Петухов Юрий. Сатанинское зелье

   Но Сергей не понял, что именно от него требовалось. Лишь теперь до него дошло, что женщины довольно-таки привлекательны, несмотря на свою дикарскую внешность. И привлекательны не так, как бывают привлекательны горожанки, хилые и изнеженные, худосочные и отёкшие, а напротив — своим пышущим здоровьем, ощутимой на глаз упругостью. Сергей ещё не видывал таких полных и высоких грудей, не доводилось. Да и бедра, талии, шейки и прочие прелести были совсем неплохими! Вот ножки коротковаты… зато как плотны, манящи! В Сергее начинал просыпаться мужчина. Но он вспомнил о своей наготе. И отвернулся.
   — Сапсэм палахая Дух! — прошипел дикарь раздражённо.
   И подтолкнул к пленнику ту, что повыше. Женщина сделала два шага. И остановилась, промычала что-то. Верзила согласился. И через минуту женщина подбежала к Сергею с другой стороны с огромной костью, на которой трепыхался порядочный кусок мяса. Она ткнула мясом Сергею в губы.
   — Пошла вон! — заорал тот истерично.
   Мясо было сырым, и его чуть не вырвало, комок подкатил к горлу. Женщина бросила кость рядом с пленником. Отошла.
   Огонёк медленно полз вверх. Но с такой скоростью ему предстояло ползти ещё не меньше часа. И Сергей опять отвернулся.
   Дикарь трижды обошёл его кругами, наколачивая в бубён, подвывая. Потом снова напустил одну из женщин. Та уселась на Сергея верхом, положила руку на живот, потом опустила её ниже, погладила. Но Сергей не мог реагировать ни на что — oмeрзительный кусок подгнившего сырого мяса лежал возле лица. От одного запаха можно было потерять все остатки сил.
   Женщина встала, подошла к верзиле. Тот отвесил ей тумака. Потом пинками прогнал всех. Нагнулся над Сергеем, погрозил ему кулаком, указал на уголёк. И Сергей сделал ещё одну отчаянную попытау вырваться из забытия, из кошмарного бреда. Но так как он не мог себя ущипнуть ни за нос, ни за ляжку, ни за щеку, пришлось поступить на иной манер — Сергей кусанул свой язык с такой силой, что в глазах потемнело и на них тут же навернулись слезы. Видение не пропало! Это было просто наказание какое-то!
 
   Xум был недоволен. Проклиная все на свете и грозя кулаком Xум плюнул в сторону Обиталища Бледных Духов и заорал пуще прежнего. И стал вымещать недовольство на идолах второразрядных: заплевал их от оснований до голов, наградил целым градом тумаков. И снова обернулся к Старому:
   — Кого подсуну -ул!!! — завопил он истерично.
   Идол промолчал.
   Хум совсем остервенел. Набросился на него с кулаками.
   Снаружи доносились визгливые голоса его беспечных дочурок.
   И когда младшая, Хуха, залилась особенно взбалмашно, терпение Хума иссякло. Он выскочил наружу, набросился на молодёжь. Парни убежали сразу. И все таки Хум успел бросить в спину одному камень. Парень упал с переломленным хребтом, задёргался. И Хуму сразу полегчало, будто камень этот, попавший в юнца, не рукой его собственной был брошен, а с сердца упал. Дочери испуганно взвизгнули как по команде. И восхищёнными глазами уставились на папашу. Они знали, что сейчас придёт черёд одной из них. Но бежать не пытались, все равно не получится!
   — Дуры! — проворчал Хум.
   Ухватил младшую и поволок к Бледному Духу. Он тащил её за руку и бубнил свой привычный мотив. Надо было спешить, иначе заострённое бревно лишит его единственной надежды! Хум успел позабыть, что он сам приладил бревно, сам зажёг трут, он был полностью поглощён внутренним спором с тупыми и непослушными богами, которых надо бы почаще колошматить, а может, и вовсе сжечь в золу!
   Хуха упиралась для виду, кривила губки, постанывала. Но по глазам её было понятно, что она вовсе не прочь немного пообщаться с Бледным Духом, лишь бы тот не артачился и не воображал о себе слишком многого.
   — Гляди у меня! — пригрозил Хум дочке. — Повешу на Дуб!
   Та все понимала. Но что она могла поделать.
   На этот раз Хум не стал церемониться. Он усадил младшую на Бледного Духа верхом и так надавил на её плечи могучими руками, что Хуха вскрикнула. Но крик её был радостным.
   Обрадовался и Хум.
 
   После того, как дикарь ушёл, Сергей совсем расстроился. Какой-никакой, но все ж таки человек, живая тварь, при нем была надежда на спасение. Теперь и она пропала — огонёк полз вверх по жгуту, бревно нависало жутким орудием.
   — Сволочи! — в бессилии простонал Сергей. Ему совсем не хотелось помирать. Да ещё помирать вот так, по-идиотски, какой-то допотопной лютой смертью.
   Он не хотел смотреть на кошмарное острие. Но парализующий волю ужас был сильнее. Глаза сами возвращались к хищному жалу, не могли от него оторваться. От чудовищного напряжения замелькали в них мушки, заплясали червячки, задёргались зеленые и красные полосы. Сергею казалось, что сам воздух плавится и дрожит. Он прикрывал глаза — но лишь на миг, дольше не выдерживал. И снова впивался взором в нависающее орудие.
   А когда ему стало совсем нехорошо, когда свело судорогой мышцы шеи и окончательно пересохло в глотке, он вдруг увидал, что по стволу змеится, стекает вниз что-то зеленое, зыбкое. Он проморгался до слез, но зелень не исчезла.
   — Изыди, дьявол! — прохрипел он, вспоминая нечто старинное, вычитанное, а может, и виденное где-то в кино. — Изыди, кому уговорю!
   Зелень скопилась на острие большущей нависающей каплей. В ней прорвалась дыра. А из дыры высунулся мутный глаз. Он покачивался на морщинистом толстом стебле и глядел на Сергея. Глядел изучающе, с любопытством.
   — Вы ошибаетесь, — прозвучало глуховато из зелени.
   Сергей не понял, откуда именно раздавался голос. Но его не смущало это, он был готов вцепиться в соломинку.
   — Дьявол тут совсем не причём, хотя… — голос осёкся, будто говоривший внезапно пришёл в замешательство. — Дискутировать не время. Займёмся делом. Как вы тут очутились?
   Сергей вздохнул, хотел выругаться. Но вместо ругательства из губ вырвалось:
   — Спросите чего полегче! — И тут же раздражение захлестнуло его: — Спятил! Точняк, спятил! С призраками болтать начинаю, заговариваюсь!
   — Ну-ну! — прозвучало ободряюще. — Какие тут призраки, вы что?
   Сверху сползла ещё капля зелени, слилась с предыдущей, потом накатила третья, четвёртая. И из зеленой мути и мрази вытянулись двумя свисающими до земли мочалами какие-то руки, похожие на безвольные тряпки. Одной из них задело Сергея — прямо по лицу, и он вздрогнул от холода, от омерзения. Но рука-тряпка тут же отошла. А сверху целой струёй слилось с полведра зеленой жижи. Огромная капля-шар повисела немного и упала наземь. Из капли поднялось вверх существо с морщинистой головой и двумя глазами на стеблях. Было оно невысоко, расплывчато. К тому же существо все время дрожало, тряслось и обмахивалось длиннющими гибкими, но вялыми ручищами.
   — Кто вы? — спросил Сергей удивлённо и все ещё ничему не веря.
   — Да так, — отмахнулось существо, — вам не понять, чтоб было проще, можете нас считать за инопланетных пришельцев.
   — Кого это вас?
   Из капли, растёкшейся по траве и угольям, вытянулось ещё одно существо — поплотнее, но такое же омерзительное, гадкое.
   — Хватит? — спросило оно скрежещуще. И зло зыркнуло на Сергея налитым красным глазом.
   — Хватит! — ответил тот машинально.
   И существо осело, обратно втекло в расползшуюся каплю. Будто и не было его.
   — Нас может быть и больше, — заверило первое, трясущееся. — Но не в нас дело, мы тут давно. А вот вы…
   Договорить существо не успело, появился разъярённый волосатый дикарь. Сергей скосил глаз — зелени словно и не было!
   — Гум, гум, гум! Бам, бам, бам! — ударило в уши.
   Сергей и сообразить ничего не успел, как на него уселась голая девица. Сама-то она была достаточно деликатна. Но дикарь не оставлял ни места, ни времени для любезничаний. Он навалился на девицу сверху. И Сергей понял, чего от него хотели, он не мог сопротивляться, бороться с самой природой — разбуженное естество его откликнулось на женскую плоть. И он вскрикнул вместе с дикаркой — столь все неожиданно произошло.
   — Бам! Бам! Бам! Дым! Дым! Дым!
   Возбуждённый здоровяк бегал вокруг них, сопел, чесался, колотил в бубён — и был судя по всему невероятно рад. Девица работала усердно — так, словно во весь опор скакала на бешеном скакуне. Сердце в груди Сергея билось загнанным зверем, грозилось проломить ребра-клетку и умчаться в первобытную чащобу.
   А когда все кончилось и обезумевшая от счастья девица сорвалась с него, убежала с дикими воплями, перемежающимися иступленным хохотом, Сергей обмяк. И почувствовал на своей щеке слюнявые губы дикаря-здоровяка — тот от избытка чувств облобызал пленника чуть ли не с ног до головы. А потом и сам с воплями и гугуканьем убежал куда-то.
   Сергей и опомниться не успел, как дикарь приволок вторую девицу, толстую и низенькую. И все повторилось. Но уже медленнее, без неистовой и горячей скачки, а размеренно и плавно.
   — Гым! Гым! Гым! — заходился волосатый здоровяк и приплясывал, подпрыгивал, бил бубном по собственной макушке.
   Толстушка мячиком спрыгнула с Сергея. Но сладкая истома все ещё выворачивала его тело. Невольно выгнувшись, закидывая голову назад, он вдруг замер — взгляд остановился на огоньке, ползущем по жгуту. Тот проделал ровно половину пути. Все внутри у Сергея замерло: из блаженного огня его бросило на сырой и зябкий лёд. Они прикончат его, выжмут как виноградинку и прикончат!
   Неожиданно в правое ухо кто-то дохнул, сыро и зловонно. Сергей скосил глаз — там тряслась бесформенная зелёная жижа.
   — Не сопротивляйтесь, хуже будет, — просипело из жижи. — Силы берегите, хе-хе…
   Зелень исчезла, только кончики зелёненьких стебельков еле покачивались возле уха. Не сопротивляться? Хуже? Сергею не совсем нравилась его роль. Но ещё меньше ему нравилось висящее над ним бревно.
   — Хым! Хым! Хым! — донеслось из-за кострища.
   И под наблюдательным оком ликующего дикаря на Сергея взгромоздилась третья девица, рыжая и конопатая, чем-то смахивающая на всклокоченную рысь. На этот раз дело сразу не пощло. Девице пришлось изрядно попыхтеть. Но она сумела растормошить пленника. Сергей почувствовал, как заныло в паху, живот сковало ноющей противной болью — ведь ему не дали практически отдышаться, сколько же можно! Сколько их там ещё!
   — Твоя не ленись! — сурово проговорил дикарь. И так посмотрел на Сергея, что тому совсем плохо стало. Но дикарь не дал ему прикрыть глаз, хлопнул по щеке и указал пальцем на тлеющий жгут. — Твоя — харошая Дух! Будет палахая — тук-тук! Понимай?!
   Сергей все понимал. Но сказать уже ничего не мог. Рыжая рысь выжимала из него остатки сил и соков. Она настолько вошла во вкус и роль, что трижды ударялась лбом о бревно, отчего то принялось раскачиваться. При виде этого маятника Сергей начал слабеть. Но рыжая цепкими пальцами ухватила его за бедра, извернулась как-то особо хищно, вжала его в себя… и Сергей ожил. Только в голове у него наступило вдруг окончательное помутнение: это было слишком — и любовные утехи силком, и бревно-маятник, и беснущийся, ни на минуту не замолкающий дикарь… и ещё две раскрашенные припухшие рожи, выглядывающие из-за плечей рыжей рыси! Неужто и они? Нет, это будет его конец, гибель!
   Он застонал. И рыжая разразилась ответным стоном-воплем, она, видно, приняла издаваемые им звуки за страсть любовную. Но Сергей стонал по иной причине — на него обрушилось в виде комка воспоминаний все: и костлявая рука, вцепившаяся в его горло, и зелёная трясущаяся мразь, и кровавое пятно на ослепительно белом снегу. Все слилось, завертелось огненным фейерверком, взорвалось. А в момент взрыва он испытал острую сладостную боль, изогнулся, насколько мог и почувствовал, как с него падает рыжая, падает куда-то вбок, всхлипывая и тяжело дыша.
   — Хым! Хым! Хым! — горланил дикарь.
   Но он оказался умнее, чем Сергей предполагал. Когда четвёртая дикарочка уже набрасывалась на жертву, он ей задал такого тумака, что та полетела в противоположную сторону, сотрясая всеми своими немалыми прелестями.
   Волосатый выдрал из связки на груди круглую бусину размером с грецкий орех и без тени деликатности, грязной лапищей пихнул бусину Сергею в рот. Тот попробовал выплюнуть угощение, но не тут-то было! Дикарь так зажал ему челюсть, что пришлось проглотить бусину целиком, не смакуя её на вкус. Ладонь оторвалась от губ Сергея, взмыла вверх. А в ухо прослюнило:
   — Надеюсь, теперь у нас появится несколько минут для непринуждённой философской беседы?
   Не было нужды оборачиваться — слюнил зелёный инопланетянин, его, похоже, не смущала обстановка, он был расположен к душевным беседам. Сергей заскрипел зубами. Но то, что ему пришлось услышать в следующую секунду, ошарашивало и наводило на мысль, что все это, несмотря на очевидность и реальность, все-таки самый натуральный бред!
   А сказал зелёный вот что:
   — Мы выяснили кой-какие обстоятельства, мнэ-э, связались с центром, запросили исходные… не хотим вас расстраивать, но вам не стоило лезть в это дело, не стоило!
   — В какое? — на выдохе переспросил Сергей. — В какое дело?!
   Зелёный замялся. Но немного погодя выдал:
   — В это самое! Не валяйте дурака! Самое неприятное на всем белом свете, извините за ваше, земное выражение, которое ровным счётом ничего не передаёт, самое неприятное — это замкнутые циклы! Прямо не знаю, как вы будете выбираться!
   — Куда! Откуда? — закричал Сергей. — Чего вы хотите от меня?!
   Дикарь-здоровяк подошёл к нему вплотную и двинул ногой в челюсть. Он явно не видел зелёных, а может, просто не замечал их, делал вид, что не замечает.
   Сергей не почувствовал боли. Наоборот, к нему возвращались силы — наверное, начинала действовать чёртова бусина, чем бы она ни была на самом деле.
   — Живьём выбраться из замкнутого цикла удаётся очень немногим, — грустно прослюнил зелёный, — единицам! Да и те… — он оборвал фразу. Сергей понял, за молчанием таилось нечто более страшное, чем заострённая дубина-бревно над его головой. Но он не собирался верить на слово всякой расползающейся и расплывающейся зеленой мрази, будь она хоть инопланетная.
   И потому спросил глухо:
   — Какой ещё цикл?
   — Обыкновенный, — спокойно ответил зелёный, — самый обычный замкнутый цикл. На вашем языке иначе не передашь, хотя, разумеется, все значительно сложнее. Своими глупыми, непродуманными действиями вы замкнули несколько цепочек внешних структур Осевого пространства, ну и… чего теперь говорить — делишки ваши препаршивейшие! Любое нормальное существо, в каких бы пространственно-временных координатах оно ни обитало, как бы тупоумно ни было, но с вами поменяться местами — нет уж, не согласилось бы! Лучше вот эдаким волосатым дикарём, лучше бревном, что висит над вашим носом! Обрекать себя…
   — Да заткнись ты! — выкрикнул Сергей. — Отпевать будешь, когда сдохну, понял?!
   Зелёный умолк, обиженно засопел. А дикарь подошёл ближе и ещё разок двинул Сергею в челюсть ногой. Понятия о гуманизме здесь были ещё те!
   Сергей тихонько застонал. А зелёная гнусь, переливаясь и оставляя тёмные пятна на траве, поползла куда-то, скрылась из виду.
   — Бым, бым, бым! — заладил своё дикарь. И ударил в бубён над самым ухом у Сергея. — Гум! Гум! Гум!
   С подвываниями, криками и приплясыванием он трижды обошёл пленника. Потом нагнулся, больно ущипнул за нос и снова указал корявым толстым пальцем на ползущий по жгуту огонёк.
   Сергей закрыл глаза — на него напала тоска, воистину — тоска смертная, от которой хоть в петлю, хоть под топор, хоть под вот эдакий колышек! Скорей бы уже!
   Но похоже, его не торопились приканчивать.
   — Твоя — хароший Дух! — произнёс дикарь свирепо и как-то не по-людски, напомнив Сергею интонациями голоса известного врачевателя Кашпировского. — Моя — харошая шаман! Твоя и моя — Большое Камланье! Твоя и моя — кан… кым… консенсус! — последнее слово дикарь выдал лишь с третьей попытки, при том облился потом и покраснел от усердия.
   У Сергея в висках заломило. Да, это бред! Конечно, бред! Это его расстроенное воображение чудит, это его свихнувшиеся мозги порождают чудовищ сна: и дикаря этого, и зеленого, и нахальных и сладострастных девиц! Но ничего — он проснётся, обязательно проснётся, весь, этот кошмар скоро закончится, надо лишь подождать, перетерпеть… у него уже бывали с перепоя кошмарные наваждения, пускай попроще, не такие жуткие, но бывали. И они всегда проходили, забывались… И этот кошмар пройдёт!
   — Не пройдёт! — прослюнило в ухо. Но уже с другой стороны. — Это не бред, уважаемый, это все правда, явь.
   — Изыди-и, — обессиленно прошептал Сергей. Слезы потекли по его щекам.
   — Ну, а что толку, если я изыду, по вашему выражению, а?! — грустно спросил зелёный. — Что изменится? Неужто вы думаете, что тут же проснётесь на своём диванчике в своей комнатушке?!
   — Бре-е-ед!!! — вырвалось у Сергея. Откуда этот тип мог знать про диван, про комнатушку? Нет! Это все порождение его воспалённого мозга! Откуда дикарь может знать слово «консенсус», которое и на родном-то языке звучит дико, нелепо и гнусно, откуда?!
   — А оттуда же, — прослюнил зелёный, обдавая Сергея такой вонью, что хоть нос зажимай. — Оттуда же, из вашего мозга. Дикарь выковыривает у вас словечко за словечком, он хоть и глуп, хоть и туп, но владеет телепатическими приёмами… Ох, как ему тяжко приходится, вспотел весь, да-а, нелегко с вами общаться, милейший, нелегко, в вашей, извините за выражение, башке столько всякого мусора понабито, что… впрочем у вас будет возможность убедиться, что все происходящее — реальность! Вы угадываете желание этого волосатика?!
   — Нет, — испуганно ответил Сергей.
   — Хорошо вам! — заверил его зелёный и исчез.
   А дикарь нагнулся над Сергеем, грубо ухватил его за нижнюю челюсть, открыл рот, запустил в него сразу несколько пальцев. Пальцы эти были неимоверно грязны и солоны на вкус — Сергея начало уже выворачивать, но то, что последовало, разом переменило реакцию его организма на поведение дикаря. Теперь и Сергей понял, что к чему. Дикарь, вцепившись пальцами в зуб верхней челюсти, принялся его медленно, но уверенно раскачивать. Он сопел, кряхтел и не обращал ни малейшего внимания на обезумевшую от боли жертву.
   От такой пытки у Сергея волосы встали дыбом, глаза начали вылазить из орбит. Боль была адская. Он орал, хотел орать, но весь рот был забит этими наглыми грязными пальцами. Челюсть горела, голова раскалывалась…
   — Дым! Дым! Дым! — прогремело в ухо.
   И дикарь подпрыгнул вверх. Заголосил, задирая бороду к небесам. Потряс в воздусях вырванным зубом-клыком. И не медля, приспособил его в связку бус — воткнул в чёрный смоляной шарик. Воткнул так, что зуб Сергеев торчал вверх острым корнем. Украшение, видно, очень обрадовало дикаря. Он подхватил свой бубён и пустился в пляс.
   А Сергей лежал и мысленно благодарил судьбу, Бога, всех, кто был причастен к его спасению. Он остался жив! Но надолго ли?! Огонёк медленно полз по жгуту. Полз и полз! И ничем его нельзя было остановить! Хоть бы ветер подул, ураганом, вихрем! Хоть бы дождь пошёл! Нет, небо было ясным, солнечным. Ничто не предвещало непогоды.
   Сергей проглотил скопившуюся во рту кровь. И сунул язык в дырку — она была огромна! Да, это не бред, это самая настоящая реальность, прав зелёный гад!
   — Бым! Бым! Бым! Гам! Гам! Гам!
   Дикарь-телепат умчался. А Сергей вдруг захохотал — в голос, не стесняясь своего безумного, истерического смеха. Он хохотал минут пять без передыху, как заведённый. Смолк внезапно, словно ему в рот вставили заглушку. Снова сунул язык в дыру — и ему показалось, что он дотянулся аж до внутреннего свода черепа где-то в районе затылка. Да-а. Сергей выдохнул. И вдруг почувствовал, что не прочь пообщаться с одной из девиц-дикарок. Желание пришло сразу, неожиданно, это было удивительно и странно. И желание это исполнилось моментально. Сергей и сам не заметил, как на нем оказалась черненькая грудастая дикарочка — казалось, она сконденсировалась из воздуха. Но тут же принялась за дело: она вобрала его плоть в себя столь искусно и страстно, что Сергей позабыл про все на свете, про нависающую смерть, про всякие там замкнутые циклы и прочую чушь!
   Он наслаждался. Он плыл по волнам сладострастного мерно покачивающегося моря, и море захлёстывало его, затягивало в свои изнуряющие дивные пучины, заставляло подчиняться своим отливам и приливам, набегающим особенно жгучим девятым валам. Это была сказка! А под самый конец девица умудрилась проскользнуть под остриём бревна и припала к его груди своими тугими тяжёлыми грудями-шарами, придавила к земле, впилась губами в губы. При этом она так сдавила его бедра ногами, что Сергей застонал — чувство наслаждения было столь остро и мучительно-прекрасно, что ему показалось, будто огромное острое бревно сорвалось и пронзило его тело. Черненькая застонала вместе с ним, и их стоны слились.
   Чуть позже в этот совместный звук влился восторженный вопль дикаря. Он прозвучал извне, словно бы из совсем другого мира. И вернул Сергея к реальности.
   Черненькая медленно и томно отползла в сторонку. Огонёк подбирался к хлипкому узлу на самом верху сооружения. Сколько ему ещё ползти — минуту, три? Сергей видел, что дикарь-телепат совершенно позабыл про бревно, про трут, про огонёк. И он стал мысленно призывать его: «Ну взгляни наверх, чёртова рожа! Ведь угробишь же! Ну-у?!»
   Дикарь был увлечён ритуальной пляской. А на Сергея уже взгромождалась следующая девица, маленькая и худенькая, с разлетающимися по сторонам грудями и испуганым взором. Она пристраивалась как-то неумело, осторожно, словно боялась поверженного Духа. Тело её трепетало, руки подрагивали… И все это до того распалило Сергея, что он чуть не выдрал колышки из земли.
   Когда они слились, на лице дикарки появилась гримаса боли, а сама она дёрнулась вверх, пытаясь приподняться над ним. Не получилось! Тяжёлая рука волосатого придавила худенькую к Сергею. И тот сам, несмотря на неудобное положение, на боль в пояснице, принялся раскачивать почти бестелесую, невесомую всадницу — только колыхались в такт его движениям её полные разбегающиеся груди.
   Дикарь хохотал, бил в бубён. Сергей изнемогал, но не желал прекращать изнурительной любовной скачки, вожделение захлестнуло его. Захлестнуло настолько, что когда по телу пробежала обжигающая волна, он рванулся, выдрал из земли колышки, проскользнул под бревном, упёрся ладонями в колышущиеся груди, свёл их, сдавил, опрокинул худенькую, навалился на неё всем телом, впился губами в нежное тоненькое горло… и совсем потерял разум!
   Он даже не заметил, как сорвалось с креплений исполинское бревно, как оно с шумом вонзилось в землю, качнулось и застыло. Только почва содрогнулась, загудела. Но Сергей и этого не заметил, потому что его самого трясло, било, выламывало.
   Прочухался он, когда внезапно взлетел в воздух. Взлетел вверх ногами, соскользнув с худенькой дикарки и ударившись головой о бревно. Лишь позже он понял, что произошло — огромный и бесноватый шаман, ухватившись одной рукой за обе щиколотки, поднял его как какого-нибудь зайчонка, суслика! Поднял, да и держал так!
   — Бым, бым, бым! Дум, дум, дум!!! — вопил он на всю округу. А у Сергея над головой покачивалась зелёная непонятная травянистая земля. И торчало в этой земле совершенно безвредное и нисколечко не страшное бревно, торчало, как торчит из земли самый заурядный кол или же столб.
 
   Хум потряс Бледным Духом, вздевая его ещё выше. Издал победный клич. Нет, не зря он развешивал жён по Священному Дубу, не зря! Не понапрасну колошматил тупых и упрямых богов! Теперь у его дочерей будут сыновья, да не простые, а оттуда принесённые, из Преисподней! Теперь никто не сможет оспорить его права волхва! Никто не позарится на наследство старого шамана!
   — А-а-а-ууууу!!! — взвыл он от избытка чувств.
   И пошёл к лесной хижине, волоча Духа за ноги. Дорога была неровная, усеянная камнями, ветками, сучьями, корнями, торчавшими из-под земли. И потому Бледный Дух все время кричал, ругался, стонал. Но Хум не верил Духу, он вообще не верил, что эти духи могут испытывать все то же самое, что и обычные люди, нет, притворяется, вывернуться хочет, ускользнуть в свою Преисподню. Но только мудрого и тёртого Хума не проведёшь! Его не обдуришь как мальчишку!
   Теперь для закрепления успеха оставалось одно — запереть хитрого Духа в хижине вместе с дочерьми, запереть на десять, а то и двадцать лун. И тогда уж они сами возьмут из него все, что нужно. Ох и хитёр же Бледный Дух, хитёр! Но и Хум не дурак!
   Хижина была просторной. На полу валялись связки плодов и охапки длинных и широких, ободранных с облезлого дерева листьев. В такой хижине можно жить и любить. Хум привязал Духа к большому столбу. Выкопал из тайника в углу кусок сушёного мяса, сунул его в рот Духу — кто знает, может, и духов надо подкармливать на всякий случай?! Хум не хотел рисковать. Тем более, что Дух был хлипким и на самом деле уж каким-то чересчур бледным.
   Дочери пришли сами. И глаза у них при виде привязанного Духа разгорались. Хум мог гордиться девчонками — такие своего не упустят!
   И все же он их выгнал пинками наружу. Потом сходил за тыквенным жбаном, в котором хранил настойку кореньев любви. Жбан отнёс в хижину. Дух был на вид слабеньким, не внушал он доверия Хуму. Вся надежда была на коренья, недаром же сам Хум их выкапывал три полнолуния кряду в Чёртовом лесу, что за три восхода ходьбы отсюда.
 
   Сергею надо было бы радоваться, что избежал лютой и дурацкой смерти. Но он не радовался. И был прав. То, что его ожидало, могло превратиться в смерть ещё более лютую. Уж лучше бы его проткнуло насквозь!