показать им, как они похожи на тех, кто молится, но забывает о Законе, Вере,
Прощении и Благодати. Он хотел задать им горький вопрос: куда идем мы, о
братья и сестры?
Словом, он собирался прочесть им гневную проповедь. Произнеся ее в
зеленых пределах Пендлтонского леса, преподобный Пол Форд мысленно
прикидывал, насколько веско прозвучит его слово в пределах церкви, и какое
действие возымеет оно на прихожан?
Решится ли он обратиться с подобным к своей пастве? Посмеет или не
посмеет бросить им обвинения, которые лично ему совсем не казались сейчас
преувеличенными? К этому, продолжал размышлять он, можно больше ничего не
добавлять. Просто надо молить Бога о помощи и о том, чтобы слова его дошли
до сердца заблудших. Ох, как же он мечтал, чтобы в приходе его вновь
воцарились мир и спокойствие!
Он сложил свои наброски и снова запихнул их в карман. Потом в тоске
закрыл лицо руками и издал протяжный стон. Именно в это время с ним
поравнялась Поллианна, которая возвращалась домой.
-- Ой, мистер Форд! Мистер Форд! -- испуганно закричала она. --
Надеюсь, вы ничего не сломали?
Пастор отдернул ладони от лица и изумленно посмотрел на нее.
-- Нет, нет, милая, -- пытаясь изобразить безмятежную улыбку, ответил
он. -- Просто я решил тут немного передохнуть.
-- Ну, тогда все в порядке, -- с облегчением выдохнула Поллианна. --
Понимаете, я однажды вот так же, как вас, встретила мистера Пендлтона, и у
него оказалась сломана нога. Правда, он тогда лежал, а вы сидите.
-- Да, сижу. И я ничего не сломал. Так что, доктора мне ничем не
помогут, -- грустно добавил он.
Последние слова мистер Форд произнес очень тихо, но Поллианна
расслышала их, и с сочувствием взглянула на него.
-- Понимаю, мистер Форд, -- ласково проговорила она. -- Вас что-то
тревожит. С папой тоже такое бывало. Наверное, у всех пасторов так. Ведь у
вас такая большая ответственность.
Преподобный мистер Форд внимательно посмотрел на нее.
-- А я и не знал, что твой отец был пастором.
-- Ну, да, мистер Форд. Я думала, все знают об этом. Он женился на
сестре тети Полли, и она стала моей мамой.
-- Теперь понятно. Нет, я не знал. Ведь я не так давно живу в этом
городе.
-- Ну, да, сэр. То есть, я хотела сказать: нет, сэр, -- вконец
запутавшись, Поллианна смущенно улыбнулась и умолкла.
Наступила длительная пауза. Пастор снова извлек из кармана свои
наброски, но, вместо того, •чтобы читать их, воззрился на желтый
высохший лист, лежавший неподалеку от дерева. А Поллианна разглядывала
пастора, который, казалось, совершенно забыл о ней, и проникалась к нему все
большим сочувствием.
-- Хороший сегодня денек! -- воскликнула она, надеясь возобновить
прерванную беседу.
Пастор молчал. Потом, словно очнувшись от своих невеселых мыслей,
недоуменно повернул голову к Поллианне.
-- Что?.. А, ну, да. Денек и впрямь хороший.
-- И совсем не холодно! -- обрадовалась Поллианна. -- А ведь уже
октябрь.
И она с воодушевлением принялась развивать эту тему:
-- Знаете, у мистера Пендлтона в камине горел огонь, но он тоже сказал,
что ему совсем не холодно. Он просто любит смотреть на огонь. И я тоже
люблю. Это очень красиво, правда? Вы тоже любите смотреть на огонь, а,
мистер Форд?
Ответа не последовало. И после того, как Поллианна терпеливо подождала,
мистер Форд тоже не отозвался. Поняв, что беседа о погоде явно не увлекает
его, она решила поговорить о другом.
-- Мистер Форд, а вам нравится быть пастором? -- осведомилась она.
На этот раз преподобный Пол Форд не заставил ее долго ждать.
-- Нравится? -- пристально глядя на девочку, переспросил он. --
Странный вопрос! А почему тебя это интересует, милая?
-- Да, понимаете... у вас такой вид... Ну,
прямо, как у моего папы. Он тоже так иногда выглядел.
-- Правда? -- вежливо отозвался пастор, вновь переключая внимание на
пожелтевший лист.
-- Ну, да. И когда у него бывал такой вид, я его, вот так же, как вас
сейчас, всегда спрашивала, нравится ли ему быть пастором?
-- Ну, и что же он отвечал тебе? -- меланхолично улыбнувшись, спросил
мистер Форд.
-- О, он всегда отвечал, что ему, конечно, нравится. А потом часто
говорил, что все-таки ни за что не остался бы пастором, если бы в Библии не
было столько радостных текстов.
-- Чего? Каких текстов? -- окончательно забыв про свой лист,
переспросил пастор. Теперь он глаз не сводил с сияющего лица Поллианны.
-- Ну, в Библии они, конечно, так не называются. Это мой папа их так
называл. Ну, понимаете, это такие тексты, которые начинаются "Радуюсь,
Боже!" или: "Возрадуемся...", или: "Ликую, Господи..." Ну и все такое
прочее. Их много. Папа рассказывал, один раз ему было очень плохо, и вот он
взял, да и сосчитал все радостные тексты в Библии. Знаете, их оказалось
целых восемьсот штук!
-- Восемьсот?
-- Да. И все они велят нам радоваться. Потому-то папа и прозвал их
"радостными".
-- Нд-а-а, -- протянул пастор и как-то странно посмотрел на наброски
воскресной проповеди. В глаза ему бросились слова: "Горе вам..." -- и он
торопливо перевел взгляд на девочку.
-- Выходит, твоему папе нравились эти "радостные тексты"? -- тихо
спросил он.
-- Ну, да, -- уверенно отозвалась Поллианна, подтверждая свои слова
резким кивком головы. -- Он мне сказал, что в тот день, когда он придумал
посчитать радостные тексты, ему сразу стало легче. Просто он решил, что если
Сам Господь восемьсот раз призвал нас радоваться, значит Ему было угодно,
чтобы люди хоть изредка это делали. И папе стало стыдно, что он так мало
радуется. И вот с тех пор всегда, когда ему становилось тяжело, или когда в
Женской помощи поднималась ругань... То есть, я хотела сказать, когда они в
Женской помощи никак не могли договориться, -- быстро поправилась Поллианна,
-- вот тогда-то "радостные тексты" особенно помогали ему. Папа мне говорил,
что именно они и натолкнули его на игру. То есть, начал-то он играть со мной
из-за костылей, но он говорил, что без "радостных текстов" ему нипочем бы не
придумать игры.
-- А что за игра такая? заинтересовался пастор.
-- Ну, это когда во всем находишь, чему радоваться... Я вам уже
сказала: все началось с костылей...
И Поллианна вновь поведала в подробностях историю, о которой знали уже
почти все в городе. Но ни разу еще она не находила такого внимательного и
сочувствующего слушателя, как мистер Форд.
Некоторое время спустя пастор и Поллианна, держась за руки, вышли из
леса. Лицо Поллианны светилось от счастья. Она любила поговорить, а
преподобный Пол Форд словно специально был ей послан для этого. Ему хотелось
побольше разузнать и об игре, и о покойном мистере Уиттиере, и о жизни,
которую вела Поллианна в маленьком городке на Дальнем Западе. И, разумеется,
девочка щедро удовлетворила его любопытство. У подножия холма они
попрощались, и каждый побрел к своему дому.
А вечером, затворившись у себя в кабинете, Пол Форд принялся вновь за
текст предстоящей проповеди. Сбоку на его столе лежали те самые несколько
страниц, которые он брал с собою в лес. А под правой рукой покоились чистые
листы бумаги, на которых и должен был запечатлеться окончательный текст. Но,
несмотря на то, что мистер Форд занес карандаш над бумагой, писать он пока
не собирался. Мысли его сейчас витали далеко от настоящего, да и от насущных
проблем его прихода. Перенесясь на несколько лет назад, он сейчас находился
в маленьком городке на Дальнем Западе и словно наяву беседовал с нищим,
больным пастором-миссионером. Ведь несмотря на все несчастья, у этого
пастора хватило сил сосчитать, сколько раз Господь наш и Создатель произнес
слово "радуйтесь"! Прошло еще немало времени, прежде чем преподобный Пол
Форд вернулся к действительности и растерянно уставился на письменный стол.
Аккуратно сложив все наброски в стопочку, он пометил стихи из Евангелия от
Матфея, которые цитировал в качестве порицания лицемерам. Затем, бросив в
сердцах карандаш на стол, потянулся к журналу, который только что принесла
жена. Мистер Форд уже порядком устал и лениво просматривал страницу за
страницей, когда вдруг наткнулся на слова, которые заставили его читать
внимательней:
"Однажды некий мальчик по имени Том отказался принести матери дров.
Узнав об этом, отец его сказал:
-- Том, я уверен, что ты с удовольствием принесешь маме дрова.
И правда: Том тут же пошел и принес дрова. Почему? Да просто потому,
что отец показал: он не ждет от сына ничего, кроме хорошего поступка.
А теперь представьте себе, что было бы, скажи ему отец:
-- Том, я слышал, что ты не послушался маму. Мне за тебя стыдно!
Немедленно ступай и наполни ящик для дров!
Уверяю вас, что в таком случае ящик для дров в доме Тома до сих пор
стоял бы пустым..."
Пастор продолжал жадно читать дальше, останавливаясь на строках,
которые особенно привлекали его внимание:
"Люди нуждаются в поощрении, больше, чем в порицании... Похвально
укреплять их дух, и пагубно подчеркивать отрицательные качества.
Покажите человеку лучшие его стороны, и вы почти наверняка, побудите
его отказаться, от дурных привычек. Покажите ему подлинное его "я", и
убедите его, что он может со всем справиться и все победить... Помните,
влияние прекрасного и милосердного человека всепоглощающе; такой человек
целый город может повести за собой... Люди излучают то, что держат в сердцах
и мыслях... Наделенный любовью к ближнему и благодарностью, неизбежно
заразит этим окружающих. Но если он, напротив, угрюм, раздражителен,
скареден, пусть он не сомневается:
Соседи ответят ему тем же, да еще возвратят с процентами. Ибо если вы
во всем ищите зло и ждете его, будьте спокойны: вы его получите. Ожидая же и
отыскивая добро, вы обретете его. Итак, скажите своему сыну Тому, что вы
знаете, как он будет рад наполнить ящик дровами, и вы увидите, с какой
страстью он примется за дело".
Пастор уронил журнал на стол и поднял голову. Минуту спустя он вскочил
на ноги и принялся расхаживать взад-вперед по кабинету. Ходил он долго.
Затем вздохнул и снова уселся за стол.
-- Боже, дай мне силы, и я сделаю это, -- тихо проговорил он. -- Я
скажу всем своим Томам, что верю в них. Они поймут, что я знаю, с каким
усердием они будут таскать дрова в свои ящики. И я уж задам им работы! Я
попытаюсь вселить в них столько радости, что им просто не захочется
заглядывать в соседские ящики для Дров.
Он схватил свои старые наброски и, разорвав листки пополам, бросил их
по разные стороны стола. Теперь слова "горе вам" покоились по левую его
руку, а "книжники и фарисеи, лицемеры" -- по правую. Но преподобному Полу
Форду уже не было никакого дела до этих слов. Он быстро писал карандашом, и
все новые листы бумаги покрывались торопливо начертанными строками. Рождался
новый текст проповеди, и это был совсем другой текст.
В ближайшее воскресенье проповедь мистера Форда прозвучала с церковной
кафедры. Он обращался в ней к лучшим чувствам своих прихожан, и не было в
церкви в тот день ни одного человека, которого не задели бы за живое слова
пастора. А главной цитатой в проповеди стал текст "Веселитесь о Господе, и
радуйтесь, праведные" -- один из восьмисот "радостных текстов", о которых
поведала мистеру Форду Поллианна.
Однажды Поллианна отправилась к мистеру Чилтону. Пойти туда ее
попросила миссис Сноу, которая забыла название какого-то лекарства.
Поллианна ни разу не была у него в приемной и теперь с любопытством
оглядывалась вокруг.
-- Вот какой у вас дом, мистер Чилтон! Вы здесь все время живете? --
спросила она.
-- Да, -- невесело отозвался он. -- Другого дома у меня нет. Но, в
общем-то, это вовсе и не дом, Поллианна. Просто комната, где я принимаю
больных и еще одна комната, в которой я сплю.
-- Это я знаю, -- ответила девочка, бросая сочувственные взгляды на
доктора, торопливо писавшего в блокноте. -- Для настоящего дома нужно руку и
сердце женщины или присутствие ребенка.
-- Что ты сказала? -- резко оторвавшись от блокнота, осведомился
доктор.
-- Ну, это мистер Пендлтон так говорит, -- уверенно тряхнула головой
Поллианна. -- Это он мне объяснил про руку и сердце женщины и про
присутствие ребенка тоже. А почему вы не возьмете руку и сердце женщины, а,
мистер Чилтон? И еще... вы можете взять Джимми Бина, если мистер Пендлтон не
захочет его брать. Возьмете?
Доктор Чилтон неестественно засмеялся.
-- Значит, мистер Пендлтон сказал тебе, что для настоящего Дома нужно
получить руку и сердце женщины? -- уклоняясь от ответа, переспросил он.
-- Ну, да, он так же, как вы, говорит, что у него не Дом, а просто
жилище. Но почему же вы этого не сделаете, а, доктор Чилтон?
-- Чего не сделаю? -- снова переводя взгляд на письменный стол,
осведомился доктор.
-- Ну, не возьмете руку и сердце женщины. Ой, я ведь совсем забыла
сказать вам! -- неожиданно покраснев, воскликнула Поллианна. -- А ведь я
должна была сразу вас предупредить.
Знаете, оказывается, мистер Пендлтон любил много лет подряд совсем не
тетю Полли. Так что, мы с тетей не переедем к нему. Понимаете, я тогда
ошиблась. Надеюсь, вы никому еще не говорили? -- с тревогой спросила она.
-- Нет, нет, я никому не говорил, Поллианна, усиленно отводя взгляд от
девочки, ответил доктор.
-- Ну, тогда все в порядке, -- обрадовалась она. -- Вы понимаете, я
ведь только вам все рассказала. -- Она задумалась. -- Только в
мистер Пендлтон, когда узнал, что вы знаете, почему-то очень странно
посмотрел на меня...
-- Ну да? -- спросил доктор, и губы его, чуть дрогнули.
-- Да, -- серьезно подтвердила Поллианна. -- Я думаю, ему, наверное, не
хотелось, чтобы кто-нибудь узнал об этом, раз это неправда. Но почему же вы,
мистер Чилтон, не возьмете в свое жилище чью-нибудь руку и сердце? На
мгновение в приемной доктора Чилтона стало очень тихо. Потом он ответил:
-- Видишь ли, моя милая, иногда этого не так-то легко добиться. Даже,
если очень стараешься...
-- Но уж вам-то это совсем не трудно! -- делая ударение на слове "вам",
воскликнула Поллианна.
-- Спасибо! -- засмеялся явно польщенный доктор. -- Но только, -- уже
совсем невесело продолжил он, -- некоторые из особ постарше тебя, так не
думают. Во всяком случае, вот уже много лет мне ничего не удается.
Поллианна нахмурилась. Потом, глядя на доктора широко раскрытыми от
удивления глазами, сказала:
-- Не может быть, мистер Чилтон! Неужели вы, как мистер Пендлтон,
старались получить руку и сердце и не смогли?
Доктор вскочил со стула.
-- Ладно, Поллианна. Хватит об этом. Не забивай себе голову чужими
трудностями. Ну, беги к миссис Сноу и передай ей эту записку. Тут и название
лекарства и дозировка. Больше она ничего не просила?
Поллианна покачала головой:
-- Нет, сэр. Спасибо вам большое, -- тихо ответила она и направилась к
выходу.
Уже почти миновав коридор, она остановилась и, повернув к доктору
сияющее лицо, воскликнула:
-- А все-таки вы должны радоваться, мистер Чилтон! Ведь вы хотели
получить руку и сердце не моей мамы! Ну, до свидания!
Беда пришла в последний день октября. Торопясь из школы домой,
Поллианна перебежала улицу. Она заметила, что к перекрестку приближается
машина, но ей казалось, что она еще достаточно далеко и... Что произошло
потом, так никто толком и не знал. И никто не мог понять, по чьей вине все
случилось. Как бы там ни было, в пять часов вечера девочку без сознания
внесли на руках в ту самую комнату, которую она так любила. Тетя Полли, на
которой сейчас просто лица не было, и плачущая Нэнси раздели ее и бережно
перенесли на кровать, а к дому уже мчался спешно вызванный по телефону
доктор Уоррен.
Когда доктор, плотно затворив дверь комнаты, занялся больной, Нэнси в
отчаянии выскочила в сад и, найдя старого Тома, рассказала ему о несчастье.
-- Вы могли бы даже не смотреть на ее тетю, мистер Том, -- всхлипывая,
говорила она. -- Вы бы и так сразу поняли бы, как она мучается. И ведь если
ее что сейчас мучает, то совсем не долг. Не долг, вот так я вам и скажу,
мистер Том: совсем не долг. Руки у ней прямо трясутся, и глаза глядят, будто
она хочет саму смерть отвратить от нашей бедняжки. Нет, сейчас она не
исполняет долг. Это уж я вам прямо скажу, мистер Том: не исполняет она долг,
а...
-- Сильно она разбилась? -- дрожащим голосом проговорил старый Том.
-- Ничего невозможно понять, мистер Том, -- продолжая всхлипывать,
ответила Нэнси. -- Она такая бледная и не двигается. Мне вообще сначала
показалось, что она мертвая. Но мисс Полли говорит, что не мертвая. А мисс
Полли виднее. Она ведь щупала ей пульс, и ухо ей к груди прикладывала. Она
послушала и сказала, что бедняжка наша дышит.
-- Неужели нельзя понять, что сделала ей эта... эта... -- старый Том не
договорил. Лицо его скривилось от горя и, казалось, он сейчас заплачет.
-- Я-то думала, вы позволите себе назвать эту штуковину так, как она
того заслуживает! -- в сердцах воскликнула Нэнси. -- Уж я бы с этим так не
церемонилась, мистер Том. Вот так я вам и скажу: не церемонилась бы.
Подумать только, сбить нашу девочку! Да я всегда ненавидела эти коптящие
таратайки! Вот так я вам и скажу: не-на-ви-де-ла!
-- Куда же ее ударило?
-- Ох, не знаю, не знаю, мистер Том, -- со стоном ответила Нэнси. -- У
ней на головке совсем небольшая ссадинка. Но мисс Полли говорит, что дело не
в этом, она нутряного повреждения опасается.
-- Ты, верно, хотела сказать, что мисс Полли опасается внутреннего
кровоизлияния. Так, Нэнси? -- поправил мистер Том, и глаза его на мгновение
сверкнули сквозь слезы.
-- Большая разница! -- тряхнув головой, проговорила Нэнси. Она
отвернулась в сторону, и плечи ее затряслись от плача. -- Мне кажется, я
просто не выдержу. У меня просто сердце разорвется, пока этот доктор выйдет
оттуда. По мне бы сейчас затеять такую большую стирку. Такую большую, какой
у меня еще в жизни не было, мистер Том. Вот это было бы дело, мистер Том.
Вот так я вам и скажу: было бы дело!
С уходом доктора положение не прояснилось, и Нэнси вряд ли смогла бы
добавить что-нибудь существенное к своему рассказу. Доктор сказал, что кости
у девочки, по-видимому, целы, а ссадина на голове и впрямь не представляет
никакой опасности. Однако выражение лица мистера Уоррена при этом было
озабоченное, и он, с сомнением покачивая головой, объявил, что только
будущее покажет насколько тяжело состояние больной.
После его ухода мисс Полли подошла к Нэнси. Она объяснила, что
Поллианна так еще и не пришла в себя, но сейчас вроде бы ей получше,
насколько это вообще возможно в таком состоянии. На ночь, добавила мисс
Полли, она вызвала к племяннице профессиональную сиделку. Больше ей нечего
было сказать, и она вернулась к Поллианне, а Нэнси, всхлипывая, побрела в
кухню.
На следующее утро Поллианна пришла в сознание. Открыв глаза, она с
удивлением увидела тетю возле своей кровати.
-- Тетя Полли! Что случилось, тетя Полли! Уже совсем светло, а я все
еще в постели. Почему же я не встаю? -- удивилась она. -- Ой, тетя Полли! Я
не могу встать! -- Она со стоном откинулась на подушку, и теперь в ее глазах
светилась тревога.
-- Знаешь, милая, я пока не стала бы пытаться вставать, -- как можно
спокойнее принялась уговаривать тетя.
-- Но почему, тетя Полли? Почему я не могу встать? -- продолжала
допытываться девочка.
Мисс Полли обратила исполненный мольбы взгляд к женщине в белой
косынке. Женщина стояла у окна, и Поллианна пока не видела ее.
-- Скажите ей, -- одними губами проговорила сиделка.
Мисс Полли начала кашлять, пытаясь избавиться от спазма в горле,
который мешал ей говорить.
-- Тебя, милая, вчера вечером сбила машина, -- глухо начала она. -- Но
теперь это уже неважно. Твоя тетя хочет, чтобы ты снова сейчас заснула, --
называя почему-то себя в третьем лице, завершила мисс Полли.
-- Сбила машина? Ну да... Я бежала... -- ошеломленно проговорила
Поллианна. Она прикоснулась ко лбу: -- Но почему у меня тут забинтовано и
болит?
-- Сейчас это уже неважно, милая, -- повторила мисс Полли. -- Главное,
тебе надо отдохнуть, отдохнуть.
-- Но, тетя Полли, мне так плохо. И мои ноги... Странно, они совсем
ничего не чувствуют.
Взглянув с мольбой на сиделку, мисс Полли поднялась со стула и
отвернулась.
Сиделка быстро подошла к постели.
-- Думаю, теперь настало время мне побеседовать с тобой, --
жизнерадостно начала она. -- Во-первых, давай-ка познакомимся. Меня зовут
мисс Хант. Я буду помогать твоей тете ухаживать за тобой. И начнем мы вот с
этих белых таблеточек. Давай-ка примем их.
Поллианна с ужасом посмотрела на нее.
-- Но я не хочу, чтобы за мной ухаживали. То есть, я не хочу долго
болеть. Вы же знаете, мне надо в школу. Смогу я завтра пойти туда?
От окна, к которому прильнула мисс Полли, донесся сдавленный стон.
-- Завтра? -- заглушая его, весело отозвалась сиделка. -- Ну, нет,
завтра я, пожалуй, тебя еще не выпущу. Давай-ка проглотим эти таблеточки и
поглядим, как они на тебя подействуют.
-- Ладно, -- с некоторым сомнением согласилась Поллианна. -- Но уж
послезавтра мне обязательно надо в школу. Ведь у меня начинаются экзамены,
мисс Хант.
Минуту спустя она принялась рассказывать мисс Хант о школе, о том,
какие экзамены ей предстоит сдавать, потом пожаловалась на головную боль и
на автомобиль, который причинил ей столько неприятностей... Потом начали
действовать белые таблетки, и Поллианна уснула.
Поллианна не пошла в школу ни на другой день, ни на третий. Она вообще
почти не приходила в себя. А в те редкие минуты, когда приходила, начинала с
тревогой расспрашивать о своем состоянии. Так продолжалось целую неделю.
Потом боли несколько унялись, температура спала, и девочка пришла в себя. И
тогда тете Полли пришлось вновь рассказать ей о беде, которая с ней
приключилась.
-- Ну, значит, я не заболела, а просто попала в аварию! -- с
облегчением воскликнула Поллианна. -- Я очень рада, что это так.
-- Ты рада, Поллианна? -- спросила тетя, сидевшая рядом с кроватью.
-- Ну, да, конечно, лучше просто сломать ногу, как мистер Пендлтон, чем
перестать ходить на всю жизнь, как миссис Сноу, -- весело проговорила
девочка. -- Потому что у мистера Пендлтона нога срастется, а миссис Сноу
будет всю жизнь лежать в постели. Если уж стал инвалидом, тут ничего не
поможет.
Услышав версию о "сломанных ногах", тетя Полли вскочила со стула и
подошла к туалетному столику, который стоял в другом конце комнаты. То, что
она принялась делать дальше, было просто невероятно для столь педантичной и
целеустремленной особы, ибо она безо всякой надобности принялась
переставлять все предметы, которые там стояли. Но стоило лишь взглянуть на
ее бледное, осунувшееся лицо, как все становилось ясно: она просто изо всех
сил старается сдержать слезы.
А Поллианна в это время любовалась радужной полоской, которую
отбрасывал на потолок один из хрусталиков мистера Пендлтона.
-- Я рада, что у меня не оспа, -- удовлетворенно пробормотала она. --
После нее на лице остаются следы, куда хуже, чем мои веснушки. И я рада, что
у меня не коклюш. Он у меня уже был, и это очень противно. И не корь, и не
ангина, ведь это заразно, и тогда вам не разрешали бы сидеть со мной.
-- Похоже, милая, ты многому рада, -- проговорила глухим голосом мисс
Полли и схватилась за горло, словно ее душил ворот блузки.
-- Ну, да, -- тихо засмеялась Поллианна. -- Я, знаете, сейчас смотрела
на радугу и о многом думала. Я обожаю радуги. Я так рада, что мистер
Пендлтон подарил мне эти хрусталики. И еще я рада, что не сказала об одной
вещи, но больше всего я рада, что попала в аварию!
-- Поллианна! -- изумленно воскликнула мисс Полли.
-- Да, да, тетя, я действительно рада. Понимаете, с тех пор, как это
случилось, вы все время называете меня "милой". Раньше ведь вы никогда меня
так не называли. А мне хочется, чтобы родные меня называли "милая".
Некоторые из Женской помощи меня тоже так называли, но это ведь совсем не
то, потому что они ведь мне не родные, а вы... О, я так рада, что вы моя
родная тетя!
На этот раз мисс Полли не смогла ничего ответить. Она снова поднесла
руку к горлу, в глазах ее стояли слезы. Она резко отвернулась и поспешила к
двери, в которую как раз входила сиделка.
Тем же вечером Нэнси, запыхавшись, вбежала в каретный сарай, где старый
Том чистил упряжь.
-- Мистер Том! Мистер Том! -- вытаращив на него совершенно безумные
глаза, кричала она. -- Знаете, что случилось? Вы нипочем не догадаетесь,
хоть тысячу лет гадайте. Вот так я вам и скажу, мистер Том: гадайте хоть
тысячу лет!
-- Ну, тогда я и пытаться не стану, мне ведь все равно больше десяти
лет не протянуть, -- с мрачной иронией возразил старик. -- Ты уж мне лучше
сразу выкладывай, что там стряслось?
-- Ну, слушайте сюда! Как вы думаете, кто сейчас сидит в гостиной у
нашей хозяйки? Ну, кто, я вас спрашиваю?
-- Трудно сказать, -- покачав головой, ответил старый Том.
-- Уж куда труднее. Но я вам скажу: там сидит Джон Пендлтон!
-- Да ты, девушка, смеешься надо мной, что ли?
-- А вот и не смеюсь! Я сама его впустила с этими костылями! И лошади,
на которых он пожаловал, до сих пор ждут его у дверей, и коляска тоже. Все
так, будто обыкновенный гость пожаловал, а не старый злюка, который ни с кем
разговаривать не желает. Вообразите себе, мистер Том, он приехал к ней с
визитом!
-- Ну, а отчего бы и нет? -- несколько резко спросил старик, ибо
болтовня Нэнси начала утомлять его.
Нэнси наградила его высокомерным взглядом:
-- Уж вам-то, вроде, лучше моего известно, почему! -- выпалила она.
-- Что, что?
-- Да будет прикидываться, мистер Том! -- ехидно воскликнула Нэнси. --
Прощении и Благодати. Он хотел задать им горький вопрос: куда идем мы, о
братья и сестры?
Словом, он собирался прочесть им гневную проповедь. Произнеся ее в
зеленых пределах Пендлтонского леса, преподобный Пол Форд мысленно
прикидывал, насколько веско прозвучит его слово в пределах церкви, и какое
действие возымеет оно на прихожан?
Решится ли он обратиться с подобным к своей пастве? Посмеет или не
посмеет бросить им обвинения, которые лично ему совсем не казались сейчас
преувеличенными? К этому, продолжал размышлять он, можно больше ничего не
добавлять. Просто надо молить Бога о помощи и о том, чтобы слова его дошли
до сердца заблудших. Ох, как же он мечтал, чтобы в приходе его вновь
воцарились мир и спокойствие!
Он сложил свои наброски и снова запихнул их в карман. Потом в тоске
закрыл лицо руками и издал протяжный стон. Именно в это время с ним
поравнялась Поллианна, которая возвращалась домой.
-- Ой, мистер Форд! Мистер Форд! -- испуганно закричала она. --
Надеюсь, вы ничего не сломали?
Пастор отдернул ладони от лица и изумленно посмотрел на нее.
-- Нет, нет, милая, -- пытаясь изобразить безмятежную улыбку, ответил
он. -- Просто я решил тут немного передохнуть.
-- Ну, тогда все в порядке, -- с облегчением выдохнула Поллианна. --
Понимаете, я однажды вот так же, как вас, встретила мистера Пендлтона, и у
него оказалась сломана нога. Правда, он тогда лежал, а вы сидите.
-- Да, сижу. И я ничего не сломал. Так что, доктора мне ничем не
помогут, -- грустно добавил он.
Последние слова мистер Форд произнес очень тихо, но Поллианна
расслышала их, и с сочувствием взглянула на него.
-- Понимаю, мистер Форд, -- ласково проговорила она. -- Вас что-то
тревожит. С папой тоже такое бывало. Наверное, у всех пасторов так. Ведь у
вас такая большая ответственность.
Преподобный мистер Форд внимательно посмотрел на нее.
-- А я и не знал, что твой отец был пастором.
-- Ну, да, мистер Форд. Я думала, все знают об этом. Он женился на
сестре тети Полли, и она стала моей мамой.
-- Теперь понятно. Нет, я не знал. Ведь я не так давно живу в этом
городе.
-- Ну, да, сэр. То есть, я хотела сказать: нет, сэр, -- вконец
запутавшись, Поллианна смущенно улыбнулась и умолкла.
Наступила длительная пауза. Пастор снова извлек из кармана свои
наброски, но, вместо того, •чтобы читать их, воззрился на желтый
высохший лист, лежавший неподалеку от дерева. А Поллианна разглядывала
пастора, который, казалось, совершенно забыл о ней, и проникалась к нему все
большим сочувствием.
-- Хороший сегодня денек! -- воскликнула она, надеясь возобновить
прерванную беседу.
Пастор молчал. Потом, словно очнувшись от своих невеселых мыслей,
недоуменно повернул голову к Поллианне.
-- Что?.. А, ну, да. Денек и впрямь хороший.
-- И совсем не холодно! -- обрадовалась Поллианна. -- А ведь уже
октябрь.
И она с воодушевлением принялась развивать эту тему:
-- Знаете, у мистера Пендлтона в камине горел огонь, но он тоже сказал,
что ему совсем не холодно. Он просто любит смотреть на огонь. И я тоже
люблю. Это очень красиво, правда? Вы тоже любите смотреть на огонь, а,
мистер Форд?
Ответа не последовало. И после того, как Поллианна терпеливо подождала,
мистер Форд тоже не отозвался. Поняв, что беседа о погоде явно не увлекает
его, она решила поговорить о другом.
-- Мистер Форд, а вам нравится быть пастором? -- осведомилась она.
На этот раз преподобный Пол Форд не заставил ее долго ждать.
-- Нравится? -- пристально глядя на девочку, переспросил он. --
Странный вопрос! А почему тебя это интересует, милая?
-- Да, понимаете... у вас такой вид... Ну,
прямо, как у моего папы. Он тоже так иногда выглядел.
-- Правда? -- вежливо отозвался пастор, вновь переключая внимание на
пожелтевший лист.
-- Ну, да. И когда у него бывал такой вид, я его, вот так же, как вас
сейчас, всегда спрашивала, нравится ли ему быть пастором?
-- Ну, и что же он отвечал тебе? -- меланхолично улыбнувшись, спросил
мистер Форд.
-- О, он всегда отвечал, что ему, конечно, нравится. А потом часто
говорил, что все-таки ни за что не остался бы пастором, если бы в Библии не
было столько радостных текстов.
-- Чего? Каких текстов? -- окончательно забыв про свой лист,
переспросил пастор. Теперь он глаз не сводил с сияющего лица Поллианны.
-- Ну, в Библии они, конечно, так не называются. Это мой папа их так
называл. Ну, понимаете, это такие тексты, которые начинаются "Радуюсь,
Боже!" или: "Возрадуемся...", или: "Ликую, Господи..." Ну и все такое
прочее. Их много. Папа рассказывал, один раз ему было очень плохо, и вот он
взял, да и сосчитал все радостные тексты в Библии. Знаете, их оказалось
целых восемьсот штук!
-- Восемьсот?
-- Да. И все они велят нам радоваться. Потому-то папа и прозвал их
"радостными".
-- Нд-а-а, -- протянул пастор и как-то странно посмотрел на наброски
воскресной проповеди. В глаза ему бросились слова: "Горе вам..." -- и он
торопливо перевел взгляд на девочку.
-- Выходит, твоему папе нравились эти "радостные тексты"? -- тихо
спросил он.
-- Ну, да, -- уверенно отозвалась Поллианна, подтверждая свои слова
резким кивком головы. -- Он мне сказал, что в тот день, когда он придумал
посчитать радостные тексты, ему сразу стало легче. Просто он решил, что если
Сам Господь восемьсот раз призвал нас радоваться, значит Ему было угодно,
чтобы люди хоть изредка это делали. И папе стало стыдно, что он так мало
радуется. И вот с тех пор всегда, когда ему становилось тяжело, или когда в
Женской помощи поднималась ругань... То есть, я хотела сказать, когда они в
Женской помощи никак не могли договориться, -- быстро поправилась Поллианна,
-- вот тогда-то "радостные тексты" особенно помогали ему. Папа мне говорил,
что именно они и натолкнули его на игру. То есть, начал-то он играть со мной
из-за костылей, но он говорил, что без "радостных текстов" ему нипочем бы не
придумать игры.
-- А что за игра такая? заинтересовался пастор.
-- Ну, это когда во всем находишь, чему радоваться... Я вам уже
сказала: все началось с костылей...
И Поллианна вновь поведала в подробностях историю, о которой знали уже
почти все в городе. Но ни разу еще она не находила такого внимательного и
сочувствующего слушателя, как мистер Форд.
Некоторое время спустя пастор и Поллианна, держась за руки, вышли из
леса. Лицо Поллианны светилось от счастья. Она любила поговорить, а
преподобный Пол Форд словно специально был ей послан для этого. Ему хотелось
побольше разузнать и об игре, и о покойном мистере Уиттиере, и о жизни,
которую вела Поллианна в маленьком городке на Дальнем Западе. И, разумеется,
девочка щедро удовлетворила его любопытство. У подножия холма они
попрощались, и каждый побрел к своему дому.
А вечером, затворившись у себя в кабинете, Пол Форд принялся вновь за
текст предстоящей проповеди. Сбоку на его столе лежали те самые несколько
страниц, которые он брал с собою в лес. А под правой рукой покоились чистые
листы бумаги, на которых и должен был запечатлеться окончательный текст. Но,
несмотря на то, что мистер Форд занес карандаш над бумагой, писать он пока
не собирался. Мысли его сейчас витали далеко от настоящего, да и от насущных
проблем его прихода. Перенесясь на несколько лет назад, он сейчас находился
в маленьком городке на Дальнем Западе и словно наяву беседовал с нищим,
больным пастором-миссионером. Ведь несмотря на все несчастья, у этого
пастора хватило сил сосчитать, сколько раз Господь наш и Создатель произнес
слово "радуйтесь"! Прошло еще немало времени, прежде чем преподобный Пол
Форд вернулся к действительности и растерянно уставился на письменный стол.
Аккуратно сложив все наброски в стопочку, он пометил стихи из Евангелия от
Матфея, которые цитировал в качестве порицания лицемерам. Затем, бросив в
сердцах карандаш на стол, потянулся к журналу, который только что принесла
жена. Мистер Форд уже порядком устал и лениво просматривал страницу за
страницей, когда вдруг наткнулся на слова, которые заставили его читать
внимательней:
"Однажды некий мальчик по имени Том отказался принести матери дров.
Узнав об этом, отец его сказал:
-- Том, я уверен, что ты с удовольствием принесешь маме дрова.
И правда: Том тут же пошел и принес дрова. Почему? Да просто потому,
что отец показал: он не ждет от сына ничего, кроме хорошего поступка.
А теперь представьте себе, что было бы, скажи ему отец:
-- Том, я слышал, что ты не послушался маму. Мне за тебя стыдно!
Немедленно ступай и наполни ящик для дров!
Уверяю вас, что в таком случае ящик для дров в доме Тома до сих пор
стоял бы пустым..."
Пастор продолжал жадно читать дальше, останавливаясь на строках,
которые особенно привлекали его внимание:
"Люди нуждаются в поощрении, больше, чем в порицании... Похвально
укреплять их дух, и пагубно подчеркивать отрицательные качества.
Покажите человеку лучшие его стороны, и вы почти наверняка, побудите
его отказаться, от дурных привычек. Покажите ему подлинное его "я", и
убедите его, что он может со всем справиться и все победить... Помните,
влияние прекрасного и милосердного человека всепоглощающе; такой человек
целый город может повести за собой... Люди излучают то, что держат в сердцах
и мыслях... Наделенный любовью к ближнему и благодарностью, неизбежно
заразит этим окружающих. Но если он, напротив, угрюм, раздражителен,
скареден, пусть он не сомневается:
Соседи ответят ему тем же, да еще возвратят с процентами. Ибо если вы
во всем ищите зло и ждете его, будьте спокойны: вы его получите. Ожидая же и
отыскивая добро, вы обретете его. Итак, скажите своему сыну Тому, что вы
знаете, как он будет рад наполнить ящик дровами, и вы увидите, с какой
страстью он примется за дело".
Пастор уронил журнал на стол и поднял голову. Минуту спустя он вскочил
на ноги и принялся расхаживать взад-вперед по кабинету. Ходил он долго.
Затем вздохнул и снова уселся за стол.
-- Боже, дай мне силы, и я сделаю это, -- тихо проговорил он. -- Я
скажу всем своим Томам, что верю в них. Они поймут, что я знаю, с каким
усердием они будут таскать дрова в свои ящики. И я уж задам им работы! Я
попытаюсь вселить в них столько радости, что им просто не захочется
заглядывать в соседские ящики для Дров.
Он схватил свои старые наброски и, разорвав листки пополам, бросил их
по разные стороны стола. Теперь слова "горе вам" покоились по левую его
руку, а "книжники и фарисеи, лицемеры" -- по правую. Но преподобному Полу
Форду уже не было никакого дела до этих слов. Он быстро писал карандашом, и
все новые листы бумаги покрывались торопливо начертанными строками. Рождался
новый текст проповеди, и это был совсем другой текст.
В ближайшее воскресенье проповедь мистера Форда прозвучала с церковной
кафедры. Он обращался в ней к лучшим чувствам своих прихожан, и не было в
церкви в тот день ни одного человека, которого не задели бы за живое слова
пастора. А главной цитатой в проповеди стал текст "Веселитесь о Господе, и
радуйтесь, праведные" -- один из восьмисот "радостных текстов", о которых
поведала мистеру Форду Поллианна.
Однажды Поллианна отправилась к мистеру Чилтону. Пойти туда ее
попросила миссис Сноу, которая забыла название какого-то лекарства.
Поллианна ни разу не была у него в приемной и теперь с любопытством
оглядывалась вокруг.
-- Вот какой у вас дом, мистер Чилтон! Вы здесь все время живете? --
спросила она.
-- Да, -- невесело отозвался он. -- Другого дома у меня нет. Но, в
общем-то, это вовсе и не дом, Поллианна. Просто комната, где я принимаю
больных и еще одна комната, в которой я сплю.
-- Это я знаю, -- ответила девочка, бросая сочувственные взгляды на
доктора, торопливо писавшего в блокноте. -- Для настоящего дома нужно руку и
сердце женщины или присутствие ребенка.
-- Что ты сказала? -- резко оторвавшись от блокнота, осведомился
доктор.
-- Ну, это мистер Пендлтон так говорит, -- уверенно тряхнула головой
Поллианна. -- Это он мне объяснил про руку и сердце женщины и про
присутствие ребенка тоже. А почему вы не возьмете руку и сердце женщины, а,
мистер Чилтон? И еще... вы можете взять Джимми Бина, если мистер Пендлтон не
захочет его брать. Возьмете?
Доктор Чилтон неестественно засмеялся.
-- Значит, мистер Пендлтон сказал тебе, что для настоящего Дома нужно
получить руку и сердце женщины? -- уклоняясь от ответа, переспросил он.
-- Ну, да, он так же, как вы, говорит, что у него не Дом, а просто
жилище. Но почему же вы этого не сделаете, а, доктор Чилтон?
-- Чего не сделаю? -- снова переводя взгляд на письменный стол,
осведомился доктор.
-- Ну, не возьмете руку и сердце женщины. Ой, я ведь совсем забыла
сказать вам! -- неожиданно покраснев, воскликнула Поллианна. -- А ведь я
должна была сразу вас предупредить.
Знаете, оказывается, мистер Пендлтон любил много лет подряд совсем не
тетю Полли. Так что, мы с тетей не переедем к нему. Понимаете, я тогда
ошиблась. Надеюсь, вы никому еще не говорили? -- с тревогой спросила она.
-- Нет, нет, я никому не говорил, Поллианна, усиленно отводя взгляд от
девочки, ответил доктор.
-- Ну, тогда все в порядке, -- обрадовалась она. -- Вы понимаете, я
ведь только вам все рассказала. -- Она задумалась. -- Только в
мистер Пендлтон, когда узнал, что вы знаете, почему-то очень странно
посмотрел на меня...
-- Ну да? -- спросил доктор, и губы его, чуть дрогнули.
-- Да, -- серьезно подтвердила Поллианна. -- Я думаю, ему, наверное, не
хотелось, чтобы кто-нибудь узнал об этом, раз это неправда. Но почему же вы,
мистер Чилтон, не возьмете в свое жилище чью-нибудь руку и сердце? На
мгновение в приемной доктора Чилтона стало очень тихо. Потом он ответил:
-- Видишь ли, моя милая, иногда этого не так-то легко добиться. Даже,
если очень стараешься...
-- Но уж вам-то это совсем не трудно! -- делая ударение на слове "вам",
воскликнула Поллианна.
-- Спасибо! -- засмеялся явно польщенный доктор. -- Но только, -- уже
совсем невесело продолжил он, -- некоторые из особ постарше тебя, так не
думают. Во всяком случае, вот уже много лет мне ничего не удается.
Поллианна нахмурилась. Потом, глядя на доктора широко раскрытыми от
удивления глазами, сказала:
-- Не может быть, мистер Чилтон! Неужели вы, как мистер Пендлтон,
старались получить руку и сердце и не смогли?
Доктор вскочил со стула.
-- Ладно, Поллианна. Хватит об этом. Не забивай себе голову чужими
трудностями. Ну, беги к миссис Сноу и передай ей эту записку. Тут и название
лекарства и дозировка. Больше она ничего не просила?
Поллианна покачала головой:
-- Нет, сэр. Спасибо вам большое, -- тихо ответила она и направилась к
выходу.
Уже почти миновав коридор, она остановилась и, повернув к доктору
сияющее лицо, воскликнула:
-- А все-таки вы должны радоваться, мистер Чилтон! Ведь вы хотели
получить руку и сердце не моей мамы! Ну, до свидания!
Беда пришла в последний день октября. Торопясь из школы домой,
Поллианна перебежала улицу. Она заметила, что к перекрестку приближается
машина, но ей казалось, что она еще достаточно далеко и... Что произошло
потом, так никто толком и не знал. И никто не мог понять, по чьей вине все
случилось. Как бы там ни было, в пять часов вечера девочку без сознания
внесли на руках в ту самую комнату, которую она так любила. Тетя Полли, на
которой сейчас просто лица не было, и плачущая Нэнси раздели ее и бережно
перенесли на кровать, а к дому уже мчался спешно вызванный по телефону
доктор Уоррен.
Когда доктор, плотно затворив дверь комнаты, занялся больной, Нэнси в
отчаянии выскочила в сад и, найдя старого Тома, рассказала ему о несчастье.
-- Вы могли бы даже не смотреть на ее тетю, мистер Том, -- всхлипывая,
говорила она. -- Вы бы и так сразу поняли бы, как она мучается. И ведь если
ее что сейчас мучает, то совсем не долг. Не долг, вот так я вам и скажу,
мистер Том: совсем не долг. Руки у ней прямо трясутся, и глаза глядят, будто
она хочет саму смерть отвратить от нашей бедняжки. Нет, сейчас она не
исполняет долг. Это уж я вам прямо скажу, мистер Том: не исполняет она долг,
а...
-- Сильно она разбилась? -- дрожащим голосом проговорил старый Том.
-- Ничего невозможно понять, мистер Том, -- продолжая всхлипывать,
ответила Нэнси. -- Она такая бледная и не двигается. Мне вообще сначала
показалось, что она мертвая. Но мисс Полли говорит, что не мертвая. А мисс
Полли виднее. Она ведь щупала ей пульс, и ухо ей к груди прикладывала. Она
послушала и сказала, что бедняжка наша дышит.
-- Неужели нельзя понять, что сделала ей эта... эта... -- старый Том не
договорил. Лицо его скривилось от горя и, казалось, он сейчас заплачет.
-- Я-то думала, вы позволите себе назвать эту штуковину так, как она
того заслуживает! -- в сердцах воскликнула Нэнси. -- Уж я бы с этим так не
церемонилась, мистер Том. Вот так я вам и скажу: не церемонилась бы.
Подумать только, сбить нашу девочку! Да я всегда ненавидела эти коптящие
таратайки! Вот так я вам и скажу: не-на-ви-де-ла!
-- Куда же ее ударило?
-- Ох, не знаю, не знаю, мистер Том, -- со стоном ответила Нэнси. -- У
ней на головке совсем небольшая ссадинка. Но мисс Полли говорит, что дело не
в этом, она нутряного повреждения опасается.
-- Ты, верно, хотела сказать, что мисс Полли опасается внутреннего
кровоизлияния. Так, Нэнси? -- поправил мистер Том, и глаза его на мгновение
сверкнули сквозь слезы.
-- Большая разница! -- тряхнув головой, проговорила Нэнси. Она
отвернулась в сторону, и плечи ее затряслись от плача. -- Мне кажется, я
просто не выдержу. У меня просто сердце разорвется, пока этот доктор выйдет
оттуда. По мне бы сейчас затеять такую большую стирку. Такую большую, какой
у меня еще в жизни не было, мистер Том. Вот это было бы дело, мистер Том.
Вот так я вам и скажу: было бы дело!
С уходом доктора положение не прояснилось, и Нэнси вряд ли смогла бы
добавить что-нибудь существенное к своему рассказу. Доктор сказал, что кости
у девочки, по-видимому, целы, а ссадина на голове и впрямь не представляет
никакой опасности. Однако выражение лица мистера Уоррена при этом было
озабоченное, и он, с сомнением покачивая головой, объявил, что только
будущее покажет насколько тяжело состояние больной.
После его ухода мисс Полли подошла к Нэнси. Она объяснила, что
Поллианна так еще и не пришла в себя, но сейчас вроде бы ей получше,
насколько это вообще возможно в таком состоянии. На ночь, добавила мисс
Полли, она вызвала к племяннице профессиональную сиделку. Больше ей нечего
было сказать, и она вернулась к Поллианне, а Нэнси, всхлипывая, побрела в
кухню.
На следующее утро Поллианна пришла в сознание. Открыв глаза, она с
удивлением увидела тетю возле своей кровати.
-- Тетя Полли! Что случилось, тетя Полли! Уже совсем светло, а я все
еще в постели. Почему же я не встаю? -- удивилась она. -- Ой, тетя Полли! Я
не могу встать! -- Она со стоном откинулась на подушку, и теперь в ее глазах
светилась тревога.
-- Знаешь, милая, я пока не стала бы пытаться вставать, -- как можно
спокойнее принялась уговаривать тетя.
-- Но почему, тетя Полли? Почему я не могу встать? -- продолжала
допытываться девочка.
Мисс Полли обратила исполненный мольбы взгляд к женщине в белой
косынке. Женщина стояла у окна, и Поллианна пока не видела ее.
-- Скажите ей, -- одними губами проговорила сиделка.
Мисс Полли начала кашлять, пытаясь избавиться от спазма в горле,
который мешал ей говорить.
-- Тебя, милая, вчера вечером сбила машина, -- глухо начала она. -- Но
теперь это уже неважно. Твоя тетя хочет, чтобы ты снова сейчас заснула, --
называя почему-то себя в третьем лице, завершила мисс Полли.
-- Сбила машина? Ну да... Я бежала... -- ошеломленно проговорила
Поллианна. Она прикоснулась ко лбу: -- Но почему у меня тут забинтовано и
болит?
-- Сейчас это уже неважно, милая, -- повторила мисс Полли. -- Главное,
тебе надо отдохнуть, отдохнуть.
-- Но, тетя Полли, мне так плохо. И мои ноги... Странно, они совсем
ничего не чувствуют.
Взглянув с мольбой на сиделку, мисс Полли поднялась со стула и
отвернулась.
Сиделка быстро подошла к постели.
-- Думаю, теперь настало время мне побеседовать с тобой, --
жизнерадостно начала она. -- Во-первых, давай-ка познакомимся. Меня зовут
мисс Хант. Я буду помогать твоей тете ухаживать за тобой. И начнем мы вот с
этих белых таблеточек. Давай-ка примем их.
Поллианна с ужасом посмотрела на нее.
-- Но я не хочу, чтобы за мной ухаживали. То есть, я не хочу долго
болеть. Вы же знаете, мне надо в школу. Смогу я завтра пойти туда?
От окна, к которому прильнула мисс Полли, донесся сдавленный стон.
-- Завтра? -- заглушая его, весело отозвалась сиделка. -- Ну, нет,
завтра я, пожалуй, тебя еще не выпущу. Давай-ка проглотим эти таблеточки и
поглядим, как они на тебя подействуют.
-- Ладно, -- с некоторым сомнением согласилась Поллианна. -- Но уж
послезавтра мне обязательно надо в школу. Ведь у меня начинаются экзамены,
мисс Хант.
Минуту спустя она принялась рассказывать мисс Хант о школе, о том,
какие экзамены ей предстоит сдавать, потом пожаловалась на головную боль и
на автомобиль, который причинил ей столько неприятностей... Потом начали
действовать белые таблетки, и Поллианна уснула.
Поллианна не пошла в школу ни на другой день, ни на третий. Она вообще
почти не приходила в себя. А в те редкие минуты, когда приходила, начинала с
тревогой расспрашивать о своем состоянии. Так продолжалось целую неделю.
Потом боли несколько унялись, температура спала, и девочка пришла в себя. И
тогда тете Полли пришлось вновь рассказать ей о беде, которая с ней
приключилась.
-- Ну, значит, я не заболела, а просто попала в аварию! -- с
облегчением воскликнула Поллианна. -- Я очень рада, что это так.
-- Ты рада, Поллианна? -- спросила тетя, сидевшая рядом с кроватью.
-- Ну, да, конечно, лучше просто сломать ногу, как мистер Пендлтон, чем
перестать ходить на всю жизнь, как миссис Сноу, -- весело проговорила
девочка. -- Потому что у мистера Пендлтона нога срастется, а миссис Сноу
будет всю жизнь лежать в постели. Если уж стал инвалидом, тут ничего не
поможет.
Услышав версию о "сломанных ногах", тетя Полли вскочила со стула и
подошла к туалетному столику, который стоял в другом конце комнаты. То, что
она принялась делать дальше, было просто невероятно для столь педантичной и
целеустремленной особы, ибо она безо всякой надобности принялась
переставлять все предметы, которые там стояли. Но стоило лишь взглянуть на
ее бледное, осунувшееся лицо, как все становилось ясно: она просто изо всех
сил старается сдержать слезы.
А Поллианна в это время любовалась радужной полоской, которую
отбрасывал на потолок один из хрусталиков мистера Пендлтона.
-- Я рада, что у меня не оспа, -- удовлетворенно пробормотала она. --
После нее на лице остаются следы, куда хуже, чем мои веснушки. И я рада, что
у меня не коклюш. Он у меня уже был, и это очень противно. И не корь, и не
ангина, ведь это заразно, и тогда вам не разрешали бы сидеть со мной.
-- Похоже, милая, ты многому рада, -- проговорила глухим голосом мисс
Полли и схватилась за горло, словно ее душил ворот блузки.
-- Ну, да, -- тихо засмеялась Поллианна. -- Я, знаете, сейчас смотрела
на радугу и о многом думала. Я обожаю радуги. Я так рада, что мистер
Пендлтон подарил мне эти хрусталики. И еще я рада, что не сказала об одной
вещи, но больше всего я рада, что попала в аварию!
-- Поллианна! -- изумленно воскликнула мисс Полли.
-- Да, да, тетя, я действительно рада. Понимаете, с тех пор, как это
случилось, вы все время называете меня "милой". Раньше ведь вы никогда меня
так не называли. А мне хочется, чтобы родные меня называли "милая".
Некоторые из Женской помощи меня тоже так называли, но это ведь совсем не
то, потому что они ведь мне не родные, а вы... О, я так рада, что вы моя
родная тетя!
На этот раз мисс Полли не смогла ничего ответить. Она снова поднесла
руку к горлу, в глазах ее стояли слезы. Она резко отвернулась и поспешила к
двери, в которую как раз входила сиделка.
Тем же вечером Нэнси, запыхавшись, вбежала в каретный сарай, где старый
Том чистил упряжь.
-- Мистер Том! Мистер Том! -- вытаращив на него совершенно безумные
глаза, кричала она. -- Знаете, что случилось? Вы нипочем не догадаетесь,
хоть тысячу лет гадайте. Вот так я вам и скажу, мистер Том: гадайте хоть
тысячу лет!
-- Ну, тогда я и пытаться не стану, мне ведь все равно больше десяти
лет не протянуть, -- с мрачной иронией возразил старик. -- Ты уж мне лучше
сразу выкладывай, что там стряслось?
-- Ну, слушайте сюда! Как вы думаете, кто сейчас сидит в гостиной у
нашей хозяйки? Ну, кто, я вас спрашиваю?
-- Трудно сказать, -- покачав головой, ответил старый Том.
-- Уж куда труднее. Но я вам скажу: там сидит Джон Пендлтон!
-- Да ты, девушка, смеешься надо мной, что ли?
-- А вот и не смеюсь! Я сама его впустила с этими костылями! И лошади,
на которых он пожаловал, до сих пор ждут его у дверей, и коляска тоже. Все
так, будто обыкновенный гость пожаловал, а не старый злюка, который ни с кем
разговаривать не желает. Вообразите себе, мистер Том, он приехал к ней с
визитом!
-- Ну, а отчего бы и нет? -- несколько резко спросил старик, ибо
болтовня Нэнси начала утомлять его.
Нэнси наградила его высокомерным взглядом:
-- Уж вам-то, вроде, лучше моего известно, почему! -- выпалила она.
-- Что, что?
-- Да будет прикидываться, мистер Том! -- ехидно воскликнула Нэнси. --