Поттер Патриция. Звездолов

   Непослушными губами она шептала молитву за молитвой. Минуты тянулись как часы, но вот подъем стал более пологим, а вскоре перед глазами Элизабет вместо скал возник зеленый простор луга.
   Алекс придержал коня, дожидаясь, пока она поравняется с ним.
   — Как ты? — заботливо спросил он.
   Элизабет еле кивнула; шея еще ныла от напряжения.
   — А ты молодцом, гляди-ка. Подъем ведь не из легких.
   В его голосе прозвучала гордость, но порадоваться этому у Элизабет уже не было сил.
   Брат с сестрой пустили коней в галоп, беспокоясь все сильнее, и быстро пересекли луг. У леса Алекс остановил коня и знаком велел Элизабет сделать то же самое.
   Они услышали голоса и поспешно спрятались за деревьями. Через минуту показались восемь человек пеших, а за ними — двое всадников. В одном из них Элизабет узнала Хирама, а другой, с вымазанным кровью лицом, тоже показался ей до странности знакомым, но она никак не могла понять, где видела его.
   Она еще стояла, не дыша, за деревом, когда Алекс выехал на тропу прямо навстречу путникам.
   — Да это Алекс Сазерленд! — вскричал Руфус. — Хирам, подожди!
   Тот оглянулся и велел пешим остановиться.
   — Сынок, — сказал Руфус, — я не ожидал тебя встретить.
   — А я тебя, — отвечал Алекс, когда Хирам подъехал ближе. — Я тебя еле узнал под этой дикарской раскраской. Что здесь происходит?
   — Это Ганны, наши пленники, — объяснил Хирам. — Они устроили Патрику засаду, а один его ранил.
   У Элизабет перехватило дыхание. Она натянула поводья своего коня и выступила из-за дерева.
   — Он серьезно ранен? Где он?
   — Пустяки, — хмурясь, ответил на первый вопрос Хирам. — Царапина на плече, ничего страшного. Но вы-то что здесь делаете, леди Элизабет?
   — Я сказал леди Марсали, что мы будем ждать ее с той стороны ущелья, — объяснил Алекс. — В условленный час она не возвратилась, и мы вдвоем поехали искать ее. Не мог же я оставить Элизабет одну в горах.
   Элизабет мысленно улыбнулась, услышав властный тон брата. Ей была приятна его уверенность в себе.
   Хирам смерил Алекса внимательным взглядом.
   — Ты мог бы помочь нам отвести этих молодцов в Бринэйр?
   — Мне надо найти Марсали, — упрямо возразил Алекс. — Я отвечаю за нее.
   — Да не заблудилась она, — досадливо поморщился Хирам, снижая голос до полушепота и косясь на пленных. — Она в надежном месте, недалеко отсюда. — Алекс ждал более подробных объяснений. Хирам вздохнул. — С Патриком она, клянусь тебе. А ты окажешь брату куда большую услугу, если поедешь со мной.
   Лицо Алекса просветлело, и Элизабет почти физически ощутила, как бремя ответственности свалилось с его плеч.
   — А как же Элизабет? — спохватился он.
   Хирам и Руфус переглянулись. Элизабет терпеть не могла, когда о ней говорит, не спрашивая ее мнения, но минутное раздражение сменилось леденящим ужасом, потому что Хирам сказал:
   — Поедет с нами.
   Опять по ущелью! Элизабет еле сдержалась, чтобы не заплакать от испуга и не начать умолять их ради всего святого избрать другой маршрут. Ведь есть же, наверное, какой-нибудь еще путь, пусть долгий, пусть придется ехать целый день… Но обнаружить свой страх перед друзьями Патрика и пленными Ганнами? И спросить ни о чем нельзя, хотя голова раскалывается от роя вопросов.
   В происходящем она не понимала ровным счетом ничего, только догадывалась, что все это как-то связано с войной между Ганнами и Сазерлендами, а значит — и с Патриком и Марсали, с их любовью. Романтической Элизабет эта мысль очень понравилась.
   Но один вопрос она все же решилась задать:
   — Патрик действительно не опасно ранен? Он… не умрет?
   Хирам добродушно улыбнулся:
   — Нет, леди Элизабет, не умрет. Ему всего лишь саблей поцарапало плечо. Марсали поставит его на ноги лучше всяких лекарей, и скоро он будет как новенький.
   И опять покосился на пленников, которые, как заметила Элизабет, смотрели на них с нескрываемым интересом.
   — Ну, хватит прохлаждаться! — гаркнул Хирам и еле слышно прибавил:
   — Когда Патрик узнает, что вы болтались по горам без охраны, я не хотел бы оказаться рядом.
   Элизабет взглянула на брата — тот покраснел.
   — Но я была с Алексом! Хирам, как видно, смутился.
   — Конечно; вот так всем и говорите. Но одного провожатого мало даже для Патрика, и сегодня он в этом убедился.
   Алекс облегченно расправил плечи, приосанился; его самолюбие не пострадало.
   — Отправляйся, — обернулся Хирам к Руфусу. — Вдвоем с молодым Сазерлендом мы управимся с этими головорезами.
   Алекс и вовсе просиял.
   Руфус согласно склонил голову и одобрительно посмотрел на Элизабет.
   — Ты красивая и смелая девушка, — улыбнулся он, и у нее внутри все затрепетало. Мало кто из мужчин называл ее красивой.
   Но, не успела она ответить, Руфус повернул коня обратно и умчался прочь.
   — Куда это он? — спросила она Хирама, не в силах больше бороться с любопытством.
   — Кто его знает, — пожал плечами Хирам. — Лучше поедем поскорей. Хочу до темноты доставить этих молодчиков в Бринэйр.
   Элизабет прикусила губу. Он заметил и ободряюще подмигнул ей.
   — Помни: ты красивая и храбрая девушка.
   — Нет, совсем нет, — заспорила она, — я чуть не спятила от страха, пока поднималась по этому ужасному ущелью.
   — Вот об этом я и говорю, — кивнул великан. — Сделать что-то, когда тебе не страшно, — никакая не храбрость. Настоящая храбрость — это когда тебе очень страшно, а ты все-таки делаешь то, что должен, несмотря на страх.
   Элизабет выпрямилась в седле. Сейчас тропа, наверно, уже не будет такой трудной, как в первый раз.
   Она посмотрела на Алекса, и он улыбнулся ей тепло и понимающе. Не сговариваясь, брат и сестра пришпорили коней. Хирам криком поднимал пленных.
   * * *
   Патрик остановился у входа в пещеру, напряженно вглядываясь в кромешную тьму.
   — Марсали? Гарри?
   — Милорд! Это вы? — отозвался Гарри и почти тотчас же из глубины пещеры послышался приглушенный возглас Марсали, и она сама выбежала к Патрику, сияя улыбкой.
   Но испуганно замерла при виде окровавленной одежды. Быстрый Гарри встал у нее за спиной, сжимая в руке пистолет. Патрик подмигнул Гарри, прося оставить их одних, взял Марсали за руку и отвел в сторону от входа, а Гарри вернулся в пещеру.
   — Господи, Патрик, — прошептала она, с ужасом глядя на его плечо. Она взглянула в лицо мужу и снова, будто помимо воли, перевела взор на красную от крови рубаху.
   — Пустяки, — поморщился он.
   — Патрик, это вовсе не пустяки. Рана глубокая, ты потерял много крови.
   — Бывало и похуже, — стараясь выглядеть беззаботным, улыбнулся он. Верно, Марсали помнила длинный шрам через весь его живот.
   — Кто тебя так? — заглядывая ему в глаза, спросила она.
   — Черный Фергус, — вздохнул Патрик. — Он и семеро твоих родичей Ганнов подстерегли меня, и, если б не Хирам, меня и Руфуса могло уже не быть в живых. — Он помолчал. — Хирам сказал, что его послала ты.
   — Да, я. Не надо было мне отпускать тебя нынче утром. Патрик, у меня правда было… предчувствие. Раньше со мною такого никогда не случалось, и потому я не знала, как объяснить тебе, но… я не должна была отпускать тебя.
   — Родная моя… — Патрик поднял здоровую руку, нежно провел по щеке жены кончиками пальцев. — Не терзайся, не вини себя. Ты пыталась предупредить меня. Это я не послушал. Но, клянусь, при следующем твоем предчувствии поведу себя совсем иначе. — Он через силу улыбнулся. — Вот не знал, что женюсь на ясновидящей.
   — Я и сама не знала, — печально промолвила Марсали. — Но, что бы ни нашло на меня тогда, я благодарна наваждению, из-за которого послала за тобой Хирама. А теперь, позволь, я займусь твоей раной, не то все наши с Хирамом усилия пропадут впустую.
   Она ваяла его под здоровую руку, и они потихоньку пошли к пещере.
   — А те, кто напал на тебя? — вдруг встревожилась Марсали. — Они…
   — Живы, живы, — успокоил ее Патрик. — Целы и невредимы. Хирам доставит их в Бринэйр как пленников. Боюсь, они слишком много успели увидеть.
   Марсали искоса взглянула на него. Она была явно удивлена.
   — Ты оставил их в живых, хотя они напали на тебя?
   — Разве я поступил не правильно? — мягко возразил Патрик. — Или ты считаешь меня подлецом, который может, не задумываясь, убить родственников жены?
   — На твоем месте любой поступил бы именно так, — пробормотала она.
   — Я — не любой.
   — Да уж, — чуть заметно улыбнулась она. — Теперь я это и сама вижу.
   — Я рад. И с удовольствием еще постоял бы здесь и обсудил с тобою прочие мои достоинства, но, к сожалению, не могу. Прошу тебя, сделай, что требуется, с этим плечом, да поскорее, чтобы я успел вовремя догнать Руфуса и Хирама.
   Марсали остановилась у входа в пещеру.
   — Но, Патрик, с такой раной тебе ни в коем случае нельзя садиться на коня. Тебе нужен покой.
   Патрик покачал головой:
   — Не могу допустить, чтобы Хирам один вел в Бринэйр восьмерых пленных. И я сам должен быть там, когда их увидит мой отец. — По правде говоря, Патрик и сам не знал, как ему это удастся. Голова кружилась все сильнее, озноб пробирал до костей. Неудивительно, ведь он потерял очень много крови.
   При упоминании об отце синие глаза Марсали потемнели от тревоги.
   — Он ничего не сделает с пленными? Они ведь из моего клана…
   — Ничего непоправимого не случится, — уверил Патрик. — Кроме того, они дали мне честное слово, и я постараюсь устроить их как можно лучше.
   — Дали слово? — недоверчиво переспросила Марсали. — Но ведь вас было всего трое против восьмерых?
   — Ну, — протянул он, — они думали, что нас гораздо больше. Почти войско. — И Патрик невольно усмехнулся:
   — Представляю, как они расстроятся, узнав, что сдались на милость троих.
   На секунду Марсали стало обидно, что люди из ее клана дали так легко обвести себя вокруг пальца, затем ей сделалось смешно, и обида прошла, а еще миг спустя она взглянула на рану и, позабыв обо всем, озабоченно нахмурилась.
   Хотя Патрик изо всех сил старался не подать виду, как ему плохо, рана оказалась серьезнее, чем он надеялся. Он не хотел пугать Марсали, но теперь уже не знал, сколько еще сможет продержаться на ногах. Впрочем, его спокойствие, как видно, не обмануло ее, ибо она вдруг повела себя совсем иначе.
   — Входи! — приказала она.
   — Мне нельзя мешкать, — повторил он, но глаза закрылись сами собой, а когда он открыл их снова, перед ним все поплыло.
   — Придется, — настаивала Марсали. — Если сейчас не остановить кровь, ты замешкаешься навсегда.
   — Только на минуту, — заплетающимся языком согласился он. — На одну минуту. Потом я должен ехать.
   Он хотел шагнуть вперед, но пошатнулся и бессильно оперся о камень у самого входа. Господи, как же он устал…
   — Патрик! — донеслось до него как сквозь вату. — Быстрый Гарри! Помоги!
   Патрик точно в полусне чувствовал, как подгибаются ноги, как он скользит по камню вниз. Марсали обхватила его за пояс, но удержать не могла: он был слишком тяжел. Вот чьи-то руки поддержали его под грудь. Быстрый Гарри и Марсали втащили его в пещеру, за каменный выступ, туда, где Гарри устроил себе временное жилье, и опустили на землю у самодельного очага. Патрик мысленно благословил их за то, как осторожно они это проделали.
   В голосе Марсали зазвучали совершенно незнакомые ему властные нотки. Она отрывисто приказывала что-то Быстрому Гарри, и от ее резкого тона Патрик снова пришел в себя. Он открыл глаза, поморгал; из тумана выплыло заботливо склоненное к нему лицо Марсали, и он с наслаждением погрузился в целебные, умиротворяющие глубины ее глаз. Пальцы Марсали меж тем ловко, почти не причиняя боли, сняли повязку, которую Патрик сам кое-как накрутил на плечо, вытащили из-под ремня подол рубахи. Патрик помогал, как мог, когда она вдвоем с Быстрым Гарри стала стаскивать с него мокрую от крови рубаху, но все же не сдержал стона, когда им пришлось приподнять его левую руку. Чуть утихшая боль снова прожгла тело насквозь.
   — Придется прижечь рану, чтобы остановить кровь, — услышал он голос Марсали.
   — Я сейчас разведу огонь, — ответил Быстрый Гарри, — и раскалю свой нож. Когда будет готова, скажу.
   — Он говорит, что должен ехать дальше, — прикусив губу, вздохнула она.
   — Хм. Далеко он не уедет, — отозвался Гарри. Патрик понял, что его в расчет не принимают, и на сей раз ни Хирам, ни Руфус ему на помощь не придут.
   Марсали осторожно ощупывала зияющий разрез на его плече. Патрик поймал ее взгляд, улыбнулся.
   — Не тревожься так, девочка моя, — проговорил он, не понимая, то ли у него заложило уши, то ли слова его звучат так невнятно. — Я не умер и умирать пока не собираюсь. Остальное неважно.
   Она поджала губы.
   — Ох уж эти мне мужчины, — донеслось до него.
   Патрик вздохнул и бессильно прикрыл глаза. Прошло сколько-то времени — сколько, он понятия не имел, — и снова его окликнул голос Марсали:
   — Патрик?
   Он попытался открыть глаза, но веки опустились сами собой; четко увидеть Марсали удалось лишь со второй попытки.
   — Надо прижечь рану, чтобы остановить кровь, — говорила она.
   — Давай, — пробормотал он. — А потом я должен… должен ехать.
   — Патрик, — зашептала Марсали прямо ему в ухо, — я люблю тебя, но сейчас ты ведешь себя как круглый дурак. Если нужно будет, я стукну тебя по голове, но ты отсюда не выйдешь, пока я не разрешу.
   — Ты… ударишь меня, детка? — протянул он, пытаясь улыбнуться непослушными губами. — Не годится леди… бить… своего господина.
   — Да, я тоже так считаю. Но, если будет нужно, это меня не остановит.
   От очага донесся голос Быстрого Гарри:
   — Миледи, нож готов.
   Она поспешно поднялась. Нечеловеческим усилием воли Патрик проследил за ней взглядом. Марсали выбрала из груды щепок чурочку побольше. Быстрый Гарри вынул из огня нож и, обернув ручку тряпкой, подал ей. Она опустилась на колени рядом с ним, держа в одной руке нож, а в другой — деревяшку, которую он должен был зажать в зубах, чтобы не прикусить от боли язык.
   Их взгляды встретились, и Патрик, хотя соображал с трудом, увидел в глазах Марсали боль и страх. Он понимал, почему она медлит: нелегко причинить боль тому, кого любишь.
   — Давай, детка, — спокойно произнес он.
   Она нерешительно взглянула на него, потом протянула ему чурку. Патрик крепко сжал ее зубами. Лезвие ножа было раскалено добела. Патрик посмотрел на него, кивнул Марсали и закрыл глаза.
   Боль ударила внезапно, ожгла плечо, и он провалился в забытье.

20.

   Дональд Ганн, граф Эберни, лэрд клана Ганнов, пожелал самолично увидеть похищенных у соседа коров. Сидя на породистом сером жеребце, он критическим взглядом окинул стадо, пасущееся на лугу к востоку от замка.
   — Кожа да кости, — поморщился он. — Зря угнали. Сазерленды совсем не заботятся о своей скотине.
   Гэвин — тоже верхом на своем гнедом — украдкой вздохнул. Месяц назад эти коровы выглядели совсем по-другому, но с тех пор дважды в неделю их гоняли с пастбищ Ганнов на пастбища Сазерлендов и обратно, и, конечно, они растрясли весь жир. Хорошо еще, что сейчас несчастные животные были на земле Ганнов; а то он уже начинал чувствовать себя таким же изможденным, как и они.
   Сколько еще будет продолжаться этот обман? Сколько еще раз он, Гэвин, будет посылать людей на поиски Быстрого Гарри — всякий раз не в ту сторону? Сколько еще забытых богом и людьми уголков он обшарит в заведомо тщетных попытках найти следы Сесили? Сколько еще пройдет времени, пока то, что они с Патриком затеяли, с грохотом обрушится на их головы?
   Очень немного, Гэвин в этом почти не сомневался. Ему уже пришлось открыться нескольким, самым толковым, из своих помощников, которые начали задаваться резонным вопросом, почему воровать коров у Сазерлендов так легко. Патрик скорее всего вынужден был сделать то же самое. Гэвин содрогался при мысли о том, что будет, когда вспыльчивый и озлобленный граф узнает, чем занимался все это время его сын. А в том, что скоро отцу станет известно все, Гэвин тоже не сомневался ни минуты. Днем раньше, днем позже…
   Граф Эберни хозяйским взглядом окинул новоприобретенное стадо.
   — Мы их откормим, — заявил он уже более благосклонно.
   Черта с два, подумал Гэвин, степенно кивая.
   — Я посылаю Дункана в Эдинбург, — продолжал отец, — с прошением к королю, чтобы Марсали вернули ко мне, а Сазерлендов поставили вне закона за нарушение мира.
   Гэвин снова кивнул. Теперь он действительно обрадовался. Значит, скоро Дункан не будет мешать им. Не придется отвечать на его настойчивые вопросы о странных набегах, в которых почему-то не бывает ни раненых, ни пленных.
   — Я подумываю послать в Бринэйр Джинни, — сказал он вслух.
   Отец сердито взглянул ему в глаза.
   — Послать еще одну из Ганнов в плен? Ты в своем уме?
   — Да нет же, она отправится туда как горничная Марсали, — объяснил Гэвин. На самом деле его больше заботило, чтобы у сестры в Бринэйре был близкий человек. Без служанки, в конце концов, можно обойтись. — Джинни доносила бы нам о положении дел в замке, — добавил он, чтобы потрафить отцу.
   Тот задумался, в глазах мелькнул одобрительный огонек.
   — Ты думаешь, они позволят ей выходить из замка?
   — Она ведь просто служанка, — равнодушно ответил Гэвин. — Они не станут слишком внимательно следить за нею.
   — Не успокоюсь, пока моя дочь не вернется ко мне, — заявил отец. — Бедное дитя.
   У Гэвина непроизвольно сжались губы. Поздновато у отца проснулось сострадание к родной дочери. Как, впрочем, и у него самого… В нем-то родственные чувства заговорили хотя бы не слишком поздно, и сейчас он готов был отдать все, что имел, лишь бы дожить до настоящей свадьбы своего друга и своей сестры.
   — А она согласится? — усомнился отец.
   — Джинни? Да она жизнь за Марсали отдаст.
   Господи, как противно лгать, подумал Гэвин. Как гадко ощущать собственную нечестность всякий раз, когда приходится обманывать отца. Но теперь он уже и вовсе запутался, в чем же заключается истинная честь: в исполнении долга перед кланом или в повиновении отцу, как подобает хорошему сыну? Жаль, нет у него уверенности Патрика в своей правоте. Или Патрика тоже одолевают сомнения?
   Столько лет Гэвину хотелось во всем походить на Патрика — храброго воина, о хитроумии и отваге которого рассказывали легенды. Но Патрик вернулся — и Гэвин смог прочитать по его лицу, какую страшную цену ему пришлось заплатить за его ратные подвиги. Война и мужество не всегда одно и то же. А могут ли честь и бесчестье идти рука об руку?
   — Гэвин?
   Отец не отводил от него глаз.
   — Да, отец?
   Старый граф подъехал ближе и положил ему на колено руку.
   — Я горжусь тобою, сынок.
   Надо же, чуть не проговорился! В эту минуту, сгибаясь под бременем вины, Гэвин вдруг ощутил неодолимую потребность рассказать отцу все — о краже коров, об обручении Марсали, о Быстром Гарри и о своей уверенности в том, что это Синклеры, а не Сазерленды убили их арендаторов и разграбили и сожгли их дома. И даже о догадке Патрика, что тот же Синклер в ответе за позор Маргарет и за ее необъяснимое исчезновение.
   По иронии судьбы, к реальности его вернули тоже слова отца:
   — Синклер опять спрашивал о Сесили.
   — Отец, положа руку на сердце, скажи — ведь ты не отдал бы Сесили за него? — спросил Гэвин, зябко поведя плечами. Почему-то ему вдруг стало холодно.
   Отец уставился на него точно на умалишенного.
   — Я не нарушу данного Эдварду слова. Но я полагал, ты, так же как и я, считаешь, что Синклер — хорошая партия?
   — Это ты так считал, — с нажимом произнес Гэвин. — О том, что думаю я, никогда и речи не заходило. И сейчас я раскаиваюсь, что так долго ждал. Надо было мне раньше заговорить, надо было поспорить с тобой, ведь я знал: Марсали за Эдварда идти не хочет. Я никогда не считал его подходящим для нее мужем.
   — А это еще почему? — сощурился отец. Гэвин собрался с духом.
   — Синклер всегда был мне подозрителен, — ответил он. — Когда исчезла Маргарет, я позволил горю заглушить эти подозрения. Но ни одной из моих сестер я не желаю быть женою Эдварда и постараюсь, чтобы этого не случилось.
   И не опустил глаз под тяжким взглядом отца.
   — Не поздно ли передумывать? — язвительно заметил граф.
   — Поздно, но не слишком, — отрезал Гэвин, не сводя глаз с подергивающегося от бешенства отцовского лица.
   — А ты предпочел бы этого выродка Сазерленда? — У отца уже трясся подбородок.
   «Я предпочел бы первого встречного тому, кто приказал убивать ни в чем не повинных людей». Гэвин вовремя прикусил язык; он и так уже сказал слишком много. Но, боже правый, как приятно было наконец высказаться, выплеснуть то, что копилось в душе уже много месяцев! Да, пора, давно пора перестать прятаться за отцовскую спину, жить в тени отца. Граф Эберни хороший человек, когда-то он был хорошим отцом и хорошим лэрдом. Но и он небезупречен. Особенно в гневе.
   И никто, кроме него, Гэвина, сейчас не остановит его безумия, не возразит старому гордецу. Он и так молчал слишком долго.
   — Я сказал все, что хотел сказать об этом, — не отводя глаз, произнес он. — Повторяю, Эдвард Синклер, по-моему, не годится в мужья ни Марсали, ни Сесили, и я такого брака не одобрил бы. Я не люблю этого человека, не верю ему и скрывать это не считаю нужным. — С этими словами Гэвин сжал коленями бока гнедому и поскакал к замку.
   До него донесся голос отца:
   — Я хочу, чтобы коров стерегли как следует! Пришли еще людей!
   Не останавливаясь, Гэвин вскинул руку в знак того, что слышит. Разумеется, он проследит, чтобы коров стерегли как следует — так, как только могут стеречь глухие, немые и слепые сторожа. Где бы найти таких побольше.
   * * *
   Патрик очнулся от адской, жгучей боли в плече. Под головой, правда, было что-то мягкое, теплое, бесконечно удобное. Прохладная ладонь гладила его по щеке, тихий голос нашептывал сладкие, убаюкивающие слова.
   Его веки дрогнули и поднялись; сверху ему улыбалась Марсали. Удовлетворенно вздохнув, он снова закрыл глаза. Марсали заботливо подоткнула одеяло под его здоровое плечо и стала гладить его по лбу.
   В горле почему-то пересохло. Патрик сглотнул, а когда попытался заговорить, вместо голоса услышал сипение.
   — Сколько… я тут?..
   — Одну ночь, — ответила Марсали. — Руфус вернулся на место. Твой брат помог Хираму отвести Черного Фергуса и остальных в Бринэйр.
   — Алекс? — нахмурился Патрик.
   — Ну да, — кивнула она. — Они с Элизабет вчера прискакали со мной из Бринэйра. Я оставила их с той стороны ущелья, а когда не возвратилась в срок, они стали искать меня здесь.
   Полностью смысл ее слов дошел до Патрика не сразу, а когда дошел, от изумления у него глаза на лоб полезли.
   — Элизабет? Она прошла по тропе через ущелье?
   Он даже попытался сесть, но рука Марсали удержала его, и то, как легко она справилась с этим, неприятно удивило Патрика.
   — Элизабет держалась молодцом, — успокоила его Марсали. — Руфус говорит, она очень горда собой. Думаю, и Алекс тоже.
   Патрик наслаждался, пользуясь редкой возможностью отдаться нежным заботам жены. Как чудесно ничего не делать… Но в голове быстро прояснилось, и в мозг сразу впились тысячи тревожных вопросов. Он опять открыл глаза.
   — А Быстрый Гарри? Он еще здесь? С ним все в порядке?
   — В полном порядке, — ответила Марсали. — Он собирает хворост. — И, точно прочтя его мысли, прибавила:
   — Не думаю, чтобы к нам пожаловал еще кто-нибудь. Те, кто был здесь раньше, видели, что в хижине пусто. Вряд ли им понадобится возвращаться.
   Она права, конечно, права… И все же Патрику не по душе было, что она здесь одна с двумя ранеными. Надо поскорее отправить ее в Бринэйр — там ей, по крайней мере, ничто не грозит. И еще пленники — надо самому проследить, чтобы отец не обошелся с ними плохо.
   Ему надо было домой.
   Но сначала надо встать на ноги…
   Опираясь правой рукой о землю, Патрик попробовал сесть. Марсали хотела было остановить его, но он сказал: «Нет, я должен» — тоном, не допускающим никаких возражений, и она послушалась.
   При каждом движении боль накатывала вновь, отдаваясь в руки, ноги, голову, но он сжал зубы и упрямо поднимался на здоровой руке, пока ему не удалось сесть прямо. Голова кружилась, плечо болело дьявольски, но в целом он чувствовал себя неплохо.
   — Помоги мне встать, — попросил он Марсали.
   Поколебавшись, она все же встала и протянула ему руку. Он откинул одеяло, обнаружив, что раздет донага, и, опираясь на пошатывающуюся под его тяжестью Марсали, поднялся сперва на колени, потом на ноги. Перед глазами все поплыло; он оперся на стену пещеры, постоял с минуту, затем попробовал сделать шаг. И еще шаг… Задыхаясь от боли, повернул голову и взглянул на свое плечо. Оно было плотно забинтовано, и бинты насквозь пропитались желтоватой сукровицей. Он узнал тонкую льняную ткань: Марсали пустила на бинты свою сорочку.
   Он поднял на нее глаза и поймал на себе ее пристальный взгляд. Не говоря ни слова, она протянула ему то, что осталось от его пледа, — лоскут, который успела отмыть от крови. О рубахе Патрик не стал и спрашивать: даже если б Марсали удалось отстирать ее, он все равно не смог бы продеть в рукав раненую руку. Так же молча Марсали обернула плед вокруг бедер и закрепила ремнем. Все это время он опирался на нее.