– Что случилось с Женькой?
   – Бомба под днищем автомобиля. Полкило в тротиловом эквиваленте, взрыватель с радиоуправлением.
   – Кто подложил бомбу? Гиви виновато развел руками.
   – Мы не боги, – сказал он. – Киллеры сработали грамотно, без явных ляпов. Мы проверили сорок с чем-то потенциальных подозреваемых, результатов нет.
   – Рогаленко проверяли?
   – Кого?
   – Рогаленко Виктор Петрович, начальник службы безопасности «Даймонд Хед».
   – Даймонд что?
   – «Даймонд Хед». Довольно крупная компания, торгует якутскими алмазами.
   – У Евгения были с ним дела?
   – За день до моего исчезновения Рогаленко обратился к Женьке, чтобы тот вывел его на бригаду, которой можно поручить боевую операцию. Надо было изъять компромат.
   – Что за компромат?
   – DVD—диск. Виктор Петрович, знаете ли, не только педераст, но и педофил.
   На лице Гиви появилась заинтересованность. Судя по ауре, заинтересованность была искренняя.
   – И что? – спросил он.
   – Женька вывел Рогаленко на меня. Вы ведь знаете, чему я учился на Вудстоке?
   – Знаю, – подтвердил Гиви. – Базовый курс боевых искусств. Очень полезная вещь, суперменом не делает, но все равно вещь очень полезная.
   – Кто-то из ваших людей уже прошел этот курс?
   – Конечно. Так что там с Рогаленко?
   – Он предложил заказ мне, я согласился. Добыл компромат, но не сразу отдал ему, а решил вначале посмотреть сам. Ну и посмотрел.
   – Диск все еще у тебя? – спросил Гиви.
   – Остался в машине. Где она, кстати?
   – В розыске. Пропала вместе с тобой.
   – Значит, диск уничтожен. Ладно, проехали.
   – Почему проехали? – возмутился Гиви. – Что дальше было? Ты добыл диск, просмотрел его и что? Поехал к Рогаленко повышать цену?
   – Повышать цену? – удивился я. – Нет, я поехал его мочить. – Ах вот как… – протянул Гиви. – И как?
   – Меня подстрелил снайпер.
   – А перед смертью ты успел дать команду терминалу и ушел в Сеть?
   – Да.
   – Какие у тебя ранения?
   – Точно не знаю, не успел оценить. Пуля ударила в спину над лопаткой, думаю, сердце не задето.
   – Почему так думаешь?
   – Иначе я не успел бы отдать команду.
   – Допустим. Хочешь получить свое тело обратно?
   – А что, есть сомнения? Гиви хитро улыбнулся.
   – По-моему, – сказал он, – быть владельцем фитнес—центра намного приятнее, чем быть простым охранником.
   Во мне начало закипать раздражение. Он все говорит правильно, но только логика у него неправильная. Бандитская у него логика. Я тоже в некотором смысле бандит, но должны же быть хоть какие-то понятия о чести! В жизни бывают всякие обстоятельства, но одно дело занять чужое тело, спасая свою жизнь, и совсем другое – сделать это ради обогащения или острых ощущений. Вот если окажется, что вернуться в родное тело невозможно физически, тогда…
   – Извини, – сказал Гиви. – Не злись. Не надо ничего говорить, я и так уже все понял. Твое возвращение можно организовать.
   – Как?
   – Ты можешь назвать точное место, где тебя подстрелили?
   – Конечно.
   – Подгоним туда реанимацию, отвезем в Склиф, прооперируем и все будет чики-чики. А если что пойдет не так, с тобой все время будет терминал. Заранее подберем тело…
   – Как это подберем? Какое тело?
   – Вариантов полно. Например, человек страдает шизофренией в последней стадии. Или человек приговорен к смертной казни.
   – Смертная казнь отменена.
   – Тогда что-нибудь другое придумаем. Понимаешь, Андрей, мы не заинтересованы в том, чтобы ты умер. Ты нам нужен.
   – Зачем? Гиви задумался.
   – Если я скажу, что хочу спасти тебя просто из благодарности, ты поверишь?
   – Благодарности за что? – не понял я.
   – За то, что открыл людям доступ к Сети.
   Я пожал плечами. По ауре Гиви я видел, что он не врет, но непохоже, что он раскрыл все карты. Что-то здесь кроется…
   – Ты не веришь мне, – констатировал Гиви, – а зря. Ты действительно нам нужен. Ты прав, дело не только в благодарности, есть еще кое-что, но об этом ты узнаешь, только если согласишься с нами сотрудничать.
   – Сотрудничать – это как?
   – Для начала напишешь подробный отчет о своих приключениях. Большую часть мы и так уже знаем, но подробности не помешают.
   – Какие подробности?
   – Кто изготовил первый терминал? В каких мирах ты успел побывать, кроме Вудстока? Почему Вудсток, кстати?
   – Не знаю, – сказал я. – Это Павел придумал.
   – Какой еще Павел?
   – И тут меня посетила дельная мысль.
   – Вот когда вернусь в родное тело, тогда и напишу отчет, – заявил я. – А в отчете обязательно упомяну про комитет защиты порядка.
   – Это еще кто такие?
   – Те, кто убил Павла. Инопланетяне.
   – Какие еще инопланетяне?
   – ФСБ, только инопланетное. Они действуют и на Земле.
   Аура Гиви резко изменилась. Если бы он был охотничьей собакой, я бы сказал, что он сделал стойку.
   – Не будем терять время, – сказал он. – Поехали.
   – Куда? – не понял я.
   – Как куда? На место убийства. Будем оживлять труп.

3

   Совсем не так я представлял себе возвращение в родное тело. Честно говоря, я совсем не представлял себе, как это произойдет, но в чем я был уверен точно, так это в том, что все будет не так.
   Мы погрузились в серебристую «нексию», на которой приехал Гиви, и поехали прямо к злополучному «Макдональдсу», никуда не заезжая и ни с кем не встречаясь. Только один раз Гиви позвонил по мобильному телефону (самому обычному) и сказал, что операцию нужно провести немедленно. Невидимый собеседник не возражал, и на этом общение Гиви с другими фээсбэшниками закончилось. Раньше я думал, что операции спецслужб происходят совсем по-другому. Не так красочно, как в фильмах про Джеймса Бонда, но должно же быть какое-то прикрытие! Оперативный штаб в фургоне, припаркованном где-нибудь неподалеку, много всякой электроники, все смотрят на экраны и нервничают… а из ФСБ ли он вообще?
   – Гиви, а ты точно из ФСБ? – спросил я.
   – Точно, – хихикнул Гиви. – Думаешь, почему нет группы поддержки?
   Я кивнул.
   Гиви смотрел на дорогу, он не мог видеть моего лица, но он воспринял мой жест. То ли зафиксировал периферийным зрением, то ли напрямую считал эмоции. Интересно, в какой степени он эмпат?
   – Группы поддержки действительно нет, – подтвердил Гиви. – Знаешь, почему? Потому что она не нужна.
   – Как не нужна? – возмутился я. – А подобрать тело на случай, если ничего не получится?
   – Гм… – Гиви задумался. – Ничего, это терпит, – заявил он через минуту. – Если начнешь умирать по-настоящему, можешь временно переместиться в любое тело в пределах Москвы, а постоянное тело мы тебе потом подберем.
   – Может, не стоит спешить? – предложил я.
   – Может, и не стоит, – согласился Гиви. – Расскажи про комитет защиты порядка, и можно будет не спешить. Мне почему-то кажется, что эта информация имеет первостепенную важность.
   – Почему-то?
   – Я вижу это в твоей ауре, – пояснил Гиви. – Я ошибаюсь?
   Я пожал плечами.
   – Вот видишь, – сказал Гиви. – Все, приехали.
   «Нексия» притормозила и зарулила на стоянку перед «Макдональдсом», по ночному времени практически пустую. Мы подъехали с другой стороны, поэтому я сориентировался только сейчас, когда мы уже въезжали на стоянку.
   – Где это было? – спросил Гиви, припарковав машину. Я показал пальцем.
   – Пошли, – сказал Гиви.
   Через минуту мы стояли на тротуаре, в том самом месте, где меня настигла пуля снайпера. Я понял, что не имею ни малейшего представления, сколько времени прошло с тех пор.
   – Восемнадцать дней, – сказал Гиви, когда я задал ему этот вопрос. – А что?
   Я пожал плечами и ничего не сказал. Воцарилось напряженное молчание. Если бы не гул машин за спиной, можно было бы сказать, что воцарилась напряженная тишина.
   – Ну что, приступим? – наконец сказал я.
   – Приступим, – согласился Гиви. Он заметно нервничал.
   Гиви вытащил из кармана мобилу, набрал трехзначный номер и сказал в трубку:
   – Огнестрельное ранение, тяжелое. Угол Ленинского и Обручева, у «Макдональдса». Приезжайте быстрее. Милицию не вызывайте, тут ФСБ на месте. Майор Георгадзе. Ну, раз такой порядок, тогда вызывайте, только им все равно тут нечего делать. Ладно, действуйте. Через сколько будут? Хорошо, ждем.
   Гиви убрал мобилу в карман и растерянно посмотрел на меня.
   – Тут в пятистах метрах больница, – сказал он. – «Скорая» будет через минуту—две. Начинай.
   Мое сердце екнуло, пульс участился. Я рассчитывал, что у меня будет время подготовиться, собраться с силами, но оказалось, что времени нет. Ну и ладно.
   – Не тормози, – прошипел Гиви. – Времени нет.
   Далеко впереди замигала мигалка и завыла сирена. В странном оцепенении я наблюдал, как «скорая», направляющаяся по мою душу, выруливает из дворов, выезжает на дорогу, распугивая автомобили сиреной… Гиви прав, времени нет.
   – Возвращение, – прошептал я. И добавил: – Подтверждаю.

4

   Вершина холма, на которой мы с Неем Уфин Або и Эзерлей размешивали вейерштрасс, теперь охранялась, вокруг нее стояло целое оцепление из воинов Гволфа. Я заметил, что на планете Ол уже наступило утро, получается, здесь то ли день короче, то ли время течет быстрее.
   Внутри кольца не было никого, кроме меня, только сиротливо валялись три ложки из дерева моррге.
   Мое появление вызвало бурное оживление в рядах стражников. Они показывали пальцами в мою сторону и галдели, как обезьяны в зоопарке.
   – Прошу минуту внимания! – провозгласил я.
   Галдеж стих как по мановению волшебной палочки.
   – Я ухожу, – сообщил я. – Скорее всего, вы меня больше не увидите. Сейчас я покину это тело, и в него вернется та, которой оно принадлежит по праву рождения. Я прошу вас не обижать ее, она ведь не виновата в том, что натворил я. Прощайте!

5

   Как же больно! Когда пуля вонзилась в мою спину, я не успел почувствовать боль, я ушел в Сеть раньше, чем нервная система успела отреагировать, но теперь боль меня догнала.
   Это ужасно. Раньше у меня пару раз болели зубы, но это не идет ни в какое сравнение с тем ощущением, что я испытываю сейчас. Это не просто боль, это что-то намного более страшное, что-то такое, для чего я не могу подобрать правильных слов. Боль раздирает туловище, я не могу нормально соображать, в моей душе не осталось ничего, кроме боли. Самонадеянный дурак! Я воображал, что смогу воспользоваться терминалом, но для этого надо сосредоточиться, а я не могу сосредоточиться ни на чем, кроме боли, да и на боли тоже не могу сосредоточиться, это она сосредоточилась на мне, а не я на ней.
   «Ты сможешь, – раздался голос в моем сознании. – А если не справишься сам, я возьму управление на себя, когда приблизится точка невозвращения».
   – Кто ты? – завопил я, кажется, мысленно. «Ты понял», – ответил голос.
   – Вудсток?
   «Ты понял правильно».
   – Но как? Я не вошел в Сеть, у меня нет терминала… «Долго объяснять, ты не поймешь. Просто доверься мне».

6

   Я лежал на спине и рассеянно созерцал плохо выбеленный потолок, посреди которого жужжала и моргала лампа дневного света. Чувство времени подсказывало, что я выпал из мира ненадолго, но похоже, что это ощущение обманчиво Я попытался провести рукой по телу, но рука была привязана к кровати. Попытался поднять голову, но боль в носу за ставила отказаться от этой идеи. Скосив глаза, я обнаружив что из носа торчит тонкая пластиковая трубка, как в сериале «Скорая помощь».
   Значит, я в больнице, а следовательно, жив. Это хорошо Интересно, насколько сильно мне досталось.
   Я прислушался к своим ощущениям. Боли не было, но наблюдалось общее отупение, как будто вчера выпил литр водки. Должно быть, колют наркотики. Неужели все так плохо?
   Я попытался глубоко вдохнуть, но не смог, потому что в груди возникла боль, она пронзила израненные легкие иззубренной стрелой, внутри меня что-то забулькало, я за стонал, и от этого стало еще больнее.
   – Тихо-тихо-тихо, – прошептал над самым ухом незнакомый женский голос. – Успокойся, все будет хорошо.
   Я открыл глаза и увидел прямо перед собой женское лицо. Этой женщине было лет пятьдесят, она была некрасива, но это было несущественно. В ней было нечто материнское, нечто вселяющее уверенность в том, что болезнь скоро отступит и снова все будет хорошо. Наверное, такой и должна быть хорошая медсестра.
   – Вы медсестра? – спросил я.
   Мой голос прозвучал тихо и неразборчиво, но она мен, поняла.
   – Медсестра, – подтвердила она. – Лежи спокойно, тебе еще рано разговаривать.
   – Где я?
   – В реанимации. Тихо лежи, я сказала.
   – Сколько я здесь?
   – Третий день.
   Она встала и скрылась из виду, только пола халата не которое время маячила на краю поля зрения. У меня оставалось еще много вопросов, но я решил последовать мудрому совету. Медсестра права, мне не стоит разговаривать, каждое произнесенное слово причиняет боль, которая накапливается в груди и вместе с ней накапливается тяжесть, как будто выкурил пять беломорин подряд. Скоро эта тяжесть прорвется кашлем… не дай бог! Кашлять в моем положении смерти подобно.
   В воздухе запахло ментолом и чем-то травяным. Тяжесть в груди начала рассасываться, и я понял, что приступ кашля переносится на неопределенный срок. Вот и хорошо. Интересно, откуда этот запах?
   «Опасность! – прокричал голос в моей голове. – Необходимо немедленное физическое перемещение. Необратимые изменения начнутся через десять секунд».
   Какие изменения? В чем?
   «Необратимые. В организме. Девять секунд».
   Кажется, голос не шутит. Наверное, и в самом деле лучше не рисковать и свалить куда—нибудь по-быстрому. Но только куда?
 
«Шесть секунд».
Физическое перемещение… да куда угодно!
«Не понял».
В любое безопасное место.
«Прошу подтверждения».
Подтверждаю.
 

7

   Во вселенной не было ничего, кроме меня и моих внутренних ощущений, которых тоже не было. Я был абсолютно пассивен, я висел в пустоте, в которой ничего не происходило, потому что не было ничего, что могло происходить, да и самой пустоты тоже не было.
   Но вот в пустоте появилась первая вещь, и я понял, что это мое дыхание. Я дышу равномерно и глубоко, давящее чувство в груди бесследно исчезло, мои легкие больше не прострелены, их больше вообще нет. Легких нет, а дыхание есть, странно, не правда ли?
   Я осознал себя, я понял, что мыслю, а следовательно, существую. Разум состоит из двух уровней: на высшем – сознание, а на низшем – глубокий сон. Сейчас я нахожусь на низшем уровне.
   Невидимая сила толкает наверх. Я был неправ, уровней не два, их намного больше, их число бесконечно, внутреннее пространство души образует неисчерпаемый континуум, по которому я поднимаюсь, и с каждым квантом пути что-то меняется. Я не могу сказать, что меняется и где, внутри меня или вовне, сейчас эти понятия неразличимы.
   Давление ослабевает, теперь я могу управлять всплытием. Я осматриваюсь по сторонам и понимаю, что могу видеть.
   Со всех сторон нависает серая пустота, лишь один предмет нарушает ее однообразие. Это большой шар, угольно—черный и одновременно сверкающий. Я не чувствую исходящей от него угрозы, но на этом уровне мне почему-то некомфортно. Я поднимаюсь выше.
   Серое становится черным. В первую секунду темнота абсолютна, затем я начинаю различать более темные и менее темные участки, попадаются даже фрагменты, которые темнее абсолютной тьмы, я понимаю, что это невозможно, но я вижу их своими глазами, нет, не глазами, глаз нет, но я все равно вижу. А может, и не вижу, не знаю, можно ли употреблять слово «вижу» в отношении того, что я чувствую. Каким-то образом я их ощущаю, а каким именно – кого это волнует?
   Один из сверхтемных участков привлекает мое внимание. Он идеально круглый и в отличие от остальных равномерно пульсирует. Я подплываю к нему, чтобы рассмотреть поближе, что в нем необычно.
   «Открой глаза», – говорит кто-то в моей голове, это не Сеть и не Вудсток, это кто-то третий.
   Я открываю глаза, и ничего не меняется. Та же самая неравномерная тьма и ничего, кроме нее.
   «Никогда не видел такой черной души», – сообщает голос.
   Я обижаюсь.
   – Почему это моя душа черная? – спрашиваю я. – Да кто ты такой, вообще?
   «Не знаю, – говорит голос. – Но хотел бы узнать».
   – Так узнай! – восклицаю я.
   «Я попробую, – говорит голос. – Закрой глаза».
   Я закрываю глаза, и снова нет ничего, кроме дыхания. Я дышу, и каждый вдох чуть—чуть короче предыдущего, а каждый выдох чуть—чуть длиннее. Какая-то нематериальная субстанция покидает меня с каждым выдохом, но я не становлюсь слабее.
   И тут я понимаю, что вокруг меня снова материальная Вселенная. Я открываю глаза.
   Я нахожусь в своей собственной квартире, лежу на кровати, меня окружает привычный интерьер единственной комнаты моей московской квартиры, но что-то в нем необычно, я не сразу понимаю, что именно. А потом понимаю, что в комнате больше нет ни двери, ни окна, все четыре стены равномерно оклеены обоями.
   – Что это? – спрашиваю я.
   «Безопасное место, – отвечает голос. – Ты искал безопасное место?»
   – Искал.
   «Вот и нашел. Расслабься и ощути безопасность и уверенность».
   – Что это за место?
   «Убежище. Ты можешь оставаться здесь столько, сколько необходимо. Здесь тебе ничто не грозит».
   – Что это за планета?
   «Это не планета, это Убежище».
   – А ты кто такой?
   «Я хранитель этого места».
   – Ты разумное существо или машина? Долгая пауза. Наконец голос констатирует с сожалением: «Я не могу выразить корректный ответ в твоей системе понятий».
   – Жаль.
   «Мне тоже жаль».
   – Значит, ты разумное существо. Машины не могут испытывать эмоции.
   «Ты не прав».
   Ну и ладно. Мне нет дела до того, может ли машина испытывать эмоции, есть заботы и поважнее.
   – Здесь есть терминал? – спрашиваю я. «Конечно».
   – Где?
   «Везде. Тебе необходима визуализация?»
   – Необязательно. Я могу обратиться к Сети прямо сейчас?
   «Конечно».
   Я посмотрел в потолок и представил себе, что терминал находится где-то над люстрой.
   – Связь с Гиви, режим телефона, – приказал я. «Вы не авторизованы, – отозвался голос. – Послать запрос на авторизацию?»
   – Да, пожалуйста.
   «Запрос отправлен. Ждите ответа абонента».
   – Ты – тот самый голос, с Которым я говорил до этого? «Да».
   – Но твой теперешний голос принадлежит Сети. Значит, это убежище существует непосредственно внутри Сети? Это не планета?
   «Я не могу выразить корректный ответ в твоей системе понятий».
   – Жаль. Ответа долго ждать? «Какого ответа?»
   – На запрос об авторизации.
   «Абонент получит запрос при ближайшем подключении к Сети. Когда он ответит, зависит только от него».
   – Он сейчас не в Сети? «Информация конфиденциальна».
   Что ж, придется подождать. Жаль, что дверь на кухню замурована.
   – Послушай, – обратился я к потолку, – ты можешь добавить к этой комнате кухню? Мне надо поесть.
   «Запрос отклонен».
   – Почему?
   «Ты не нуждаешься в еде».
   – Если я не буду есть, я умру!
   «Ты не умрешь. В убежище нельзя умереть».
   – Я буду чувствовать голод. Это очень неприятное чувство.
   «Ты не будешь чувствовать голод».
   – Мне нужно в туалет, в конце концов! «Ты лжешь».
   – Ну… сейчас не нужно. Но потом обязательно будет нужно.
   «Не будет. В Убежище блокируются все потребности, кроме абсолютно необходимых».
   – А что такое абсолютно необходимые потребности? Если потребность справить нужду не считается необходимой…
   «Абсолютно необходима та потребность, без которой невозможно долгосрочное существование души. У твоей расы к таким потребностям относится только одна – в пространственно—временной идентификации. В убежище удовлетворяется только она».
   – То есть, пока я нахожусь здесь, я не почувствую ни голода, ни жажды и не захочу в туалет? «Да».
   – А поспать здесь можно? «Можно».
   – И то хорошо.
   Я встал с кровати и подошел к столу. Интересно, компьютер работает?
   Компьютер не работал, это была просто имитация, как телефон—автомат из чистого мрамора, сотворенный стариком Хоттабычем. Книги в шкафу тоже были имитацией, собственно, их там и не было, были только переплеты с надписями. Жаль.
   Что ж, неприятно, но логично. Как говорится, здесь вам не тут, это не санаторий, а убежище. А убежище не должно быть слишком комфортным, потому что иначе посетитель захочет остаться в нем навсегда.
   Ничего не поделаешь, придется ждать, пока Гиви войдет в Сеть и получит мое сообщение. Как бы не свихнуться со скуки…

8

   Убивая время, я попытался связаться по Сети с Эзерлей и Неем Уфин Або. Это оказалось невозможно – Сеть просто не поняла, каких абонентов я имею в виду. Я задавал поисковой машине сотни разных вопросов, но от безумия выдаваемых ответов хотелось лезть на стенку. Когда зазвонил телефон, я был уже готов выть от злости.
   Зазвонил именно телефон, офисный «Панасоник» с трубкой на шнуре, определителем номера и автоответчиком, именно такой стоит у меня дома рядом с компьютером. Я схватил трубку и заорал в нее:
   – Гиви, наконец-то! Что так долго не отвечал?! В трубке кто-то хмыкнул и сообщил:
   – Боюсь, ты ошибся номером. Меня зовут Гиви Эзолохола, я первый инженер приборостроительного завода верфей Сэона. Если ты обращаешься именно ко мне, смиренно прошу напомнить обстоятельства, обусловившие беседу.
   Гиви Эзолохола говорил звуковой речью, но на совершенно незнакомом гортанном языке, похожем по произношению на речь кавказцев на рынке. Я слышал незнакомые слова и одновременно понимал их смысл, который проявлялся непосредственно в мозгу, как субтитры DVD на экране телевизора.
   Выслушав речь Гиви, я сдавленно выругался.
   – Отец? – удивился Гиви.
   – Нет, – смутился я. – Извините. Это такое выражение… оно означает…
   – Я коллекционирую необычные выражения иных рас, – сообщил Гиви. – Я буду рад, если ты просветишь меня относительно скрытого смысла твоих слов.
   – А я буду рад, – сказал я, – если кто—нибудь объяснит мне, как связаться с человеком, с которым мне очень нужно поговорить. Его тоже зовут Гиви.
   – Недавно в Сети? – предположил Гиви. – Еще не разобрался, как происходит идентификация абонентов?
   – Нет, – признался я. – А как?
   – Точно этого никто не знает, – сказал Гиви. – Есть несколько практических приемов, которыми пользуются абоненты, но всей сути происходящего не понимает никто. Вселенную населяют миллионы разумных рас, у каждой расы своя система понятий, но Сеть связывает всех. Многие расы не пользуются звуковой речью, некоторым неведома арифметика, существуют даже расы с вегетативным мышлением.
   – Это как? – не понял я.
   – Они мыслят исключительно образами, у них нет никаких обозначений ни для чего. Нам с тобой это кажется странным, но некоторые из вегетативных рас очень высоко развиты. Есть, например, легенда про планету, которая сплошь пронизана гигантской растительной сетью, мыслящей как единое существо.
   – Почему легенда? – удивился я. – Я там был. Гиви издал нечленораздельный звук.
   – Послушай, существо, – сказал он, – если ты позвонил мне, чтобы хвастаться, то ты зря теряешь время. Такой планеты нет, есть только легенда про Школу, в которой любого желающего учат всему, чему он способен научиться и…
   – Это не легенда, – перебил я Гиви. – Эта планета называется Вудсток. Я там был.
   Гиви замолк, переваривая информацию.
   – И чему ты там научился? – спросил он через некоторое время.
   – Боевым искусствам. Гиви негодующе фыркнул.
   – Ерунда, – заявил он. – Не может быть боевого искусства, единого для всех рас вселенной.
   – Может, – возразил я. – Вудсток не учит тому, как правильно размахивать конечностями, он учит концентрировать внутреннюю силу, предугадывать действия противника, не отвлекаться на посторонние раздражители, терпеть боль…
   – Ты ответишь за свои слова? – перебил меня Гиви. Я растерялся:
   – Как я могу ответить? Подраться с тобой, что ли?
   – Не со мной. Если ты говоришь правду, ты должен быть одним из сильнейших бойцов вселенной. Ты легко победишь профессионального бойца, который не бывал на той планете.
   – Допустим, – сказал я. – И что мне за это будет?
   – Я перестану считать тебя лживым болтуном.
   – Какое мне дело до того, кем ты меня считаешь? – рассмеялся я. – У меня и без тебя хватает проблем.
   – Какие проблемы? – заинтересовался Гиви. – Может, я смогу помочь?
   Не пойму, серьезно он говорит или издевается. Жалко, что, когда говоришь по Сети, нельзя почувствовать ауру собеседника. Разговаривай мы лицом к лицу, я бы сразу понял, что у него на уме. Если только разница в системах понятий позволит быстро разобраться в его ауре. Ладно, будем считать, что он действительно хочет помочь.
   – Главная проблема состоит в том, что мое тело валяется в реанимации, а я сам сижу в Убежище, потому что какой-то голос сказал, что из тела надо убраться за десять секунд…
   – Подожди, – прервал меня Гиви. – Я понимаю только половину твоих слов. Что за убежище?
   – Да не знаю я! Реальность тут явно виртуальная, она имитирует мое жилище, тут есть терминал Сети и еще какой-то голос, который говорит, что я не буду ни есть, ни пить, пока отсюда не уберусь.