Он бросил цветы на землю.
– А с бриллиантами все было совсем не так, Сафиро. Я не крал их у королевы. Даже не знаю, откуда пошел такой слух. Эти бриллианты я нашел в шляпной коробке. Однажды я ограбил богатую карету. Забрал у леди, которая в ней ехала, кошелек. И все. Когда карета тронулась, сверху упала шляпная коробка. Я захватил ее с собой и открыл, только когда подъезжал к Синнеру. Там лежала шляпка с перьями. Я достал ее, но коробка показалась мне подозрительно тяжелой. Потом я обнаружил, что у коробки – двойное дно. Внутри были эти бриллианты в виде пуговиц. Я нашил их на свой плащ.
– Зачем? – удивилась Сафиро. – Зачем тебе понадобились бриллиантовые пуговицы?
Сойер вздохнул и взглянул на небо.
– Мне не нравилось воровать, Сафиро. Я с трудом заставлял себя выезжать в эти ночные рейды. Было время, когда я не грабил несколько месяцев. Но дела в семье пошли совсем плохо, и мне волей-неволей пришлось вернуться к своему занятию.
Сойер сорвал еще один цветок и стал обрывать с него лепестки.
– Эти бриллианты мне помогали. Они напоминали мне глаза моей матери. Мамины глаза блестели, как они, когда я приносил ей деньги. Отправляясь на грабежи, я надевал черный плащ, смотрел на бриллианты и думал о матери, думал о том, что ей нужно кормить семью. Это придавало мне решимости.
Сафиро опустилась на траву рядом с Сойером.
Он продолжал:
– Я грабил богатых десять лет, десять лет выезжал на большую дорогу и прослыл Повелителем Ночи. Но однажды все кончилось.
«Вот оно, – почувствовала Сафиро. – Сейчас он расскажет о тех ужасных событиях». Она взяла его за руку и крепко сжала.
– Как-то я вернулся перед самым рассветом и сразу понял: что-то случилось. Обычно, когда я уезжал по ночам, мама оставляла в гостиной горящую лампу. Но в тот раз в доме было темно.
Он судорожно сглотнул.
– Я выхватил револьверы и вошел внутрь. Ничего не было видно, и я зажег фонарь. Внизу все было перевернуто вверх дном. Со столика пропал маленький серебряный кувшинчик с кремом, и я понял, что все остальные ценности тоже украдены.
Сойер поднял венок из цветов и смял в кулаке. Сафиро затаила дыхание.
– Я поднялся наверх. Там в спальне родителей... Минни и Натаниэл были с ними. Все четверо лежали на полу... А вокруг – кровь... И знаешь... Не только занавески так колышутся от ветерка... И тень от них тоже... На лицах... Туда-сюда...
– Сойер, – девушка не могла больше слушать, – но ты... ты не виноват. Это же не ты убил их...
– Я! – Сойер сердито вскочил. – Меня не было с ними, понимаешь?! Я не смог их защитить! Если бы я был там...
– Но ты же не знал! Ты...
– Я их убил! Застрелил своими руками! Вот почему я все забыл! Вот почему я не мог смотреть на этот проклятый сундук!
– Сундук...
– Там лежали одежда и револьверы! – Сойер сжал кулаки, стиснул зубы и глубоко вздохнул. – Я убил свою семью!
Девушка подошла к молодому человеку.
– Ты не прав! Как ты можешь верить...
– Во что хочу, в то и верю, черт возьми! Она схватила его за руки.
– Сойер, послушай...
– Я еще не все рассказал. – Он выдернул руки. – Я нашел Такера, Аиру, Дженну и Джесса в хлеву. Они сидели на сеновале. Когда они увидели меня, Дженна упала с сеновала и сломала руку. Все закричали. Я тоже кричал.
Минут пять Сафиро молча смотрела, как он ходит по поляне, сердито пиная траву и цветы и разбрасывая попадавшиеся под ноги камни и палки.
Наконец Сойер немного успокоился и стал рассказывать дальше:
– Ребята рассказали мне, что бандитов было пятеро – два мексиканца и трое белых. У одного белого были золотые серьги в ушах, а один мексиканец увел Сладкоежку. Больше дети ничего не знали.
Когда они рассказывали, я вдруг услышал тихое подвывание, это была Красотка. У нее оказалась ранена лапка Я понял, что ее подстрелили, когда она защищала моих родных... Я запряг фургон, посадил туда детей и Красотку и велел Аире ехать к Эймсам. Они жили в пяти милях от нашего дома. Миссис Эймс была подругой моей мамы. Я знал, что там о детях позаботятся. В дорогу я дал Аире золото, которое украл две ночи назад, и заставил всех четверых поклясться, что они никому не скажут, в какой одежде они меня видели и откуда у них золото. Я не знал, когда вернусь, поэтому дал эти деньги – чтобы они жили на них и... похоронили... тех...
Сойер вытащил «кольт», долго молча смотрел на него, словно видел впервые.
– Я погнался за убийцами, – продолжал он. – И вскоре напал на след.
Он вытянул вперед руку с револьвером, прицелился.
– Я настиг их на четвертый день у границы. И застрелил... Четверых.
Сафиро вздрогнула от звука выстрела. Нервы ее были на взводе. Она потерла плечи, пытаясь успокоиться.
– Четверых, – повторила она.
– Они даже не увидели, кто в них стрелял. – Сойер опустил револьвер. – Но пятый – тот, который увел Сладкоежку, успел уйти. Он разрядил в меня свои револьверы, но не попал. Я смотрел, как он мчится вдаль... Боже, как я его ненавидел! Знаешь, Сафиро, у ненависти вкус ржавой железки... Я погнался за мерзавцем в глубь страны, но потерял его след. Даже не знаю, как это получилось... Я страшно устал, почти ничего не ел и все время думал о родителях и детях. Где-то в Мексике я упустил этого сукина сына, и вдруг со мной что-то произошло. Я забыл, кто я такой, забыл, откуда я родом и что со мной было. Я не мог скакать на лошади, не мог смотреть на револьверы – при виде оружия меня охватывал тошнотворный ужас, которому я не мог найти объяснения. Я снял свой черный плащ и стал другим человеком. А сундук... он все так же висел на моем седле. Этот сундук со сменой одежды я всегда брал с собой, когда выезжал по ночам на большую дорогу. Он медленно убрал револьвер за пояс.
– Я продал свою лошадь в ближайшем городке, купил мула и скитался несколько месяцев. Временами меня охватывал ужас, но я не мог понять почему. Он преследовал меня даже ночью. Я часто видел во сне дом, белые занавески, цветы во дворе, своих родителей, братьев и сестер. Но я не понимал, кто это такие и откуда я их знаю.
Сафиро нерешительно подошла к Сойеру.
– А потом ты нашел монастырь, – сказала она.
– И тебя.
Девушка не осмеливалась к нему прикоснуться, встревоженная странным выражением его лица.
– Значит, прошло уже восемь месяцев? Ты очень давно не виделся со своими братьями.
У Сойера защипало глаза.
– Наверное, они уже не ждут меня. Потеряли надежду на мое возвращение.
Она заметила влажный блеск в его глазах, и сердце ее наполнилось жалостью.
– Не может быть, – ласково сказала Сафиро, – дети надеются даже тогда, когда надеяться не на что. Я уверена, что Аира, Джесс, Дженна и Такер...
– Нет. – Сойер повернулся к ней спиной. – Если даже сюда, в Ла-Эскондиду, дошли слухи о смерти Пове-ителя Ночи, значит, в Синнере тоже знают об этом. Аира, Джесс, Дженна и Такер видели меня в ту ночь, Сафиро. Они поняли, кто я такой.
Сафиро хотела возразить, но не могла. Сойер прав. Если го братья и сестра слышали о том, что Повелитель Ночи умер, то наверняка поверили этому.
– Теперь я понимаю, – тихо проговорила она, – почему ты отказался помочь нам, когда я в первый раз попросила тебя о помощи.
– Да.
– Где-то в глубине души у тебя остались воспоминания о гибели твоих родителей, Минни и Натаниэла. Ты не сумел уберечь их и чувствовал вину, сам не понимая, откуда в тебе это чувство. По отношению к нам ты почувствовал то же самое и не знал почему.
– Да. Но это еще не все. Я смотрел, как ты заботишься о своих стариках, и у меня всплывали смутные воспоминания. Ведь я тоже заботился о своей семье. Твоя забота о стариках казалась мне странно знакомой.
У девушки защемило сердце от его срывающегося шепота. Глаза ее застилали слезы, но она сдерживалась, понимая, что сейчас надо плакать не ей, а Сойеру. Ему необходимо дать выход тому огромному горю, которое он так долго носил в себе.
Она нежно прикоснулась к его волосам.
– Ведь ты не оплакивал своих близких, Сойер? С той самой ночи, как нашел их мертвыми, ты их не оплакивал?
– Зачем? Их все равно не вернешь, Сафиро.
– Нет. – О Господи, как же ей больно за него! – Нет, их не вернешь, но если ты поплачешь, тебе станет легче, Сойер.
Сойер не ответил, но Сафиро видела, что он вздрогнул. Он все еще пытался бороться со своей скорбью, не выпустить ее наружу.
Девушка встала перед Сойером, взяла в ладони его лицо и посмотрела ему в глаза. Ей очень не хотелось его обижать, но она должна была.
– Ты пытаешься быть храбрым, сдерживать свои чувства. Но ты вовсе не храбрый. Ты трус, Сойер.
Задетый этим безжалостным обвинением, молодой человек резко развернулся и зашагал к Корахе.
– Я не вернусь в Ла-Эскондиду, пока не увижу, как ты плачешь, Сойер!
Он отвязал жеребца и вскочил в седло.
– Прекрасно! Тогда оставайся здесь.
Сойер погнал коня с поляны. Черный плащ развевался у него за спиной. Когда он скрылся из виду, Сафиро медленно подошла к большому камню, села и стала ждать.
Прошло пять минут. Десять. Пятнадцать. Она отказывалась верить в то, что Сойер уехал навсегда!
И была права.
Сойер галопом въехал на поляну и так резко натянул поводья, что Корахе взвился на дыбы.
– Я вернулся, чтобы сказать: ты не та женщина, какой я тебя представлял, Сафиро, – процедил он сквозь зубы. – Я думал, у тебя есть сердце, а ты...
– У меня есть сердце.
Он сердито взглянул на девушку. Ему надо было на ком-то выместить свою злость.
– Я не трус, черт возьми!
– У тебя кроличья душонка! – поддразнила Сафиро.
– Заячья душонка, – поправил он.
– Я так и сказа...
– Нет, ты не так сказала! Ты вообще не умеешь правильно говорить! Ты сумасшедшая, Сафиро! Сумасшедшая!
От обиды у нее задрожали губы, но она напомнила себе, что Сойеру сейчас гораздо хуже, чем ей, и не стоит принимать его слова близко к сердцу.
– А ты боишься! Боишься посмотреть в глаза своему горю! Трус!
Ослепленный яростью, Сойер спрыгнул с седла, схватил ее за руки и больно сжал.
– Зачем ты это делаешь?
– Их больше нет, – сказала девушка, – они убиты. Ее слова острыми ножами впились в его сердце.
– Я знаю, что их нет!
– Ты их больше никогда не увидишь!
У Сойера потемнело в глазах. Он оттолкнул Сафиро. Та покачнулась, но сумела удержаться на ногах.
Крик Сойера разнесся по горам Сьерра-Мадре. Казалось, земля разверзлась и сама преисподняя накрыла все живое всепоглощающим огнем зла.
Стало тихо.
Сойер опустился на колени и закрыл лицо руками. Рыдания сотрясали его, слезы ручьем текли из глаз.
– Их больше нет, – громко прошептал он.
– Да, их больше нет, Сойер.
Девушка встала перед ним на колени и обняла его. Она тоже плакала.
– Они... они умерли. – Сойер уткнулся в ее волосы. – Я не смог их спасти.
– Ты не смог бы ничего сделать, Сойер, – ласково проговорила Сафиро. – Ты не виноват.
Сойер обнял девушку и крепко прижал к себе. Сафиро обнимала Сойера, шептала нежные слова, плакала вместе с ним, целовала его волосы и соленое от слез лицо. Будь ее воля, она вырвала бы из груди свое сердце и отдала Сойеру взамен его разбитого.
Сгущались сумерки, когда Сойер наконец перестал рыдать. Не выпуская Сафиро из своих объятий, он лег в траву и прижался к ее мягкой груди.
Девушка глубоко вздохнула, и Сойер понял: она хочет что-то сказать.
– Я люблю тебя, Сойер.
К этим словам он не был готов.
Глава 17
– А с бриллиантами все было совсем не так, Сафиро. Я не крал их у королевы. Даже не знаю, откуда пошел такой слух. Эти бриллианты я нашел в шляпной коробке. Однажды я ограбил богатую карету. Забрал у леди, которая в ней ехала, кошелек. И все. Когда карета тронулась, сверху упала шляпная коробка. Я захватил ее с собой и открыл, только когда подъезжал к Синнеру. Там лежала шляпка с перьями. Я достал ее, но коробка показалась мне подозрительно тяжелой. Потом я обнаружил, что у коробки – двойное дно. Внутри были эти бриллианты в виде пуговиц. Я нашил их на свой плащ.
– Зачем? – удивилась Сафиро. – Зачем тебе понадобились бриллиантовые пуговицы?
Сойер вздохнул и взглянул на небо.
– Мне не нравилось воровать, Сафиро. Я с трудом заставлял себя выезжать в эти ночные рейды. Было время, когда я не грабил несколько месяцев. Но дела в семье пошли совсем плохо, и мне волей-неволей пришлось вернуться к своему занятию.
Сойер сорвал еще один цветок и стал обрывать с него лепестки.
– Эти бриллианты мне помогали. Они напоминали мне глаза моей матери. Мамины глаза блестели, как они, когда я приносил ей деньги. Отправляясь на грабежи, я надевал черный плащ, смотрел на бриллианты и думал о матери, думал о том, что ей нужно кормить семью. Это придавало мне решимости.
Сафиро опустилась на траву рядом с Сойером.
Он продолжал:
– Я грабил богатых десять лет, десять лет выезжал на большую дорогу и прослыл Повелителем Ночи. Но однажды все кончилось.
«Вот оно, – почувствовала Сафиро. – Сейчас он расскажет о тех ужасных событиях». Она взяла его за руку и крепко сжала.
– Как-то я вернулся перед самым рассветом и сразу понял: что-то случилось. Обычно, когда я уезжал по ночам, мама оставляла в гостиной горящую лампу. Но в тот раз в доме было темно.
Он судорожно сглотнул.
– Я выхватил револьверы и вошел внутрь. Ничего не было видно, и я зажег фонарь. Внизу все было перевернуто вверх дном. Со столика пропал маленький серебряный кувшинчик с кремом, и я понял, что все остальные ценности тоже украдены.
Сойер поднял венок из цветов и смял в кулаке. Сафиро затаила дыхание.
– Я поднялся наверх. Там в спальне родителей... Минни и Натаниэл были с ними. Все четверо лежали на полу... А вокруг – кровь... И знаешь... Не только занавески так колышутся от ветерка... И тень от них тоже... На лицах... Туда-сюда...
– Сойер, – девушка не могла больше слушать, – но ты... ты не виноват. Это же не ты убил их...
– Я! – Сойер сердито вскочил. – Меня не было с ними, понимаешь?! Я не смог их защитить! Если бы я был там...
– Но ты же не знал! Ты...
– Я их убил! Застрелил своими руками! Вот почему я все забыл! Вот почему я не мог смотреть на этот проклятый сундук!
– Сундук...
– Там лежали одежда и револьверы! – Сойер сжал кулаки, стиснул зубы и глубоко вздохнул. – Я убил свою семью!
Девушка подошла к молодому человеку.
– Ты не прав! Как ты можешь верить...
– Во что хочу, в то и верю, черт возьми! Она схватила его за руки.
– Сойер, послушай...
– Я еще не все рассказал. – Он выдернул руки. – Я нашел Такера, Аиру, Дженну и Джесса в хлеву. Они сидели на сеновале. Когда они увидели меня, Дженна упала с сеновала и сломала руку. Все закричали. Я тоже кричал.
Минут пять Сафиро молча смотрела, как он ходит по поляне, сердито пиная траву и цветы и разбрасывая попадавшиеся под ноги камни и палки.
Наконец Сойер немного успокоился и стал рассказывать дальше:
– Ребята рассказали мне, что бандитов было пятеро – два мексиканца и трое белых. У одного белого были золотые серьги в ушах, а один мексиканец увел Сладкоежку. Больше дети ничего не знали.
Когда они рассказывали, я вдруг услышал тихое подвывание, это была Красотка. У нее оказалась ранена лапка Я понял, что ее подстрелили, когда она защищала моих родных... Я запряг фургон, посадил туда детей и Красотку и велел Аире ехать к Эймсам. Они жили в пяти милях от нашего дома. Миссис Эймс была подругой моей мамы. Я знал, что там о детях позаботятся. В дорогу я дал Аире золото, которое украл две ночи назад, и заставил всех четверых поклясться, что они никому не скажут, в какой одежде они меня видели и откуда у них золото. Я не знал, когда вернусь, поэтому дал эти деньги – чтобы они жили на них и... похоронили... тех...
Сойер вытащил «кольт», долго молча смотрел на него, словно видел впервые.
– Я погнался за убийцами, – продолжал он. – И вскоре напал на след.
Он вытянул вперед руку с револьвером, прицелился.
– Я настиг их на четвертый день у границы. И застрелил... Четверых.
Сафиро вздрогнула от звука выстрела. Нервы ее были на взводе. Она потерла плечи, пытаясь успокоиться.
– Четверых, – повторила она.
– Они даже не увидели, кто в них стрелял. – Сойер опустил револьвер. – Но пятый – тот, который увел Сладкоежку, успел уйти. Он разрядил в меня свои револьверы, но не попал. Я смотрел, как он мчится вдаль... Боже, как я его ненавидел! Знаешь, Сафиро, у ненависти вкус ржавой железки... Я погнался за мерзавцем в глубь страны, но потерял его след. Даже не знаю, как это получилось... Я страшно устал, почти ничего не ел и все время думал о родителях и детях. Где-то в Мексике я упустил этого сукина сына, и вдруг со мной что-то произошло. Я забыл, кто я такой, забыл, откуда я родом и что со мной было. Я не мог скакать на лошади, не мог смотреть на револьверы – при виде оружия меня охватывал тошнотворный ужас, которому я не мог найти объяснения. Я снял свой черный плащ и стал другим человеком. А сундук... он все так же висел на моем седле. Этот сундук со сменой одежды я всегда брал с собой, когда выезжал по ночам на большую дорогу. Он медленно убрал револьвер за пояс.
– Я продал свою лошадь в ближайшем городке, купил мула и скитался несколько месяцев. Временами меня охватывал ужас, но я не мог понять почему. Он преследовал меня даже ночью. Я часто видел во сне дом, белые занавески, цветы во дворе, своих родителей, братьев и сестер. Но я не понимал, кто это такие и откуда я их знаю.
Сафиро нерешительно подошла к Сойеру.
– А потом ты нашел монастырь, – сказала она.
– И тебя.
Девушка не осмеливалась к нему прикоснуться, встревоженная странным выражением его лица.
– Значит, прошло уже восемь месяцев? Ты очень давно не виделся со своими братьями.
У Сойера защипало глаза.
– Наверное, они уже не ждут меня. Потеряли надежду на мое возвращение.
Она заметила влажный блеск в его глазах, и сердце ее наполнилось жалостью.
– Не может быть, – ласково сказала Сафиро, – дети надеются даже тогда, когда надеяться не на что. Я уверена, что Аира, Джесс, Дженна и Такер...
– Нет. – Сойер повернулся к ней спиной. – Если даже сюда, в Ла-Эскондиду, дошли слухи о смерти Пове-ителя Ночи, значит, в Синнере тоже знают об этом. Аира, Джесс, Дженна и Такер видели меня в ту ночь, Сафиро. Они поняли, кто я такой.
Сафиро хотела возразить, но не могла. Сойер прав. Если го братья и сестра слышали о том, что Повелитель Ночи умер, то наверняка поверили этому.
– Теперь я понимаю, – тихо проговорила она, – почему ты отказался помочь нам, когда я в первый раз попросила тебя о помощи.
– Да.
– Где-то в глубине души у тебя остались воспоминания о гибели твоих родителей, Минни и Натаниэла. Ты не сумел уберечь их и чувствовал вину, сам не понимая, откуда в тебе это чувство. По отношению к нам ты почувствовал то же самое и не знал почему.
– Да. Но это еще не все. Я смотрел, как ты заботишься о своих стариках, и у меня всплывали смутные воспоминания. Ведь я тоже заботился о своей семье. Твоя забота о стариках казалась мне странно знакомой.
У девушки защемило сердце от его срывающегося шепота. Глаза ее застилали слезы, но она сдерживалась, понимая, что сейчас надо плакать не ей, а Сойеру. Ему необходимо дать выход тому огромному горю, которое он так долго носил в себе.
Она нежно прикоснулась к его волосам.
– Ведь ты не оплакивал своих близких, Сойер? С той самой ночи, как нашел их мертвыми, ты их не оплакивал?
– Зачем? Их все равно не вернешь, Сафиро.
– Нет. – О Господи, как же ей больно за него! – Нет, их не вернешь, но если ты поплачешь, тебе станет легче, Сойер.
Сойер не ответил, но Сафиро видела, что он вздрогнул. Он все еще пытался бороться со своей скорбью, не выпустить ее наружу.
Девушка встала перед Сойером, взяла в ладони его лицо и посмотрела ему в глаза. Ей очень не хотелось его обижать, но она должна была.
– Ты пытаешься быть храбрым, сдерживать свои чувства. Но ты вовсе не храбрый. Ты трус, Сойер.
Задетый этим безжалостным обвинением, молодой человек резко развернулся и зашагал к Корахе.
– Я не вернусь в Ла-Эскондиду, пока не увижу, как ты плачешь, Сойер!
Он отвязал жеребца и вскочил в седло.
– Прекрасно! Тогда оставайся здесь.
Сойер погнал коня с поляны. Черный плащ развевался у него за спиной. Когда он скрылся из виду, Сафиро медленно подошла к большому камню, села и стала ждать.
Прошло пять минут. Десять. Пятнадцать. Она отказывалась верить в то, что Сойер уехал навсегда!
И была права.
Сойер галопом въехал на поляну и так резко натянул поводья, что Корахе взвился на дыбы.
– Я вернулся, чтобы сказать: ты не та женщина, какой я тебя представлял, Сафиро, – процедил он сквозь зубы. – Я думал, у тебя есть сердце, а ты...
– У меня есть сердце.
Он сердито взглянул на девушку. Ему надо было на ком-то выместить свою злость.
– Я не трус, черт возьми!
– У тебя кроличья душонка! – поддразнила Сафиро.
– Заячья душонка, – поправил он.
– Я так и сказа...
– Нет, ты не так сказала! Ты вообще не умеешь правильно говорить! Ты сумасшедшая, Сафиро! Сумасшедшая!
От обиды у нее задрожали губы, но она напомнила себе, что Сойеру сейчас гораздо хуже, чем ей, и не стоит принимать его слова близко к сердцу.
– А ты боишься! Боишься посмотреть в глаза своему горю! Трус!
Ослепленный яростью, Сойер спрыгнул с седла, схватил ее за руки и больно сжал.
– Зачем ты это делаешь?
– Их больше нет, – сказала девушка, – они убиты. Ее слова острыми ножами впились в его сердце.
– Я знаю, что их нет!
– Ты их больше никогда не увидишь!
У Сойера потемнело в глазах. Он оттолкнул Сафиро. Та покачнулась, но сумела удержаться на ногах.
Крик Сойера разнесся по горам Сьерра-Мадре. Казалось, земля разверзлась и сама преисподняя накрыла все живое всепоглощающим огнем зла.
Стало тихо.
Сойер опустился на колени и закрыл лицо руками. Рыдания сотрясали его, слезы ручьем текли из глаз.
– Их больше нет, – громко прошептал он.
– Да, их больше нет, Сойер.
Девушка встала перед ним на колени и обняла его. Она тоже плакала.
– Они... они умерли. – Сойер уткнулся в ее волосы. – Я не смог их спасти.
– Ты не смог бы ничего сделать, Сойер, – ласково проговорила Сафиро. – Ты не виноват.
Сойер обнял девушку и крепко прижал к себе. Сафиро обнимала Сойера, шептала нежные слова, плакала вместе с ним, целовала его волосы и соленое от слез лицо. Будь ее воля, она вырвала бы из груди свое сердце и отдала Сойеру взамен его разбитого.
Сгущались сумерки, когда Сойер наконец перестал рыдать. Не выпуская Сафиро из своих объятий, он лег в траву и прижался к ее мягкой груди.
Девушка глубоко вздохнула, и Сойер понял: она хочет что-то сказать.
– Я люблю тебя, Сойер.
К этим словам он не был готов.
Глава 17
Сойер поднял голову и заглянул в ее глаза. В ее взгляде он прочел любовь.
Сойер не знал, что ответить. Он был так изумлен, что даже растерялся.
Но Сафиро не нуждалась в ответе. Опьяненная ароматом цветов и мужским запахом Сойера, она нежно коснулась губами его губ.
Эта ласка и глубокое участие девушки пролили бальзам на раненое сердце Сойера.
Его охватило желание. В предвкушении долгожданного дара Сойер приник к губам девушки. Он вдруг испугался, что Сафиро оттолкнет его, и навалился на девушку, чтобы не дать ей подняться.
Но Сафиро уже давно отдала ему то, чего он так жаждал, покорилась его желаниям. Она улыбалась Сойеру в губы и крепко прижималась к нему всем телом, как будто желала слиться с ним в одно целое.
Они быстро раздели друг друга. Стон сорвался с губ Сойера, когда он почувствовал руку девушки на своей напряженной плоти. Сойер чувствовал, что Сафиро готова принять его, но хотел убедиться в этом наверняка. Скользнул рукой по ее лону, проник пальцами в теплую и влажную женственную плоть.
Сафиро выгнулась навстречу его руке в молчаливой мольбе.
Сойер знал, что ей будет больно, но он сделал все, что мог, пытаясь подготовить ее к этой боли.
Девушка была так возбуждена, что дрожала от малейшего его прикосновения.
Он встал на колени между бедер Сафиро и поднял ее ноги. Она тут же обхватила ими своего любовника. Просунув ладони под упругие ягодицы девушки, он приподнял их и прикоснулся кончиком своей мужской плоти к влажному входу в ее сладостное лоно.
Ему отчаянно хотелось овладеть Сафиро. Его чресла пылали. Но он не решался, боясь причинить ей боль.
– Сафиро!
Девушка посмотрела ему в глаза и поняла: он знает что-то такое, чего не знает она. Но она хотела поскорее узнать это.
– Я люблю тебя, Сойер, – прошептала Сафиро. Сойер улыбнулся, он одним уверенным движением вырвал Сафиро из мира девственности.
– Сойер! – горячо выдохнула Сафиро. Его вторжение вызвало острую боль.
Сафиро убедила себя, что испытывает не свою, а его боль, и приготовилась с радостью и терпением вобрать в себя все страдания Сойера, чтобы они больше его не мучили.
Девушка открыла глаза и улыбнулась.
– Сафиро! – В голосе его звучала радость. Осторожно опустившись на нее всем телом, он легко поцеловал ее в губы и застонал, когда она обвила его руками за шею.
Он задвигался в ней – сначала медленно, потом ускоряя ритм. Сафиро вторила его движениям.
Она выкрикнула его имя, но его губы поглотили ее крик. Сафиро с чувственным упоением отдавалась Сойеру, удерживая и сжимая в себе его частицу. Чувства вспыхивали в ней и кружились радужными огоньками. Ее восторгу не было предела.
Сойер что-то пробормотал. Она не разобрала слов, но сиплый звук его голоса усилил ее возбуждение и вызвал взрыв наслаждения.
Сафиро пыталась попасть в такт движениям Сойера и обнаружила, что ее действия вызывают в Сойере такой же восторг. Удивленная и обрадованная своим открытием, она удвоила старания.
– О Боже! – выдохнул Сойер.
Ее невинные попытки доставить ему удовольствие затопили его блаженством, которое он не мог больше сдерживать. Ему хотелось и дальше подпитывать ее растущее наслаждение, но он понимал, что это невозможно, поэтому просто отдался во власть своего восторга, ощутив первые сладостные содрогания девушки.
Они вместе унеслись в заоблачные выси блаженства. Прильнув друг к другу, они воспарили в неведомую страну грез, созданную их страстью.
Когда они вернулись из мира грез на грешную землю, когда погасла последняя искорка чувственного наслаждения, Сойер перекатился на траву и ласково обнял девушку Неистовое буйство страсти уступило место трепетной нежности.
Он думал о том, как невыразимо приятно обнимать ее.
– Ты был прав, – произнесла Сафиро. – Никто не смог бы мне этого объяснить. Это надо испытать самой.
Она стала целовать его грудь, шею, подбородок, губы.
– Спасибо тебе, Сойер Донован. Ты показал мне... – Он приложил палец к ее губам. – Это я должен благодарить тебя. Ты создана для любви, Сафиро. Такую женщину можно всю жизнь носить на руках, и мне очень жаль, что я не могу остаться с тобой.
Его последние слова вернули Сафиро из мира мечты.
– Когда ты уезжаешь?
Сойер слышал, как дрожит голос девушки, но не мог помочь ее горю. Он должен был уехать из Ла-Эскондиды. Его ждали в Синнере.
– Завтра.
– Возьми Корахе – он быстрей, чем твой мул. Все равно, кроме тебя, никто с ним не справится. А у нас останутся мерин и кобыла.
У него сжималось сердце, когда он слышал ее срывающийся голос.
– Сафиро, я...
– Теперь тебе легче? – Ей не хотелось обсуждать его отъезд. – Я говорю о твоих родных.
– Мне всегда будет их не хватать.
Он взглянул ей в глаза, потом поднял голову к небу. Там сияла полная луна. Но она показалась Сойеру какой-то ущербной. Глаза девушки своей красотой затмевали небесное светило. Он опять посмотрел на Сафиро.
– Мне будет не хватать моих родителей, Минни и Натаниэла. И я всегда буду жалеть о том, что не сумел их спасти. – Сойер сорвал красный цветок и провел алыми лепестками по груди девушки, потом – по ее сапфиру. – Но меня не было с ними. К сожалению, я не могу повернуть время вспять и исправить свою ошибку. Спасибо, Сафиро. За то, что заставила меня плакать. Если б не ты... Сойер замолчал. В самом деле, как много значила для него эта девушка!
Если бы не Сафиро, он бы до сих пор бесцельно скитался по свету. Если бы не Сафиро, он не обрел бы смысла своего существования. Ремонт ее дома стоил ему немалых трудов, но его мастерство принесло пользу. Он почувствовал себя нужным. Если бы не Сафиро, он бы не смеялся так часто. Эта забавная взбалмошная женщина постоянно его смешила. Если бы не Сафиро, он не нашел бы свое прошлое. Конечно, девушка не нарочно подстроила свое похищение, но оно случилось как нельзя более кстати. Сойер испугался за девушку, и это вернуло ему память.
И последнее – наверное, самое главное: если бы не Сафиро, он бы не лежал сейчас на этой поляне и не говорил о том, что смирился с гибелью своих родных. Девушка помогла ему. И за это он будет благодарен ей до конца своих дней.
– Сойер!
– Что?
– Насчет Луиса...
Он замер. Луис... У него из головы вылетел кузен Сафиро.
– Сойер, я только хотела тебе сказать: то чувство опасности, которое не давало мне покоя... оно ушло.
Сойер нахмурился.
– Ушло?
Девушка кивнула и нервно провела рукой по траве.
– Наверное... наверное, опасность исходила от тех людей, которые сегодня меня похитили. А теперь они уже не могут причинить мне вреда. И мое дурное предчувствие прошло. Сначала я решила, что это люди Луиса, но теперь знаю, что нет. Словом, я больше не боюсь.
Сойер понимал, что она говорит неправду. Никуда ее Предчувствие не исчезло.
Сафиро лгала, потому что знала: завтра ее любимый уедет, и не хотела, чтобы он чувствовал себя виноватым. Она лгала, чтобы он мог со спокойной совестью вернуться к своим родным.
Но ей не удалось его успокоить. Сойер до сих пор не вполне верил в ее предчувствия, но его сомнения не имели значения. Главное, что сама Сафиро в них верила. После его отъезда она будет все так же тревожно оглядывать горные вершины и с ужасом ждать Луиса.
Сойер не думал, что Луис сумеет найти Ла-Эскондиду. Это убежище как нельзя лучше соответствовало своему названию (скрытая, тайная (исп.)).
Но он знал, что Сафиро будет жить в постоянном страхе.
А ее старики? Их надо как-то содержать... Конечно, он мог утром настрелять еще дичи, но этого мяса им не хватит, чтобы прокормиться всю зиму. Они скоро опять будут голодать.
Но он не может остаться, не может! В Синнере его ждут четверо детей. И он любит их, как родных!
Да, Сафиро, Тья, Асукар, Макловио, Лоренсо и Педро нуждаются в нем. Но Аира, Такер, Джесс и Дженна – это его семья, и заботиться о них – его долг.
Что же делать? Голова Сойера шла кругом.
И вдруг он нашел ответ. Деньги!
Если у Сафиро будут деньги, она купит все необходимое! Для этого даже не обязательно выходить из убежища – можно попросить сестер-монахинь.
Да, деньги – вот решение!
И Сойер знал точно, как их достать.
Повелитель Ночи опять собрался на разбойничью вылазку.
После ужина старики пошли спать. На кухне остались только Сафиро, Тья и Сойер.
Девушка разомлела. После напряженного дня, наполненного волнующими событиями, так приятно было спокойно отдохнуть. Сафиро казалось, что за один день она прожила целую жизнь. Бандиты, ужасный рассказ Сойера, любовная близость.
Но Сойер завтра уезжает, и она никогда его больше не увидит.
Ей хотелось бодрствовать всю ночь – говорить с любимым, обнимать его, слушать и запоминать каждое его слово.
Но как ни старалась девушка, усталость все-таки взяла свое, и она задремала прямо на стуле.
– Pobrecita! – сказала Тья, глядя на девушку. – Бедняжка! Она очень устала, Франсиско.
Взглянув на спящую Сафиро, Сойер встал и поднял ее на руки.
– Я не хочу ложиться в постель, Сойер, – пробормотала она, уткнувшись ему в плечо, – мне совсем не хочется спать.
– Да, Сафиро, я вижу, что ты не спишь, – откликнулся Сойер.
– Я помогу тебе ее уложить, Франсиско, – предложила Тья.
Следом за полной женщиной Сойер поднялся по лестнице и вошел в спальню Сафиро. Тья зажгла свечу, откинула с кровати покрывало.
– Я ее раздену, – заявила Тья, – а ты иди ложись, Франсиско. Оставь свой костюм Повелителя Ночи на спинке кровати. Он грязный. Я его постираю, и ты опять будешь в нем играть.
Сойер и не думал уходить. Он стоял и смотрел, как Тья расстегивает блузку Сафиро. Перед ним живо встала сцена их свидания на поляне.
– Франсиско, делай, как я сказала!
Резкий окрик женщины одновременно разозлил и насмешил Сойера. Напомнив себе, что у него все равно нет времени развлекаться с Сафиро, молодой человек пошел к двери.
– Спокойной ночи, мама.
У себя в комнате он зарядил револьверы и стал ждать, когда ляжет Тья. Наконец в доме воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихим квохтаньем Джинджибер. Неугомонная курица угнездилась на его подушке и, похоже, собиралась снести яйцо. Сойер вышел в коридор и быстро заглянул в остальные спальни.
Все крепко спали.
Внизу он взглянул на часы. Время приближалось к полуночи.
Надо торопиться! Рассвет – первый враг ночного грабителя.
Он оседлал Корахе и выехал из Ла-Эскондиды. Он держал путь на север, где, по словам Макловио, жили богатые испанцы.
Спустя час Повелитель Ночи подъехал к шикарной асиенде. Внушительный дом, похожий на крепость, поднимался до самых небес. Красивая старинная постройка, залитая лунным светом, буквально сверкала роскошью.
Ночной ветер раздувал черный плащ Сойера. Повелитель Ночи вспомнил старое ремесло. Восемь месяцев он никого не грабил, но опыт подсказал ему четкий план.
Он подвел Корахе поближе к дому, остановил коня в тени деревьев и достал из потайного кармана плаща черную маску. Он не стал надевать эту маску, когда спасал Сафиро.
Однако сейчас она ему пригодится.
Надев маску, Сойер спрыгнул с седла и сунул поводья Корахе под небольшой каменный вазон с карликовыми розами. Если конь слегка дернется, то подумает, что его надежно привязали. Но в случае необходимости животному не составит труда вырвать поводья из-под вазона и ускакать.
Сойер подкрался к дому. Из-за мраморной статуи святого Франциска, стоявшей возле крыльца, выполз пес.
Сойер внимательно следил за собакой, приготовившись сразу убежать, если она залает. Но пес молча смотрел на него. Сойер протянул руку и прошептал зверю что-то ласковое. Тот лизнул ему пальцы.
Опять сунув руку в потайной карман плаща, Сойер достал длинную металлическую отмычку. Он уже не помнил, когда в последний раз пользовался этим инструментом, и надеялся, что не забыл, как надо вскрывать замки.
Поднявшись по ступенькам, он подошел к двери, аккуратно вставил отмычку в замок. Открыть его не составило труда. Положив отмычку в карман, Сойер медленно повернул ручку, толкнул дверь и шагнул за порог. Осмотревшись, он понял, что напал на золотую жилу.
Дом поражал своим роскошным убранством. Все – от дорогих обоев и изящной мебели до таких мелочей, как коврик перед дверью и подставка для шляп, – говорило о больших деньгах.
Сойер быстро и тихо обошел дом. Золотые подсвечники столовое серебро, ювелирные украшения – эти предметы Сойер не трогал – их пришлось бы продавать. Его интересовали только деньги.
На кухне в глиняном кувшине он нашел горсть монет. Здесь же, на кухне, дремали две горничные, но они, к счастью, не проснулись.
Асиенда имела множество проходных комнат. Здание очень напоминало лабиринт. Сойер нашел денежные банкноты на письменном столе в кабинете, в бархатной сумочке на диване в одной из гостиных и в карманах плаща, который висел на спинке кресла в столовой.
Потом он поднялся по лестнице на второй этаж. В первой комнате спали ребенок и его няня. Малыш беспокойно завозился в колыбельке и начал попискивать. Сойер понял, что он вот-вот расплачется и разбудит женщину. Тогда он взял младенца на руки и начал ходить с ним по комнате и качать его. Когда малыш заснул, Сойер осторожно положил его в кроватку и выскользнул из комнаты.
Ничего не найдя в следующих пяти комнатах, он наконец подошел к спальне хозяев асиенды. Муж и жена мирно спали в большой кровати под темно-зеленым атласным пологом. Сойер быстро извлек деньги из ящиков комода и кошельков и даже собрал монеты, рассыпанные на туалетном столике.
Сойер не знал, что ответить. Он был так изумлен, что даже растерялся.
Но Сафиро не нуждалась в ответе. Опьяненная ароматом цветов и мужским запахом Сойера, она нежно коснулась губами его губ.
Эта ласка и глубокое участие девушки пролили бальзам на раненое сердце Сойера.
Его охватило желание. В предвкушении долгожданного дара Сойер приник к губам девушки. Он вдруг испугался, что Сафиро оттолкнет его, и навалился на девушку, чтобы не дать ей подняться.
Но Сафиро уже давно отдала ему то, чего он так жаждал, покорилась его желаниям. Она улыбалась Сойеру в губы и крепко прижималась к нему всем телом, как будто желала слиться с ним в одно целое.
Они быстро раздели друг друга. Стон сорвался с губ Сойера, когда он почувствовал руку девушки на своей напряженной плоти. Сойер чувствовал, что Сафиро готова принять его, но хотел убедиться в этом наверняка. Скользнул рукой по ее лону, проник пальцами в теплую и влажную женственную плоть.
Сафиро выгнулась навстречу его руке в молчаливой мольбе.
Сойер знал, что ей будет больно, но он сделал все, что мог, пытаясь подготовить ее к этой боли.
Девушка была так возбуждена, что дрожала от малейшего его прикосновения.
Он встал на колени между бедер Сафиро и поднял ее ноги. Она тут же обхватила ими своего любовника. Просунув ладони под упругие ягодицы девушки, он приподнял их и прикоснулся кончиком своей мужской плоти к влажному входу в ее сладостное лоно.
Ему отчаянно хотелось овладеть Сафиро. Его чресла пылали. Но он не решался, боясь причинить ей боль.
– Сафиро!
Девушка посмотрела ему в глаза и поняла: он знает что-то такое, чего не знает она. Но она хотела поскорее узнать это.
– Я люблю тебя, Сойер, – прошептала Сафиро. Сойер улыбнулся, он одним уверенным движением вырвал Сафиро из мира девственности.
– Сойер! – горячо выдохнула Сафиро. Его вторжение вызвало острую боль.
Сафиро убедила себя, что испытывает не свою, а его боль, и приготовилась с радостью и терпением вобрать в себя все страдания Сойера, чтобы они больше его не мучили.
Девушка открыла глаза и улыбнулась.
– Сафиро! – В голосе его звучала радость. Осторожно опустившись на нее всем телом, он легко поцеловал ее в губы и застонал, когда она обвила его руками за шею.
Он задвигался в ней – сначала медленно, потом ускоряя ритм. Сафиро вторила его движениям.
Она выкрикнула его имя, но его губы поглотили ее крик. Сафиро с чувственным упоением отдавалась Сойеру, удерживая и сжимая в себе его частицу. Чувства вспыхивали в ней и кружились радужными огоньками. Ее восторгу не было предела.
Сойер что-то пробормотал. Она не разобрала слов, но сиплый звук его голоса усилил ее возбуждение и вызвал взрыв наслаждения.
Сафиро пыталась попасть в такт движениям Сойера и обнаружила, что ее действия вызывают в Сойере такой же восторг. Удивленная и обрадованная своим открытием, она удвоила старания.
– О Боже! – выдохнул Сойер.
Ее невинные попытки доставить ему удовольствие затопили его блаженством, которое он не мог больше сдерживать. Ему хотелось и дальше подпитывать ее растущее наслаждение, но он понимал, что это невозможно, поэтому просто отдался во власть своего восторга, ощутив первые сладостные содрогания девушки.
Они вместе унеслись в заоблачные выси блаженства. Прильнув друг к другу, они воспарили в неведомую страну грез, созданную их страстью.
Когда они вернулись из мира грез на грешную землю, когда погасла последняя искорка чувственного наслаждения, Сойер перекатился на траву и ласково обнял девушку Неистовое буйство страсти уступило место трепетной нежности.
Он думал о том, как невыразимо приятно обнимать ее.
– Ты был прав, – произнесла Сафиро. – Никто не смог бы мне этого объяснить. Это надо испытать самой.
Она стала целовать его грудь, шею, подбородок, губы.
– Спасибо тебе, Сойер Донован. Ты показал мне... – Он приложил палец к ее губам. – Это я должен благодарить тебя. Ты создана для любви, Сафиро. Такую женщину можно всю жизнь носить на руках, и мне очень жаль, что я не могу остаться с тобой.
Его последние слова вернули Сафиро из мира мечты.
– Когда ты уезжаешь?
Сойер слышал, как дрожит голос девушки, но не мог помочь ее горю. Он должен был уехать из Ла-Эскондиды. Его ждали в Синнере.
– Завтра.
– Возьми Корахе – он быстрей, чем твой мул. Все равно, кроме тебя, никто с ним не справится. А у нас останутся мерин и кобыла.
У него сжималось сердце, когда он слышал ее срывающийся голос.
– Сафиро, я...
– Теперь тебе легче? – Ей не хотелось обсуждать его отъезд. – Я говорю о твоих родных.
– Мне всегда будет их не хватать.
Он взглянул ей в глаза, потом поднял голову к небу. Там сияла полная луна. Но она показалась Сойеру какой-то ущербной. Глаза девушки своей красотой затмевали небесное светило. Он опять посмотрел на Сафиро.
– Мне будет не хватать моих родителей, Минни и Натаниэла. И я всегда буду жалеть о том, что не сумел их спасти. – Сойер сорвал красный цветок и провел алыми лепестками по груди девушки, потом – по ее сапфиру. – Но меня не было с ними. К сожалению, я не могу повернуть время вспять и исправить свою ошибку. Спасибо, Сафиро. За то, что заставила меня плакать. Если б не ты... Сойер замолчал. В самом деле, как много значила для него эта девушка!
Если бы не Сафиро, он бы до сих пор бесцельно скитался по свету. Если бы не Сафиро, он не обрел бы смысла своего существования. Ремонт ее дома стоил ему немалых трудов, но его мастерство принесло пользу. Он почувствовал себя нужным. Если бы не Сафиро, он бы не смеялся так часто. Эта забавная взбалмошная женщина постоянно его смешила. Если бы не Сафиро, он не нашел бы свое прошлое. Конечно, девушка не нарочно подстроила свое похищение, но оно случилось как нельзя более кстати. Сойер испугался за девушку, и это вернуло ему память.
И последнее – наверное, самое главное: если бы не Сафиро, он бы не лежал сейчас на этой поляне и не говорил о том, что смирился с гибелью своих родных. Девушка помогла ему. И за это он будет благодарен ей до конца своих дней.
– Сойер!
– Что?
– Насчет Луиса...
Он замер. Луис... У него из головы вылетел кузен Сафиро.
– Сойер, я только хотела тебе сказать: то чувство опасности, которое не давало мне покоя... оно ушло.
Сойер нахмурился.
– Ушло?
Девушка кивнула и нервно провела рукой по траве.
– Наверное... наверное, опасность исходила от тех людей, которые сегодня меня похитили. А теперь они уже не могут причинить мне вреда. И мое дурное предчувствие прошло. Сначала я решила, что это люди Луиса, но теперь знаю, что нет. Словом, я больше не боюсь.
Сойер понимал, что она говорит неправду. Никуда ее Предчувствие не исчезло.
Сафиро лгала, потому что знала: завтра ее любимый уедет, и не хотела, чтобы он чувствовал себя виноватым. Она лгала, чтобы он мог со спокойной совестью вернуться к своим родным.
Но ей не удалось его успокоить. Сойер до сих пор не вполне верил в ее предчувствия, но его сомнения не имели значения. Главное, что сама Сафиро в них верила. После его отъезда она будет все так же тревожно оглядывать горные вершины и с ужасом ждать Луиса.
Сойер не думал, что Луис сумеет найти Ла-Эскондиду. Это убежище как нельзя лучше соответствовало своему названию (скрытая, тайная (исп.)).
Но он знал, что Сафиро будет жить в постоянном страхе.
А ее старики? Их надо как-то содержать... Конечно, он мог утром настрелять еще дичи, но этого мяса им не хватит, чтобы прокормиться всю зиму. Они скоро опять будут голодать.
Но он не может остаться, не может! В Синнере его ждут четверо детей. И он любит их, как родных!
Да, Сафиро, Тья, Асукар, Макловио, Лоренсо и Педро нуждаются в нем. Но Аира, Такер, Джесс и Дженна – это его семья, и заботиться о них – его долг.
Что же делать? Голова Сойера шла кругом.
И вдруг он нашел ответ. Деньги!
Если у Сафиро будут деньги, она купит все необходимое! Для этого даже не обязательно выходить из убежища – можно попросить сестер-монахинь.
Да, деньги – вот решение!
И Сойер знал точно, как их достать.
Повелитель Ночи опять собрался на разбойничью вылазку.
После ужина старики пошли спать. На кухне остались только Сафиро, Тья и Сойер.
Девушка разомлела. После напряженного дня, наполненного волнующими событиями, так приятно было спокойно отдохнуть. Сафиро казалось, что за один день она прожила целую жизнь. Бандиты, ужасный рассказ Сойера, любовная близость.
Но Сойер завтра уезжает, и она никогда его больше не увидит.
Ей хотелось бодрствовать всю ночь – говорить с любимым, обнимать его, слушать и запоминать каждое его слово.
Но как ни старалась девушка, усталость все-таки взяла свое, и она задремала прямо на стуле.
– Pobrecita! – сказала Тья, глядя на девушку. – Бедняжка! Она очень устала, Франсиско.
Взглянув на спящую Сафиро, Сойер встал и поднял ее на руки.
– Я не хочу ложиться в постель, Сойер, – пробормотала она, уткнувшись ему в плечо, – мне совсем не хочется спать.
– Да, Сафиро, я вижу, что ты не спишь, – откликнулся Сойер.
– Я помогу тебе ее уложить, Франсиско, – предложила Тья.
Следом за полной женщиной Сойер поднялся по лестнице и вошел в спальню Сафиро. Тья зажгла свечу, откинула с кровати покрывало.
– Я ее раздену, – заявила Тья, – а ты иди ложись, Франсиско. Оставь свой костюм Повелителя Ночи на спинке кровати. Он грязный. Я его постираю, и ты опять будешь в нем играть.
Сойер и не думал уходить. Он стоял и смотрел, как Тья расстегивает блузку Сафиро. Перед ним живо встала сцена их свидания на поляне.
– Франсиско, делай, как я сказала!
Резкий окрик женщины одновременно разозлил и насмешил Сойера. Напомнив себе, что у него все равно нет времени развлекаться с Сафиро, молодой человек пошел к двери.
– Спокойной ночи, мама.
У себя в комнате он зарядил револьверы и стал ждать, когда ляжет Тья. Наконец в доме воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихим квохтаньем Джинджибер. Неугомонная курица угнездилась на его подушке и, похоже, собиралась снести яйцо. Сойер вышел в коридор и быстро заглянул в остальные спальни.
Все крепко спали.
Внизу он взглянул на часы. Время приближалось к полуночи.
Надо торопиться! Рассвет – первый враг ночного грабителя.
Он оседлал Корахе и выехал из Ла-Эскондиды. Он держал путь на север, где, по словам Макловио, жили богатые испанцы.
Спустя час Повелитель Ночи подъехал к шикарной асиенде. Внушительный дом, похожий на крепость, поднимался до самых небес. Красивая старинная постройка, залитая лунным светом, буквально сверкала роскошью.
Ночной ветер раздувал черный плащ Сойера. Повелитель Ночи вспомнил старое ремесло. Восемь месяцев он никого не грабил, но опыт подсказал ему четкий план.
Он подвел Корахе поближе к дому, остановил коня в тени деревьев и достал из потайного кармана плаща черную маску. Он не стал надевать эту маску, когда спасал Сафиро.
Однако сейчас она ему пригодится.
Надев маску, Сойер спрыгнул с седла и сунул поводья Корахе под небольшой каменный вазон с карликовыми розами. Если конь слегка дернется, то подумает, что его надежно привязали. Но в случае необходимости животному не составит труда вырвать поводья из-под вазона и ускакать.
Сойер подкрался к дому. Из-за мраморной статуи святого Франциска, стоявшей возле крыльца, выполз пес.
Сойер внимательно следил за собакой, приготовившись сразу убежать, если она залает. Но пес молча смотрел на него. Сойер протянул руку и прошептал зверю что-то ласковое. Тот лизнул ему пальцы.
Опять сунув руку в потайной карман плаща, Сойер достал длинную металлическую отмычку. Он уже не помнил, когда в последний раз пользовался этим инструментом, и надеялся, что не забыл, как надо вскрывать замки.
Поднявшись по ступенькам, он подошел к двери, аккуратно вставил отмычку в замок. Открыть его не составило труда. Положив отмычку в карман, Сойер медленно повернул ручку, толкнул дверь и шагнул за порог. Осмотревшись, он понял, что напал на золотую жилу.
Дом поражал своим роскошным убранством. Все – от дорогих обоев и изящной мебели до таких мелочей, как коврик перед дверью и подставка для шляп, – говорило о больших деньгах.
Сойер быстро и тихо обошел дом. Золотые подсвечники столовое серебро, ювелирные украшения – эти предметы Сойер не трогал – их пришлось бы продавать. Его интересовали только деньги.
На кухне в глиняном кувшине он нашел горсть монет. Здесь же, на кухне, дремали две горничные, но они, к счастью, не проснулись.
Асиенда имела множество проходных комнат. Здание очень напоминало лабиринт. Сойер нашел денежные банкноты на письменном столе в кабинете, в бархатной сумочке на диване в одной из гостиных и в карманах плаща, который висел на спинке кресла в столовой.
Потом он поднялся по лестнице на второй этаж. В первой комнате спали ребенок и его няня. Малыш беспокойно завозился в колыбельке и начал попискивать. Сойер понял, что он вот-вот расплачется и разбудит женщину. Тогда он взял младенца на руки и начал ходить с ним по комнате и качать его. Когда малыш заснул, Сойер осторожно положил его в кроватку и выскользнул из комнаты.
Ничего не найдя в следующих пяти комнатах, он наконец подошел к спальне хозяев асиенды. Муж и жена мирно спали в большой кровати под темно-зеленым атласным пологом. Сойер быстро извлек деньги из ящиков комода и кошельков и даже собрал монеты, рассыпанные на туалетном столике.