Поляшенко Дмитрий. Тени у порога

   Лядов промолчал, уклончиво пожав плечами.
   — Как и с какой стати человек может желать чего-то, что еще не появилось? — спросил Трайнис.
   — Прочитал, придумал. Экстраполировал современность. Да мало ли. Сон, в конце концов, увидел. И понял, что это — его.
   — Погоди, погоди… — Трайнис замахал руками. — Запутал. Ты же не любишь домыслы и фантастику.
   — Я к примеру.
   — А побег-то здесь причем?
   — Что они получали в свободных путешествиях и где это что-то сейчас?
   Трайнис откинул голову и утомленно вздохнул в потолок.
   — Вот ты о чем…
   — Все, что искали романтики, — рядом с нами, — заявил Вадковский. — Например, свобода передвижения. Слава, не улыбайся. Я же говорю — нам этого не понять. Вон у тебя кораблю в саду стоит, и ты к этому привык. Не велосипед, не машина, даже не самолет — космический корабль. Ты в прямом смысле можешь достать звезду. Ты можешь жить в вечной весне, следуя за сменами сезонов по планете. Ты можешь поселиться в поясе астероидов, а не в каких-то там Гималаях, чтобы медитировать, максимально уединившись от человечества.
   Лядов снисходительно смотрел на Романа. Тот продолжал с воодушевлением:
   — Поэтому, кстати, и не понятно, что современный человек может найти для себя в прошлом. Но к черту философию! Будем поэтами. У меня идея. Давайте создадим неоромантизм. О чем можно тосковать в наем мире? Итак, двести лет вперед. Или даже триста. Предлагайте. Некий, скажем… Бархатный век. Подойдет? Идеальный мир. И вот вам первая проблема — о чем там мечтать?
   — Начинаю понимать, — пробормотал Трайнис. — Как интересно живут люди — в прошлом копаются, о будущем грезят. А я в повседневщине увяз. Глайдеры, высший пилотаж Школа пилотов, звездолеты глубокого проникновения. Совсем отстал.
   — Скорее опередил, — сказал Вадковский. — Мы же хотим повторить прошлое.
   — Да что вас так удивляет? — не выдержал Лядов. — Скажи я просто «давайте летаем» — ведь сели бы и полетели. Надо было так и сделать, а не морочить вам голову.
   Трайнис внимательно посмотрел на Лядова:
   — Позволь неожиданный поворот темы. Может быть, ты хочешь узнать, что они испытывали, нарушая устои и запреты, закон, общепризнанные нормы? Так?
   — Опять. — Вадковский закрыл лицо руками. — Безнадежен. Поиск истины, часть вторая. Вы поспорьте, а я пока слетаю один. Привезу сувениры.
   Лицо Лядова застыло.
   Трайнис откровенно изучал его реакцию.
   — Или не так? По крайней мере, в любом обществе можно что-нибудь нарушить. Тебе нет восемнадцати, а ты без старшего идешь в глубокий космос. Тут уж действительно никаких понарошку. Это намеренно входит в твой план?
   — Прости, Гинтас, это уже какой-то бред. — Голос Лядова стал чужим. — Знаете, ребята, если вы отказываетесь — я лечу один.
   — Да что с тобой? — засмеялся Вадковский. — Ты меня интригуешь уже полчаса. Ты точно ничего от нас не скрываешь? Если да — моргни левым глазом, чтобы Гинтас не увидел.
   Лядов сцепил пальцы, подался вперед:
   — Год назад я неожиданно увлекся двадцатым веком. Как-то сразу. Что-то где-то услышал, увидел, прочитал — и вдруг в мозгу словно сцепились детали головоломки, превратившись в осмысленную фигуру. Я изучил все материалы, какие смог достать. Читал книги той эпохи. Я окунулся в ушедший мир с головой. Я окружил себя копиями древних вещей. Словно что-то звало меня туда, но я так и не понял — что. Одно чувство преследовало меня — мне было тесно. Представляете? Не там тесно, а здесь, у нас! Но искать простор в прошлом?.. — Лядов на несколько мгновений замолчал. — А потом в архиве я наткнулся…
   — Ну-ну, подбодрил Трайнис.
   Лядов не мигая опять смотрел сквозь все.
   — Далекие миры, — проследив за его взглядом, гипнотизируя ту же точку, сказал Вадковский, — глубокий космос, ледяные сквозняки, заштатный космопорт, фанерные звездолеты, удобства во дворе — новая жизнь!
   Трайнис коротко глянул на Романа и заключил:
   — Неосознанное желание на почве большой увлеченности предметом.
   Лядов нахмурился, пожал плечами. Было видно, что ему все равно.
   — Какая изысканная лаконично-туманная формулировка, — восхитился Вадковский. — Словоделы вы и словоблуды. Смыслолазы. — И вдруг спросил с невинным видом: — А отец бы тебя понял?
   Лядов нахмурился совсем, во взгляде прорезалась досада.
   — Конечно, понял бы. — Он запнулся. — Но есть одна причина… У меня нет прав пилота, и поэтому я возьму корабль так… без спроса.
   Трайнис вздрогнул, а Вадковский рассмеялся и оглушительно хлопнул в ладоши:
   — Я ждал чего-нибудь подобного. Правильно, а если кто окажется рядом с кораблем — мы его скрутим. Вот оно, грубое незримое прошлое… слушайте, мне это нравится. — Роман даже заерзал в кресле от избытка чувств.
   Трайнис, оторопев, смотрел на Лядова, как на диковинку — как если бы скрестили ящерицу с ананасом.
   Лядов взмолился:
   — Не сверли меня взглядом. Можете считать это частью нашего эксперимента. Что делать, случайно или нет, многое получается похожим на ту эпоху. Вы же не спрашиваете, почему я не хочу провести полет на симуляторе. Ясное дело, что это будет нелепо. Или взять с собой опытного дядю-инструктора.. ну, ребята, мне очень нужно! А лететь одному…
   Лядов сник.
   — Мда, — сочувственно произнес Трайнис и подмигнул Роману. — Тяжелый случай. Амбулаторно не лечится.
   — Рекомендуются длительные прогулки и пробежки, — важно сказал Вадковский.
   — Практический вопрос, — сказал Трайнис.
   Лядов поднял голову.
   — Насчет прав пилота, — сказал Трайнис.
   Лядов снова увял, пробормотал:
   — Надеюсь, это не решающий вопрос?
   — Уже нет. Но он касается не только нас.
   — Гинтас, это формальность. Я умею водить корабль.
   — Естественно.
   — Я уже летал.
   — Ты летал с отцом. Твоя психика не готова к Глубокому Космосу — в свете Правил. Опыта, короче, мало.
   — А если я полечу с тобой? — вкрадчиво спросил Лядов. — У тебя-то права есть, а? и психика твоя…
   — Тоже есть у тебя, — вставил Вадковский.
   Трайнис поднял руки:
   — Уломал. Сдаюсь.
   — Гинтас, бывают проблемы, которые сильнее нас. Полностью на твои вопросы ответит только полет, — сказал Вадковский.
   — Надеюсь.
   — Какой же ты скучный! Неужели тебе не интересно? — Вадковский был возмущен.
   — Интересен художественный фильм, — невозмутимо ответил Трайнис, — а это — жизнь.
   — Связываться с вами, — устало пробормотал довольный Лядов.
   Вадковский выкатил из-под кресла мяч, подбросил к потолку.
   — Сыграем?
   Все разом сорвались с мест, со смехом потолкались в дверях и выбежали на солнце. Вадковский, взметнув ногу выше головы, отправил звонкий мяч в зенит.
 
   Солнце тонуло в багровых тучах, грудой сваленных у горизонта. На землю падала тень, затопляя низины. Верхушки деревьев еще ловили густо-розовый свет. Красные звездочки плясали на темной воде.
   Поддерживая друг друга, хохоча и спотыкаясь, они спустились с луга и с блаженными криками погрузились в Струну.
   Мяч уплыл по течению.
   Вадковский со дна реки вознамерился связаться с родителями, но, выпустив с горловым звуком пару огромных пузырей, нахлебался воды и едва не потерял мульт, утопив его в донном песке.
   Лядов, распалившись, попытался перепрыгнуть Струну — разбежался, взлетел над водной гладью, но через пять метров беспорядочно кувыркаясь, рухнул на неуместно вынырнувшего Трайниса.
   Вадковский от хохота рухнул на берегу.
   Трайнис, рассвирепев, схватил обоих в охапку, перевалился через борт глайдера и, не дав никому опомниться, стартовал. Холодный воздушный пресс вертикального страта сразу остудил всех.
   Глайдер низко скользил над полосатыми вечерней тенью лугами. Лядов и Вадковский переговаривались за его спиной.
   — Летим домой. Замерзли? — обернулся Трайнис.
   — Нет, — Вадковский зевнул.
   — Тогда держитесь! — Трайнис вцепился в штурвал.
   Роман и Слава не успели ни за что ухватиться и повалились на пол.. сначала глайдер, задрав нос, взмыл к застывшим в небе вечерним облакам, завис свечой, затем свалился в крутое пике навстречу сумеречной земле. Ветер заревел в открытой кабине, молотя воздушными кулаками. Кто-то звонко крикнул. Тень глайдера отвернула от неотвратимо налетавшей земли и замерла в полуметре от травы.
   Вадковский охнул, пробормотал «отныне только пешком», спрыгнул на землю и убежал в дом. В окнах вспыхнул свет. Вадковский высунулся, что-то прокричал изнутри. Громко зазвучала музыка.
   Трайнис опустил глайдер и обернулся. Лядов, оседлав борт, пятерней расчесывал спутанные ветром мокрые волосы. Он улыбнулся темному небу.
   Трайнис продлил его взгляд и посмотрел наверх. Где-то в пустоте сверкала звезда, которую для побега выберет Лядов.
   Лядов слез с борта и попрыгал на одной ноге, вытряхивая воду из уха.
 
   После чая был прокручен фильм, созданный Лядовым в прошлогоднем походе по ледникам Памира. Вадковский, тыча в экран надкушенным пряником и прихлебывая — «эх, последняя!» — чай из внушительной чашки, в пух и прах раскритиковал режиссерскую работу, диалектично заметив, однако, что таким образом Лядов избежал набивших оскомину высокохудожественных штампов. Лядов в сердцах дал было ему по шее, но промахнулся и заехал Трайнису. «Огненно-красные закаты, — продолжал Вадковский, — отскочив в сторону, зеленое небо, алый снег и сиреневые тени полны иррационального смысла и пронзительно прекрасны, и вызывают спектрально чистые чувства, напоминающие человеку о его родстве не только с дикими предками, но и с этими закатами и небесами».
   Лядов направился к выходу и поманил за собой Романа.
   — Побойся бога, — вскричал Вадковский. — Критика была дружеская.
   — Ну тогда, — улыбнулся Лядов, — никаких ударов ниже пояса.
   Трайнис поднялся на крышу. Скрестив руки на груди, он смотрел в то место, где должен быть горизонт. Чернота ночной земли незаметно переходила в черноту неба и отличалась от последней только отсутствием звезд. Голубоватый звездный тюль с неровным нижним краем на миг показался Трайнису классической завесой тайны. Он зевнул и потряс головой. Прошедший день промелькнул как встречный глайдер, и Трайнис был им очень доволен. В мозгу потихоньку вызревала новая связка фигур высшего пилотажа. Пожалуй, это уже пятая категория сложности.
   Внизу, на поляне, среди редко стоящих гигантских старых яблонь вспыхнул свет, раздались звонкие удары по мячу, деланно-обиженные восклицания Романа и Славин смех.
   Через полчаса футболисты принесли одеяла. Трайнис уже превратил кресла в постели и сидел на одной из них. Он забрал свое одеяло, закутался с головой и, не слушая шуточек Вадковского, заснул.
   Роман, приподнявшись на локте, начал было рассказывать какую-то историю, но его сморило на середине фразы, и вскоре он спал с безмятежной улыбкой.
   Укрывшись одеялом до подбородка, Лядов смотрел на знакомые созвездия. Было очень тихо. С реки доносилось неуверенное кряканье. Он долго лежал, невидяще глядя в небо и шевеля губами, потом повернулся на бок и тоже накрылся с головой.
   Лядов проснулся от холода.
   Вместо луга раскинулось туманное море. От леса остались черные верхушки, висящие в молочной пустоте. Было тихо, как будто остановилось время. О реке напоминал изогнутый плотный белый вал. Птицы еще не проснулись, но восток уже алел размытым предвестником зари.
   Вадковский спал, укрывшись с головой. Трайнис обнаружился в почти голом виде — он медленно шел по краю крыши, делая всем телом какие-то сложные движения — тренировал вестибулярный аппарат.
   Лядов вскочил, зябко ежась, с содроганием кивнул Трайнису и сбежал внутрь дома. На ходу включил «повара», сбросил одежду, пробежал по бортику и боком упал в теплую с золотой сетью бликов воду бассейна. С минуту он плавал у самого дна, отдаваясь давящей тишине и выделывая пируэты, и обдумывал, что делать дальше.
   Над бассейном появилась тень. В воду обрушилась человеческая фигура, таща за собой шлейфом мириады пузырьков. Это был Роман. Конвульсивно задергавшись, он дикими глазами осмотрелся, сделал мощный гребок и вынырнул.
   У Лядова екнуло сердце. Он оттолкнулся пяткой от дна и вынырнул следом. В уши ворвались сопение, смех, плеск воды.
   Над бассейном возвышался Трайнис. Распростертыми объятиями он радушно встретил возмущенного Вадковского.
   — Так рано, сэр, а вы уже на плаву?
   — Да ты что?! — задыхаясь и отплевываясь заорал Вадковский, колотя ладонями по взбаламученной воде. — Ты что?! — он покрутил пальцем у виска. — Ага?
   — Ты так сладко спал, — сказал Трайнис, заслоняясь от брызг, — что мне показалось кощунственным будить тебя. Кстати, а что тебе снилось там, под водой?
   Лядов расхохотался. Схватился за поручень и рывком выбрался на бортик.
   Вадковский сделал страшное лицо и, погрозив кулаком, в обратном пируэте ушел под воду, обдав Трайниса брызгами с головы до ног.
   — Завтрак готов, — сказал Трайнис, с улыбкой стирая капли с лица.
   — Сейчас, — Лядов прыгал на одной ноге, натягивая брюки.
   Они прошли висячим коридором. Туман в саду уже таял. Теплые лучи низкого солнца били сквозь стеклянную стену.
   — Хороший день будет, — щурясь сказал Трайнис.
   Лядов мельком взглянул за стекло.
   Сзади раздалось частое шлепанье босых ног. Мимо деловито промчался всклокоченный Вадковский, закутанный в просторное полотенце.
   — Слава сладкому куску, — на ходу крикнул Роман, деловито работая локтями, — он прогонит нам тоску.
   — Тебе что стихи плести, что кусок ко рту нести, — вслед ему бросил Трайнис.
   Вадковский, хихикая, исчез за дверью.
   В столовой стоял удивительной свежести воздух — пахло льдом и арбузами, словно за открытыми окнами был не сад, а горные вершины. В зеркальной икебане в центре огромного круглого стола посверкивали разноцветные вспышки.
   Вадковский уже что-то смачно уплетал, держа на весу глубокую чашеобразную тарелку, положив ноги на соседний стул, и смотрел какой-то фильм. Лядов привередливо копался в красном стилизованном горшочке, изредка поглядывая на экран. Иногда Вадковский разражался громким смехом, на что Лядов лишь снисходительно усмехался через нос. Трайнис снял с руки мульт и поставил перед собой, настроившись на информационный нон-стоп Всемирных новостей. Голос ведущего профессиональной скороговоркой сообщал последние события, произошедшие за минувшие сутки в пределах познаваемой Вселенной. Трайнис, забывшись, положил подбородок на кулак с зажатой вилкой и внимательно смотрел на призрачный экранчик, паривший перед ним.
   Из фантомного изображения высунулась весьма воплощенная рука и пошевелила двумя расставленными пальцами.
   — Гинта-ас, — пропел Вадковский.
   Трайнис поднял голову. Завтрак кончился. Лядов, болтая ногами, сидел на кожухе кухонного агрегата. Вадковский отошел к синтезатору, волоча сползающее полотенце. Подняв глаза к потолку, он продиктовал заказ. Прижал к идентификатору палец, подождал, расслабленно облокотившись на панель, и вытащил из приемной камеры прозрачный пакет, набитый белым.
   — Так-так, — пробормотал Роман, придирчиво разглядывая содержимое.
   Трайнис погасил мульт, допил сок и поднялся.
   Вадковский облачился во что-то белое с короткими рукавами и штанинами. Придирчиво осмотрел себя со всех сторон.
   — Хорош, хорош, — кивнул ему Трайнис. Вадковский ухмыльнулся и повязал себе на лоб упаковочную ленточку.
   — Это — главное, — сказал Трайнис. — Только не уйди в космос босиком — там ледяные сквозняки.
   — Ну, еще бы. — Роман достал из камеры другой пакет, вытряс его и сунул ноги в светло-серые «юпитеры». Попрыгал. Приноравливаясь к его массе, с каждым прыжком подошвы заметно утолщались.
   Лядов хлопнул в ладоши.
   — Мальчики, вы готовы?
   — Мы... это... всегда готовы! — гаркнул Вадковский, щелкая пятками, и вскинул два пальца к виску.
   — Не к тому виску, — подсказал Трайнис. Вадковский попробовал отдать честь иначе и запутался. Лядов спрыгнул с агрегата и направился к синтезатору.
   Посматривая на экран своего мульта, он быстро озвучил малопонятный перечень. Роман взглянул на Лядова и навострил уши.
   — Нужно максимально смоделировать эпоху, — пояснил Лядов через плечо. — Это обязательно, раз мы не хотим провести эксперимент на имитаторе.
   Он заглянул в приемную камеру. Синтезатор работал. Впервые он выдавал требуемое с такой задержкой.
   Лядов с натугой достал и поставил на пол объемистую сумку черной кожи. Такие сумки Вадковский видел только в фильмах.
   — Что ты назаказывал? — поинтересовался Роман.
   — Типичные причиндалы XX века. Можно сказать, символы.
   — Ну-ка покажи. — Вадковский сунул нос в сумку.
   — Что такое «Ява»? Так, понятно. А что такое «777»? А это что? Ого, тяжелый...
   — Не трогай. Осторожно!.. Дай сюда. — Лядов щелкнул внутри сумки чем-то железным и застегнул молнию. — По ходу дела, Рома, все поймешь. Сам не раз будешь пользоваться.
   Лядов забросил сумку на плечо, примерился к ее тяжести и поставил на стол.
   — Пора, — сказал он. — Гинтас.
   — Ага, сейчас.
   — Рома.
   — Ау.
   — Начинается этап номер два.
   — А разве был этап номер один? — удивился Вадковский.
   — Был. Уломать вас.
   — Гинтас, ты уломат? — спросил Вадковский.
   — Нет, я прибалт, — ответил Трайнис.
   — Этап номер два, — сказал Лядов. — Корабль — есть. Экипаж... — Лядов оглядел экипаж. — Экипаж готов?
   Экипаж переглянулся. Вадковский пожал плечами.
   — Подумай, Рома, — Трайнис заботливо зашептал на ухо Вадковскому. — Все свое возьми с собой. Штанишки, ленточки, бантики...
   Роман отстранился и на манер портного смерил Траиниса взглядом:
   — Да, пожалуй, что так. Прямой правой, уход с блоком и с разворота пяткой в челюсть. Кстати, Слава, а мы надолго идем?
   — Да, кстати? — сказал Трайнис, следя за Романовой пяткой.
   Лядов прикинул:
   — Туда-обратно-быстро. На выходе из броска — короткий информационный облет, затем посадка. А сколько там пробудем... День-два, думаю, нам хватит. Просто погуляем, в конце концов.
   — Всего-то? — с явным облегчением сказал Трайнис. — А я зарядился было надолго. Ты нам с таким загадочным видом все излагал... Сон, кстати, на днях видел: бег темными катакомбами с факелами в обеих руках.
   — Да?.. — Лядов помолчал. — Интересно. Архетипы, они знаешь какие бывают?
   — Двое суток, — размышлял вслух Вадковский. — Так. У меня в пятницу дело... А сегодня вторник. — Он подмигнул. — Отлично, успею.
   Вадковский навалился локтями на синтезатор и задумался.
   — Розовый бантик возьми, — негромко сказал Трайнис.
   — Не мешай, — поморщился Вадковский.
   — А желтый бантик возьми обязательно, — не унимался Трайнис.
   Вадковский вздохнул и, сгорбившись, медленно, страшно двинулся на Трайниса, перебирая в воздухе воображаемыми когтями. Глаза его затуманились тупой целеустремленностью инкуба.
   — Ай-яй-яй! — натурально завопил Трайнис, отодвигая в стороны лишнюю мебель и принимая стойку.
   Вадковский, как слепой, прошел мимо озадаченного Трайниса, неожиданно нырнул вбок, сделав неуловимый выпад, и отскочил.
   Трайнис стоял, изогнувшись на манер тореадора, и недоверчиво осматривал оторванный боковой карман, а детали табуретки раскатывались по столовой. Даже на кухне кое-что из мебели Лядов соорудил по древним рецептам. Вадковский лизнул ребро ладони и помахал рукой.
   — Мяч я возьму, вот что! — воскликнул он. — Устроим межзвездный матч. Идея?
   — Табуретку сооруди, прогрессор, — сказал Трайнис, посмотрев на Романа.
   Вадковский оказался у синтезатора и затребовал табуретку. Лядов смотрел на его мускулистую спину и бицепсы:
   — Рома, ты действительно собираешься в прогрессоры?
   — Подумываю, ты же знаешь. — Вадковский осмотрел полученную табуретку.
   — Я знаю, что ты, как и многие, увлекаешься околопрогрессорской романтикой. Десант, следопыты, астроархеологи... Значит, всерьез. И давно?
   — Как тебе сказать... Что-то я не пойму. А, пять ножек. Разжав пальцы, Вадковский меланхолично уронил табуретку внутрь синтезатора и уточнил заказ.
   — Раньше мне было просто интересно. Романтика, таинственные миры, смелые, сильные люди и все такое. А недавно узнал, что подхожу по психотипу. И я вдруг понял, для чего спорт этот мой и увлечение прогрессорством. Теперь хочу слетать в Центр: все выяснить на месте, ну и — поступить.
   — Это в пятницу?
   — Ага.
   — Значит, будешь ты у нас специалистом по нелегальному кованию чужого счастья в особо крупных размерах, — задумчиво проговорил Лядов.
   Вадковский поклонился:
   — Да, в будущем. Годков через пять-десять. Почему, кстати, нелегальному? Схемы разные бывают. Например, теория Иноземцева... Как-нибудь расскажу.
   — А на какой планете вы хотели бы работать, Роман Дмитриевич? — тоном корреспондента спросил Трайнис.
   — На небезнадежной, — усмехнулся Вадковский.
   — Сие ответ интересный, — кивнул Трайнис.
   — А я никогда не хотел стать прогрессором, — пробормотал Лядов.
   — Странно, — сказал Вадковский. — Вроде бы те же книжки читал, что и я. Да что я говорю, ты же меня к ним и приобщил.
   — Причем тут книжки?
   — Э-э, не скажи. Окончательно я пришел к прогрессорству именно после этого.
   — После чего?
   — Да почитав твои древние книжки! А в детстве были фильмы, особенно документальные. На самом деле не романтика, не, тем более, азарт или авантюризм, а просто сильное нежелание видеть горе, беспомощность разумных где-то во Вселенной подтолкнули меня. Это во мне не укладывается. Помните, давным-давно, — катастрофа на Катарсисе? Мы были тогда детьми. В тот день разрушилось мое представление о доброй, справедливой Вселенной. Случилась у меня тогда вселенская обида на мир. Я даже месяц не смотрел новостей. Из принципа увлекся домежзвездной эпохой, когда хрупкие кораблики с трудом бороздили ближний космос и о гибели целой цивилизации можно было прочесть только в фантастических книжках. Сейчас я понимаю: не уходить от этого надо, а, наоборот, идти навстречу. Эти люди живут сейчас и им надо помочь. Сейчас. Или помочь, или не думать об этом. Третьего для меня не существует. Зачем таскать камень в душе, кому от этого легче? Я от этого, например, просто худею.
   — Ты взрослеешь, Рома, — серьезно сказал Трайнис. — От этого никому не легче.
   — Оттого, что взрослею?
   — Прогрессор-остряк, — сказал Трайнис.
   — Действительно, кому я нужен худой?
   — Я не знал, что ты увлекался домежзвездной эпохой, — сказал Лядов.
   — Недолго. Я почти сразу плотно занялся теорией прогрессорства.
   — Да ты у нас тоже философ... — медленно проговорил Лядов. Взгляд его остановился, словно он пригвоздил к месту важную мысль.
   — А я вообще талантливый, — согласился Вадковский и, задрав подбородок, принял монументальную позу.
   — Стоп, замри! Я думаю, тебя надо отлить, — уверенно сказал Трайнис. — В бронзе. И прямо сейчас, пока ты не убежал. Скульптура будет называться «Салага с пафосом».
   — Да ладно тебе, — — Вадковский небрежно смерил Трайниса взглядом. — Птеродактиль.
   Трайнис довольно засмеялся.
   — Скажи мне, зачем глайдер, когда есть т-порт? — прищурился Вадковский. — Скоро его обещают сделать межпланетным. Может быть, и межзвездный т-порт мы застанем. Ты не жалуешь симуляторы. Но твои полеты — такое же развлечение.
   — Ты не был на неосвоенных планетах, — возразил Трайнис. — Иначе бы так не говорил.
   — Кому на дикой планете нужна твоя «мертвая» петля в штопоре? Глайдер не подчиняется законам аэродинамики.
   — Я развиваю реакцию и быстроту принятия решения.
   — А, — смиренно сказал Роман и метнул в Гинтаса чашку.
   Чуть отстранясь, тот поймал чашку, поставил на край стола и, поигрывая увесистой сахарницей, снисходительно посмотрел на Вадковского. Роман же внимательно посмотрел на сахарницу и медленно перевел красноречивый взгляд на широкую низкую вазу с цветами.
   — Экипаж, — хлопнул в ладоши Лядов. — Отставить разговоры. Слушай мою команду. Строй-ся!
   — Чего?
   — Вставайте в ряд. Гинтас первый, Роман второй.
   — Почему это я второй?!
   — Какая разница. С точки зрения араба ты первый.
   — А кто из нас араб? Слава, ты не араб?
   — Разговорчики в строю!
   Вадковский и Трайнис вытянулись, с отчаянной преданностью уставившись вдаль.
   Заложив руки за спину, Лядов прошелся перед строем, вглядываясь в лица. Потрепал Трайниса по щеке, Роману поправил застежку и сказал глубоким отеческим басом, явно кого-то копируя:
   — Экипаж... кхе-кхе... сынки.
   — Чего изволите? — пропищал Вадковский.
   Лядов сурово взглянул на него, сдвинул брови, что-то припоминая.
   — Наверное, не из той книжки, — шепнул Трайнис.
   — Рядовой Вадковский.
   — Я!
   — Прекратите паясничать.
   — Щас, — выразительно сказал Роман.
   — Надо отвечать «слушаюсь».
   — Слушаюсь!
   — Как кибер Васька, — шепнул Трайнис.
   — Рядовой Трайнис!
   — Я!
   — Хотите два наряда вне очереди?
   — Слушаюсь!
   — Не «слушаюсь», а «никак нет»!
   — Никак нет! — рявкнул Трайнис, выкатив глаза.
   — О господи, — вздохнул Вадковский, — Слава, ну почему же «нет»? Вдруг он хочет, и причем именно вне очереди?
   — Рядовой Вадковский! — изумился Лядов. — Что за фамильярность со старшим по званию!
   Трайнис закусил губу и дернулся.