Ребекка Пейсли
С первого взгляда
Предисловие
У меня никогда не было младшего брата. Он не прятал моих кукол и не запирал меня в ванной, не заходил тихонько в мою комнату и не читал мой дневник, не дразнил моих женихов и не ябедничал на меня маме – словом, не делал всего того, что обычно делают младшие братья своим старшим сестрам.
У меня вообще не было брата – ни младшего, ни старшего.
Зато у меня есть зять, муж моей сестры.
Этот человек знает меня, как настоящий брат. Я могу предстать перед ним в самом неприглядном виде: могу накричать на него, расплакаться у него на плече. Этот человек обожает свою жену и своих детей, а о нашей маме заботится, как о родной.
Этот человек выказал исключительное мужество: он терпит нашу скандальную семью и он очень любит нас.
Томми Хоу, я не хочу знать, что говорит закон. Ты мой настоящий брат, и ни один суд на свете не переубедит меня в этом!
Я посвящаю эту книгу тебе. Посвящаю с любовью и благодарностью.
И особое спасибо моему редактору, Мэри Эллен О’Нейл, которая терпеливо ждала окончания книги и которая стала мне настоящей подругой. Она, несомненно, готовится к очередному урагану, налетающему на всех редакторов, с которыми я работаю. Я люблю тебя, Мэри Эллен. Ты лучше всех, милая!
У меня вообще не было брата – ни младшего, ни старшего.
Зато у меня есть зять, муж моей сестры.
Этот человек знает меня, как настоящий брат. Я могу предстать перед ним в самом неприглядном виде: могу накричать на него, расплакаться у него на плече. Этот человек обожает свою жену и своих детей, а о нашей маме заботится, как о родной.
Этот человек выказал исключительное мужество: он терпит нашу скандальную семью и он очень любит нас.
Томми Хоу, я не хочу знать, что говорит закон. Ты мой настоящий брат, и ни один суд на свете не переубедит меня в этом!
Я посвящаю эту книгу тебе. Посвящаю с любовью и благодарностью.
И особое спасибо моему редактору, Мэри Эллен О’Нейл, которая терпеливо ждала окончания книги и которая стала мне настоящей подругой. Она, несомненно, готовится к очередному урагану, налетающему на всех редакторов, с которыми я работаю. Я люблю тебя, Мэри Эллен. Ты лучше всех, милая!
Утраченный поцелуй
Я для тебя всею лишь капля мрака
На светлых водах утренней души.
Как свет смятеньем мне не задушить?
Как не замедлить мне судьбы рассвета?
Как без ошибки мне найти ответы
На драгоценные вопросы звезд?
Увы, язык пророчества не прост.
Так в изумленьи радостном молчу я,
Считая все оттенки поцелуя.
Вот первый, трепетный, новорожденный,
Так лист листа касается, смятенный.
Вот сладкое безумие второго —
Приятие, сомненье полуслова.
Две розы так влечет порывом ветра,
Два слабых сердца обретают веру.
Трехсотый поцелуй – пьянящий, смелый,
В нем праздничного лета привкус спелый,
Шампанского играющего искры.
Тот поцелуй – двух рук не разнимая,
Желать, чтобы им в крылья обратиться,
Навек в едином ритме сердца биться...
Сквозь мглу твоих волос бреду покорно,
С холста мечты рукой твоею сорван,
Страшусь твоей свободы непритворной.
Зарю нарисовать тебе я жажду.
Как утолить, скажи мне, к жизни жадность?
Как отвратить твой взор от звездной ночи?
Ночь так светла – и взгляд твой света хочет.
Останусь я пророком солнц забытых,
Подарком, лентой шелковой увитым.
Судьба готовит мне иные битвы —
Чтоб удержать меня от дара ласки,
От поцелуя позабытой сказки.
Но понимаю я: пространство, время —
Лишь двух сердец потерянных творенье...
Скотт Шу
Глава 1
– Прошлого не вернешь, Сафиро, и тех чудаковатых стариков нельзя превратить в прежних лихих разбойников. – Сестра Кармелита сбросила с плеч мешок с мукой, который принесла из монастыря, и присела на старую бочку. Она вытерла руки о платье и покачала головой. – Это все равно, что пытаться превратить изюм в виноград.
– Другого выхода нет, сестра, – выдохнула Сафиро. Сердце ее отчаянно колотилось, в горле пересохло. Давно она не испытывала этого жуткого леденящего страха. Внутренний сигнал опасности никогда не подводил девушку. – Говорю тебе, что-то случится! Что-то очень плохое. Я не знаю, когда... Я уже целую неделю не сплю по ночам. Мне страшно...
– Но, может, это не Луис, nina, – ласково сказала сестра Кармелита и погладила Сафиро по голове, – может быть...
– Он сказал, ч-что н-найдет меня, сестра. – От страха девушка запиналась.
– Ох, Сафиро! – вздохнула монахиня, она жалела испуганную девушку.
– Он поклялся. Луис поклялся найти меня во что бы то ни стало. И он найдет... Ты не знаешь Луиса, сестра Кармелита.
Монахине нечего было возразить. Она вспомнила, что рассказывали об этом дьяволе во плоти путники, забредавшие в монастырь переночевать и поесть скудной пищи. Луис и его банда убивали даже невинных детей.
– Сестра, – не отставала Сафиро, – ты ведь знаешь, что я права.
«Господи, спаси ее и сохрани!» – подумала сестра Кармелита и подняла глаза на красавицу.
– Прости, не смогла принести тебе больше продуктов, Сафиро. Сейчас всем приходится несладко. Обычно крестьяне щедро делятся с нами, но этот год такой тяжелый!
«Тяжелый – не то слово, – мысленно усмехнулась Сафиро – Лучше сказать – невыносимый».
– Я знаю, сестра. И все равно мы очень благодарны вам за все, что вы для нас делаете.
– Конечно, и...
– Но мы говорили о Луисе, сестра.
Сестра Кармелита поняла, что ей не удастся отвлечь девушку от неприятного разговора, и покорно кивнула:
– Да, он поклялся тебя найти. Но это было давно, – попыталась она утешить Сафиро. – Ты тогда еще совсем маленькой была. И до сих пор Луис тебя не нашел. Наверное, он уже забыл свою клятву или перестал тебя искать...
– Это потому, что я заранее чувствовала опасность. – Сафиро покачала головой. – Сестра, ведь это я предупреждала деда о том, что полиция близко. Мы тут же срывались с места. И нас ни разу не поймали. Не знаю почему... но я, как собака, нюхом беду чую. И ни разу это чутье меня не подводило... Теперь у Луиса своя банда. Сам дьявол помогает им, и полиция их еще не поймала. Но везение рано или поздно кончается. Вот почему Луису нужна я. Мой дар – способность чувствовать опасность...
Девушка осеклась. «Ну как я могу объяснить это монахине?» – с досадой подумала она.
– Послушай, сестра. Луис меня ищет и в конце концов найдет. Я не знаю, когда это случится – завтра, через неделю, через месяц... Но он найдет меня. Я нужна ему и его банде.
Сафиро отошла от монахини и повернулась к сосновому лесу, окружавшему Ла-Эскондиду. Ее дед Сиро построил дом-убежище в этом глухом месте, чтобы спрятать от полиции свою банду стареющих преступников.
Ла-Эскондида прятала не только их, но и ее, Сафиро. Прятала от Луиса. Ее кузен был сущим дьяволом. Ночью он преследовал ее во сне, и она просыпалась, крича от страха.
Сафиро сжала сапфир, висевший у нее на груди. Если бы был жив ее дедушка! Он бы сейчас что-нибудь придумал. Но Сиро умер два года назад. Хайме, ее отца, застрелили, когда Сафиро была еще маленькой. И убил его именно Луис.
В Ла-Эскондиде остались теперь три старика и две старухи – Тья и Асукар. Умирая, Сиро прошептал Сафиро:
– У них теперь нет никого, кроме тебя, chiquita . Ты должна быть сильной. Сильной и стойкой, как эти горы.
Она вспомнила слова деда и, вскинув голову, посмотрела вверх. За лесом вставали величественные горы Сьерра-Мадре. Они вселяли уверенность и спокойствие.
Как же она любила эти горы! Их снежные вершины, их крутые склоны, ручьи с холодной прозрачной водой, журчавшие в глубоких каньонах и скалистых долинах.
Много веков горы стояли несокрушимыми исполинами, и Сиро наказывал ей быть такой же твердой и несгибаемой, как Сьерра-Мадре.
Сафиро обернулась к сестре Кармелите.
– Да, сестра, будет непросто научить стариков давно забытым умениям, но я не мягкий орешек.
– Мягкий орешек, – повторила сестра Кармелита, – это еще одно твое любимое американское выражение?
– Да.
«Мягкий орешек, – задумалась Сафиро. – Как-то странно звучит».
– Орешек, который нельзя расколоть? Наверное, я крепкий орешек. Так лучше, сестра?
Монахиня пожала плечами. Сафиро махнула рукой.
– Ну, не важно. Я хочу сказать, что никто не сможет меня раскусить. Особенно сейчас, когда нам грозит опасность.
Сафиро сдвинула брови и сжала кулаки. Злой огонек блеснул в ее глазах. Сафиро Мария Кинтана была девушкой упрямой.
Но чтобы вернуть трем дряхлым старикам ловкость и силу, одного упрямства мало.
– Ты забываешь одну важную вещь, Сафиро. Нельзя научить тому, чего сам не знаешь. Ты же не умеешь стрелять. Сиро, помнится, не давал тебе в руки оружия. Видимо, напрасно. Но сейчас ты не сможешь учить тому, чего не знаешь.
Сафиро понимала, что монахиня права, но сдаваться не собиралась.
– Я не буду их учить. Все, что я хочу, – это помочь им вспомнить свое мастерство. И я не остановлюсь, пока не добьюсь успеха. Они у меня станут такими, какими были раньше.
– Да ты посмотри на них, Сафиро! – воскликнула сестра Кармелита – Вон Макловио. Он еле на ногах держится!
Сафиро обернулась, увидела старика и топнула ногой.
– Опять пьяный! Только сегодня утром я отняла у него бутылку, и вот, пожалуйста, – еще одна!
Макловио брел, пошатываясь, вдоль сломанного забора. Увидев Сафиро, он улыбнулся, показал ей бутылку и демонстративно отхлебнул. Ему стукнуло шестьдесят восемь, и он был самым молодым в банде Кинтана. Раньше Макловио объезжал лошадей. В этом деле не было ему равных. Он многие годы выступал перед публикой со своими удивительными конными трюками. Эти концерты давали много денег, но Макловио ничего не скопил.
Все деньги он раздавал беднякам.
Теперь Макловио пил днями и ночами. Как правило, это был веселый добродушный пьяница, но порой вино делало его злым и агрессивным. Доказательством тому служило разбросанное по всему двору сено, сломанный забор и покосившаяся дверь дровяного сарая, которую Макловио пытался снести. Сафиро буквально перерыла всю Ла-Эскондиду, но самогонного аппарата, сделанного стариком, так и не нашла.
Девушку выводил из себя этот пьянчуга. Несмотря на свои годы, Макловио был еще сильным мужчиной и мог бы помогать ей по хозяйству. Однако от вечно пьяного старика было мало проку.
– Он не смотрит, куда идет, – сказала сестра Кармелита, – ветка...
– Макловио, ветка! – закричала Сафиро. – Ветка! Макловио ударился лбом о низко растущую ветку дуба.
Голова его запрокинулась, бутылка выскользнула из руки, и старик, потеряв сознание, рухнул на землю. Сафиро вздохнула:
– Это даже к лучшему, сестра. Он все равно свалился бы – не от дерева, так от самогона.
Сестра Кармелита кивнула.
– Он напивается и вечно храпит где-нибудь. А Педро со своей дырявой сетью расстаться не может. Вот, полюбуйся на него.
Старик сидел на большом камне, разложив перед собой огромную рыболовную сеть. На костлявой шее Педро болталась связка ключей. Он сосредоточенно связывал веревки, пытаясь починить гнилую сеть.
Глядя на работу старика, Сафиро опять вздохнула. Педро утверждал, что потерял свою хорошую сеть. На самом деле он выбросил ее за борт лодки, потому что так велел ему Иисус.
Педро возомнил себя святым апостолом Петром. Ключи на его шее были ключами от рая. А камень, на котором он сидел, был тем самым камнем, на котором Господь поклялся воздвигнуть храм. Если Педро слышал троекратный крик петуха, он заливался горькими слезами, а потом часами стоял на коленях и молился.
Милейший Педро обожал читать проповеди и пересказывать библейские истории. Вот только жаль, старик безбожно путал имена и события Священного писания.
Педро был самым старым в банде Кинтана. Ему минуло семьдесят семь. В молодости он слыл отличным стрелком. О его меткости ходили легенды. Но руки, когда-то с такой ловкостью владевшие оружием, теперь дрожали. Все, на что был способен старик, – это вязать бесконечные узлы.
– А вот и Лоренсо! – Сестра Кармелита показала на третьего члена банды Кинтана.
Старик вышел из хижины и медленно побрел по двору. К груди он прижимал рыжую курицу.
– Да, вот и Лоренсо, – улыбнувшись, повторила Сафиро.
Лоренсо было семьдесят три года. В лучшие времена он мог открыть любой сейф. Он утверждал, что слышит даже бесшумные металлические щелчки внутри самых хитрых замков.
Однако его чуткие уши слушали не только слабые звуки в замках. После смерти отца Сафиро поверяла Лоренсо свои детские тайны. Вдвоем они подолгу сидели у костра, когда остальные члены банды спали. Девочка говорила с Лоренсо часами, и он слушал – слушал не только ушами, но и сердцем.
Теперь Лоренсо не мог быть ее поверенным. Он оглох.
Старик совсем одряхлел. Он засыпал в самых неподходящих местах. Проснувшись, он продолжал разговор с того места, на котором его сморил сон.
– Ну что, Лоренсо, подремал маленько? – крикнула Сафиро, когда старик подошел ближе.
– Коленки? – переспросил он, улыбаясь беззубым ртом. – Да, раньше ты часто сидела у меня на коленках, Сафиро, но теперь я тебя не подниму – ты слишком большая.
– Подремал! – опять закричала Сафиро, почти касаясь губами его волосатого уха. – Я спрашиваю, ты...
Она замолчала. Какой смысл надрываться? Лоренсо никогда не мог расслышать правильно, как бы громко ему ни кричали.
– Я немного поспал. – Лоренсо протер глаза, медленно сел на землю и привалился спиной к бочке. – Джинджибер мешала Тья готовить, и я взял ее с собой. – Старик ласково погладил курицу. – Тья печет лепешки, а Асукар штопает дырку на своем платье.
Тья и Асукар. Сафиро взглянула на окно хижины. Милая добрая Тья кормила и лечила бандитов, когда они были молоды и разбойничали. В семьдесят один год она продолжала заботиться обо всех, как о собственных детях. Если хватало продуктов, то, как и прежде, все обитатели Ла-Эскондиды благодаря Тья были сыты.
– Не знаю, что бы я без тебя делала, Тья, – прошептала Сафиро, – если б только... если б только...
«Если б только Тья смирилась со смертью своего сына!» – мысленно закончила она. Маленький Франсиско умер от холеры за несколько лет до того, как Тья появилась в банде Кинтана, но убитая горем женщина до сих пор не верила, что его больше нет.
Теперь в каждом мужчине Тья видела своего Франсиско. Кроме Макловио, Лоренсо и Педро, никто не был застрахован от бурного излияния ее нерастраченных материнских чувств.
И, наконец, добрейшая Асукар.
Эта женщина долгое время продавала себя. Правда, когда Сиро ее встретил, Асукар уже утратила былую красоту, превратилась в нищую голодную старуху. От прежних дней у нее осталось лишь несколько открытых красных платьев. Сиро пожалел Асукар и взял к себе.
В банде о ней заботились особо, ибо Асукар так и не смогла осознать свой возраст – а ей исполнилось уже восемьдесят два года. Кожа старухи была похожа на кору столетнего дерева. Но дряхлая женщина словно и не замечала этого. Она считала себя все той же молодой соблазнительной красоткой, носила ярко-алые атласные платья, в которых некогда зазывала мужчин на улицах, и обожала рассказывать о том, как будет ублажать своего следующего клиента.
Беседуя со старухой, Сафиро узнавала подробности о любовной близости. Сиро никогда не говорил ей о том, что происходит в постели между мужчиной и женщиной, да она никогда и не спрашивала. Кто лучше знает такие вещи, как не опытная проститутка?
«Да, – размышляла Сафиро, – когда я выйду замуж, первая брачная ночь не застанет меня врасплох. Я точно знаю, что нужно мужчине в постели...»
Девушка невесело усмехнулась своим мыслям. За кого она выйдет замуж? Кроме Макловио, Лоренсо и Педро, в Ла-Эскондиде не было ни одного мужчины. Ей еще много лет придется скрываться здесь, в горах. Нечего и думать о том, что у нее когда-нибудь будет возлюбленный, а уж тем более муж.
– Сафиро? – окликнула сестра Кармелита. – Ты плачешь, девочка, или мне показалось?
– Нет, что ты, – спохватилась девушка и быстро вытерла слезинку. – У меня нет времени плакать. Ты принесла револьвер?
Сестра Кармелита сунула руку в карман и достала маленький револьвер.
– Это оружие Рудольфе. Он живет недалеко от монастыря. Я обещала вернуть ему револьвер. Но в нем только одна пуля, Сафиро. Больше у Рудольфе не было. Бедняга! У него в этом году полег скот и не уродились посевы. Если я дам тебе револьвер, ты будешь молиться за Рудольфе?
Сафиро крепко зажмурилась. «Господи, спаси и сохрани Рудольфе и всех нас! Аминь».
Она взяла у сестры Кармелиты револьвер.
– Но тебе и не нужно много пуль, – сказала монахиня, – твои люди все равно не вспомнят, как надо стрелять. Только не пытайся их учить, девочка. Это бесполезно. Лоренсо может подтвердить мои слова.
В это время Лоренсо издал такой громкий храп, что испуганные птицы спорхнули с деревьев.
Гордо вскинув голову, Сафиро подошла к Педро и положила револьвер ему на колени.
– Где твоя вера, сестра Кармелита? Ты сомневаешься.
– Да, – согласился Педро, поглаживая оружие узловатыми пальцами, – ты сомневаешься, сестра. Совсем как мой старый друг Матфей.
– Фома, – поправила его сестра Кармелита, – это Фома сомневался.
– Фома – сборщик подати, – заспорил Педро, – он ни в чем не сомневался. Ты знаешь, однажды я видел, как Фома оживил покойника. Покойника звали Каин, у него был брат Ной. Ной жил в Эдемском саду вместе с Моисеем, который умел превращать воду в вино. Моисей был...
– Педро, прошу тебя, хватит! – взмолилась Сафиро. – Покажи сестре Кармелите, что ты помнишь. Выстрели.
Педро поднял револьвер, вытянул его перед собой, держа сразу двумя руками, зажмурился и спустил курок. Раздался грохот. Старик свалился с камня. Пуля отрикошетила от ствола дерева, пробила дыру в апостольнике на голове сестры Кармелиты и в конце концов угодила в курятник. Деревянное строение рухнуло, воротца распахнулись, и куры разбежались по двору, громко кудахтая и хлопая крыльями.
– Пресвятая Дева Мария, мои куры! – закричала Сафиро и кинулась ловить хохлушек.
Педро, кряхтя и охая, бросился помогать девушке. Вздохнув, сестра Кармелита подняла револьвер и направилась к скрытому выходу из Ла-Эскондиды.
– Господи, помоги ей! – молилась она, пробираясь через тайный лаз. – Только ты можешь сотворить для Сафиро чудо.
Через неделю девушка пошла в монастырь к сестре Кармелите. Страх перед Луисом с каждым днем становился все сильнее. Конечно, Сафиро понимала, что монахини не помогут ей избавиться от тревог, но ей надо было хотя бы на время почувствовать себя в безопасности.
Сафиро велела своим подопечным вести себя хорошо и потихоньку выскользнула из Ла-Эскондиды. Рядом с потайным входом в убежище на большом плоском камне лежала Марипоса. Шерсть ее блестела на солнце, и пума больше была похожа на скульптуру из золота, чем на живое существо.
– Присмотри за Ла-Эскондидой, пока я буду в монастыре, Марипоса, – улыбнулась Сафиро, послала пуме воздушный поцелуй и начала спускаться по крутому склону.
Верхом на Райо путь в монастырь был бы намного легче и быстрее, но ослик ушиб копыто. А Корахе никого к себе не подпускал, кроме Сиро. Теперь, после смерти деда, на вороном жеребце уже два года никто не ездил, и конь совсем одичал.
Девушка вошла в тенистый сосновый лес.
– Пятеро стариков, больной осел, самый никудышный конь во всей Мексике и семь куриц, – ворчала девушка, раздвигая низкие ветки. – А Луис рыщет по стране, разыскивая тебя, Сафиро. И не забудь, что у тебя нет мяса, заборы поломаны, крыша течет, а каждый кролик в округе считает, что ты посадила огород исключительно для него!
С каждым шагом гнет забот становился все тяжелее, и, когда впереди показался монастырь, у девушки было такое чувство, как будто она несет на своих плечах целую гору.
Остановившись на краю леса, Сафиро внимательно оглядела местность вокруг монастыря. Она любила ходить в гости к сестрам-монахиням, но каждый раз опасалась, что ее увидят чужие.
Никто не должен знать, где она прячется.
Убедившись, что вокруг ни души, Сафиро прошла через двор к зданию и подергала висевший на ржавом крючке колокольчик. Пахло скошенной травой и недавно вскопанной землей. Похоже, сегодня утром монахини работали в саду.
Девушка огляделась и с удивлением заметила перемены на монастырском дворе. Посреди клумбы возвышалась статуя Божьей Матери. Эта гранитная скульптура еще на прошлой неделе валялась на земле – сестры не могли поднять такую тяжесть. Исчезло и сухое дерево, в которое несколько лет назад попала молния. На его месте остался лишь пень.
А маленький прудик? Сафиро еще никогда не видела его таким красивым. Сестры любили сидеть на каменных скамьях, окружавших пруд. Греясь на солнышке, они смотрели, как тут и там из сверкающей воды выпрыгивают рыбы, и молились, перебирая четки.
Но потом пруд загрязнился, в нем плавали листья и палки. Сафиро все собиралась помочь монахиням очистить пруд, а заодно заменить раскрошившиеся камни, которыми были обложены его края.
Однако сейчас камни были новыми, а на зеркальной водной глади не осталось ни листочка, ни прутика.
Озадаченная девушка опять позвонила в колокольчик. Дверь распахнулась.
Сафиро шагнула внутрь и попала в объятия сестры Пилар.
– Сафиро! – воскликнула та. – Как я рада тебя видеть, моя девочка!
Девушка крепко обняла монахиню и зажмурилась, с упоением вдыхая все монастырские запахи. Пахло лампадным маслом, воском, розами и мылом, которым сестра Пилар обычно стирала свое платье. А еще яблочными пирогами.
Знакомые запахи успокаивали. Вообще весь монастырь действовал на Сафиро благотворно. Она старалась как можно чаще приходить сюда, чтобы на время забыть про свои страхи, а заодно послушать новости. Сестры узнавали их от путников, которые заглядывали к ним отдохнуть и немного перекусить.
– А мы тебя ждали, Сафиро, – сказала сестра Пилар.
– Да? Откуда же вы узнали, что я приду? Улыбаясь, сестра Пилар закрыла дверь и пошла к деревянной лестнице.
– Сестра Кармелита рассказала нам, что ты решила сделать из своих стариков прежних лихих разбойников. Мы поняли, что скоро ты придешь сюда искать умиротворения. Ведь ты говоришь, что у нас в монастыре тебе становится легче.
Сафиро хотела было возразить, но передумала. «Монахини знают меня лучше меня самой», – с улыбкой думала девушка, поднимаясь на второй этаж вслед за сестрой Пилар.
Там, в маленькой комнате, она по очереди обняла сестру Кармелиту, сестру Инее и мать Мануэлу. Девушке тут же предложили стакан холодной воды и горячий пирожок с яблоками.
– А где остальные сестры? – спросила Сафиро.
– Одни ушли в деревню, другие готовят ужин, а третьи на молебне, – ответила сестра Инее. – Ну, как твои старики? Вспомнили былое мастерство?
– Макловио метнул нож и попал в самую середину входной двери.
– Замечательно! – порадовалась сестра Пилар. Сафиро покачала головой:
– Да, но он целился во флюгер на крыше.
– Ох, это плохо, – огорчилась сестра.
– Разумеется, он был пьян, – продолжала Сафиро, – и потом не на шутку разошелся. Выдернул нож из двери и разворотил крыльцо – сорвал несколько досок и разбил ступеньку. В конце концов он ушел в сарай и завалился там спать.
Благочестивые сестры дружно перекрестились и мысленно испросили у Господа спасения для души Макловио, одержимой бесами пьянства.
– Твое дурное предчувствие еще не покинуло тебя, девочка? – Мать Мануэла села на один из резных деревянных стульев, стоявших вокруг небольшого стола.
– Нет, преподобная матушка. Я стараюсь не думать о плохом, но не могу. – Сафиро судорожно вздохнула. – Мне так страшно, что я не сплю по ночам.
– Pobrecita (Бедняжка (исп.)), – пробормотала сестра Кармелита.
Она подошла к камину и взяла статуэтку архангела Михаила. Над камином висел древний меч. Монахини верили, что этот меч остался после крестовых походов, когда христиане сражались с неверными мусульманами за святые земли. Сестра Кармелита подняла руку, благоговейно дотронулась до сверкающего клинка и лишь потом повернулась к девушке.
– Садись с нами, Сафиро, – сказала она, ставя на стол статуэтку, – мы вместе помолимся за тебя. Попросим у Господа, чтобы он помог тебе.
Сафиро слизнула с губ крошки пирога.
– Я уже молилась сегодня, сестра. Я молюсь так часто и так истово, что Господь, наверное, затыкает уши, чтобы больше меня не слышать. Я не сомневаюсь, что когда-нибудь он ниспошлет мне помощь, однако сейчас он явно охлаждается.
– Охлаждается? – повторила сестра Пилар. – Ты, наверное, хотела сказать «прохлаждается»?
– Какая разница, как сказать? Главное, что он не торопится.
– Нельзя торопить Всевышнего, девочка, – с укором проговорила мать-настоятельница.
Сафиро какое-то время слушала молитвенный шепот сестер, потом стала ходить по комнате из угла в угол. Каблуки ее сапог громко стучали по натертому деревянному полу, и этот звук, похожий на бой барабана, лишь усиливал ее тревогу.
Наконец она остановилась перед окном и взглянула на прекрасные горы. Высоко в небе летела стая белых птиц, их перья искрились и переливались на солнце. «Как серебристое облачко», – подумала Сафиро.
– Серебристое облачко, – прошептала она. У американцев есть какая-то пословица про серебряное облако. – «Беды подстилаются серебряными облаками»? – тихо гадала девушка. – Или «У каждого облака есть серебряная подкладка»?
Не важно. Главное, смысл – из любого положения можно найти выход. «Найти бы серебряную подкладку у моей беды!» Сафиро вздохнула. Внизу под окном были прополоты грядки с овощами и подстрижены розовые кусты. Мраморные статуи святых сверкали на солнце, как будто их только что вымыли. На извилистой садовой дорожке из белой гальки не было ни соринки. Возле каменной стены конюшни высилась поленница, а монастырская калитка блестела свежим слоем краски.
В саду, как и во дворе перед домом, все было чисто и аккуратно. В следующее мгновение Сафиро поняла причину столь безукоризненного порядка.
Из-за деревьев вышел мужчина с бревном в руках. На нем был только шейный платок и коричневые брюки.
Испуганная, Сафиро тихо ахнула и отошла от окна. Мужчина! Вскинув руку, девушка потрогала свой сапфир. Вот уже много лет она не видела мужчин моложе пятидесяти.
– Другого выхода нет, сестра, – выдохнула Сафиро. Сердце ее отчаянно колотилось, в горле пересохло. Давно она не испытывала этого жуткого леденящего страха. Внутренний сигнал опасности никогда не подводил девушку. – Говорю тебе, что-то случится! Что-то очень плохое. Я не знаю, когда... Я уже целую неделю не сплю по ночам. Мне страшно...
– Но, может, это не Луис, nina, – ласково сказала сестра Кармелита и погладила Сафиро по голове, – может быть...
– Он сказал, ч-что н-найдет меня, сестра. – От страха девушка запиналась.
– Ох, Сафиро! – вздохнула монахиня, она жалела испуганную девушку.
– Он поклялся. Луис поклялся найти меня во что бы то ни стало. И он найдет... Ты не знаешь Луиса, сестра Кармелита.
Монахине нечего было возразить. Она вспомнила, что рассказывали об этом дьяволе во плоти путники, забредавшие в монастырь переночевать и поесть скудной пищи. Луис и его банда убивали даже невинных детей.
– Сестра, – не отставала Сафиро, – ты ведь знаешь, что я права.
«Господи, спаси ее и сохрани!» – подумала сестра Кармелита и подняла глаза на красавицу.
– Прости, не смогла принести тебе больше продуктов, Сафиро. Сейчас всем приходится несладко. Обычно крестьяне щедро делятся с нами, но этот год такой тяжелый!
«Тяжелый – не то слово, – мысленно усмехнулась Сафиро – Лучше сказать – невыносимый».
– Я знаю, сестра. И все равно мы очень благодарны вам за все, что вы для нас делаете.
– Конечно, и...
– Но мы говорили о Луисе, сестра.
Сестра Кармелита поняла, что ей не удастся отвлечь девушку от неприятного разговора, и покорно кивнула:
– Да, он поклялся тебя найти. Но это было давно, – попыталась она утешить Сафиро. – Ты тогда еще совсем маленькой была. И до сих пор Луис тебя не нашел. Наверное, он уже забыл свою клятву или перестал тебя искать...
– Это потому, что я заранее чувствовала опасность. – Сафиро покачала головой. – Сестра, ведь это я предупреждала деда о том, что полиция близко. Мы тут же срывались с места. И нас ни разу не поймали. Не знаю почему... но я, как собака, нюхом беду чую. И ни разу это чутье меня не подводило... Теперь у Луиса своя банда. Сам дьявол помогает им, и полиция их еще не поймала. Но везение рано или поздно кончается. Вот почему Луису нужна я. Мой дар – способность чувствовать опасность...
Девушка осеклась. «Ну как я могу объяснить это монахине?» – с досадой подумала она.
– Послушай, сестра. Луис меня ищет и в конце концов найдет. Я не знаю, когда это случится – завтра, через неделю, через месяц... Но он найдет меня. Я нужна ему и его банде.
Сафиро отошла от монахини и повернулась к сосновому лесу, окружавшему Ла-Эскондиду. Ее дед Сиро построил дом-убежище в этом глухом месте, чтобы спрятать от полиции свою банду стареющих преступников.
Ла-Эскондида прятала не только их, но и ее, Сафиро. Прятала от Луиса. Ее кузен был сущим дьяволом. Ночью он преследовал ее во сне, и она просыпалась, крича от страха.
Сафиро сжала сапфир, висевший у нее на груди. Если бы был жив ее дедушка! Он бы сейчас что-нибудь придумал. Но Сиро умер два года назад. Хайме, ее отца, застрелили, когда Сафиро была еще маленькой. И убил его именно Луис.
В Ла-Эскондиде остались теперь три старика и две старухи – Тья и Асукар. Умирая, Сиро прошептал Сафиро:
– У них теперь нет никого, кроме тебя, chiquita . Ты должна быть сильной. Сильной и стойкой, как эти горы.
Она вспомнила слова деда и, вскинув голову, посмотрела вверх. За лесом вставали величественные горы Сьерра-Мадре. Они вселяли уверенность и спокойствие.
Как же она любила эти горы! Их снежные вершины, их крутые склоны, ручьи с холодной прозрачной водой, журчавшие в глубоких каньонах и скалистых долинах.
Много веков горы стояли несокрушимыми исполинами, и Сиро наказывал ей быть такой же твердой и несгибаемой, как Сьерра-Мадре.
Сафиро обернулась к сестре Кармелите.
– Да, сестра, будет непросто научить стариков давно забытым умениям, но я не мягкий орешек.
– Мягкий орешек, – повторила сестра Кармелита, – это еще одно твое любимое американское выражение?
– Да.
«Мягкий орешек, – задумалась Сафиро. – Как-то странно звучит».
– Орешек, который нельзя расколоть? Наверное, я крепкий орешек. Так лучше, сестра?
Монахиня пожала плечами. Сафиро махнула рукой.
– Ну, не важно. Я хочу сказать, что никто не сможет меня раскусить. Особенно сейчас, когда нам грозит опасность.
Сафиро сдвинула брови и сжала кулаки. Злой огонек блеснул в ее глазах. Сафиро Мария Кинтана была девушкой упрямой.
Но чтобы вернуть трем дряхлым старикам ловкость и силу, одного упрямства мало.
– Ты забываешь одну важную вещь, Сафиро. Нельзя научить тому, чего сам не знаешь. Ты же не умеешь стрелять. Сиро, помнится, не давал тебе в руки оружия. Видимо, напрасно. Но сейчас ты не сможешь учить тому, чего не знаешь.
Сафиро понимала, что монахиня права, но сдаваться не собиралась.
– Я не буду их учить. Все, что я хочу, – это помочь им вспомнить свое мастерство. И я не остановлюсь, пока не добьюсь успеха. Они у меня станут такими, какими были раньше.
– Да ты посмотри на них, Сафиро! – воскликнула сестра Кармелита – Вон Макловио. Он еле на ногах держится!
Сафиро обернулась, увидела старика и топнула ногой.
– Опять пьяный! Только сегодня утром я отняла у него бутылку, и вот, пожалуйста, – еще одна!
Макловио брел, пошатываясь, вдоль сломанного забора. Увидев Сафиро, он улыбнулся, показал ей бутылку и демонстративно отхлебнул. Ему стукнуло шестьдесят восемь, и он был самым молодым в банде Кинтана. Раньше Макловио объезжал лошадей. В этом деле не было ему равных. Он многие годы выступал перед публикой со своими удивительными конными трюками. Эти концерты давали много денег, но Макловио ничего не скопил.
Все деньги он раздавал беднякам.
Теперь Макловио пил днями и ночами. Как правило, это был веселый добродушный пьяница, но порой вино делало его злым и агрессивным. Доказательством тому служило разбросанное по всему двору сено, сломанный забор и покосившаяся дверь дровяного сарая, которую Макловио пытался снести. Сафиро буквально перерыла всю Ла-Эскондиду, но самогонного аппарата, сделанного стариком, так и не нашла.
Девушку выводил из себя этот пьянчуга. Несмотря на свои годы, Макловио был еще сильным мужчиной и мог бы помогать ей по хозяйству. Однако от вечно пьяного старика было мало проку.
– Он не смотрит, куда идет, – сказала сестра Кармелита, – ветка...
– Макловио, ветка! – закричала Сафиро. – Ветка! Макловио ударился лбом о низко растущую ветку дуба.
Голова его запрокинулась, бутылка выскользнула из руки, и старик, потеряв сознание, рухнул на землю. Сафиро вздохнула:
– Это даже к лучшему, сестра. Он все равно свалился бы – не от дерева, так от самогона.
Сестра Кармелита кивнула.
– Он напивается и вечно храпит где-нибудь. А Педро со своей дырявой сетью расстаться не может. Вот, полюбуйся на него.
Старик сидел на большом камне, разложив перед собой огромную рыболовную сеть. На костлявой шее Педро болталась связка ключей. Он сосредоточенно связывал веревки, пытаясь починить гнилую сеть.
Глядя на работу старика, Сафиро опять вздохнула. Педро утверждал, что потерял свою хорошую сеть. На самом деле он выбросил ее за борт лодки, потому что так велел ему Иисус.
Педро возомнил себя святым апостолом Петром. Ключи на его шее были ключами от рая. А камень, на котором он сидел, был тем самым камнем, на котором Господь поклялся воздвигнуть храм. Если Педро слышал троекратный крик петуха, он заливался горькими слезами, а потом часами стоял на коленях и молился.
Милейший Педро обожал читать проповеди и пересказывать библейские истории. Вот только жаль, старик безбожно путал имена и события Священного писания.
Педро был самым старым в банде Кинтана. Ему минуло семьдесят семь. В молодости он слыл отличным стрелком. О его меткости ходили легенды. Но руки, когда-то с такой ловкостью владевшие оружием, теперь дрожали. Все, на что был способен старик, – это вязать бесконечные узлы.
– А вот и Лоренсо! – Сестра Кармелита показала на третьего члена банды Кинтана.
Старик вышел из хижины и медленно побрел по двору. К груди он прижимал рыжую курицу.
– Да, вот и Лоренсо, – улыбнувшись, повторила Сафиро.
Лоренсо было семьдесят три года. В лучшие времена он мог открыть любой сейф. Он утверждал, что слышит даже бесшумные металлические щелчки внутри самых хитрых замков.
Однако его чуткие уши слушали не только слабые звуки в замках. После смерти отца Сафиро поверяла Лоренсо свои детские тайны. Вдвоем они подолгу сидели у костра, когда остальные члены банды спали. Девочка говорила с Лоренсо часами, и он слушал – слушал не только ушами, но и сердцем.
Теперь Лоренсо не мог быть ее поверенным. Он оглох.
Старик совсем одряхлел. Он засыпал в самых неподходящих местах. Проснувшись, он продолжал разговор с того места, на котором его сморил сон.
– Ну что, Лоренсо, подремал маленько? – крикнула Сафиро, когда старик подошел ближе.
– Коленки? – переспросил он, улыбаясь беззубым ртом. – Да, раньше ты часто сидела у меня на коленках, Сафиро, но теперь я тебя не подниму – ты слишком большая.
– Подремал! – опять закричала Сафиро, почти касаясь губами его волосатого уха. – Я спрашиваю, ты...
Она замолчала. Какой смысл надрываться? Лоренсо никогда не мог расслышать правильно, как бы громко ему ни кричали.
– Я немного поспал. – Лоренсо протер глаза, медленно сел на землю и привалился спиной к бочке. – Джинджибер мешала Тья готовить, и я взял ее с собой. – Старик ласково погладил курицу. – Тья печет лепешки, а Асукар штопает дырку на своем платье.
Тья и Асукар. Сафиро взглянула на окно хижины. Милая добрая Тья кормила и лечила бандитов, когда они были молоды и разбойничали. В семьдесят один год она продолжала заботиться обо всех, как о собственных детях. Если хватало продуктов, то, как и прежде, все обитатели Ла-Эскондиды благодаря Тья были сыты.
– Не знаю, что бы я без тебя делала, Тья, – прошептала Сафиро, – если б только... если б только...
«Если б только Тья смирилась со смертью своего сына!» – мысленно закончила она. Маленький Франсиско умер от холеры за несколько лет до того, как Тья появилась в банде Кинтана, но убитая горем женщина до сих пор не верила, что его больше нет.
Теперь в каждом мужчине Тья видела своего Франсиско. Кроме Макловио, Лоренсо и Педро, никто не был застрахован от бурного излияния ее нерастраченных материнских чувств.
И, наконец, добрейшая Асукар.
Эта женщина долгое время продавала себя. Правда, когда Сиро ее встретил, Асукар уже утратила былую красоту, превратилась в нищую голодную старуху. От прежних дней у нее осталось лишь несколько открытых красных платьев. Сиро пожалел Асукар и взял к себе.
В банде о ней заботились особо, ибо Асукар так и не смогла осознать свой возраст – а ей исполнилось уже восемьдесят два года. Кожа старухи была похожа на кору столетнего дерева. Но дряхлая женщина словно и не замечала этого. Она считала себя все той же молодой соблазнительной красоткой, носила ярко-алые атласные платья, в которых некогда зазывала мужчин на улицах, и обожала рассказывать о том, как будет ублажать своего следующего клиента.
Беседуя со старухой, Сафиро узнавала подробности о любовной близости. Сиро никогда не говорил ей о том, что происходит в постели между мужчиной и женщиной, да она никогда и не спрашивала. Кто лучше знает такие вещи, как не опытная проститутка?
«Да, – размышляла Сафиро, – когда я выйду замуж, первая брачная ночь не застанет меня врасплох. Я точно знаю, что нужно мужчине в постели...»
Девушка невесело усмехнулась своим мыслям. За кого она выйдет замуж? Кроме Макловио, Лоренсо и Педро, в Ла-Эскондиде не было ни одного мужчины. Ей еще много лет придется скрываться здесь, в горах. Нечего и думать о том, что у нее когда-нибудь будет возлюбленный, а уж тем более муж.
– Сафиро? – окликнула сестра Кармелита. – Ты плачешь, девочка, или мне показалось?
– Нет, что ты, – спохватилась девушка и быстро вытерла слезинку. – У меня нет времени плакать. Ты принесла револьвер?
Сестра Кармелита сунула руку в карман и достала маленький револьвер.
– Это оружие Рудольфе. Он живет недалеко от монастыря. Я обещала вернуть ему револьвер. Но в нем только одна пуля, Сафиро. Больше у Рудольфе не было. Бедняга! У него в этом году полег скот и не уродились посевы. Если я дам тебе револьвер, ты будешь молиться за Рудольфе?
Сафиро крепко зажмурилась. «Господи, спаси и сохрани Рудольфе и всех нас! Аминь».
Она взяла у сестры Кармелиты револьвер.
– Но тебе и не нужно много пуль, – сказала монахиня, – твои люди все равно не вспомнят, как надо стрелять. Только не пытайся их учить, девочка. Это бесполезно. Лоренсо может подтвердить мои слова.
В это время Лоренсо издал такой громкий храп, что испуганные птицы спорхнули с деревьев.
Гордо вскинув голову, Сафиро подошла к Педро и положила револьвер ему на колени.
– Где твоя вера, сестра Кармелита? Ты сомневаешься.
– Да, – согласился Педро, поглаживая оружие узловатыми пальцами, – ты сомневаешься, сестра. Совсем как мой старый друг Матфей.
– Фома, – поправила его сестра Кармелита, – это Фома сомневался.
– Фома – сборщик подати, – заспорил Педро, – он ни в чем не сомневался. Ты знаешь, однажды я видел, как Фома оживил покойника. Покойника звали Каин, у него был брат Ной. Ной жил в Эдемском саду вместе с Моисеем, который умел превращать воду в вино. Моисей был...
– Педро, прошу тебя, хватит! – взмолилась Сафиро. – Покажи сестре Кармелите, что ты помнишь. Выстрели.
Педро поднял револьвер, вытянул его перед собой, держа сразу двумя руками, зажмурился и спустил курок. Раздался грохот. Старик свалился с камня. Пуля отрикошетила от ствола дерева, пробила дыру в апостольнике на голове сестры Кармелиты и в конце концов угодила в курятник. Деревянное строение рухнуло, воротца распахнулись, и куры разбежались по двору, громко кудахтая и хлопая крыльями.
– Пресвятая Дева Мария, мои куры! – закричала Сафиро и кинулась ловить хохлушек.
Педро, кряхтя и охая, бросился помогать девушке. Вздохнув, сестра Кармелита подняла револьвер и направилась к скрытому выходу из Ла-Эскондиды.
– Господи, помоги ей! – молилась она, пробираясь через тайный лаз. – Только ты можешь сотворить для Сафиро чудо.
Через неделю девушка пошла в монастырь к сестре Кармелите. Страх перед Луисом с каждым днем становился все сильнее. Конечно, Сафиро понимала, что монахини не помогут ей избавиться от тревог, но ей надо было хотя бы на время почувствовать себя в безопасности.
Сафиро велела своим подопечным вести себя хорошо и потихоньку выскользнула из Ла-Эскондиды. Рядом с потайным входом в убежище на большом плоском камне лежала Марипоса. Шерсть ее блестела на солнце, и пума больше была похожа на скульптуру из золота, чем на живое существо.
– Присмотри за Ла-Эскондидой, пока я буду в монастыре, Марипоса, – улыбнулась Сафиро, послала пуме воздушный поцелуй и начала спускаться по крутому склону.
Верхом на Райо путь в монастырь был бы намного легче и быстрее, но ослик ушиб копыто. А Корахе никого к себе не подпускал, кроме Сиро. Теперь, после смерти деда, на вороном жеребце уже два года никто не ездил, и конь совсем одичал.
Девушка вошла в тенистый сосновый лес.
– Пятеро стариков, больной осел, самый никудышный конь во всей Мексике и семь куриц, – ворчала девушка, раздвигая низкие ветки. – А Луис рыщет по стране, разыскивая тебя, Сафиро. И не забудь, что у тебя нет мяса, заборы поломаны, крыша течет, а каждый кролик в округе считает, что ты посадила огород исключительно для него!
С каждым шагом гнет забот становился все тяжелее, и, когда впереди показался монастырь, у девушки было такое чувство, как будто она несет на своих плечах целую гору.
Остановившись на краю леса, Сафиро внимательно оглядела местность вокруг монастыря. Она любила ходить в гости к сестрам-монахиням, но каждый раз опасалась, что ее увидят чужие.
Никто не должен знать, где она прячется.
Убедившись, что вокруг ни души, Сафиро прошла через двор к зданию и подергала висевший на ржавом крючке колокольчик. Пахло скошенной травой и недавно вскопанной землей. Похоже, сегодня утром монахини работали в саду.
Девушка огляделась и с удивлением заметила перемены на монастырском дворе. Посреди клумбы возвышалась статуя Божьей Матери. Эта гранитная скульптура еще на прошлой неделе валялась на земле – сестры не могли поднять такую тяжесть. Исчезло и сухое дерево, в которое несколько лет назад попала молния. На его месте остался лишь пень.
А маленький прудик? Сафиро еще никогда не видела его таким красивым. Сестры любили сидеть на каменных скамьях, окружавших пруд. Греясь на солнышке, они смотрели, как тут и там из сверкающей воды выпрыгивают рыбы, и молились, перебирая четки.
Но потом пруд загрязнился, в нем плавали листья и палки. Сафиро все собиралась помочь монахиням очистить пруд, а заодно заменить раскрошившиеся камни, которыми были обложены его края.
Однако сейчас камни были новыми, а на зеркальной водной глади не осталось ни листочка, ни прутика.
Озадаченная девушка опять позвонила в колокольчик. Дверь распахнулась.
Сафиро шагнула внутрь и попала в объятия сестры Пилар.
– Сафиро! – воскликнула та. – Как я рада тебя видеть, моя девочка!
Девушка крепко обняла монахиню и зажмурилась, с упоением вдыхая все монастырские запахи. Пахло лампадным маслом, воском, розами и мылом, которым сестра Пилар обычно стирала свое платье. А еще яблочными пирогами.
Знакомые запахи успокаивали. Вообще весь монастырь действовал на Сафиро благотворно. Она старалась как можно чаще приходить сюда, чтобы на время забыть про свои страхи, а заодно послушать новости. Сестры узнавали их от путников, которые заглядывали к ним отдохнуть и немного перекусить.
– А мы тебя ждали, Сафиро, – сказала сестра Пилар.
– Да? Откуда же вы узнали, что я приду? Улыбаясь, сестра Пилар закрыла дверь и пошла к деревянной лестнице.
– Сестра Кармелита рассказала нам, что ты решила сделать из своих стариков прежних лихих разбойников. Мы поняли, что скоро ты придешь сюда искать умиротворения. Ведь ты говоришь, что у нас в монастыре тебе становится легче.
Сафиро хотела было возразить, но передумала. «Монахини знают меня лучше меня самой», – с улыбкой думала девушка, поднимаясь на второй этаж вслед за сестрой Пилар.
Там, в маленькой комнате, она по очереди обняла сестру Кармелиту, сестру Инее и мать Мануэлу. Девушке тут же предложили стакан холодной воды и горячий пирожок с яблоками.
– А где остальные сестры? – спросила Сафиро.
– Одни ушли в деревню, другие готовят ужин, а третьи на молебне, – ответила сестра Инее. – Ну, как твои старики? Вспомнили былое мастерство?
– Макловио метнул нож и попал в самую середину входной двери.
– Замечательно! – порадовалась сестра Пилар. Сафиро покачала головой:
– Да, но он целился во флюгер на крыше.
– Ох, это плохо, – огорчилась сестра.
– Разумеется, он был пьян, – продолжала Сафиро, – и потом не на шутку разошелся. Выдернул нож из двери и разворотил крыльцо – сорвал несколько досок и разбил ступеньку. В конце концов он ушел в сарай и завалился там спать.
Благочестивые сестры дружно перекрестились и мысленно испросили у Господа спасения для души Макловио, одержимой бесами пьянства.
– Твое дурное предчувствие еще не покинуло тебя, девочка? – Мать Мануэла села на один из резных деревянных стульев, стоявших вокруг небольшого стола.
– Нет, преподобная матушка. Я стараюсь не думать о плохом, но не могу. – Сафиро судорожно вздохнула. – Мне так страшно, что я не сплю по ночам.
– Pobrecita (Бедняжка (исп.)), – пробормотала сестра Кармелита.
Она подошла к камину и взяла статуэтку архангела Михаила. Над камином висел древний меч. Монахини верили, что этот меч остался после крестовых походов, когда христиане сражались с неверными мусульманами за святые земли. Сестра Кармелита подняла руку, благоговейно дотронулась до сверкающего клинка и лишь потом повернулась к девушке.
– Садись с нами, Сафиро, – сказала она, ставя на стол статуэтку, – мы вместе помолимся за тебя. Попросим у Господа, чтобы он помог тебе.
Сафиро слизнула с губ крошки пирога.
– Я уже молилась сегодня, сестра. Я молюсь так часто и так истово, что Господь, наверное, затыкает уши, чтобы больше меня не слышать. Я не сомневаюсь, что когда-нибудь он ниспошлет мне помощь, однако сейчас он явно охлаждается.
– Охлаждается? – повторила сестра Пилар. – Ты, наверное, хотела сказать «прохлаждается»?
– Какая разница, как сказать? Главное, что он не торопится.
– Нельзя торопить Всевышнего, девочка, – с укором проговорила мать-настоятельница.
Сафиро какое-то время слушала молитвенный шепот сестер, потом стала ходить по комнате из угла в угол. Каблуки ее сапог громко стучали по натертому деревянному полу, и этот звук, похожий на бой барабана, лишь усиливал ее тревогу.
Наконец она остановилась перед окном и взглянула на прекрасные горы. Высоко в небе летела стая белых птиц, их перья искрились и переливались на солнце. «Как серебристое облачко», – подумала Сафиро.
– Серебристое облачко, – прошептала она. У американцев есть какая-то пословица про серебряное облако. – «Беды подстилаются серебряными облаками»? – тихо гадала девушка. – Или «У каждого облака есть серебряная подкладка»?
Не важно. Главное, смысл – из любого положения можно найти выход. «Найти бы серебряную подкладку у моей беды!» Сафиро вздохнула. Внизу под окном были прополоты грядки с овощами и подстрижены розовые кусты. Мраморные статуи святых сверкали на солнце, как будто их только что вымыли. На извилистой садовой дорожке из белой гальки не было ни соринки. Возле каменной стены конюшни высилась поленница, а монастырская калитка блестела свежим слоем краски.
В саду, как и во дворе перед домом, все было чисто и аккуратно. В следующее мгновение Сафиро поняла причину столь безукоризненного порядка.
Из-за деревьев вышел мужчина с бревном в руках. На нем был только шейный платок и коричневые брюки.
Испуганная, Сафиро тихо ахнула и отошла от окна. Мужчина! Вскинув руку, девушка потрогала свой сапфир. Вот уже много лет она не видела мужчин моложе пятидесяти.