Страница:
— Не у тебя одного, — шепнул Трайнис. — Ведь у Славы...
— Вы меня слушаете? — вежливо поинтересовался Сергей Георгиевич.
— Простите, — спохватился Вадковский. Он одним ухом слушал начальника лаборатории и продолжал скользить глазами с предмета на предмет, то хмурясь, то поднимая брови.
— Так вот, о том, что пропустило ваше внимание, — сказал Потравин. — Это касается вас, Роман. Помните первую ночь на Камее? Группа шла по лесу, вы замыкали и делали зарубки. В какой-то момент вам показалось, что вы отстали и со страхом бросились догонять Гинтаса и Станислава. В суете вы не обратили внимание, но в памяти отложилось вот что.
Справа от вас в пяти шагах среди деревьев неподвижно висели два неярких бледно-зеленых или голубоватых пятна. Примерно на высоте лица прямоходящего. М-да... Расстоянием между собой эти пятна тоже напоминали глаза. Весьма любопытно, не так ли?
Вадковский завел глаза к потолку, мысленно оказавшись в ночной чаще. Повернул голову направо, где во мраке среди темных деревьев, на высоте лица прямоходящего... Роман потряс головой и торопливо хлебнул кофе, пробормотал:
— Это страшно, Сергей Георгиевич.
— Я вас понимаю, — медленно проговорил руководитель научной лаборатории — то ли он в чем-то сомневался, то ли что-то обдумывал. — Но гораздо интереснее другое. Стелларменов почему-то больше всего интересовали результаты ментоскопирования. Даже больше, чем физические параметры планеты. Мы передали им эту информацию. От стелларменов мы получили уникальный, замечательный, великолепный полетный дневник. Но опять это только кино. Даже их полумистические методы исследований не проникли в физическую сущность так называемых «черных ящиков» Камеи. Уже устоялся новый термин — информационный коллапс. Вы можете видеть, что вода закипела, но датчики ничего не сообщат о повышении температуры... — Речь Сергея Георгиевича совсем замедлилась. Схватившись за подбородок, начальник лаборатории на несколько секунд крепко задумался, совершенно забыв о слушателях. Встряхнулся. — Прошу прощения. Как я уже сказал, фактически карантин можно прерывать. Вы, как у нас говорят, «глубокая норма». Но порядок есть порядок — карантин должен быть пройден до конца. Дотерпите еще неделю. Заодно дождетесь выводов единой комиссии. Надеюсь, общими усилиями что-то раскопаем. А пока хочу вас порадовать: отменяется мониторинг всех типов, станции возвращается полная информационная свобода, неограниченное общение, можете пользоваться синтезатором.
Вадковский вцепился во вздрогнувшего Трайниса и начал вырываться, словно тот держал его:
— Пустите меня! Я хочу домой.
Сергей Георгиевич, непонятно пробормотав «и тут дети», скомканно попрощался.
Вадковский нацепил на голову эйдосимулятор, плашмя рухнул на разоренный диван — гнездо из простыней и подушек, и бросился посещать родной дом в режиме симулятора.
Чтобы снизить нагрузку на транспортную систему человечества, сделать полноценное общение практически мгновенным, но и не сводить его к банальному видеосеансу, Земля была сдублирована в недрах Пространства в уникальном по масштабности симуляторе, названном незамысловато «Зеркальная Земля». Это был один из немногих, если так можно выразиться, официальных симуляторов. Никакие вольные изменения в нем не допускались, разве что в сторону еще большей реалистичности. Создателями симулятора было гарантировано полное соответствие реальной Земле вплоть до монолитных объектов сантиметрового размера. Спутники с орбиты и зонды в атмосфере постоянно отслеживали изменения: где-то во время бури упало дерево, построили новый дом, камнепад перегородил долину, озеро покрылось льдом, орел свил гнездо. Некоторые сложности возникли с животными и насекомыми. Они вели скрытную жизнь, массово мигрировали, становились жертвой хищников, нарождались тысячами и миллионами во время взрывного развития популяции. Уследить за ними и адекватно отразить поведение в «33» было практически невозможно. Было принято решение симулировать фауну по запросу. Те же сложности были с отражением быстротечных, редких и других подобных им явлений. Следящие спутники и зонды вполне могли пропустить пылевой вихрь на какой-нибудь заброшенной проселочной дороге, где вы устроили пикник, пригласив часть гостей виртуально, а потом бы у вас были расхождения в воспоминаниях. Тщательная прорисовка выполнялась по личному желанию там, где человек бывал чаще и хотел видеть предельно натуральной имитацию привычных мест. Теоретически в этом случае детализация могла дойти до размера атомов. Такие общие вещи, как погода, время суток, расположение светил в космическом пространстве всегда отражали реальное положение дел. В силу масштабности это было несложно. Обязательных условий на «Зеркальной Земле» было три: в отличие от прочих симуляторов законы природы здесь не нарушались, изменения на «Зеркальной Земле» могли быть только отражением изменений на Земле настоящей. И последнее. Факт нахождения на «Зеркальной Земле» должен был постоянно напоминаться человеку одним из нескольких тщательно отобранных психологами способов. У Вадковского, например, в правом верхнем углу, куда бы он ни смотрел, висела красная полупрозрачная буква «К». На заре симуляторов была распространена шутка — на спящего надевали эйдосинтезатор и будили внутри симулятора в том же самом месте. Порой получалось очень смешно, что и говорить. Но после нескольких трагически-забавных случаев это было запрещено, и появились те самые «напоми-налки».
Мгновенно перескочив несколько миллиардов километров, Вадковский уже бежал по знакомой лужайке к своему дому. Реальная кабина т-порта тоже могла переместить довольно далеко — за тысячи километров, но появиться сразу там, где захотел, без всякой техники, босиком на траве — было в этом что-то божественное.
Роман бежал по дорожке, вертя головой по сторонам. Земля под ногами была особенно приятно упругой. Хотя скорее всего это только казалось. У него возникло ощущение, что он отсутствовал дома целый год.
Вокруг никого не было. Естественно, никто ведь не знает, что он решил посетить дом виртуально. Даже при многолетней и постоянной заполняемости симулятора мелкими деталями и приметами реальной Земли здесь все-таки было пустовато. Никто не собирался отслеживать все изменения, происходящие в реале. По большому счету «Зеркальная Земля» была суммой индивидуальных мирков, наложенных на базовую физическую модель планеты. Забавно было, пройдя сквозь неестественно пустынный пейзаж, окунуться в щедро заселенный оазис, жизнь в котором кипит и не выходит за невидимые пределы, отражающие ареал обжитости данного места на реальной Земле. А покинув оазис, вновь двигаться по пустынной, стерильной территории.
Широкий подоконник был чист и прохладен. Роман с наслаждением влез в окно своей комнаты, привычно отведя рукой ветку клена. Постоял, озираясь. Вдохнул всей грудью. Кажется, зацвели эти желтые цветы на клумбе. Он всегда забывал их название. Все вещи стояли именно на тех местах, как и «снаружи». Только записки не оказалось на столе. Или он оставил ее на подоконнике? Роман пробежал по комнатам.
— Мам! Пап!
Было тихо.
Пройдя через дом, Роман с заднего крыльца ступил на теплую траву и сказал в пространство:
— Вызов симулятора «Зеркальная Земля». Я дома.
Он упал на траву, раскинул руки, вонзив в дерн пальцы. Дома... Даже дурацкая буква «К», парящая среди облаков, не портила ощущение, что он на Земле. Все-таки идея «33» гениальна.
Про дом Вадковский уточнил не случайно. Он мог быть за полкилометра отсюда на том самом озере, где наверняка затаился в прибрежных зарослях Тема и нервно бьет хвостом, следя за рыбами на мелководье. Кот был введен в симулятор лично Романом, но сейчас отсутствовал. Наверное, в самом деле охотился на озере.
Первым прибыл отец. Он выглянул на открытую веранду, скользнул взглядом по саду, не замечая лежащего Романа. Роман оттолкнулся от земли, перелетел через перила, повис у отца на шее. Они закружились среди плетеной мебели. Отлетел в угол легкий стул.
— Цел, путешественник?!
Роман промолчал, только сильнее сжал руки. Что-то горячее пробилось из-под ресниц.
— Задушишь.
Роман ослабил хватку. Улыбаясь, они молча посмотрели друг на друга. Снова обнялись.
Раздался радостный визг. Оба обернулись. В дверях замерла загорелая блондинка с бледным макияжем, хорошо оттенявшим сияющие голубые глаза.
— Романчик!
— Мама!
— Надежда, — сказал отец, втягивая голову в плечи — блондинка с раскрытыми объятиями бросилась к обоим. — Давай и правда следующей заведем дочку. Девочки поспокойнее, любят сидеть дома.
— Давай, Митя, — мягко и призывно улыбнулась, повернув голову, мама Романа. — Хоть двух. Но, боюсь, девочка будет амазонкой.
— Пожалуй, — задумчиво согласился отец. — Вся в тебя.
— Может быть, мне увлечься вышиванием гладью? — героически предложил Роман.
— Тоже не подходит, — с сомнением покачал головой отец. — Как бы темой гобеленов после таких приключений не стало какое-нибудь инферно.
— Никакого инферно не было и в помине. Деревца, бабочки, много солнца, ночная свежесть, чуть-чуть дождика.
— Я не понял твою записку, — сказал отец, когда они втроем, обнявшись, сидели на плетеном диване. — «Ушел в поход. Все объясню по прибытии». Это что значит?
— Хорошо, что не понял, — сказал Вадковский. Он жмурился — мама перебирала ему волосы, неотрывно, с млеющей улыбкой глядя в лицо. — Теперь уже ничего не значит. Все оказалось совсем не так.
— Ты молодец. Страшно было?
— Нет, мам. Было очень интересно. Очень. Я даже не ожидал, насколько интересно может быть не на Земле.
— У вас там действительно все закончилось? Скоро отпустят? — спросил отец.
— Считай, мы уже дома... Мама!
Неожиданно сильные загорелые руки стиснули так, что у Романа перехватило дыхание.
Попрощавшись, Роман решил вернуться на «Сигму» как в реальности — через кабину т-порта, затем на корабле внутренних рейсов. Впрочем, никакой разницы это не имело. Включив «честный» режим, он мог субъективные сутки «добираться» до космической лаборатории на попутных или рейсовых средствах, но с точки зрения Трайниса и Лядова это заняло бы секунды. Он мог прыгнуть с обрыва, в полете сорвать с головы эйдосинтезатор, казавшийся в анреале летней кепкой с козырьком, и в ту же секунду оказаться на диване в кают-компании.
Роман не спешил возвращаться. Все позади. Он вдруг впервые ясно ощутил, что очень сильно любит Землю. Саму планету. Оказывается, раньше он пользовался Землей как вещью, и был ею весьма доволен. Земля была сверхбольшим комфортабельным звездолетом, несущим Романа, его родных, друзей и остальное человечество вокруг Солнца. После Камеи все изменилось. Земля стала просто маленькой планетой, затерянной в Млечном Пути, и одновременно — очень большим домом. Его, Романа, настоящим домом. А дом — это всегда часть тебя. Особенно если этот дом любим. А еще после посещения Камеи его гораздо больше, чем раньше, стали занимать отвлеченные темы. Например, на самом деле он изменился за этот полет или только стал лучше понимать себя прежнего? Вот это тема.
Неторопливо размышляя, Роман легкой трусцой бежал по сухим иголкам, листьям, веточкам и солнечным зайчикам. Солнце высверкивало сверху, пробиваясь сквозь кроны; золотило кору, горело в натеках смолы на мрачных елях, туманно сияло на белоснежных стволах берез. Справа и слева стволы мелькали частоколом. Ситуация вдруг неприятно напомнила Камею. Но Роман громко рассмеялся. Он был на Земле, пусть даже на «зеркальной». Камея осталась так далеко, что не ясно даже, существует ли эта кошмарная планета на самом деле.
Впереди, из-за ствола, загородив узкую дорожку, боком шагнул стеллармен. Роман выставил ладони, тормозя пятками на скользкой тропинке. Живот у стеллармена был твердым, а сам он даже не покачнулся.
— Здравствуйте, — сказал Роман.
Стеллармен смотрел на Вадковского сверху. Лицо его было непривычно застывшим, взгляд непроницаемым. Симулятор оказался не в силах передать адекватно тонкую сущность звездных людей.
— Мы проанализировали результаты работы единой комиссии Институтов, нашего с вами пребывания на Камее и метасканирования вас троих. Обработан очень большой массив исторических данных, так или иначе связанных с «феноменом Камеи». Сведение разрозненных фактов к общему знаменателю получило неожиданное продолжение.
— Подождите, как вы узнали, что я здесь? Нет, не важно. Продолжайте. Вы хотя бы в общем знаете ответ? — Роман был уверен, что Ангрем скажет «да» и начнет рассказывать, обстоятельно раскладывая все по полочкам. Начавшие уже сглаживаться неприятные воспоминания о зеленом аде Камеи уступали место чистому интересу.
— Нет, — сказал стеллармен. — Отсутствует последний камешек в мозаике. Он же — ключ ко всей мозаике.
— Как это? — не понял Вадковский.
— Слушай меня внимательно.
Роман долго смотрел на опустевшую тропинку. В реале где-то в этом месте пролегала муравьиная тропа и он всегда ее перепрыгивал на утренних пробежках. В «33» муравьиную тропу никто не стал повторять. Листья и иголки лежали неподвижно. И весь мир оцепенел. Вадковскому снова показалось, что он на Камее. Он осторожно взглянул вверх. И тут по кронам прошумел ветер. Где-то застрекотала сорока, по верхам раскатилось трескучее эхо. Сороки, кажется, тут не было. Наверное, отец недавно подселил. Раньше до животных руки не доходили. Правда, мышей в сад и лес, рыб в озеро Вадковский нашел время запустить. Но тут настоял Тема, страстный охотник и рыболов. Побродив по «зеркальному» саду «зеркальный» кот Вадковских возмутился отсутствием мелкой живности, что выразил гнусавым пением по ночам. «Зеркальный» кот был полной копией реального, поэтому инстинкты и рефлексы его бунтовали каждый раз, не встречая на хорошо освоенных местах охоты самодовольных, отъевшихся мышей. Как раз в то время Роман безвылазно жил в «33» — надо было общаться со многими людьми из разных уголков Солнечной системы при полной неразберихе с часовыми поясами, и покуда он не омышил и не оры-бил окрестности, спать или заниматься делом было совершенно невозможно.
Роман посмотрел на тропинку. Звездный человек нарушил одно из главных правил «Зеркальной Земли» — не допускается никаких чудес, никаких нарушений законов физики, химии, вероятности, причинности, действующих в реальном мире. В симуляторе Земли нельзя построить вечный двигатель, трансмутировать свинец в золото, человек не может левитировать и перемещаться во времени, никогда самопроизвольно не закипит вода в стакане, и Солнце не пойдет вспять. Запрет был вполне объясним. В играх можешь быть богом, но на Земле, пусть даже такой, оставайся человеком. Договорив, Ангрем просто исчез, не оставив обязательного при экстренном выходе «наружу» знака, чтобы ни у кого, не дай бог, не отложилось в подсознании впечатления, что живое существо умеет самостоятельно телепортиро-ваться.
Скользнув по тропинке, взгляд Романа уперся в далекий темно-синий стакан кабины т-порта. Жаль, совсем нет времени играть в реальность.
Роман сорвал с себя кепку, выключив тем самым эйдо-синтезатор, и в мгновение ока оказался на диване космической лаборатории.
На опустевшей сосновой просеке несколько минут стоял прозрачный ярко окрашенный фантом Романа. Рука фантома замерла в резком движении — срывала призрачную кепку.
Из кустов появился насквозь мокрый Тема с вяло трепыхающейся рыбиной в зубах. С кота текло, мокрые бока его часто вздымались. Тема подошел к просвечивающейся фигуре Романа, выпустил добычу и неуверенно мяукнул.
— Сходил в гости? — поинтересовался Лядов.
Вадковский продолжал лежать, глядя на него снизу. Кивнул утвердительно.
— Все в порядке? — спросил Лядов.
— Да. Всем привет от моих.
— Я тоже прогуляюсь. Дай-ка эйдос. Гинтас, не хочешь?
— Иди-иди, — отмахнулся Трайнис. — Я по-старинке, посредством видеофона.
Вадковский протянул Лядову разомкнутое кольцо эйдо-синтезатора. Тот замкнул цепь, нахлобучил обруч на голову, устроился в кресле и закрыл глаза.
Вадковский негромко позвал:
— Гинтас.
— А?
— Мне нужно на командный уровень.
— Он же заперт.
— Уже нет.
— Ну иди, раз так. Постой, ты хочешь потренироваться в пилотировании? Пошли вместе.
— Нет, слушай, — Вадковский покосился на Лядова. Тот улыбался. Глаза прятались под обручем эйдосинтезатора. Сла ва был уже дома на «Зеркальной Земле».
— Давай отойдем, — Вадковский за рукав вывел Трайниса из кают-компании. Тот шел послушно, как овечка.
В коридоре перед дверью в каюту Вадковский повернулся к Трайнису и негромко сказал:
— Твоя задача — удержать Славку на нижнем ярусе. Отвлекай его чем-нибудь. Чем хочешь — разговорами, поспорьте о чем-нибудь, сходите в поход длительный куда-нибудь на «33», спортом займитесь — что у нас спортзал пустует?
— Надолго удержать-то?
Вадковский смерил Трайниса взглядом, почесал в затылке.
— Гинтас, иногда ты меня удивляешь. Спроси сначала — зачем. Ты что, не удивлен?
— А ты пока ничего удивительного не сказал. Надо удержать — удержим, не вопрос. Может быть, его связать? Еще я могу вывихнуть ему ногу на тренировке. Тогда он точно никуда не двинется. Шучу.
— Я буду работать на втором ярусе, — зашипел Вадковский. — Дверь будет заперта. Ключ будет только у меня.
— Понятно.
— Что тебе понятно?!
— Не поверишь, Рома, но после Камеи мне стало все равно. Нет, до полета я стал бы тебя расспрашивать, обязательно, ты не сомневайся.
— Ты издеваешься. — Вадковский пристально вгляделся в лицо Трайнису.
Гинтас пожал плечами. У него был вид человека, которому нужно очень мало и это малое всегда под рукой. Причем, заметно было, что в данный момент его от этого самого малого отвлекают.
— Я должен это знать? — спросил Трайнис. — Тогда расскажи. Тебе, наверное, виднее.
Трайнис был на два года старше и на три сантиметра выше ростом, но сейчас Вадковский ощущал себя и старше, и выше. Он терпеливо сказал:
— Всего я пока рассказать тебе не могу. — Усмехнулся: — Для чистоты эксперимента. Необходимо не пускать Славку наверх сутки. Может быть, двое. Очень важно. Понимаешь... Ладно, намекну. Есть шанс узнать главную причину происходящего. То, что случилось с нами на Камее, — маленькая деталь масштабного и давно текущего действа.
Оказывается, на Камее, на Земле и во многих других местах, где живут люди, что-то происходит, и происходит уже давно. Разные по масштабам явления, и весьма странные, порой необъяснимые. Как брызги, отсветы чего-то далекого и грандиозного. Ты знаешь, что так называемый «Аномальный архив», куда издавна сваливались все необъясненные случаи, уже перестали называть помойкой? В критическую массу загадок бухнулся «феномен Камеи», и вся эта свалка чудес перешла в иное качество. Теперь это основная тема работы СКАДа. Не охрана человечества главное, а какой-то архив, представляешь?! Помнишь, Слава о тянущихся к нам тенях говорил? Так вот, все это пока действительно бесплотные тени — какие-то хвосты и рога, эхо и следы. Мы мечемся, теряясь в догадках, пораженные широким диапазоном сумбурных странных явлений, не находя связи между ними. На самом деле источник теней один. И это главный вывод, который вчера сделала единая комиссия и, независимо от нее, стеллармены. Обе стороны проанализировали всю доступную информацию, так или иначе связанную с этим делом. Но только у стелларменов есть, по их словам, непротиворечивая версия. Для ее подтверждения существует невероятная возможность... — Вадковский с видимым усилием остановил себя. — Для этого мне и нужен командный этаж. Слава не должен об этом знать. Пока.
Трайнис смотрел на Вадковского:
— Роман, все это очень интересно. Я обязательно прочту выводы единой комиссии. Но с другой стороны... Побывав на Камее, я понял главное. Настоящая жизнь проходит внутри тебя. Вот здесь. Жаль ты стер дневник поэта. Ведь пошли мы в поход в конце концов из-за него. Ты не пробовал разыскать стихи Еленского?
Вадковский не мигая смотрел на Трайниса. Пропал пилот дальнего проникновения...
— Гинтас, что случилось?
Тот огляделся:
— Ничего. Ты о чем? Просто я кое-что понял для себя.
Трайнис задумался, не ожидая реплики Романа. Тот, секунду поколебавшись, махнул рукой и, нахмурясь, быстро ушел вглубь коридора. Перстнем-ключом отомкнул мощные полукруглые створки, встал на лифтовую площадку и исчез на втором ярусе.
Руководитель лаборатории Потравин С. Г. выглядел бледным и усталым. Он почти не двигался, на лице отсутствовала всякая мимика, смотрел и говорил он ровно, как механизм.
— Полным ходом идет обработка данных. Получено много интересных побочных результатов. Двенадцать заявок на открытие! Разрешены два принципиальных научных спора, одному из которых двадцать лет, другому — сто пятьдесят. Но по основному вопросу — что же происходит на Камее — ничего. Вы понимаете?! — вскричал Сергей Георгиевич, лицо его на мгновение ожило. Несколько секунд он усмирял дыхание. — Ничего не доказано. В наличии у нас только гипотезы, и все какие-то неловкие. Но оказалось, что у моих коллег нелады с фантазией. Ее не хватает! Это я понял, выслушав стелларменов. Звездные люди входят в комиссию на правах независимых экспертов. Они выдвинули рабочую гипотезу... простите, все-таки догадку, формально объясняющую ход событий. Более того, сия догадка объясняет многое, очень многое. И в этом ее слабость. Да, она интересна, смела, но... Нет, я не могу. Эти «дети звезд» ведут себя как... дети. С ними положительно нельзя работать. Где преемственность, где система и строгость научного исследования, где доказательства? Откуда эти домыслы? Им бы романы писать. Они даже убрали приставку «псевдо». В их версии феномены просто ноогенные... Давно подозреваю — не все они нам рассказывают, прикрываясь мнением о консервативности официальной науки. — Придвинувшись к экрану, руководитель лаборатории жадно вгляделся в каждого. В динамике загрохотало хриплое дыхание. — Если вдруг они вам хоть что-то откроют, даже просто намекнут... — Спохватившись, он отстранился, насупился.
— Что за гипотеза? — спросил Лядов.
Потравин страдальчески сморщился:
— Они изъявили желание сами все вам рассказать. Я тоже не стану опережать события. Официальные выводы единой комиссии будут подготовлены к публикации в ближайшие дни, и вы сможете с ними ознакомиться обычным порядком. Прощайте.
— До свидания, — вежливо сказал Трайнис.
Экран погас.
— М-да, — сказал Лядов.
— Да уж, — покачал головой Трайнис. — Тяжело им.
— Ничего не поделаешь, — развел руками Лядов и рассмеялся.
Трайнис лишь усмехнулся.
Минут пять сидели, переглядывались. Лядов включил канал новостей, но среди вороха событий не промелькнуло ни одного упоминания о Камее. Трайнис пожал плечами и принялся бродить по Пространству, выспрашивая знакомых. Никто ничего не знал. Некоторые не только про Камею слышали впервые, но вообще не интересовались космосом, а про звездных людей слышали такие небылицы, что очень удивились, узнав от Трайниса, что те на самом деле существуют. Никого из стелларменов найти в Пространстве также не удалось. Впрочем, наверняка Пространство им не нужно вовсе.
— Ты был дома? — спросил Трайнис.
Лядов отвернулся вместе с креслом от экрана.
— Дома? Был. Повидался. Там все нормально. А где Ромка?
Трайнис громко спросил:
— Станислав, а не прогуляться ли нам?
— Так где Ромка?
— В душе, наверное. — Трайнис понял, что совершенно не умеет врать. Ушам стало горячо.
— Куда направимся? — спросил Лядов, приглядываясь к Трайнису.
Трайнис лихорадочно думал.
— В Инфоцентр.
Глаза Лядова сощурились, потом распахнулись:
— Точно. Как я сам не догадался? Там все и узнаем, пока новость готовится к эфиру. Могли бы нам первым сообщить, не зря же мы туда летали.
Они водрузили на головы обручи эйдосинтезаторов и оказались на светлых квадратных плитах площади перед громадным зданием Инфоцентра. Несколько глайдеров стояли вдалеке возле газона. Вечерело. Сильный ветер качал черные пальмы на фоне сизо-алого закатного пирога на горизонте; неумолчным хором гудели жесткие кинжаловидные листья. По мельтешащей огненной ряби удалялся к горизонту низкий черный силуэт прогулочного лайнера.
— Хорошо! — Лядов вдохнул горячий соленый воздух и бодро зашагал к широкому главному входу. Застать разом всех специалистов информационного обеспечения человечества можно было только здесь.
Трайнис чуть отстал и поглядел в густо-фиолетовое небо с неспешно плывущими огоньками какого-то глайдера.
Вадковский еще раз проверил, заперта ли дверь. Прошелся по пустынным помещениям командно-лабораторного уровня. Рубка, ангар с законсервированными механизмами, герметичный бокс для исследования опасных образцов, ряд кают, большой лабораторный зал, забитый исследовательской техникой. Ого! А им казалось, что зал на нижнем уровне — само научно-техническое изобилие. Несколько абсолютно пустых помещений неясного назначения. Когда же из них все успели вывезти? Оперативно. А тут у нас что? Судя по длинному столу — конференц-зал, высокий и просторный. Отлично.
— Вы меня слушаете? — вежливо поинтересовался Сергей Георгиевич.
— Простите, — спохватился Вадковский. Он одним ухом слушал начальника лаборатории и продолжал скользить глазами с предмета на предмет, то хмурясь, то поднимая брови.
— Так вот, о том, что пропустило ваше внимание, — сказал Потравин. — Это касается вас, Роман. Помните первую ночь на Камее? Группа шла по лесу, вы замыкали и делали зарубки. В какой-то момент вам показалось, что вы отстали и со страхом бросились догонять Гинтаса и Станислава. В суете вы не обратили внимание, но в памяти отложилось вот что.
Справа от вас в пяти шагах среди деревьев неподвижно висели два неярких бледно-зеленых или голубоватых пятна. Примерно на высоте лица прямоходящего. М-да... Расстоянием между собой эти пятна тоже напоминали глаза. Весьма любопытно, не так ли?
Вадковский завел глаза к потолку, мысленно оказавшись в ночной чаще. Повернул голову направо, где во мраке среди темных деревьев, на высоте лица прямоходящего... Роман потряс головой и торопливо хлебнул кофе, пробормотал:
— Это страшно, Сергей Георгиевич.
— Я вас понимаю, — медленно проговорил руководитель научной лаборатории — то ли он в чем-то сомневался, то ли что-то обдумывал. — Но гораздо интереснее другое. Стелларменов почему-то больше всего интересовали результаты ментоскопирования. Даже больше, чем физические параметры планеты. Мы передали им эту информацию. От стелларменов мы получили уникальный, замечательный, великолепный полетный дневник. Но опять это только кино. Даже их полумистические методы исследований не проникли в физическую сущность так называемых «черных ящиков» Камеи. Уже устоялся новый термин — информационный коллапс. Вы можете видеть, что вода закипела, но датчики ничего не сообщат о повышении температуры... — Речь Сергея Георгиевича совсем замедлилась. Схватившись за подбородок, начальник лаборатории на несколько секунд крепко задумался, совершенно забыв о слушателях. Встряхнулся. — Прошу прощения. Как я уже сказал, фактически карантин можно прерывать. Вы, как у нас говорят, «глубокая норма». Но порядок есть порядок — карантин должен быть пройден до конца. Дотерпите еще неделю. Заодно дождетесь выводов единой комиссии. Надеюсь, общими усилиями что-то раскопаем. А пока хочу вас порадовать: отменяется мониторинг всех типов, станции возвращается полная информационная свобода, неограниченное общение, можете пользоваться синтезатором.
Вадковский вцепился во вздрогнувшего Трайниса и начал вырываться, словно тот держал его:
— Пустите меня! Я хочу домой.
Сергей Георгиевич, непонятно пробормотав «и тут дети», скомканно попрощался.
Вадковский нацепил на голову эйдосимулятор, плашмя рухнул на разоренный диван — гнездо из простыней и подушек, и бросился посещать родной дом в режиме симулятора.
Чтобы снизить нагрузку на транспортную систему человечества, сделать полноценное общение практически мгновенным, но и не сводить его к банальному видеосеансу, Земля была сдублирована в недрах Пространства в уникальном по масштабности симуляторе, названном незамысловато «Зеркальная Земля». Это был один из немногих, если так можно выразиться, официальных симуляторов. Никакие вольные изменения в нем не допускались, разве что в сторону еще большей реалистичности. Создателями симулятора было гарантировано полное соответствие реальной Земле вплоть до монолитных объектов сантиметрового размера. Спутники с орбиты и зонды в атмосфере постоянно отслеживали изменения: где-то во время бури упало дерево, построили новый дом, камнепад перегородил долину, озеро покрылось льдом, орел свил гнездо. Некоторые сложности возникли с животными и насекомыми. Они вели скрытную жизнь, массово мигрировали, становились жертвой хищников, нарождались тысячами и миллионами во время взрывного развития популяции. Уследить за ними и адекватно отразить поведение в «33» было практически невозможно. Было принято решение симулировать фауну по запросу. Те же сложности были с отражением быстротечных, редких и других подобных им явлений. Следящие спутники и зонды вполне могли пропустить пылевой вихрь на какой-нибудь заброшенной проселочной дороге, где вы устроили пикник, пригласив часть гостей виртуально, а потом бы у вас были расхождения в воспоминаниях. Тщательная прорисовка выполнялась по личному желанию там, где человек бывал чаще и хотел видеть предельно натуральной имитацию привычных мест. Теоретически в этом случае детализация могла дойти до размера атомов. Такие общие вещи, как погода, время суток, расположение светил в космическом пространстве всегда отражали реальное положение дел. В силу масштабности это было несложно. Обязательных условий на «Зеркальной Земле» было три: в отличие от прочих симуляторов законы природы здесь не нарушались, изменения на «Зеркальной Земле» могли быть только отражением изменений на Земле настоящей. И последнее. Факт нахождения на «Зеркальной Земле» должен был постоянно напоминаться человеку одним из нескольких тщательно отобранных психологами способов. У Вадковского, например, в правом верхнем углу, куда бы он ни смотрел, висела красная полупрозрачная буква «К». На заре симуляторов была распространена шутка — на спящего надевали эйдосинтезатор и будили внутри симулятора в том же самом месте. Порой получалось очень смешно, что и говорить. Но после нескольких трагически-забавных случаев это было запрещено, и появились те самые «напоми-налки».
Мгновенно перескочив несколько миллиардов километров, Вадковский уже бежал по знакомой лужайке к своему дому. Реальная кабина т-порта тоже могла переместить довольно далеко — за тысячи километров, но появиться сразу там, где захотел, без всякой техники, босиком на траве — было в этом что-то божественное.
Роман бежал по дорожке, вертя головой по сторонам. Земля под ногами была особенно приятно упругой. Хотя скорее всего это только казалось. У него возникло ощущение, что он отсутствовал дома целый год.
Вокруг никого не было. Естественно, никто ведь не знает, что он решил посетить дом виртуально. Даже при многолетней и постоянной заполняемости симулятора мелкими деталями и приметами реальной Земли здесь все-таки было пустовато. Никто не собирался отслеживать все изменения, происходящие в реале. По большому счету «Зеркальная Земля» была суммой индивидуальных мирков, наложенных на базовую физическую модель планеты. Забавно было, пройдя сквозь неестественно пустынный пейзаж, окунуться в щедро заселенный оазис, жизнь в котором кипит и не выходит за невидимые пределы, отражающие ареал обжитости данного места на реальной Земле. А покинув оазис, вновь двигаться по пустынной, стерильной территории.
Широкий подоконник был чист и прохладен. Роман с наслаждением влез в окно своей комнаты, привычно отведя рукой ветку клена. Постоял, озираясь. Вдохнул всей грудью. Кажется, зацвели эти желтые цветы на клумбе. Он всегда забывал их название. Все вещи стояли именно на тех местах, как и «снаружи». Только записки не оказалось на столе. Или он оставил ее на подоконнике? Роман пробежал по комнатам.
— Мам! Пап!
Было тихо.
Пройдя через дом, Роман с заднего крыльца ступил на теплую траву и сказал в пространство:
— Вызов симулятора «Зеркальная Земля». Я дома.
Он упал на траву, раскинул руки, вонзив в дерн пальцы. Дома... Даже дурацкая буква «К», парящая среди облаков, не портила ощущение, что он на Земле. Все-таки идея «33» гениальна.
Про дом Вадковский уточнил не случайно. Он мог быть за полкилометра отсюда на том самом озере, где наверняка затаился в прибрежных зарослях Тема и нервно бьет хвостом, следя за рыбами на мелководье. Кот был введен в симулятор лично Романом, но сейчас отсутствовал. Наверное, в самом деле охотился на озере.
Первым прибыл отец. Он выглянул на открытую веранду, скользнул взглядом по саду, не замечая лежащего Романа. Роман оттолкнулся от земли, перелетел через перила, повис у отца на шее. Они закружились среди плетеной мебели. Отлетел в угол легкий стул.
— Цел, путешественник?!
Роман промолчал, только сильнее сжал руки. Что-то горячее пробилось из-под ресниц.
— Задушишь.
Роман ослабил хватку. Улыбаясь, они молча посмотрели друг на друга. Снова обнялись.
Раздался радостный визг. Оба обернулись. В дверях замерла загорелая блондинка с бледным макияжем, хорошо оттенявшим сияющие голубые глаза.
— Романчик!
— Мама!
— Надежда, — сказал отец, втягивая голову в плечи — блондинка с раскрытыми объятиями бросилась к обоим. — Давай и правда следующей заведем дочку. Девочки поспокойнее, любят сидеть дома.
— Давай, Митя, — мягко и призывно улыбнулась, повернув голову, мама Романа. — Хоть двух. Но, боюсь, девочка будет амазонкой.
— Пожалуй, — задумчиво согласился отец. — Вся в тебя.
— Может быть, мне увлечься вышиванием гладью? — героически предложил Роман.
— Тоже не подходит, — с сомнением покачал головой отец. — Как бы темой гобеленов после таких приключений не стало какое-нибудь инферно.
— Никакого инферно не было и в помине. Деревца, бабочки, много солнца, ночная свежесть, чуть-чуть дождика.
— Я не понял твою записку, — сказал отец, когда они втроем, обнявшись, сидели на плетеном диване. — «Ушел в поход. Все объясню по прибытии». Это что значит?
— Хорошо, что не понял, — сказал Вадковский. Он жмурился — мама перебирала ему волосы, неотрывно, с млеющей улыбкой глядя в лицо. — Теперь уже ничего не значит. Все оказалось совсем не так.
— Ты молодец. Страшно было?
— Нет, мам. Было очень интересно. Очень. Я даже не ожидал, насколько интересно может быть не на Земле.
— У вас там действительно все закончилось? Скоро отпустят? — спросил отец.
— Считай, мы уже дома... Мама!
Неожиданно сильные загорелые руки стиснули так, что у Романа перехватило дыхание.
Попрощавшись, Роман решил вернуться на «Сигму» как в реальности — через кабину т-порта, затем на корабле внутренних рейсов. Впрочем, никакой разницы это не имело. Включив «честный» режим, он мог субъективные сутки «добираться» до космической лаборатории на попутных или рейсовых средствах, но с точки зрения Трайниса и Лядова это заняло бы секунды. Он мог прыгнуть с обрыва, в полете сорвать с головы эйдосинтезатор, казавшийся в анреале летней кепкой с козырьком, и в ту же секунду оказаться на диване в кают-компании.
Роман не спешил возвращаться. Все позади. Он вдруг впервые ясно ощутил, что очень сильно любит Землю. Саму планету. Оказывается, раньше он пользовался Землей как вещью, и был ею весьма доволен. Земля была сверхбольшим комфортабельным звездолетом, несущим Романа, его родных, друзей и остальное человечество вокруг Солнца. После Камеи все изменилось. Земля стала просто маленькой планетой, затерянной в Млечном Пути, и одновременно — очень большим домом. Его, Романа, настоящим домом. А дом — это всегда часть тебя. Особенно если этот дом любим. А еще после посещения Камеи его гораздо больше, чем раньше, стали занимать отвлеченные темы. Например, на самом деле он изменился за этот полет или только стал лучше понимать себя прежнего? Вот это тема.
Неторопливо размышляя, Роман легкой трусцой бежал по сухим иголкам, листьям, веточкам и солнечным зайчикам. Солнце высверкивало сверху, пробиваясь сквозь кроны; золотило кору, горело в натеках смолы на мрачных елях, туманно сияло на белоснежных стволах берез. Справа и слева стволы мелькали частоколом. Ситуация вдруг неприятно напомнила Камею. Но Роман громко рассмеялся. Он был на Земле, пусть даже на «зеркальной». Камея осталась так далеко, что не ясно даже, существует ли эта кошмарная планета на самом деле.
Впереди, из-за ствола, загородив узкую дорожку, боком шагнул стеллармен. Роман выставил ладони, тормозя пятками на скользкой тропинке. Живот у стеллармена был твердым, а сам он даже не покачнулся.
— Здравствуйте, — сказал Роман.
Стеллармен смотрел на Вадковского сверху. Лицо его было непривычно застывшим, взгляд непроницаемым. Симулятор оказался не в силах передать адекватно тонкую сущность звездных людей.
— Мы проанализировали результаты работы единой комиссии Институтов, нашего с вами пребывания на Камее и метасканирования вас троих. Обработан очень большой массив исторических данных, так или иначе связанных с «феноменом Камеи». Сведение разрозненных фактов к общему знаменателю получило неожиданное продолжение.
— Подождите, как вы узнали, что я здесь? Нет, не важно. Продолжайте. Вы хотя бы в общем знаете ответ? — Роман был уверен, что Ангрем скажет «да» и начнет рассказывать, обстоятельно раскладывая все по полочкам. Начавшие уже сглаживаться неприятные воспоминания о зеленом аде Камеи уступали место чистому интересу.
— Нет, — сказал стеллармен. — Отсутствует последний камешек в мозаике. Он же — ключ ко всей мозаике.
— Как это? — не понял Вадковский.
— Слушай меня внимательно.
Роман долго смотрел на опустевшую тропинку. В реале где-то в этом месте пролегала муравьиная тропа и он всегда ее перепрыгивал на утренних пробежках. В «33» муравьиную тропу никто не стал повторять. Листья и иголки лежали неподвижно. И весь мир оцепенел. Вадковскому снова показалось, что он на Камее. Он осторожно взглянул вверх. И тут по кронам прошумел ветер. Где-то застрекотала сорока, по верхам раскатилось трескучее эхо. Сороки, кажется, тут не было. Наверное, отец недавно подселил. Раньше до животных руки не доходили. Правда, мышей в сад и лес, рыб в озеро Вадковский нашел время запустить. Но тут настоял Тема, страстный охотник и рыболов. Побродив по «зеркальному» саду «зеркальный» кот Вадковских возмутился отсутствием мелкой живности, что выразил гнусавым пением по ночам. «Зеркальный» кот был полной копией реального, поэтому инстинкты и рефлексы его бунтовали каждый раз, не встречая на хорошо освоенных местах охоты самодовольных, отъевшихся мышей. Как раз в то время Роман безвылазно жил в «33» — надо было общаться со многими людьми из разных уголков Солнечной системы при полной неразберихе с часовыми поясами, и покуда он не омышил и не оры-бил окрестности, спать или заниматься делом было совершенно невозможно.
Роман посмотрел на тропинку. Звездный человек нарушил одно из главных правил «Зеркальной Земли» — не допускается никаких чудес, никаких нарушений законов физики, химии, вероятности, причинности, действующих в реальном мире. В симуляторе Земли нельзя построить вечный двигатель, трансмутировать свинец в золото, человек не может левитировать и перемещаться во времени, никогда самопроизвольно не закипит вода в стакане, и Солнце не пойдет вспять. Запрет был вполне объясним. В играх можешь быть богом, но на Земле, пусть даже такой, оставайся человеком. Договорив, Ангрем просто исчез, не оставив обязательного при экстренном выходе «наружу» знака, чтобы ни у кого, не дай бог, не отложилось в подсознании впечатления, что живое существо умеет самостоятельно телепортиро-ваться.
Скользнув по тропинке, взгляд Романа уперся в далекий темно-синий стакан кабины т-порта. Жаль, совсем нет времени играть в реальность.
Роман сорвал с себя кепку, выключив тем самым эйдо-синтезатор, и в мгновение ока оказался на диване космической лаборатории.
На опустевшей сосновой просеке несколько минут стоял прозрачный ярко окрашенный фантом Романа. Рука фантома замерла в резком движении — срывала призрачную кепку.
Из кустов появился насквозь мокрый Тема с вяло трепыхающейся рыбиной в зубах. С кота текло, мокрые бока его часто вздымались. Тема подошел к просвечивающейся фигуре Романа, выпустил добычу и неуверенно мяукнул.
* * *
— Сходил в гости? — поинтересовался Лядов.
Вадковский продолжал лежать, глядя на него снизу. Кивнул утвердительно.
— Все в порядке? — спросил Лядов.
— Да. Всем привет от моих.
— Я тоже прогуляюсь. Дай-ка эйдос. Гинтас, не хочешь?
— Иди-иди, — отмахнулся Трайнис. — Я по-старинке, посредством видеофона.
Вадковский протянул Лядову разомкнутое кольцо эйдо-синтезатора. Тот замкнул цепь, нахлобучил обруч на голову, устроился в кресле и закрыл глаза.
Вадковский негромко позвал:
— Гинтас.
— А?
— Мне нужно на командный уровень.
— Он же заперт.
— Уже нет.
— Ну иди, раз так. Постой, ты хочешь потренироваться в пилотировании? Пошли вместе.
— Нет, слушай, — Вадковский покосился на Лядова. Тот улыбался. Глаза прятались под обручем эйдосинтезатора. Сла ва был уже дома на «Зеркальной Земле».
— Давай отойдем, — Вадковский за рукав вывел Трайниса из кают-компании. Тот шел послушно, как овечка.
В коридоре перед дверью в каюту Вадковский повернулся к Трайнису и негромко сказал:
— Твоя задача — удержать Славку на нижнем ярусе. Отвлекай его чем-нибудь. Чем хочешь — разговорами, поспорьте о чем-нибудь, сходите в поход длительный куда-нибудь на «33», спортом займитесь — что у нас спортзал пустует?
— Надолго удержать-то?
Вадковский смерил Трайниса взглядом, почесал в затылке.
— Гинтас, иногда ты меня удивляешь. Спроси сначала — зачем. Ты что, не удивлен?
— А ты пока ничего удивительного не сказал. Надо удержать — удержим, не вопрос. Может быть, его связать? Еще я могу вывихнуть ему ногу на тренировке. Тогда он точно никуда не двинется. Шучу.
— Я буду работать на втором ярусе, — зашипел Вадковский. — Дверь будет заперта. Ключ будет только у меня.
— Понятно.
— Что тебе понятно?!
— Не поверишь, Рома, но после Камеи мне стало все равно. Нет, до полета я стал бы тебя расспрашивать, обязательно, ты не сомневайся.
— Ты издеваешься. — Вадковский пристально вгляделся в лицо Трайнису.
Гинтас пожал плечами. У него был вид человека, которому нужно очень мало и это малое всегда под рукой. Причем, заметно было, что в данный момент его от этого самого малого отвлекают.
— Я должен это знать? — спросил Трайнис. — Тогда расскажи. Тебе, наверное, виднее.
Трайнис был на два года старше и на три сантиметра выше ростом, но сейчас Вадковский ощущал себя и старше, и выше. Он терпеливо сказал:
— Всего я пока рассказать тебе не могу. — Усмехнулся: — Для чистоты эксперимента. Необходимо не пускать Славку наверх сутки. Может быть, двое. Очень важно. Понимаешь... Ладно, намекну. Есть шанс узнать главную причину происходящего. То, что случилось с нами на Камее, — маленькая деталь масштабного и давно текущего действа.
Оказывается, на Камее, на Земле и во многих других местах, где живут люди, что-то происходит, и происходит уже давно. Разные по масштабам явления, и весьма странные, порой необъяснимые. Как брызги, отсветы чего-то далекого и грандиозного. Ты знаешь, что так называемый «Аномальный архив», куда издавна сваливались все необъясненные случаи, уже перестали называть помойкой? В критическую массу загадок бухнулся «феномен Камеи», и вся эта свалка чудес перешла в иное качество. Теперь это основная тема работы СКАДа. Не охрана человечества главное, а какой-то архив, представляешь?! Помнишь, Слава о тянущихся к нам тенях говорил? Так вот, все это пока действительно бесплотные тени — какие-то хвосты и рога, эхо и следы. Мы мечемся, теряясь в догадках, пораженные широким диапазоном сумбурных странных явлений, не находя связи между ними. На самом деле источник теней один. И это главный вывод, который вчера сделала единая комиссия и, независимо от нее, стеллармены. Обе стороны проанализировали всю доступную информацию, так или иначе связанную с этим делом. Но только у стелларменов есть, по их словам, непротиворечивая версия. Для ее подтверждения существует невероятная возможность... — Вадковский с видимым усилием остановил себя. — Для этого мне и нужен командный этаж. Слава не должен об этом знать. Пока.
Трайнис смотрел на Вадковского:
— Роман, все это очень интересно. Я обязательно прочту выводы единой комиссии. Но с другой стороны... Побывав на Камее, я понял главное. Настоящая жизнь проходит внутри тебя. Вот здесь. Жаль ты стер дневник поэта. Ведь пошли мы в поход в конце концов из-за него. Ты не пробовал разыскать стихи Еленского?
Вадковский не мигая смотрел на Трайниса. Пропал пилот дальнего проникновения...
— Гинтас, что случилось?
Тот огляделся:
— Ничего. Ты о чем? Просто я кое-что понял для себя.
Трайнис задумался, не ожидая реплики Романа. Тот, секунду поколебавшись, махнул рукой и, нахмурясь, быстро ушел вглубь коридора. Перстнем-ключом отомкнул мощные полукруглые створки, встал на лифтовую площадку и исчез на втором ярусе.
Руководитель лаборатории Потравин С. Г. выглядел бледным и усталым. Он почти не двигался, на лице отсутствовала всякая мимика, смотрел и говорил он ровно, как механизм.
— Полным ходом идет обработка данных. Получено много интересных побочных результатов. Двенадцать заявок на открытие! Разрешены два принципиальных научных спора, одному из которых двадцать лет, другому — сто пятьдесят. Но по основному вопросу — что же происходит на Камее — ничего. Вы понимаете?! — вскричал Сергей Георгиевич, лицо его на мгновение ожило. Несколько секунд он усмирял дыхание. — Ничего не доказано. В наличии у нас только гипотезы, и все какие-то неловкие. Но оказалось, что у моих коллег нелады с фантазией. Ее не хватает! Это я понял, выслушав стелларменов. Звездные люди входят в комиссию на правах независимых экспертов. Они выдвинули рабочую гипотезу... простите, все-таки догадку, формально объясняющую ход событий. Более того, сия догадка объясняет многое, очень многое. И в этом ее слабость. Да, она интересна, смела, но... Нет, я не могу. Эти «дети звезд» ведут себя как... дети. С ними положительно нельзя работать. Где преемственность, где система и строгость научного исследования, где доказательства? Откуда эти домыслы? Им бы романы писать. Они даже убрали приставку «псевдо». В их версии феномены просто ноогенные... Давно подозреваю — не все они нам рассказывают, прикрываясь мнением о консервативности официальной науки. — Придвинувшись к экрану, руководитель лаборатории жадно вгляделся в каждого. В динамике загрохотало хриплое дыхание. — Если вдруг они вам хоть что-то откроют, даже просто намекнут... — Спохватившись, он отстранился, насупился.
— Что за гипотеза? — спросил Лядов.
Потравин страдальчески сморщился:
— Они изъявили желание сами все вам рассказать. Я тоже не стану опережать события. Официальные выводы единой комиссии будут подготовлены к публикации в ближайшие дни, и вы сможете с ними ознакомиться обычным порядком. Прощайте.
— До свидания, — вежливо сказал Трайнис.
Экран погас.
— М-да, — сказал Лядов.
— Да уж, — покачал головой Трайнис. — Тяжело им.
— Ничего не поделаешь, — развел руками Лядов и рассмеялся.
Трайнис лишь усмехнулся.
Минут пять сидели, переглядывались. Лядов включил канал новостей, но среди вороха событий не промелькнуло ни одного упоминания о Камее. Трайнис пожал плечами и принялся бродить по Пространству, выспрашивая знакомых. Никто ничего не знал. Некоторые не только про Камею слышали впервые, но вообще не интересовались космосом, а про звездных людей слышали такие небылицы, что очень удивились, узнав от Трайниса, что те на самом деле существуют. Никого из стелларменов найти в Пространстве также не удалось. Впрочем, наверняка Пространство им не нужно вовсе.
— Ты был дома? — спросил Трайнис.
Лядов отвернулся вместе с креслом от экрана.
— Дома? Был. Повидался. Там все нормально. А где Ромка?
Трайнис громко спросил:
— Станислав, а не прогуляться ли нам?
— Так где Ромка?
— В душе, наверное. — Трайнис понял, что совершенно не умеет врать. Ушам стало горячо.
— Куда направимся? — спросил Лядов, приглядываясь к Трайнису.
Трайнис лихорадочно думал.
— В Инфоцентр.
Глаза Лядова сощурились, потом распахнулись:
— Точно. Как я сам не догадался? Там все и узнаем, пока новость готовится к эфиру. Могли бы нам первым сообщить, не зря же мы туда летали.
Они водрузили на головы обручи эйдосинтезаторов и оказались на светлых квадратных плитах площади перед громадным зданием Инфоцентра. Несколько глайдеров стояли вдалеке возле газона. Вечерело. Сильный ветер качал черные пальмы на фоне сизо-алого закатного пирога на горизонте; неумолчным хором гудели жесткие кинжаловидные листья. По мельтешащей огненной ряби удалялся к горизонту низкий черный силуэт прогулочного лайнера.
— Хорошо! — Лядов вдохнул горячий соленый воздух и бодро зашагал к широкому главному входу. Застать разом всех специалистов информационного обеспечения человечества можно было только здесь.
Трайнис чуть отстал и поглядел в густо-фиолетовое небо с неспешно плывущими огоньками какого-то глайдера.
* * *
Вадковский еще раз проверил, заперта ли дверь. Прошелся по пустынным помещениям командно-лабораторного уровня. Рубка, ангар с законсервированными механизмами, герметичный бокс для исследования опасных образцов, ряд кают, большой лабораторный зал, забитый исследовательской техникой. Ого! А им казалось, что зал на нижнем уровне — само научно-техническое изобилие. Несколько абсолютно пустых помещений неясного назначения. Когда же из них все успели вывезти? Оперативно. А тут у нас что? Судя по длинному столу — конференц-зал, высокий и просторный. Отлично.