— Да, да, конечно. То-то, я смотрю, вы слишком легко вооружены..
   В этот момент откуда-то из головы отряда послышался крик. Люди, что мгновение назад стояли каждый сам по себе, стали одним отрядом и ощетинились мечами и копьями. С железным лязгом сомкнулись щиты, и они образовали маленькую крепость. Их собеседник привстал, но тут же сел.
   — Ничего страшного… Ложная тревога.
   Он раздвинул матерчатый занавес и скрылся в повозке. Гаврила постучал рукой по стене.
   — Я сейчас, — донеслось оттуда.
   — Скажи-ка, почтенный, а ты-то тут тоже для поединка?
   — Нет, — ответили из возка, и Избор уловил в голосе какую-то недоговоренность. — Я тут лекарем. Меня зовут Сераслан.
   Гаврила посмотрел на вооруженную ораву, перегородившую им дорогу и поинтересовался.
   — А что раненые предполагаются?
   — Во множестве, — обыденно сказал Сераслан, высунув голову наружу и становясь от этого похожим на червяка в яблоке. — Если все будет как в прошлый раз, то половина из них пройдет через мои руки. Исин посмотрел на лес копий, что сливался с настоящим лесом и дальновидно поинтересовался.
   — А что будет с другой половиной?
   — А этим вообще ничего не понадобится.
   Гаврила посмотрел на толпу перед собой и неожиданно согласился с волхвом.
   — Да. Смерть — лучший лекарь, это точно…
   Сераслан закивал, хотел что-то добавить, но Исин перебил его:
   — А ты тут, что один говорящий? Эти-то что, глухонемые? Почему молчат?
   — Страх и гордыня, — охотно пояснил Сераслан. — Они бояться грядущего и молчат, чтобы страх их не стал ясен для окружающих. Большинству из них совсем скоро будет плохо… А вам вот повезло…
   — Неужто? — удивился Избор. Он вспомнил, что было с ними утром, и что было ночью, и что было предыдущим вечером, и без стеснения засмеялся. Разочаровывать волхва не хотелось, и он ничего не сказал.
   — Это почему же? — спросил Гаврила, подумавший о своих неприятностях.
   — Вы находитесь в положении более выгодном, чем все эти люди.
   — Что это значит? — подозрительно спросил хазарин.
   — Это означает, что вы, скорее всего, останетесь живы…
   Сераслан произнес эти слова без вызова, но они сразу же настроили Исина на боевой лад. Он выпрямился в седле и высокомерно поинтересовался:
   — Хотел бы я посмотреть, на того, кто попытается помешать нам оставаться на этом свете, — грозно спросил он.
   — Не торопитесь. Еще увидите. Оно вот-вот появится, — сделав вид, что не понял скрытой угрозы, успокоил его Сераслан.
   Гаврила уже утомленный стоянием на одном месте и чувствующий, что с каждым потерянным мгновением за их спиной вырастает то ли остроголовый, то ли песиголовец, решил ехать.
   — Я не собираюсь никого ждать. Я просто поеду вперед и все, — сказал он. — У нас есть дела в Киеве, и мы не собираемся задерживаться тут по пустякам.
   — Это не пустяк, — серьезно сказал Сераслан. — Это обычай. А если вы поедете вперед, то хотите вы этого или нет, но вам придется сразиться с чудовищем.
   Это ничуть не испугало Гаврилу. Он потрогал меч у себя за спиной.
   — Да ради Бога! Если оно будет мешать мне, я просто его убью.
   — Не сомневаюсь, что вы обязательно попробуете сделать это, — осторожно подобрав слова ответил волхв, — но прощу вас, поймите. Сейчас все это, — он широко махнул рукой, охватывая и лес и дорогу, — не просто дорога. Это место поединка и здесь существуют свои правила. А они гласят: «На поединок с чудовищем поединщики выходят по жребию». Те, кто стоит впереди нас, вытащили первые номера и вряд ли захотят пропустить всех вас вперед. Это их право.
   Ему никто не ответил и он даже не понял, слушают его эти люди или просто смотрят вперед, пропуская слова меж ушей. Тогда он выбрал одного из них и обратился напрямую к нему.
   — Что бы проехать дальше вам нужно будет поубивать всех тех, кто стоит впереди вас, или дождаться, пока это сделает чудовище. Все очень просто.
   Исин, сбитый с толку многословием Сераслана, смотрел на него молча, а тот продолжил свой словесный натиск:
   — Я вижу, вы ничего не знаете о том, что тут происходит и, вам небезынтересно будет прослушать мой рассказ. Заранее прощу извинить, если 6yдy излишне краток — зверь должен появиться, с минуты на минуту…
   Он еще раз привстал, оглядывая дорогу впереди себя.
   — Началось это года два назад. Тогда князю нашему начали доносить об страшных преступлениях, которые стали совершаться на этой дороге. Подробности расправ над бедными путниками были столь ужасны, что я не решаюсь описать вам подробности. По началу-то как всегда подумали на разбойников, но вскоре отыскались очевидцы, которые указали, что творят эти преступления не разбойные люди, а неведомое чудовище. Тогда еще толком никто ничего не знал. Это уж потом разобрались, что появляется оно на этой дороге три раза в год и всегда в одно тоже время. Два дня оно рыщет по дороге, растерзывая всякого, кто попадается на его пути, а потом пропадает неизвестно куда…
   — Так убить его и делу конец! — Исин лязгнул мечом. — Сами не справляетесь — вызвали бы Илью Муромца, Ратибора или еще кого. Не отказали бы богатыри, помогли бы.
   — Князь не хочет… — вздохнул волхв. — Он все больше иноземцев привечает…
   — И что? — удивился Избор. — Неужто никто…
   — Да нет. Всякие у нас тут были… Кого у нас только на нашем погосте нет — и франки, и шведы. Даже один индиец есть. На слоне приехал…
   Он на мгновение запнулся и сообщил.
   — Печенка у слона вкусная… Та вот. Князь-то наш обещал победителю свою дочь отдать в жены, да земли изрядное количество отрезать. Вот и лезут доброхоты.
   — А хороша ли дочь? — поинтересовался Исин.
   — Что дочь? — махнул рукой Сераслан. — Земли какие…Лес, луга…
   — Стало быть, весь сыр-бор из-за княжьей дочки? — переспросил Гаврила. — Знаю я несколько человек. Все приличные люди, добрые богатыри и все не прочь покняжить в каком-либо месте. Если увижу кого из них, обязательно расскажу как до вас добраться…
   Волхв кивнул немного отстранено, словно думал о чем-то другом.
   — Пусть едут. Мы гостям всегда рады. Только опоздают твои друзья. Пусть они такой случай в другом месте ищут. А тут сегодня все кончится! — самоуверенно сказал он.
   — Нынче ему конец придет!
   — С чего бы?
   — Так Боги хотят.
   Эти слова ни чего не значили, и Избор только внимательнее посмотрел на волхва. Под его взглядом тот кивнул на воинов впереди себя и добавил.
   — Если не они его убьют, то нынче я ему конец положу!
   Исин не без высокомерия оглядел Сераслана и поинтересовался.
   — И чем же ты его убивать собрался? Ни меча у тебя, ни палки подходящей.
   — Божьим словом да Истиной, — не моргнув глазом ответил волхв. — Чем же еще волхву с нечистью биться, если не этим?
   И Избор и Гаврила немало выслушали в своей жизни похвальбы, но сейчас слова волхва выглядели не просто отчаянным хвастовством, но и просто нахальством.
   — Ну, дай Бог, — сказал Избор не желая препираться с Серасланом.
   — Дай Бог, да сам не будь плох, — отозвался тот. Он что-то знал или мог, или надеялся на что-то.
   — У саркинозов есть пословица, — сказал Гаврила, наклоняясь к нему. — «На аллаха надейся, а верблюда привязывай» — намекая на то, что простая надежда на Бога вряд ли способна сама по себе принести победу.
   — Да, — подхватил Избор. — У нас есть пословица не хуже — «На Бога надейся, да сам не плошай»!
   — Не оплошаю, — уверенно откликнулся священник. — Хотя… про верблюда это очень кстати… Это вы мне вовремя напомнили.
   Он встал, достал откуда-то снизу пару платков и принялся завязывать глаза лошадям.
   Ни Исин, ни Избор вопросов не задавали, но он сам объяснил им:
   — Вид зверя настолько страшен, что лошади не выдерживают. Бегут или сходят с ума. А мне на них еще дальше ехать.
   — Возвращаться? — спросил хазарин, глядя поверх головы волхва.
   — Сначала вернусь, живых привезу, а потом в Журавлевское княжество…
   — Ну? — обрадовался хазарин. — А я там всех знаю? Князя увидишь?
   — Если повезет…
   — Привет передавай!
   — От кого?
   — От Гаврилы Масленникова, от…
   Гаврила кашлянул и хазарин осекся. Он посмотрел на Масленникова и поправился.
   — Нет. От Гаврилы, пожалуй, не стоит привет передавать. Скажи, что те, кому он свой корабль одалживал, кланялись, обещали зайти при случае.
   Сераслан кивнул, озабоченный более ближайшим будущим, чем встречей с журавлевским князем.
   На дороге все оставалось по-прежнему. Люди неподвижно стояли каждый на своем месте. Изредка только тишина нарушалась железным перезвоном, когда кто-то из стоявших переступал с ноги на ногу. На копьях воинов развивались разноцветные флажки
   Все было чинно, благородно и торжественно, словно ждали приезда самой княжеской дочери.
   Гаврила посмотрел на солнце и вздохнул. Оно неодолимо спускалось вниз, и уже путалось в коронах деревьев.
   Сераслан неправильно истолковав вздох, поспешил успокоить его:
   — Сейчас, сейчас, потерпи. Осталось совсем немного, это будет очень поучительное зрелище.
   — Нет, я не об этом, — сказал Гаврила. — Я думаю: «Сколько церемоний для того, что бы убить гадину».
   Волхв посмотрел на него внимательно и напомнил на всякий случай:
   — Учти, сражаться с чудовищем может только тот, у кого есть на это право. Это некоторым образом приведения, даруемая поединщику нашим князем. Есть правила…
   — Неужели чудовище придерживается этих правил? — усмехнулся Избор. Напряжение витающее в воздухе стало настолько нестерпимым, что волхв никак не отреагировал на шутку.
   — Для него никаких правил, конечно, нет.
   — Вот, вот…
   — Оно просто нападает на первого попавшегося.
   — Вот видишь… А ты все талдычишь — «правила, правила».
   — Правила распространяются только на нас. Короче говоря, сражаться с чудовищем может только тот, на кого оно нападает.
   Такой поворот дела давал Исину некоторую надежду на участие в свалке. Он тут же задал вопрос:
   — А если оно нападет на меня первым?
   Волхв улыбнулся.
   — В уме тебе не откажешь. Обороняться никому не возбраняется даже от Чернобога, а не то что от его прислужников. Только не надейся напрасно. У тех, кто впереди тоже кулаки чешутся.
   Исин широко улыбнулся, оглянувшись на Избора, но тот уже поняв, что у того на уме в полголоса напомнил:
   — Не встревай. У нас своих дел полно….
   — С нашими-то делами когда еще в князья выберешься? А тут верный способ… Все равно стоим. Почему бы не попробовать? — смеясь возразил сотник.
   — Почему верный способ? — переспросил он.
   — Талисман, — коротко напомнил хазарин, осторожно оглядываясь. — Он поможет…
   Избор понял, что не договаривал хазарин. Талисман держал их компанию вместе, соединяя их троих невидимыми скрепами, и это могло защитить хазарина в случае опасности.
   — В зятья, что ли к князю нацелился? — спросил Гаврила.
   — А что? — подумав ответил хазарин. — Я у князей в зятьях еще не был… Кто знает как это… Может и ничего? А?
   — Так туда очередь, — Гаврила кивнул в сторону стоящих толпой копьеносцев. — К тому же ты ее еще не видел. Вдруг она уродина? Или стерва?
   Исин повернулся к нему и, смеясь, ответил.
   — Княжна и уродина? Никогда такого не было… Они все толстые, красивые…
   Он засмеялся еще сильнее от пришедшей в голову мысли.
   — Зато сразу в воеводы…
   — Если не в покойники…

Глава12

   Над дорогой пролетел еще один крик. Все встрепенулись, и Сераслан нырнув в повозку, вылез оттуда с небольшим ящичком. Любовно поглаживая его, он сказал:
   — Я вас об одном попрошу. Если вокруг чудовища начнется свалка — не лезьте в кучу. Держитесь от него подальше.
   — Почему?
   Волхв сделал древний охранительный знак.
   — Осторожности ради, ибо орудуя Божьим словом ненароком могу задеть и вас. Знаете — «Лес рубят — щепки летят».
   Он снова погладил свой ящик.
   — Так что же у тебя там? — полюбопытствовал Избор.
   — Божье слово и Истина, — не смущаясь неопределенности ответа сказал волхв.
   Исин хотел спросить его, что это такое: «Истина» и как она помещается в этом ящике, но не успел. Откуда-то из головы отряда с шумом и бранью выехал воин.
   — Пропади оно все пропадом, ваше княжество, — проорал он. — В болоте сидят, дороги приличной нет, а все туда же. Чудовище себе завели! Тьфу! Быть княжьей дочке старой девой!
   Он развернул коня и поскакал в обратную сторону. Следом за ним сорвался еще один конный и трое или четверо пеших.
   — Не выдержал, — сказал Сераслан. В голосе его не было ни осуждения, ни жалости. Только понимание.
   Оставшиеся на дороге сомкнули свои ряды с этого момента еще крепче связанные между собой сознанием того, что они смелее, доблестнее, лучше тех, кто ушел.
   В наступившей тишине Сераслан медленно встал, указывая на сосну впереди них торчавшую выше других деревьев. Над ней развивался узкий белый вымпел.
   — Кажется, началось. Теперь скоро!
   С этого момента вся его разговорчивость исчезла. Деловито и аккуратно он пододвинул к себе ящичек и взялся за крышку. Ни Гаврила, ни Исин, и не Избор не обратили на это никакого внимания. Все их мысли поглотил тот участок дороги впереди них, который был доступен их взгляду. Пока дорога была пуста, но сверху, с сосны, чудовище, наверное, уже было видно.
   Оттуда донесся раскатистый рык:
   — Первый по жребию — пошел!
   Стоявший первым воин в рогатом шлеме медленно наклонил копье и, подгоняя коня криком, погнал его вперед. Гаврила с одобрением смотрел ему вслед. Такому опытному бойцу как он достаточно было одного взглядам на то, как тот сидит, как легко держит копье, и этого взгляда хватило, что бы составить себе мнение о коне и о всаднике. Лестное мнение. И хотя поднятая им пыль и мешала все рассмотреть в подробностях, одно было неоспоримым — ту силу, которую олицетворял собой всадник, чудовищу, кем бы оно ни было, одолеть будет трудно. Ощущение наступающей мощи было настолько сильным, что ему показалось на мгновенье, что он слышит стон земли от ударов копыт могучего коня и стон пробиваемого копьем воздуха. Через секунду всадник скрылся за поворотом. Исин привстал на стременах, но больше того, что уже успел разглядеть не увидел. Сейчас там, где сойдутся богатырь и чудовище должно будет начаться самое интересное, а именно этого им и не придется увидеть.
   — Разве мы не увидим, как этот богатырь расправиться с чудовищем? — спросил Гаврила не веря в то, что кто-то решиться ответить утвердительно.
   — Или оно с ним, — добавил Избор.
   — Конечно же нет.
   — Это что, одно из этих странных правил?
   — Конечно же да. То, что там происходит, видит только боярин Кочетыга, тот, что на сосне.
   Он показал пальцем вперед и вверх. Там, на верхушке сосны, опершись ногами о толстый сук, стоял человек.
   — Зачем такие сложности? Куда как проще было бы устроить так, что бы все все видели.
   Исин никак не мог взять в толк, зачем нужно делать плохо, когда можно сделать хорошо. Сераслан объяснил ему как мог:
   — Все просто, дело в том, что чудовище набрасывается на первого, кого увидит. А если оно увидит сразу всех, то оно набросится на всех сразу. Будет свалка…
   — Это было бы славно, — воодушевился Исин. Сераслан с плохо скрытым недоумением посмотрел на хазарина
   — Ты думаешь? — с сомнением в голосе произнес он. — Что же, может быть ты и прав… Не дай Бог, конечно. Только тут дело в другом.
   — Князю вашему своих людей жалко? — предположил сзади Избор.
   — Тут своих нет, сплошь чужие, да и никого ему не жалко, — ответил волхв. — Другое дело, что тут в свалке не разберешься, кто его убьет. Одному кому-то повезет, так потом склока будет — чьих рук это дело. А так все честно. Или зять или покойник…
   С той стороны, куда гоголем умчался богатырь, послышался железный грохот, словно одна куча железного лома наехала на другую.
   — Проклятье! — Возбужденно выкрикнул Гаврила, — неужели ничего нельзя сделать?
   Он крепко стиснул кулак и в досаде так крепко стукнул по крышке кибитки, что проломил в ней дыру. Треск ломающегося у него за спиной дерева отвлек Сераслана, чутко вслушивавшегося в шум начавшейся схватки.
   Услышав за своей спиной хруст, он резво соскочил на землю, не забыв прихватить загадочный ящик. Гаврила опомнился. Увидев, что натворил, он слегка смутился.
   — Извини, хозяин. Душа разыгралась. Не сдержался.
   Но волхву дела не было до извинений. Держа ящик на вытянутых руках, он осматривал его так, словно оттуда собиралась вылезти змея. Избору показалось, что руки его дрожат, и что волхв малость струхнул.
   — Похоже, ты боишься своего ящика больше чем чудовища, — сказал Избор пытаясь как-то разрядить обстановку.
   — Больше чудовища я теперь боюсь вашего друга, — проговорил Сераслан и вытер вспотевший лоб.
   — Экий кулачище наел…
   — Угораздило вот родиться с крепкими кулаками, — рассеянно ответил Масленников всем существом своим стремясь туда, где в эту минуту гремел бой и лилась кровь.
   — Если их совать куда попало, так Род их назад заберет.
   Гаврила не обратил на его слова никакого внимания, ибо как раз в этот момент с сосны донеслось:
   — Второй по жребию — пошел!
   От группы людей, стоявших у поворота с громким хохотом отделился второй воин столь же богатырского вида и, конь, набирая скорость, понес его за стену деревьев. Едва он скрылся за зеленой завесой листьев, как оттуда выскочил конь первого пытавшего сегодня удачу.
   Конь мчался словно камень, вылетевший из пращи. Кто-то из пеших латников бросился наперерез, рассчитывая, видно на то, что теперь-то уж первому номеру конь не понадобиться, но конь шарахнулся в сторону и едва не сбив человека, промчался мимо кибитки. Шагов через 20 с него соскочило седло и он, неприлично взвизгнув, взбрыкнул задними ногами и умчался в лес.
   Из-за поворота вновь раздался железный грохот, но уже ближе. Грохот прогремел коротко и перешел в тоскливый вой, от которого по спинам у людей пробежали мурашки. С резкими криками взлетели с деревьев дятлы и неясыти и закружились над высокими деревьями. Гаврила поднял голову.
   Среди стаи беспорядочно метавшихся птиц появился яркий блик. Словно солнце отразилось от подвешенного в небе зеркала. Блеск возник неожиданно, потом пропал, потом вновь появился. На какое-то неуловимое мгновение он застыл в самой верхней точке своего подъема и соскользнул вниз. В тот короткий момент, когда он висел неподвижно все, кто смотрел вверх поняли, что это пускает с такой высоты такие веселые зайчики. Поняли и неприятно удивились своему открытию.
   Это был меч! Скорее всего, тот самый, которым второй номер пытался поспорить с чудовищем.
   Сераслан побледнел, закусил губу.
   — Убью! — выдохнул он. — Князю развлечение, а сколько народу понапрасну гибнет!
   Похоже, что меч над деревьями увидели не только они. Зрелище было настолько неожиданным, что все замерли. Вид подброшенного в воздух меча сам по себе был не мрачен и не страшен, но каждый из тех, кто видел его смог домыслить, что там произошло и люди осознав свое бессилие, бросились кто куда.
   Страх захватывал душу за душой. Люди бросали оружие, сталкивались друг с другом, и вскоре лесная дорога оказалась устланной копьями и мечами и боевыми рукавицами.
   — Так, так, так, — пробормотал Сераслан. Он вновь стал спокоен и холоден. — Вот и до нас черед дошел… Дожили, значит до светлого дня… Дождались праздничка.
   Он без суеты, не обращая внимания на окружающих, легкими движениями вожжей продвигал повозку вперед.
   — Третий по жребию пошел! — скомандовал с сосны боярин, но третий номер, даже если бы и хотел выйти на встречу чудовищу не успел бы этого сделать. Похоже было, что чудовище само горело желанием встретится с ним и спешило ему на встречу.
   — Четвертый, пятый, — орал Кочетыга, но его уже никто не слушал. Никто кроме Сераслана не обращал на него внимания. Каждый остался наедине со своими страхами и заботился только о себе.
   — Что гласят правила? — проорал в ухо волхву Исин. Он уже достал свой меч.
   — Какие тут правила? — выругался Сераслан. — Каждый сам за себя…
   — Ага! — радостно заорал хазарин. — Вот я его сейчас!
   Ни Избор, ни Гаврила, завороженные всеобщим бегством не успели остановить хазарина. Его конь громадным скачком выскочил вперед, оставив позади тележку волхва и большую часть бестолково метавшихся людей. Сераслан погрозил хазарской спине кулаком и крикнул:
   — Уймись, дурак… Прибьют же…
   — Точно ведь волхв… — крикнул Гаврила Избору, перекрывая общий гвалт. — Без обману. Как хорошо в людях разбирается… С одного взгляда умного от дурака отличил.
   Прищурив глаза, хазарин смотрел на дорогу, стараясь не пропустить момента, когда чудовище выскочит из-за поворота. На секунду он свесился вниз, что бы подобрать щит и чье-то копье, что лежали под ногами у коня, но тут же вернул взгляд на дорогу, уловив движение впереди себя.
   На дороге столбиком стоял заяц.
   Он только что выскочил из леса, не то привлеченный шумом, не то испуганный творившимися тут делами. Его уши торчали вверх, и видно было, как он всеми силами своего заячьего ума пытается понять, что же тут такое твориться.
   В суматохе самоспасения продолжавшейся за спиной сотника вряд ли кому пришла в голову мысль пустить в него стрелу и получить неплохой обед. На этот счет заяц мог быть совершенно спокоен, а вот чудовище… Оно могло появиться из-за поворота в любую секунду и тогда зайцу бы не поздоровилось.
   — Беги, дурашка, — крикнул хазарин зайцу. — Задавят!
   За его спиной, где-то совсем недалеко, но он не посмел оглянуться и посмотреть где именно прозвучал напряженный смех. Смеялся Сераслан. Потом волхв обратился к кому-то стоящему рядом.
   — Да ваш друг образец мягкосердечия…
   — У него доброе сердце, — согласился с волхвом Избор, — Только он часто об этом забывает.
   Несколько секунд сотник стоял и смотрел, как заяц стрижет ушами воздух.
   — Чего ждешь? — крикнул волхв. — Или сражайся или уступи место!
   Не оборачиваясь, Исин крикнул в ответ:
   — Я жду, когда оно нападет на меня.
   — Когда это случится, то будет поздно. Оно стремительно, как порыв ветра.
   — Ничего, — самонадеянно ответил хазарин. — У меня тут хороший парус.
   Он качнул подобранным щитом, способным, казалось, выдержать прямое попадание молнии.
   — Не говори глупостей, — голос Сераслана стал взволнованно строг. — Нападай! Убей его, если сможешь!
   — Кого же? — удивился Исин, ища глазами кого-бы убить.
   — Странный вопрос для этого места и времени…
   — Так кого же? — раздраженно переспросил Исин по-прежнему не видевший перед собой ничего, кроме дороги и зайца.
   — Оно перед тобой!
   Исин не стал удивляться и переспрашивать. То, что происходило кругом, было так странно, что он просто поверил волхву. Была у него, к счастью такая полезная в необычных обстоятельствах привычка — слепое доверие, слепая вера в тех, кого он считая опытнее в каком-то деле. Даже если то что он слышал, выглядело на первым взгляд глупостью. Перестав выискивать какое-то неведомое чудовище, он посмотрел в глаза зайцу.
   И случилось невероятное!
   Наверное, многие успели увидеть то, что сейчас происходило с этим милым зайчиком, но никто из них не смог бы рассказать об этом. Одни потому что на всю оставшуюся жизнь онемели от ужаса, а другие — потому что это было последнее, что они сумели увидеть в своей жизни.
   Чудовище начало изменяться.
   Исин, несмотря на свою молодость, успел кое-чего повидать за свою жизнь, но то, что его глаза видели в эти мгновения, могло ошеломить и повергнуть в ужас кого угодно. Прямо на его глазах заяц стал менять свой облик шаг за шагом, мгновение за мгновением превращаясь в зверя, видом своим повергающего в безумие даже лошадей.
   Было странно видеть, как зверь не то корчился, не то оплывал, словно кусок воска в огне. Формы стекали с него и чудовище, обновляясь каждую секунду, становилось все более и более ужасным. Казалось, оно искало себя и никак не могло выбрать ту ипостась, которой не нужны были бы ни зубы, ни когти, а которая убивала бы своих врагов другим, белее действенным оружием — ужасом. С удивлением Исин и все стоявшие за его спиной смотрели, как каждая часть его тела искала себе свою, совершенно ужасную форму отдельно от целого. То одна, то другая лапа становились то больше, то меньше, морду перекашивало, когда изо рта зверя полезли клыки разной длинны. В его изменениях не было на первый взгляд ни смысла, ни цели. Какое-то время зверь престо распухал, увеличиваясь в разменах, а потом в одно мгновение все изменилось.
   Чудовище словно решило, наконец, какую форму ему следует принять, и собралось в единое целое. Глаза только что сверкавшие ненавистью стали маленькими и тусклыми. Грубо очерченные надбровные дуги прикрыли их сверху, покрылась складками, в которых затерялись маленькие ноздри. Зато пасть — ужасная, усеянная зубами пасть вытянулась и превратилась в широкий у основания, и острый как пика на конце, зубастый клюв. Конец у него был сизый, как будто его отковали из доброй саркинозской стали.
   Лапы сделались шире, кривые когти с легкостью процарапывали утоптанную землю дороги.
   Неуклюже топчась, зверь задел лапой брошенный кем-то щит, и когти соскребли с него железную стружку.
   — Эге, — подумал Исин. — А зверь-то не прост.