камень, положив меч рядом. Дракон немного успокоился. Спокойно сидящий Иван внушал ему намного меньше опасений. Последовав его примеру, он тоже сел отдохнуть на каменный выступ. Несколько минут дракон укоризненно молчал, а потом сказал:
   — А еще, наверное, княжеский сын…
   Иван в ответ плюнул вверх, целясь в дракона. Плевок до него не долетел, а звездочкой упал вниз и блестящим пятном, медленно, словно улитка, пополз по сталактиту назад к земле. Дракона это обидело. Кончики его огромной пасти опустились, и он сразу стал похож на обычную жабу.
   — Это вам, юноша, не княжьи палаты, что за манеры? Вот я батюшке пожалуюсь.
   — Я те пожалуюсь, — пообещал княжеский сын. — Думаешь я к тебе сам пришел?
   — Неужто САМ послал?
   Иван важно кивнул.
   — По княжескому велению за шкурой послан, — подтвердил он..
   — Что же я ему плохого сделал? — удивился дракон. — Вреда от меня никакого. Конечно иногда кого и сожрешь, но иначе нельзя — дракон есть дракон. Если их не есть, так они всю пещеру загадят…Я вообще то больше говядину люблю, — признался он. — А человечина это так….Что бы уважали.
   — Ладно прибедняться, — перебил его Иван. — А кто князя Лычко со всею свитою сожрал? А? Чего молчишь?
   Он пристально смотрел в морду, рассчитывая увидеть на ней блудливое желание уйти от прямого ответа, так свойственное всем драконам, но ничего подобного не усмотрел. Брови дракона как-то по-человечески поднялись домиком.
   — Это какого? Николая Егоровича что ли? — уточнил он.
   — Сознался, гад летучий! — радостно воскликнул Иван. Он вскочил на ноги, вертя мечом над головой.
   — Слезай, а то хуже будет!
   Дракон нахохлился и сразу стал похож на большую птицу.
   — Князя Лычко сожрал, свиту слопал, шесть сундуков с золотом унес… Выдавай сокровища, гадина поднебесная! — бесновался внизу царский сын.
   — Чего? — опешил дракон — Золото?
   — Шесть мешков и делу конец! — подтвердил Иван.
   Уже не первый раз дракон встречался с людьми, и каждый раз повторялась одна и та же история. Так или иначе, этот вопрос всплывал. Отвечал он всем одинаково и всегда его ответ ни кем всерьез не воспринимался..
   — Князя ел, — признался дракон, — а золота не брал.
   — Врешь, собака!
   — Сам собака, — огрызнулся дракон. — Мальчишка! Знаю я, чей ты сын.
   Иван опустил меч и прислушался.
   — Ну, говори, чей я сын, — вкрадчиво попросил он.
   О, как он хотел услышать оскорбление. Любое слово развязало бы ему руки.
   — Дурак ты. Что мне с золотом-то делать? Стеречь его что ли? Я ведь и считать то не умею…
   Иван сначала было, задумался. но быстро преодолел сомненья.
   — Подавай каменья самоцветные!
   У драконов тоже есть нервы. Когда терпеть нахальство княжеского сына он уже не мог, дракон не выдержал и плюнул вниз. Плевать сверху ему не в пример удобнее, поэтому увернуться Иван не успел — только закрыл голову руками. Блеснув в воздухе плевок, попал на плащ, прожигая в нем дыры, превращая шелк в черные лохмотья. На Ивана это подействовало отрезвляюще. Вспомнив все, что ему было известно о драконах, он на всякий случай полюбопытствовал:
   — А ты чего огнем не плюешься? — Змею показалось, что он ослышался.
   — Огнем? — переспросил он.
   — Оголодал что ли?
   Ответить дракону не дали. Около входа послышался свист и шорох осыпающихся камней. Иван поглядел туда — в проходе мелькали тени.
   — Кто пришел? — громогласно спросил княжич. Ответа из полутьмы не было. Дракон с надеждой посмотрел на выход.
   Ждать ему, правда было некого — жил он в пещере один, друзей у него не водилось, а родственники жили в дальних краях и в гости друг к другу не летали. Не было у них такой привычки. Однако все мы надеемся на приятную неожиданность.
   — Княжий сын я — крикнул Иван в темноту. Эхо гулко раскатилось под сводами пещеры и заставило дракона поежится. Иван, чувствуя пренебрежение к собственной персоне, схватился за меч, намериваясь искрошить врагов в мелкие щепки, но его остановил горестный вопль дракона:
   — Пропали мы, Ваня! Это дундуки!
   Серые тени у выхода засновали еще быстрее и по одному, боком пролетая между камней, бросились в пещеру.
   — Они воруют мои яйца и высиживают из них маленьких дундуковичей, — горестно вопил дракон из темноты. На пришельцев его вопли не производили никакого впечатления. Они влетали тройками, и разбредались по пещере исследуя её.
   Потертый дундук, с металлическими наугольниками, видимо вожак стаи, завис в воздухи напротив Ивана. Он медленно вертелся в воздухе, поблескивая квадратами замков. Внезапно он сочно расхохотался. Едва эхо смолкло, он сообщил стае, грабившей драконову пещеру:
   — Собирайтесь, ребятки, тут десерт пришел.
   Дуднуковский предводитель был образованнее княжеского сына. Иван иностранного слова „десерт“ не знал, но по тону догадался, что ничего хорошего эта встреча ему не сулит. Некоторые дундуки отделились от стаи и подлетели к предводителю. Назревала драка. Иван понял это и облегченно вздохнул — теперь все становилась на свои места. Дундуки перед ним шепотом совещались о чем-то. Увидев один над другим два дундука княжич лихо взмахнул мечом, намериваясь одним ударом уложить обоих, но те, не прекращая разговора, порхнули в разные стороны, освобождая место для Иванова меча, а потом опять вернулись на место.
   — Одному не справиться, — понял Иван. Он задрал голову. Наверху горестно раскачивался дракон, глядя на разорение пещеры
   — Эй, драконушка, плюнь в него!
   Почти непроизвольно, подчиняясь вежливому тону, а не просьбе, дракон плюнул вниз. Молоденький дундук, вертевшийся над головой княжеского сына словно подбитая птица упал вниз:
   — Отравили, братцы!..
   Его крик послужил сигналом. Вся стая бросилась на Ивана. Краем глаза он успел заметить, как по подбитому дундуку, пузырясь, расползается драконов плевок.
   — Помогай, драконушка, — воскликнул он. — Сбережем яйца для дела доброго!
   Княжич прижался спиной к стене. Обезопасив себя сзади, он начал с ожесточением рубиться с дундуками. За серьезных противников он их не считал. Подумаешь, дундук. Эка невидаль. Да был ли у них в роду кто-нибудь благороднее кожаного мешка?
   Но Иван недооценивал противников. Хитрые лесные дундуки, в отличие от спокойных домашних дундуков, умели постоять за себя. Они ловко уворачивались от меча и норовили ударить княжеского сына углом в солнечное сплетение.
   Иван же стоял как скала. Видя, что нахрапом его не взять подлые кожаные ящики пустились на хитрость: пока одни пытались покончить с Иваном привычными способами, другие отлетели в темноту и вернулись откуда набитые булыжниками. Взлетев повыше, они переворачивались в воздухе, бесстыдно оголяя свои внутренности. Первая партия высыпала камни на голову княжескому сыну с точностью, свидетельствующей о большой опытности. Иван пошатнулся, выругался для устойчивости, и вжался поглубже в стену. Дундуки двинулись за новым грузом, но второго захода у них не подучилось. Ловко плюясь во все стороны, дракон не дал набрать им камней, а потом подбил и самих воздушных разбойников.
   Дундуки, однако, не пошли на попятный. Пожалуй, только главный дундук понял бесперспективность борьбы на два фронта. Сам он в драке не участвовал — отлетев немного в сторону наблюдал за полем битвы, поглядывая то на копошащуюся внизу кучу соплеменников, облепивших Ивана, то на дракона, рассылавшего свои плевки с убийственной точностью. Укрывшись за сталагмитом, вожак дундуков раздумывал, как им избавиться от расплевавшегося змея.
   А тот вошел в азарт. Теперь он плевался почти не глядя, даже забыв о княжиче, но не забывая о начальнике своих извечных врагов. Темное чувство бушевало в драконовой груди. Чувство ненависти к главарю похитителей яиц. Утоление чувства мести, однако наталкивалось на очевидные сложности. Плеваться с лету он не умел, к тому же дундуки могли ударить его в мягкий живот, а это не принесло бы пользы никому, и меньше всего ему самому. Однако несколько минут спустя, когда вожак дундуков переменил позицию, дракон получил реальный шанс. Увидев это он расхохотался.
   Как ни мала была передышка, дарованная им дундукам, они сумели ей воспользоваться. Один из них в лоснящейся черной коже распахнул свой зев и, выбрав момент, когда Иван отвернулся от него, захлопнулся у того на шее. От неожиданности княжеский сын вскрикнул. Дундуки ответили ему радостным визгом. Однако несмотря на то, что дундук лишил его способности видеть Иван не прекратил драку, а еще более свирепо замахал мечом.
   — Плюй в них, дракончик! — заорал он из дундука глухим голосом. Стараясь освободиться, он мотал головой, ударяя дундуком о стены. При каждом ударе дундук охал и старался закрыться покрепче. Сквозь дундуковский визг до Ивана донесся голос дракона:
   — Влево, Ванюша, влево!
   Ничего не видя, продолжая отбиваться от насевших на него врагов он сделал несколько шагов влево, понимая чем это ему грозит. Открывая свой тыл, он мог надеяться только на помощь дракона. И тот не подвел. Сбив еще несколько дундуков, пытавшихся атаковать его, он набрал побольше желчи и плюнул в сталактит, за которым скрывался вожак стаи. Грозный гул пронесся по пещере. Сталактит, подрезанный плевком как ножом, рухнул вниз, дробясь осколками. Камни рухнули на кучу дундуков, почти заклевавших Ивана. Вслед за камнями, кружась как осенний лист, спланировал предводитель разбойников. Глядя на него дракон бешено хохотал.
   — Спасибо, друг! — донеслось из кучи. Расшвыривая камни и останки дундуков, из кучи вылез Иван. В одной руке он держал меч, а ж другой тащил упирающегося дундука из черной кожи. Увидев у своих ног вожака стаи, он придавил своего пленника коленом и начал сдирать кожу с атамана. Наблюдая за ним, змей поскреб лапой грудь. Звук был неприятный, словно металлической щеткой скребли по жести. Иван обернулся. В руках он держал кусок кожи. Дракон смотрел на него с молчаливым любопытством. Возникла неловкая пауза.
   — Батюшке… — выдавил из себя княжич, отводя глаза.
   — Ну, да. Сапоги сшить или там варежки, — согласился змей, приходя ему на помощь.
   Минуту они молчали.
   — Ты уж прости меня — молвил княжий сын.
   — Чего там…С кем не бывает.. — дракой был польщен. Шаркнув крыльями, он слетел вниз.
   — Ты, ежели чего, ну, ежели помочь, или так, заходи, Ваня.
   Иван поклонился змею в пояс. Пленный дундук тихо ерзал под ногами. Княжич пнул его ногой. Дундук взвизгнул.
   — Ну ты, нежить, сжечь тебя что ли?
   Иван повернулся к дракону.
   — Может возьмешь?
   — Нет.
   Убив главного дундука дракон удовлетворил чувство мести. Против этого дундука он ничего не имел.
   — Ты его лучше батюшке отдай.
   — И то верно! Пойду я? — полувопросительно, полуутвердительно сказал Иван. — Ты тоже, залетай, гостем будешь. Говядинки поедим.
   — А шкура тебе не нужна больше?
   Иван покраснел, не зная, что ответить дракону потом выдавил из себя.
   — Дык, неплохо бы…
   — Ты в том углу посмотри, я тут линял недавно.
   В углу Иван нашел старую драконью шкуру. Вместе с новым приятелем он вышел из пещеры на солнце. Змей прищурился и отошел в тень. Приторочив дундук к седлу, Иван махнул рукой. Дракон замахал крыльями. Через несколько минут его скрыли деревья.
   Вернувшись к себе в пещеру, дракон до конца дня чистил её, возвращая привычный уют своему жилищу. На поляне, перед пещерой он насыпал кучу камней, на верхушку которой водрузил наименее разбитый дундук. Вечером, выйдя полюбоваться солнечным закатом, он улыбаясь, рассматривал сооруженный памятник, вспоминая прожитый день и хорошего человека — Ивана — княжьего сына.»
 
   Когда эта байка кончилась Сераслан начал другую. Это была совершенно уж фантастическая история о купце Канунникове, одержимого сразу двумя бесами. Первый из них от восхода до заката подталкивал купца наживать добро и барыши, а второй, по ночам, побуждал его транжирить деньги и раздавать нажитое. Обеспокоенные нездоровьем купца родственники к Сераслану и тот взялся изгнать, по крайней мере одного беса. В том, как он этого добился, и состояла суть рассказа.
   Сераслан оказался отличным рассказчиком. Он не только рассказывал, по и показывал, как все происходило — в деле участвовали и лицо и руки и пальцы волхва. Бросив вожжи — благо дорога это позволяла — он строил из пальцем то кладбищенский забор, то чердак в доме Канунникова, где, как оказалось тоже обитала нечистая сила, то их переплетение рождало сказочно красивый цветок опекун-травы. Когда руки Сераслана залетали стремительно, как стрижи перед дождем и стало ясно, что дело приближается к развязке, изнутри повозки раздался леденящий душу вопль.
   На мгновение все вокруг застыло, словно парализованное ужасом, но только на мгновение. Уже в следующее мгновение лошади рванулись вперед с такой силой, что богатыри приотстали. Бросивший в пылу рассказа вожжи волхв остановить повозку, увы, не мог и подхлестываемая непрерывным криком боярина как бичом, она неслась не разбирая дороги.
   Они сумели нагнать волхва только через поприще.
   Взмыленные лошади тяжело поводили боками, а рядом с ними со слегка смущенным видом стоял Кочетыга. Понимая, что дело в нем Гаврила спросил.
   — Ну? Чего орал-то?
   — Заснул…
   — Ну и?… — спросил Избор.
   — Проснулся.
   — Ну и что? Я каждый день просыпаюсь, — нетерпеливо сообщил сотник.
   — А там чудище.
   Избор посмотрел на посмеивающегося Сераслана, надеясь получить объяснения.
   — Я там собрал кое-чего… — сказал волхв. — Ну там кости, лапу челюсть… А он со сна, видно, хватанулся за это. А когда хватанулся, то видно что-то почудилось…
   Лес кончился, и ручей дороги влился в раскинувшееся перед ними озеро степи.
   Окоем развернулся, дорога стала шире, и кони пошли веселее. Всадники теперь не только чувствовали запах жилья, но и видели крыши, под которыми должны были скоротать ночь.
   Как и положено хорошему городку тот начинался с огородов. Хотя, конечно, сперва они увидели скаты крыш княжеского терема, потом стены, а уж потом, после всего этого мелкие сельские домики.
   — Что так пусто? — спросил Избор. Кругом царило безлюдье. Не было видно ни только людей, но и коров, и лошадей. Птиц в небе и тех не было.
   — Зверя опасаются, — объяснил Сераслан. Избор кивнул. Слава о Исине — победителе чудовищ еще не дошла до этих мест, и все сидели взаперти, не желая кончить дни в желудке у зверя.
   — А что за город? — спросил Гаврила, поравнявшись с повозкой.
   — Липовец.
   — А князем тут кто? А то в гости везешь, а к кому неведомо…
   — Сергей Голубев.
   Гаврила покопался в памяти, что-то вспомнил о нем.
   — А это не он с Алешей Поповичем года три назад на Митинской ярмарке порядок наводил?
   — Его рук дело.
   — И как он теперь? — дальновидно поинтересовался Исин.
   — Княжит… — неопределенно ответил волхв. Он отвлекся и думал о чем-то своем.
   — А семья?
   Хазарин потихоньку наводил волхва на разговор от вещей отвлеченных, на дела насущные…
   — Есть семья. Жена, сын, дочь…
   — Сын? Да… А дочь, собой-то хоть хороша?
   Сераслан засмеялся, возвращаясь в реальный мир, и ответил.
   — Сам говорил, что княжон плохих не бывает. И не толстая. Во всяком случае, не толще пивной бочки.
   Исин ничего не ответил, но волхв почувствовал, как ему хочется услышать что-то более определенное, добавил.
   — Раз князь хорош, да жена хороша, могут дети быть плохими?

Глава 15

   Над стеной и над покатыми крышами на тонких жердях возвышались маленькие решетчатые клетушки. Они продувались ветром, и, казалось, даже покачивались под его порывами. Прищурясь Гаврила оглядел их, пересчитал и на всякий случай поинтересовался.
   — Это что у вас? Не уздилище, часом?
   Сераслан прищурился, усмехнулся.
   — Голубятни… Наш князь птиц любит. Даже специальных голубей завел. Они ему вести аж из Киева доставляют, да из других разных городов…
   — Колдун он у вас что ли?
   — Почему колдун? — возразил Сераслан. — Князь говорит, что хорошо правит только тот, кто знает. Вот он и хочет знать поболее прочих.
   — А чего знает?
   — Да все. Все, что кругом творится. Оттого и на голубей денег не жалеет.
   Ворота наезжали на них, блестя добротными кованными из железа петлями. Со стены узнали кибитку, и створки ворот разъехались, открывая им дорогу к терему. Частокол уплыл назад, открывая двор и постройки на нем и самого князя.
   Тот сидел на крыльце, а вокруг него крутились самые разные люди — скоморохи, воеводы, дружинники. Хранители талисмана скромно пристроились позади повозки и вперед не лезли. Сераслан, одобрительно поглядывая на них, соскочил с колеса, помог вылезти Кочетыгу. Боярин за это время отлежался и выглядел мужественно. Даже красная полоса через всю щеку от шва на подушке смотрелась как шрам. Прихрамывая, он подошел к крыльцу, поклонился князю.
   — Ну? — спросил князь. — Что скажете?
   — Свершилось, князь, — спокойно ответил боярин. — Эти чужаки пришибли-таки нашего зверя…
   Князь помолчал, и непонятно было, что он подумал. Боярин вернулся к повозке и вытащил оттуда подобранную Серасланом лапу. Безо всякой радости князь сказал:
   — Ну, чему быть, того не миновать… Кто его так?
   — Сотник Пинского князя Брячеслава Исин.
   Князь осмотрел внимательно каждого из них, пытаясь разобраться кто там кто, но в конце концов спросил.
   — Который?
   Исин тронув пятками коня, на пару шагов выехал вперед.
   — Я, князь.
   Князь посмотрел на него оценивающе, словно прикидывал глубину его государственного ума. Под его взглядом Исин опустил брови и наморщил лоб. Князь насмотревшись на хазарина посмотрел на боярина.
   — А с тобой что? — он обратил внимание на его лицо.
   — Так, ничего, — мужественно ответил Кочетыга. — Пройдет… Рассосется…
   — А остальные что?
   — Спутники. Едут по своим делам…
   Князь молчал, разглядывая их, и Исин чувствовал, что он смотрит глубже, чем Брячеслав. На их глазах ночь закрашивала небо чернотой. Все так же молча, князь снял с пояса маленькую клетку, достал оттуда голубя и выпустил его в ночное небо. Проводив птицу глазами, князь устало сказал.
   — Слава победителю чудовищ!
   Дворня и дружинники, что стояли рядом подхватили его слова, и волна восторженных криков прокатилась по двору, раздвигая плечи гостей. Князь медленно поднял руку, останавливая общий восторг.
   — Гостям почет и уважение. Сегодня отдыхайте. Завтра поговорим.
   В комнате, которую им выделил князь Исин сбросил мешок на лавку и немного обиженно сказал:
   — Даже княжну не показали…
   — А что должны были? Покормили тебя, и спасибо скажи.
   — Ну… Я надеялся… — сказал сотник подумав. — Не каждый день таких чудищ губить приходится. А ведь наверно ждала девка.
   — Да уж, тебя дождешься. Девка, поди, иссохла вся по тебе, а ты бродишь незнамо где… — насмешливо откликнулся Гаврила. Он по хозяйски осмотрелся. Окно, дверь три лавки, стол. Из окна виднелся темный двор и ворота в стене, через которые они и попали сюда.
   — Наверняка ведь ждала! — гнул свое хазарин. — Не могла не ждать!
   — Да кто тебе это сказал?
   — Да этот… Ну, плешивый, что вез нас сюда… И что ждет говорил, и даже окна ее показал.
   Гаврила закатил глаза, вспоминая всех плешивых, что ездили на телегах и, наконец, догадался.
   — Сераслан, что ли?
   — Ну да!
   — Так какой же он плешивый? Он лысый, — возразил Гаврила.
   Исин, уже собравшийся встать и открыть, остановился.
   — А почему лысый? Плешивый! Раз волос нет, значит плешивый.
   — Ничего ты не понимаешь, — отозвался из своего угла Избор. Он аккуратно пристраивал меч в изголовье.
   — Лысый — это лысый, а плешивый — это плешивый.
   — А какая разница? У того волос нет и у этого… Я имею ввиду и у лысого и у плешивого… Или у лысых волос хоть чуть-чуть больше, чем у плешивых?
   — Эх ты. В зятья к князю набиваешься, а таких простых вещей не знаешь. Есть разница. У лысого ум волосы ест, а у плешивого они сами вылезают. От плохой жизни.
   Исин немного помолчал, а потом ответил Масленникову одним словом.
   — Мудер.
   — Как ты при своем уме еще не лысый? — отозвался Избор.
   — Сам не понимаю, — ответил Гаврила. — Может, сплю мало?
   Он зевнул, опрокинулся на лавки и сонным голосом добавил.
   — Дверь я заложил. Мало ли что…
   — А что? — встрепенулся Исин. — Что-то не так?
   Жизнь научила его доверять предчувствиям Масленникова.
   — Все так, только уж больно хорошо дверные петли смазаны…
   Они не успели провалиться в сон, как в дверь стукнули. Избор уже устроившийся на лавке приподнялся, но к двери не пошел, только положил руку на меч… Стучал явно кто-то из своих — уважительно и аккуратно.