Березовый лес кончился, начался ельник. Скалы стали выше, валуны крупнее, а деревья, наоборот, мельче. Потом деревья и вовсе остались позади, и олени устремились в какую-то плоскую каменистую долину. Таких долин Волк никогда раньше не видел.
Судя по запахам, приносимым ветром, эта ровная долина простиралась далеко-далеко во Тьму, а за ней находился сам Великий Белый Холод. Что же это за долина такая? Волк совсем не знал этих мест, но чуял, что где-то там, дальше, находится то, что всегда манило его к себе — с того дня, как он появился на свет в родном Логове…
Далеко позади вновь послышался рев той злобной твари. Ага, медведь, кажется, потерял его след! От радости Волк высоко подбросил мешочек из кожи ворона и, лязгнув зубами, ловко поймал его.
Через некоторое время он услышал и другие звуки. Очень слабые, но ошибиться было невозможно: это был тот самый невероятно высокий и ровный звук, который Большой Бесхвостый Брат издавал с помощью птичьей косточки!
Потом послышался еще более дорогой сердцу волчонка зов. О, радость! Большой Брат сам зовет его! Он тревожится о нем! Эти звуки волчонку казались самыми лучшими в мире.
Северные олени продолжали бежать по каменистой равнине, но Волк уже понимал, что ему необходимо вернуться назад, в Лес. Еще не пора было подниматься к Великому Белому Холоду и к тому, что лежит за ним. Сперва он должен был отыскать Большого Бесхвостого Брата.
Глава 22
Глава 23
Глава 24
Судя по запахам, приносимым ветром, эта ровная долина простиралась далеко-далеко во Тьму, а за ней находился сам Великий Белый Холод. Что же это за долина такая? Волк совсем не знал этих мест, но чуял, что где-то там, дальше, находится то, что всегда манило его к себе — с того дня, как он появился на свет в родном Логове…
Далеко позади вновь послышался рев той злобной твари. Ага, медведь, кажется, потерял его след! От радости Волк высоко подбросил мешочек из кожи ворона и, лязгнув зубами, ловко поймал его.
Через некоторое время он услышал и другие звуки. Очень слабые, но ошибиться было невозможно: это был тот самый невероятно высокий и ровный звук, который Большой Бесхвостый Брат издавал с помощью птичьей косточки!
Потом послышался еще более дорогой сердцу волчонка зов. О, радость! Большой Брат сам зовет его! Он тревожится о нем! Эти звуки волчонку казались самыми лучшими в мире.
Северные олени продолжали бежать по каменистой равнине, но Волк уже понимал, что ему необходимо вернуться назад, в Лес. Еще не пора было подниматься к Великому Белому Холоду и к тому, что лежит за ним. Сперва он должен был отыскать Большого Бесхвостого Брата.
Глава 22
Ренн свернулась клубком в спальном мешке, лениво думая о том, что нужно бы встать, когда Торак вдруг вынырнул из мрака с таким видом, что она мгновенно вскочила.
— Нам пора выходить, — сказал он, присаживаясь на корточки у огня и протягивая ей полоску вяленой оленины.
По темным кругам у него под глазами Ренн догадалась, что он совсем не спал. Она тоже почти не спала и теперь без особого энтузиазма принялась за еду. Глубокая царапина на щеке воспалилась, да и ушибленный лоб сильно болел. Но хуже всего было то, что в душу Ренн все глубже прокрадывался страх. И связано это было не только с близостью пещеры или ужасного медведя. Нет, угроза исходила от… Она отогнала от себя эти мысли.
— Я нашел их след, — с торжеством сообщил ей Торак.
Она даже жевать перестала.
— И куда же они пошли?
— На запад, обогнули холм и спустились в березовую рощу. — Торак поворошил угли в костре, и вспыхнувшее пламя озарило его худое лицо, еще сильнее осунувшееся от беспокойства. — Но проклятый медведь гонится за Волком прямо-таки по пятам!
Ренн представила себе волчонка, мчащегося сквозь Лес, и нагоняющего его медведя и даже зажмурилась.
— Торак, — медленно проговорила она, — ты ведь понимаешь, что мы, выслеживая Волка, выслеживаем также и эту тварь?
— Да, конечно, я все понимаю.
— А что, если мы его нагоним?
— Я все понимаю! — повторил он резко. — Но меня уже тошнит от ожидания! Мы прождали всю ночь и ничего не дождались! Надо пойти и разыскать его. Во всяком случае, я обязан это сделать. А ты, если хочешь, можешь подождать меня здесь и…
— Нет! Я пойду вместе с тобой! Я ведь всего лишь хотела сказать…
Она посмотрела на рукавичку из шкурки лосося, подвешенную к перекладине их шалаша.
— Как ты думаешь, колдовство поможет? — спросил Торак, проследив за ее взглядом.
— Не знаю.
Когда Ренн вечером объясняла действие этого колдовства, оно казалось ему таким хитроумным!
— Когда у нас кто-нибудь заболевает, — сказала она, чувствуя себя чрезвычайно мудрой и опытной, — то чаще всего считается, что человек съел что-то плохое. Хоть иногда это происходит потому, что одну из душ человека похитили злые духи. И похищенную душу надо обязательно спасти и вернуть. Я много раз видела, как это делает Саеунн. Она привязывает к кончикам пальцев маленькие рыболовные крючки, с помощью которых и ловит душу. А еще она пьет особый отвар для того, чтобы ее собственные души смогли покинуть тело и отправиться на поиски…
— А к Нануаку это какое имеет отношение? — спросил Торак.
— Я как раз собиралась рассказать об этом. — И Ренн укоризненно на него посмотрела. Потом продолжила по порядку: — Итак, чтобы отыскать похищенную душу, Саеунн должна выпустить на волю свои собственные души, но при этом она обязана как-то защитить их, чтобы злые духи не почуяли их раньше времени.
— Ага! Значит, если сделать все, как делает она, то можно и Нануак спрятать от медведя?
— Да. Я думаю, да. Чтобы изменить свое обличье, Саеунн мажет лицо кашицей из тертой полыни и красной глины, потом надевает маску из рябиновой коры и привязывает к ней клочки волос, взятые у каждого человека в нашем племени. И я хочу попробовать сделать примерно то же самое.
Ренн смастерила из рябиновой коры небольшой коробок и обмазала его кашицей из полыни, красной глины и охры. В коробок она положила каменный зуб и тщательно обвязала коробок прядками волос — своих и Торака.
Все-таки гораздо легче что-то делать, а не просто ждать, сложа руки и сгорая от тревоги, и Ренн даже гордилась собой. Но с приближением холодного, морозного рассвета сомнения в ее душе вновь сгустились. В конце концов, что она понимает в настоящем колдовстве?
— Пошли! — Торак вскочил. — След уже хорошо виден. Небо чистое, и заря скоро.
Ренн выглянула из шалаша.
— А медведь? Что, если он потерял след Волка и вернулся? И поджидает нас где-нибудь поблизости?
— Вряд ли, — сказал Торак. — Мне кажется, он все еще гонится за Волком.
— Да? — Ренн явно сомневалась.
— Ну, ты что? — нетерпеливо спросил Торак. Ренн вздохнула. Больше всего ей хотелось честно признаться: «Я очень скучаю по сородичам! И ужасно боюсь, что Фин-Кединн никогда не простит мне того, что я помогла тебе бежать. И я думаю, что мы просто сумасшедшие, раз хотим преследовать этого жуткого зверя! Мне страшно; я чувствую, что мы попадем туда, куда мне совсем попадать не хочется. А ведь мне, похоже, там появляться ни к чему, ведь я никакая не Слушающая и обо мне ни слова не говорится в пророчестве. Слушающий у нас — ты. а я — просто Ренн. Но говорить все это тебе не имеет никакого смысла, потому что ты даже слушать не станешь. У тебя на уме одно: как отыскать Волка?» В общем, Ренн, еще разок вздохнув, коротко ответила Тораку:
— Ничего. Все в порядке.
Торак недоверчиво на нее глянул и принялся затаптывать костер.
Все утро они шли по следу через березовую рощу, потом через ельник, постепенно сворачивая к северо-востоку и все время поднимаясь вверх. Как всегда, Ренн страшно завидовала тому, как здорово Торак умеет отыскивать след. Он замечал мельчайшие признаки того, что Волк действительно проходил здесь; такого, думала Ренн, даже взрослые и опытные охотники из ее племени заметить бы не сумели.
Близился вечер, свет постепенно начинал меркнуть, и Торак вдруг остановился.
— Что? — шепотом спросила Ренн.
— Ш-ш-ш! По-моему, я кое-что слышу. — Он приложил к уху согнутую ладонь. — Вон там. Прислушайся-ка.
Ренн прислушалась и разочарованно покачала головой.
А Торак весь просиял:
— Это Волк!
— Ты уверен?
— Я узнал бы его голос где угодно! Пошли, он там! — И Торак указал на восток.
У Ренн упало сердце. «Только не на восток, — думала она. — Пожалуйста, только не на восток!»
А Торак уже бежал в ту сторону, откуда доносился голос Волка, и чувствовал, что земля под ногами становится все более каменистой, а деревья — все более низкорослыми. Теперь вокруг торчали лишь карликовые березки да ивы ему по пояс.
— Ты уверен, что он там? — с тревогой спросила Ренн. — Если мы будем продолжать идти в этом направлении, то снова выйдем к водопаду.
Но Торак ее недослушал — опять убежал вперед и скрылся за валуном. И вскоре Ренн услышала его взволнованный голос.
Она бросилась на этот зов, и стоило ей выбежать из-за валуна, как в нее прямо-таки зубами вцепился ледяной северный ветер.
У Ренн даже голова закружилась, и она невольно отступила на несколько шагов назад. Они вышли на опушку Леса. Здесь Лес граничил с обширными пустошами.
Перед Ренн расстилалась бескрайняя равнина, почти совершенно лишенная деревьев; кое-где, правда, виднелись островки вереска и карликовых ив, жавшихся к земле в тщетной надежде укрыться от пронизывающего ветра. По равнине были разбросаны маленькие дрожащие от холода озерца с коричневатой водой, глубокие, как колодца. Озерца эти были окружены спутанными болотными травами. У дальнего края равнины виднелась предательская каменистая осыпь, а за ней начинались уже Высокие Горы. Но так казалось лишь издали. Ренн знала, что между этой осыпью и Горами лежит то, что отсюда выглядит лишь тонкой белой сверкающей полоской на горизонте; то, чего она, Ренн, боялась больше всего на свете.
Но Торак, разумеется, ничего не замечал.
— Ренн! — крикнул он, и ветер отнес его голос в сторону. — Вон он!
Ренн, с трудом оторвав взгляд от сверкающей белой полоски, присмотрелась и увидела, что из ближайшего озерца вытекает тонкий ручеек, а Торак, подбежав к этому ручейку, упал на колени возле лежащего на земле Волка, и голова Волка с закрытыми глазами покоится на мешочке из кожи ворона…
— Он жив! — хрипло выкрикнул Торак и зарылся лицом в мокрую серую шерсть.
Волк приоткрыл один глаз и слабо вильнул хвостом. Ренн, спотыкаясь, бросилась к ним сквозь заросли вереска.
— Он жив, но совершенно обессилел, — повторил Торак, не поднимая глаз. — И мокрый насквозь. Он, видно, бежал по ручью, чтобы сбить медведя со следа. Какой умница, правда?
Ренн опасливо огляделась.
— И это помогло?
— Еще бы! — воскликнул Торак. — Посмотри вокруг. Вон — болотные коньки. Да и других птиц тут множество.
Искренне жалея, что не испытывает той же уверенности, Ренн опустилась на колени и протянула Волку лепешку из вяленой лососины. Он вознаградил ее несколькими взмахами пушистого хвоста.
Это было чудесно — снова видеть Волка, но Ренн вдруг почувствовала себя лишней. И, кроме того, ее мучили разные мысли и опасения, о которых Торак и не подозревал.
Она подняла с земли мешочек из вороновой кожи и сунула руку внутрь, чтобы проверить, на месте ли глаза реки. Да, они по-прежнему покоились в своем гнездышке из рябиновых листьев.
— Теперь ты их возьми, — сказал Торак, приподнимая Волка и перекладывая его на заботливо приготовленную охапку мягкой болотной травы. — Нам надо постараться как-то спрятать и глаза, и каменный зуб от медведя.
Ренн развязала пряди волос, стягивавшие коробочку из рябиновой коры, в которой хранился каменный зуб, и осторожно положила туда глаза реки; затем снова завязала коробок, спрятала его в мешочек из вороновой кожи и крепко привязала мешочек к поясу.
— Теперь все у нас будет хорошо. — И Торак любовно лизнул волчонка в морду. — Шалаш можно устроить прямо вон в той складке холма. Разведем костер, дадим Волку отдохнуть…
— Нет, только не здесь, — быстро вставила Ренн. — Сперва нужно вернуться в Лес.
Здесь, на открытом всем ветрам пространстве, она чувствовала себя совершенно незащищенной, точно гусеница, свисающая с ветки дерева.
— Давай лучше здесь останемся, — сказал Торак и указал на север, в сторону предательской осыпи и поблескивавшей белой полоски на горизонте. — Отсюда ближе всего к Священной Горе.
Ренн показалось, что все ее внутренности свело судорогой.
— Что? Откуда ты знаешь?
— Волк мне сказал. Нам нужно идти вон туда.
— Но… мы не можем туда идти!
— Это еще почему?
— Потому что там ледяная река!
Торак и Волк удивленно на нее посмотрели, и она вдруг поняла, что на нее смотрят две пары одинаковых волчьих глаз, только одни янтарные, а другие светло-серые. От этого она еще острее почувствовала собственное одиночество.
— Но, Ренн, — терпеливо пытался объяснить ей Торак, — это ведь действительно самый короткий путь к Горе!
— Мне все равно! — Она пыталась найти хоть какое-нибудь объяснение, которое Торак сможет понять. — Нам еще третью часть Нануака отыскать нужно. Помнишь: «Таящийся во тьме снегов огонь»? Только там мы его не найдем, хотя там действительно будет очень холодно. Там ничего нет! Ничего! («Ничего, кроме смерти», — прибавила она про себя.)
— Ты вчера ночью видела красный глаз? — спросил Торак. — Он поднимается все выше. У нас осталось всего несколько дней.
— Ты просто не хочешь меня послушать! — рассердилась Ренн. — Нам никогда не перебраться через ледяную реку!
— Переберемся, — возразил он с уверенностью и поразительным спокойствием. — Уж какой-нибудь способ отыщем.
— Какой? У нас остался всего один бурдюк для воды и четыре стрелы на двоих! Четыре стрелы! Наступает зима, а у тебя только летняя одежда!
Он задумчиво на нее посмотрел и сказал:
— Но ты совсем не поэтому туда подниматься не хочешь.
Ренн сердито вскочила, отошла в сторону, потом вернулась и сказала ровным голосом:
— Мой отец погиб в ледяной реке. Такой же, как эта.
Над пустошью печально свистел ветер. Торак посмотрел на лежащего Волка, потом на Ренн. Лицо его опять показалось ей осунувшимся и странно неподвижным.
— Это случилось во время снежной бури, — сказала она. — Отец поднялся по ледяной реке выше озера Топора, и один из ледяных утесов вдруг разломился пополам и рухнул прямо на него. Его тело нашли только весной. Саеунн пришлось долго колдовать, собирая его души воедино…
— Прости, — сказал Торак, — я не…
— Я это рассказываю вовсе не для того, чтобы ты меня жалел! — рассердилась Ренн. — Я хочу, чтоб ты понял. Мой отец был сильным человеком и опытным охотником. Он хорошо знал горы — и все-таки ледяная река убила его. Как по-твоему, какую надежду… какую надежду на успех она может оставить нам?
— Нам пора выходить, — сказал он, присаживаясь на корточки у огня и протягивая ей полоску вяленой оленины.
По темным кругам у него под глазами Ренн догадалась, что он совсем не спал. Она тоже почти не спала и теперь без особого энтузиазма принялась за еду. Глубокая царапина на щеке воспалилась, да и ушибленный лоб сильно болел. Но хуже всего было то, что в душу Ренн все глубже прокрадывался страх. И связано это было не только с близостью пещеры или ужасного медведя. Нет, угроза исходила от… Она отогнала от себя эти мысли.
— Я нашел их след, — с торжеством сообщил ей Торак.
Она даже жевать перестала.
— И куда же они пошли?
— На запад, обогнули холм и спустились в березовую рощу. — Торак поворошил угли в костре, и вспыхнувшее пламя озарило его худое лицо, еще сильнее осунувшееся от беспокойства. — Но проклятый медведь гонится за Волком прямо-таки по пятам!
Ренн представила себе волчонка, мчащегося сквозь Лес, и нагоняющего его медведя и даже зажмурилась.
— Торак, — медленно проговорила она, — ты ведь понимаешь, что мы, выслеживая Волка, выслеживаем также и эту тварь?
— Да, конечно, я все понимаю.
— А что, если мы его нагоним?
— Я все понимаю! — повторил он резко. — Но меня уже тошнит от ожидания! Мы прождали всю ночь и ничего не дождались! Надо пойти и разыскать его. Во всяком случае, я обязан это сделать. А ты, если хочешь, можешь подождать меня здесь и…
— Нет! Я пойду вместе с тобой! Я ведь всего лишь хотела сказать…
Она посмотрела на рукавичку из шкурки лосося, подвешенную к перекладине их шалаша.
— Как ты думаешь, колдовство поможет? — спросил Торак, проследив за ее взглядом.
— Не знаю.
Когда Ренн вечером объясняла действие этого колдовства, оно казалось ему таким хитроумным!
— Когда у нас кто-нибудь заболевает, — сказала она, чувствуя себя чрезвычайно мудрой и опытной, — то чаще всего считается, что человек съел что-то плохое. Хоть иногда это происходит потому, что одну из душ человека похитили злые духи. И похищенную душу надо обязательно спасти и вернуть. Я много раз видела, как это делает Саеунн. Она привязывает к кончикам пальцев маленькие рыболовные крючки, с помощью которых и ловит душу. А еще она пьет особый отвар для того, чтобы ее собственные души смогли покинуть тело и отправиться на поиски…
— А к Нануаку это какое имеет отношение? — спросил Торак.
— Я как раз собиралась рассказать об этом. — И Ренн укоризненно на него посмотрела. Потом продолжила по порядку: — Итак, чтобы отыскать похищенную душу, Саеунн должна выпустить на волю свои собственные души, но при этом она обязана как-то защитить их, чтобы злые духи не почуяли их раньше времени.
— Ага! Значит, если сделать все, как делает она, то можно и Нануак спрятать от медведя?
— Да. Я думаю, да. Чтобы изменить свое обличье, Саеунн мажет лицо кашицей из тертой полыни и красной глины, потом надевает маску из рябиновой коры и привязывает к ней клочки волос, взятые у каждого человека в нашем племени. И я хочу попробовать сделать примерно то же самое.
Ренн смастерила из рябиновой коры небольшой коробок и обмазала его кашицей из полыни, красной глины и охры. В коробок она положила каменный зуб и тщательно обвязала коробок прядками волос — своих и Торака.
Все-таки гораздо легче что-то делать, а не просто ждать, сложа руки и сгорая от тревоги, и Ренн даже гордилась собой. Но с приближением холодного, морозного рассвета сомнения в ее душе вновь сгустились. В конце концов, что она понимает в настоящем колдовстве?
— Пошли! — Торак вскочил. — След уже хорошо виден. Небо чистое, и заря скоро.
Ренн выглянула из шалаша.
— А медведь? Что, если он потерял след Волка и вернулся? И поджидает нас где-нибудь поблизости?
— Вряд ли, — сказал Торак. — Мне кажется, он все еще гонится за Волком.
— Да? — Ренн явно сомневалась.
— Ну, ты что? — нетерпеливо спросил Торак. Ренн вздохнула. Больше всего ей хотелось честно признаться: «Я очень скучаю по сородичам! И ужасно боюсь, что Фин-Кединн никогда не простит мне того, что я помогла тебе бежать. И я думаю, что мы просто сумасшедшие, раз хотим преследовать этого жуткого зверя! Мне страшно; я чувствую, что мы попадем туда, куда мне совсем попадать не хочется. А ведь мне, похоже, там появляться ни к чему, ведь я никакая не Слушающая и обо мне ни слова не говорится в пророчестве. Слушающий у нас — ты. а я — просто Ренн. Но говорить все это тебе не имеет никакого смысла, потому что ты даже слушать не станешь. У тебя на уме одно: как отыскать Волка?» В общем, Ренн, еще разок вздохнув, коротко ответила Тораку:
— Ничего. Все в порядке.
Торак недоверчиво на нее глянул и принялся затаптывать костер.
Все утро они шли по следу через березовую рощу, потом через ельник, постепенно сворачивая к северо-востоку и все время поднимаясь вверх. Как всегда, Ренн страшно завидовала тому, как здорово Торак умеет отыскивать след. Он замечал мельчайшие признаки того, что Волк действительно проходил здесь; такого, думала Ренн, даже взрослые и опытные охотники из ее племени заметить бы не сумели.
Близился вечер, свет постепенно начинал меркнуть, и Торак вдруг остановился.
— Что? — шепотом спросила Ренн.
— Ш-ш-ш! По-моему, я кое-что слышу. — Он приложил к уху согнутую ладонь. — Вон там. Прислушайся-ка.
Ренн прислушалась и разочарованно покачала головой.
А Торак весь просиял:
— Это Волк!
— Ты уверен?
— Я узнал бы его голос где угодно! Пошли, он там! — И Торак указал на восток.
У Ренн упало сердце. «Только не на восток, — думала она. — Пожалуйста, только не на восток!»
А Торак уже бежал в ту сторону, откуда доносился голос Волка, и чувствовал, что земля под ногами становится все более каменистой, а деревья — все более низкорослыми. Теперь вокруг торчали лишь карликовые березки да ивы ему по пояс.
— Ты уверен, что он там? — с тревогой спросила Ренн. — Если мы будем продолжать идти в этом направлении, то снова выйдем к водопаду.
Но Торак ее недослушал — опять убежал вперед и скрылся за валуном. И вскоре Ренн услышала его взволнованный голос.
Она бросилась на этот зов, и стоило ей выбежать из-за валуна, как в нее прямо-таки зубами вцепился ледяной северный ветер.
У Ренн даже голова закружилась, и она невольно отступила на несколько шагов назад. Они вышли на опушку Леса. Здесь Лес граничил с обширными пустошами.
Перед Ренн расстилалась бескрайняя равнина, почти совершенно лишенная деревьев; кое-где, правда, виднелись островки вереска и карликовых ив, жавшихся к земле в тщетной надежде укрыться от пронизывающего ветра. По равнине были разбросаны маленькие дрожащие от холода озерца с коричневатой водой, глубокие, как колодца. Озерца эти были окружены спутанными болотными травами. У дальнего края равнины виднелась предательская каменистая осыпь, а за ней начинались уже Высокие Горы. Но так казалось лишь издали. Ренн знала, что между этой осыпью и Горами лежит то, что отсюда выглядит лишь тонкой белой сверкающей полоской на горизонте; то, чего она, Ренн, боялась больше всего на свете.
Но Торак, разумеется, ничего не замечал.
— Ренн! — крикнул он, и ветер отнес его голос в сторону. — Вон он!
Ренн, с трудом оторвав взгляд от сверкающей белой полоски, присмотрелась и увидела, что из ближайшего озерца вытекает тонкий ручеек, а Торак, подбежав к этому ручейку, упал на колени возле лежащего на земле Волка, и голова Волка с закрытыми глазами покоится на мешочке из кожи ворона…
— Он жив! — хрипло выкрикнул Торак и зарылся лицом в мокрую серую шерсть.
Волк приоткрыл один глаз и слабо вильнул хвостом. Ренн, спотыкаясь, бросилась к ним сквозь заросли вереска.
— Он жив, но совершенно обессилел, — повторил Торак, не поднимая глаз. — И мокрый насквозь. Он, видно, бежал по ручью, чтобы сбить медведя со следа. Какой умница, правда?
Ренн опасливо огляделась.
— И это помогло?
— Еще бы! — воскликнул Торак. — Посмотри вокруг. Вон — болотные коньки. Да и других птиц тут множество.
Искренне жалея, что не испытывает той же уверенности, Ренн опустилась на колени и протянула Волку лепешку из вяленой лососины. Он вознаградил ее несколькими взмахами пушистого хвоста.
Это было чудесно — снова видеть Волка, но Ренн вдруг почувствовала себя лишней. И, кроме того, ее мучили разные мысли и опасения, о которых Торак и не подозревал.
Она подняла с земли мешочек из вороновой кожи и сунула руку внутрь, чтобы проверить, на месте ли глаза реки. Да, они по-прежнему покоились в своем гнездышке из рябиновых листьев.
— Теперь ты их возьми, — сказал Торак, приподнимая Волка и перекладывая его на заботливо приготовленную охапку мягкой болотной травы. — Нам надо постараться как-то спрятать и глаза, и каменный зуб от медведя.
Ренн развязала пряди волос, стягивавшие коробочку из рябиновой коры, в которой хранился каменный зуб, и осторожно положила туда глаза реки; затем снова завязала коробок, спрятала его в мешочек из вороновой кожи и крепко привязала мешочек к поясу.
— Теперь все у нас будет хорошо. — И Торак любовно лизнул волчонка в морду. — Шалаш можно устроить прямо вон в той складке холма. Разведем костер, дадим Волку отдохнуть…
— Нет, только не здесь, — быстро вставила Ренн. — Сперва нужно вернуться в Лес.
Здесь, на открытом всем ветрам пространстве, она чувствовала себя совершенно незащищенной, точно гусеница, свисающая с ветки дерева.
— Давай лучше здесь останемся, — сказал Торак и указал на север, в сторону предательской осыпи и поблескивавшей белой полоски на горизонте. — Отсюда ближе всего к Священной Горе.
Ренн показалось, что все ее внутренности свело судорогой.
— Что? Откуда ты знаешь?
— Волк мне сказал. Нам нужно идти вон туда.
— Но… мы не можем туда идти!
— Это еще почему?
— Потому что там ледяная река!
Торак и Волк удивленно на нее посмотрели, и она вдруг поняла, что на нее смотрят две пары одинаковых волчьих глаз, только одни янтарные, а другие светло-серые. От этого она еще острее почувствовала собственное одиночество.
— Но, Ренн, — терпеливо пытался объяснить ей Торак, — это ведь действительно самый короткий путь к Горе!
— Мне все равно! — Она пыталась найти хоть какое-нибудь объяснение, которое Торак сможет понять. — Нам еще третью часть Нануака отыскать нужно. Помнишь: «Таящийся во тьме снегов огонь»? Только там мы его не найдем, хотя там действительно будет очень холодно. Там ничего нет! Ничего! («Ничего, кроме смерти», — прибавила она про себя.)
— Ты вчера ночью видела красный глаз? — спросил Торак. — Он поднимается все выше. У нас осталось всего несколько дней.
— Ты просто не хочешь меня послушать! — рассердилась Ренн. — Нам никогда не перебраться через ледяную реку!
— Переберемся, — возразил он с уверенностью и поразительным спокойствием. — Уж какой-нибудь способ отыщем.
— Какой? У нас остался всего один бурдюк для воды и четыре стрелы на двоих! Четыре стрелы! Наступает зима, а у тебя только летняя одежда!
Он задумчиво на нее посмотрел и сказал:
— Но ты совсем не поэтому туда подниматься не хочешь.
Ренн сердито вскочила, отошла в сторону, потом вернулась и сказала ровным голосом:
— Мой отец погиб в ледяной реке. Такой же, как эта.
Над пустошью печально свистел ветер. Торак посмотрел на лежащего Волка, потом на Ренн. Лицо его опять показалось ей осунувшимся и странно неподвижным.
— Это случилось во время снежной бури, — сказала она. — Отец поднялся по ледяной реке выше озера Топора, и один из ледяных утесов вдруг разломился пополам и рухнул прямо на него. Его тело нашли только весной. Саеунн пришлось долго колдовать, собирая его души воедино…
— Прости, — сказал Торак, — я не…
— Я это рассказываю вовсе не для того, чтобы ты меня жалел! — рассердилась Ренн. — Я хочу, чтоб ты понял. Мой отец был сильным человеком и опытным охотником. Он хорошо знал горы — и все-таки ледяная река убила его. Как по-твоему, какую надежду… какую надежду на успех она может оставить нам?
Глава 23
— Нужно все делать очень, очень тихо, — прошептала Ренн. — Любой шум может ее разбудить.
Торак крутил головой, разглядывая громоздившиеся вокруг ледяные утесы. Он и раньше видел немало снега и льда, но ничего подобного видеть ему не доводилось — таких высоченных ледяных скал с острыми как бритва краями, таких хищных коварных пропастей без дна. Казалось, тут гневно вздыбилась огромная волна да так и замерзла, стоило Великому Духу коснуться ее пальцем. Однако сверху даже эти страшные ледяные утесы выглядели всего лишь как морщины на гигантском челе ледяной реки.
Дав Волку возможность отдохнуть денек на берегу озера, они двинулись через пустошь, а потом вверх по каменистой осыпи, на которой и устроили очередной привал, отыскав относительно защищенное от ветра местечко. Никаких следов медведя они не встретили. Возможно, действовали магические свойства коробка из рябиновой коры, или, как считала Ренн, медведь ушел на запад и сеял теперь хаос среди лесных племен.
Наутро они двинулись на север по берегу ледяной реки.
Было, конечно, страшновато идти под нависающими ледяными утесами, которые в любой момент могли обрушиться и раздавить их, как муравьев, или наслать на них снежную лавину, но выбора у них не оставалось. Путь на запад преграждал поток талых вод, уже успевших образовать большое голубое озеро.
К сожалению, идти тихо не получалось. Громко хрустел под ногами наст. Для тепла они сплели Тораку накидку из тростника, и она шуршала теперь, словно целая куча сухих листьев. Даже собственное дыхание казалось Тораку оглушительно громким. Да и со всех сторон доносилось какое-то странное потрескиванье и стоны, которым вторило многократное эхо: это ледяная река шептала что-то во сне. И было похоже, что еще немного — и она проснется.
Однако Волка это совершенно не беспокоило. Ему очень нравился снег: он резвился, подбрасывая вверх снежные комья и осколки льда, с разбегу проезжался на всех четырех лапах, а потом резко тормозил и прислушивался, пытаясь выяснить, как поживают в своих норках под снегом лемминги и мыши-полевки.
Вот и теперь Волк остановился, с интересом обнюхал какую-то ледяную глыбу и даже потрогал ее лапой. Поскольку глыба ему не отвечала, он подпрыгнул и припал к земле, предлагая ей поиграть и призывно посвистывая.
— Ш-ш-ш! — зашипел на него Торак, забыв про волчью речь.
— Ш-ш-ш! — тут же недовольно оглянулась идущая впереди Ренн.
Но успокоить разыгравшегося Волка Тораку не удалось, и он сделал вид, будто высматривает дичь — замер, пристально глядя вдаль.
Волк решил, что Торак собрался охотиться, но вскоре сообразил, что от «добычи» не исходит ни запаха, ни звуков, дернул носом и вопросительно посмотрел на Торака, словно говоря: «Ну, и где она, твоя добыча?»
Торак потянулся, зевнул и сказал по-волчьи: «А никакой добычи и нет».
«Что? — удивился Волк. — Тогда почему же мы начали охоту?»
«Перестань играть и веди себя спокойно!»
Волк тихо, обиженно присвистнул.
— Да идемте же! — прошептала Ренн. — Нам нужно перебраться на ту сторону до темноты!
В тени ледяных утесов оказалось очень холодно, и путники вскоре ощутили отсутствие у них нужного для путешествий по таким снегам снаряжения. Они, правда, постарались сделать все возможное, пока стояли у озера: набили башмаки болотной травой, сшили рукавицы и шапки из припасенных Ренн шкурок лосося и остатков сыромятной кожи, а также сплели для Торака накидку из тростника и болотной травы, для крепости прошив ее жилами. Но этого оказалось далеко не достаточно.
Съестное у них тоже кончалось: один бурдюк с водой да немного вяленого мяса и лепешек из лосося — в лучшем случае этого хватило бы дня на два. Торак легко мог представить себе, что сказал бы отец: «Путешествие по ледяной реке зимой — дело нешуточное, Торак. Подобные „игры“ легко могут закончиться смертью».
Он прекрасно понимал, что знает об этих снегах очень мало. Ренн, как всегда, высказалась на сей счет довольно точно:
— Я знаю о снеге только то, что следы на нем видны гораздо лучше и из него получаются отличные снежки, а если попадешь в снежную бурю, то надо вырыть в снегу пещерку и подождать, когда снегопад прекратится. А больше о здешних снегах мне ничего не известно.
Снег становился все глубже; вскоре они уже утопали в нем по колено. Волк теперь предпочитал тащиться сзади; хитрый звереныш предоставил Тораку прокладывать путь, а сам шел по его следам.
— Надеюсь, Волк знает дорогу, — опасливо прошептала Ренн; ей казалось, что и шепот здесь звучит слишком громко. — я в этих северных краях никогда не бывала.
— А разве здесь кто-то часто бывает? — спросил Торак.
Ренн удивилась:
— Ну конечно! Здесь живут племена Льда. Правда, не совсем здесь, не на ледяной реке, а на равнинах.
— Племена Льда?
— Ну да. Племя Песца, племя Белой Куропатки, племя Нарвала. Но ты, конечно же…
— Нет, — устало оборвал он ее. — Я не знаю этих названий. Я не знаю даже… — Он вдруг умолк, услышав, как Волк у него за спиной призывно зарычал.
Торак обернулся и увидел, что волчонок прыгнул в сторону и спрятался под мощной ледяной аркой. Он поднял глаза и, с криком схватив Ренн в охапку, затолкал ее под ту же арку.
В следующее мгновение раздался оглушительный треск, и сверху обрушилась ревущая белая лавина. Вокруг с грохотом падали куски льда, в разные стороны разлетались смертельно опасные острые осколки. Скорчившись в своем ненадежном укрытии, Торак молил об одном: только б эта ледяная арка выдержала!
Если она рухнет, от них мокрое место останется. Так и будут все втроем лежать на снегу, точно раздавленные ягоды брусники…
Куски льда вдруг перестали падать. Лавина остановилась столь же внезапно, как и начала свое движение.
Торак с огромным облегчением вздохнул и прислушался. Стало так тихо, что, казалось, слышно было, как шуршат, падая на землю, снежные хлопья.
— Почему она остановилась? — шепотом спросила Ренн.
— Не знаю, — тоже шепотом ответил Торак. — Может, ледяная река просто решила во сне на другой бок перевернуться?
Вокруг громоздилось столько ледяных глыб, что Ренн тихонько охнула и сказала:
— Если бы не Волк, мы бы сейчас лежали подо льдом…
Она сильно побледнела; на щеках у нее особенно ярко проступила сейчас племенная татуировка. Торак догадался, что она думает об отце.
Волк отряхнулся, обдав их снежными брызгами, немного отбежал в сторону, принюхался, сел и стал спокойно ждать, когда Ренн и Торак к нему присоединятся.
— Пошли, — сказал Торак. — По-моему, уже безопасно.
— Безопасно? — эхом откликнулась Ренн.
День перевалил за полдень, и солнце в безоблачном небе поплыло к западному горизонту. В подтаявшем снегу все чаще и чаще стали появляться лужицы. Явно становилось теплее. Солнце заливало своим светом ледяные утесы, и они так ослепительно сверкали, что было больно глазам. Даже морозные тени, казалось, испускали бело-голубое слепящее сияние. Торак весь взмок под тяжелой тростниковой накидкой.
— Возьми-ка, — сказала Ренн, протягивая ему полоску бересты. — Прорежь в ней щели и обвяжи глаза. Иначе получишь снежную слепоту.
— А я думал, ты никогда не бывала так далеко на севере.
— Я и не бывала, зато Фин-Кединн бывал. Это он рассказал мне о снежной слепоте.
Надев берестяную повязку, Торак все время чувствовал себя не в своей тарелке: сквозь узкие щели много не увидишь, а ведь им нужно все время быть настороже. Сверху то и дело срывалась то груда снега, то здоровенная ледяная глыба. Шли они довольно медленно, но Торак вдруг заметил, что Ренн начинает отставать. Это было странно: обычно она двигалась куда быстрее и ловчее, чем он.
В очередной раз поджидая, пока она нагонит его, он внимательно на нее посмотрел и с удивлением заметил, что губы у нее приобрели синеватый оттенок. Уж не заболела ли она?
Но в ответ на его встревоженный вопрос она покачала головой и устало наклонилась вперед, упершись руками в колени.
— Это еще утром началось, — сказала она, задыхаясь. — Какая-то странная усталость наваливается… будто из меня высосали все силы. Знаешь… по-моему, это Нануак.
Торак почувствовал себя виноватым. Он так сосредоточенно думал о том, как бы не разбудить ледяную реку, что совсем забыл о Нануаке, и все это время коробок с двумя коварными находками несла Ренн.
— Давай его мне, — сказал он. — Будем нести по очереди.
Она кивнула и сказала:
— Но тогда я понесу бурдюк с водой. Это будет справедливо.
Торак согласился и привязал мешочек из кожи ворона к поясу, а Ренн, оглянувшись, попыталась определить, далеко ли они зашли.
— Слишком медленно идем, — сказала она, покачав головой. — Если до наступления темноты мы не переберемся через ледяную реку…
Она не договорила, но Тораку и так все было ясно. Он легко мог представить себе, как они выкапывают в снегу пещеру и скрючиваются там в кромешной темноте, а вокруг вздымаются и стонут, грозя их раздавить, ледяные утесы.
— Как ты думаешь, — спросил он, — сможем мы раздобыть топливо для костра?
Ренн только головой покачала.
Еще на пустоши они набрали по небольшой охапке дров и даже на всякий случай приготовили маленький огонек, который несли с собой. Для этого они срезали гриб-чагу, какие растут на мертвых березах, развели в нем огонь, а потом слегка притушили его, чтобы сухой гриб лишь чуть-чуть тлел. Тлеющий гриб они завернули в бересту, проткнув ее в нескольких местах, чтобы у огня была возможность дышать, и все это закутали в мох. Такой спящий огонь можно было нести хоть целый день — он тлел себе потихоньку, но в любую минуту готов был вспыхнуть, если его немножко раздуть и добавить трута.
Торак считал, что запасенного топлива им должно хватить, чтобы продержаться всю ночь до утра. Хотя, если поднимется пурга и придется несколько дней провести в снежной пещере, они наверняка замерзнут.
Но лишь когда они пошли дальше, Торак понял, почему нести Нануак так тяжело. Он почти сразу почувствовал, какой тяжестью давит на него эта ноша, такая легкая с виду.
Вдруг Ренн остановилась, сдернула с глаз повязку из бересты и с ужасом выдохнула:
— А куда делся ручей?
— Что? — не понял Торак.
— Талая вода! Я только сейчас заметила. Ведь тут было целое озеро талой воды, а теперь оно исчезло, и ручей тоже исчез! А что, если нам попробовать выбраться отсюда, пройдя прямо вон там, под утесами?
Торак тоже снял с глаз повязку и, щурясь, стал вглядываться в сверкающие заснеженные просторы, но ничего разглядеть не смог: слишком слепило глаза.
— По-моему, я слышу ручей, — сказал он и сделал несколько шагов вперед, желая убедиться в своей правоте. — Может быть, он просто нырнул под снег, чтобы…
Все произошло совершенно неожиданно. Ни лед не треснул, ни ухнула, падая вниз, очередная порция слежавшегося снега. Не успев даже договорить, Торак полетел в бездонную пропасть.
Торак крутил головой, разглядывая громоздившиеся вокруг ледяные утесы. Он и раньше видел немало снега и льда, но ничего подобного видеть ему не доводилось — таких высоченных ледяных скал с острыми как бритва краями, таких хищных коварных пропастей без дна. Казалось, тут гневно вздыбилась огромная волна да так и замерзла, стоило Великому Духу коснуться ее пальцем. Однако сверху даже эти страшные ледяные утесы выглядели всего лишь как морщины на гигантском челе ледяной реки.
Дав Волку возможность отдохнуть денек на берегу озера, они двинулись через пустошь, а потом вверх по каменистой осыпи, на которой и устроили очередной привал, отыскав относительно защищенное от ветра местечко. Никаких следов медведя они не встретили. Возможно, действовали магические свойства коробка из рябиновой коры, или, как считала Ренн, медведь ушел на запад и сеял теперь хаос среди лесных племен.
Наутро они двинулись на север по берегу ледяной реки.
Было, конечно, страшновато идти под нависающими ледяными утесами, которые в любой момент могли обрушиться и раздавить их, как муравьев, или наслать на них снежную лавину, но выбора у них не оставалось. Путь на запад преграждал поток талых вод, уже успевших образовать большое голубое озеро.
К сожалению, идти тихо не получалось. Громко хрустел под ногами наст. Для тепла они сплели Тораку накидку из тростника, и она шуршала теперь, словно целая куча сухих листьев. Даже собственное дыхание казалось Тораку оглушительно громким. Да и со всех сторон доносилось какое-то странное потрескиванье и стоны, которым вторило многократное эхо: это ледяная река шептала что-то во сне. И было похоже, что еще немного — и она проснется.
Однако Волка это совершенно не беспокоило. Ему очень нравился снег: он резвился, подбрасывая вверх снежные комья и осколки льда, с разбегу проезжался на всех четырех лапах, а потом резко тормозил и прислушивался, пытаясь выяснить, как поживают в своих норках под снегом лемминги и мыши-полевки.
Вот и теперь Волк остановился, с интересом обнюхал какую-то ледяную глыбу и даже потрогал ее лапой. Поскольку глыба ему не отвечала, он подпрыгнул и припал к земле, предлагая ей поиграть и призывно посвистывая.
— Ш-ш-ш! — зашипел на него Торак, забыв про волчью речь.
— Ш-ш-ш! — тут же недовольно оглянулась идущая впереди Ренн.
Но успокоить разыгравшегося Волка Тораку не удалось, и он сделал вид, будто высматривает дичь — замер, пристально глядя вдаль.
Волк решил, что Торак собрался охотиться, но вскоре сообразил, что от «добычи» не исходит ни запаха, ни звуков, дернул носом и вопросительно посмотрел на Торака, словно говоря: «Ну, и где она, твоя добыча?»
Торак потянулся, зевнул и сказал по-волчьи: «А никакой добычи и нет».
«Что? — удивился Волк. — Тогда почему же мы начали охоту?»
«Перестань играть и веди себя спокойно!»
Волк тихо, обиженно присвистнул.
— Да идемте же! — прошептала Ренн. — Нам нужно перебраться на ту сторону до темноты!
В тени ледяных утесов оказалось очень холодно, и путники вскоре ощутили отсутствие у них нужного для путешествий по таким снегам снаряжения. Они, правда, постарались сделать все возможное, пока стояли у озера: набили башмаки болотной травой, сшили рукавицы и шапки из припасенных Ренн шкурок лосося и остатков сыромятной кожи, а также сплели для Торака накидку из тростника и болотной травы, для крепости прошив ее жилами. Но этого оказалось далеко не достаточно.
Съестное у них тоже кончалось: один бурдюк с водой да немного вяленого мяса и лепешек из лосося — в лучшем случае этого хватило бы дня на два. Торак легко мог представить себе, что сказал бы отец: «Путешествие по ледяной реке зимой — дело нешуточное, Торак. Подобные „игры“ легко могут закончиться смертью».
Он прекрасно понимал, что знает об этих снегах очень мало. Ренн, как всегда, высказалась на сей счет довольно точно:
— Я знаю о снеге только то, что следы на нем видны гораздо лучше и из него получаются отличные снежки, а если попадешь в снежную бурю, то надо вырыть в снегу пещерку и подождать, когда снегопад прекратится. А больше о здешних снегах мне ничего не известно.
Снег становился все глубже; вскоре они уже утопали в нем по колено. Волк теперь предпочитал тащиться сзади; хитрый звереныш предоставил Тораку прокладывать путь, а сам шел по его следам.
— Надеюсь, Волк знает дорогу, — опасливо прошептала Ренн; ей казалось, что и шепот здесь звучит слишком громко. — я в этих северных краях никогда не бывала.
— А разве здесь кто-то часто бывает? — спросил Торак.
Ренн удивилась:
— Ну конечно! Здесь живут племена Льда. Правда, не совсем здесь, не на ледяной реке, а на равнинах.
— Племена Льда?
— Ну да. Племя Песца, племя Белой Куропатки, племя Нарвала. Но ты, конечно же…
— Нет, — устало оборвал он ее. — Я не знаю этих названий. Я не знаю даже… — Он вдруг умолк, услышав, как Волк у него за спиной призывно зарычал.
Торак обернулся и увидел, что волчонок прыгнул в сторону и спрятался под мощной ледяной аркой. Он поднял глаза и, с криком схватив Ренн в охапку, затолкал ее под ту же арку.
В следующее мгновение раздался оглушительный треск, и сверху обрушилась ревущая белая лавина. Вокруг с грохотом падали куски льда, в разные стороны разлетались смертельно опасные острые осколки. Скорчившись в своем ненадежном укрытии, Торак молил об одном: только б эта ледяная арка выдержала!
Если она рухнет, от них мокрое место останется. Так и будут все втроем лежать на снегу, точно раздавленные ягоды брусники…
Куски льда вдруг перестали падать. Лавина остановилась столь же внезапно, как и начала свое движение.
Торак с огромным облегчением вздохнул и прислушался. Стало так тихо, что, казалось, слышно было, как шуршат, падая на землю, снежные хлопья.
— Почему она остановилась? — шепотом спросила Ренн.
— Не знаю, — тоже шепотом ответил Торак. — Может, ледяная река просто решила во сне на другой бок перевернуться?
Вокруг громоздилось столько ледяных глыб, что Ренн тихонько охнула и сказала:
— Если бы не Волк, мы бы сейчас лежали подо льдом…
Она сильно побледнела; на щеках у нее особенно ярко проступила сейчас племенная татуировка. Торак догадался, что она думает об отце.
Волк отряхнулся, обдав их снежными брызгами, немного отбежал в сторону, принюхался, сел и стал спокойно ждать, когда Ренн и Торак к нему присоединятся.
— Пошли, — сказал Торак. — По-моему, уже безопасно.
— Безопасно? — эхом откликнулась Ренн.
День перевалил за полдень, и солнце в безоблачном небе поплыло к западному горизонту. В подтаявшем снегу все чаще и чаще стали появляться лужицы. Явно становилось теплее. Солнце заливало своим светом ледяные утесы, и они так ослепительно сверкали, что было больно глазам. Даже морозные тени, казалось, испускали бело-голубое слепящее сияние. Торак весь взмок под тяжелой тростниковой накидкой.
— Возьми-ка, — сказала Ренн, протягивая ему полоску бересты. — Прорежь в ней щели и обвяжи глаза. Иначе получишь снежную слепоту.
— А я думал, ты никогда не бывала так далеко на севере.
— Я и не бывала, зато Фин-Кединн бывал. Это он рассказал мне о снежной слепоте.
Надев берестяную повязку, Торак все время чувствовал себя не в своей тарелке: сквозь узкие щели много не увидишь, а ведь им нужно все время быть настороже. Сверху то и дело срывалась то груда снега, то здоровенная ледяная глыба. Шли они довольно медленно, но Торак вдруг заметил, что Ренн начинает отставать. Это было странно: обычно она двигалась куда быстрее и ловчее, чем он.
В очередной раз поджидая, пока она нагонит его, он внимательно на нее посмотрел и с удивлением заметил, что губы у нее приобрели синеватый оттенок. Уж не заболела ли она?
Но в ответ на его встревоженный вопрос она покачала головой и устало наклонилась вперед, упершись руками в колени.
— Это еще утром началось, — сказала она, задыхаясь. — Какая-то странная усталость наваливается… будто из меня высосали все силы. Знаешь… по-моему, это Нануак.
Торак почувствовал себя виноватым. Он так сосредоточенно думал о том, как бы не разбудить ледяную реку, что совсем забыл о Нануаке, и все это время коробок с двумя коварными находками несла Ренн.
— Давай его мне, — сказал он. — Будем нести по очереди.
Она кивнула и сказала:
— Но тогда я понесу бурдюк с водой. Это будет справедливо.
Торак согласился и привязал мешочек из кожи ворона к поясу, а Ренн, оглянувшись, попыталась определить, далеко ли они зашли.
— Слишком медленно идем, — сказала она, покачав головой. — Если до наступления темноты мы не переберемся через ледяную реку…
Она не договорила, но Тораку и так все было ясно. Он легко мог представить себе, как они выкапывают в снегу пещеру и скрючиваются там в кромешной темноте, а вокруг вздымаются и стонут, грозя их раздавить, ледяные утесы.
— Как ты думаешь, — спросил он, — сможем мы раздобыть топливо для костра?
Ренн только головой покачала.
Еще на пустоши они набрали по небольшой охапке дров и даже на всякий случай приготовили маленький огонек, который несли с собой. Для этого они срезали гриб-чагу, какие растут на мертвых березах, развели в нем огонь, а потом слегка притушили его, чтобы сухой гриб лишь чуть-чуть тлел. Тлеющий гриб они завернули в бересту, проткнув ее в нескольких местах, чтобы у огня была возможность дышать, и все это закутали в мох. Такой спящий огонь можно было нести хоть целый день — он тлел себе потихоньку, но в любую минуту готов был вспыхнуть, если его немножко раздуть и добавить трута.
Торак считал, что запасенного топлива им должно хватить, чтобы продержаться всю ночь до утра. Хотя, если поднимется пурга и придется несколько дней провести в снежной пещере, они наверняка замерзнут.
Но лишь когда они пошли дальше, Торак понял, почему нести Нануак так тяжело. Он почти сразу почувствовал, какой тяжестью давит на него эта ноша, такая легкая с виду.
Вдруг Ренн остановилась, сдернула с глаз повязку из бересты и с ужасом выдохнула:
— А куда делся ручей?
— Что? — не понял Торак.
— Талая вода! Я только сейчас заметила. Ведь тут было целое озеро талой воды, а теперь оно исчезло, и ручей тоже исчез! А что, если нам попробовать выбраться отсюда, пройдя прямо вон там, под утесами?
Торак тоже снял с глаз повязку и, щурясь, стал вглядываться в сверкающие заснеженные просторы, но ничего разглядеть не смог: слишком слепило глаза.
— По-моему, я слышу ручей, — сказал он и сделал несколько шагов вперед, желая убедиться в своей правоте. — Может быть, он просто нырнул под снег, чтобы…
Все произошло совершенно неожиданно. Ни лед не треснул, ни ухнула, падая вниз, очередная порция слежавшегося снега. Не успев даже договорить, Торак полетел в бездонную пропасть.
Глава 24
Он так сильно ударился коленом, что даже вскрикнул. И тут же услышал шепот Ренн:
— Торак! Ты жив?
— Да вроде бы… — ответил он.
Но дело обстояло совсем не так хорошо: лишь крошечный ледяной выступ удерживал его от падения в бездну и неминуемой гибели.
В полутьме он все же сумел разглядеть, что упал в узкую трещину — раскинув руки, он легко мог коснуться обеих ее стен. Далеко внизу слышался шум талых вод. Похоже, там мчался бурный поток. Значит, ледяная река все-таки поглотила его… Как же теперь выбраться отсюда?
Ренн и Волк смотрели на него сверху. Ему казалось, что до них не более трех шагов. А может, и все тридцать.
— Торак! Ты жив?
— Да вроде бы… — ответил он.
Но дело обстояло совсем не так хорошо: лишь крошечный ледяной выступ удерживал его от падения в бездну и неминуемой гибели.
В полутьме он все же сумел разглядеть, что упал в узкую трещину — раскинув руки, он легко мог коснуться обеих ее стен. Далеко внизу слышался шум талых вод. Похоже, там мчался бурный поток. Значит, ледяная река все-таки поглотила его… Как же теперь выбраться отсюда?
Ренн и Волк смотрели на него сверху. Ему казалось, что до них не более трех шагов. А может, и все тридцать.