— Откуда ты знаешь? Нет, я не хочу рисковать своими душами, не хочу, чтобы они разлетелись в разные стороны и скитались потом неприкаянные. Не хочу превратиться в злого духа.
Ренн наклонилась, почесала Волка за ушами. Потом сказала:
— Наверное, ты прав.
Торак видел за ее плечом над поляной медленно светлеющий синий край небес. За ночь тучи, скатившись с Высоких Гор, накрыли Лес толстым снеговым одеялом. «Хорошо бы знать, — думал Торак, — снег поможет мне или помешает?»
Он высыпал немножко красной охры на ладонь и попытался смешать ее со слюной, но во рту у него так пересохло, что даже плюнуть он не смог. И Ренн предложила:
— Давай я.
Она наклонилась, плюнула ему на ладонь, потом растопила немного снега в ладони и добавила в получившуюся кашицу.
— Спасибо, — пробормотал Торак.
Дрожащей рукой он вывел круги у себя на пятках, на груди и на лбу. Выводя последний круг, на лбу, он даже глаза закрыл, точно от боли. В последний раз ему пришлось делать это для умирающего отца.
Волк подошел и привалился к его ногам, втирая свой запах в новые штаны Торака, потом коснулся лапой его руки, словно говоря: «Я с тобой».
Торак наклонился и потерся носом о его морду: «Я знаю».
— Держи. — Ренн протянула ему мешочек из кожи ворона. — Я добавила туда еще немного кипрея и посоветовалась с Саеунн насчет отворотных чар. Они должны подействовать. И тогда медведь не сможет почуять Нануак.
Торак привязал мешочек к поясу. Метки смерти уже начинали стягивать кожу в тех местах, где он нарисовал охрой круги.
— И это ты тоже возьми с собой. — Ренн протянула ему маленький коробок из бересты.
— Что это? Она удивилась:
— Но это же то, о чем ты просил! Я над этим почти всю ночь просидела!
Тораку стало стыдно. Он совсем позабыл о своей просьбе. Интересно, что бы тогда вышло из его планов?
— Я туда еще немного очищающих трав добавила, — сказала Ренн.
— Зачем?
— Ну… Если… если ты убьешь этого медведя, то станешь нечистым. Это ведь все-таки медведь, все-таки тоже лесной охотник, даже если у него внутри и сидит злой дух. И тебе надо будет себя очистить.
Как это похоже на Ренн! Какая она все-таки молодец — обо всем успела подумать! И как здорово она сумела его подбодрить своей уверенностью! Значит, надежда у него все-таки есть!
Волк нетерпеливо заскулил, и Торак, несколько раз глубоко вздохнув, двинулся к выходу.
Но тут же вспомнил, что забыл в жилище свой рожок с охрой, и вернулся за ним, а когда снова вышел наконец на поляну, на ходу пытаясь убрать рожок в мешочек с лекарственными травами, рожок выскользнул у него из непослушных пальцев и упал на землю.
Подобрал его Фин-Кединн.
Вождь вышел проводить его сам, передвигаясь на костылях. Рассматривая рожок, лежавший у него на ладони, Фин-Кединн вдруг словно окаменел.
— Это принадлежало твоей матери, — тихо сказал он. Торак удивленно захлопал глазами:
— Откуда ты знаешь?
Фин-Кединн не ответил и, возвращая Тораку рожок, сказал лишь:
— Никогда не теряй его!
Торак сунул рожок в мешочек. Ему показалось, что это довольно странное напутствие перед столь ответственным делом. Уже повернувшись, чтобы уйти, он вдруг снова услышал голос Фин-Кединна:
— Торак…
— Что?
— Если останешься в живых, знай: тебе всегда найдется место в нашем племени. Если, конечно, ты сам этого захочешь.
Торак был настолько потрясен услышанным, что ничего не смог сказать ему в ответ. А когда наконец пришел в себя, Фин-Кединн уже шел прочь, и лицо его было таким же непроницаемым, как всегда.
Вершины Высоких Гор уже позолотили солнечные лучи, когда Торак по глубокому снегу подошел к провожавшим его людям. Ослак вручил ему спальный мешок и бурдюк с водой; Ренн — топор, колчан со стрелами и лук. Как ни странно, но Хорд помог ему закинуть все это за спину. Он все еще сердито посматривал на Торака, но, похоже, смирился с тем, что не ему предстоит искать Священную Гору.
Саеунн изобразила над головой Торака какой-то магический знак, затем точно такой же — над головой Волка.
— Пусть наш хранитель летит над вами и оберегает от всяческих напастей! — торжественно напутствовала их она.
— А другой хранитель пусть бежит рядом с вами, — прибавила Ренн, через силу улыбаясь Тораку.
Торак коротко кивнул ей в знак благодарности. Это прощание было просто невыносимым! Ему хотелось одного: поскорее уйти.
Люди Ворона в молчании смотрели, как он идет от них, увязая в глубоком снегу, а Волк старается ступать за ним след в след.
Оглядываться Торак не стал.
Лес казался странно притихшим, но Волк бежал впереди, указывая Тораку путь, и выглядел бодрым и нисколько не испуганным. Торак тащился за ним, и дыхание клубами пара вырывалось у него изо рта. Было очень холодно, но, спасибо Ведне, холода он не чувствовал. Под утро, когда Торак наконец забылся сном, Ведна тихонько зашла к нему и положила с ним рядом новую одежду. Нижняя рубаха из утиной кожи с оставленным на ней мягким пухом приятно грела тело; парка с капюшоном и штаны были из теплого зимнего оленьего меха; рукавицы из заячьего меха висели на шнурке, заботливо продетом в рукава; а его старые башмаки Ведна искусно залатала прочной шкурой северного оленя, снятой с голеней, а изнутри утеплила еще и мехом куницы; к верхнему краю башмаков она пришила полоски кожи «морской собаки» (так называли в племени Ворона небольшую акулу), чтобы привязывать башмаки к щиколоткам.
Ведна даже отпорола со старой куртки Торака его племенной оберег и перешила на новую. Клочок волчьей шерсти, правда, весь свалялся и стал грязным, но все-таки был очень дорог Тораку: ведь его дал ему отец.
Волк нырнул в сторону что-то разведать, и Торак вдруг насторожился. На снегу он заметил беличьи следы, крошечные, очень похожие на отпечатки человеческой ладони. Он пошел по этому следу; белка сперва прыгала среди кустов можжевельника, а потом, словно вдруг чего-то испугавшись, взлетела на сосну.
Торак откинул капюшон и посмотрел, куда она прыгнула.
Лес стоял вокруг него совершенно неподвижно. То, что так испугало белку, явно исчезло. Но Торак сердился на себя: он был недостаточно внимателен; ему следовало все время оставаться настороже.
За ними довольно долго, перелетая с дерева на дерево, следовала сойка. В безоблачном небе сияло солнце, и вскоре Тораку стало жарко; он задыхался — идти по колено в снегу оказалось очень тяжело, а снегоступы он с собой не взял: они, конечно, значительно облегчали ходьбу по снегу, но были уж больно неуклюжи и могли стать помехой, если б вдруг пришлось бежать.
Волку было значительно легче; его узкая грудь рассекала легкий снег, как нос лодки воду. Но к полудню даже Волк начал уставать. Шли они медленно, но неумолимо поднимались вверх, как и обещал Крукослик.
— Мой дед однажды подходил к Священной Горе совсем близко, — рассказывал он Тораку, когда тот разбудил его среди ночи. — Так близко, что, можно сказать, чувствовал ее. Отсюда тебе надо идти по течению ручья на север и все время вверх, пока не окажешься в тени Высоких Гор. Потом еще примерно треть дня ходьбы, и ты доберешься до ели, в которую ударила молния. Эта ель растет у входа в глубокое ущелье. Стены у этого ущелья очень крутые — не взберешься. Но там есть одна тропка, по которой можно подняться на западную стену ущелья…
— Что это за тропка? — спросил Торак. — Кто ее проложил?
— Этого никто не знает. Ты просто ступай по ней. А это дерево, расщепленное молнией… оно не простое; оно обладает какой-то защитной силой и охраняет тропу от сил зла. Возможно, оно и тебе поможет.
— А потом? Куда мне идти потом? Крукослик развел руками.
— Ты иди по тропе и никуда не сворачивай. Где-то там, в конце ущелья, и находится Священная Гора.
— И далеко до нее?
— Я не знаю. И никто этого не знает. Мой дед до нее не дошел, его остановил Великий Дух. Он всегда останавливает любопытствующих. Но, может быть… к тебе он отнесется иначе.
«Может быть», — думал Торак, пробираясь по снегу.
Если его план удастся — и если Великий Дух ответит на его мольбу, — то медведь будет уничтожен, и Лес будет жить дальше. Если же нет, то второй такой возможности не будет ни для него, Торака, ни для Леса.
Шедший впереди Волк поднял голову и принюхался. Шерсть у него на загривке встала дыбом. Что это он почуял?
Через несколько шагов Торак заметил, что с кончиков веток примерно на высоте человеческого плеча сбит снег. Затем ему попался молодой кустик можжевельника с неровно обкусанными ветками. Благородный олень. И он с облегчением вздохнул.
Следы на снегу подтвердили это. Скорее всего это был одинокий олень, возможно самец: самцы не так высоко поднимают ноги, как самки, а Торак заметил, что олень даже чуть приволакивал ноги.
Но если это всего лишь олень, то почему у Волка шерсть дыбом?
Торак огляделся. Он чувствовал, что и Лес вокруг затаил дыхание.
И прямо перед собой увидел медвежьи следы, отчетливо отпечатавшиеся на снегу.
Видимо, тот олень отчасти успел их затоптать, а потому Торак не сразу их заметил. Но теперь ему стало ясно: олень в страхе бросился вниз по склону, а медведь погнался за ним, и ширина его прыжков просто пугала.
Торак постарался взять себя в руки и внимательно рассмотреть следы. Медведь бежал галопом, потому что его задние лапы касались снега раньше передних, оставлявших гораздо более широкие следы. И каждый из этих отпечатков медвежьих лап был раза в три больше головы Торака.
«А следы-то свежие, — подумал он, — хотя края, пожалуй, уже слегка обтаяли. Впрочем, на таком солнце много времени для этого не нужно…»
Волк запрыгал прямо по следу, он явно стремился нагнать противника.
Торак шел за ним гораздо медленнее. Каждый куст и валун казались ему медведем.
Пока они с трудом преодолевали подъем, Волком все сильнее овладевало возбуждение: он то мчался вперед, то возвращался к Тораку, негромким ворчливым поскуливанием призывая его идти быстрее. Возможно, Священная Гора действительно была уже недалеко. Возможно, именно поэтому Волк и торопился, и был скорее возбужден, чем испуган. Но Торак, к сожалению, не мог разделить с Волком эту радость; сейчас он чувствовал лишь, какой тяжестью давит на него Нануак, спрятанный в мешочке из кожи ворона, и как опасен медведь, что бродит где-то неподалеку.
Далекий рев расколол лесную тишину. Он не смолкал, казалось, целую вечность и был полон бесконечной ненависти.
Сопровождавшая их сойка, вскрикнув, улетела прочь.
Наконец рев прекратился.
Торак стиснул рукоять ножа с такой силой, что ему стало больно. Близко ли от них этот зверь? Как это узнать?
Волк поджидал его на тропе: шерсть у него на загривке по-прежнему стояла дыбом, но хвост был не поджат, а весело задран: значит, еще не пора.
Торак брел следом за Волком, и в ушах у него все еще стоял медвежий рев. «А что случилось с душами самого медведя? — думал он. — Ведь это все-таки, как правильно сказала тогда Ренн, был настоящий медведь; когда-то он, должно быть, охотился на лосося, лакомился ягодами, заваливался на зиму спать. А что, если его души так и остались у него в теле вместе с поселившимся там злым духом? Пойманные в ловушку и насмерть перепуганные?» Эта мысль просто ужаснула Торака.
Он обогнул очередной валун и… прямо перед собой увидел ель, расщепленную ударом молнии.
У него екнуло сердце.
Впереди ослепительно белые вершины гор уже закрывали полнеба. Ущелье тянулось прямо сквозь них, точно шрам от нанесенной ножом раны, все глубже и глубже врезаясь в горный массив, и конец его терялся в непроницаемой белесой дымке. Узенькая тропинка вилась вверх, взбираясь на западную стену ущелья; она начиналась с того места, где стоял Торак. Кто проложил эту тропу? С какой целью? Кто осмелился вот так протоптать ее в этих опасных краях, населенных духами?
Внезапно мгла, висевшая в конце ущелья, рассеялась, и Торак увидел то, что скрывалось за нею. Черные тучи вились над Священной Горой; смертный леденящий холод стекал с ее вершины; невообразимо высокая, она уходила за облака и, казалось, протыкала небо насквозь. Священная Гора, обитель Великого Духа.
Торак зажмурился, но и с закрытыми глазами он чувствовал, какая от нее исходит сила; сила эта заставила его упасть на колени. Он чувствовал гнев Великого Духа. Пожиратели Душ, вызвав из Иного Мира злобное существо, нарушили договор и выпустили в Лес чудовище, грозящее гибелью всему живому. Разве станет теперь Великий Дух помогать людям, среди которых нашлись такие подлые предатели?
Торак опустил голову. Он не мог идти дальше. Он был здесь чужаком. Здесь не место людям; здесь властвуют духи.
Когда же он снова открыл глаза и поднял голову, Священная Гора исчезла в густом тумане.
Торак откинулся на пятки и застыл, чувствуя, что силы совершенно покинули его. «Я не смогу, — думал он, — не смогу подняться туда!»
Волк сидел напротив и смотрел на него ясными и прозрачными, как вода, глазами. «Ты сможешь! — говорили эти глаза. — Я ведь с тобой!»
Торак покачал головой.
Но Волк упорно, не мигая смотрел на него.
Торак думал о Ренн и Фин-Кединне, о племени Ворона и обо всех прочих племенах, хотя даже названия многих из них были ему не известны. Он думал о бесчисленных живых существах, обитающих в Лесу. Он думал об отце: не об умирающем на развалинах их последнего убежища, а о том сильном, смелом охотнике, каким отец был прежде, до встречи с проклятым медведем. Он вспоминал, как весело отец смеялся его мальчишеским шуткам…
Горечь волной поднялась у него в груди. Он вытащил нож из ножен и стащил с рук рукавицы, голыми руками касаясь холодного голубого лезвия.
— Ты не можешь сейчас отступить! — громко сказал он себе. — Ты поклялся. Поклялся своему отцу.
Он снял с плеча колчан и лук, положил их под дерево и туда же сложил все прочие пожитки — спальный мешок, бурдюк с водой и топор. Все это ему не понадобится — только нож, Нануак в мешочке из кожи ворона и тот маленький коробок из бересты, который приготовила для него Ренн.
В последний раз взглянув на Лес, Торак решительно двинулся следом за Волком по тропе.
Глава 31
Глава 32
Ренн наклонилась, почесала Волка за ушами. Потом сказала:
— Наверное, ты прав.
Торак видел за ее плечом над поляной медленно светлеющий синий край небес. За ночь тучи, скатившись с Высоких Гор, накрыли Лес толстым снеговым одеялом. «Хорошо бы знать, — думал Торак, — снег поможет мне или помешает?»
Он высыпал немножко красной охры на ладонь и попытался смешать ее со слюной, но во рту у него так пересохло, что даже плюнуть он не смог. И Ренн предложила:
— Давай я.
Она наклонилась, плюнула ему на ладонь, потом растопила немного снега в ладони и добавила в получившуюся кашицу.
— Спасибо, — пробормотал Торак.
Дрожащей рукой он вывел круги у себя на пятках, на груди и на лбу. Выводя последний круг, на лбу, он даже глаза закрыл, точно от боли. В последний раз ему пришлось делать это для умирающего отца.
Волк подошел и привалился к его ногам, втирая свой запах в новые штаны Торака, потом коснулся лапой его руки, словно говоря: «Я с тобой».
Торак наклонился и потерся носом о его морду: «Я знаю».
— Держи. — Ренн протянула ему мешочек из кожи ворона. — Я добавила туда еще немного кипрея и посоветовалась с Саеунн насчет отворотных чар. Они должны подействовать. И тогда медведь не сможет почуять Нануак.
Торак привязал мешочек к поясу. Метки смерти уже начинали стягивать кожу в тех местах, где он нарисовал охрой круги.
— И это ты тоже возьми с собой. — Ренн протянула ему маленький коробок из бересты.
— Что это? Она удивилась:
— Но это же то, о чем ты просил! Я над этим почти всю ночь просидела!
Тораку стало стыдно. Он совсем позабыл о своей просьбе. Интересно, что бы тогда вышло из его планов?
— Я туда еще немного очищающих трав добавила, — сказала Ренн.
— Зачем?
— Ну… Если… если ты убьешь этого медведя, то станешь нечистым. Это ведь все-таки медведь, все-таки тоже лесной охотник, даже если у него внутри и сидит злой дух. И тебе надо будет себя очистить.
Как это похоже на Ренн! Какая она все-таки молодец — обо всем успела подумать! И как здорово она сумела его подбодрить своей уверенностью! Значит, надежда у него все-таки есть!
Волк нетерпеливо заскулил, и Торак, несколько раз глубоко вздохнув, двинулся к выходу.
Но тут же вспомнил, что забыл в жилище свой рожок с охрой, и вернулся за ним, а когда снова вышел наконец на поляну, на ходу пытаясь убрать рожок в мешочек с лекарственными травами, рожок выскользнул у него из непослушных пальцев и упал на землю.
Подобрал его Фин-Кединн.
Вождь вышел проводить его сам, передвигаясь на костылях. Рассматривая рожок, лежавший у него на ладони, Фин-Кединн вдруг словно окаменел.
— Это принадлежало твоей матери, — тихо сказал он. Торак удивленно захлопал глазами:
— Откуда ты знаешь?
Фин-Кединн не ответил и, возвращая Тораку рожок, сказал лишь:
— Никогда не теряй его!
Торак сунул рожок в мешочек. Ему показалось, что это довольно странное напутствие перед столь ответственным делом. Уже повернувшись, чтобы уйти, он вдруг снова услышал голос Фин-Кединна:
— Торак…
— Что?
— Если останешься в живых, знай: тебе всегда найдется место в нашем племени. Если, конечно, ты сам этого захочешь.
Торак был настолько потрясен услышанным, что ничего не смог сказать ему в ответ. А когда наконец пришел в себя, Фин-Кединн уже шел прочь, и лицо его было таким же непроницаемым, как всегда.
Вершины Высоких Гор уже позолотили солнечные лучи, когда Торак по глубокому снегу подошел к провожавшим его людям. Ослак вручил ему спальный мешок и бурдюк с водой; Ренн — топор, колчан со стрелами и лук. Как ни странно, но Хорд помог ему закинуть все это за спину. Он все еще сердито посматривал на Торака, но, похоже, смирился с тем, что не ему предстоит искать Священную Гору.
Саеунн изобразила над головой Торака какой-то магический знак, затем точно такой же — над головой Волка.
— Пусть наш хранитель летит над вами и оберегает от всяческих напастей! — торжественно напутствовала их она.
— А другой хранитель пусть бежит рядом с вами, — прибавила Ренн, через силу улыбаясь Тораку.
Торак коротко кивнул ей в знак благодарности. Это прощание было просто невыносимым! Ему хотелось одного: поскорее уйти.
Люди Ворона в молчании смотрели, как он идет от них, увязая в глубоком снегу, а Волк старается ступать за ним след в след.
Оглядываться Торак не стал.
Лес казался странно притихшим, но Волк бежал впереди, указывая Тораку путь, и выглядел бодрым и нисколько не испуганным. Торак тащился за ним, и дыхание клубами пара вырывалось у него изо рта. Было очень холодно, но, спасибо Ведне, холода он не чувствовал. Под утро, когда Торак наконец забылся сном, Ведна тихонько зашла к нему и положила с ним рядом новую одежду. Нижняя рубаха из утиной кожи с оставленным на ней мягким пухом приятно грела тело; парка с капюшоном и штаны были из теплого зимнего оленьего меха; рукавицы из заячьего меха висели на шнурке, заботливо продетом в рукава; а его старые башмаки Ведна искусно залатала прочной шкурой северного оленя, снятой с голеней, а изнутри утеплила еще и мехом куницы; к верхнему краю башмаков она пришила полоски кожи «морской собаки» (так называли в племени Ворона небольшую акулу), чтобы привязывать башмаки к щиколоткам.
Ведна даже отпорола со старой куртки Торака его племенной оберег и перешила на новую. Клочок волчьей шерсти, правда, весь свалялся и стал грязным, но все-таки был очень дорог Тораку: ведь его дал ему отец.
Волк нырнул в сторону что-то разведать, и Торак вдруг насторожился. На снегу он заметил беличьи следы, крошечные, очень похожие на отпечатки человеческой ладони. Он пошел по этому следу; белка сперва прыгала среди кустов можжевельника, а потом, словно вдруг чего-то испугавшись, взлетела на сосну.
Торак откинул капюшон и посмотрел, куда она прыгнула.
Лес стоял вокруг него совершенно неподвижно. То, что так испугало белку, явно исчезло. Но Торак сердился на себя: он был недостаточно внимателен; ему следовало все время оставаться настороже.
За ними довольно долго, перелетая с дерева на дерево, следовала сойка. В безоблачном небе сияло солнце, и вскоре Тораку стало жарко; он задыхался — идти по колено в снегу оказалось очень тяжело, а снегоступы он с собой не взял: они, конечно, значительно облегчали ходьбу по снегу, но были уж больно неуклюжи и могли стать помехой, если б вдруг пришлось бежать.
Волку было значительно легче; его узкая грудь рассекала легкий снег, как нос лодки воду. Но к полудню даже Волк начал уставать. Шли они медленно, но неумолимо поднимались вверх, как и обещал Крукослик.
— Мой дед однажды подходил к Священной Горе совсем близко, — рассказывал он Тораку, когда тот разбудил его среди ночи. — Так близко, что, можно сказать, чувствовал ее. Отсюда тебе надо идти по течению ручья на север и все время вверх, пока не окажешься в тени Высоких Гор. Потом еще примерно треть дня ходьбы, и ты доберешься до ели, в которую ударила молния. Эта ель растет у входа в глубокое ущелье. Стены у этого ущелья очень крутые — не взберешься. Но там есть одна тропка, по которой можно подняться на западную стену ущелья…
— Что это за тропка? — спросил Торак. — Кто ее проложил?
— Этого никто не знает. Ты просто ступай по ней. А это дерево, расщепленное молнией… оно не простое; оно обладает какой-то защитной силой и охраняет тропу от сил зла. Возможно, оно и тебе поможет.
— А потом? Куда мне идти потом? Крукослик развел руками.
— Ты иди по тропе и никуда не сворачивай. Где-то там, в конце ущелья, и находится Священная Гора.
— И далеко до нее?
— Я не знаю. И никто этого не знает. Мой дед до нее не дошел, его остановил Великий Дух. Он всегда останавливает любопытствующих. Но, может быть… к тебе он отнесется иначе.
«Может быть», — думал Торак, пробираясь по снегу.
Если его план удастся — и если Великий Дух ответит на его мольбу, — то медведь будет уничтожен, и Лес будет жить дальше. Если же нет, то второй такой возможности не будет ни для него, Торака, ни для Леса.
Шедший впереди Волк поднял голову и принюхался. Шерсть у него на загривке встала дыбом. Что это он почуял?
Через несколько шагов Торак заметил, что с кончиков веток примерно на высоте человеческого плеча сбит снег. Затем ему попался молодой кустик можжевельника с неровно обкусанными ветками. Благородный олень. И он с облегчением вздохнул.
Следы на снегу подтвердили это. Скорее всего это был одинокий олень, возможно самец: самцы не так высоко поднимают ноги, как самки, а Торак заметил, что олень даже чуть приволакивал ноги.
Но если это всего лишь олень, то почему у Волка шерсть дыбом?
Торак огляделся. Он чувствовал, что и Лес вокруг затаил дыхание.
И прямо перед собой увидел медвежьи следы, отчетливо отпечатавшиеся на снегу.
Видимо, тот олень отчасти успел их затоптать, а потому Торак не сразу их заметил. Но теперь ему стало ясно: олень в страхе бросился вниз по склону, а медведь погнался за ним, и ширина его прыжков просто пугала.
Торак постарался взять себя в руки и внимательно рассмотреть следы. Медведь бежал галопом, потому что его задние лапы касались снега раньше передних, оставлявших гораздо более широкие следы. И каждый из этих отпечатков медвежьих лап был раза в три больше головы Торака.
«А следы-то свежие, — подумал он, — хотя края, пожалуй, уже слегка обтаяли. Впрочем, на таком солнце много времени для этого не нужно…»
Волк запрыгал прямо по следу, он явно стремился нагнать противника.
Торак шел за ним гораздо медленнее. Каждый куст и валун казались ему медведем.
Пока они с трудом преодолевали подъем, Волком все сильнее овладевало возбуждение: он то мчался вперед, то возвращался к Тораку, негромким ворчливым поскуливанием призывая его идти быстрее. Возможно, Священная Гора действительно была уже недалеко. Возможно, именно поэтому Волк и торопился, и был скорее возбужден, чем испуган. Но Торак, к сожалению, не мог разделить с Волком эту радость; сейчас он чувствовал лишь, какой тяжестью давит на него Нануак, спрятанный в мешочке из кожи ворона, и как опасен медведь, что бродит где-то неподалеку.
Далекий рев расколол лесную тишину. Он не смолкал, казалось, целую вечность и был полон бесконечной ненависти.
Сопровождавшая их сойка, вскрикнув, улетела прочь.
Наконец рев прекратился.
Торак стиснул рукоять ножа с такой силой, что ему стало больно. Близко ли от них этот зверь? Как это узнать?
Волк поджидал его на тропе: шерсть у него на загривке по-прежнему стояла дыбом, но хвост был не поджат, а весело задран: значит, еще не пора.
Торак брел следом за Волком, и в ушах у него все еще стоял медвежий рев. «А что случилось с душами самого медведя? — думал он. — Ведь это все-таки, как правильно сказала тогда Ренн, был настоящий медведь; когда-то он, должно быть, охотился на лосося, лакомился ягодами, заваливался на зиму спать. А что, если его души так и остались у него в теле вместе с поселившимся там злым духом? Пойманные в ловушку и насмерть перепуганные?» Эта мысль просто ужаснула Торака.
Он обогнул очередной валун и… прямо перед собой увидел ель, расщепленную ударом молнии.
У него екнуло сердце.
Впереди ослепительно белые вершины гор уже закрывали полнеба. Ущелье тянулось прямо сквозь них, точно шрам от нанесенной ножом раны, все глубже и глубже врезаясь в горный массив, и конец его терялся в непроницаемой белесой дымке. Узенькая тропинка вилась вверх, взбираясь на западную стену ущелья; она начиналась с того места, где стоял Торак. Кто проложил эту тропу? С какой целью? Кто осмелился вот так протоптать ее в этих опасных краях, населенных духами?
Внезапно мгла, висевшая в конце ущелья, рассеялась, и Торак увидел то, что скрывалось за нею. Черные тучи вились над Священной Горой; смертный леденящий холод стекал с ее вершины; невообразимо высокая, она уходила за облака и, казалось, протыкала небо насквозь. Священная Гора, обитель Великого Духа.
Торак зажмурился, но и с закрытыми глазами он чувствовал, какая от нее исходит сила; сила эта заставила его упасть на колени. Он чувствовал гнев Великого Духа. Пожиратели Душ, вызвав из Иного Мира злобное существо, нарушили договор и выпустили в Лес чудовище, грозящее гибелью всему живому. Разве станет теперь Великий Дух помогать людям, среди которых нашлись такие подлые предатели?
Торак опустил голову. Он не мог идти дальше. Он был здесь чужаком. Здесь не место людям; здесь властвуют духи.
Когда же он снова открыл глаза и поднял голову, Священная Гора исчезла в густом тумане.
Торак откинулся на пятки и застыл, чувствуя, что силы совершенно покинули его. «Я не смогу, — думал он, — не смогу подняться туда!»
Волк сидел напротив и смотрел на него ясными и прозрачными, как вода, глазами. «Ты сможешь! — говорили эти глаза. — Я ведь с тобой!»
Торак покачал головой.
Но Волк упорно, не мигая смотрел на него.
Торак думал о Ренн и Фин-Кединне, о племени Ворона и обо всех прочих племенах, хотя даже названия многих из них были ему не известны. Он думал о бесчисленных живых существах, обитающих в Лесу. Он думал об отце: не об умирающем на развалинах их последнего убежища, а о том сильном, смелом охотнике, каким отец был прежде, до встречи с проклятым медведем. Он вспоминал, как весело отец смеялся его мальчишеским шуткам…
Горечь волной поднялась у него в груди. Он вытащил нож из ножен и стащил с рук рукавицы, голыми руками касаясь холодного голубого лезвия.
— Ты не можешь сейчас отступить! — громко сказал он себе. — Ты поклялся. Поклялся своему отцу.
Он снял с плеча колчан и лук, положил их под дерево и туда же сложил все прочие пожитки — спальный мешок, бурдюк с водой и топор. Все это ему не понадобится — только нож, Нануак в мешочке из кожи ворона и тот маленький коробок из бересты, который приготовила для него Ренн.
В последний раз взглянув на Лес, Торак решительно двинулся следом за Волком по тропе.
Глава 31
И почти сразу же стало значительно холоднее. От мороза в ноздрях у Торака потрескивало. Ресницы слипались от инея. Великий Дух предупреждал его: поверни назад! громким эхом разносился по ущелью. Зато Волк на своих мягких лапах ступал совершенно бесшумно. Он в очередной раз обернулся, поджидая Торака; на морде у него было самое безмятежное выражение, он даже слегка вилял хвостом. Казалось, он прямо-таки рад, что оказался здесь.
Задыхаясь, Торак поспешил нагнать его. Тропка была настолько узкой, что идти они могли только один за другим. Даже стоять рядом тут было невозможно. Торак посмотрел вниз и тут же пожалел об этом. Дно ущелья показалось ему до ужаса далеким.
Они поднимались все выше. Солнце высветило противоположную сторону ущелья; его сияние становилось нестерпимым. Лед предательски крошился под ногами. Когда Торак ставил ногу слишком близко к краю тропы, лед со звоном сыпался вниз. Несколько раз Торак чуть не упал.
Впереди, шагах в сорока, тропа под нависшим скалистым массивом слегка расширялась, но углубление в самой скале было слишком мелким, даже пещерой это назвать было невозможно, однако эта вмятина в сплошном черном базальте, выступившем здесь наружу, могла пригодиться. Торак несколько приободрился. Он очень надеялся, что ему удастся воплотить в жизнь свой план, и тогда…
Волк вдруг застыл на месте, глядя вниз, в ущелье. Вся шерсть у него на спине встала дыбом. Стоявшие торчком уши настороженно подрагивали.
Прикрыв глаза от солнца, Торак вгляделся в то, что было внизу. Но ничего не увидел. Черные стволы деревьев. Покрытые снегом валуны. Озадаченный, он хотел уже идти дальше… Медведь появился неожиданно, как это всегда делают медведи. Сперва на дне ущелья что-то незаметно шевельнулось, а через мгновение огромный зверь стал виден совершенно отчетливо.
Даже с такого расстояния — шагов с пятидесяти — шестидесяти — он все равно выглядел невероятно громадным. Торак так и замер; он словно прирос к земле, а медведь покачивался из стороны в сторону, стараясь уловить его запах.
Но не смог. Торак был слишком высоко, а медведь не знал, что он там. Потом зверь повернулся и пошел по дну ущелья к Лесу.
Теперь Тораку предстояло нечто совсем уж немыслимое: он должен был подманить медведя.
Существовал только один способ сделать это. Торак стянул рукавицы, подышал на пальцы, чтобы немного их отогреть, отвязал мешочек из вороновой кожи, распутал прядки волос, которыми был обвязан коробок из рябиновой коры, открыл его, и на него уставились все три части Нануака: глаза реки, каменный зуб и светильник.
Волк издал тихое рычание, похожее на стон.
Торак облизнул потрескавшиеся от холода губы. Из своего мешочка со снадобьями он вытащил приготовленную Ренн берестяную коробочку, вытряхнул в капюшон парки очищающие травы и достал из коробка то, что Ренн готовила для него всю ночь. Это была крошечная плетенка из жесткой узловатой травы; плетение было настолько плотным, что сквозь него не должно было быть видно даже сияния глаз реки. Во всяком случае, Торак бы точно не смог его увидеть, зато его мог увидеть или почувствовать медведь.
Осторожно, стараясь не прикасаться к Нануаку голыми руками, Торак переложил в плетенку светильник, каменный зуб и «глаза реки», старательно затянул горлышко и повесил плетенку на шею. И сразу даже сквозь парку почувствовал тяжесть незащищенного Нануака.
Глаза Волка поблескивали дрожащим золотистым светом: в них отражался Нануак. Значит, если его видит Волк, увидит и медведь. На это Торак и рассчитывал.
Он повернулся к медведю лицом. Тот без малейших усилий шел по глубокому снегу, лежавшему на дне ущелья.
— Вот он, — сказал Торак медведю, стараясь говорить тихо, чтобы не рассердить Великого Духа. — То, что так тебе нужно; вместилище самой светлой из всех тех светлых душ, которые ты так сильно ненавидишь и мечтаешь навсегда стереть с лица земли. Ну, иди же ко мне и возьми его, если сможешь!
Медведь замер. Дрожь пробежала по его массивным плечам. Огромная башка качнулась, повернулась, и медведь двинулся к Тораку.
А Торака охватило какое-то яростное возбуждение. Это чудовище убило его отца. И сам он все время вынужден был убегать, скрываться. Но теперь он больше уж никуда не побежит и не отступит; теперь он готов сразиться со своим врагом!
Медведь двигался гораздо быстрее, чем это могло показаться с первого взгляда. Вскоре он был уже прямо под Тораком. Он шел на задних лапах, как человек, и Торак, даже находясь шагов на пятьдесят выше него, видел его так отчетливо, словно мог протянуть руку и коснуться этой страшной оскаленной морды.
Медведь смотрел ему прямо в глаза — и Торак на мгновение забыл обо всем: о Великом Духе, о клятве, данной отцу, о том, что стоит на обледенелой горной тропе. Он снова был в Лесу, и из разрушенного шалаша вслед ему несся дикий крик отца: «Торак! Беги!»
Но бежать Торак не мог. Он не мог даже пошевелиться, хотя ему очень хотелось убежать. Он знал, что нужно бежать, бежать по тропе до того углубления в базальтовой скале, нависшей над ущельем, — но не мог. Этот злой дух высасывал из него волю, мужество, заставлял его склоняться все ниже, ниже…
Волк зарычал и оскалился.
И Торак пришел в себя. Спотыкаясь, он побрел по тропе, все время видя перед собой страшные колдовские глаза с зеленоватым ободком. Смотреть в эти глаза было все равно что долго смотреть на солнце; они навсегда запечатлелись в его мозгу.
Он услыхал треск ломающегося льда — это медведь, цепляясь когтями, взбирался по почти отвесной стене ущелья. Тораку показалось, что взбирается он с невероятной легкостью. Теперь вся надежда на то углубление в скале, и надо успеть до него добраться.
Волк побежал дальше по тропе. Торак, спеша за ним, поскользнулся и упал на одно колено. С трудом поднялся и, не удержавшись, посмотрел вниз. И вздрогнул, увидев, что медведь уже преодолел примерно треть подъема.
Торак бросился бежать, охваченный ужасом, без конца спотыкаясь. Добежав до базальтовой скалы, он забился в углубление, с трудом переводя дыхание. Теперь нужно было попытаться до конца воплотить в жизнь свой план: призвать на помощь Великого Духа.
Торак заставил себя выпрямиться в полный рост и набрать полную грудь воздуха; потом он откинул назад голову и завыл.
Волк присоединился к нему; их пронзительный призыв наполнил звуками все ущелье — эхо металось по нему, долетая до самых дальних гор. «О, Великий Дух, — по-волчьи молил Торак, — я принес тебе твой Нануак! Слышишь ли ты меня? Услышь! Пошли свою силу, чтобы сокрушить медведя, это порождение зла, и спасти Лес!»
Снизу доносился треск льда; медведь подбирался все ближе… Камни с грохотом скатывались из-под его лап на дно ущелья.
А Торак все выл и выл, пока не заболела грудь. «О, Великий Дух, услышь мою мольбу…»
Но ничего не происходило.
И Торак умолк. Ужас ледяной волной окатил его. Великий Дух не ответил на его просьбу! И медведь вот-вот схватит его…
И вдруг он понял, что Волк тоже перестал выть.
«Всегда сперва посмотри, что у тебя сзади, Торак!»
Он резко обернулся и успел заметить, как Хорд метнул в него свой топор.
Задыхаясь, Торак поспешил нагнать его. Тропка была настолько узкой, что идти они могли только один за другим. Даже стоять рядом тут было невозможно. Торак посмотрел вниз и тут же пожалел об этом. Дно ущелья показалось ему до ужаса далеким.
Они поднимались все выше. Солнце высветило противоположную сторону ущелья; его сияние становилось нестерпимым. Лед предательски крошился под ногами. Когда Торак ставил ногу слишком близко к краю тропы, лед со звоном сыпался вниз. Несколько раз Торак чуть не упал.
Впереди, шагах в сорока, тропа под нависшим скалистым массивом слегка расширялась, но углубление в самой скале было слишком мелким, даже пещерой это назвать было невозможно, однако эта вмятина в сплошном черном базальте, выступившем здесь наружу, могла пригодиться. Торак несколько приободрился. Он очень надеялся, что ему удастся воплотить в жизнь свой план, и тогда…
Волк вдруг застыл на месте, глядя вниз, в ущелье. Вся шерсть у него на спине встала дыбом. Стоявшие торчком уши настороженно подрагивали.
Прикрыв глаза от солнца, Торак вгляделся в то, что было внизу. Но ничего не увидел. Черные стволы деревьев. Покрытые снегом валуны. Озадаченный, он хотел уже идти дальше… Медведь появился неожиданно, как это всегда делают медведи. Сперва на дне ущелья что-то незаметно шевельнулось, а через мгновение огромный зверь стал виден совершенно отчетливо.
Даже с такого расстояния — шагов с пятидесяти — шестидесяти — он все равно выглядел невероятно громадным. Торак так и замер; он словно прирос к земле, а медведь покачивался из стороны в сторону, стараясь уловить его запах.
Но не смог. Торак был слишком высоко, а медведь не знал, что он там. Потом зверь повернулся и пошел по дну ущелья к Лесу.
Теперь Тораку предстояло нечто совсем уж немыслимое: он должен был подманить медведя.
Существовал только один способ сделать это. Торак стянул рукавицы, подышал на пальцы, чтобы немного их отогреть, отвязал мешочек из вороновой кожи, распутал прядки волос, которыми был обвязан коробок из рябиновой коры, открыл его, и на него уставились все три части Нануака: глаза реки, каменный зуб и светильник.
Волк издал тихое рычание, похожее на стон.
Торак облизнул потрескавшиеся от холода губы. Из своего мешочка со снадобьями он вытащил приготовленную Ренн берестяную коробочку, вытряхнул в капюшон парки очищающие травы и достал из коробка то, что Ренн готовила для него всю ночь. Это была крошечная плетенка из жесткой узловатой травы; плетение было настолько плотным, что сквозь него не должно было быть видно даже сияния глаз реки. Во всяком случае, Торак бы точно не смог его увидеть, зато его мог увидеть или почувствовать медведь.
Осторожно, стараясь не прикасаться к Нануаку голыми руками, Торак переложил в плетенку светильник, каменный зуб и «глаза реки», старательно затянул горлышко и повесил плетенку на шею. И сразу даже сквозь парку почувствовал тяжесть незащищенного Нануака.
Глаза Волка поблескивали дрожащим золотистым светом: в них отражался Нануак. Значит, если его видит Волк, увидит и медведь. На это Торак и рассчитывал.
Он повернулся к медведю лицом. Тот без малейших усилий шел по глубокому снегу, лежавшему на дне ущелья.
— Вот он, — сказал Торак медведю, стараясь говорить тихо, чтобы не рассердить Великого Духа. — То, что так тебе нужно; вместилище самой светлой из всех тех светлых душ, которые ты так сильно ненавидишь и мечтаешь навсегда стереть с лица земли. Ну, иди же ко мне и возьми его, если сможешь!
Медведь замер. Дрожь пробежала по его массивным плечам. Огромная башка качнулась, повернулась, и медведь двинулся к Тораку.
А Торака охватило какое-то яростное возбуждение. Это чудовище убило его отца. И сам он все время вынужден был убегать, скрываться. Но теперь он больше уж никуда не побежит и не отступит; теперь он готов сразиться со своим врагом!
Медведь двигался гораздо быстрее, чем это могло показаться с первого взгляда. Вскоре он был уже прямо под Тораком. Он шел на задних лапах, как человек, и Торак, даже находясь шагов на пятьдесят выше него, видел его так отчетливо, словно мог протянуть руку и коснуться этой страшной оскаленной морды.
Медведь смотрел ему прямо в глаза — и Торак на мгновение забыл обо всем: о Великом Духе, о клятве, данной отцу, о том, что стоит на обледенелой горной тропе. Он снова был в Лесу, и из разрушенного шалаша вслед ему несся дикий крик отца: «Торак! Беги!»
Но бежать Торак не мог. Он не мог даже пошевелиться, хотя ему очень хотелось убежать. Он знал, что нужно бежать, бежать по тропе до того углубления в базальтовой скале, нависшей над ущельем, — но не мог. Этот злой дух высасывал из него волю, мужество, заставлял его склоняться все ниже, ниже…
Волк зарычал и оскалился.
И Торак пришел в себя. Спотыкаясь, он побрел по тропе, все время видя перед собой страшные колдовские глаза с зеленоватым ободком. Смотреть в эти глаза было все равно что долго смотреть на солнце; они навсегда запечатлелись в его мозгу.
Он услыхал треск ломающегося льда — это медведь, цепляясь когтями, взбирался по почти отвесной стене ущелья. Тораку показалось, что взбирается он с невероятной легкостью. Теперь вся надежда на то углубление в скале, и надо успеть до него добраться.
Волк побежал дальше по тропе. Торак, спеша за ним, поскользнулся и упал на одно колено. С трудом поднялся и, не удержавшись, посмотрел вниз. И вздрогнул, увидев, что медведь уже преодолел примерно треть подъема.
Торак бросился бежать, охваченный ужасом, без конца спотыкаясь. Добежав до базальтовой скалы, он забился в углубление, с трудом переводя дыхание. Теперь нужно было попытаться до конца воплотить в жизнь свой план: призвать на помощь Великого Духа.
Торак заставил себя выпрямиться в полный рост и набрать полную грудь воздуха; потом он откинул назад голову и завыл.
Волк присоединился к нему; их пронзительный призыв наполнил звуками все ущелье — эхо металось по нему, долетая до самых дальних гор. «О, Великий Дух, — по-волчьи молил Торак, — я принес тебе твой Нануак! Слышишь ли ты меня? Услышь! Пошли свою силу, чтобы сокрушить медведя, это порождение зла, и спасти Лес!»
Снизу доносился треск льда; медведь подбирался все ближе… Камни с грохотом скатывались из-под его лап на дно ущелья.
А Торак все выл и выл, пока не заболела грудь. «О, Великий Дух, услышь мою мольбу…»
Но ничего не происходило.
И Торак умолк. Ужас ледяной волной окатил его. Великий Дух не ответил на его просьбу! И медведь вот-вот схватит его…
И вдруг он понял, что Волк тоже перестал выть.
«Всегда сперва посмотри, что у тебя сзади, Торак!»
Он резко обернулся и успел заметить, как Хорд метнул в него свой топор.
Глава 32
Торак присел, и топор просвистел у него мимо уха, только осколки льда полетели во все стороны.
А Хорд, вытаскивая застрявший во льду топор, прорычал:
— Отдай мне Нануак! Я должен отнести его к Священной Горе!
— Отойди от меня! — спокойным голосом предупредил его Торак.
Совсем близко от края тропы слышался скрежет когтей. Медведь вот-вот должен был выбраться из ущелья.
Лицо Хорда казалось безумным, его словно исказила гримаса невыносимой боли. Торак с трудом мог представить себе, как Хорду удалось выследить их в Лесу, где бродит смертельно опасное существо, как он осмелился ступить на тропу, бросив этим вызов самому Великому Духу.
— Отдай мне Нануак! — повторил Хорд.
И тут Волк вдруг пошел прямо на него; казалось, от ярости у него дрожит каждая шерстинка; из глотки его слышался грозный рык. Он больше уже не был волчонком, он был свирепым и опасным молодым хищником, защищающим своего брата по крови.
Но Хорд даже не посмотрел на него.
— Я все равно отниму его у тебя! Моя вина, что все так случилось! Именно я и должен положить этому конец!
Торак вздрогнул, неподвижно на него глядя.
— Так это был ты… — вымолвил он. — Ты был там, когда Пожиратели Душ сотворили это существо. Ты был там, и ты помог тому проклятому калеке поймать злого духа в ловушку!
— Я понятия об этом не имел, — запротестовал Хорд. — Он сказал, что ему нужен медведь… Вот я и поймал молодого медведя. Я же не знал, что он собирается с ним делать!
И тут все произошло одновременно. Хорд метнул свой топор прямо в горло Тораку. Торак присел. Волк прыгнул на Хорда, вцепившись зубами ему в запястье. Хорд взвыл, но свободным кулаком стал бить Волка по незащищенной голове.
— Нет! — вскричал Торак, выхватывая свой нож и бросаясь на Хорда.
Хорд, схватив Волка за шкирку, изо всех сил швырнул его о базальтовую скалу и, ловко извернувшись, попытался схватить Нануак, висевший у Торака на шее.
Торак отскочил. Хорд схватил его за ноги, и Торак навзничь грохнулся на лед. Но, падая, он успел сорвать с шеи мешочек с Нануаком и отшвырнуть его как можно дальше, чтобы Хорд не мог до него дотянуться. И Волк, опомнившись от удара о скалу, решительно встряхнулся, подпрыгнул, поймал Нануак на лету и приземлился… в опасной близости от края ущелья.
— Осторожней! — крикнул Торак, изо всех сил спихивая с себя Хорда, который шарил у него на груди, стоя над ним на четвереньках и тщетно пытаясь отыскать Нануак.
Задние лапы Волка судорожно скребли по краю обрыва. И вдруг прямо под ним, совсем близко, раздался чудовищный рев, мелькнули страшные черные когти, и медведь лишь чуть-чуть не сумел достать свою жертву.
Дернувшись из последних сил, Волк все-таки вскарабкался на тропу, и тут случилось непредвиденное: впервые за все это время, он решил отнести Тораку обратно то, что тот ему кинул! И бросился к нему по тропе, держа Нануак в зубах!
Хорд уже потянулся за травяным мешочком, но То-рак, выпростав из-под него одну руку, дернул его назад. Ах, если б только Хорд не придавил коленом ту его руку, в которой он сжимал отцовский нож!..
Адский рев сотряс ущелье. Застыв от ужаса, Торак увидел, что медведь во весь рост поднимается над краем тропы.
И в этот последний миг, когда медведь уже нависал над ними, а Волк вдруг остановился, держа в зубах Нануак, в этот последний миг, когда Торак все еще продолжал бороться с Хордом, на него снизошло понимание истинного смысла древнего пророчества. «Слушающий отдаст Священной Горе кровь своего сердца».
Кровь своего сердца.
Волка.
«Нет!» — кричала его душа.
Но он понимал, что должен сделать. И в полный голос велел Волку: «Отнеси Нануак к Священной Горе! Быстрей! Быстрей!»
Янтарные глаза Волка смотрели прямо на него.
«Быстрей!» — выдохнул Торак, впиваясь взглядом в эти дивные глаза.
И Волк побежал к Священной Горе.
Хорд, рыча от ярости, спотыкаясь, бросился было за ним, но поскользнулся и упал навзничь, угодив прямо в объятия медведя.
Торак, оскальзываясь, вскочил на ноги. Хорд дико кричал. Нужно было как-то помочь ему…
Где-то очень высоко раздался оглушительный треск.
Тропа вздрогнула. Торака подбросило и швырнуло на колени.
Треск усилился, превратившись в скрежещущий грохот. Торак усилием воли заставил себя отползти под базальтовый выступ, и мгновение спустя на тропу обрушилась смертоносная снежная лавина, которая тут ж смела с тропы и Хорда, и медведя, бросив их, воющих, вниз, в пропасть, в смерть.
Великий Дух все же услышал мольбу Торака.
Последнее, что видел Торак, был Волк, по-прежнему сжимавший зубами Нануак и стремительно мчавшийся под грохот лавины к Священной Горе.
— Волк! — закричал Торак, и весь мир поглотила белая ревущая мгла.
Торак так и не узнал, сколько времени он провел под базальтовым выступом, скрючившись и крепко зажмурив глаза.
Наконец грохот вокруг стих, сменившись постепенно слабевшим эхом. Великий Дух явно устал и решил уйти поглубже в свои чертоги.
Звук его гневных шагов стихал вдали, становясь не громче шороха поземки. Затем…
Затем наступила тишина.
Торак открыл глаза.
Он мог видеть все вокруг, даже противоположный край ущелья: а значит, не был заживо погребен под снегом. Значит, Великий Дух прошел прямо над этим выступом, но его, Торака, оставил в живых. Но где же Волк?
Торак поднялся на ноги и осторожно побрел к краю тропы. Мертвящий холод исчез. Горы проступали сквозь дымку тихо падающего легкого снежка. Дно ущелья было завалено обломками ледяных глыб и камнями. Где-то глубоко под ними покоились Хорд и медведь.
За свои ошибки Хорд расплатился собственной жизнью, но, может быть, хоть его душам удастся обрести покой во время путешествия в Страну Мертвых? От медведя осталась одна пустая оболочка, ибо Великий Дух, конечно же, отправил злого духа обратно, в Иной Мир. Возможно, и души того молодого медведя теперь обретут покой после столь долгого сидения в одном теле со злым духом?
Торак исполнил данную отцу клятву. Он передал Нануак Великому Духу, и Дух уничтожил медведя.
Это он понимал. Но никакой радости не чувствовал. Он чувствовал лишь нестерпимую боль в сердце и страшную тоску. Где же Волк? Удалось ли ему добраться до Священной Горы, прежде чем сошла лавина? Или он тоже лежит теперь на дне ущелья под глыбами льда и камня?
— Пожалуйста, останься в живых, — шептал Торак. — Пожалуйста! Я больше никогда ни о чем тебя не попрошу!
Ветерок ласково шевельнул его волосы, но никакого ответа с собой не принес.
Молодая ворона пролетела над ним, каркая и танцуя в воздухе — радовалась свободному полету. С востока слышался грохот множества копыт. Торак знал, что это такое. Это спускались с гор, со стороны водопада, стада северных оленей. Лес возвращался к жизни.
Обернувшись, Торак увидел, что путь на юг остался открытым; значит, он сможет вернуться, сможет отыскать путь к Ренн, к Фин-Кединну, к людям Ворона.
И вдруг с севера, из-за завалов льда и снега, обрушившихся на тропу, из-за туч, что скрывали Священную Гору, послышался волчий вой.
Это был не пронзительный, срывающийся на визг, неровный вой юного волчонка, а чистая, рвущая душу песнь молодого волка. И все же это был он, безусловно он! Его Волк!
Боль в сердце Торака точно вырвалась наружу, освобождая грудь, давая наконец дышать.
Слушая эту дивную песнь, он услышал, что к ней — постепенно присоединяются голоса других волков: то вплетаясь в ее мелодию, то умолкая и позволяя Волку петь одному, но ничуть не заглушая этот единственный чистый и такой любимый голос. Волк был там не один, и это радовало Торака, но слезы застилали его глаза. Он все понял. Волк пел прощальную песнь. Он не собирался возвращаться назад.
Вой смолк, и Торак опустил голову.
— Но ведь он жив! — сказал он вслух. — Это самое главное! Он жив!
Ему очень хотелось завыть в ответ, хотелось сказать Волку, что это не навсегда, что однажды он придумает какой-нибудь способ, и они снова встретятся, снова будут вместе. Но он не знал, как сказать все это, потому что в волчьем языке, как известно, нет будущего времени.
И тогда он сказал это на своем языке. Он знал, что Волк не поймет его слов, но знал также и то, что дает сейчас обещание не столько Волку, сколько себе самому.
— Когда-нибудь, — громко крикнул Торак, повернувшись к Священной Горе, и голос его зазвенел в наполненном светом воздухе, — когда-нибудь мы обязательно будем вместе! И непременно будем вместе охотиться в Лесу. Мы будем вместе… — Голос его сорвался. — Я ОБЕЩАЮ ЭТО ТЕБЕ, БРАТ МОЙ, ВОЛК!
Никакого ответа он не дождался. Да он и не ждал его. Он дал клятву и был намерен ее сдержать.
Наклонившись, Торак зачерпнул в горсть снега и немного охладил пылающее лицо. Ему стало легче. И он, набрав в горсть еще снега, тщательно стер со лба метку смерти.
Потом повернулся и пошел назад, к Лесу.
А Хорд, вытаскивая застрявший во льду топор, прорычал:
— Отдай мне Нануак! Я должен отнести его к Священной Горе!
— Отойди от меня! — спокойным голосом предупредил его Торак.
Совсем близко от края тропы слышался скрежет когтей. Медведь вот-вот должен был выбраться из ущелья.
Лицо Хорда казалось безумным, его словно исказила гримаса невыносимой боли. Торак с трудом мог представить себе, как Хорду удалось выследить их в Лесу, где бродит смертельно опасное существо, как он осмелился ступить на тропу, бросив этим вызов самому Великому Духу.
— Отдай мне Нануак! — повторил Хорд.
И тут Волк вдруг пошел прямо на него; казалось, от ярости у него дрожит каждая шерстинка; из глотки его слышался грозный рык. Он больше уже не был волчонком, он был свирепым и опасным молодым хищником, защищающим своего брата по крови.
Но Хорд даже не посмотрел на него.
— Я все равно отниму его у тебя! Моя вина, что все так случилось! Именно я и должен положить этому конец!
Торак вздрогнул, неподвижно на него глядя.
— Так это был ты… — вымолвил он. — Ты был там, когда Пожиратели Душ сотворили это существо. Ты был там, и ты помог тому проклятому калеке поймать злого духа в ловушку!
— Я понятия об этом не имел, — запротестовал Хорд. — Он сказал, что ему нужен медведь… Вот я и поймал молодого медведя. Я же не знал, что он собирается с ним делать!
И тут все произошло одновременно. Хорд метнул свой топор прямо в горло Тораку. Торак присел. Волк прыгнул на Хорда, вцепившись зубами ему в запястье. Хорд взвыл, но свободным кулаком стал бить Волка по незащищенной голове.
— Нет! — вскричал Торак, выхватывая свой нож и бросаясь на Хорда.
Хорд, схватив Волка за шкирку, изо всех сил швырнул его о базальтовую скалу и, ловко извернувшись, попытался схватить Нануак, висевший у Торака на шее.
Торак отскочил. Хорд схватил его за ноги, и Торак навзничь грохнулся на лед. Но, падая, он успел сорвать с шеи мешочек с Нануаком и отшвырнуть его как можно дальше, чтобы Хорд не мог до него дотянуться. И Волк, опомнившись от удара о скалу, решительно встряхнулся, подпрыгнул, поймал Нануак на лету и приземлился… в опасной близости от края ущелья.
— Осторожней! — крикнул Торак, изо всех сил спихивая с себя Хорда, который шарил у него на груди, стоя над ним на четвереньках и тщетно пытаясь отыскать Нануак.
Задние лапы Волка судорожно скребли по краю обрыва. И вдруг прямо под ним, совсем близко, раздался чудовищный рев, мелькнули страшные черные когти, и медведь лишь чуть-чуть не сумел достать свою жертву.
Дернувшись из последних сил, Волк все-таки вскарабкался на тропу, и тут случилось непредвиденное: впервые за все это время, он решил отнести Тораку обратно то, что тот ему кинул! И бросился к нему по тропе, держа Нануак в зубах!
Хорд уже потянулся за травяным мешочком, но То-рак, выпростав из-под него одну руку, дернул его назад. Ах, если б только Хорд не придавил коленом ту его руку, в которой он сжимал отцовский нож!..
Адский рев сотряс ущелье. Застыв от ужаса, Торак увидел, что медведь во весь рост поднимается над краем тропы.
И в этот последний миг, когда медведь уже нависал над ними, а Волк вдруг остановился, держа в зубах Нануак, в этот последний миг, когда Торак все еще продолжал бороться с Хордом, на него снизошло понимание истинного смысла древнего пророчества. «Слушающий отдаст Священной Горе кровь своего сердца».
Кровь своего сердца.
Волка.
«Нет!» — кричала его душа.
Но он понимал, что должен сделать. И в полный голос велел Волку: «Отнеси Нануак к Священной Горе! Быстрей! Быстрей!»
Янтарные глаза Волка смотрели прямо на него.
«Быстрей!» — выдохнул Торак, впиваясь взглядом в эти дивные глаза.
И Волк побежал к Священной Горе.
Хорд, рыча от ярости, спотыкаясь, бросился было за ним, но поскользнулся и упал навзничь, угодив прямо в объятия медведя.
Торак, оскальзываясь, вскочил на ноги. Хорд дико кричал. Нужно было как-то помочь ему…
Где-то очень высоко раздался оглушительный треск.
Тропа вздрогнула. Торака подбросило и швырнуло на колени.
Треск усилился, превратившись в скрежещущий грохот. Торак усилием воли заставил себя отползти под базальтовый выступ, и мгновение спустя на тропу обрушилась смертоносная снежная лавина, которая тут ж смела с тропы и Хорда, и медведя, бросив их, воющих, вниз, в пропасть, в смерть.
Великий Дух все же услышал мольбу Торака.
Последнее, что видел Торак, был Волк, по-прежнему сжимавший зубами Нануак и стремительно мчавшийся под грохот лавины к Священной Горе.
— Волк! — закричал Торак, и весь мир поглотила белая ревущая мгла.
Торак так и не узнал, сколько времени он провел под базальтовым выступом, скрючившись и крепко зажмурив глаза.
Наконец грохот вокруг стих, сменившись постепенно слабевшим эхом. Великий Дух явно устал и решил уйти поглубже в свои чертоги.
Звук его гневных шагов стихал вдали, становясь не громче шороха поземки. Затем…
Затем наступила тишина.
Торак открыл глаза.
Он мог видеть все вокруг, даже противоположный край ущелья: а значит, не был заживо погребен под снегом. Значит, Великий Дух прошел прямо над этим выступом, но его, Торака, оставил в живых. Но где же Волк?
Торак поднялся на ноги и осторожно побрел к краю тропы. Мертвящий холод исчез. Горы проступали сквозь дымку тихо падающего легкого снежка. Дно ущелья было завалено обломками ледяных глыб и камнями. Где-то глубоко под ними покоились Хорд и медведь.
За свои ошибки Хорд расплатился собственной жизнью, но, может быть, хоть его душам удастся обрести покой во время путешествия в Страну Мертвых? От медведя осталась одна пустая оболочка, ибо Великий Дух, конечно же, отправил злого духа обратно, в Иной Мир. Возможно, и души того молодого медведя теперь обретут покой после столь долгого сидения в одном теле со злым духом?
Торак исполнил данную отцу клятву. Он передал Нануак Великому Духу, и Дух уничтожил медведя.
Это он понимал. Но никакой радости не чувствовал. Он чувствовал лишь нестерпимую боль в сердце и страшную тоску. Где же Волк? Удалось ли ему добраться до Священной Горы, прежде чем сошла лавина? Или он тоже лежит теперь на дне ущелья под глыбами льда и камня?
— Пожалуйста, останься в живых, — шептал Торак. — Пожалуйста! Я больше никогда ни о чем тебя не попрошу!
Ветерок ласково шевельнул его волосы, но никакого ответа с собой не принес.
Молодая ворона пролетела над ним, каркая и танцуя в воздухе — радовалась свободному полету. С востока слышался грохот множества копыт. Торак знал, что это такое. Это спускались с гор, со стороны водопада, стада северных оленей. Лес возвращался к жизни.
Обернувшись, Торак увидел, что путь на юг остался открытым; значит, он сможет вернуться, сможет отыскать путь к Ренн, к Фин-Кединну, к людям Ворона.
И вдруг с севера, из-за завалов льда и снега, обрушившихся на тропу, из-за туч, что скрывали Священную Гору, послышался волчий вой.
Это был не пронзительный, срывающийся на визг, неровный вой юного волчонка, а чистая, рвущая душу песнь молодого волка. И все же это был он, безусловно он! Его Волк!
Боль в сердце Торака точно вырвалась наружу, освобождая грудь, давая наконец дышать.
Слушая эту дивную песнь, он услышал, что к ней — постепенно присоединяются голоса других волков: то вплетаясь в ее мелодию, то умолкая и позволяя Волку петь одному, но ничуть не заглушая этот единственный чистый и такой любимый голос. Волк был там не один, и это радовало Торака, но слезы застилали его глаза. Он все понял. Волк пел прощальную песнь. Он не собирался возвращаться назад.
Вой смолк, и Торак опустил голову.
— Но ведь он жив! — сказал он вслух. — Это самое главное! Он жив!
Ему очень хотелось завыть в ответ, хотелось сказать Волку, что это не навсегда, что однажды он придумает какой-нибудь способ, и они снова встретятся, снова будут вместе. Но он не знал, как сказать все это, потому что в волчьем языке, как известно, нет будущего времени.
И тогда он сказал это на своем языке. Он знал, что Волк не поймет его слов, но знал также и то, что дает сейчас обещание не столько Волку, сколько себе самому.
— Когда-нибудь, — громко крикнул Торак, повернувшись к Священной Горе, и голос его зазвенел в наполненном светом воздухе, — когда-нибудь мы обязательно будем вместе! И непременно будем вместе охотиться в Лесу. Мы будем вместе… — Голос его сорвался. — Я ОБЕЩАЮ ЭТО ТЕБЕ, БРАТ МОЙ, ВОЛК!
Никакого ответа он не дождался. Да он и не ждал его. Он дал клятву и был намерен ее сдержать.
Наклонившись, Торак зачерпнул в горсть снега и немного охладил пылающее лицо. Ему стало легче. И он, набрав в горсть еще снега, тщательно стер со лба метку смерти.
Потом повернулся и пошел назад, к Лесу.