Поттер Патриция. Звездолов

   Подойдя ближе к Марсали, отец произнес свой приговор:
   — Ты останешься в своей комнате на хлебе и воде до тех пор, пока не согласишься выйти за Синклера и не скажешь, где твоя сестра. Гэвин, проводи ее.
   Гэвин нахмурился еще сильнее, но не сделал попытки возразить отцу. Он посмотрел на сестру, и Марсали заметила, как в его глазах промелькнуло сочувствие. Но она увидела и непоколебимую решимость.
   Поднявшись со стула, Марсали направилась к выходу. Дальнейшие споры были бесполезны. И все-таки она чувствовала, что победила. Она избежала брака с Эдвардом Синклером.
   Марсали поклонилась отцу и вышла из комнаты. Гэвин ждал ее у двери, и они отправились на второй этаж, в ее комнату.
   Теперь, когда худшее было позади, Марсали хотелось остаться одной и думать о Патрике. Вспоминать их поцелуи, любовь и нежность, светившиеся в его глазах, каждое его слово. Как ей хотелось верить, что он найдет выход и они будут вместе. Он не так уж изменился, решила Марсали. Это все тот же мальчик, который спас ее любимца. И тот же юноша, который подарил ей звезду с неба. Но сможет ли он совершить невозможное?
   Марсали остановилась у своей двери и, поколебавшись, повернулась к Гэвину.
   — Сесили в безопасности, — негромко сказала она.
   — А что скажешь о Патрике? — спокойно спросил Гэвин.

4.

   Марсали молча смотрела на Гэвина, сердце испуганно стучало в груди девушки.
   Конечно, он слышал о возвращении Патрика. Здесь, в Верхней Шотландии, новости распространялись быстро.
   — Марсали? — Взгляд Гэвина был суров.
   — Не понимаю, что ты имеешь в виду, — тихо ответила девушка.
   — Думаю, что понимаешь. Ты видела его?
   Марсали колебалась. Впервые она чувствовала себя такой одинокой. В ее семье принято было делиться друг с другом и бедами, и радостями, и неудивительно, ведь им пришлось пережить слишком много потерь. Трое братьев и сестер Марсали умерли в младенчестве, а ее мать заболела горячкой после рождения мертвого ребенка. Мачеха Марсали тоже умерла вскоре после того, как родилась Сесили, и девочка всей душой привязалась к крошечной, беспомощной сестренке.
   Ее отец и тетя Маргарет также очень любили друг друга, и, когда Маргарет исчезла, отец чуть с ума не сошел от горя. Но Марсали не верила в то, что их бывший друг и союзник граф Сазерленд мог убить свою жену, и была категорически против кровной мести Сазерлендам. Даже если это означало ссору с братом, которого она искренне любила и уважала.
   Поэтому она молча выдерживала испытующий взгляд Гэвина, и его вопрос повис в воздухе.
   — Итак, Патрик вернулся, — наконец сказал он. Марсали молча повернулась и направилась в свою комнату, но брат остановил ее, положив ей руку на плечо.
   — Из этого ничего не выйдет, Марсали, — сочувственно и строго сказал он. — Отец никогда не допустит брака между нашими семьями.
   Он, как и Джинни, знал ее отношение к Патрику. Все эти годы она приставала к Гэвину с вопросами о мужчине, который должен был стать ее мужем, а он, в свою очередь, постоянно дразнил Марсали за ее интерес к Патрику.
   — Он был твоим другом, — сказала Марсали с осуждением. — Ты называл его братом.
   — Да, — согласился Гэвин. — Но я не могу пойти против воли отца. Родственники Патрика пролили кровь нашего клана.
   — Ты не можешь утверждать это.
   — Я знаю, что тетя Маргарет никогда бы не уехала, не сказав нам ни слова.
   — А я знаю, что отец Патрика не мог солгать, — возразила Марсали. — Пусть маркиза Бринэйра нельзя назвать добрым человеком, но никто никогда не мог назвать его лжецом.
   Тяжело вздохнув, Гэвин требовательно спросил:
   — Где Патрик? И где наша сестра?
   — Я не знаю, — ответила девушка.
   Это было правдой. Хотя и не совсем. Она знала, что там, где сейчас находилась Сесили, сестра была в большей безопасности, чем здесь, в родном клане, готовящемся начать войну с бывшими друзьями, хуже того, замужем за Эдвардом Синклером.
   — Я найду ее, — сказал Гэвин. — И да помилует господь того, кто ее обидит.
   Марсали положила руку на его плечо.
   — Она в безопасности, — повторила она. — Клянусь тебе.
   Гэвин нахмурился.
   — Отец убежден, что это сделали Сазерленды, — сказал он. — Он хочет, чтобы я напал на их южные границы. И чтобы я захватил в заложники брата Патрика или его самого, если он действительно вернулся, чтобы обменять на Сесили.
   Марсали побледнела от ужаса.
   — Патрик здесь совершенно ни при чем. Я сама все это придумала, чтобы отец не заставил меня выйти за Эдварда с помощью угроз, что иначе выдаст за него Сесили. Послушай меня, Гэвин, — ее голос задрожал, — Синклеру нельзя доверять.
   Гэвин не смотрел на нее.
   — Это был бы прекрасный союз.
   — Вот ты и отдавай свою жизнь для заключения сомнительных союзов, — сказала Марсали. Ее глаза наполнились слезами. — А я не собираюсь.
   — Придется, если прикажет отец.
   — Он не может приказывать моему сердцу.
   Гэвин вздохнул снова.
   — Марсали! Ты в последний раз видела Патрика, когда была еще ребенком. Ты не знаешь, каким он теперь стал.
   Девушка выпрямилась, но и в полный рост она все же была ниже брата на голову.
   — Мне было четырнадцать.
   Уловив странный блеск в его глазах, Марсали поняла, что брат пытался поймать ее на слове. Он надеялся, что она проговорится, что недавно виделась с Патриком.
   — Ты изменился, Гэвин, — грустно заметила она.
   — Как и ты, сестренка. Ты всегда была такой…
   — Послушной?
   Ему стало неловко.
   — Нет, я не это имел в виду. Ты всегда старалась…
   — Сделать всем приятное?
   — Да, — согласился Гэвин и печально улыбнулся. Марсали посмотрела в его синие глаза, так похожие на ее собственные.
   — Ты ведь всегда знал, как я отношусь к Патрику, — упрекнула она. — И сам поощрял меня, рассказывая истории о его доблести и мужестве, о его победах на поле брани. Я не так непостоянна, как ты, в дружбе и преданности.
   Это обвинение явно задело Гэвина, он снова нахмурился.
   — Мы должны быть преданы отцу и выполнять его волю.
   — Когда он прав.
   — Нет! Он в любом случае наш отец. — Гэвин в сердцах ударил кулаком в стену. — И он прав! Маргарет должна быть отомщена!
   — Никто не знает, что произошло на самом деле, — напомнила Марсали. — Я считаю, что тебя и отца больше огорчает обвинение в бесчестии, чем потеря Маргарет.
   Не успели эти жестокие слова слететь с ее губ, как Марсали уже пожалела о них. Она не хотела причинять боль брату. Она просто хотела, чтобы он ее понял.
   — Я не собираюсь ничего тебе доказывать, — сухо сказал он. — Я любил Маргарет, и я знаю, что она не уехала бы, не попрощавшись или не оставив нам весточки. Она мертва, и Сазерленды за это ответят.
   Его голос сорвался.
   — Во имя господа! Разве ты не знаешь, как я любил Патрика? Как я хотел, чтобы ты вышла за него замуж и мы с ним стали настоящими братьями? Но долг и честь должны значить больше, чем личные привязанности. И тебе не мешало бы вспомнить об этом.
   — Наши понятия о чести отличаются, — сказала Марсали дрожащим голосом.
   Ей было трудно, но три жизни — ее, Сесили и Патрика, — зависели сейчас от ее выдержки. Она ничего не скажет. Ничего.
   И все-таки горечь в глазах Гэвина ранила ее сердце. Девушка повернулась и ушла в свою комнату. На этот раз Гэвин не остановил ее.
   * * *
   Грегор Сазерленд, маркиз Бринэйр, строго смотрел на сына.
   — Где, черт побери, ты был?
   Патрик выдержал тяжелый взгляд отца.
   — Ездил по окрестностям. Прошло много лет с тех пор, как я в последний раз видел эти холмы.
   — Мы приготовили тебе достойную встречу, а ты отсутствовал на торжественном обеде.
   Он сердито сдвинул брови, когда-то черные как смоль, а теперь совсем седые.
   — Я хотел представить своим друзьям моего наследника, моего сына, прославленного в боях. Они много слышали о твоих подвигах.
   Отец говорил о нем с такой гордостью! Когда-то Патрик мечтал об этом, но сейчас это уже ничего для него не значило.
   — Я был там, где хотел быть, и делал то, что хотел.
   — И чего же ты хотел?
   Удивленный, Патрик внимательнее всмотрелся в лицо отца. Маркиз Бринэйр никогда раньше не интересовался желаниями сына.
   Когда Патрик уезжал на войну, Грегор Сазерленд был представительным мужчиной, но теперь сильно изменился, постарел. Его когда-то крепкое тело ссохлось, лицо покрылось морщинами, а правая щека чуть подергивалась. Где же тот властный, сильный, непримиримый человек, каким был его отец, спрашивал себя Патрик.
   Этого человека больше не было. Так же как не было дома, который он так хорошо знал.
   В огромном холле замка Бринэйр царил беспорядок. Грязные циновки из тростника только наполовину закрывали еще более грязный пол, стол был не убран после завтрака, а когда-то прекрасные настенные гобелены покрылись пылью и грязью. Только огонь еще поддерживался в очаге, но он так дымил, что Патрик невольно задавал себе вопрос: когда же в последний раз чистили дымоход?
   Как он хотел бы вернуться снова домой, в тот замок Бринэйр, который он оставил двенадцать лет назад. Он хотел бы снова увидеть здесь чистый пол, на котором циновки менялись каждый день. Услышать шаги фермеров, их грубоватые шутки и смех, когда они собирались у дверей большого холла. Снова увидеть милую улыбку Маргарет, которая освещала все вокруг мягким теплом.
   Но Маргарет тоже больше нет.
   Патрику рассказали, что его отец выгнал всех старых слуг, обвинив их в пособничестве Маргарет. Было нанято несколько новых, необученных. Его сестре, Элизабет, пришлось взять на себя нелегкое бремя хозяйственных забот, не имея ни опыта, ни поддержки отца.
   Милая, тихая Элизабет напоминала Патрику серую мышку. Сестре было три года, когда он оставил отчий дом. Вернувшись, он увидел болезненно застенчивую девушку, запуганную отцом. Его брат Алекс, которому недавно исполнилось семнадцать, казался таким же запуганным и робким. Он всячески старался избегать встреч с отцом, если только это было возможно.
   И семья, и дом нуждались в заботе и внимании.
   Голос отца отвлек Патрика от неприятных мыслей.
   — Я спрашивал тебя, где ты был.
   — Я ответил тебе. Я хотел побродить по холмам, — сказал Патрик. — Я хотел снова понюхать вереск и подышать воздухом, не отравленным смертью и кровью. Я устал от войны.
   Щека отца несколько раз дернулась.
   — Я не желаю слышать слюнявые речи. Ты будешь делать то, что должно делать моему наследнику и будущему лэрду. Ганны угоняют наш скот и угрожают сжечь наши фермы. Если они соединятся с Синклером, этот союз будет очень опасен для нас, ты не можешь этого не понимать. А твой долг в том, чтобы защитить наши земли и наших арендаторов.
   Лицо Грегора Сазерленда исказила ненависть.
   — Ганны! Эти негодяи!
   — Я вырос в их доме, — спокойно сказал Патрик. — Я помолвлен с девушкой из этой семьи. И в жилах доброй четверти людей нашего клана течет их кровь. Я не могу воевать с ними.
   — Ты будешь делать то, что я тебе прикажу.
   Маркиз злобно отвернулся.
   — Нет, — твердо ответил Патрик. Между ним и отцом все должно быть ясно. — Я не стану убийцей даже ради тебя.
   Отец снова повернулся к нему. Его темно-серые глаза сузились от гнева. Ребенком Патрик не выдерживал этого страшного взгляда, и даже теперь ему стало не по себе.
   — Твоя девушка выходит замуж за Синклера. Ты должен понимать, что это значит для нас. Синклеры всегда были нашими смертельными врагами. Нам не избежать войны.
   — Нет, — сказал Патрик. — Марсали не будет женой Эдварда Синклера.
   — Откуда ты знаешь?
   — Я не слепой и не глухой.
   — Ты виделся с ней?
   Патрик колебался. Он может не соглашаться с отцом, но лгать ему было бы бесчестно.
   — Да, — просто сказал он.
   Бледные щеки Грегора Сазерленда порозовели от гнева.
   — Ты был на земле Ганнов?
   — На границе наших земель.
   — Значит, эта дочь Ганна была на нашей земле.
   — Мы помолвлены. Ни один из нас не согласен разорвать помолвку.
   Неожиданно маркиз Бринэйр поднял руку и изо всей силы ударил сына по лицу. Удар заставил Патрика отступить назад, но он ничего не сказал.
   — Ты не женишься на дочери Ганна, — отрезал отец. — Я не желаю видеть еще одну шлюху в своем доме.
   Патрик молча смотрел на отца, от которого с тех пор, как вернулся, не слышал ни одного ласкового, теплого слова. Даже приветствие при его возвращении было холодным и формальным. Ничего удивительного, что сестра дичится людей, как испуганный зверек, а брат зарылся в книги и мечтает, как он шепотом признался Патрику три дня назад, посвятить себя церкви. Отец превратился в чудовище.
   — Если ты собираешься воевать с Ганнами, тебе придется обойтись без меня, — сказал Патрик. — Я не могу отбросить долгие годы дружбы из-за…
   — Тогда убирайся из моего дома! — закричал Грегор. — Я лишу тебя наследства! Алекс…
   — Алекс сказал мне, что хочет уехать в Эдинбург, учиться.
   — Алекс будет делать то, что я ему прикажу.
   Это правда, подумал Патрик, чувствуя себя так, словно на его шее затянули петлю. Алекс попытается воевать и неизбежно будет убит. Что тогда случится с Элизабет, которая останется одна с отчаявшимся, обезумевшим стариком? Нет, он не может бросить их на произвол судьбы. Кроме того, если Патрик решился бы уйти из замка, он остался бы без средств к существованию. И ему снова пришлось бы стать наемником, добывать себе пропитание войной.
   Он оказался в ловушке. Как и Марсали, когда она узнала, что, если откажется выйти замуж за Синклера, ее место перед алтарем займет Сесили.
   — Ну? — спросил отец, в глазах которого горел огонек торжества.
   Патрик вспомнил о готовности Марсали пожертвовать собой. Что же придется сделать ему, чтобы спасти брата и сестру? Нарушить клятву? Патрик подумал о Гэвине: может быть, он также оказался в безвыходной ситуации и теперь должен сделать непростой выбор. Ведь они поклялись в вечной дружбе. Господи милосердный, как они могли дойти до того, что сейчас с ними происходит?
   Маргарет. Милая, умная Маргарет. Она исчезла два года назад. Может быть, ее уже нет в живых.
   — Патрик?
   Отец все еще ждал. Ждал его капитуляции.
   Он должен выиграть время.
   — Надо обучить людей, — сказал Патрик.
   — Ганны могут напасть в любую минуту, — настаивал отец.
   — Я не поведу в бой людей, о которых ничего не знаю и которые ничего не знают обо мне. Меня не было здесь много лет. Я не могу ожидать, что люди пойдут за мной.
   — Ты Сазерленд, — заявил Грегор. — Они обязаны подчиняться тебе.
   — Я должен заслужить их доверие, — твердо сказал Патрик.
   Отец попытался настоять на своем, но без особого пыла. Наконец он пожал плечами.
   Это показалось Патрику самым сильным доказательством того, что отец изменился. Он не помнил, чтобы Грегор Сазерленд когда-нибудь отступал. Два последних года определенно сказались не только на его здоровье, но и на его характере.
   — Несколькими днями раньше или позже — это, в конце концов, ничего не меняет, — проворчал отец.
   — Мы начнем завтра, — ответил Патрик, собираясь уходить.
   Но отец остановил его:
   — Алекс будет заниматься вместе с тобой. Я должен был бы обучить его сам. Надеюсь, он бросит свои бредни об университете в Эдинбурге. Маргарет говорила ему…
   Отец оборвал фразу.
   Патрик не стал продолжать разговор на эту тему, но решил расспросить кого-нибудь из домашних. Наверное, Маргарет поощряла тягу Алекса к знаниям. Да, в его семье было много такого, что ему следовало бы знать.
   — А где эти двое, которые приехали с тобой? — неожиданно спросил отец.
   Патрик остановился у двери в холл.
   — Отправились по своим делам.
   — Они вернутся?
   — Да.
   — Они выглядят храбрыми воинами.
   — Они действительно храбрые. Они много раз спасали мне жизнь.
   — А ты им, я уверен, — сказал отец. — Они твои должники.
   — Никто из них мне ничего не должен, — ответил Патрик. — Скорее я должен им.
   — Они будут воевать с тобой?
   Патрик улыбнулся. Возможно, Хирам и Руфус станут еще одним орудием в его тактике откладывания нападения на Ганнов. Могут пройти недели, прежде чем они вернутся. Особенно если получат сообщение с просьбой не торопиться.
   — Да, они будут воевать со мной вместе, и во всей Шотландии не найдется воинов бесстрашнее и сильнее.
   Бескровные губы Грегора Сазерленда растянулись в довольной улыбке. Патрик мог легко прочесть его мысли. Войска клана Ганнов поведет Гэвин, который хотя и обучался воинскому искусству, но никогда не участвовал в настоящих боях. В последние годы небо над их землями было мирным, и, кроме случайных стычек с угонщиками скота, у воина не было возможности проверить себя в деле.
   — Ты узнаешь многих из наших людей, — сказал Грегор. — Все они наслышаны о твоих подвигах и готовы идти за тобой.
   В бой против друзей? Против родных? Вряд ли. Но ни один из них не посмеет пойти наперекор своему лэрду.
   Вот для чего он вернулся домой. Чтобы снова убивать. Убивать не просто шотландцев, а соседей и друзей.
   Что ж, немного времени он уже выиграл. Если бы только удалось узнать, что произошло с Маргарет Ганн Сазерленд!

5.

   Марсали сидела на подоконнике и смотрела во двор замка, где появились конники: это Гэвин вернулся из очередного рейда. Еще одна безуспешная попытка найти Сесили. Шли дни, но убежище ее сестры так и оставалось нераскрытым. И это придавало Марсали силы и помогало выдерживать заточение.
   Вздохнув, девушка отвернулась от окна. Прошло уже две недели с тех пор, как ее заперли в четырех стенах, и ей оставалось единственное занятие: смотреть в окно. Бывали мгновения, когда ее охватывало отчаяние, заточение становилось невыносимым. Но отец и не думал смягчаться. Раньше через день-два он бы уже простил ее. Но не на этот раз. Ей еще повезло, что он в гневе забыл о Тристане и Изольде, иначе не позволил бы взять их с собой.
   Марсали погладила зверьков, спящих на ее коленях, свернувшись в клубочки. Жаль, что отец не забыл о Джинни. Ей он строго-настрого запретил заходить в комнату девушки, и Марсали уже две недели не виделась с подругой. И все-таки с помощью Флоры, которая приносила ей еду, Джинни удавалось передавать кое-что съестное в придачу к хлебу и воде, на которые посадил ее отец.
   Марсали была благодарна подруге, но у нее не было особого аппетита. Она ела только для того, чтобы не ослабеть: ведь когда слабеет тело, слабеет и воля. Ей было достаточно мельком взглянуть в маленькое зеркало, чтобы заметить, как она исхудала.
   Сколько еще она сможет выдержать?
   Столько, сколько потребуется, ответила она себе. Обещание Патрика и воспоминание о встрече с ним — вот что давало ей силы.
   У двери послышались шаги, затем заскрипел ключ, поворачивающийся в замке. Она никогда не сможет привыкнуть к этому звуку, не так просто смириться с заточением в собственном доме.
   Марсали ожидала увидеть Флору, но в дверях появилась Джинни с подносом. С радостным криком девушка вскочила, переложив спящих ласочек на подоконник, и, подбежав к Джинни, закружила ее в объятиях.
   — Хватит, хватит, — притворно ворчала Джинни. — Дай мне хотя бы поставить поднос, пока ты все не разбросала по полу.
   Марсали заметила, что у подруги красные круги вокруг глаз.
   — Ты плакала, — сказала она.
   — Ну а чего ты ожидала, если тебя заперли на замок и я не могла даже увидеть тебя.
   — О, Джинни, не надо так огорчаться.
   Внезапно она встревожилась:
   — А почему ты здесь? Отец разрешил тебе прийти? Я не хочу, чтобы ты нарушала его приказ, потому что…
   — Не волнуйся, он знает, что я здесь. — Джинни хитро улыбнулась. — У Флоры болят зубы, она стонет и вопит на всю кухню. И лэрд велел мне отнести поднос.
   Говоря это, Джинни с жалостью смотрела на бледное лицо и исхудавшую фигурку Марсали.
   — Господи, я не могу видеть тебя такой!
   — У меня все нормально, — сказала Марсали. — Со мной здесь Тристан и Изольда, и, в конце концов, я же заперта в своей комнате, а не в подземелье замка.
   — Пожалуй, — неуверенно согласилась Джинни. — Ладно, лучше садись и поешь.
   Марсали равнодушно посмотрела на поднос — как всегда, кувшин воды и полбуханки хлеба. Она вернулась к окну и снова устроилась на подоконнике, рассеянно наблюдая, как Джинни хлопочет, убирая в комнате.
   — Гэвин вернулся, — заметила Джинни.
   — Знаю, видела.
   — Он говорит, что нигде нет никаких следов Сесили.
   Марсали промолчала.
   — Ты не можешь подсказать ему, где…
   — Нет, — ответила Марсали, заметив, что подруга подавила вздох.
   — Говорят, что Патрик Сазерленд обучает своих арендаторов, — продолжала Джинни. — И что скоро он нападет на одну из наших деревень.
   Марсали отрицательно покачала головой:
   — Он этого не сделает.
   — Ты уверена в этом, детка?
   — Да, — сказала девушка, беря на руки Изольду и рассеянно поглаживая ее.
   Но в самом дальнем уголке сознания притаилось сомнение. После двух недель заточения трудно было удерживать всех своих демонов на привязи.
   Насколько хорошо она в действительности знала Патрика?
   Прошло столько лет. И все эти годы он воевал. Убивал. Несмотря на всю нежность, которую Патрик питал к ней, он должен был стать жестоким, иначе не выжил бы. И, без сомнения, шрамы покрыли не только его тело, но и душу. Кроме того, ведь у него есть обязательства перед своим отцом, как у Гэвина — перед своим.
   Марсали старалась гнать такие мысли, не желая, чтобы Джинни заметила ее сомнения. Тристан, сидевший на полу у ее ног, ревниво зацокал и попытался привлечь внимание девушки. С грустной улыбкой Марсали протянула ему руку, зверек проворно вскарабкался к ней на колени и, бесцеремонно отталкивая Изольду, улегся на спину, требуя почесать ему брюшко.
   — Я принесла тебе кусок мясного пирога, — бодрым тоном сказала Джинни, пытаясь отвлечь девушку от грустных мыслей.
   — Ты не должна этого делать, — мягко укорила ее Марсали. — Если тебя поймают, отец страшно рассердится. Он может прогнать тебя из Эберни, и я останусь совсем одна.
   Джинни в ответ только махнула рукой.
   — Как ты думаешь, тот высокий парень так и останется с молодым графом?
   — Кто? — Марсали нахмурилась и удивленно посмотрела на Джинни. Наконец она догадалась:
   — Хирам?
   — Значит, вот как его зовут? Это имя подходит такому храброму парню, как он.
   Девушка продолжала с удивлением смотреть на старшую подругу. За все годы, что она знала Джинни, та никогда не проявляла никакого интереса к мужчинам. Джинни редко говорила о муже, которого рано потеряла, но Марсали полагала, что подруга все еще горюет о нем. Убирая постель, Джинни продолжила:
   — Он показался мне достойным человеком, иначе я никогда бы не доверила ему тебя.
   — Он действительно очень достойный человек, — сказала Марсали. — И он, и его друг Руфус. Они были очень добры и очень переживали, что им пришлось нас оглушить.
   — Оглушить вас? — Джинни бросила покрывало и резко повернулась к Марсали.
   — Они ударили нас по голове, — объяснила Марсали с улыбкой. — Боялись, что кто-то из нас может вскрикнуть. Но сделали это так мягко, как только могли, и очень смущенно извинялись потом.
   Джинни продолжала хмуриться. Наконец она решила не думать больше об этом и, понизив голос, спросила:
   — Ты говорила с молодым графом?
   — Да, — неохотно ответила Марсали.
   — Он такой же хорошенький, как раньше?
   — Хорошенький? Ну нет, это слово к нему совсем не подходит. Он мужчина во всех отношениях. Но действительно очень красивый. Его лицо теперь пересекает шрам, но почему-то он делает Патрика еще привлекательнее.
   Марсали заметила, что Джинни посмотрела на нее понимающе.
   — И он позволил тебе вернуться в замок?
   — Он не хотел этого. Он хотел на мне жениться. Но это означало бы войну между нашими кланами, а Эдвард Синклер тогда присоединился бы к отцу.
   Неожиданно по щекам девушки потекли слезы.
   — Господи, детка моя, только не плачь!
   Джинни подбежала к девушке и обняла, нежно гладя ее густые шелковистые волосы.
   — Отец Патрика никогда не согласится на нашу свадьбу, — сказала Марсали с горечью. — Не согласится после того, что произошло с Маргарет.
   Джинни, как могла, старалась утешить свою любимицу.
   — Но знаешь, это правда, Джинни, — Марсали отодвинулась, чтобы видеть лицо подруги, — Патрик не поднимет оружие против нашей семьи. Я знаю это.
   Джинни молча кивнула, затем вынула из кармана платок и, как в далеком детстве, вытирая слезы Марсали, грубовато сказала:
   — Успокойся, слезы еще никому не помогли. Перестань плакать и съешь пирог, который я принесла тебе.
   Из другого кармана Джинни достала сверток и выложила пирог на тарелку.
   — Съешь это, детка. Тебе нужны силы. Для всех нас.
   Продолжая всхлипывать, Марсали кивнула.
   — Теперь я должна идти, — сказала Джинни. — Мне кажется, Гэвин скоро зайдет к тебе, чтобы опять попытаться узнать что-нибудь о Сесили. Так что кушай побыстрее.
   Марсали смотрела ей вслед, зная, что Джинни права: Гэвин снова и снова пытался выяснить, где Сесили. Интересно, чем он будет угрожать ей на сей раз, думала девушка, и на сердце у нее становилось все тяжелее.