— Что ты сказал? — спросила вдруг Ренн, садясь и стукаясь головой о свод пещеры.
— Ничего.
— Да нет, сказал. Ты, верно, сам с собой разговаривал.
— Я разговаривал сам с собой?! Это ты разговаривала со всем своим племенем!
— Ничего подобного! — возмутилась она.
— Болтала, со всеми болтала, — поддразнил он ее с улыбкой.
Наконец-то Ренн удалось стряхнуть с себя этот ледяной сон! И Торак никогда еще так не радовался тому, что кто-то на него злится.
Совместными усилиями они все же разожгли крошечный костерок. Огню топливо нужно не меньше, чем воздух, и они израсходовали почти половину своих дровишек, чтобы костер хоть немного разгорелся. На этот раз Торак не стал возиться с кремнями и трутом, вспомнив о том, что у них есть готовый огонь, тлеющий в древесном грибе. Но сперва этот крошечный огонек, спавший в берестяном коробке, просыпаться никак не желал, и Торак принялся старательно его раздувать, а Ренн кормила его кусочками трута, которые предварительно грела и сушила в руках. Наконец огонь все же вспыхнул, вознаградив их усилия маленьким, но веселым костерком.
С волос капала талая вода, зубы выбивали дробь. Ренн и Торак склонились над огнем, чувствуя, как оттаивают их руки и лица. Этот огонь куда сильнее согревал их души, чем тела. Всю жизнь они оба засыпали под мирное потрескиванье костра, вдыхая горько-сладкий аромат древесного дыма, и сейчас этот горящий в снежной пещерке огонь был для них точно дыхание родного Леса.
Последнюю полоску вяленой оленины Торак честно разделил на троих. Ренн протянула ему бурдюк с водой, а он даже и не предполагал, до чего ему хочется пить. Сделав большой глоток, он сразу почувствовал прилив сил.
— Как ты меня нашел? — спросила Ренн.
— Это не я, — сказал Торак. — Это Волк. Я не знаю, как он это сделал.
Она немного подумала.
— А я, по-моему, знаю. — И она показала Тораку свисток.
Торак представил себе, как она в темноте дует в этот беззвучный свисток. «Ну и страшно же ей, наверное, было, совсем одной», — думал он. У него-то по крайней мере рядом был Волк!
Он рассказал Ренн о мертвом человеке из племени Благородного Оленя и о том, что нашел третью часть Нануака. Но не стал даже упоминать о тех мимолетных мгновениях, когда в голову ему приходила мысль, что искать ее больше не стоит. Ему было стыдно в этом признаться.
— Каменный светильник! — прошептала Ренн. — Я бы ни за что не догадалась.
— Хочешь на него посмотреть?
Она покачала головой. А потом сказала:
— Знаешь, я бы на твоем месте дважды подумала, прежде чем выйти из той пещеры наружу. Я бы, наверное, сочла, что лучше остаться там и переждать бурю, чем искать тебя в этом снегу.
Она вдруг притихла и довольно долго молчала. А потом прошептала:
— Что ж, в общем, я ведь так и поступила.
Торак колебался: ему вдруг захотелось во всем ей признаться.
— И все же, что бы ты сделала на моем месте? — спросил он. — Осталась бы в пещере или пошла меня искать?
Ренн вытерла нос тыльной стороной ладони, и на лице ее сверкнула знакомая острозубая улыбка:
— Не знаю… Но, может быть… это было еще одно испытание? И дело было вовсе не в том, найдешь ли ты третью часть Нануака. А сможешь ли рискнуть жизнью ради друга?
Торак проснулся от неяркого, но чистого голубого сияния, разливавшегося вокруг, и никак не мог понять, где находится.
— Буря кончилась, — услышал он голос Ренн. — А у меня, по-моему, шея так распухла, что я не могу ее повернуть.
У Торака тоже болела шея, и все тело затекло от спанья в скрюченной позе. Он с трудом повернулся внутри спального мешка и посмотрел на Ренн.
Глаза у нее уже не были такими опухшими, но лицо было все еще очень воспаленным, красным, болезненным. Она улыбнулась и даже вскрикнула от боли:
— Ох! Неужели мы все-таки живы?
Торак тоже улыбнулся, но лучше бы он этого не делал: ему показалось, что лицо ему долго терли песком. Видимо, выглядел он не лучше, чем Ренн.
— Теперь надо выбраться отсюда и поскорее уйти подальше от этой ледяной реки, — сказал он.
Волк уже тихонько поскуливал: просился наружу. Торак схватил топор, разбил закрывавшие входное отверстие снежные комья, и свет так и хлынул в пещеру. Волк стрелой вылетел оттуда. Торак выполз следом за ним; его дыхание в морозном воздухе превращалось в облачка пара.
Вокруг сверкал мир снежных холмов и гор с зубчатыми гребнями, созданный метелью. Небо сияло яркой голубизной, его словно дочиста выстирали. И было совершенно тихо, даже ледяная река будто уснула.
Волк без предупреждения прыгнул прямо Тораку на грудь, уронив его в снежный сугроб, и теперь стоял над ним, весело улыбаясь и виляя хвостом. Торак, смеясь, попытался его схватить, но Волк отскочил, ловко перевернулся в воздухе и припал на передние лапы, задрав хвост чуть ли не на спину и приглашая поиграть.
— Ну давай поиграем! — согласился Торак и тоже опустился на четвереньки.
Волк снова прыгнул на него, и они покатились по снегу. Волк шутливо кусал его и рычал, а Торак носом толкал его в морду и таскал за загривок. Наконец Торак слепил снежок и высоко его подбросил, а Волк подпрыгнул, как всегда удивительным образом изогнулся в воздухе, поймал снежок на лету и рухнул в сугроб.
Пока он отряхивался, а Торак, устав от возни, пытался встать на ноги, Ренн тоже выбралась из пещеры и, зевая, спросила:
— Надеюсь, отсюда не слишком далеко до Леса? А где же твоя накидка?
Торак хотел уже сказать, что накидку унесла буря, и повернулся к ней, да так и застыл, забыв обо всем на свете.
На востоке прямо над их пещерой — и надо всей ледяной рекой — пугающе близко громоздились Высокие Горы!
Много дней подряд туман и метель скрывали их, да и ледяные утесы нависали так низко, что за ними ничего не было видно. Но теперь в холодном чистом воздухе эти Горы были видны совершенно отчетливо, и, казалось, они уходили прямо в небо.
Торак даже пошатнулся, так сильно он закинул голову, пытаясь окинуть взором эти сумрачные вершины в шапках вечных снегов. Впервые в жизни горы были не просто темной неясной полоской на далеком горизонте. Сейчас Торак стоял почти у их корней и, вытянув шею, смотрел на их острые пики, пронзавшие облака. От гор исходила невероятная мощь и затаенная угроза. Здесь была обитель духов, а не людей.
«И где-то здесь, — думал Торак, — находится Священная Гора. Та самая, которую я поклялся отыскать».
Глава 27
Глава 28
— Ничего.
— Да нет, сказал. Ты, верно, сам с собой разговаривал.
— Я разговаривал сам с собой?! Это ты разговаривала со всем своим племенем!
— Ничего подобного! — возмутилась она.
— Болтала, со всеми болтала, — поддразнил он ее с улыбкой.
Наконец-то Ренн удалось стряхнуть с себя этот ледяной сон! И Торак никогда еще так не радовался тому, что кто-то на него злится.
Совместными усилиями они все же разожгли крошечный костерок. Огню топливо нужно не меньше, чем воздух, и они израсходовали почти половину своих дровишек, чтобы костер хоть немного разгорелся. На этот раз Торак не стал возиться с кремнями и трутом, вспомнив о том, что у них есть готовый огонь, тлеющий в древесном грибе. Но сперва этот крошечный огонек, спавший в берестяном коробке, просыпаться никак не желал, и Торак принялся старательно его раздувать, а Ренн кормила его кусочками трута, которые предварительно грела и сушила в руках. Наконец огонь все же вспыхнул, вознаградив их усилия маленьким, но веселым костерком.
С волос капала талая вода, зубы выбивали дробь. Ренн и Торак склонились над огнем, чувствуя, как оттаивают их руки и лица. Этот огонь куда сильнее согревал их души, чем тела. Всю жизнь они оба засыпали под мирное потрескиванье костра, вдыхая горько-сладкий аромат древесного дыма, и сейчас этот горящий в снежной пещерке огонь был для них точно дыхание родного Леса.
Последнюю полоску вяленой оленины Торак честно разделил на троих. Ренн протянула ему бурдюк с водой, а он даже и не предполагал, до чего ему хочется пить. Сделав большой глоток, он сразу почувствовал прилив сил.
— Как ты меня нашел? — спросила Ренн.
— Это не я, — сказал Торак. — Это Волк. Я не знаю, как он это сделал.
Она немного подумала.
— А я, по-моему, знаю. — И она показала Тораку свисток.
Торак представил себе, как она в темноте дует в этот беззвучный свисток. «Ну и страшно же ей, наверное, было, совсем одной», — думал он. У него-то по крайней мере рядом был Волк!
Он рассказал Ренн о мертвом человеке из племени Благородного Оленя и о том, что нашел третью часть Нануака. Но не стал даже упоминать о тех мимолетных мгновениях, когда в голову ему приходила мысль, что искать ее больше не стоит. Ему было стыдно в этом признаться.
— Каменный светильник! — прошептала Ренн. — Я бы ни за что не догадалась.
— Хочешь на него посмотреть?
Она покачала головой. А потом сказала:
— Знаешь, я бы на твоем месте дважды подумала, прежде чем выйти из той пещеры наружу. Я бы, наверное, сочла, что лучше остаться там и переждать бурю, чем искать тебя в этом снегу.
Она вдруг притихла и довольно долго молчала. А потом прошептала:
— Что ж, в общем, я ведь так и поступила.
Торак колебался: ему вдруг захотелось во всем ей признаться.
— И все же, что бы ты сделала на моем месте? — спросил он. — Осталась бы в пещере или пошла меня искать?
Ренн вытерла нос тыльной стороной ладони, и на лице ее сверкнула знакомая острозубая улыбка:
— Не знаю… Но, может быть… это было еще одно испытание? И дело было вовсе не в том, найдешь ли ты третью часть Нануака. А сможешь ли рискнуть жизнью ради друга?
Торак проснулся от неяркого, но чистого голубого сияния, разливавшегося вокруг, и никак не мог понять, где находится.
— Буря кончилась, — услышал он голос Ренн. — А у меня, по-моему, шея так распухла, что я не могу ее повернуть.
У Торака тоже болела шея, и все тело затекло от спанья в скрюченной позе. Он с трудом повернулся внутри спального мешка и посмотрел на Ренн.
Глаза у нее уже не были такими опухшими, но лицо было все еще очень воспаленным, красным, болезненным. Она улыбнулась и даже вскрикнула от боли:
— Ох! Неужели мы все-таки живы?
Торак тоже улыбнулся, но лучше бы он этого не делал: ему показалось, что лицо ему долго терли песком. Видимо, выглядел он не лучше, чем Ренн.
— Теперь надо выбраться отсюда и поскорее уйти подальше от этой ледяной реки, — сказал он.
Волк уже тихонько поскуливал: просился наружу. Торак схватил топор, разбил закрывавшие входное отверстие снежные комья, и свет так и хлынул в пещеру. Волк стрелой вылетел оттуда. Торак выполз следом за ним; его дыхание в морозном воздухе превращалось в облачка пара.
Вокруг сверкал мир снежных холмов и гор с зубчатыми гребнями, созданный метелью. Небо сияло яркой голубизной, его словно дочиста выстирали. И было совершенно тихо, даже ледяная река будто уснула.
Волк без предупреждения прыгнул прямо Тораку на грудь, уронив его в снежный сугроб, и теперь стоял над ним, весело улыбаясь и виляя хвостом. Торак, смеясь, попытался его схватить, но Волк отскочил, ловко перевернулся в воздухе и припал на передние лапы, задрав хвост чуть ли не на спину и приглашая поиграть.
— Ну давай поиграем! — согласился Торак и тоже опустился на четвереньки.
Волк снова прыгнул на него, и они покатились по снегу. Волк шутливо кусал его и рычал, а Торак носом толкал его в морду и таскал за загривок. Наконец Торак слепил снежок и высоко его подбросил, а Волк подпрыгнул, как всегда удивительным образом изогнулся в воздухе, поймал снежок на лету и рухнул в сугроб.
Пока он отряхивался, а Торак, устав от возни, пытался встать на ноги, Ренн тоже выбралась из пещеры и, зевая, спросила:
— Надеюсь, отсюда не слишком далеко до Леса? А где же твоя накидка?
Торак хотел уже сказать, что накидку унесла буря, и повернулся к ней, да так и застыл, забыв обо всем на свете.
На востоке прямо над их пещерой — и надо всей ледяной рекой — пугающе близко громоздились Высокие Горы!
Много дней подряд туман и метель скрывали их, да и ледяные утесы нависали так низко, что за ними ничего не было видно. Но теперь в холодном чистом воздухе эти Горы были видны совершенно отчетливо, и, казалось, они уходили прямо в небо.
Торак даже пошатнулся, так сильно он закинул голову, пытаясь окинуть взором эти сумрачные вершины в шапках вечных снегов. Впервые в жизни горы были не просто темной неясной полоской на далеком горизонте. Сейчас Торак стоял почти у их корней и, вытянув шею, смотрел на их острые пики, пронзавшие облака. От гор исходила невероятная мощь и затаенная угроза. Здесь была обитель духов, а не людей.
«И где-то здесь, — думал Торак, — находится Священная Гора. Та самая, которую я поклялся отыскать».
Глава 27
Красный глаз светил по ночам все ярче и поднимался все выше. У Торака оставалось всего несколько дней, чтобы отыскать Священную Гору.
Но даже если он ее отыщет — что тогда? Как он должен поступить с этим Нануаком? И как им все-таки уничтожить медведя?
Ренн, проваливаясь в снег, подошла к нему и остановилась рядом.
— Пошли, — сказала она. — Нам надо поскорее выбраться отсюда. Надо вообще держаться подальше от ледяной реки и поближе к Лесу.
Волк вдруг вскочил, прыжками взлетел на вершину большого сугроба и стал прислушиваться, повернув голову в сторону предгорий.
— Что там такое? — шепнула Ренн. — Что он услышал?
И тут Торак тоже услышал это: откуда-то издалека, от подножия Высоких Гор, доносилась дикая и вечно меняющаяся песнь волчьей стаи.
Волк закинул морду вверх и, глядя в небо, провыл: «Я здесь! Я здесь!»
Торак был удивлен. Почему он откликается на зов какой-то чужой стаи? Волки-одиночки никогда так не делают. Они стараются избегать возможных соперников.
Тонким свистом он попросил Волка подойти к нему, но тот не двинулся с места: глаза его превратились в щелки, черные губы приподнялись, обнажая зубы; он самозабвенно выводил свою песню. И Торак впервые заметил, как сильно повзрослел его четвероногий друг. Лапы стали гораздо длиннее и мощнее, на плечах вовсю отрастала длинная густая черная шерсть, даже в голосе у него теперь уже почти не слышалось щенячьего повизгиванья.
— Что он им говорит? — шепотом спросила Ренн. Торак сглотнул застрявший в горле комок и хрипло пробормотал:
— Он рассказывает, где находится.
— А что они ему говорят?
Торак прислушался, не сводя глаз с Волка. . — А у них идет разговор с двумя волками-разведчиками, которые бегали к водопадам в поисках северных оленей. В общем… — Торак снова прислушался, — они отыскали там небольшое стадо и теперь объясняют, где оно находится, и говорят, что выть теперь нужно, уткнувшись мордой в снег.
— Это еще почему?
— А волки часто прибегают к такому фокусу, чтобы обмануть северных оленей. Когда их вой звучит приглушенно, олени думают, что волки гораздо дальше от них, чем на самом деле.
Ренн зябко повела плечами:
— И ты все это способен понять? Торак пожал плечами.
Она потыкала снег башмаком и вдруг заявила:
— Я не люблю, когда ты говоришь по-волчьи! На душе так странно становится. Страшно.
— А я не люблю, когда Волк разговаривает с другими волками, — сказал Торак. — От этого и мне становится странно и страшно.
Ренн попросила его пояснить, но он ей не ответил. Слишком больно было говорить об этом человеческими словами. Впервые в жизни он осознал, что, хоть и понимает волчий язык, но никогда не был настоящим волком и никогда им не станет! А потому между ним и его Волком всегда будет стоять непреодолимая стена…
Волк перестал выть и подбежал к ним. Торак опустился на колени и обнял его, чувствуя под густой зимней шерстью еще довольно тонкие молодые кости и слыша яростный стук его верного сердца. Прижимая Волка к себе и вдыхая знакомый сладостный запах шерсти и лесных трав, он почувствовал, как Волк нежно лизнул его в щеку и прижался лбом к его лицу.
Торак даже зажмурился. «Никогда не покидай меня!» — хотелось ему сказать. Но он не знал, как сказать это по-волчьи.
И они пошли на север.
Это был мучительный переход. Буря завалила все вокруг плотным глубоким снегом, сбив его в высокие сугробы, но и между сугробами снега было по пояс. Помня о ледяных трещинах, Ренн и Торак сперва тыкали в снег стрелами, что еще больше замедляло их продвижение вперед. И все время они чувствовали: Высокие Горы смотрят на них, словно ожидая их неизбежного поражения.
К полудню они успели пройти совсем мало и все еще находились неподалеку от своей снежной пещеры. А вскоре наткнулись на новое препятствие. Это была настоящая ледяная стена, слишком отвесная, чтобы на нее можно было взобраться, и слишком твердая, чтобы в ней можно было прорубить проход. Видимо, ледяная река решила сыграть с ними еще одну жестокую шутку.
Ренн сказала, что хочет осмотреться, и предложила Тораку немного отдохнуть вместе с волчонком. Торак был даже рад этой передышке: мешочек с Нануаком казался ему теперь страшно тяжелым.
— Ты только осторожней, в трещину не свались! — крикнул он Ренн, с беспокойством глядя, как она идет к просвету между двумя самыми большими ледяными утесами, похожими на острые клыки.
— Тут, похоже, какой-то проход! — крикнула в ответ Ренн.
Она сбросила заплечную корзину, нырнула в узкую щель между «клыками» и… исчезла.
Торак испугался. Он уже хотел броситься за ней следом, но тут она вновь появилась и закричала:
— Ой, Торак! Иди скорей сюда! Посмотри! Мы добрались! Добрались!
Волк прыжками понесся к ней. Торак тоже скинул заплечную корзину и последовал за ним. Ему страшно не хотелось лезть в эту щель — она напоминала ему пещеру с мертвецом, — но, выбравшись на ту сторону прохода, он даже задохнулся от восторга.
Перед ним расстилался замерзший поток, весь состоящий из ледяных брызг и похожий на водопад. А ниже простирался длинный склон, покрытый валунами, полузасыпанными снегом. И за этим склоном, совсем близко — казалось, до него можно добросить камешком, — начинался Лес, одетый в великолепную сияющую зимнюю накидку.
— Я уж и не думала, что когда-нибудь снова его увижу! — воскликнула Ренн.
Волк поднял морду, ловя знакомые запахи Леса, потом быстро глянул на Торака и вильнул хвостом.
Торак не мог вымолвить ни слова. Он и понятия не имел, как это на самом деле мучительно — так долго быть вдали от Леса. Они всего три ночи провели за его пределами, а казалось, миновало несколько лун.
К середине дня они переползли через последние гигантские сугробы и зигзагом стали спускаться по склону. Тени вокруг стали приобретать лиловатый оттенок. Сосны покачивали мохнатыми, опушенными снегом лапами. Какое огромное облегчение — вновь оказаться среди них, не видеть этих пугающих гор! Но странная тишина, царившая вокруг, настораживала.
— Вряд ли это медведь, — прошептала Ренн. — На ледяной реке мы не видели ни одного его следа. А если он пошел вокруг, через долины, то ему потребуется много дней, прежде чем… — Она вдруг умолкла.
Торак быстро глянул на Волка. Уши у него были прижаты, но шерсть на загривке лежала ровно.
— Я тоже не думаю, что медведь может быть где-то поблизости, — сказал он Ренн. — Но, по-моему, он все же не слишком далеко.
— Посмотри-ка. — И Ренн указала на снег под большим кустом можжевельника. — Следы.
Торак наклонился, чтоб рассмотреть получше, и сказал:
— Это ворон. Он шел спокойно, не подпрыгивал, чтобы взлететь, значит, не боялся. А это белка. Вон там она кормилась. — И он указал Ренн на кучку пустых шишек у корней сосны; каждая шишка была вылущена и объедена, как яблоко. — А это заячьи следы. Совсем свежие. Даже шерстинки остались.
— Но ведь если следы свежие, это хороший знак? — неуверенно спросила Ренн.
— Хм-м… — Торак вгляделся в царивший под деревьями сумрак. — Хороший, да не совсем.
И Ренн поняла, что он имел в виду. В некотором отдалении от них лежал на боку зубр, которого они сперва приняли за огромный коричневый валун. Это был могучий зверь, гораздо выше любого самого высокого человека, да и размах его сверкающих черных рогов был почти равен человеческому росту. И все же медведь вспорол зубру брюхо, а потом так и бросил его на покрасневшем от крови снегу среди вывалившихся наружу почерневших внутренностей.
Торак не мог отвести глаз от этого великолепного, зря погубленного зверя, и в душе его закипал гнев. Ведь зубры, несмотря на свою величину, — существа довольно добродушные, и рога свои они используют лишь для того, чтобы сразиться с соперником из-за самки или защитить от опасности зубрят. И этот крутолобый тупоносый бык совсем не заслужил такой жестокой и бессмысленной смерти.
Он ведь даже не стал пищей для других обитателей Леса. Ни лисицы, ни куницы даже близко к нему не подошли; ни один ворон не пожелал пировать на его останках. Никто в Лесу не захотел касаться жертвы проклятого медведя!
«Уфф!» — фыркал Волк, бегая вокруг Торака кругами; шерсть у него на загривке стояла дыбом.
Торак сказал ему, что от туши зубра следует держаться подальше. Свет уже начинал меркнуть, но на снегу были еще различимы следы медведя, и Торак совсем не хотел, чтобы Волк ступил на эти следы.
— Но это, похоже, случилось довольно давно, — прошептала Ренн. — Что уже неплохо, правда?
Торак осмотрел тушу зубра, старательно обходя медвежьи следы. Он потыкал во внутренности палкой и кивнул.
— Да, все насквозь промерзло. По крайней мере день прошел или два.
У него за спиной зарычал Волк.
Торак удивился: что это Волк так разволновался, ведь эта добыча давно уже утратила свежесть.
Ренн вгляделась в полумрак под деревьями и задумчиво сказала:
— Мне почему-то казалось, что теперь, когда мы вернулись в Лес, мы будем в большей безопасности. Мне казалось…
Но Торак так и не узнал, что именно ей казалось. Снег между деревьями вдруг вздыбился, приподнялся, и из него вынырнуло несколько белых человеческих фигур.
Слишком поздно Торак понял, что Волк рычал совсем не на зубра, а на этих безмолвных соглядатаев. «Всегда сперва посмотри, что у тебя сзади, Торак…» А он — в который уже раз! — совсем позабыл об этом.
Сжимая в одной руке нож, а в другой — топор, Торак прижался спиной к спине Ренн, которая уже вложила в лук стрелу. Волк стремглав кинулся в темноту чащи. А вокруг Торака и Ренн засвистели стрелы.
И тут самый высокий из сидевших в засаде мужчин вышел вперед и скинул с головы капюшон. В сумерках его темно-рыжие волосы казались почти черными.
— Ну вот, наконец-то мы их поймали! — услышали Торак и Ренн голос Хорда.
Но даже если он ее отыщет — что тогда? Как он должен поступить с этим Нануаком? И как им все-таки уничтожить медведя?
Ренн, проваливаясь в снег, подошла к нему и остановилась рядом.
— Пошли, — сказала она. — Нам надо поскорее выбраться отсюда. Надо вообще держаться подальше от ледяной реки и поближе к Лесу.
Волк вдруг вскочил, прыжками взлетел на вершину большого сугроба и стал прислушиваться, повернув голову в сторону предгорий.
— Что там такое? — шепнула Ренн. — Что он услышал?
И тут Торак тоже услышал это: откуда-то издалека, от подножия Высоких Гор, доносилась дикая и вечно меняющаяся песнь волчьей стаи.
Волк закинул морду вверх и, глядя в небо, провыл: «Я здесь! Я здесь!»
Торак был удивлен. Почему он откликается на зов какой-то чужой стаи? Волки-одиночки никогда так не делают. Они стараются избегать возможных соперников.
Тонким свистом он попросил Волка подойти к нему, но тот не двинулся с места: глаза его превратились в щелки, черные губы приподнялись, обнажая зубы; он самозабвенно выводил свою песню. И Торак впервые заметил, как сильно повзрослел его четвероногий друг. Лапы стали гораздо длиннее и мощнее, на плечах вовсю отрастала длинная густая черная шерсть, даже в голосе у него теперь уже почти не слышалось щенячьего повизгиванья.
— Что он им говорит? — шепотом спросила Ренн. Торак сглотнул застрявший в горле комок и хрипло пробормотал:
— Он рассказывает, где находится.
— А что они ему говорят?
Торак прислушался, не сводя глаз с Волка. . — А у них идет разговор с двумя волками-разведчиками, которые бегали к водопадам в поисках северных оленей. В общем… — Торак снова прислушался, — они отыскали там небольшое стадо и теперь объясняют, где оно находится, и говорят, что выть теперь нужно, уткнувшись мордой в снег.
— Это еще почему?
— А волки часто прибегают к такому фокусу, чтобы обмануть северных оленей. Когда их вой звучит приглушенно, олени думают, что волки гораздо дальше от них, чем на самом деле.
Ренн зябко повела плечами:
— И ты все это способен понять? Торак пожал плечами.
Она потыкала снег башмаком и вдруг заявила:
— Я не люблю, когда ты говоришь по-волчьи! На душе так странно становится. Страшно.
— А я не люблю, когда Волк разговаривает с другими волками, — сказал Торак. — От этого и мне становится странно и страшно.
Ренн попросила его пояснить, но он ей не ответил. Слишком больно было говорить об этом человеческими словами. Впервые в жизни он осознал, что, хоть и понимает волчий язык, но никогда не был настоящим волком и никогда им не станет! А потому между ним и его Волком всегда будет стоять непреодолимая стена…
Волк перестал выть и подбежал к ним. Торак опустился на колени и обнял его, чувствуя под густой зимней шерстью еще довольно тонкие молодые кости и слыша яростный стук его верного сердца. Прижимая Волка к себе и вдыхая знакомый сладостный запах шерсти и лесных трав, он почувствовал, как Волк нежно лизнул его в щеку и прижался лбом к его лицу.
Торак даже зажмурился. «Никогда не покидай меня!» — хотелось ему сказать. Но он не знал, как сказать это по-волчьи.
И они пошли на север.
Это был мучительный переход. Буря завалила все вокруг плотным глубоким снегом, сбив его в высокие сугробы, но и между сугробами снега было по пояс. Помня о ледяных трещинах, Ренн и Торак сперва тыкали в снег стрелами, что еще больше замедляло их продвижение вперед. И все время они чувствовали: Высокие Горы смотрят на них, словно ожидая их неизбежного поражения.
К полудню они успели пройти совсем мало и все еще находились неподалеку от своей снежной пещеры. А вскоре наткнулись на новое препятствие. Это была настоящая ледяная стена, слишком отвесная, чтобы на нее можно было взобраться, и слишком твердая, чтобы в ней можно было прорубить проход. Видимо, ледяная река решила сыграть с ними еще одну жестокую шутку.
Ренн сказала, что хочет осмотреться, и предложила Тораку немного отдохнуть вместе с волчонком. Торак был даже рад этой передышке: мешочек с Нануаком казался ему теперь страшно тяжелым.
— Ты только осторожней, в трещину не свались! — крикнул он Ренн, с беспокойством глядя, как она идет к просвету между двумя самыми большими ледяными утесами, похожими на острые клыки.
— Тут, похоже, какой-то проход! — крикнула в ответ Ренн.
Она сбросила заплечную корзину, нырнула в узкую щель между «клыками» и… исчезла.
Торак испугался. Он уже хотел броситься за ней следом, но тут она вновь появилась и закричала:
— Ой, Торак! Иди скорей сюда! Посмотри! Мы добрались! Добрались!
Волк прыжками понесся к ней. Торак тоже скинул заплечную корзину и последовал за ним. Ему страшно не хотелось лезть в эту щель — она напоминала ему пещеру с мертвецом, — но, выбравшись на ту сторону прохода, он даже задохнулся от восторга.
Перед ним расстилался замерзший поток, весь состоящий из ледяных брызг и похожий на водопад. А ниже простирался длинный склон, покрытый валунами, полузасыпанными снегом. И за этим склоном, совсем близко — казалось, до него можно добросить камешком, — начинался Лес, одетый в великолепную сияющую зимнюю накидку.
— Я уж и не думала, что когда-нибудь снова его увижу! — воскликнула Ренн.
Волк поднял морду, ловя знакомые запахи Леса, потом быстро глянул на Торака и вильнул хвостом.
Торак не мог вымолвить ни слова. Он и понятия не имел, как это на самом деле мучительно — так долго быть вдали от Леса. Они всего три ночи провели за его пределами, а казалось, миновало несколько лун.
К середине дня они переползли через последние гигантские сугробы и зигзагом стали спускаться по склону. Тени вокруг стали приобретать лиловатый оттенок. Сосны покачивали мохнатыми, опушенными снегом лапами. Какое огромное облегчение — вновь оказаться среди них, не видеть этих пугающих гор! Но странная тишина, царившая вокруг, настораживала.
— Вряд ли это медведь, — прошептала Ренн. — На ледяной реке мы не видели ни одного его следа. А если он пошел вокруг, через долины, то ему потребуется много дней, прежде чем… — Она вдруг умолкла.
Торак быстро глянул на Волка. Уши у него были прижаты, но шерсть на загривке лежала ровно.
— Я тоже не думаю, что медведь может быть где-то поблизости, — сказал он Ренн. — Но, по-моему, он все же не слишком далеко.
— Посмотри-ка. — И Ренн указала на снег под большим кустом можжевельника. — Следы.
Торак наклонился, чтоб рассмотреть получше, и сказал:
— Это ворон. Он шел спокойно, не подпрыгивал, чтобы взлететь, значит, не боялся. А это белка. Вон там она кормилась. — И он указал Ренн на кучку пустых шишек у корней сосны; каждая шишка была вылущена и объедена, как яблоко. — А это заячьи следы. Совсем свежие. Даже шерстинки остались.
— Но ведь если следы свежие, это хороший знак? — неуверенно спросила Ренн.
— Хм-м… — Торак вгляделся в царивший под деревьями сумрак. — Хороший, да не совсем.
И Ренн поняла, что он имел в виду. В некотором отдалении от них лежал на боку зубр, которого они сперва приняли за огромный коричневый валун. Это был могучий зверь, гораздо выше любого самого высокого человека, да и размах его сверкающих черных рогов был почти равен человеческому росту. И все же медведь вспорол зубру брюхо, а потом так и бросил его на покрасневшем от крови снегу среди вывалившихся наружу почерневших внутренностей.
Торак не мог отвести глаз от этого великолепного, зря погубленного зверя, и в душе его закипал гнев. Ведь зубры, несмотря на свою величину, — существа довольно добродушные, и рога свои они используют лишь для того, чтобы сразиться с соперником из-за самки или защитить от опасности зубрят. И этот крутолобый тупоносый бык совсем не заслужил такой жестокой и бессмысленной смерти.
Он ведь даже не стал пищей для других обитателей Леса. Ни лисицы, ни куницы даже близко к нему не подошли; ни один ворон не пожелал пировать на его останках. Никто в Лесу не захотел касаться жертвы проклятого медведя!
«Уфф!» — фыркал Волк, бегая вокруг Торака кругами; шерсть у него на загривке стояла дыбом.
Торак сказал ему, что от туши зубра следует держаться подальше. Свет уже начинал меркнуть, но на снегу были еще различимы следы медведя, и Торак совсем не хотел, чтобы Волк ступил на эти следы.
— Но это, похоже, случилось довольно давно, — прошептала Ренн. — Что уже неплохо, правда?
Торак осмотрел тушу зубра, старательно обходя медвежьи следы. Он потыкал во внутренности палкой и кивнул.
— Да, все насквозь промерзло. По крайней мере день прошел или два.
У него за спиной зарычал Волк.
Торак удивился: что это Волк так разволновался, ведь эта добыча давно уже утратила свежесть.
Ренн вгляделась в полумрак под деревьями и задумчиво сказала:
— Мне почему-то казалось, что теперь, когда мы вернулись в Лес, мы будем в большей безопасности. Мне казалось…
Но Торак так и не узнал, что именно ей казалось. Снег между деревьями вдруг вздыбился, приподнялся, и из него вынырнуло несколько белых человеческих фигур.
Слишком поздно Торак понял, что Волк рычал совсем не на зубра, а на этих безмолвных соглядатаев. «Всегда сперва посмотри, что у тебя сзади, Торак…» А он — в который уже раз! — совсем позабыл об этом.
Сжимая в одной руке нож, а в другой — топор, Торак прижался спиной к спине Ренн, которая уже вложила в лук стрелу. Волк стремглав кинулся в темноту чащи. А вокруг Торака и Ренн засвистели стрелы.
И тут самый высокий из сидевших в засаде мужчин вышел вперед и скинул с головы капюшон. В сумерках его темно-рыжие волосы казались почти черными.
— Ну вот, наконец-то мы их поймали! — услышали Торак и Ренн голос Хорда.
Глава 28
— Что ты делаешь? — кричала Ренн. — Он ведь хотел нам помочь! Почему ты обращаешься с ним как с изгоем!
— Хватит! — рявкнул Хорд, волоча Торака по снегу. Торак тщетно пытался вырваться или хотя бы встать на ноги, но сделать это оказалось нелегко, потому что руки у него были связаны за спиной. Итак, надежды на побег, похоже, быть не могло: их окружали Ослак и еще четверо таких же здоровенных мужчин из племени Ворона.
— Быстрей! — требовал Хорд. — Нам надо успеть до темноты!
— Но ведь это Слушающий! — Ренн, задыхаясь, бежала за ним. — Я могу это доказать! — И она указала на мешочек из кожи ворона, висевший у Торака на поясе. — Он нашел все три части Нануака!
— Вот как? — пробормотал Хорд. И, не замедляя хода, выхватил нож и срезал мешочек с пояса у Торака. — Ну что ж, теперь это мое.
— Как ты смеешь? — возмутилась Ренн. — Отдай сейчас же!
— Придержи язык! — зарычал на нее Хорд.
— С какой это стати? Кто сказал, что ты имеешь право…
Хорд с размаху ударил Ренн по лицу, она отлетела в сугроб.
Ослак гневно заворчал, но Хорд так злобно на него глянул, что великан тут же замолк. Глядя, как Ренн выбирается из сугроба и с трудом поднимается на ноги, Хорд крикнул ей:
— Ты мне больше не сестра! — Он словно выплюнул эти слова ей в лицо. Грудь его гневно вздымалась. — Все считали, что ты погибла, когда мы нашли твой колчан в ручье. Фин-Кединн три дня молчал, но я-то ничуть не печалился. Я был даже рад. Потому что ты предала свое племя, ты опозорила меня! Жаль, что ты и в самом деле не умерла!
Ренн поднесла дрожащую руку к губам. Из губы текла кровь. На щеке тоже виднелась красная кровавая дорожка.
— Зря ты ее ударил! — с угрозой заметил Торак. Хорд повернулся к нему:
— Не твое дело!
Торака поразило ожесточенное, замкнутое выражение его лица. Красивый молодой парень, с которым он всего месяц назад сражался, стал похож на тень. Щеки его запали, глаза были красны от бессонницы, а на руке, сжимавшей Нануак, он так обгрыз ногти, что виднелась влажная воспаленная плоть. Что-то явно терзало его, не давая покоя.
— Прекрати пялить на меня глаза! — прорычал Хорд.
— Хорд, — сказал ему Ослак, — нам пора. Этот медведь…
Хорд резко крутанулся на месте; взгляд его покрасневших глаз, казалось, силился пробиться сквозь сгущавшуюся тьму.
— Медведь, медведь! — пробормотал он с отвращением. — Все только и говорят об этом медведе!
— Пошли, Ренн. — Ослак наклонился к девочке и протянул ей руку. — Ничего, скоро мы твои ссадины вылечим. Стоянка недалеко.
Но Ренн на него даже не взглянула и сама, шатаясь, поднялась на ноги.
Быстро глянув вдоль тропы, Торак успел заметить, как в густой тени под молодой елью сверкнула пара янтарных глаз.
У него екнуло сердце. Если Хорд заметит Волка, он ведь может…
К счастью, всеобщее внимание было приковано к Ренн.
— А что, мой брат теперь стал вождем племени Ворона? — спросила она надменно. — И теперь все следуют его указам, а не Фин-Кединна?
Пятеро ее соплеменников дружно понурились.
— Все не так просто, — пробормотал Ослак. — Три дня назад на нас напал тот медведь. И убил… — Голос его дрогнул. — Убил двоих наших.
Вся кровь, казалось, отхлынула от лица Ренн. Она подошла к Ослаку и внимательно на него посмотрела; только теперь она заметила на лбу и на скулах великана траурные отметины, сделанные серой речной глиной.
— Нет, — прошептала она, касаясь его руки, — нет, не может быть…
Но Ослак молча кивнул и отвернулся.
— А Фин-Кединн? — Голос Ренн зазвенел. — Фин-Кединн не…
— Фин-Кединн тяжело ранен, — сказал Хорд. — и если он умрет, то вождем, конечно же, стану именно я. Уж я об этом позабочусь.
Ренн хлопнула ладошкой по губам и бегом бросилась по тропе к стоянке.
— Ренн! — крикнул Ослак. — Погоди! Вернись!
— Да пусть бежит! — бросил Хорд.
Теперь Тораку стало совсем одиноко. Кроме Хорда и Ослака, все остальные были ему совершенно незнакомы: он даже имен их не знал.
— Ослак, — взмолился он, — скажи Хорду, чтобы он вернул мне Нануак! Это наша единственная надежда. Ты же сам знаешь.
Ослак уже открыл было рот, но тут в их разговор вмешался Хорд.
— Ты свое дело сделал, — заявил он, усмехаясь. — я сам отнесу Нануак к Священной Горе! И сам совершу там жертвоприношение — пролью кровь Слушающего и спасу мой народ!
Волк был так напуган, что ему хотелось завыть. Как же помочь Большому Брату? Почему все так плохо складывается?
Бредя следом за взрослыми бесхвостыми по Белому Мягкому Холоду, он изо всех сил старался побороть голод, терзавший его нутро; от запаха леммингов, прятавшихся всего на расстоянии когтя, у него просто слюнки текли. А еще очень трудно было противостоять Зову Логова, который стал сейчас необычайно силен, и страху. Присутствие злобной твари волчонок ощущал во всем — в дыхании ветра, в шелесте Леса. Издали временами доносился вой чужой волчьей стаи; впрочем, эта стая уже не казалась волчонку чужой; ему, пожалуй, даже хотелось присоединиться к ней…
Но на все это никак нельзя было обращать внимания. Ведь Большой Бесхвостый Брат попал в беду. Волк чувствовал его боль и страх, а также — злобу других бесхвостых и их страх. Но это был другой страх: эти бесхвостые боялись… Большого Брата!
Ветер переменился, принеся с собой множество новых запахов: это были запахи Логова бесхвостых, и эти запахи совершенно ошеломили Волка. Ах, как все плохо, плохо, плохо! Мужество его было поколеблено. Поскуливая, он нырнул под поваленное дерево.
Близость к Логову бесхвостых грозила страшной опасностью. Логово было слишком большим и сложным, и там водились злобные псы, которые ни одного закона Леса толком не знают, и множество Ярких Зверей, Которые Больно Кусаются. Но хуже всего были сами бесхвостые. Они почти ничего не могли ни услышать, ни почуять, зато умели делать всякие хитрые штуки своими передними лапами и далеко посылать свои Длинные Когти, чтобы сразить добычу.
Волк не знал, то ли убежать, то ли остаться.
Чтобы помочь себе думать, он немного погрыз ветку, потом взял в пасть комок Белого Мягкого Холода. От волнения он кружил на месте, но и это не помогало. Волку очень хотелось, чтобы к нему опять пришла та странная уверенность, которая иногда совершенно точно подсказывала ему, что делать дальше. Но уверенность эта не приходила. Она, точно ворон, взмыла ввысь и улетела.
И что же теперь ему делать?
Торак винил только себя. Это из-за своей беспечности он лишился Нануака. Все произошло по его вине. Заснеженные деревья, отбрасывая на тропу голубые лунные тени, казалось, говорили: «Твоя вина!»
— Быстрей! — погонял его Хорд, подталкивая в спину.
Племя Ворона стояло на поляне возле горного ручья, в самом центре поляны горел длинный костер сразу из трех толстых сосновых стволов. Вокруг костра лепились временные жилища, а чуть дальше виднелась цепочка костров поменьше и несколько ям-ловушек с кольями на дне; ловушки охраняли вооруженные копьями мужчины. У Торака пересохло во рту. Казалось, все племя Ворона перекочевало сюда, на север.
Хорд ушел вперед, а Торак вместе с Ослаком остался ждать его возле одного из жилищ. Приглядевшись, он заметил Ренн, и настроение у него сразу несколько улучшилось. Ренн стояла на коленях у входа в жилище на противоположной стороне поляны и с кем-то оживленно разговаривала, явно что-то доказывая. Торака она не заметила.
Люди теснились возле большого костра, в воздухе прямо-таки висел страх. Если верить Ослаку, разведчики обнаружили следы медведя чуть ли не в соседней долине.
— Он становится все сильнее, — сказал ему Ослак. — Рвет в клочья все, что попадется — словно ищет кого-то.
Торака била дрожь. Когда Хорд гнал его по тропе, он даже успел немного согреться, но теперь просто замерзал в своей летней куртке из шкуры косули. Только бы они не подумали, что он дрожит от страха!
Развязав ему руки, Ослак взял его за плечо и повел к большому костру. Выйдя на середину поляны, Торак тут же позабыл о холоде; глаза слепило яркое пламя; вокруг гудело множество голосов, и это напоминало ему сердитое гудение пчел в улье.
Он нашел глазами Саеунн; старуха сидела, скрестив ноги, на стопке оленьих шкур и держала на коленях мешочек из кожи ворона. Рядом с нею стоял Хорд и, как всегда, грыз ноготь на большом пальце. Возле него была и Дирати; она во все глаза смотрела на Хорда, и лицо ее показалось Тораку очень напряженным. Ренн куда-то исчезла.
Вдруг стало очень тихо. Люди расступились, пропуская четырех носильщиков, которые на носилках из шкуры зубра несли к большому костру Фин-Кединна. Лицо вождя осунулось; его левая нога была перевязана, но все еще кровоточила. Он чуть поморщился, когда носильщики опускали его на землю, но более ничем не показал того, что ему очень больно.
Вскоре появилась и Ренн, катя перед собой сосновый чурбачок, который она пристроила Фин-Кединну за спиной, чтобы он мог о него опереться. Сама же она свернулась рядом с вождем на оленьей шкуре. На Торака она не смотрела и глаз не сводила с огня.
— Хватит! — рявкнул Хорд, волоча Торака по снегу. Торак тщетно пытался вырваться или хотя бы встать на ноги, но сделать это оказалось нелегко, потому что руки у него были связаны за спиной. Итак, надежды на побег, похоже, быть не могло: их окружали Ослак и еще четверо таких же здоровенных мужчин из племени Ворона.
— Быстрей! — требовал Хорд. — Нам надо успеть до темноты!
— Но ведь это Слушающий! — Ренн, задыхаясь, бежала за ним. — Я могу это доказать! — И она указала на мешочек из кожи ворона, висевший у Торака на поясе. — Он нашел все три части Нануака!
— Вот как? — пробормотал Хорд. И, не замедляя хода, выхватил нож и срезал мешочек с пояса у Торака. — Ну что ж, теперь это мое.
— Как ты смеешь? — возмутилась Ренн. — Отдай сейчас же!
— Придержи язык! — зарычал на нее Хорд.
— С какой это стати? Кто сказал, что ты имеешь право…
Хорд с размаху ударил Ренн по лицу, она отлетела в сугроб.
Ослак гневно заворчал, но Хорд так злобно на него глянул, что великан тут же замолк. Глядя, как Ренн выбирается из сугроба и с трудом поднимается на ноги, Хорд крикнул ей:
— Ты мне больше не сестра! — Он словно выплюнул эти слова ей в лицо. Грудь его гневно вздымалась. — Все считали, что ты погибла, когда мы нашли твой колчан в ручье. Фин-Кединн три дня молчал, но я-то ничуть не печалился. Я был даже рад. Потому что ты предала свое племя, ты опозорила меня! Жаль, что ты и в самом деле не умерла!
Ренн поднесла дрожащую руку к губам. Из губы текла кровь. На щеке тоже виднелась красная кровавая дорожка.
— Зря ты ее ударил! — с угрозой заметил Торак. Хорд повернулся к нему:
— Не твое дело!
Торака поразило ожесточенное, замкнутое выражение его лица. Красивый молодой парень, с которым он всего месяц назад сражался, стал похож на тень. Щеки его запали, глаза были красны от бессонницы, а на руке, сжимавшей Нануак, он так обгрыз ногти, что виднелась влажная воспаленная плоть. Что-то явно терзало его, не давая покоя.
— Прекрати пялить на меня глаза! — прорычал Хорд.
— Хорд, — сказал ему Ослак, — нам пора. Этот медведь…
Хорд резко крутанулся на месте; взгляд его покрасневших глаз, казалось, силился пробиться сквозь сгущавшуюся тьму.
— Медведь, медведь! — пробормотал он с отвращением. — Все только и говорят об этом медведе!
— Пошли, Ренн. — Ослак наклонился к девочке и протянул ей руку. — Ничего, скоро мы твои ссадины вылечим. Стоянка недалеко.
Но Ренн на него даже не взглянула и сама, шатаясь, поднялась на ноги.
Быстро глянув вдоль тропы, Торак успел заметить, как в густой тени под молодой елью сверкнула пара янтарных глаз.
У него екнуло сердце. Если Хорд заметит Волка, он ведь может…
К счастью, всеобщее внимание было приковано к Ренн.
— А что, мой брат теперь стал вождем племени Ворона? — спросила она надменно. — И теперь все следуют его указам, а не Фин-Кединна?
Пятеро ее соплеменников дружно понурились.
— Все не так просто, — пробормотал Ослак. — Три дня назад на нас напал тот медведь. И убил… — Голос его дрогнул. — Убил двоих наших.
Вся кровь, казалось, отхлынула от лица Ренн. Она подошла к Ослаку и внимательно на него посмотрела; только теперь она заметила на лбу и на скулах великана траурные отметины, сделанные серой речной глиной.
— Нет, — прошептала она, касаясь его руки, — нет, не может быть…
Но Ослак молча кивнул и отвернулся.
— А Фин-Кединн? — Голос Ренн зазвенел. — Фин-Кединн не…
— Фин-Кединн тяжело ранен, — сказал Хорд. — и если он умрет, то вождем, конечно же, стану именно я. Уж я об этом позабочусь.
Ренн хлопнула ладошкой по губам и бегом бросилась по тропе к стоянке.
— Ренн! — крикнул Ослак. — Погоди! Вернись!
— Да пусть бежит! — бросил Хорд.
Теперь Тораку стало совсем одиноко. Кроме Хорда и Ослака, все остальные были ему совершенно незнакомы: он даже имен их не знал.
— Ослак, — взмолился он, — скажи Хорду, чтобы он вернул мне Нануак! Это наша единственная надежда. Ты же сам знаешь.
Ослак уже открыл было рот, но тут в их разговор вмешался Хорд.
— Ты свое дело сделал, — заявил он, усмехаясь. — я сам отнесу Нануак к Священной Горе! И сам совершу там жертвоприношение — пролью кровь Слушающего и спасу мой народ!
Волк был так напуган, что ему хотелось завыть. Как же помочь Большому Брату? Почему все так плохо складывается?
Бредя следом за взрослыми бесхвостыми по Белому Мягкому Холоду, он изо всех сил старался побороть голод, терзавший его нутро; от запаха леммингов, прятавшихся всего на расстоянии когтя, у него просто слюнки текли. А еще очень трудно было противостоять Зову Логова, который стал сейчас необычайно силен, и страху. Присутствие злобной твари волчонок ощущал во всем — в дыхании ветра, в шелесте Леса. Издали временами доносился вой чужой волчьей стаи; впрочем, эта стая уже не казалась волчонку чужой; ему, пожалуй, даже хотелось присоединиться к ней…
Но на все это никак нельзя было обращать внимания. Ведь Большой Бесхвостый Брат попал в беду. Волк чувствовал его боль и страх, а также — злобу других бесхвостых и их страх. Но это был другой страх: эти бесхвостые боялись… Большого Брата!
Ветер переменился, принеся с собой множество новых запахов: это были запахи Логова бесхвостых, и эти запахи совершенно ошеломили Волка. Ах, как все плохо, плохо, плохо! Мужество его было поколеблено. Поскуливая, он нырнул под поваленное дерево.
Близость к Логову бесхвостых грозила страшной опасностью. Логово было слишком большим и сложным, и там водились злобные псы, которые ни одного закона Леса толком не знают, и множество Ярких Зверей, Которые Больно Кусаются. Но хуже всего были сами бесхвостые. Они почти ничего не могли ни услышать, ни почуять, зато умели делать всякие хитрые штуки своими передними лапами и далеко посылать свои Длинные Когти, чтобы сразить добычу.
Волк не знал, то ли убежать, то ли остаться.
Чтобы помочь себе думать, он немного погрыз ветку, потом взял в пасть комок Белого Мягкого Холода. От волнения он кружил на месте, но и это не помогало. Волку очень хотелось, чтобы к нему опять пришла та странная уверенность, которая иногда совершенно точно подсказывала ему, что делать дальше. Но уверенность эта не приходила. Она, точно ворон, взмыла ввысь и улетела.
И что же теперь ему делать?
Торак винил только себя. Это из-за своей беспечности он лишился Нануака. Все произошло по его вине. Заснеженные деревья, отбрасывая на тропу голубые лунные тени, казалось, говорили: «Твоя вина!»
— Быстрей! — погонял его Хорд, подталкивая в спину.
Племя Ворона стояло на поляне возле горного ручья, в самом центре поляны горел длинный костер сразу из трех толстых сосновых стволов. Вокруг костра лепились временные жилища, а чуть дальше виднелась цепочка костров поменьше и несколько ям-ловушек с кольями на дне; ловушки охраняли вооруженные копьями мужчины. У Торака пересохло во рту. Казалось, все племя Ворона перекочевало сюда, на север.
Хорд ушел вперед, а Торак вместе с Ослаком остался ждать его возле одного из жилищ. Приглядевшись, он заметил Ренн, и настроение у него сразу несколько улучшилось. Ренн стояла на коленях у входа в жилище на противоположной стороне поляны и с кем-то оживленно разговаривала, явно что-то доказывая. Торака она не заметила.
Люди теснились возле большого костра, в воздухе прямо-таки висел страх. Если верить Ослаку, разведчики обнаружили следы медведя чуть ли не в соседней долине.
— Он становится все сильнее, — сказал ему Ослак. — Рвет в клочья все, что попадется — словно ищет кого-то.
Торака била дрожь. Когда Хорд гнал его по тропе, он даже успел немного согреться, но теперь просто замерзал в своей летней куртке из шкуры косули. Только бы они не подумали, что он дрожит от страха!
Развязав ему руки, Ослак взял его за плечо и повел к большому костру. Выйдя на середину поляны, Торак тут же позабыл о холоде; глаза слепило яркое пламя; вокруг гудело множество голосов, и это напоминало ему сердитое гудение пчел в улье.
Он нашел глазами Саеунн; старуха сидела, скрестив ноги, на стопке оленьих шкур и держала на коленях мешочек из кожи ворона. Рядом с нею стоял Хорд и, как всегда, грыз ноготь на большом пальце. Возле него была и Дирати; она во все глаза смотрела на Хорда, и лицо ее показалось Тораку очень напряженным. Ренн куда-то исчезла.
Вдруг стало очень тихо. Люди расступились, пропуская четырех носильщиков, которые на носилках из шкуры зубра несли к большому костру Фин-Кединна. Лицо вождя осунулось; его левая нога была перевязана, но все еще кровоточила. Он чуть поморщился, когда носильщики опускали его на землю, но более ничем не показал того, что ему очень больно.
Вскоре появилась и Ренн, катя перед собой сосновый чурбачок, который она пристроила Фин-Кединну за спиной, чтобы он мог о него опереться. Сама же она свернулась рядом с вождем на оленьей шкуре. На Торака она не смотрела и глаз не сводила с огня.