Страница:
А вот при терморядерной реакции энергия наоборот выделяется не при распаде, а при синтезе ядер. Если два атома дейтерия или трития (изотопы водорода) сольются в один, то получится атом гелия, – при этом выделяется определенная энергия. Правда, чтобы заставить ядра водорода соединиться, надо разогнать их так, чтобы энергия сближения превысила энергию отталкивания, то есть им надо сообщить такую скорость, чтобы они могли проскочить энергетический барьер противодействия. Известно, что чем выше температура, тем больше скорость. Для того, чтобы началась термоядерная реакция необходима очень высокая температура, поэтому запалом для водородной бомбы, как правило, служит атомный заряд. Взрываясь, такой заряд дает колоссальную температуру, при которой и начинается термоядерная реакция.
Следует отметить, что в годы, предшествовавшие испытаниям, было высказано немало пугающих версий, связанных с ожидаемой опасностью ядерной реакции. Еще в середине 30-х годов известный физик Жолио-Кюри высказал предположение, что если ученые сумеют вызвать искусственно ядерные реакции, одно превращение немедленно повлечет за собой другое, захватив таким образом весь мир, все элементы нашей планеты. Когда же ему задали вопрос: зная это, не откажутся ли от столь ужасных опытов исследователи, ну, хотя бы те, что осознали безрадостную перспективу? – Жолио-Кюри с горечью ответил: «Думаю, что исследователи обязательно осуществят такой опыт, так как они пытливы и любят риск неизведанного».
Французский физик оказался прав.
20 августа 1953 года в советской печати появилось короткое правительственное сообщение: «На днях в Советском Союзе в испытательных целях был произведен взрыв одного из видов водородной бомбы».
Именно Сахаров высказал теоретические идеи, позволившие значительно сократить время разработки нового сверхмощного оружия. Если американцы взорвали первую атомную бомбу в середине июля 1945 года, а мы на четыре года позже, то промежуток между испытаниями водородных бомб сократился уже только до девяти месяцев (США – в ноябре 1952 года, СССР – в августе 1953 года). Причем американское термоядерное устройство («Майк») было очень большим, сравнимым с объемом большого дома, а советская бомба такой компактной, что ее мог поднять самолет.
«…Я встал спиной к нулевой точке. – описывал Сахаров испытание термоядерной бомбы, проведенное в ноябре 1955 года, – и резко повернулся, когда здания и горизонт осветились отблеском вспышки.
Я увидел быстро расширяющийся над горизонтом ослепительный бело-желтый круг, в какие-то доли секунды он стал оранжевым, потом ярко-красным; коснувшись линии горизонта, круг сплющился внизу. Затем все заволокли поднявшиеся клубы пыли, из которых стало подниматься клубящееся серо-белое облако, с багровыми огненными проблесками по всей поверхности. Между облаком и клубящейся пылью стала образовываться ножка атомно-термоядерного гриба. Она была еще более толстой, чем при первом термоядерном испытании. Небо пересекли в нескольких направлениях линии ударных волн, из них возникли молочно-белые поверхности, вытянувшиеся в конуса, удивительным образом дополнившие картину гриба. Еще раньше я ощутил на своем лице тепло, как от распахнутой печки, – это на морозе, на расстоянии многих десятков километров от точки взрыва!
Вся эта феерия развертывалась в полной тишине.
Прошло несколько минут.
Вдруг вдали на простиравшемся перед нами до горизонта поле показался след ударной волны. Волна шла на нас, быстро приближаясь, пригибая к земле ковыльные стебли…»
В 1953 году Сахаров защитил докторскую диссертацию.
В том же году он был удостоен звания Героя Социалистического труда, получил Государственную премию СССР и был избран в действительные члены Академии. В представлении, поданном в Президиум Академии наук СССР, академики И. В. Курчатов, Ю. Б. Харитон и Я. Б. Зельдович назвали Сахарова выдающимся физиком.
С 1950 года Сахаров, совместно с Таммом, разрабатывал вопросы мирного использования термоядерной энергии. Им принадлежит идея магнитного удержания плазмы, ведь ни одно известное науке вещество не могло выдержать соприкосновения с плазмой, разогретой до температуры в несколько миллионов градусов. В 1952 году по инициативе Сахарова начались работы по созданию взрыво-магнитных генераторов. Постоянное магнитное поле сжималось специальным взрывом, от чего напряженность поля сразу возрастала во много раз. Именно этим методом в 1964 году было получено рекордное магнитное поле напряжением 25 миллионов гаусс.
С середины 50-х годов Сахаров начал задумываться об ответственности ученого за результаты своей деятельности.
«Впечатления от испытаний (термоядерной бомбы) были двойственными, – вспоминал он позже. – С одной стороны, повторю, возникало ощущение колоссальности дела. С другой, когда все это видишь сам, что-то в тебе меняется. Когда видишь обожженных птиц, бьющихся на обгорелых пространствах степи, когда видишь, как ударная волна сдувает здания будто карточные домики, чувствуешь запах битого кирпича, ощущаешь расплавленное стекло, то сразу переносишься в мыслях ко временам войны. И сам момент взрыва, ударная волна, которая несется по полю и прижимает ковыльные стебли, а потом подходит к тебе и швыряет на землю… Все это производит уже внеразумное, но очень сильное эмоциональное впечатление… И как же тут не задуматься об ответственности?.».
Теперь, когда атомное равновесие в мире установлено, решил Сахаров, каждое новое испытание (вследствие повышения фона радиации) только влечет за собой в самом близком будущем бессмысленные смерти многих и многих людей от онкологических заболеваний.
«22 ноября 1955 года, – вспоминал Сахаров, – было испытание термоядерного заряда, которое явилось неким поворотным пунктом во всей разработке термоядерного оружия в СССР. Это был очень сильный взрыв, и при нем произошли несчастные случаи. На расстоянии в несколько десятков километров от точки взрыва в траншее погиб молодой солдат – траншею завалило. А за пределами полигона погибла двухлетняя девочка. Были и другие несчастные случаи, уже не со смертельным исходом, но с тяжелыми травмами. Так что ощущение торжества по поводу большой технической победы было одновременно сопряжено с ужасом по поводу того, что погибли люди. Тем не менее был небольшой банкет в коттедже, где жил руководитель испытаний маршал Неделин, главнокомандующий ракетными войсками СССР. Неделин предложил первый тост произнести мне. Я сказал, что я предлагаю выпить за то, чтобы наши изделия так же удачно взрывались над полигонами и никогда не взрывались над городами. Он усмехнулся и произнес ответный тост в виде притчи. Притча была такая, не совсем приличная. Старуха лежит на печи, старик молится. Она его ждет. Старик молится: „Господи, укрепи и направь!“ А старуха подает реплику с печи: „Молись только об укреплении – направить я как-нибудь и сама сумею“.
Вот такая притча, которая меня задела…»
В 1958 году Тамм и Сахаров подвели итог некоторых своих теоретических исследований в сборнике «Теория магнитного термоядерного реактора».
С этой поры Сахарова все больше и больше занимали вопросы мирного использования ядерной энергии. В 1961 году, например, он предложил нагревать плазму лучом лазера. Одновременно Сахаров все чаще начинает выступать против испытаний ядерного оружия. Особенно он возражает против взрывов большой мощности, практически бесполезных с научно-технической точки зрения. На этой почве у него начались острые конфликты с министром среднего машиностроения (атомной промышленности) Е. П. Славским, с другими руководителями, а затем и с самим Хрущевым. В 1961 году во время банкета, на котором присутствовал Хрущев, Сахаров передал ему записку. В этой записке он призывал Советское правительство не возобновлять ядерные испытания после объявленного трехлетнего моратория. Хрущев взорвался: «От техники Сахаров переходит к политике. Тут он лезет не в свое дело. Предоставьте нам, волей-неволей специалистам в этом деле, делать политику».
Все же в марте 1962 года непослушный ученый получил третью звезду Героя Социалистического труда.
В июне 1964 года предстояли очередные выборы в Академии наук СССР. Случившееся на выборах хорошо показывает характер Сахарова. Академик Лысенко выдвинул кандидатом в действительные члены Академии наук СССР одного из своих сторонников члена-корреспондента Нуждина, печально прославившегося в своей борьбе с морганистами-вейсманистами-менделистами.
Узнав о кандидате, Сахаров сказал следующее:
«Я очень кратко выступаю. Все мы признаем, все мы знаем, что научная репутация академика советской Академии наук должна быть безупречной. И вот, выступая по кандидатуре Нуждина, мы должны внимательно подойти к этому вопросу. В том документе, который нам выдан, есть такие слова: „Много внимания уделяет Н. И. Нуждин также вопросам борьбы с антимичуринскими извращениями в биологической науке, постоянно выступая с критикой различных идеалистических теорий в области учения наследственности и изменчивости. Его общефилософские труды, связанные с дальнейшим развитием материалистического учения И. В. Мичурина и других корифеев биологической науки, широко известны не только в нашей стране, но и за рубежом“. Дело научной совести каждого из тех академиков, которые будут голосовать, – как понимать, какое реальное содержание скрывается за этой борьбой с антимичуринскими извращениями, за дальнейшее развитие философских трудов других корифеев биологической науки и т. д. Я не буду читать эту выдержку второй раз. Что же касается меня, то я призываю всех присутствующих академиков проголосовать так, чтобы единственными бюллетенями, которые будут поданы за, были бюллетени тех лиц, которые вместе с Нуждиным, вместе с Лысенко несут ответственность за те позорные тяжелые страницы в развитии советской науки, которые в настоящее время кончаются».
Академик М. В. Келдыш, пытаясь навести порядок, возразил:
«Я думаю, не с этой точки зрения мы должны подходить к отбору и к выборам. Мне кажется, не было бы уместным, если бы мы здесь открыли какую-то дискуссию по вопросам развития биологии. И с этой точки зрения, я бы считал, что выступление академика Сахарова является нетактичным…» («Не нетактичным, – выкрикнул Лысенко с места, – а клеветническим! А Президиум…») «…Трофим Денисович, – продолжил Келдыш, – почему Президиум должен в чем-то оправдываться? Это выступление академика Сахарова, а не Президиума, оно не поддерживается, по крайней мере мною. Я не знаю, как Президиум, но думаю, что и Президиум не поддержит, потому что Президиум обсуждал то решение, которое было принято Центральным Комитетом и Советом Министров по биологии, и он будет вести работу в духе этого решения. Я думаю, что мы, если есть такое заявление Трофима Денисовича, можем обсудить этот инцидент, который произошел, но сейчас нет для этого времени. Я считаю, что нам нужно сейчас сосредоточиться на обсуждении кандидатур».
Авторитет академика Сахарова был весьма высок, его мнение стало решающим. Когда подсчитали бюллетени, то оказалось, что 126 академиков высказались против кандидатуры Нуждина и только 22 или 24 академика поддержали его кандидатуру. В действительные члены Академии СССР Нуждин не прошел. Это вызвало столь бурный гнев Хрущева, что президент Академии наук был вызван к Первому секретарю для объяснений, а с академика Сахарова потребовали объяснительную записку. Сахаров объяснительную написал, но в таком тоне, что еще больше разгневал главу государства. На одном из официальных приемов Хрущев заявил, что Академия наук СССР стала заниматься не наукой, а политикой, а значит, такая Академия советскому народу теперь не нужна! Хотя Микоян, член Политбюро КПСС напомнил, что Академия наук была создана еще Петром I, все равно по распоряжению Хрущева срочно была создана специальная Комиссия для изучения возможности преобразования Академии наук СССР в Комитет по науке. К счастью, Хрущев у власти оставался недолго и Академия наук СССР осталась Академией.
В последующие годы Сахаров работал над вопросами теплового излучения плазмы, кварковой структуры сильно взаимодействующих элементарных частиц, начальной стадии расширения Вселенной. Одновременно Сахаров все более втягивался в общественно-политическую деятельность – писал обращения в различные инстанции с предложениями демократизации общества, прекращения преследования людей за инакомыслие, сближения двух полярных миров (СССР и США) вместо борьбы между ними, разумной достаточности вооружения, гласности во всех общественных делах. Статья Сахарова «Размышления о прогрессе, мирном существовании и интеллектуальной свободе» (1968) вызвала очень широкий общественный резонанс и, соответственно, столь же мощное недовольство начальства – ученый был отстранен от секретной работы и уволен из института. Но помешать Сахарову это уже не могло. «Я чувствовал свою ответственность за проблему радиоактивного загрязнения от ядерных взрывов».
В мае 1969 года Сахаров вернулся в теоретический отдел Физического института. В этом же году его избрали иностранным членом американской Академии наук и искусств (Бостон). Кстати, Сахаров был членом национальной Академии наук США, Нью-Йоркской академии, Французской академии, Римской академии деи Линчеи, доктором наук Сиенского, Иерусалимского, Оксфордского и ряда других крупных университетов мира, почетным гражданином Флоренции и Турина.
В 1971 году Сахаров обратился к Генеральному секретарю КПСС Л. И. Брежневу с памятной запиской, в которой поставил вопросы, на его взгляд, требующие совершенно незамедлительного решения – о политических преследованиях, о гласности, о свободе информационного обмена и убеждений, о национальных и международных проблемах, наконец, о проблеме свободного выезда из СССР. Необходимо, писал Сахаров, «…вынести на всенародное обсуждение проект Закона о печати и средствам массовой информации… Принять решение о более свободной публикации статистических и социологических данных… Принять необходимые решения и законы о полном восстановлении прав выселенных при Сталине народов… Проявить мирную инициативу и объявить об отказе от применения первыми оружия массового уничтожения… Допустить на свою территорию инспекционные группы для эффективного контроля за разоружением… Изменить политическую позицию на Ближнем Востоке и во Вьетнаме, активно добиваясь через ООН и по дипломатическим каналам скорейшего мирного урегулирования на условиях компромисса…»
Подобные условия до того не ставило перед СССР, кажется, ни одно государство мира. Понятно, что послание Сахарова осталось без ответа.
В следующем году Сахаров написал послесловие к «Памятной записке».
Незамедлительно началась травля в газетах.
Первыми с осуждением Сахарова выступили коллеги-академики, потом писатели, композиторы, как водится, рабочие и колхозники. Но когда был поднят вопрос об исключении Сахарова из Академии наук СССР, против такого решения выступил академик П. Л. Капица. «Аналогичный позорный прецедент уже был, – резко сказал он на собрании. – В 1933 году фашисты исключили из Берлинской академии наук Альберта Эйнштейна».
В октябре 1973 года, несмотря на выставленную у дома милицейскую охрану, в квартиру Сахарова проникли некие люди, назвавшиеся членами палестинской террористической организации «Черный сентябрь». В течение полутора часов они угрожали убить Сахарова и членов его семьи, если он не откажется от своего заявления по поводу египетско-израильской войны.
Сахаров не отказался.
В 1975 году Нобелевский комитет присудил Сахарову премию Мира.
Самого Сахарова из страны не выпустили, в Стокгольм – получать премию – уехала его жена Е. Г. Боннэр. Она же зачитала Нобелевскую лекцию Сахарова, которая начиналась известными словами:
«Мир, прогресс, права человека – эти три цели неразрывно связаны, нельзя достигнуть какой-либо одной из них, пренебрегая другими».
В Нобелевской лекции Сахаров прямо говорил о вполне возможной гибели человечества в результате термоядерной войны, о повсеместном отравлении среды обитания, об истощении ресурсов, необходимых для жизни, о перенаселении, голоде, дегуманизации общества. Он подробно рассматривал проблему разоружения, напоминал о роли ООН в поддержании и сохранении мира, говорил о необходимости распространения разрядки на область идеологии и увеличения открытости общества.
Занимаясь правозащитной деятельностью, Сахаров не оставлял научной работы. В последние годы жизни его привлекала проблема возникновения Вселенной. Если модель возникновения и развития Вселенной, предложенная Фридманом, имела смысл лишь для значений времени, больших нуля, то в космологической модели, выдвинутой Сахаровым, можно было определить физические величины и для тех значений времени, что были меньше нуля. Сам нулевой момент времени, как и в гипотезе Фридмана, соответствовал Большому взрыву.
В 1979 началась война в Афганистане.
Сахаров незамедлительно отправил Брежневу письмо протеста.
Столь же незамедлительно последовали репрессии.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 января 1980 года Сахаров был лишен звания трижды Героя Социалистического труда и всех других наград. А через две недели он был выслан в город Горький.
Ссылка Сахарова продолжалась семь лет.
Протестуя против мер, применяемых к нему, в мае 1984 года Сахаров объявил голодовку. О том, как обращались с ученым в больнице, он сам написал письмо академику Александрову, тогдашнему президенту Академии наук СССР:
«…Меня опять валили на спину на кровать, привязывали руки и ноги. На нос надевали тугой зажим, так что дышать я мог только через рот. Когда же я открывал рот, чтобы вдохнуть воздух, в рот вливалась ложка питательной смеси или бульона с протертым мясом. Иногда рот открывали принудительно, рычагом, вставленным между деснами. Чтобы я не мог выплюнуть питательную смесь, рот мне зажимали, пока я ее не проглочу. Особая тяжесть этого способа кормления заключалась в том, что я все время находился в состоянии удушья, нехватки воздуха, что усугублялось плохим положением тела и головы».
20 июня 1983 года в американском журнале «Ньюсуик» было напечатано интервью с академиком Александровым. Президент Академии наук СССР, человек, которому Сахаров безусловно доверял, сказал следующее:
Корреспондент: Вы упомянули о желательности большего сотрудничества в области науки. Американские ученые говорят, что одним из препятствий к увеличению сотрудничества является преследование Андрея Сахарова, осуществляемое КГБ. Что вы можете об этом сказать?
Александров: Он занимался теми же вещами, что и Эдвард Теллер (разработка водородной бомбы). Я думаю, что если б вокруг Теллера наши люди организовали какую-нибудь систему постоянных контактов, американское правительство не отнеслось бы к этому с большой симпатией, так же, как и американские ученые. Вероятно, они попытались бы каким-то способом ликвидировать эту ситуацию. Я думаю, наше правительство действовало очень гуманно по отношению к Сахарову, поскольку Горький, где он живет, – красивый город, большой город, с большим числом академических институтов. Академики, которые живут там, не хотят никуда переезжать.
Корреспондент: Прошло пятнадцать лет с тех пор, как Сахаров перестал заниматься секретными исследованиями. Почему он не может покинуть Россию?
Александров: В этой области пятнадцать лет – не такой уж большой промежуток времени. Системы, в разработке которых он принимал участие, существуют и будут существовать. Если, не дай Бог, произойдет военное столкновение, американцы узнают, хороши или плохи эти системы.
Корреспондент: Почему он по-прежнему остается членом Академии, если, как говорит «Правда», вы считаете его пособником международного империализма?
Алеквсандров: Мы надеемся, что Сахаров одумается и изменит свое поведение. К сожалению, я думаю, что в последний период его жизни его поведение более всего обусловлено серьезным психическим сдвигом…
Именно так.
Ни больше, ни меньше.
А ведь Сахаров выступал против ядерного самоубийства.
Он сделал достоянием гласности бедственное положение многих и многих людей, преследуемых за веру и притесняемых по национальным признакам. Он призвал Советское правительство предоставить своим гражданам те свободы, что гарантировались советской Конституцией, но никогда при этом не соблюдались на деле. Он способствовал созданию специального Комитета по правам человека. При этом Сахаров остался крупным ученым, лучше других понимающим, чем может окончиться ядерная контрфронтация двух супердержав. Он старался до каждого жителя планеты донести ужасающую картину того, к чему может привести ядерная война.
«Сплошные лесные пожары могут уничтожить большую часть лесов на планете, – писал Сахаров в открытом письме доктору Сиднею Дреллу, в открытой печати вышедшем под названием „Опасность термоядерной войны“. – Дым при этом нарушит прозрачность атмосферы. На Земле наступит длящаяся много недель зима, а потом – недостаток кислорода в атмосфере. В результате, один этот фактор, если он реален, может погубить жизнь на планете. В менее выраженной форме этот фактор приведет к важным экологическим, экономическим и психологическим последствиям…
Высотные ядерные взрывы в космосе (в частности, термоядерные взрывы ракет ПРО и взрывы атакующих ракет с целью нарушения радиолокации), возможно, уничтожат или сильно разрушат озоновый слой, защищающий Землю от ультрафиолетового излучения Солнца. Оценки, относящиеся к этой опасности, весьма неопределенны – если верны максимальные оценки, то этого фактора тоже достаточно, чтобы уничтожить жизнь…
Несомненно нарушатся (целиком или частично) производство и доставка населению продуктов питания, водоснабжение и канализация, снабжение топливом и электроэнергией, снабжение медикаментами и одеждой – все это в масштабе целых континентов. Разрушится система здравоохранения, гигиенические условия жизни миллиардов людей вернутся к уровню средних веков, а может, и до много худших. Медицинская помощь сотням миллионов раненых, обожженных и облученных практически будет невозможной…
Голод и эпидемии в обстановке хаоса и разрухи могут унести много больше жизней, чем непосредственно ядерные взрывы. Нельзя также исключить, что наряду с «обычными» болезнями, которые неизбежно получат широкое распространение – гриппом, холерой, дизентерией, сыпным тифом, сибирской язвой, чумой и другими, – могут в результате радиационных мутаций вирусов и бактерий возникнуть совершенно новые болезни и особо опасные формы старых болезней, против которых люди и животные не будут иметь иммунитета…
Особенно трудно прогнозировать социальную устойчивость человечества в условиях всеобщего хаоса. Неизбежно появление многочисленных банд, которые будут убивать и терроризировать людей и вести борьбу между собой по законам уголовного мира: умри ты сегодня, а я завтра!..
Резюмируя, следует сказать, что всеобщая термоядерная война явится гибелью современной цивилизации, отбросит человечество на столетия назад, приведет к физической гибели сотен миллионов или миллиардов людей и, с некоторой долей вероятности, приведет к уничтожению человечества как биологического вида, возможно, даже к уничтожению жизни на Земле».
15 декабря 1986 года на квартире Сахарова в Горьком неожиданно установили телефон. Новый глава КПСС и Советского государства Михаил Горбачев предложил академику вернуться в Москву. Сахаров ответил, что он вернется только в том случае, если освободят других, подобных ему, узников совести.
Горбачев согласился.
Однако, возвращение Сахарова оказалось не столь уж простым.
Когда научные сотрудники Академии наук выдвинули ученого кандидатом в депутаты на Съезд, руководители Академии попросту вычеркнули его имя из списков. Только массовая демонстрация, проведенная в Москве 2 февраля 1989 года, заставила руководителей Академии согласиться с этим выдвижением Сахарова. В итоге, он был избран членом Президиума Академии наук СССР, народным депутатом и стал одним из сопредседателей межрегиональной депутатской группы, которая разработала свою программу вывода страны из кризиса, весьма отличавшуюся от правительственной.
Умер Сахаров 14 декабря 1989 года.
Вся жизнь его выражена в словах, которыми заканчивалась его Нобелевская лекция:
«В бесконечном пространстве должны существовать многие цивилизации, в том числе более разумные, более „удачные“, чем наша. Я защищаю также космологическую гипотезу, согласно которой космологическое развитие Вселенной повторяется в основных своих чертах бесконечное количество раз. При этом другие цивилизации, в том числе более „удачные“, должны существовать бесконечное число раз на „предыдущих“ и „последующих“ листах книги Вселенной. Но все это не должно умалить нашего священного стремления именно в этом мире, где мы, как вспышка во мраке, возникли на одно мгновение из черного небытия бессознательного существования материи, осуществить требование разума и создать жизнь, достойную нас самих и смутно угадываемой нами цели».
Следует отметить, что в годы, предшествовавшие испытаниям, было высказано немало пугающих версий, связанных с ожидаемой опасностью ядерной реакции. Еще в середине 30-х годов известный физик Жолио-Кюри высказал предположение, что если ученые сумеют вызвать искусственно ядерные реакции, одно превращение немедленно повлечет за собой другое, захватив таким образом весь мир, все элементы нашей планеты. Когда же ему задали вопрос: зная это, не откажутся ли от столь ужасных опытов исследователи, ну, хотя бы те, что осознали безрадостную перспективу? – Жолио-Кюри с горечью ответил: «Думаю, что исследователи обязательно осуществят такой опыт, так как они пытливы и любят риск неизведанного».
Французский физик оказался прав.
20 августа 1953 года в советской печати появилось короткое правительственное сообщение: «На днях в Советском Союзе в испытательных целях был произведен взрыв одного из видов водородной бомбы».
Именно Сахаров высказал теоретические идеи, позволившие значительно сократить время разработки нового сверхмощного оружия. Если американцы взорвали первую атомную бомбу в середине июля 1945 года, а мы на четыре года позже, то промежуток между испытаниями водородных бомб сократился уже только до девяти месяцев (США – в ноябре 1952 года, СССР – в августе 1953 года). Причем американское термоядерное устройство («Майк») было очень большим, сравнимым с объемом большого дома, а советская бомба такой компактной, что ее мог поднять самолет.
«…Я встал спиной к нулевой точке. – описывал Сахаров испытание термоядерной бомбы, проведенное в ноябре 1955 года, – и резко повернулся, когда здания и горизонт осветились отблеском вспышки.
Я увидел быстро расширяющийся над горизонтом ослепительный бело-желтый круг, в какие-то доли секунды он стал оранжевым, потом ярко-красным; коснувшись линии горизонта, круг сплющился внизу. Затем все заволокли поднявшиеся клубы пыли, из которых стало подниматься клубящееся серо-белое облако, с багровыми огненными проблесками по всей поверхности. Между облаком и клубящейся пылью стала образовываться ножка атомно-термоядерного гриба. Она была еще более толстой, чем при первом термоядерном испытании. Небо пересекли в нескольких направлениях линии ударных волн, из них возникли молочно-белые поверхности, вытянувшиеся в конуса, удивительным образом дополнившие картину гриба. Еще раньше я ощутил на своем лице тепло, как от распахнутой печки, – это на морозе, на расстоянии многих десятков километров от точки взрыва!
Вся эта феерия развертывалась в полной тишине.
Прошло несколько минут.
Вдруг вдали на простиравшемся перед нами до горизонта поле показался след ударной волны. Волна шла на нас, быстро приближаясь, пригибая к земле ковыльные стебли…»
В 1953 году Сахаров защитил докторскую диссертацию.
В том же году он был удостоен звания Героя Социалистического труда, получил Государственную премию СССР и был избран в действительные члены Академии. В представлении, поданном в Президиум Академии наук СССР, академики И. В. Курчатов, Ю. Б. Харитон и Я. Б. Зельдович назвали Сахарова выдающимся физиком.
С 1950 года Сахаров, совместно с Таммом, разрабатывал вопросы мирного использования термоядерной энергии. Им принадлежит идея магнитного удержания плазмы, ведь ни одно известное науке вещество не могло выдержать соприкосновения с плазмой, разогретой до температуры в несколько миллионов градусов. В 1952 году по инициативе Сахарова начались работы по созданию взрыво-магнитных генераторов. Постоянное магнитное поле сжималось специальным взрывом, от чего напряженность поля сразу возрастала во много раз. Именно этим методом в 1964 году было получено рекордное магнитное поле напряжением 25 миллионов гаусс.
С середины 50-х годов Сахаров начал задумываться об ответственности ученого за результаты своей деятельности.
«Впечатления от испытаний (термоядерной бомбы) были двойственными, – вспоминал он позже. – С одной стороны, повторю, возникало ощущение колоссальности дела. С другой, когда все это видишь сам, что-то в тебе меняется. Когда видишь обожженных птиц, бьющихся на обгорелых пространствах степи, когда видишь, как ударная волна сдувает здания будто карточные домики, чувствуешь запах битого кирпича, ощущаешь расплавленное стекло, то сразу переносишься в мыслях ко временам войны. И сам момент взрыва, ударная волна, которая несется по полю и прижимает ковыльные стебли, а потом подходит к тебе и швыряет на землю… Все это производит уже внеразумное, но очень сильное эмоциональное впечатление… И как же тут не задуматься об ответственности?.».
Теперь, когда атомное равновесие в мире установлено, решил Сахаров, каждое новое испытание (вследствие повышения фона радиации) только влечет за собой в самом близком будущем бессмысленные смерти многих и многих людей от онкологических заболеваний.
«22 ноября 1955 года, – вспоминал Сахаров, – было испытание термоядерного заряда, которое явилось неким поворотным пунктом во всей разработке термоядерного оружия в СССР. Это был очень сильный взрыв, и при нем произошли несчастные случаи. На расстоянии в несколько десятков километров от точки взрыва в траншее погиб молодой солдат – траншею завалило. А за пределами полигона погибла двухлетняя девочка. Были и другие несчастные случаи, уже не со смертельным исходом, но с тяжелыми травмами. Так что ощущение торжества по поводу большой технической победы было одновременно сопряжено с ужасом по поводу того, что погибли люди. Тем не менее был небольшой банкет в коттедже, где жил руководитель испытаний маршал Неделин, главнокомандующий ракетными войсками СССР. Неделин предложил первый тост произнести мне. Я сказал, что я предлагаю выпить за то, чтобы наши изделия так же удачно взрывались над полигонами и никогда не взрывались над городами. Он усмехнулся и произнес ответный тост в виде притчи. Притча была такая, не совсем приличная. Старуха лежит на печи, старик молится. Она его ждет. Старик молится: „Господи, укрепи и направь!“ А старуха подает реплику с печи: „Молись только об укреплении – направить я как-нибудь и сама сумею“.
Вот такая притча, которая меня задела…»
В 1958 году Тамм и Сахаров подвели итог некоторых своих теоретических исследований в сборнике «Теория магнитного термоядерного реактора».
С этой поры Сахарова все больше и больше занимали вопросы мирного использования ядерной энергии. В 1961 году, например, он предложил нагревать плазму лучом лазера. Одновременно Сахаров все чаще начинает выступать против испытаний ядерного оружия. Особенно он возражает против взрывов большой мощности, практически бесполезных с научно-технической точки зрения. На этой почве у него начались острые конфликты с министром среднего машиностроения (атомной промышленности) Е. П. Славским, с другими руководителями, а затем и с самим Хрущевым. В 1961 году во время банкета, на котором присутствовал Хрущев, Сахаров передал ему записку. В этой записке он призывал Советское правительство не возобновлять ядерные испытания после объявленного трехлетнего моратория. Хрущев взорвался: «От техники Сахаров переходит к политике. Тут он лезет не в свое дело. Предоставьте нам, волей-неволей специалистам в этом деле, делать политику».
Все же в марте 1962 года непослушный ученый получил третью звезду Героя Социалистического труда.
В июне 1964 года предстояли очередные выборы в Академии наук СССР. Случившееся на выборах хорошо показывает характер Сахарова. Академик Лысенко выдвинул кандидатом в действительные члены Академии наук СССР одного из своих сторонников члена-корреспондента Нуждина, печально прославившегося в своей борьбе с морганистами-вейсманистами-менделистами.
Узнав о кандидате, Сахаров сказал следующее:
«Я очень кратко выступаю. Все мы признаем, все мы знаем, что научная репутация академика советской Академии наук должна быть безупречной. И вот, выступая по кандидатуре Нуждина, мы должны внимательно подойти к этому вопросу. В том документе, который нам выдан, есть такие слова: „Много внимания уделяет Н. И. Нуждин также вопросам борьбы с антимичуринскими извращениями в биологической науке, постоянно выступая с критикой различных идеалистических теорий в области учения наследственности и изменчивости. Его общефилософские труды, связанные с дальнейшим развитием материалистического учения И. В. Мичурина и других корифеев биологической науки, широко известны не только в нашей стране, но и за рубежом“. Дело научной совести каждого из тех академиков, которые будут голосовать, – как понимать, какое реальное содержание скрывается за этой борьбой с антимичуринскими извращениями, за дальнейшее развитие философских трудов других корифеев биологической науки и т. д. Я не буду читать эту выдержку второй раз. Что же касается меня, то я призываю всех присутствующих академиков проголосовать так, чтобы единственными бюллетенями, которые будут поданы за, были бюллетени тех лиц, которые вместе с Нуждиным, вместе с Лысенко несут ответственность за те позорные тяжелые страницы в развитии советской науки, которые в настоящее время кончаются».
Академик М. В. Келдыш, пытаясь навести порядок, возразил:
«Я думаю, не с этой точки зрения мы должны подходить к отбору и к выборам. Мне кажется, не было бы уместным, если бы мы здесь открыли какую-то дискуссию по вопросам развития биологии. И с этой точки зрения, я бы считал, что выступление академика Сахарова является нетактичным…» («Не нетактичным, – выкрикнул Лысенко с места, – а клеветническим! А Президиум…») «…Трофим Денисович, – продолжил Келдыш, – почему Президиум должен в чем-то оправдываться? Это выступление академика Сахарова, а не Президиума, оно не поддерживается, по крайней мере мною. Я не знаю, как Президиум, но думаю, что и Президиум не поддержит, потому что Президиум обсуждал то решение, которое было принято Центральным Комитетом и Советом Министров по биологии, и он будет вести работу в духе этого решения. Я думаю, что мы, если есть такое заявление Трофима Денисовича, можем обсудить этот инцидент, который произошел, но сейчас нет для этого времени. Я считаю, что нам нужно сейчас сосредоточиться на обсуждении кандидатур».
Авторитет академика Сахарова был весьма высок, его мнение стало решающим. Когда подсчитали бюллетени, то оказалось, что 126 академиков высказались против кандидатуры Нуждина и только 22 или 24 академика поддержали его кандидатуру. В действительные члены Академии СССР Нуждин не прошел. Это вызвало столь бурный гнев Хрущева, что президент Академии наук был вызван к Первому секретарю для объяснений, а с академика Сахарова потребовали объяснительную записку. Сахаров объяснительную написал, но в таком тоне, что еще больше разгневал главу государства. На одном из официальных приемов Хрущев заявил, что Академия наук СССР стала заниматься не наукой, а политикой, а значит, такая Академия советскому народу теперь не нужна! Хотя Микоян, член Политбюро КПСС напомнил, что Академия наук была создана еще Петром I, все равно по распоряжению Хрущева срочно была создана специальная Комиссия для изучения возможности преобразования Академии наук СССР в Комитет по науке. К счастью, Хрущев у власти оставался недолго и Академия наук СССР осталась Академией.
В последующие годы Сахаров работал над вопросами теплового излучения плазмы, кварковой структуры сильно взаимодействующих элементарных частиц, начальной стадии расширения Вселенной. Одновременно Сахаров все более втягивался в общественно-политическую деятельность – писал обращения в различные инстанции с предложениями демократизации общества, прекращения преследования людей за инакомыслие, сближения двух полярных миров (СССР и США) вместо борьбы между ними, разумной достаточности вооружения, гласности во всех общественных делах. Статья Сахарова «Размышления о прогрессе, мирном существовании и интеллектуальной свободе» (1968) вызвала очень широкий общественный резонанс и, соответственно, столь же мощное недовольство начальства – ученый был отстранен от секретной работы и уволен из института. Но помешать Сахарову это уже не могло. «Я чувствовал свою ответственность за проблему радиоактивного загрязнения от ядерных взрывов».
В мае 1969 года Сахаров вернулся в теоретический отдел Физического института. В этом же году его избрали иностранным членом американской Академии наук и искусств (Бостон). Кстати, Сахаров был членом национальной Академии наук США, Нью-Йоркской академии, Французской академии, Римской академии деи Линчеи, доктором наук Сиенского, Иерусалимского, Оксфордского и ряда других крупных университетов мира, почетным гражданином Флоренции и Турина.
В 1971 году Сахаров обратился к Генеральному секретарю КПСС Л. И. Брежневу с памятной запиской, в которой поставил вопросы, на его взгляд, требующие совершенно незамедлительного решения – о политических преследованиях, о гласности, о свободе информационного обмена и убеждений, о национальных и международных проблемах, наконец, о проблеме свободного выезда из СССР. Необходимо, писал Сахаров, «…вынести на всенародное обсуждение проект Закона о печати и средствам массовой информации… Принять решение о более свободной публикации статистических и социологических данных… Принять необходимые решения и законы о полном восстановлении прав выселенных при Сталине народов… Проявить мирную инициативу и объявить об отказе от применения первыми оружия массового уничтожения… Допустить на свою территорию инспекционные группы для эффективного контроля за разоружением… Изменить политическую позицию на Ближнем Востоке и во Вьетнаме, активно добиваясь через ООН и по дипломатическим каналам скорейшего мирного урегулирования на условиях компромисса…»
Подобные условия до того не ставило перед СССР, кажется, ни одно государство мира. Понятно, что послание Сахарова осталось без ответа.
В следующем году Сахаров написал послесловие к «Памятной записке».
Незамедлительно началась травля в газетах.
Первыми с осуждением Сахарова выступили коллеги-академики, потом писатели, композиторы, как водится, рабочие и колхозники. Но когда был поднят вопрос об исключении Сахарова из Академии наук СССР, против такого решения выступил академик П. Л. Капица. «Аналогичный позорный прецедент уже был, – резко сказал он на собрании. – В 1933 году фашисты исключили из Берлинской академии наук Альберта Эйнштейна».
В октябре 1973 года, несмотря на выставленную у дома милицейскую охрану, в квартиру Сахарова проникли некие люди, назвавшиеся членами палестинской террористической организации «Черный сентябрь». В течение полутора часов они угрожали убить Сахарова и членов его семьи, если он не откажется от своего заявления по поводу египетско-израильской войны.
Сахаров не отказался.
В 1975 году Нобелевский комитет присудил Сахарову премию Мира.
Самого Сахарова из страны не выпустили, в Стокгольм – получать премию – уехала его жена Е. Г. Боннэр. Она же зачитала Нобелевскую лекцию Сахарова, которая начиналась известными словами:
«Мир, прогресс, права человека – эти три цели неразрывно связаны, нельзя достигнуть какой-либо одной из них, пренебрегая другими».
В Нобелевской лекции Сахаров прямо говорил о вполне возможной гибели человечества в результате термоядерной войны, о повсеместном отравлении среды обитания, об истощении ресурсов, необходимых для жизни, о перенаселении, голоде, дегуманизации общества. Он подробно рассматривал проблему разоружения, напоминал о роли ООН в поддержании и сохранении мира, говорил о необходимости распространения разрядки на область идеологии и увеличения открытости общества.
Занимаясь правозащитной деятельностью, Сахаров не оставлял научной работы. В последние годы жизни его привлекала проблема возникновения Вселенной. Если модель возникновения и развития Вселенной, предложенная Фридманом, имела смысл лишь для значений времени, больших нуля, то в космологической модели, выдвинутой Сахаровым, можно было определить физические величины и для тех значений времени, что были меньше нуля. Сам нулевой момент времени, как и в гипотезе Фридмана, соответствовал Большому взрыву.
В 1979 началась война в Афганистане.
Сахаров незамедлительно отправил Брежневу письмо протеста.
Столь же незамедлительно последовали репрессии.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 января 1980 года Сахаров был лишен звания трижды Героя Социалистического труда и всех других наград. А через две недели он был выслан в город Горький.
Ссылка Сахарова продолжалась семь лет.
Протестуя против мер, применяемых к нему, в мае 1984 года Сахаров объявил голодовку. О том, как обращались с ученым в больнице, он сам написал письмо академику Александрову, тогдашнему президенту Академии наук СССР:
«…Меня опять валили на спину на кровать, привязывали руки и ноги. На нос надевали тугой зажим, так что дышать я мог только через рот. Когда же я открывал рот, чтобы вдохнуть воздух, в рот вливалась ложка питательной смеси или бульона с протертым мясом. Иногда рот открывали принудительно, рычагом, вставленным между деснами. Чтобы я не мог выплюнуть питательную смесь, рот мне зажимали, пока я ее не проглочу. Особая тяжесть этого способа кормления заключалась в том, что я все время находился в состоянии удушья, нехватки воздуха, что усугублялось плохим положением тела и головы».
20 июня 1983 года в американском журнале «Ньюсуик» было напечатано интервью с академиком Александровым. Президент Академии наук СССР, человек, которому Сахаров безусловно доверял, сказал следующее:
Корреспондент: Вы упомянули о желательности большего сотрудничества в области науки. Американские ученые говорят, что одним из препятствий к увеличению сотрудничества является преследование Андрея Сахарова, осуществляемое КГБ. Что вы можете об этом сказать?
Александров: Он занимался теми же вещами, что и Эдвард Теллер (разработка водородной бомбы). Я думаю, что если б вокруг Теллера наши люди организовали какую-нибудь систему постоянных контактов, американское правительство не отнеслось бы к этому с большой симпатией, так же, как и американские ученые. Вероятно, они попытались бы каким-то способом ликвидировать эту ситуацию. Я думаю, наше правительство действовало очень гуманно по отношению к Сахарову, поскольку Горький, где он живет, – красивый город, большой город, с большим числом академических институтов. Академики, которые живут там, не хотят никуда переезжать.
Корреспондент: Прошло пятнадцать лет с тех пор, как Сахаров перестал заниматься секретными исследованиями. Почему он не может покинуть Россию?
Александров: В этой области пятнадцать лет – не такой уж большой промежуток времени. Системы, в разработке которых он принимал участие, существуют и будут существовать. Если, не дай Бог, произойдет военное столкновение, американцы узнают, хороши или плохи эти системы.
Корреспондент: Почему он по-прежнему остается членом Академии, если, как говорит «Правда», вы считаете его пособником международного империализма?
Алеквсандров: Мы надеемся, что Сахаров одумается и изменит свое поведение. К сожалению, я думаю, что в последний период его жизни его поведение более всего обусловлено серьезным психическим сдвигом…
Именно так.
Ни больше, ни меньше.
А ведь Сахаров выступал против ядерного самоубийства.
Он сделал достоянием гласности бедственное положение многих и многих людей, преследуемых за веру и притесняемых по национальным признакам. Он призвал Советское правительство предоставить своим гражданам те свободы, что гарантировались советской Конституцией, но никогда при этом не соблюдались на деле. Он способствовал созданию специального Комитета по правам человека. При этом Сахаров остался крупным ученым, лучше других понимающим, чем может окончиться ядерная контрфронтация двух супердержав. Он старался до каждого жителя планеты донести ужасающую картину того, к чему может привести ядерная война.
«Сплошные лесные пожары могут уничтожить большую часть лесов на планете, – писал Сахаров в открытом письме доктору Сиднею Дреллу, в открытой печати вышедшем под названием „Опасность термоядерной войны“. – Дым при этом нарушит прозрачность атмосферы. На Земле наступит длящаяся много недель зима, а потом – недостаток кислорода в атмосфере. В результате, один этот фактор, если он реален, может погубить жизнь на планете. В менее выраженной форме этот фактор приведет к важным экологическим, экономическим и психологическим последствиям…
Высотные ядерные взрывы в космосе (в частности, термоядерные взрывы ракет ПРО и взрывы атакующих ракет с целью нарушения радиолокации), возможно, уничтожат или сильно разрушат озоновый слой, защищающий Землю от ультрафиолетового излучения Солнца. Оценки, относящиеся к этой опасности, весьма неопределенны – если верны максимальные оценки, то этого фактора тоже достаточно, чтобы уничтожить жизнь…
Несомненно нарушатся (целиком или частично) производство и доставка населению продуктов питания, водоснабжение и канализация, снабжение топливом и электроэнергией, снабжение медикаментами и одеждой – все это в масштабе целых континентов. Разрушится система здравоохранения, гигиенические условия жизни миллиардов людей вернутся к уровню средних веков, а может, и до много худших. Медицинская помощь сотням миллионов раненых, обожженных и облученных практически будет невозможной…
Голод и эпидемии в обстановке хаоса и разрухи могут унести много больше жизней, чем непосредственно ядерные взрывы. Нельзя также исключить, что наряду с «обычными» болезнями, которые неизбежно получат широкое распространение – гриппом, холерой, дизентерией, сыпным тифом, сибирской язвой, чумой и другими, – могут в результате радиационных мутаций вирусов и бактерий возникнуть совершенно новые болезни и особо опасные формы старых болезней, против которых люди и животные не будут иметь иммунитета…
Особенно трудно прогнозировать социальную устойчивость человечества в условиях всеобщего хаоса. Неизбежно появление многочисленных банд, которые будут убивать и терроризировать людей и вести борьбу между собой по законам уголовного мира: умри ты сегодня, а я завтра!..
Резюмируя, следует сказать, что всеобщая термоядерная война явится гибелью современной цивилизации, отбросит человечество на столетия назад, приведет к физической гибели сотен миллионов или миллиардов людей и, с некоторой долей вероятности, приведет к уничтожению человечества как биологического вида, возможно, даже к уничтожению жизни на Земле».
15 декабря 1986 года на квартире Сахарова в Горьком неожиданно установили телефон. Новый глава КПСС и Советского государства Михаил Горбачев предложил академику вернуться в Москву. Сахаров ответил, что он вернется только в том случае, если освободят других, подобных ему, узников совести.
Горбачев согласился.
Однако, возвращение Сахарова оказалось не столь уж простым.
Когда научные сотрудники Академии наук выдвинули ученого кандидатом в депутаты на Съезд, руководители Академии попросту вычеркнули его имя из списков. Только массовая демонстрация, проведенная в Москве 2 февраля 1989 года, заставила руководителей Академии согласиться с этим выдвижением Сахарова. В итоге, он был избран членом Президиума Академии наук СССР, народным депутатом и стал одним из сопредседателей межрегиональной депутатской группы, которая разработала свою программу вывода страны из кризиса, весьма отличавшуюся от правительственной.
Умер Сахаров 14 декабря 1989 года.
Вся жизнь его выражена в словах, которыми заканчивалась его Нобелевская лекция:
«В бесконечном пространстве должны существовать многие цивилизации, в том числе более разумные, более „удачные“, чем наша. Я защищаю также космологическую гипотезу, согласно которой космологическое развитие Вселенной повторяется в основных своих чертах бесконечное количество раз. При этом другие цивилизации, в том числе более „удачные“, должны существовать бесконечное число раз на „предыдущих“ и „последующих“ листах книги Вселенной. Но все это не должно умалить нашего священного стремления именно в этом мире, где мы, как вспышка во мраке, возникли на одно мгновение из черного небытия бессознательного существования материи, осуществить требование разума и создать жизнь, достойную нас самих и смутно угадываемой нами цели».