Страница:
Умолкнув, Петро чуть откинул голову. Веки закрылись и не моргали. Данович тронул меня за рукав.
- Видишь, как измотался, уснул. Анна Ивановна, - прошептал он дежурной сестре, - без меня никого не пускайте.
"7 марта. Не вернулся с задания Павел Колесник. Ночью летали на минные постановки. Погода была хорошая. Противник почти не стрелял. Казалось, все обойдется благополучно. Мы ожидали его всю ночь. Утром обзвонили аэродромы, опросили посты наблюдения. Нигде его нет, и никто ничего не видел.
Бедная Галочка сильно переживает. На ней нет лица. Но держится стойко, не плачет".
"23 марта. Не писал потому, что писать почти нечего. Погода не балует, и летаем только на минные постановки и бомбоудары в ближнем районе. На крейсерство прорываются лишь отдельные экипажи".
"26 марта. Погиб Аркадий Чернышов, не вернулся из крейсерского полета. Даже не верится, что я никогда его не увижу.
Проходчик московского метрополитена, он стал замечательным летчиком, верным сыном трудового народа, преданным бойцом коммунистической партии..."
"7 апреля. Сегодня Совинформбюро сообщило: "...В результате атаки самолетом-торпедоносцем потоплен транспорт противника водоизмещением двенадцать тысяч тонн. В Финском заливе потоплен тральщик противника водоизмещением пятьсот тонн".
Транспорт потопил экипаж Ивана Шаманова. Вместе со штурманом Михаилом Лориным он повторил ночную атаку Борзова. И опыт снова удался. Конвой противника был обнаружен на лунной дорожке. Снизившись до боевой высоты, Шаманов и Лорин хорошо видели огромный транспорт, а их самолет оставался невидимым для противника. Атака получилась внезапной и эффективной. Корабли охранения не сделали ни одного выстрела.
А вражеский тральщик уничтожен моим экипажем. Обнаружили его мы уже на рассвете. Исходную позицию для атаки заняли западнее цели, в наиболее темной стороне горизонта. Фашисты заметили нас лишь тогда, когда при ударе торпеды о воду всплеснулась белая пена. Беспорядочный огонь из пулеметов и автоматов их уже не спасал. Взрывом у тральщика оторвало корму, и он сразу же затонул".
"24 апреля. Несколько раз летали на разведку погоды с торпедой, но в Балтику не прорвались. Вчера нам рано дали отбой, и после ужина в помещении школы состоялся концерт полковой самодеятельности. К нему никто не готовился. Перед вечером в эскадрилью зашел майор Калашников и спросил: "Чем вы сегодня людей займете? Народ за последние дни отоспался. Многим безделье уже надоело. Может, концерт организуем? От эскадрильи по пять номеров. Погода такая, что ночью наверняка не поднимут. А мы выявим наши таланты..."
Уже около часа без устали рвет меха баяна начальник связи гвардии лейтенант Иванов. Конферансье, адъютант эскадрильи гвардии старший лейтенант Драпов, выискивает среди зрителей и вызывает на сцену солистов. Летчики, штурманы, техники, торпедисты, радисты и оружейники поют и танцуют, читают и декламируют, играют на струнных инструментах. Концерт проходит с подъемом. Довольны и публика, и артисты.
- А сейчас, - объявляет Константин Драпов, - перед вами выступит замечательный штурман, заслуженный мастер бомбо-торпедных ударов гвардии старший лейтенант Николай Афанасьев. На мотив песенки водовоза из кинокомедии "Волга-Волга" он исполнит собственную пародию под названием "Песенка торпедовоза".
Николай не заставляет себя уговаривать. Картинно раскланявшись, он долго откашливается и наконец начинает:
Над заливом я лечу, блям-блям,
Головой своей верчу, блям-блям,
И вдруг вижу, ой-ой-ой!
Плывут фашисты, как домой.
Подлетел поближе к ним, блям-блям,
В борт торпедой - вижу дым, блям-блям.
Фрицы тонут, ай да ну!
Коль к нам пришли, давай ко дну!..
Провожаемый громом аплодисментов, Николай покидает сцену. Подождав, пока успокоится публика, Костя взглядом находит меня и неожиданно приглашает на сцену. От растерянности немею, а в голове пугливая мысль: "С чем выступить? О Ленинграде писал для себя. "Торпедоносцы" еще сыроваты, не совсем доработаны. Однако для нашей аудитории эти стихи будут самыми близкими..."
Стрелою взмыв в заоблачный простор,
Летит вперед крылатая машина.
Под ней плывут луга, леса, равнины,
Мелькает гладь заливов и озер.
В ее кабинах трое смельчаков,
Подобно витязям из славной русской были,
Они не раз врывались в стан врагов
И далеко от наших берегов
Фашистов в водах Балтики топили.
На крыльях звезды алые горят.
Под фюзеляжем длинная торпеда.
В сердцах пилотов месть за Ленинград.
И нет теперь для них пути назад.
Ведь только впереди их ждет победа.
В зале молчание. Летчики, штурманы, техники словно бы затаились. А у меня появилась уверенность. В горле исчезла неприятная сухость...
Конца и края нет поверхности морской.
Минуты поиска здесь кажутся часами.
Но вот пред воспаленными глазами
На горизонте вражеский конвой...
Перед глазами темнеющие корпуса транспортов, секунды полета у самой воды, томительные минуты сближения...
И грянул бой!.. Задергались стволы,
Огонь и сталь лавиной изрыгая,
Хвостами трасс все небо заполняя,
То в битву ринулись балтийские орлы.
Рука не дрогнет! Глаз не подведет!
И сердце не забьется от испуга...
Так бьют врагов три витязя, три друга.
Их самолет стрелой летит вперед.
Неловко кивнув головой, ухожу за кулисы. Спуститься со сцены в зал не могу. Нужно, пожалуй, чуть-чуть переждать.
- А сейчас, - кричит Костя Драпов, - выступает молодой балтийский пилот гвардии лейтенант Вадим Евграфов! Под аккомпанемент Анатолия Иванова он исполнит матросское "Яблочко".
...Концерт длится долго. Все от души веселятся. Такого удовольствия мы давно не испытывали. Да, сколько у нас способной молодежи!..
"28 апреля. Погода налаживается, дает нам возможность привлекать к крейсерским полетам молодых пилотов и штурманов. О наших победах все чаще и чаще сообщается в печати. Сегодня мы с радостью прочитали очередное короткое сообщение о потоплении в Финском заливе танкера и тральщика противника.
Танкер торпедировал экипаж Михаила Шишкова. Вместе со штурманом лейтенантом Бабановым Михаил уже несколько раз летал на охоту в Финский залив, но пока безуспешно. То они ничего не найдут, то торпеда пройдет мимо цели. Наконец молодой экипаж добился успеха. Пронесшись бреющим над посадочной полосой, Шишков сделал горку и возвестил о победе салютом из пушек и пулеметов. Шесть длинных оглушительных очередей. По одной на каждую тысячу тонн потопленного тоннажа. Хоть победа досталась им не легко, Шишков и Бабанов вышли из самолета довольными. Подумаешь, свыше сотни пробоин. Технический экипаж во главе с лейтенантом технической службы Пичугиным их моментально заделает. Зато фашистские танки, машины и самоходные пушки будут на фронте стоять без горючего.
С тральщиком расправился старший лейтенант Гепттнер. Он атаковал его сразу за Гогландом и потопил. Корабль не сделал ни единого выстрела".
"6 мая. Коротко еще об одном сообщении.
"5 мая наш самолет-торпедоносец обнаружил в Финском заливе вражеский транспорт. Летчик лейтенант Кливцов и штурман лейтенант Герахин торпедой потопили транспорт противника водоизмещением три тысячи тонн".
Это сообщение Совинформбюро мы написали красивыми буквами на большом листе ватмана, обвели траурной рамкой и поместили в столовой. Экипаж гвардии лейтенанта Кливцова не вернулся с задания. При перелете линии фронта его сбили зенитки..."
"21 мая. Сегодня впервые летали в ночное крейсерство. Задание выполнено успешно..."
Такие задания гвардии подполковник Борзов доверяет наиболее подготовленным экипажам. Ночь была ясная, звездная. На исходе второго часа полета в устье Финского залива обнаружили транспорт противника в охранении двух сторожевых кораблей. Маневром в темную часть горизонта заняли позицию, удобную для атаки. Перед нами скособоченный диск луны. От него по воде в направлении самолета тянется светлая полоса, которую мы называем лунной дорожкой. На ее поверхности огромный транспорт кажется темной бесформенной глыбой. Осторожно снижаемся до боевой высоты и атакуем противника, удерживая его на светящейся полосе. Мы в темноте, и фашисты пока нас не видят. Сближаемся быстро. Волны под самолетом искрятся пурпурными блестками. Дистанция - шестьсот метров. Упреждение - треть длины судна. Палец давит на кнопку.
- Торпеда пошла! - кричит Иванов.
...Отсыпались весь день. Разбудил нас дневальный уже перед ужином. Побрившись, почистившись, заходим в столовую. Боевые друзья вручают здоровенное блюдо с растянувшимся во всю длину поросенком. Улыбаясь, майор Калашников просит прослушать вечернюю сводку. Все замолкают. "От Советского информбюро..." - доносится из репродуктора знакомый голос Левитана. В течение трех долгих лет мы слушаем каждое его сообщение и, затаив дыхание, стараемся уловить каждый штрих, каждую новую нотку. Сегодня его голос ровный, спокойный. В нем нет той тревоги и скорби, как в сорок первом и сорок втором. Звоном металла он возвещает о наших победах. Вот диктор заговорил и о нас: "В ночь на двадцать первое мая самолет-торпедоносец Краснознаменного Балтийского флота атаковал и потопил в Финском заливе транспорт противника водоизмещением шесть тысяч тонн".
Поднимаем бокалы. Под руками повара Яши ножик с хрустом врезается в нежную кожицу обжаренного поросенка.
- С победой, дорогие друзья! - поздравляет Борзов. - За нашу Советскую Родину!
"25 мая. На рассвете вернулись с задания и взвились в небо с победным салютом сразу два самолета. Тремя громовыми очередями возвещал о потоплении транспорта Михаил Шишков, четырьмя - Вадим Евграфов.
На самолете Шишкова снова масса пробоин. Серьезно ранен штурман Бабанов. Но боевые друзья держатся стойко. Рана наверняка заживет. Самолет восстановят. А фашисты уже не всплывут со дна Балтики.
Начальник штаба полка майор Люкшин доложил подполковнику Борзову, что боевой счет полка доведен до девяноста девяти потопленных и поврежденных транспортов и кораблей противника.
- Добро! - ответил Борзов, потирая ладони. - Завтра организуем охоту за юбилейным. Эскадрильям поставить боевую задачу".
За сотым
Белая ленинградская ночь. Сотрясая воздух громоподобным гулом, в небо взлетают "бостоны" Евграфова, Гептнера, Пучкова, Тарасова, Большакова, Шишкова, Смолькова... Тяжело отрываясь от полосы, машины одна за другой скрываются за сереющим горизонтом.
Подходит и наша очередь. Перегруженный самолет, неуклюже покачиваясь, медленно катится к полосе. Он подготовлен к дальнему крейсерству. Баки по пробки залиты бензином. Под фюзеляжем торпеда. В патронных ящиках полный боекомплект. И дополнительный человек в экипаже.
Машину нам дали новую, с передней кабиной для штурмана. Теперь мой навигатор Николай Иванов снова сидит впереди, на законном штурманском месте. А сзади, в хвосте, рядом со старшиной Скляренко, у нижнего пулемета, расположился воздушный стрелок младший сержант Лепехин.
Отруливаю в самый конец полосы. Точно по курсу взлета сверкающей тонкой иглой в небо вонзается луч прожектора. На затемненном аэродроме только этот ориентир поможет нам выдержать направление.
На тормозах прожигаю моторы и даю полный газ. Вздрогнув, машина будто бы нехотя начинает разбег. Стрелка прибора скорости, стронувшись с места, медленно убыстряет движение. Поднимаю переднее колесо. Самолет отрывается и зависает во тьме. Под нами чернеют макушки леса. Установив обороты моторам, перевожу машину в горизонтальный полет. Над сушей мы будем лететь только бреющим.
В полете находимся час. Мелькают под крыльями поля, перелески, овраги Эстонии. Быстро проносятся деревушки и хутора. Нигде ни единого огонька. Фронт уже рядом. Снова война подкатилась к эстонским границам, укутала землю траурным покрывалом, дохнула зловещим смертельным холодом. Мысленно представляю, как там, внизу, днем и ночью кричат офицеры, надрываются полицаи, подгоняют военнопленных, солдат, мобилизованное население. Там роют окопы, эскарпы и рвы, блиндажи и землянки, бетонируют доты, готовят "непреодолимые" рубежи обороны. Но дни врага сочтены. Уже грохочут орудия под Нарвой и Псковом, рвутся в смертельную схватку с фашистами эстонские полки и дивизии. В боях за свободу родной земли их не удержат никакие преграды.
...Под самолетом колышутся темные волны. Третий час на исходе. Хочется встряхнуть онемевшее от однообразного положения тело. От напряжения слезятся глаза. Пуст горизонт. Море будто вымерло.
- Не везет нам сегодня, - устало говорит Иванов. - Придется домой возвращаться с торпедой. Скляренко! - кричит он сердито. - Посмотри хорошенько! У тебя глава, как у рыси. Неужели мы ничего не найдем?
- Кажется, я уже в филина превратился, даже моргать перестал, - хрипло смеется Скляренко. - По-моему, левее, на зорьке, виднеются дымки у самой воды. Но в глазах мельтешит. Боюсь ошибиться.
Довернули к востоку. Впереди полыхает кумачовое зарево. От блеска воды в глазах действительно мельтешит. Однако на горизонте, над розовым с золотыми прожилками фоном воды, поднимаются дымные струйки.
- Конвой... В самом деле конвой! - Голос у Иванова с шепота переходит на выкрик. - Сереженька! Там же сотый дымит. Гляделочки твои золотые. Понимаешь ты это?!
На горизонте четыре транспорта. Самый крупный - третий от головного. Водоизмещение не меньше пяти тысяч тонн. Перед ним, чуть правее, фашистский сторожевик. Других кораблей охранения пока не видим. Возможно, они замаскированы сизой предутренней дымкой.
- Ударим по третьему, - говорит Иванов рассудительно. - Только ты поспокойней, не торопись. Это же юбилейный утопленник будет.
...Цель приближается. Сторожевик остается правее, метрах в трехстах. У него под кормой вскипает белая пена. В небо взлетает ракета. Повиснув на парашюте, она освещает нас белым мерцающим светом. Дистанция полтора километра. На корме сторожевика сверкнули огни пушечных выстрелов. Трассы снарядов огненно-красного цвета роем проносятся впереди, исчезают в темнеющих волнах. От палубы транспорта нам навстречу летят разноцветные искорки. Рывком поднимаю машину метров на двадцать. Веер сверкающих пуль пролетает под самолетом. Дистанция - восемьсот. Небольшой доворот. Трассы мелькают справа и слева. Нажимаю гашетку и нажимом ноги на педаль провожу нос машины над палубой судна. Треск пулеметов вплетается в гул моторов. Над транспортом вихрем проносятся белые трассы.
Толчком штурвала прижимаю машину к воде. Высота тридцать метров. Нос транспорта проецируется чуть левее обреза кабины. Горизонтальный полет. Дистанция пятьсот метров...
- Бросил! - кричит Иванов.
- Торпеда пошла! - словно эхо вторит Скляренко.
Палуба судна проносится слева. Скляренко с Лепехиным бьют по транспорту из пулеметов. Энергично ввожу самолет в разворот.
- Взрыв! - в один голос кричат стрелки.
Сзади, левее, наблюдаю столб дыма и пара. Маневром на юго-запад увожу самолет в темноту, ухожу от конвоя. Перед глазами опять только волны. Проверяю остаток бензина. Течи горючего нет. Моторы работают ровно. Можно снова вернуться к конвою.
На светлой черте горизонта опять виднеются транспорты. Они продолжают идти своим курсом. Только их уже три. Там, где под волнами скрылся четвертый, на малом ходу циркулирует сторожевик.
- Амба! - прищелкивает языком Иванов. - Сережа! Дай радио: "Сотый прикончили. Возвращаюсь. Серьезных повреждений не имею".
* * *
На КП у разостланной карты оживленно толпятся прилетевшие летчики, штурманы, работники штаба полка и дивизии.
- Опоздала усатая гвардия, - смеется подполковник Борзов, пожимая нам руки. - Опередили вас желторотые птенчики. Полюбуйтесь на этих юношей, кивает он на Вадима Евграфова и его штурмана Виктора Бударагина. - Не постеснялись опередить "стариков". На сорок минут раньше вас с фашистом расправились. Но вы потопили сто первый.
- Счет второй сотни открыли, - добавляет Виктор Михайлович Калашников. - И продолжатели есть. На подходе экипажи Смолькова и Гептнера. По времени нанесения ударов Смольков потопил сто второго, а Гептнер - сто третьего...
"28 мая. Сегодня полку вручили орден Красного Знамени..."
Поистине знаменательный день. Ровно в шестнадцать ноль-ноль полк замер в строю по команде "Смирно". На его правом фланге ветер колышет гвардейское Знамя. К дощатой трибуне подходят командующий Краснознаменным Балтийским флотом адмирал Трибуц, командующий Военно-Воздушными Силами флота генерал-лейтенант авиации Самохин, командир нашей дивизии полковник Суханов. Сопровождает их гвардии подполковник Борзов.
Под звуки марша Знамя проносят к трибуне. Командующий флотом становится на помост.
- Товарищи гвардейцы! Я прибыл к вам, чтобы лично поздравить полк с новой большой победой - успешным завершением первой и началом уничтожения второй сотни вражеских кораблей и судов; чтобы от имени Президиума Верховного Совета СССР вручить вашему славному полку награду за доблесть и мужество, за отвагу и стойкость в боях - орден Красного Знамени. Военный совет Краснознаменного Балтийского флота твердо уверен, что первый гвардейский Краснознаменный минно-торпедный авиационный полк, воодушевленный этой высокой наградой Родины, еще выше поднимет свое гвардейское Знамя, еще сильнее будет громить фашистских захватчиков до нашей полной победы...
Знаменосец полка майор Никита Дмитриевич Котов передает полковую святыню командиру полка. Подполковник Борзов становится перед командующим флотом, и адмирал Трибуц прикрепляет к полотнищу боевую награду. На ветру алый бархат трепещет, в ярком солнечном свете колышется огненными всплесками, зовет нас на новые подвиги...
"29 мая. Перед строем полка подполковник Борзов зачитал телеграмму:
"Трибуцу, Самохину, Борзову.
Поздравляю вас и ваши доблестные экипажи Преснякова, Евграфова с блестящими результатами их ударов по транспортам противника на Балтике. Желаю гвардейцам-летчикам дальнейших боевых успехов.
Народный комиссар Военно-Морского Флота адмирал Н. Кузнецов".
"31 мая. Всем коллективом поздравили капитана Петра Стрелецкого и его штурмана старшего лейтенанта Николая Афанасьева с присвоением звания Героя Советского Союза.
Петро поправляется. Уже начал ходить, но сильно хромает. Несгибаемый человек. Нога волочится, а он чуть не пляшет и уверен, что будет летать. Думаю, своего он добьется".
"2 июня. Линия фронта снова стабилизировалась. От побережья Финского залива она проходит по реке Нарва, затей по берегу Чудского озера до Пскова. Штурмовые и истребительные авиационные дивизии уже давно перекочевали следом за фронтом на аэродромы, покинутые в сорок первом году. Наконец наступила и наша очередь. Вчера мы тоже перебазировались на новый аэродром (шестьдесят километров западнее Ленинграда). Такой маневр приблизил нас к морским коммуникациям противника почти на сто километров и облегчил организацию взаимодействия с другими частями ВВС.
Ранее знакомый нам аэродром теперь стал почти неузнаваем. Если летное поле содержалось фашистами в относительном порядке, то в двухэтажных бревенчатых домиках гарнизона царили хаос и запустение. Вражеские офицеры, привыкшие кичиться своей аккуратностью, довели их до отвратительного состояния. Грязные, захарканные полы. Со стен свисают обрывки обоев. Над кроватями приклеены и пришпилены непристойные фотографии и открытки. По углам громоздятся бутылки от шнапса и горы окурков.
Целые сутки, засучив рукава, мы выгребали весь этот мусор, превращали "тевтонские пещеры" в жилье для цивилизованного человека. Пол и стены удалось кое-как отскоблить, а специфический запах спертого вонючего воздуха пока не выветривается".
"7 июня. Новое место базирования оказалось удачным. Сразу же последовало сообщение: "Авиацией КБФ в ночь на 5 июня потоплены в Балтийском море три немецких транспорта общим водоизмещением одиннадцать тысяч тонн".
Виктор Михайлович Калашников при встрече смеется: - Такими темпами мы за месяц перетопим всех фашистов. Скоро Левитану и говорить будет не о чем, а мы без работы останемся".
"20 июня. Летаем с рассвета до темноты. Противник усиленно перебрасывает войска и технику к нарвскому рубежу обороны. В Балтийском море, особенно в Финском и в Рижском заливах, конвои идут почти непрерывно. Теперь мы наносим удары днем только парами и звеньями торпедоносцев, под прикрытием истребителей 21-го авиаполка. За последние несколько дней транспорты потопили экипажи Тарасова, Шишкова, Евграфова, Смолькова, Девяткина, Турбина".
"3 июля. Напряжение все более увеличивается. Спать приходится лишь урывками, в перерывах между полетами. Днем наносим удары звеньями под прикрытием истребителей, а ночью летаем на крейсерство в Рижский залив и центральную часть Балтийского моря.
При выполнении дневных торпедных атак с одного направления капитаны вражеских судов начали маневром уклоняться от попадания торпед, разворачивая транспорт носом или кормой на атакующие самолеты. Пришлось отработать маневр для боевого расхождения и выполнения атак с двух бортов и нескольких направлений. При условии одновременного выхода самолетов на позиции сбрасывания маневрирующее судно обязательно поражается одним из торпедоносцев".
"14 июля. Центральное радио все чаще передает сообщения об успешных ударах наших торпедоносцев. Сегодня оно опять возвестило: "Летчики Краснознаменного Балтийского флота потопили в Балтийском море два немецких транспорта. Один транспорт водоизмещением восемь тысяч тонн торпедирован и пущен ко дну летчиком лейтенантом Шишковым и штурманом лейтенантом Барановым. Другой транспорт противника водоизмещением шесть тысяч тонн потопили летчик младший лейтенант Девяткин и штурман лейтенант Базаров".
После этого сообщения ребята ходят довольные, да и всем остальным послушать приятно. Значит, ценят наш ратный труд. Не забывают балтийских торпедоносцев".
"18 июля. Наконец-то по радио передано персональное сообщение и о нашем экипаже: "Экипаж самолета-торпедоносца Краснознаменного Балтийского флота в составе летчика капитана Преснякова и штурмана старшего лейтенанта Иванова атаковал и потопил в Балтийском море транспорт противника".
Боевые друзья от души поздравляют нас с этой победой, а также "с приобретением всемирной известности". Мы, конечно, отшучиваемся, дескать, подумаешь, еще одного утопили. Нам это запросто... Однако приятно, когда твое имя звучит в эфире и напечатано в оперативной сводке во всех газетах Советского Союза".
"23 июля. Сегодня нам объявили Указ о присвоении звания Героя Советского Союза..."
Все три эскадрильи и службы полка построены около боевых самолетов. Шелестит на ветру гвардейское Знамя. Перед строем командир 8-й минно-торпедной авиационной дивизии полковник Суханов.
- Довожу до вас телеграмму Военного совета Краснознаменного Балтийского флота, - медленно выговаривает он, чеканя слова. - "Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 июля 1944 года за геройские подвиги, проявленные при выполнении боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками, присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали Золотая Звезда летчикам первого гвардейского минно-торпедного авиационного полка гвардии капитану Бажанову Григорию Сергеевичу, гвардии подполковнику Борзову Ивану Ивановичу, гвардии старшему лейтенанту Иванову Николаю Дмитриевичу, гвардии майору Котову Никите Дмитриевичу, гвардии капитану Кошелеву Петру Львовичу, гвардии капитану Преснякову Александру Васильевичу, гвардии капитану Чванову Виктору Тимофеевичу. Военный совет горячо поздравляет балтийских героев и желает им новых побед в боях за честь, свободу и независимость нашей Родины. Трибуц, Смирнов, Самохин, Петров".
Мы стоим перед строем полка. Мельком гляжу на товарищей. Глаза у них горят, губы чуть-чуть подрагивают. Справа теснит меня локтем Петр Кошелев, слева сжимает ладонь Иванов.
"30 июля. Прощай, Ленинград! Прощай, героический город, в котором дам стали родными каждая улица, каждый дом, каждый камень. Два с лишним года сражался ты насмерть в борьбе с фашизмом. Девятьсот долгих дней и ночей ты вселял в нас смелость и мужество, окрылял невиданной стойкостью, придавал нам энергию, восстанавливал силы.
Повержен коварный и злобный враг. Закончилась великая битва. У твоих неприступных стен противник оставил тысячи трупов своих молодчиков. И мы улетаем на запад, вдогонку за недобитыми полчищами, чтобы через Литву и Восточную Пруссию прорываться в Балтийское море и топить в нем фашистов..."
"2 августа. Снова перебазировались. Аэродром забит самолетами. Десятки армейских истребителей и штурмовиков замаскированы в легких наземных укрытиях по границам летного поля.
Мы прилетели двумя полками. Для прикрытия при нанесении дневных торпедных ударов с нами прибыл 21-й истребительный авиаполк. Кроме того, сюда же перелетело звено 15-го разведывательного авиаполка. Оно будет давать нам данные о движении вражеских судов и конвоев.
- Видишь, как измотался, уснул. Анна Ивановна, - прошептал он дежурной сестре, - без меня никого не пускайте.
"7 марта. Не вернулся с задания Павел Колесник. Ночью летали на минные постановки. Погода была хорошая. Противник почти не стрелял. Казалось, все обойдется благополучно. Мы ожидали его всю ночь. Утром обзвонили аэродромы, опросили посты наблюдения. Нигде его нет, и никто ничего не видел.
Бедная Галочка сильно переживает. На ней нет лица. Но держится стойко, не плачет".
"23 марта. Не писал потому, что писать почти нечего. Погода не балует, и летаем только на минные постановки и бомбоудары в ближнем районе. На крейсерство прорываются лишь отдельные экипажи".
"26 марта. Погиб Аркадий Чернышов, не вернулся из крейсерского полета. Даже не верится, что я никогда его не увижу.
Проходчик московского метрополитена, он стал замечательным летчиком, верным сыном трудового народа, преданным бойцом коммунистической партии..."
"7 апреля. Сегодня Совинформбюро сообщило: "...В результате атаки самолетом-торпедоносцем потоплен транспорт противника водоизмещением двенадцать тысяч тонн. В Финском заливе потоплен тральщик противника водоизмещением пятьсот тонн".
Транспорт потопил экипаж Ивана Шаманова. Вместе со штурманом Михаилом Лориным он повторил ночную атаку Борзова. И опыт снова удался. Конвой противника был обнаружен на лунной дорожке. Снизившись до боевой высоты, Шаманов и Лорин хорошо видели огромный транспорт, а их самолет оставался невидимым для противника. Атака получилась внезапной и эффективной. Корабли охранения не сделали ни одного выстрела.
А вражеский тральщик уничтожен моим экипажем. Обнаружили его мы уже на рассвете. Исходную позицию для атаки заняли западнее цели, в наиболее темной стороне горизонта. Фашисты заметили нас лишь тогда, когда при ударе торпеды о воду всплеснулась белая пена. Беспорядочный огонь из пулеметов и автоматов их уже не спасал. Взрывом у тральщика оторвало корму, и он сразу же затонул".
"24 апреля. Несколько раз летали на разведку погоды с торпедой, но в Балтику не прорвались. Вчера нам рано дали отбой, и после ужина в помещении школы состоялся концерт полковой самодеятельности. К нему никто не готовился. Перед вечером в эскадрилью зашел майор Калашников и спросил: "Чем вы сегодня людей займете? Народ за последние дни отоспался. Многим безделье уже надоело. Может, концерт организуем? От эскадрильи по пять номеров. Погода такая, что ночью наверняка не поднимут. А мы выявим наши таланты..."
Уже около часа без устали рвет меха баяна начальник связи гвардии лейтенант Иванов. Конферансье, адъютант эскадрильи гвардии старший лейтенант Драпов, выискивает среди зрителей и вызывает на сцену солистов. Летчики, штурманы, техники, торпедисты, радисты и оружейники поют и танцуют, читают и декламируют, играют на струнных инструментах. Концерт проходит с подъемом. Довольны и публика, и артисты.
- А сейчас, - объявляет Константин Драпов, - перед вами выступит замечательный штурман, заслуженный мастер бомбо-торпедных ударов гвардии старший лейтенант Николай Афанасьев. На мотив песенки водовоза из кинокомедии "Волга-Волга" он исполнит собственную пародию под названием "Песенка торпедовоза".
Николай не заставляет себя уговаривать. Картинно раскланявшись, он долго откашливается и наконец начинает:
Над заливом я лечу, блям-блям,
Головой своей верчу, блям-блям,
И вдруг вижу, ой-ой-ой!
Плывут фашисты, как домой.
Подлетел поближе к ним, блям-блям,
В борт торпедой - вижу дым, блям-блям.
Фрицы тонут, ай да ну!
Коль к нам пришли, давай ко дну!..
Провожаемый громом аплодисментов, Николай покидает сцену. Подождав, пока успокоится публика, Костя взглядом находит меня и неожиданно приглашает на сцену. От растерянности немею, а в голове пугливая мысль: "С чем выступить? О Ленинграде писал для себя. "Торпедоносцы" еще сыроваты, не совсем доработаны. Однако для нашей аудитории эти стихи будут самыми близкими..."
Стрелою взмыв в заоблачный простор,
Летит вперед крылатая машина.
Под ней плывут луга, леса, равнины,
Мелькает гладь заливов и озер.
В ее кабинах трое смельчаков,
Подобно витязям из славной русской были,
Они не раз врывались в стан врагов
И далеко от наших берегов
Фашистов в водах Балтики топили.
На крыльях звезды алые горят.
Под фюзеляжем длинная торпеда.
В сердцах пилотов месть за Ленинград.
И нет теперь для них пути назад.
Ведь только впереди их ждет победа.
В зале молчание. Летчики, штурманы, техники словно бы затаились. А у меня появилась уверенность. В горле исчезла неприятная сухость...
Конца и края нет поверхности морской.
Минуты поиска здесь кажутся часами.
Но вот пред воспаленными глазами
На горизонте вражеский конвой...
Перед глазами темнеющие корпуса транспортов, секунды полета у самой воды, томительные минуты сближения...
И грянул бой!.. Задергались стволы,
Огонь и сталь лавиной изрыгая,
Хвостами трасс все небо заполняя,
То в битву ринулись балтийские орлы.
Рука не дрогнет! Глаз не подведет!
И сердце не забьется от испуга...
Так бьют врагов три витязя, три друга.
Их самолет стрелой летит вперед.
Неловко кивнув головой, ухожу за кулисы. Спуститься со сцены в зал не могу. Нужно, пожалуй, чуть-чуть переждать.
- А сейчас, - кричит Костя Драпов, - выступает молодой балтийский пилот гвардии лейтенант Вадим Евграфов! Под аккомпанемент Анатолия Иванова он исполнит матросское "Яблочко".
...Концерт длится долго. Все от души веселятся. Такого удовольствия мы давно не испытывали. Да, сколько у нас способной молодежи!..
"28 апреля. Погода налаживается, дает нам возможность привлекать к крейсерским полетам молодых пилотов и штурманов. О наших победах все чаще и чаще сообщается в печати. Сегодня мы с радостью прочитали очередное короткое сообщение о потоплении в Финском заливе танкера и тральщика противника.
Танкер торпедировал экипаж Михаила Шишкова. Вместе со штурманом лейтенантом Бабановым Михаил уже несколько раз летал на охоту в Финский залив, но пока безуспешно. То они ничего не найдут, то торпеда пройдет мимо цели. Наконец молодой экипаж добился успеха. Пронесшись бреющим над посадочной полосой, Шишков сделал горку и возвестил о победе салютом из пушек и пулеметов. Шесть длинных оглушительных очередей. По одной на каждую тысячу тонн потопленного тоннажа. Хоть победа досталась им не легко, Шишков и Бабанов вышли из самолета довольными. Подумаешь, свыше сотни пробоин. Технический экипаж во главе с лейтенантом технической службы Пичугиным их моментально заделает. Зато фашистские танки, машины и самоходные пушки будут на фронте стоять без горючего.
С тральщиком расправился старший лейтенант Гепттнер. Он атаковал его сразу за Гогландом и потопил. Корабль не сделал ни единого выстрела".
"6 мая. Коротко еще об одном сообщении.
"5 мая наш самолет-торпедоносец обнаружил в Финском заливе вражеский транспорт. Летчик лейтенант Кливцов и штурман лейтенант Герахин торпедой потопили транспорт противника водоизмещением три тысячи тонн".
Это сообщение Совинформбюро мы написали красивыми буквами на большом листе ватмана, обвели траурной рамкой и поместили в столовой. Экипаж гвардии лейтенанта Кливцова не вернулся с задания. При перелете линии фронта его сбили зенитки..."
"21 мая. Сегодня впервые летали в ночное крейсерство. Задание выполнено успешно..."
Такие задания гвардии подполковник Борзов доверяет наиболее подготовленным экипажам. Ночь была ясная, звездная. На исходе второго часа полета в устье Финского залива обнаружили транспорт противника в охранении двух сторожевых кораблей. Маневром в темную часть горизонта заняли позицию, удобную для атаки. Перед нами скособоченный диск луны. От него по воде в направлении самолета тянется светлая полоса, которую мы называем лунной дорожкой. На ее поверхности огромный транспорт кажется темной бесформенной глыбой. Осторожно снижаемся до боевой высоты и атакуем противника, удерживая его на светящейся полосе. Мы в темноте, и фашисты пока нас не видят. Сближаемся быстро. Волны под самолетом искрятся пурпурными блестками. Дистанция - шестьсот метров. Упреждение - треть длины судна. Палец давит на кнопку.
- Торпеда пошла! - кричит Иванов.
...Отсыпались весь день. Разбудил нас дневальный уже перед ужином. Побрившись, почистившись, заходим в столовую. Боевые друзья вручают здоровенное блюдо с растянувшимся во всю длину поросенком. Улыбаясь, майор Калашников просит прослушать вечернюю сводку. Все замолкают. "От Советского информбюро..." - доносится из репродуктора знакомый голос Левитана. В течение трех долгих лет мы слушаем каждое его сообщение и, затаив дыхание, стараемся уловить каждый штрих, каждую новую нотку. Сегодня его голос ровный, спокойный. В нем нет той тревоги и скорби, как в сорок первом и сорок втором. Звоном металла он возвещает о наших победах. Вот диктор заговорил и о нас: "В ночь на двадцать первое мая самолет-торпедоносец Краснознаменного Балтийского флота атаковал и потопил в Финском заливе транспорт противника водоизмещением шесть тысяч тонн".
Поднимаем бокалы. Под руками повара Яши ножик с хрустом врезается в нежную кожицу обжаренного поросенка.
- С победой, дорогие друзья! - поздравляет Борзов. - За нашу Советскую Родину!
"25 мая. На рассвете вернулись с задания и взвились в небо с победным салютом сразу два самолета. Тремя громовыми очередями возвещал о потоплении транспорта Михаил Шишков, четырьмя - Вадим Евграфов.
На самолете Шишкова снова масса пробоин. Серьезно ранен штурман Бабанов. Но боевые друзья держатся стойко. Рана наверняка заживет. Самолет восстановят. А фашисты уже не всплывут со дна Балтики.
Начальник штаба полка майор Люкшин доложил подполковнику Борзову, что боевой счет полка доведен до девяноста девяти потопленных и поврежденных транспортов и кораблей противника.
- Добро! - ответил Борзов, потирая ладони. - Завтра организуем охоту за юбилейным. Эскадрильям поставить боевую задачу".
За сотым
Белая ленинградская ночь. Сотрясая воздух громоподобным гулом, в небо взлетают "бостоны" Евграфова, Гептнера, Пучкова, Тарасова, Большакова, Шишкова, Смолькова... Тяжело отрываясь от полосы, машины одна за другой скрываются за сереющим горизонтом.
Подходит и наша очередь. Перегруженный самолет, неуклюже покачиваясь, медленно катится к полосе. Он подготовлен к дальнему крейсерству. Баки по пробки залиты бензином. Под фюзеляжем торпеда. В патронных ящиках полный боекомплект. И дополнительный человек в экипаже.
Машину нам дали новую, с передней кабиной для штурмана. Теперь мой навигатор Николай Иванов снова сидит впереди, на законном штурманском месте. А сзади, в хвосте, рядом со старшиной Скляренко, у нижнего пулемета, расположился воздушный стрелок младший сержант Лепехин.
Отруливаю в самый конец полосы. Точно по курсу взлета сверкающей тонкой иглой в небо вонзается луч прожектора. На затемненном аэродроме только этот ориентир поможет нам выдержать направление.
На тормозах прожигаю моторы и даю полный газ. Вздрогнув, машина будто бы нехотя начинает разбег. Стрелка прибора скорости, стронувшись с места, медленно убыстряет движение. Поднимаю переднее колесо. Самолет отрывается и зависает во тьме. Под нами чернеют макушки леса. Установив обороты моторам, перевожу машину в горизонтальный полет. Над сушей мы будем лететь только бреющим.
В полете находимся час. Мелькают под крыльями поля, перелески, овраги Эстонии. Быстро проносятся деревушки и хутора. Нигде ни единого огонька. Фронт уже рядом. Снова война подкатилась к эстонским границам, укутала землю траурным покрывалом, дохнула зловещим смертельным холодом. Мысленно представляю, как там, внизу, днем и ночью кричат офицеры, надрываются полицаи, подгоняют военнопленных, солдат, мобилизованное население. Там роют окопы, эскарпы и рвы, блиндажи и землянки, бетонируют доты, готовят "непреодолимые" рубежи обороны. Но дни врага сочтены. Уже грохочут орудия под Нарвой и Псковом, рвутся в смертельную схватку с фашистами эстонские полки и дивизии. В боях за свободу родной земли их не удержат никакие преграды.
...Под самолетом колышутся темные волны. Третий час на исходе. Хочется встряхнуть онемевшее от однообразного положения тело. От напряжения слезятся глаза. Пуст горизонт. Море будто вымерло.
- Не везет нам сегодня, - устало говорит Иванов. - Придется домой возвращаться с торпедой. Скляренко! - кричит он сердито. - Посмотри хорошенько! У тебя глава, как у рыси. Неужели мы ничего не найдем?
- Кажется, я уже в филина превратился, даже моргать перестал, - хрипло смеется Скляренко. - По-моему, левее, на зорьке, виднеются дымки у самой воды. Но в глазах мельтешит. Боюсь ошибиться.
Довернули к востоку. Впереди полыхает кумачовое зарево. От блеска воды в глазах действительно мельтешит. Однако на горизонте, над розовым с золотыми прожилками фоном воды, поднимаются дымные струйки.
- Конвой... В самом деле конвой! - Голос у Иванова с шепота переходит на выкрик. - Сереженька! Там же сотый дымит. Гляделочки твои золотые. Понимаешь ты это?!
На горизонте четыре транспорта. Самый крупный - третий от головного. Водоизмещение не меньше пяти тысяч тонн. Перед ним, чуть правее, фашистский сторожевик. Других кораблей охранения пока не видим. Возможно, они замаскированы сизой предутренней дымкой.
- Ударим по третьему, - говорит Иванов рассудительно. - Только ты поспокойней, не торопись. Это же юбилейный утопленник будет.
...Цель приближается. Сторожевик остается правее, метрах в трехстах. У него под кормой вскипает белая пена. В небо взлетает ракета. Повиснув на парашюте, она освещает нас белым мерцающим светом. Дистанция полтора километра. На корме сторожевика сверкнули огни пушечных выстрелов. Трассы снарядов огненно-красного цвета роем проносятся впереди, исчезают в темнеющих волнах. От палубы транспорта нам навстречу летят разноцветные искорки. Рывком поднимаю машину метров на двадцать. Веер сверкающих пуль пролетает под самолетом. Дистанция - восемьсот. Небольшой доворот. Трассы мелькают справа и слева. Нажимаю гашетку и нажимом ноги на педаль провожу нос машины над палубой судна. Треск пулеметов вплетается в гул моторов. Над транспортом вихрем проносятся белые трассы.
Толчком штурвала прижимаю машину к воде. Высота тридцать метров. Нос транспорта проецируется чуть левее обреза кабины. Горизонтальный полет. Дистанция пятьсот метров...
- Бросил! - кричит Иванов.
- Торпеда пошла! - словно эхо вторит Скляренко.
Палуба судна проносится слева. Скляренко с Лепехиным бьют по транспорту из пулеметов. Энергично ввожу самолет в разворот.
- Взрыв! - в один голос кричат стрелки.
Сзади, левее, наблюдаю столб дыма и пара. Маневром на юго-запад увожу самолет в темноту, ухожу от конвоя. Перед глазами опять только волны. Проверяю остаток бензина. Течи горючего нет. Моторы работают ровно. Можно снова вернуться к конвою.
На светлой черте горизонта опять виднеются транспорты. Они продолжают идти своим курсом. Только их уже три. Там, где под волнами скрылся четвертый, на малом ходу циркулирует сторожевик.
- Амба! - прищелкивает языком Иванов. - Сережа! Дай радио: "Сотый прикончили. Возвращаюсь. Серьезных повреждений не имею".
* * *
На КП у разостланной карты оживленно толпятся прилетевшие летчики, штурманы, работники штаба полка и дивизии.
- Опоздала усатая гвардия, - смеется подполковник Борзов, пожимая нам руки. - Опередили вас желторотые птенчики. Полюбуйтесь на этих юношей, кивает он на Вадима Евграфова и его штурмана Виктора Бударагина. - Не постеснялись опередить "стариков". На сорок минут раньше вас с фашистом расправились. Но вы потопили сто первый.
- Счет второй сотни открыли, - добавляет Виктор Михайлович Калашников. - И продолжатели есть. На подходе экипажи Смолькова и Гептнера. По времени нанесения ударов Смольков потопил сто второго, а Гептнер - сто третьего...
"28 мая. Сегодня полку вручили орден Красного Знамени..."
Поистине знаменательный день. Ровно в шестнадцать ноль-ноль полк замер в строю по команде "Смирно". На его правом фланге ветер колышет гвардейское Знамя. К дощатой трибуне подходят командующий Краснознаменным Балтийским флотом адмирал Трибуц, командующий Военно-Воздушными Силами флота генерал-лейтенант авиации Самохин, командир нашей дивизии полковник Суханов. Сопровождает их гвардии подполковник Борзов.
Под звуки марша Знамя проносят к трибуне. Командующий флотом становится на помост.
- Товарищи гвардейцы! Я прибыл к вам, чтобы лично поздравить полк с новой большой победой - успешным завершением первой и началом уничтожения второй сотни вражеских кораблей и судов; чтобы от имени Президиума Верховного Совета СССР вручить вашему славному полку награду за доблесть и мужество, за отвагу и стойкость в боях - орден Красного Знамени. Военный совет Краснознаменного Балтийского флота твердо уверен, что первый гвардейский Краснознаменный минно-торпедный авиационный полк, воодушевленный этой высокой наградой Родины, еще выше поднимет свое гвардейское Знамя, еще сильнее будет громить фашистских захватчиков до нашей полной победы...
Знаменосец полка майор Никита Дмитриевич Котов передает полковую святыню командиру полка. Подполковник Борзов становится перед командующим флотом, и адмирал Трибуц прикрепляет к полотнищу боевую награду. На ветру алый бархат трепещет, в ярком солнечном свете колышется огненными всплесками, зовет нас на новые подвиги...
"29 мая. Перед строем полка подполковник Борзов зачитал телеграмму:
"Трибуцу, Самохину, Борзову.
Поздравляю вас и ваши доблестные экипажи Преснякова, Евграфова с блестящими результатами их ударов по транспортам противника на Балтике. Желаю гвардейцам-летчикам дальнейших боевых успехов.
Народный комиссар Военно-Морского Флота адмирал Н. Кузнецов".
"31 мая. Всем коллективом поздравили капитана Петра Стрелецкого и его штурмана старшего лейтенанта Николая Афанасьева с присвоением звания Героя Советского Союза.
Петро поправляется. Уже начал ходить, но сильно хромает. Несгибаемый человек. Нога волочится, а он чуть не пляшет и уверен, что будет летать. Думаю, своего он добьется".
"2 июня. Линия фронта снова стабилизировалась. От побережья Финского залива она проходит по реке Нарва, затей по берегу Чудского озера до Пскова. Штурмовые и истребительные авиационные дивизии уже давно перекочевали следом за фронтом на аэродромы, покинутые в сорок первом году. Наконец наступила и наша очередь. Вчера мы тоже перебазировались на новый аэродром (шестьдесят километров западнее Ленинграда). Такой маневр приблизил нас к морским коммуникациям противника почти на сто километров и облегчил организацию взаимодействия с другими частями ВВС.
Ранее знакомый нам аэродром теперь стал почти неузнаваем. Если летное поле содержалось фашистами в относительном порядке, то в двухэтажных бревенчатых домиках гарнизона царили хаос и запустение. Вражеские офицеры, привыкшие кичиться своей аккуратностью, довели их до отвратительного состояния. Грязные, захарканные полы. Со стен свисают обрывки обоев. Над кроватями приклеены и пришпилены непристойные фотографии и открытки. По углам громоздятся бутылки от шнапса и горы окурков.
Целые сутки, засучив рукава, мы выгребали весь этот мусор, превращали "тевтонские пещеры" в жилье для цивилизованного человека. Пол и стены удалось кое-как отскоблить, а специфический запах спертого вонючего воздуха пока не выветривается".
"7 июня. Новое место базирования оказалось удачным. Сразу же последовало сообщение: "Авиацией КБФ в ночь на 5 июня потоплены в Балтийском море три немецких транспорта общим водоизмещением одиннадцать тысяч тонн".
Виктор Михайлович Калашников при встрече смеется: - Такими темпами мы за месяц перетопим всех фашистов. Скоро Левитану и говорить будет не о чем, а мы без работы останемся".
"20 июня. Летаем с рассвета до темноты. Противник усиленно перебрасывает войска и технику к нарвскому рубежу обороны. В Балтийском море, особенно в Финском и в Рижском заливах, конвои идут почти непрерывно. Теперь мы наносим удары днем только парами и звеньями торпедоносцев, под прикрытием истребителей 21-го авиаполка. За последние несколько дней транспорты потопили экипажи Тарасова, Шишкова, Евграфова, Смолькова, Девяткина, Турбина".
"3 июля. Напряжение все более увеличивается. Спать приходится лишь урывками, в перерывах между полетами. Днем наносим удары звеньями под прикрытием истребителей, а ночью летаем на крейсерство в Рижский залив и центральную часть Балтийского моря.
При выполнении дневных торпедных атак с одного направления капитаны вражеских судов начали маневром уклоняться от попадания торпед, разворачивая транспорт носом или кормой на атакующие самолеты. Пришлось отработать маневр для боевого расхождения и выполнения атак с двух бортов и нескольких направлений. При условии одновременного выхода самолетов на позиции сбрасывания маневрирующее судно обязательно поражается одним из торпедоносцев".
"14 июля. Центральное радио все чаще передает сообщения об успешных ударах наших торпедоносцев. Сегодня оно опять возвестило: "Летчики Краснознаменного Балтийского флота потопили в Балтийском море два немецких транспорта. Один транспорт водоизмещением восемь тысяч тонн торпедирован и пущен ко дну летчиком лейтенантом Шишковым и штурманом лейтенантом Барановым. Другой транспорт противника водоизмещением шесть тысяч тонн потопили летчик младший лейтенант Девяткин и штурман лейтенант Базаров".
После этого сообщения ребята ходят довольные, да и всем остальным послушать приятно. Значит, ценят наш ратный труд. Не забывают балтийских торпедоносцев".
"18 июля. Наконец-то по радио передано персональное сообщение и о нашем экипаже: "Экипаж самолета-торпедоносца Краснознаменного Балтийского флота в составе летчика капитана Преснякова и штурмана старшего лейтенанта Иванова атаковал и потопил в Балтийском море транспорт противника".
Боевые друзья от души поздравляют нас с этой победой, а также "с приобретением всемирной известности". Мы, конечно, отшучиваемся, дескать, подумаешь, еще одного утопили. Нам это запросто... Однако приятно, когда твое имя звучит в эфире и напечатано в оперативной сводке во всех газетах Советского Союза".
"23 июля. Сегодня нам объявили Указ о присвоении звания Героя Советского Союза..."
Все три эскадрильи и службы полка построены около боевых самолетов. Шелестит на ветру гвардейское Знамя. Перед строем командир 8-й минно-торпедной авиационной дивизии полковник Суханов.
- Довожу до вас телеграмму Военного совета Краснознаменного Балтийского флота, - медленно выговаривает он, чеканя слова. - "Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 июля 1944 года за геройские подвиги, проявленные при выполнении боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками, присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали Золотая Звезда летчикам первого гвардейского минно-торпедного авиационного полка гвардии капитану Бажанову Григорию Сергеевичу, гвардии подполковнику Борзову Ивану Ивановичу, гвардии старшему лейтенанту Иванову Николаю Дмитриевичу, гвардии майору Котову Никите Дмитриевичу, гвардии капитану Кошелеву Петру Львовичу, гвардии капитану Преснякову Александру Васильевичу, гвардии капитану Чванову Виктору Тимофеевичу. Военный совет горячо поздравляет балтийских героев и желает им новых побед в боях за честь, свободу и независимость нашей Родины. Трибуц, Смирнов, Самохин, Петров".
Мы стоим перед строем полка. Мельком гляжу на товарищей. Глаза у них горят, губы чуть-чуть подрагивают. Справа теснит меня локтем Петр Кошелев, слева сжимает ладонь Иванов.
"30 июля. Прощай, Ленинград! Прощай, героический город, в котором дам стали родными каждая улица, каждый дом, каждый камень. Два с лишним года сражался ты насмерть в борьбе с фашизмом. Девятьсот долгих дней и ночей ты вселял в нас смелость и мужество, окрылял невиданной стойкостью, придавал нам энергию, восстанавливал силы.
Повержен коварный и злобный враг. Закончилась великая битва. У твоих неприступных стен противник оставил тысячи трупов своих молодчиков. И мы улетаем на запад, вдогонку за недобитыми полчищами, чтобы через Литву и Восточную Пруссию прорываться в Балтийское море и топить в нем фашистов..."
"2 августа. Снова перебазировались. Аэродром забит самолетами. Десятки армейских истребителей и штурмовиков замаскированы в легких наземных укрытиях по границам летного поля.
Мы прилетели двумя полками. Для прикрытия при нанесении дневных торпедных ударов с нами прибыл 21-й истребительный авиаполк. Кроме того, сюда же перелетело звено 15-го разведывательного авиаполка. Оно будет давать нам данные о движении вражеских судов и конвоев.