– Как знать, как знать, коммодор Фрина…
– Вы оттянули открытие Галереи искусств на несколько лет. Этим самым вы обрекли на смерть многих и многих молодых людей…
– …Зато приблизил вас к пониманию того, что вы сейчас говорите, – с усилием закончил за Фрину номад. – А заодно убедился, что общение с живым искусством действительно приводит к неожиданным эффектам.
– К каким, например?
– К таким, например, что вы, офицер Ли, нарушили данное мне слово, а вы, коммодор Фрина, член Тайного Совета, несколько минут назад вслух сказали, что боитесь задать вопрос.
– Это всего лишь слабость.
– Нет, это позитивные изменения.
– Ну, так говорите, Поллинг!
Голос бывшего номада слабел. Тем не менее он сумел произнести:
– Вы… вместе…
Фрина отпрянула.
– Где экспонат X? – Она почему-то боялась поднять взгляд на Ли.
– У Коллекционера…
– Его имя?
– Тарби…
5. Экспонат x: тарби
6. «Перно» и две рюмки
– Вы оттянули открытие Галереи искусств на несколько лет. Этим самым вы обрекли на смерть многих и многих молодых людей…
– …Зато приблизил вас к пониманию того, что вы сейчас говорите, – с усилием закончил за Фрину номад. – А заодно убедился, что общение с живым искусством действительно приводит к неожиданным эффектам.
– К каким, например?
– К таким, например, что вы, офицер Ли, нарушили данное мне слово, а вы, коммодор Фрина, член Тайного Совета, несколько минут назад вслух сказали, что боитесь задать вопрос.
– Это всего лишь слабость.
– Нет, это позитивные изменения.
– Ну, так говорите, Поллинг!
Голос бывшего номада слабел. Тем не менее он сумел произнести:
– Вы… вместе…
Фрина отпрянула.
– Где экспонат X? – Она почему-то боялась поднять взгляд на Ли.
– У Коллекционера…
– Его имя?
– Тарби…
5. Экспонат x: тарби
Через полчаса они оказались в комнате Ли.
Не обменявшись ни словом, боясь взглянуть друг на друга, они сорвали с себя одежды. Им не хотелось говорить. То, что сказал умирающий номад, не укладывалось ни в какие понятия. Легче было просто забыться в любви, так они и сделали, обняв друг друга.
Разбудила их сирена тревоги.
Пронзительный вой пронизывал весь горный массив, уходя с верхних уровней на самые нижние, потаенные. Этот пронзительный вой проникал в каждый закоулок, доставал каждого человека, как бы он ни старался укрыться. Бремя от времени каменные стены слабо подрагивали.
Постель пахла Фриной – нежно и просто.
Ли не знал, с чем сравнить этот нежный запах.
Вставать им было не обязательно. Метеоритная тревога не предполагала каких-то особых дежурств для бывшего офицера, а члены Тайного Совета собираются только по специальному вызову. Тем не менее. Ли шепнул:
– Тревога…
– Да… – так же шепотом объяснила Фрина. – Это метеорный поток Броккен… Мы его ждали… Тревога продлится несколько часов, пока Земля не повернется к потоку другой стороной… Не думаю, что будет нанесен большой вред… Разве только уродам…
И вдруг приказала:
– Вставай!
– Зачем?
– Ты не понимаешь? Тревога продлится несколько часов! – Она вскочила, нисколько не стесняясь своей наготы. Несколько нежных линий стремительно меняли свое положение в пространстве. – Пара часов у нас точно есть. Передвигаться по территории Старой Базы во время тревоги разрешается только членам Тайного Совета и специальным патрулям. Если мы наткнемся на патруль, я скажу, что оформление на тебя готовится.
– Но чего ты хочешь?
– Тарби, – напомнила она.
– Но он не просто тайный Коллекционер, он еще и член Тайного Совета.
– Как и я, – крикнула Фрина.
– Ты думаешь, он примет нас?
– Уверена.
– Почему ты разговариваешь так громко?
– Это называется радоваться жизни! – засмеялась Фрина. – Идем!
В пустых коридорах Старой Базы они не наткнулись ни на один патруль. Может, потому, что уровень, куда они попали, относился к закрытым. Собственно, он ничем не отличался от всех других, просто был утоплен в самом центре массива. Разрушить такой уровень могло только прямое попадание крупного метеорита.
Член Тайного Совета тайный Коллекционер Тарби оказался невысоким рыхлым человеком. На нем был только халат, наброшенный, кажется, на голое тело. Появление коммодора Фрины и бывшего офицера его, несомненно, встревожило. Подняв отечное усталое лицо, он вопросительно глянул на них наивными синими глазами.
– Извините, Тарби, мы пришли к вам прямо из госпитального отсека.
Коммодор Фрина уклонялась от правды, но член Тайного Совета не мог этого знать.
– Есть раненые? Почему я ничего не знаю? Мне сообщили, что атака не опасна.
– Есть умирающий.
– Ах, умирающий?.. – До Тарби что-то медленно доходило. Он взглянул на Фрину внимательнее. Она не походила на человека, выполняющего официальное задание. Он бы знал. – К сожалению, в госпитале почти всегда есть умирающие… – повторил он задумчиво. Что-то его, конечно, мучило. – Законы природы никак обойти нельзя, хотя последние опыты доктора Кемпа внушают кое-какую надежду…
– Я говорю о Поллинге, Тарби. Об умирающем номаде Поллинге.
– Он действительно так плох?
– Хуже, чем вы думаете.
– И вы пришли…
– Да, да… – ответила коммодор Фрина на невысказанный вопрос. – Мы пришли взглянуть на вашу коллекцию…
Тарби улыбнулся:
– Это не запрещено.
Он мог не объяснять этого.
Официально коллекционирование действительно не было запрещено, но оно никогда и не поддерживалось. А традиции Старой Базы, старые устойчивые традиции откровенно не жаловали тайных Коллекционеров. Может, поэтому Тарби заметил чуть более агрессивно, чем следовало:
– Вы уверены, что я обязан обслуживать ваши настроения?
– В данной ситуации – да, – сухо ответила коммодор Фрина.
И так же сухо добавила, предупреждая вопросы члена Тайного Совета:
– Это офицер Ли… Именно у него номад Полинг приобрел в свое время экспонат X, единственный в своем роде… Он приобрел его, подвергнув офицера Ли непреодолимому давлению… Бы ведь знаете, Тарби, что именно экспонат X должен был украсить Галерею искусств? Вот видите… Значит, и раньше знали… Должна признать, что вы сделали огромное дело, Тарби, так долго сохраняя экспонат X в тайне, – несколько смягчила она тон.
Тарби побледнел.
Впрочем, он не собирался спорить.
Он пока не произнес ни одного слова, которое могло бы подтвердить или опровергнуть их предположение. Он просто сделал вид (кажется, с облегчением), что понял что-то по-своему. Подумав, он даже сказал, что с удовольствием покажет коллекцию, и поднял руку.
Каменный блок массивной стены медленно отошел в сторону.
– Входите.
Ли пропустил коммодора Фрину, затем члена Тайного Совета Тарби.
Он не верил рыхлому старику, тайному Коллекционеру, и не хотел по собственной глупости превращаться в еще один экспонат. Он видел, как встал на место каменный блок, и подумал, что Старая База сама по себе напоминает живой организм. Она строится тысячелетия, она постоянно видоизменяется, неудивительно, что в ее чреве столько таинственных уголков. Ли имел в виду длинный зал с высоким каменным сводом, умело освещенным лампами дневного света. Вдоль серой стены на равных расстояниях друг от друга возвышались тумбы из розоватого гранита. Под колпаками из бронированного стекла можно было различить самые необыкновенные предметы: например, округлый кусок съеденного коррозией железа, совсем не обязательно выкованный до Катастрофы; какой-то загадочный механизм, о котором можно было сразу сказать только то, что он не действует; смазанный отпечаток трилобита, хотя хорошо известно, что эта тварь вымерла еще задолго до Катастрофы.
Мертвые, мертвые вещи. Совсем мертвые.
Но Тарби смотрел на это по-другому.
– Взгляните! – он торжествующе обвел рукой помещение. – Я ни от кого не скрываю свою коллекцию, она официально зарегистрирована в Отделе искусств. Бот это подкова, – с непонятным волнением указал он на проржавевший кусок железа, и глаза у него вспыхнули. – Такие куски железа прибивали к ногам животных, существовавших до Катастрофы. Вероятно, они были малочувствительны к боли. В любом случае, они позволяли проделывать такое с собой, говорят, это приносило счастье.
– Кому?
Тарби удивленно пожал плечами. Наверное, такой вопрос не приходил ему в голову. Коммодор Фрина покачала головой:
– Где он?
Обречено вздохнув, Коллекционер еще раз поднял руку.
Не успела массивная каменная плита отойти в сторону, как они услышали ужасный хриплый голос:
– Баба? Зачем на борту баба, браток?
– Заткнись! – грубо потребовал Тарби. – Объект искусства нефункционален.
– А мне плевать, браток! Плевать мне на функциональность! – хрипло орал экспонат X. И теперь, приглядевшись, Ли и Фрина поняли, почему он орал и бился, но никак не мог приблизиться к ним: обе руки экспоната X были прикованы цепями к железным кольцам, ввернутым в прочные каменные стены. Чтобы кормиться, экспонату X, несомненно, должны были помогать. Может, конечно, экспонат X заслуживал совсем другого обращения, но он действительно производил впечатление взрыва свето-шумовой гранаты. Он дергался, звенел цепями, орал, брызгался слюной. Лицо его заросло густой бородой, на лоб, украшенный звездчатым шрамом, падали седые космы. Полностью обнаженный, он не выглядел слишком худым, и все же вид у него был неважный.
– Он всегда такой возбужденный?
Ли отступил на шаг, не теряя из виду Фрину.
Экспонат X не понравился Ли еще тогда, когда он выловил его из времени специальной гравитационной ловушкой. С тех пор прошло немалое время, но, кажется, оно не пошло на пользу экспонату X. Смотрел он злобно и с силой рвал прикованные к кольцам руки.
– Это ты продал меня идиотам! – хрипло заорал он, узнав Ли. – Это из-за тебя я попал в камеру!
Он гремел цепями, плевался, на голых плечах выступил пот. Если над ним и стояла аура, ожидаемая Ли и Фриной, то полностью негативная. Но в зал Галереи искусств, где будет посажено на цепь это странное существо, люди пойдут, невольно подумал Ли. Обязательно пойдут. Такое надолго запомнится. Такое надолго станет темой для необыкновенных разговоров. Понятно, почему Коллекционер Тарби сдался. Он, наверное, устал. Ему, наверное, страшно оставаться наедине с этим существом. Он, наверное, надеется, что мы уведем его с собой.
– Почему экспонат X прикован?
– Он пытался совершить акт вандализма.
– В чем это выражалось?
– Он пытался наложить на себя руки. Он пытался исцарапать себя. Он кидался на стены, он перевернул на себя кипяток, – не выдержал наконец Тарби. – Я предоставил ему полную волю, – возмущенно объяснил он. – Я сказал ему: этот новый для тебя мир – твой, полностью твой, бери его, изучай, вживайся, но он воспользовался предоставленной ему волей неправильно. Простите меня, коммодор Фрина, я даже поставлял ему женщин. Разумеется, привезенных с Юга, – поспешно уточнил Тарби. – Он имел все, что хотел, он всегда имел все, чего бы ему ни захотелось, но никак не хотел примириться с тем, что он не функционален. А ведь его функциональность противоречила бы основным законам искусства. Он, например, – возмущенно объяснил Тарби, – уговаривал женщин наброситься с ножом на меня. Он обещал женщинам райскую жизнь, хотя не мог объяснить, что это такое. Он обещал им рай в шалаше и все такое прочее. Если бы я хоть раз подходил к нему без электрического разрядника, он, без сомнения, нанес бы мне вред. В конце концов он ожесточил мне сердце.
– А как должно быть? – удивилась Фрина. – Для чего он, собственно, предназначен?
– Его предназначение – смягчать сердца.
– В это трудно поверить, – с сомнением покачала головой коммодор Фрина.
– Тем не менее, это так. Если правильно к нему подойти, он полностью впишется в новую концепцию государственной безопасности. Он действительно может внести в наш рациональный быт новые веяния.
В упор взглянув на экспонат X, Тарби заорал:
– Повернись!
Экспонат X злобно заухал и загремел цепями. Поворачиваться, кажется, он не собирался.
– Зачем на борту баба? – гремел он цепями. – Я уже имел таких маленьких сладких сук. Зачем она на борту?
– Что такое сука? – спросила Фрина, с неприязнью разглядывая экспонат X.
– Насколько я понимаю, это какое-то некрупное вымершее животное. Когда-то таких было много.
– Он занимался любовью с животными? – невольно заинтересовалась коммодор Фрина.
– Похоже, он способен на все.
– С ним можно осмысленно разговаривать?
– Можно, но разговоры с ним далеко не всегда приводят к ожидаемому результату. Он создан для того, чтобы его рассматривали.
Коммодор Фрина с еще большим вниманием осмотрела голые потные плечи и голый потный живот экспоната X. Она не увидела ничего необычного.
– Это на спине, – негромко подсказал Ли.
И сам заорал:
– Повернись!
Экспонат X злобно загремел цепями:
– Соскучился? Пришел задницу мою посмотреть?
Фрина вопросительно взглянула на коллекционера Тарби.
Тот кивнул и вынул из кармана халата разрядник. Но Фрина его остановила:
– Мне кажется, он обойдется без этого…
Ее мягкий голос произвел совершенно неожиданный эффект.
Экспонат X замолчал и захлопал глазами.
– Ну да… – забормотал он, понемногу успокаиваясь. – Ты же этого не видала… Но этот тип врет, – указал он на Тарби. – Он никому меня не показывает, он любуется моей задницей один, извращенец… Я сижу здесь совсем один, совсем один… Вот номад Поллинг – да… Номад Поллинг показывал меня другим номадам, они были добры ко мне… Правда, номад Поллинг отрубил мне палец… Видите, у меня нет среднего пальца? – издали показал он. – Одним этим пальцем я мог поднимать сто восемьдесят килограммов груза… Бы все втроем столько не поднимете… А потом меня продали этому хмырю, – злобно плюнул экспонат X в сторону побагровевшего Коллекционера. – Он заковал меня в цепи… – И с надеждой спросил: – Вы пришли освободить меня?
– Да, – ответила коммодор Фрина. – Но сперва мы должны убедиться, что ты не причинишь вреда ни себе, ни нам.
– Это почему?
Фрина не поняла.
– Это почему? – заорал, затрясся злобно экспонат X. Вид разрядника плохо на него действовал. – Чего вы все хотите от меня? Когда вы заберете меня отсюда?
– Сегодня, сегодня, – поспешно ответил Тарби.
Экспонат X вздрогнул:
– Это правда?
Коммодор Фрина кивнула.
И заворожено застыла, уставившись на широкую спину повернувшегося наконец экспоната X.
Несколько стремительных линий обозначили гибкий силуэт обнаженной женщины, она действительно походила на Фрину. Мелкие капельки пота, выступившие на коже экспоната X, невероятно оживляли портрет. Женщина была совершенно как живая. В нее, наверное, можно было влюбиться.
– Любуйся, сука, – злобно бросил через плечо экспонат X. – Все равно я вам зачем-то нужен, иначе вы давно закоптили бы меня на костре. Ну, правду я говорю, браток? – нехорошо подмигнул он через плечо Коллекционеру. Когда он говорил, лопатки чуть заметно двигались, дивная женщина на спине оживала.
– Это выполнено руками? – изумленно спросила Фрина.
Экспонат X злобно заржал:
– Не членом же… Тайного Совета…
– Но это невозможно, – возразила потрясенная Фрина.
– Что ты в этом понимаешь?!
– Я предупреждал, его слова часто лишены смысла, – напомнил Тарби. – Сплошные эмоции. Он обнажен целиком – духовно тоже. – И спросил: – Разумеется, вы заберете его с собой… Он достоин большего внимания, несомненно… Но как вы объясните его столь неожиданное появление у вас, коммодор Фрина?
– Коммодор?.. – заорал, услышав Коллекционера, экспонат X. – Эта баба – коммодор?.. Значит, я все-таки в Англии?.. Или это Ливия?.. Мы шли сюда по пустыне, было холодно… Или это все-таки английская база?.. Тогда какого черта? Сорвите с меня цепи, я ваш союзник!..
– Мы заберем тебя отсюда через пару дней, – улыбнулась коммодор Фрина. – Но несколько дней ты еще побудешь здесь…
И понимающе кивнула тайному Коллекционеру:
– Наверное, не надо его пока расковывать… – («Сука! Сука!» – злобно завопил экспонат X, гремя цепями.) – Кажется, он действительно способен нанести себе вред… В самое ближайшее время мы соберем Тайный Совет и окончательно определим его судьбу… Я рада, Тарби, – заявила коммодор Фрина официальным голосом, – что вы поступили именно так… На Тайном Совете я постараюсь представить дело самым выгодным для вас образом… Бы ведь выкупили экспонат X у неизвестных номадов, потратив массу личных средств и времени, и привели экспонат X в надлежащий вид… – намекнула она. – Так ведь, Тарби?.. Вы всячески заботились о том, чтобы экспонат X был жив, энергичен и гармонично вписался в новую концепцию государственной безопасности… Я ведь не ошибаюсь?.. Уверена, что Тайный Совет примет правильное решение и Галерея искусств будет открыта в назначенное время.
Не обменявшись ни словом, боясь взглянуть друг на друга, они сорвали с себя одежды. Им не хотелось говорить. То, что сказал умирающий номад, не укладывалось ни в какие понятия. Легче было просто забыться в любви, так они и сделали, обняв друг друга.
Разбудила их сирена тревоги.
Пронзительный вой пронизывал весь горный массив, уходя с верхних уровней на самые нижние, потаенные. Этот пронзительный вой проникал в каждый закоулок, доставал каждого человека, как бы он ни старался укрыться. Бремя от времени каменные стены слабо подрагивали.
Постель пахла Фриной – нежно и просто.
Ли не знал, с чем сравнить этот нежный запах.
Вставать им было не обязательно. Метеоритная тревога не предполагала каких-то особых дежурств для бывшего офицера, а члены Тайного Совета собираются только по специальному вызову. Тем не менее. Ли шепнул:
– Тревога…
– Да… – так же шепотом объяснила Фрина. – Это метеорный поток Броккен… Мы его ждали… Тревога продлится несколько часов, пока Земля не повернется к потоку другой стороной… Не думаю, что будет нанесен большой вред… Разве только уродам…
И вдруг приказала:
– Вставай!
– Зачем?
– Ты не понимаешь? Тревога продлится несколько часов! – Она вскочила, нисколько не стесняясь своей наготы. Несколько нежных линий стремительно меняли свое положение в пространстве. – Пара часов у нас точно есть. Передвигаться по территории Старой Базы во время тревоги разрешается только членам Тайного Совета и специальным патрулям. Если мы наткнемся на патруль, я скажу, что оформление на тебя готовится.
– Но чего ты хочешь?
– Тарби, – напомнила она.
– Но он не просто тайный Коллекционер, он еще и член Тайного Совета.
– Как и я, – крикнула Фрина.
– Ты думаешь, он примет нас?
– Уверена.
– Почему ты разговариваешь так громко?
– Это называется радоваться жизни! – засмеялась Фрина. – Идем!
В пустых коридорах Старой Базы они не наткнулись ни на один патруль. Может, потому, что уровень, куда они попали, относился к закрытым. Собственно, он ничем не отличался от всех других, просто был утоплен в самом центре массива. Разрушить такой уровень могло только прямое попадание крупного метеорита.
Член Тайного Совета тайный Коллекционер Тарби оказался невысоким рыхлым человеком. На нем был только халат, наброшенный, кажется, на голое тело. Появление коммодора Фрины и бывшего офицера его, несомненно, встревожило. Подняв отечное усталое лицо, он вопросительно глянул на них наивными синими глазами.
– Извините, Тарби, мы пришли к вам прямо из госпитального отсека.
Коммодор Фрина уклонялась от правды, но член Тайного Совета не мог этого знать.
– Есть раненые? Почему я ничего не знаю? Мне сообщили, что атака не опасна.
– Есть умирающий.
– Ах, умирающий?.. – До Тарби что-то медленно доходило. Он взглянул на Фрину внимательнее. Она не походила на человека, выполняющего официальное задание. Он бы знал. – К сожалению, в госпитале почти всегда есть умирающие… – повторил он задумчиво. Что-то его, конечно, мучило. – Законы природы никак обойти нельзя, хотя последние опыты доктора Кемпа внушают кое-какую надежду…
– Я говорю о Поллинге, Тарби. Об умирающем номаде Поллинге.
– Он действительно так плох?
– Хуже, чем вы думаете.
– И вы пришли…
– Да, да… – ответила коммодор Фрина на невысказанный вопрос. – Мы пришли взглянуть на вашу коллекцию…
Тарби улыбнулся:
– Это не запрещено.
Он мог не объяснять этого.
Официально коллекционирование действительно не было запрещено, но оно никогда и не поддерживалось. А традиции Старой Базы, старые устойчивые традиции откровенно не жаловали тайных Коллекционеров. Может, поэтому Тарби заметил чуть более агрессивно, чем следовало:
– Вы уверены, что я обязан обслуживать ваши настроения?
– В данной ситуации – да, – сухо ответила коммодор Фрина.
И так же сухо добавила, предупреждая вопросы члена Тайного Совета:
– Это офицер Ли… Именно у него номад Полинг приобрел в свое время экспонат X, единственный в своем роде… Он приобрел его, подвергнув офицера Ли непреодолимому давлению… Бы ведь знаете, Тарби, что именно экспонат X должен был украсить Галерею искусств? Вот видите… Значит, и раньше знали… Должна признать, что вы сделали огромное дело, Тарби, так долго сохраняя экспонат X в тайне, – несколько смягчила она тон.
Тарби побледнел.
Впрочем, он не собирался спорить.
Он пока не произнес ни одного слова, которое могло бы подтвердить или опровергнуть их предположение. Он просто сделал вид (кажется, с облегчением), что понял что-то по-своему. Подумав, он даже сказал, что с удовольствием покажет коллекцию, и поднял руку.
Каменный блок массивной стены медленно отошел в сторону.
– Входите.
Ли пропустил коммодора Фрину, затем члена Тайного Совета Тарби.
Он не верил рыхлому старику, тайному Коллекционеру, и не хотел по собственной глупости превращаться в еще один экспонат. Он видел, как встал на место каменный блок, и подумал, что Старая База сама по себе напоминает живой организм. Она строится тысячелетия, она постоянно видоизменяется, неудивительно, что в ее чреве столько таинственных уголков. Ли имел в виду длинный зал с высоким каменным сводом, умело освещенным лампами дневного света. Вдоль серой стены на равных расстояниях друг от друга возвышались тумбы из розоватого гранита. Под колпаками из бронированного стекла можно было различить самые необыкновенные предметы: например, округлый кусок съеденного коррозией железа, совсем не обязательно выкованный до Катастрофы; какой-то загадочный механизм, о котором можно было сразу сказать только то, что он не действует; смазанный отпечаток трилобита, хотя хорошо известно, что эта тварь вымерла еще задолго до Катастрофы.
Мертвые, мертвые вещи. Совсем мертвые.
Но Тарби смотрел на это по-другому.
– Взгляните! – он торжествующе обвел рукой помещение. – Я ни от кого не скрываю свою коллекцию, она официально зарегистрирована в Отделе искусств. Бот это подкова, – с непонятным волнением указал он на проржавевший кусок железа, и глаза у него вспыхнули. – Такие куски железа прибивали к ногам животных, существовавших до Катастрофы. Вероятно, они были малочувствительны к боли. В любом случае, они позволяли проделывать такое с собой, говорят, это приносило счастье.
– Кому?
Тарби удивленно пожал плечами. Наверное, такой вопрос не приходил ему в голову. Коммодор Фрина покачала головой:
– Где он?
Обречено вздохнув, Коллекционер еще раз поднял руку.
Не успела массивная каменная плита отойти в сторону, как они услышали ужасный хриплый голос:
– Баба? Зачем на борту баба, браток?
– Заткнись! – грубо потребовал Тарби. – Объект искусства нефункционален.
– А мне плевать, браток! Плевать мне на функциональность! – хрипло орал экспонат X. И теперь, приглядевшись, Ли и Фрина поняли, почему он орал и бился, но никак не мог приблизиться к ним: обе руки экспоната X были прикованы цепями к железным кольцам, ввернутым в прочные каменные стены. Чтобы кормиться, экспонату X, несомненно, должны были помогать. Может, конечно, экспонат X заслуживал совсем другого обращения, но он действительно производил впечатление взрыва свето-шумовой гранаты. Он дергался, звенел цепями, орал, брызгался слюной. Лицо его заросло густой бородой, на лоб, украшенный звездчатым шрамом, падали седые космы. Полностью обнаженный, он не выглядел слишком худым, и все же вид у него был неважный.
– Он всегда такой возбужденный?
Ли отступил на шаг, не теряя из виду Фрину.
Экспонат X не понравился Ли еще тогда, когда он выловил его из времени специальной гравитационной ловушкой. С тех пор прошло немалое время, но, кажется, оно не пошло на пользу экспонату X. Смотрел он злобно и с силой рвал прикованные к кольцам руки.
– Это ты продал меня идиотам! – хрипло заорал он, узнав Ли. – Это из-за тебя я попал в камеру!
Он гремел цепями, плевался, на голых плечах выступил пот. Если над ним и стояла аура, ожидаемая Ли и Фриной, то полностью негативная. Но в зал Галереи искусств, где будет посажено на цепь это странное существо, люди пойдут, невольно подумал Ли. Обязательно пойдут. Такое надолго запомнится. Такое надолго станет темой для необыкновенных разговоров. Понятно, почему Коллекционер Тарби сдался. Он, наверное, устал. Ему, наверное, страшно оставаться наедине с этим существом. Он, наверное, надеется, что мы уведем его с собой.
– Почему экспонат X прикован?
– Он пытался совершить акт вандализма.
– В чем это выражалось?
– Он пытался наложить на себя руки. Он пытался исцарапать себя. Он кидался на стены, он перевернул на себя кипяток, – не выдержал наконец Тарби. – Я предоставил ему полную волю, – возмущенно объяснил он. – Я сказал ему: этот новый для тебя мир – твой, полностью твой, бери его, изучай, вживайся, но он воспользовался предоставленной ему волей неправильно. Простите меня, коммодор Фрина, я даже поставлял ему женщин. Разумеется, привезенных с Юга, – поспешно уточнил Тарби. – Он имел все, что хотел, он всегда имел все, чего бы ему ни захотелось, но никак не хотел примириться с тем, что он не функционален. А ведь его функциональность противоречила бы основным законам искусства. Он, например, – возмущенно объяснил Тарби, – уговаривал женщин наброситься с ножом на меня. Он обещал женщинам райскую жизнь, хотя не мог объяснить, что это такое. Он обещал им рай в шалаше и все такое прочее. Если бы я хоть раз подходил к нему без электрического разрядника, он, без сомнения, нанес бы мне вред. В конце концов он ожесточил мне сердце.
– А как должно быть? – удивилась Фрина. – Для чего он, собственно, предназначен?
– Его предназначение – смягчать сердца.
– В это трудно поверить, – с сомнением покачала головой коммодор Фрина.
– Тем не менее, это так. Если правильно к нему подойти, он полностью впишется в новую концепцию государственной безопасности. Он действительно может внести в наш рациональный быт новые веяния.
В упор взглянув на экспонат X, Тарби заорал:
– Повернись!
Экспонат X злобно заухал и загремел цепями. Поворачиваться, кажется, он не собирался.
– Зачем на борту баба? – гремел он цепями. – Я уже имел таких маленьких сладких сук. Зачем она на борту?
– Что такое сука? – спросила Фрина, с неприязнью разглядывая экспонат X.
– Насколько я понимаю, это какое-то некрупное вымершее животное. Когда-то таких было много.
– Он занимался любовью с животными? – невольно заинтересовалась коммодор Фрина.
– Похоже, он способен на все.
– С ним можно осмысленно разговаривать?
– Можно, но разговоры с ним далеко не всегда приводят к ожидаемому результату. Он создан для того, чтобы его рассматривали.
Коммодор Фрина с еще большим вниманием осмотрела голые потные плечи и голый потный живот экспоната X. Она не увидела ничего необычного.
– Это на спине, – негромко подсказал Ли.
И сам заорал:
– Повернись!
Экспонат X злобно загремел цепями:
– Соскучился? Пришел задницу мою посмотреть?
Фрина вопросительно взглянула на коллекционера Тарби.
Тот кивнул и вынул из кармана халата разрядник. Но Фрина его остановила:
– Мне кажется, он обойдется без этого…
Ее мягкий голос произвел совершенно неожиданный эффект.
Экспонат X замолчал и захлопал глазами.
– Ну да… – забормотал он, понемногу успокаиваясь. – Ты же этого не видала… Но этот тип врет, – указал он на Тарби. – Он никому меня не показывает, он любуется моей задницей один, извращенец… Я сижу здесь совсем один, совсем один… Вот номад Поллинг – да… Номад Поллинг показывал меня другим номадам, они были добры ко мне… Правда, номад Поллинг отрубил мне палец… Видите, у меня нет среднего пальца? – издали показал он. – Одним этим пальцем я мог поднимать сто восемьдесят килограммов груза… Бы все втроем столько не поднимете… А потом меня продали этому хмырю, – злобно плюнул экспонат X в сторону побагровевшего Коллекционера. – Он заковал меня в цепи… – И с надеждой спросил: – Вы пришли освободить меня?
– Да, – ответила коммодор Фрина. – Но сперва мы должны убедиться, что ты не причинишь вреда ни себе, ни нам.
– Это почему?
Фрина не поняла.
– Это почему? – заорал, затрясся злобно экспонат X. Вид разрядника плохо на него действовал. – Чего вы все хотите от меня? Когда вы заберете меня отсюда?
– Сегодня, сегодня, – поспешно ответил Тарби.
Экспонат X вздрогнул:
– Это правда?
Коммодор Фрина кивнула.
И заворожено застыла, уставившись на широкую спину повернувшегося наконец экспоната X.
Несколько стремительных линий обозначили гибкий силуэт обнаженной женщины, она действительно походила на Фрину. Мелкие капельки пота, выступившие на коже экспоната X, невероятно оживляли портрет. Женщина была совершенно как живая. В нее, наверное, можно было влюбиться.
– Любуйся, сука, – злобно бросил через плечо экспонат X. – Все равно я вам зачем-то нужен, иначе вы давно закоптили бы меня на костре. Ну, правду я говорю, браток? – нехорошо подмигнул он через плечо Коллекционеру. Когда он говорил, лопатки чуть заметно двигались, дивная женщина на спине оживала.
– Это выполнено руками? – изумленно спросила Фрина.
Экспонат X злобно заржал:
– Не членом же… Тайного Совета…
– Но это невозможно, – возразила потрясенная Фрина.
– Что ты в этом понимаешь?!
– Я предупреждал, его слова часто лишены смысла, – напомнил Тарби. – Сплошные эмоции. Он обнажен целиком – духовно тоже. – И спросил: – Разумеется, вы заберете его с собой… Он достоин большего внимания, несомненно… Но как вы объясните его столь неожиданное появление у вас, коммодор Фрина?
– Коммодор?.. – заорал, услышав Коллекционера, экспонат X. – Эта баба – коммодор?.. Значит, я все-таки в Англии?.. Или это Ливия?.. Мы шли сюда по пустыне, было холодно… Или это все-таки английская база?.. Тогда какого черта? Сорвите с меня цепи, я ваш союзник!..
– Мы заберем тебя отсюда через пару дней, – улыбнулась коммодор Фрина. – Но несколько дней ты еще побудешь здесь…
И понимающе кивнула тайному Коллекционеру:
– Наверное, не надо его пока расковывать… – («Сука! Сука!» – злобно завопил экспонат X, гремя цепями.) – Кажется, он действительно способен нанести себе вред… В самое ближайшее время мы соберем Тайный Совет и окончательно определим его судьбу… Я рада, Тарби, – заявила коммодор Фрина официальным голосом, – что вы поступили именно так… На Тайном Совете я постараюсь представить дело самым выгодным для вас образом… Бы ведь выкупили экспонат X у неизвестных номадов, потратив массу личных средств и времени, и привели экспонат X в надлежащий вид… – намекнула она. – Так ведь, Тарби?.. Вы всячески заботились о том, чтобы экспонат X был жив, энергичен и гармонично вписался в новую концепцию государственной безопасности… Я ведь не ошибаюсь?.. Уверена, что Тайный Совет примет правильное решение и Галерея искусств будет открыта в назначенное время.
6. «Перно» и две рюмки
Галерея искусств была открыта в назначенное время.
Правда, офицер Ли находился в Северной провинции, отправленный туда тайными, но усиленными хлопотами члена Тайного Совета Тарби. Ему было возвращено офицерское звание как знак прощения. Он получил в командование небольшой гарнизон, занимавший бетонный форт, поставленный на вершине высокого холма, резко обрывавшегося на севере в расщелину, образовавшуюся здесь в эпоху последних землетрясений. Воздух над фортом был гораздо чище, чем над Старой Базой. Случались дни, когда пепельная мгла ночи сменялась кровавым рассветом, а затем выкатывалось над вершинами отчетливо наблюдаемое сквозь пепельные пылевые тучи еще кровавое солнце, больное на вид, несомненно, температурящее. Тогда жалюзи на окнах автоматически опускались, ночной холод сменялся томящим жаром.
Устроившись на террасе под огромным зонтом, офицер Ли размышлял.
Он не держал на Коллекционера зла. Не держал он зла и на коммодора Фрину, назначенную ответственной за содержание и уход за экспонатом X. От офицеров, время от времени заглядывающих в гарнизон, офицер Ли знал о бешеном успехе Галереи искусств.
В первый день через Галерею, через ее Круглый зал, украшенный стилизованной под Солнце люстрой, прошло не более трехсот человек. Зато на другой день – семь тысяч. Перерывы, объявляемые по требованию коммодора Фрины, только возбуждали толпу. Пропуски на Старую Базу заказывали десятки тысяч людей, столько желающих оказалось взглянуть на экспонат X. В конце концов, это был не просто экспонат. Ему можно было задавать вопросы. «Почему вы все время отворачиваетесь от меня?» – как анекдот передавали из уст в уста вопрос некоей озабоченной посетительницы из провинции. «Я думал, вы хотите увидеть то, что изображено на моей спине». – «Изображение? На вашей спине? Для этого у меня есть служанка».
Экспонат X, лишенный одежд, седой, наконец набравшийся сил, был отделен от посетителей невидимой пленкой силового поля. Обычно он сидел спиной к посетителям на специальной тумбе, выточенной из окаменевшего дерева секвойи (двойной знак ушедших миров); иногда прогуливался по невеликому пространству выделенной ему смотровой площадки или валялся на низком мягком диване, открытом для обзора со всех сторон. Иногда, забыв обо всем, он с упорством строил необыкновенные башни из цветных пластиковых кубов – совершенно бессмысленное занятие, впрочем очень сильно действовавшее на посетителей. Из предосторожности (чтобы экспонат X не получил случайную травму) цветные кубы выдавались ему мягкие.
Однажды экспонат X потребовал кисть и краски.
С обратной стороны невидимой пленки силового поля он смело изобразил бутылку зеленого стекла и две рюмки. Рюмки оказались тоже зелеными, казалось, они висели в воздухе.
Это восхитило посетителей.
Экспонат X сам не знал, как всплыли в нем воспоминания о какой-то бутылке «Перно», но сам поразился, увидев, как ловко и красиво у него получилось. С этого дня он много раз повторял свой удачный опыт, и скоро везде – на стенах Круглого зала, на пленке силового поля, на стекле иллюминаторов, в спальной комнате экспоната X – красовались изображения зеленой бутылки «Перно» и двух рюмок. Коммодор Фрина, с гордостью и вниманием следившая за каждым шагом своего подопечного, невольно заинтересовалась:
– Что это?
– Бутылка «Перно».
– Это такой напиток?
– А зачем тебе это знать? – ухмыльнулся экспонат X.
– Чтобы определить сущность нового понятия, – мягко заметил Коллекционер Тарби, присутствовавший при разговоре.
– Вот сами и дерите зад.
– Как это понять?
– Как хотите.
– Почему ты всегда изображаешь только зеленую бутылку «Перно» и зеленые рюмки? Почему ты никогда не изображаешь ничего другого? – мягко поинтересовалась коммодор Фрина.
– Чтобы казалось много.
– Ты хочешь сказать, что настоящее искусство непременно должно быть массовым?
– Оно должно быть таким, каким кажется мне. Именно так. Таким и больше никаким.
– Но разве творцы искусства не должны учитывать желания окружающих? – удивилась коммодор Фрина.
– С чего вдруг? При чем тут окружающие? Не нравится, творите сами.
– На творчество у нас нет времени, – возразила коммодор Фрина. – Мы живем в мире, подверженном постоянной опасности. Мы постоянно напряжены и постоянно заняты.
– Тогда принимайте то, что есть.
Снаружи пленку силового поля, окружающего смотровое пространство, время от времени обмывали специальным раствором, потому что нашлись и такие посетители, кому в радость оказалось швырнуть в экспонат X тайком пронесенные через общий контроль тухлые продукты. К счастью, запахи из зала выветривались быстро, а экспонат X, к радости коммодора Фрины, оказался не трусливым и вел себя безупречно. Этому способствовала достигнутая между экспонатом X и членами Тайного Совета договоренность: своим безупречным поведением экспонат X отрабатывай свой вполне теперь возможный будущий отпуск.
– Ну и урод! – восхищались многочисленные посетители и кричали радостно: – Эй, урод, повернись!
Экспонат X безропотно поворачивался.
– Зачем тебе все это?
Экспонат X пожимал плечами.
– Неужели ты думаешь, – кричал кто-нибудь самый умный, – что мы сами не додумались бы изобразить на стене зеленую бутылку и две рюмки?
– Но вы не додумались.
Наглость экспоната X сбивала посетителей с толку.
– А ты знаешь, почему мы не додумались? – недоумевали они.
– Знаю.
– Ну так скажи, урод.
– Потому что у вас нет врагов.
– А падающие астероиды? А бесчисленные метеоритные ливни? А непреходящая опасность новой Катастрофы?
– Астероид, падающий из космоса, не враг. Он, скорее, ваш рок, ваша судьба, но он не враг.
– А уроды?
– Уроды не имеют к вам никакого отношения.
Ответы экспоната X не всем и не всегда были понятны, но многих заставляли задуматься. Скептикам, считающим, что стремительное волшебное изображение на спине экспоната X не имеет смысла, что вообще на спине человека можно изобразить все, что угодно, экспонат X отвечал нагло:
– Изобразить что-то, наверное, нетрудно. Даже на моей спине. Гораздо труднее до этого додуматься. Не вижу никого, кто бы тут додумался до такого. А еще труднее довести себя до такого состояния, когда ты действительно додумаешься до чего-то.
– А как ты сам додумался?
Экспонат X начинал озираться.
– Я был везде, – начинал он так значительно, что даже самые шумные посетители невольно смолкали. – Япошки (это слово требовало объяснений, но экспонат X не опускался до объяснений) палили в меня из главного калибра, потом красные конники бросили меня в поле под Елизаветградом. Я видел единственный город в мире, не похожий на рвотное. Сам Семен Михайлович Буденный сердился на меня, – экспонат X, видимо, нисколько не преувеличивал, но смысла в его словах не находила даже внимательная и очень расположенная к нему коммодор Фрина. – Я тонул на пароходе среди льдов, а это совсем не весело. Я работал в Красной яранге и образовывал чаучу-мышеедов. Потом попал в фашистский концлагерь, и меня хотели превратить в уютный домашний абажур для рейхсмаршала. Я видел многих творцов искусства, – время от времени экспонат X все-таки пытался приспособиться к терминологии, понятной посетителям Галереи искусств. – Я знаю, как творцы доводят себя до любого состояния, даже до скотского. Я не видел ни одного творца, который чего-нибудь бы да стоил, – вспоминал экспонат X слова маленькой сладкой суки Жанны и жадно смотрел на коммодора Фрину, тоже не спускавшую с него внимательных нежных глаз. – Теперь я знаю, что искусство разрушает, даже созидая. Бы этого еще не поняли, но скоро это и до вас дойдет. Тогда сами увидите. Не понимаю, зачем создавать свалку мертвечины? – экспонат X с нехорошей усмешкой обводил рукой Круглый зал, залитый мерцающим светом стилизованной под Солнце люстры. – Всякие ржавые подковы, обломки окаменелостей. Да вы с ума съехали! – вдруг вдохновлялся экспонат X. Он очень хорошо помнил рассказы маленькой сладкой суки Жанны о парижских художниках и страшно жалел, что не может найти на Старой Базе немножко настоящей дури, ну, хотя бы водки, чтобы убедительно показать изумленным посетителям Галереи искусств, как истинные творцы доводят себя до творческого состояния. – Скоро вы натащите сюда кучи детских свистулек, глиняных трубок, гнилых полотен, ржавого железа, окаменелостей, – злобно орал экспонат X. – Мой совет вам, сожгите всю эту рвань. Катастрофы никогда не случаются просто так. Сожгите и забудьте! Искусство смердит, как гнилая рыба. Бы разве не слышите? Искусство ничего не стоит. Оно в принципе не может чего-то стоить!
Правда, офицер Ли находился в Северной провинции, отправленный туда тайными, но усиленными хлопотами члена Тайного Совета Тарби. Ему было возвращено офицерское звание как знак прощения. Он получил в командование небольшой гарнизон, занимавший бетонный форт, поставленный на вершине высокого холма, резко обрывавшегося на севере в расщелину, образовавшуюся здесь в эпоху последних землетрясений. Воздух над фортом был гораздо чище, чем над Старой Базой. Случались дни, когда пепельная мгла ночи сменялась кровавым рассветом, а затем выкатывалось над вершинами отчетливо наблюдаемое сквозь пепельные пылевые тучи еще кровавое солнце, больное на вид, несомненно, температурящее. Тогда жалюзи на окнах автоматически опускались, ночной холод сменялся томящим жаром.
Устроившись на террасе под огромным зонтом, офицер Ли размышлял.
Он не держал на Коллекционера зла. Не держал он зла и на коммодора Фрину, назначенную ответственной за содержание и уход за экспонатом X. От офицеров, время от времени заглядывающих в гарнизон, офицер Ли знал о бешеном успехе Галереи искусств.
В первый день через Галерею, через ее Круглый зал, украшенный стилизованной под Солнце люстрой, прошло не более трехсот человек. Зато на другой день – семь тысяч. Перерывы, объявляемые по требованию коммодора Фрины, только возбуждали толпу. Пропуски на Старую Базу заказывали десятки тысяч людей, столько желающих оказалось взглянуть на экспонат X. В конце концов, это был не просто экспонат. Ему можно было задавать вопросы. «Почему вы все время отворачиваетесь от меня?» – как анекдот передавали из уст в уста вопрос некоей озабоченной посетительницы из провинции. «Я думал, вы хотите увидеть то, что изображено на моей спине». – «Изображение? На вашей спине? Для этого у меня есть служанка».
Экспонат X, лишенный одежд, седой, наконец набравшийся сил, был отделен от посетителей невидимой пленкой силового поля. Обычно он сидел спиной к посетителям на специальной тумбе, выточенной из окаменевшего дерева секвойи (двойной знак ушедших миров); иногда прогуливался по невеликому пространству выделенной ему смотровой площадки или валялся на низком мягком диване, открытом для обзора со всех сторон. Иногда, забыв обо всем, он с упорством строил необыкновенные башни из цветных пластиковых кубов – совершенно бессмысленное занятие, впрочем очень сильно действовавшее на посетителей. Из предосторожности (чтобы экспонат X не получил случайную травму) цветные кубы выдавались ему мягкие.
Однажды экспонат X потребовал кисть и краски.
С обратной стороны невидимой пленки силового поля он смело изобразил бутылку зеленого стекла и две рюмки. Рюмки оказались тоже зелеными, казалось, они висели в воздухе.
Это восхитило посетителей.
Экспонат X сам не знал, как всплыли в нем воспоминания о какой-то бутылке «Перно», но сам поразился, увидев, как ловко и красиво у него получилось. С этого дня он много раз повторял свой удачный опыт, и скоро везде – на стенах Круглого зала, на пленке силового поля, на стекле иллюминаторов, в спальной комнате экспоната X – красовались изображения зеленой бутылки «Перно» и двух рюмок. Коммодор Фрина, с гордостью и вниманием следившая за каждым шагом своего подопечного, невольно заинтересовалась:
– Что это?
– Бутылка «Перно».
– Это такой напиток?
– А зачем тебе это знать? – ухмыльнулся экспонат X.
– Чтобы определить сущность нового понятия, – мягко заметил Коллекционер Тарби, присутствовавший при разговоре.
– Вот сами и дерите зад.
– Как это понять?
– Как хотите.
– Почему ты всегда изображаешь только зеленую бутылку «Перно» и зеленые рюмки? Почему ты никогда не изображаешь ничего другого? – мягко поинтересовалась коммодор Фрина.
– Чтобы казалось много.
– Ты хочешь сказать, что настоящее искусство непременно должно быть массовым?
– Оно должно быть таким, каким кажется мне. Именно так. Таким и больше никаким.
– Но разве творцы искусства не должны учитывать желания окружающих? – удивилась коммодор Фрина.
– С чего вдруг? При чем тут окружающие? Не нравится, творите сами.
– На творчество у нас нет времени, – возразила коммодор Фрина. – Мы живем в мире, подверженном постоянной опасности. Мы постоянно напряжены и постоянно заняты.
– Тогда принимайте то, что есть.
Снаружи пленку силового поля, окружающего смотровое пространство, время от времени обмывали специальным раствором, потому что нашлись и такие посетители, кому в радость оказалось швырнуть в экспонат X тайком пронесенные через общий контроль тухлые продукты. К счастью, запахи из зала выветривались быстро, а экспонат X, к радости коммодора Фрины, оказался не трусливым и вел себя безупречно. Этому способствовала достигнутая между экспонатом X и членами Тайного Совета договоренность: своим безупречным поведением экспонат X отрабатывай свой вполне теперь возможный будущий отпуск.
– Ну и урод! – восхищались многочисленные посетители и кричали радостно: – Эй, урод, повернись!
Экспонат X безропотно поворачивался.
– Зачем тебе все это?
Экспонат X пожимал плечами.
– Неужели ты думаешь, – кричал кто-нибудь самый умный, – что мы сами не додумались бы изобразить на стене зеленую бутылку и две рюмки?
– Но вы не додумались.
Наглость экспоната X сбивала посетителей с толку.
– А ты знаешь, почему мы не додумались? – недоумевали они.
– Знаю.
– Ну так скажи, урод.
– Потому что у вас нет врагов.
– А падающие астероиды? А бесчисленные метеоритные ливни? А непреходящая опасность новой Катастрофы?
– Астероид, падающий из космоса, не враг. Он, скорее, ваш рок, ваша судьба, но он не враг.
– А уроды?
– Уроды не имеют к вам никакого отношения.
Ответы экспоната X не всем и не всегда были понятны, но многих заставляли задуматься. Скептикам, считающим, что стремительное волшебное изображение на спине экспоната X не имеет смысла, что вообще на спине человека можно изобразить все, что угодно, экспонат X отвечал нагло:
– Изобразить что-то, наверное, нетрудно. Даже на моей спине. Гораздо труднее до этого додуматься. Не вижу никого, кто бы тут додумался до такого. А еще труднее довести себя до такого состояния, когда ты действительно додумаешься до чего-то.
– А как ты сам додумался?
Экспонат X начинал озираться.
– Я был везде, – начинал он так значительно, что даже самые шумные посетители невольно смолкали. – Япошки (это слово требовало объяснений, но экспонат X не опускался до объяснений) палили в меня из главного калибра, потом красные конники бросили меня в поле под Елизаветградом. Я видел единственный город в мире, не похожий на рвотное. Сам Семен Михайлович Буденный сердился на меня, – экспонат X, видимо, нисколько не преувеличивал, но смысла в его словах не находила даже внимательная и очень расположенная к нему коммодор Фрина. – Я тонул на пароходе среди льдов, а это совсем не весело. Я работал в Красной яранге и образовывал чаучу-мышеедов. Потом попал в фашистский концлагерь, и меня хотели превратить в уютный домашний абажур для рейхсмаршала. Я видел многих творцов искусства, – время от времени экспонат X все-таки пытался приспособиться к терминологии, понятной посетителям Галереи искусств. – Я знаю, как творцы доводят себя до любого состояния, даже до скотского. Я не видел ни одного творца, который чего-нибудь бы да стоил, – вспоминал экспонат X слова маленькой сладкой суки Жанны и жадно смотрел на коммодора Фрину, тоже не спускавшую с него внимательных нежных глаз. – Теперь я знаю, что искусство разрушает, даже созидая. Бы этого еще не поняли, но скоро это и до вас дойдет. Тогда сами увидите. Не понимаю, зачем создавать свалку мертвечины? – экспонат X с нехорошей усмешкой обводил рукой Круглый зал, залитый мерцающим светом стилизованной под Солнце люстры. – Всякие ржавые подковы, обломки окаменелостей. Да вы с ума съехали! – вдруг вдохновлялся экспонат X. Он очень хорошо помнил рассказы маленькой сладкой суки Жанны о парижских художниках и страшно жалел, что не может найти на Старой Базе немножко настоящей дури, ну, хотя бы водки, чтобы убедительно показать изумленным посетителям Галереи искусств, как истинные творцы доводят себя до творческого состояния. – Скоро вы натащите сюда кучи детских свистулек, глиняных трубок, гнилых полотен, ржавого железа, окаменелостей, – злобно орал экспонат X. – Мой совет вам, сожгите всю эту рвань. Катастрофы никогда не случаются просто так. Сожгите и забудьте! Искусство смердит, как гнилая рыба. Бы разве не слышите? Искусство ничего не стоит. Оно в принципе не может чего-то стоить!