Страница:
Интересно, что происходит с телом человека, погибшего в путешествии в иной мир? Судя по тому, что Пашкиного трупа на моей кухне не обнаружилось, можно считать, что оно осталось в стасисе навсегда. Будем надеяться, что так, не хватало еще, чтобы покойный профессор неожиданно материализовался посреди моей кухни. Интересно, что произойдет, когда стасис переполнится? Должно быть, яркое будет зрелище, когда повсюду станут из ниоткуда появляться мертвяки. Надеюсь, это случится нескоро.
На всякий случай я попытался вызвать Пашку через терминал, но все попытки были безуспешны. Сеть уверенно отвечала «абонент недоступен», проигрывая при этом в мозгу дурацкую мелодию, которой МТС насилует уши абонентов. Должно быть, прочитала мелодию в подсознании.
Мой взгляд упал на бумажки, исписанные моими позавчерашними бреднями. Какой в них толк? Профессор Павел Крутых выяснил все, что не смог выяснить я, но кому это пригодилось? Никому. Представители загадочного комитета защиты порядка оборвали его жизнь, а это значит, что все наши усилия были потрачены впустую.
Нет, не впустую. С помощью покойного Пашки мы с Женькой сумели—таки подобрать ключ к хранилищу галактической мудрости. Пока мы сумели извлечь оттуда совсем немного, но это неплохо уже само по себе. Не знаю, чему научился Женька, но я сейчас, выйдя на ринг, запросто могу заработать титул чемпиона мира по кикбоксингу. Или по какому—нибудь другому единоборству, главное, чтобы оно не было узкоспециализированным, вроде бокса.
Спать не хотелось, есть и пить – тоже. Тело вернулось из стасиса бодрым и отдохнувшим, а душу переполняла жажда деятельности. Я хотел продолжать обучение, я хотел вернуться на Вудсток и получить все, что способен мне дать тот мир. Мне стало даже интересно, во что способна превратить мою душу инопланетная технология.
Я взял терминал и приказал ему:
– Физическое перемещение на Вудсток.
И добавил через секунду:
– Подтверждаю.
19
20
21
На всякий случай я попытался вызвать Пашку через терминал, но все попытки были безуспешны. Сеть уверенно отвечала «абонент недоступен», проигрывая при этом в мозгу дурацкую мелодию, которой МТС насилует уши абонентов. Должно быть, прочитала мелодию в подсознании.
Мой взгляд упал на бумажки, исписанные моими позавчерашними бреднями. Какой в них толк? Профессор Павел Крутых выяснил все, что не смог выяснить я, но кому это пригодилось? Никому. Представители загадочного комитета защиты порядка оборвали его жизнь, а это значит, что все наши усилия были потрачены впустую.
Нет, не впустую. С помощью покойного Пашки мы с Женькой сумели—таки подобрать ключ к хранилищу галактической мудрости. Пока мы сумели извлечь оттуда совсем немного, но это неплохо уже само по себе. Не знаю, чему научился Женька, но я сейчас, выйдя на ринг, запросто могу заработать титул чемпиона мира по кикбоксингу. Или по какому—нибудь другому единоборству, главное, чтобы оно не было узкоспециализированным, вроде бокса.
Спать не хотелось, есть и пить – тоже. Тело вернулось из стасиса бодрым и отдохнувшим, а душу переполняла жажда деятельности. Я хотел продолжать обучение, я хотел вернуться на Вудсток и получить все, что способен мне дать тот мир. Мне стало даже интересно, во что способна превратить мою душу инопланетная технология.
Я взял терминал и приказал ему:
– Физическое перемещение на Вудсток.
И добавил через секунду:
– Подтверждаю.
19
Время на Вудстоке течет странно. Когда ты становишься частью гигантского мозга, оплетшего своими нервными стволами всю планету, ты неизбежно приобретаешь некоторые его качества. Первое, что ты замечаешь – то, что время перестает быть одним из основных факторов бытия.
Есть у меня дурная привычка – постоянно смотреть на часы. Когда я начинаю разговор с клиентом, я обязательно предупреждаю его, что я вовсе не стремлюсь побыстрее спровадить его куда подальше, просто у меня такая привычка, что-то вроде нервного тика. Но когда я попал на Вудсток, эта привычка исчезла без следа, потому что время здесь не имеет никакого значения.
Мощь планетарного разума Вудстока колоссальна. Растительная паутина, пронизывающая планету, мыслит со скоростью, многократно превышающей скорость мышления человеческого разума. Когда ты оказываешься внутри нее, этот бешеный темп захватывает тебя, ты чувствуешь себя, как будто ты очнулся от сна или опьянения, в котором пребывал всю предыдущую жизнь, и наконец-то живешь полной жизнью и думаешь в полную силу, так, как и должен работать твой мозг. Час, проведенный на Вудстоке, субъективно воспринимается как несколько суток обычного земного времени.
Находясь на Вудстоке, не нужно тратить время на то, чтобы есть, пить или справлять естественные надобности. Мыслящая паутина Вудстока не предоставляет гостю временное тело, вместо этого она выстраивает вокруг него виртуальную реальность, основанную на привычных объектах и образах. Страшно даже подумать, насколько сложна эта задача, особенно если учесть, что Вудсток обслуживает всех пользователей, независимо от принципов построения нервной системы. Мыслящая паутина должна понять, как устроена душа, прибывшая к ней в гости, наладить с ней контакт, организовать виртуальную среду и наполнить ее привычными для гостя ощущениями. Паутина все это делает, и делает настолько быстро и качественно, что остается только удивляться тому, что это реально работает, не в сказке и не в научно—фантастическим романе, а в самой настоящей реальной действительности.
Гости прибывают на Вудсток с единственной целью – получить знания. У единого и бессмертного разума Вудстока наверняка есть и другие цели в жизни, но они скрыты от посторонних. Гостям из других миров доступна лишь одна сторона планеты лучший во вселенной университет. Здесь всех учат всему, любой пришедший может получить любое знание, имеющееся в памяти паутины и доступное просящему.
Процедура обучения на Вудстоке весьма своеобразна. Явившись сюда в прошлый раз, я попросил паутину научить меня боевым искусствам. Я ожидал, что окажусь в виртуальном спортивном зале, где виртуальный инструктор будет показывать разнообразные приемы, которые я буду отрабатывать на виртуальных партнерах. Но все оказалось не так.
Мне не показали ни одного приема. Если бы паутина разменивалась на такие мелочи, ей пришлось бы хранить отдельную школу рукопашного боя для каждой разумной расы, ведь техника рукопашного боя разумных рыб по определению должна отличаться от техники боя разумных птиц. Но паутина не учит технике, паутина учит только общим принципам, единым для всех разумных существ.
Не могу сказать с полной уверенностью, что паутина именно учит. Мне кажется, она просто перестраивает душу обучаемого в соответствии с теми знаниями, которые он должен получить. Берется оригинальная душа, вычисляется то, что должно получиться в результате, и первое превращается во второе. А потом проводится практическое занятие, в ходе которого паутина убеждается в том, что обучение проведено корректно.
По-моему, дело обстоит именно так. Иначе я не могу объяснить, почему я так быстро и твердо усваивал сложнейшие концепции, абсолютно новые и чуждые. Для закрепления каждого из полученных навыков обычно требовалась только одна тренировка, изредка две, и после этого паутина сразу переходила к следующему занятию.
Если предположить, что знания и навыки, полученные здесь, сохранятся и на Земле, приходится признать, что я превращаюсь в бойца колоссальной силы. Моя физическая сила не изменилась, если не считать того, что теперь я могу кратковременно включать форсированный режим, сознательно выбрасывая адреналин в кровь. Это вредно для здоровья, так не следует делать без крайней необходимости, но когда необходимость наступит, я смогу это сделать.
Сильнее всего изменилась нервная система. Я научился сосредотачиваться на главном, отсекая ненужное. Теперь, когда я нахожусь в боевом режиме, мое зрение подобно зрению лягушки – я не вижу пейзаж, я вижу только движения противника. В бою я не имею ни эмоций, ни мыслей, я перестаю быть человеком, я просто боевая машина. Потом, после боя, я вспоминаю свое состояние и мне кажется, что я что-то думал и что-то чувствовал, но я знаю, что это не так, это совсем другое, просто мозг пытается описать ситуацию в рамках привычной системы понятий, вот и применяет понятия «мысль» и «чувство» там, где они неприменимы. Но от перестановки терминов смысл не меняется.
Теперь я могу угадывать действия противника, я не могу объяснить или описать, как это происходит, я просто каждый раз знаю, что будет дальше. Не думаю, что в этом есть что-то сверхъестественное, скорее, все дело в возросшей чувствительности высших нервных центров и в лучшей координации между ними. Координация движений тоже улучшилась, видимо, за счет того, что на период боя я начисто избавляюсь от страхов и комплексов. Для меня нет разницы, что делать – пройти по доске, лежащей на земле, или по доске, закрепленной на стометровой высоте, перепрыгнуть канаву или перепрыгнуть с одной крыши на другую. В бою для меня нет страха, есть только трезвый расчет, я могу воздержаться от рискованного удара, но не потому, что боюсь, а потому, что вероятность успеха недостаточно велика. А это совсем разные вещи.
За первые часы занятий паутина превратила меня в настоящую боевую машину. Можно подумать, что это предел, достижимый для человека, но я знаю, что это не так. Впереди есть еще продвинутый курс и он далеко не последний на пути к боевому совершенству.
Я обратился к хранителю этого места с просьбой начать продвинутый курс. Но в ответ я услышал совсем не то, что ожидал услышать.
– Ты еще не готов получать новую информацию, – произнес бесплотный голос в моем сознании. – Вначале ты должен усвоить знания, которые уже получил. Приходи через год по времени твоего мира.
– Твои знания нужны мне сейчас, – возразил я. – Те существа, что убили Павла, охотятся и за мной. Если ты не дашь мне знаний, которых я прошу, я буду беззащитен перед врагами.
Впервые на Вудстоке мне показалось, что я уловил какой-то отблеск эмоций в голосе планеты.
– Познав то, что ты хочешь познать, ты все равно останешься беззащитным, – заявил голос. – Тебе нужно нечто особое.
Вот это да! На такую удачу я и не смел рассчитывать.
– Тогда дай мне то, что мне нужно, – попросил я.
– Твой мозг может не выдержать, – сказал голос, – ты называешь это состояние словом «шизофрения». Я не могу гарантировать, что после обучения ты сможешь его избежать.
– Какова вероятность того, что я сойду с ума? – спросил я.
– Смотря сколько знаний ты позволишь мне вложить в тебя. Сейчас шизофрения исключена, но если ты за один присест познаешь все, что хочешь познать, она будет гарантирована. Я не могу взять на себя ответственность.
– Ответственность перед кем?
– Странный вопрос. Перед самим собой, конечно. А перед кем еще может быть ответственность?
– Ну… перед близкими, родными, друзьями…
– Ах, да… – голос как бы хмыкнул. – Извини, я забыл, что разговариваю с существом другой расы. Нападение вывело меня из равновесия. Обычно я не позволяю ученикам подвергать свой разум опасности, но для тебя я сделаю исключение. На какой риск ты готов пойти?
– В смысле?
– Какое значение вероятности сумасшествия для тебя допустимо?
– А какие альтернативы?
– От нуля до единицы, весь спектр.
Хорошее предложение. Какова вероятность безумия, с которой я готов примириться? Я так и не смог ответить на этот вопрос.
– Я вижу, ты не можешь сделать выбор, – констатировал голос. – Я рекомендую значение одна сотая. Величина не настолько большая, чтобы принимать ее во внимание, но, в то же время, ты получишь весьма неплохой теоретический багаж. Защитники порядка голыми руками тебя не возьмут.
– Ты знаешь, кто такие защитники порядка?
– Я знаю почти все в этой вселенной.
– Ты расскажешь мне?
– Ты хочешь от них защититься или ты собираешься с ними воевать?
– Разве это не одно и то же?
– Это совсем разные вещи. Скоро ты поймешь, что в пространстве Сети то, что ты называешь войной, невозможно.
– Тогда зачем они убили Пашку?
– Они считают, что этот случай должен стать исключением.
– Почему?
– Со временем ты все поймешь, а сейчас новое знание только помешает. Не забывай, твой мозг перегружен. Отдохни хотя бы пару месяцев, а потом, если будет крайняя необходимость, ты снова сможешь учиться. Если крайней необходимости не будет – лучше подождать год или чуть больше.
– Может, тогда мне лучше вообще не учиться?
– Это твой выбор. Но сейчас они возьмут тебя голыми руками.
– Несмотря на все, чему ты меня научил?
– Ничему серьезному я тебя не научил. Это все мелочи, дилетантов пугать. Серьезные вещи в твой мозг вообще не поместятся.
– А как же то, чему ты собрался меня учить?
– Это лучше, чем ничего. Но достаточно пустой болтовни. Ты готов получить знания?
Я немного поколебался, но все—таки решился.
– Готов, – сказал я.
– Вот и хорошо, – констатировал голос. – Ну все, отправляйся домой.
– А как же занятия? – не понял я. – Ты передумал меня учить?
– Все необходимые знания вложены в твой разум.
Я прислушался к своим ощущениям и не заметил в себе ничего необычного.
– Ты и не заметишь, – сказал голос, – пока не придет время. Ты будешь постепенно понимать то, что знаешь, иначе твой мозг не выдержит.
– Но ты можешь хотя бы намекнуть, что именно я узнал? – спросил я.
– Могу, но не буду. Ты можешь уходить.
– Ты меня гонишь?
– Я никого никогда не гоню. Но тебе больше нечего делать в моем мире. Прощай.
Некоторое время я пытался продолжать разговор, но голос не отзывался. Мне пришлось уйти.
Есть у меня дурная привычка – постоянно смотреть на часы. Когда я начинаю разговор с клиентом, я обязательно предупреждаю его, что я вовсе не стремлюсь побыстрее спровадить его куда подальше, просто у меня такая привычка, что-то вроде нервного тика. Но когда я попал на Вудсток, эта привычка исчезла без следа, потому что время здесь не имеет никакого значения.
Мощь планетарного разума Вудстока колоссальна. Растительная паутина, пронизывающая планету, мыслит со скоростью, многократно превышающей скорость мышления человеческого разума. Когда ты оказываешься внутри нее, этот бешеный темп захватывает тебя, ты чувствуешь себя, как будто ты очнулся от сна или опьянения, в котором пребывал всю предыдущую жизнь, и наконец-то живешь полной жизнью и думаешь в полную силу, так, как и должен работать твой мозг. Час, проведенный на Вудстоке, субъективно воспринимается как несколько суток обычного земного времени.
Находясь на Вудстоке, не нужно тратить время на то, чтобы есть, пить или справлять естественные надобности. Мыслящая паутина Вудстока не предоставляет гостю временное тело, вместо этого она выстраивает вокруг него виртуальную реальность, основанную на привычных объектах и образах. Страшно даже подумать, насколько сложна эта задача, особенно если учесть, что Вудсток обслуживает всех пользователей, независимо от принципов построения нервной системы. Мыслящая паутина должна понять, как устроена душа, прибывшая к ней в гости, наладить с ней контакт, организовать виртуальную среду и наполнить ее привычными для гостя ощущениями. Паутина все это делает, и делает настолько быстро и качественно, что остается только удивляться тому, что это реально работает, не в сказке и не в научно—фантастическим романе, а в самой настоящей реальной действительности.
Гости прибывают на Вудсток с единственной целью – получить знания. У единого и бессмертного разума Вудстока наверняка есть и другие цели в жизни, но они скрыты от посторонних. Гостям из других миров доступна лишь одна сторона планеты лучший во вселенной университет. Здесь всех учат всему, любой пришедший может получить любое знание, имеющееся в памяти паутины и доступное просящему.
Процедура обучения на Вудстоке весьма своеобразна. Явившись сюда в прошлый раз, я попросил паутину научить меня боевым искусствам. Я ожидал, что окажусь в виртуальном спортивном зале, где виртуальный инструктор будет показывать разнообразные приемы, которые я буду отрабатывать на виртуальных партнерах. Но все оказалось не так.
Мне не показали ни одного приема. Если бы паутина разменивалась на такие мелочи, ей пришлось бы хранить отдельную школу рукопашного боя для каждой разумной расы, ведь техника рукопашного боя разумных рыб по определению должна отличаться от техники боя разумных птиц. Но паутина не учит технике, паутина учит только общим принципам, единым для всех разумных существ.
Не могу сказать с полной уверенностью, что паутина именно учит. Мне кажется, она просто перестраивает душу обучаемого в соответствии с теми знаниями, которые он должен получить. Берется оригинальная душа, вычисляется то, что должно получиться в результате, и первое превращается во второе. А потом проводится практическое занятие, в ходе которого паутина убеждается в том, что обучение проведено корректно.
По-моему, дело обстоит именно так. Иначе я не могу объяснить, почему я так быстро и твердо усваивал сложнейшие концепции, абсолютно новые и чуждые. Для закрепления каждого из полученных навыков обычно требовалась только одна тренировка, изредка две, и после этого паутина сразу переходила к следующему занятию.
Если предположить, что знания и навыки, полученные здесь, сохранятся и на Земле, приходится признать, что я превращаюсь в бойца колоссальной силы. Моя физическая сила не изменилась, если не считать того, что теперь я могу кратковременно включать форсированный режим, сознательно выбрасывая адреналин в кровь. Это вредно для здоровья, так не следует делать без крайней необходимости, но когда необходимость наступит, я смогу это сделать.
Сильнее всего изменилась нервная система. Я научился сосредотачиваться на главном, отсекая ненужное. Теперь, когда я нахожусь в боевом режиме, мое зрение подобно зрению лягушки – я не вижу пейзаж, я вижу только движения противника. В бою я не имею ни эмоций, ни мыслей, я перестаю быть человеком, я просто боевая машина. Потом, после боя, я вспоминаю свое состояние и мне кажется, что я что-то думал и что-то чувствовал, но я знаю, что это не так, это совсем другое, просто мозг пытается описать ситуацию в рамках привычной системы понятий, вот и применяет понятия «мысль» и «чувство» там, где они неприменимы. Но от перестановки терминов смысл не меняется.
Теперь я могу угадывать действия противника, я не могу объяснить или описать, как это происходит, я просто каждый раз знаю, что будет дальше. Не думаю, что в этом есть что-то сверхъестественное, скорее, все дело в возросшей чувствительности высших нервных центров и в лучшей координации между ними. Координация движений тоже улучшилась, видимо, за счет того, что на период боя я начисто избавляюсь от страхов и комплексов. Для меня нет разницы, что делать – пройти по доске, лежащей на земле, или по доске, закрепленной на стометровой высоте, перепрыгнуть канаву или перепрыгнуть с одной крыши на другую. В бою для меня нет страха, есть только трезвый расчет, я могу воздержаться от рискованного удара, но не потому, что боюсь, а потому, что вероятность успеха недостаточно велика. А это совсем разные вещи.
За первые часы занятий паутина превратила меня в настоящую боевую машину. Можно подумать, что это предел, достижимый для человека, но я знаю, что это не так. Впереди есть еще продвинутый курс и он далеко не последний на пути к боевому совершенству.
Я обратился к хранителю этого места с просьбой начать продвинутый курс. Но в ответ я услышал совсем не то, что ожидал услышать.
– Ты еще не готов получать новую информацию, – произнес бесплотный голос в моем сознании. – Вначале ты должен усвоить знания, которые уже получил. Приходи через год по времени твоего мира.
– Твои знания нужны мне сейчас, – возразил я. – Те существа, что убили Павла, охотятся и за мной. Если ты не дашь мне знаний, которых я прошу, я буду беззащитен перед врагами.
Впервые на Вудстоке мне показалось, что я уловил какой-то отблеск эмоций в голосе планеты.
– Познав то, что ты хочешь познать, ты все равно останешься беззащитным, – заявил голос. – Тебе нужно нечто особое.
Вот это да! На такую удачу я и не смел рассчитывать.
– Тогда дай мне то, что мне нужно, – попросил я.
– Твой мозг может не выдержать, – сказал голос, – ты называешь это состояние словом «шизофрения». Я не могу гарантировать, что после обучения ты сможешь его избежать.
– Какова вероятность того, что я сойду с ума? – спросил я.
– Смотря сколько знаний ты позволишь мне вложить в тебя. Сейчас шизофрения исключена, но если ты за один присест познаешь все, что хочешь познать, она будет гарантирована. Я не могу взять на себя ответственность.
– Ответственность перед кем?
– Странный вопрос. Перед самим собой, конечно. А перед кем еще может быть ответственность?
– Ну… перед близкими, родными, друзьями…
– Ах, да… – голос как бы хмыкнул. – Извини, я забыл, что разговариваю с существом другой расы. Нападение вывело меня из равновесия. Обычно я не позволяю ученикам подвергать свой разум опасности, но для тебя я сделаю исключение. На какой риск ты готов пойти?
– В смысле?
– Какое значение вероятности сумасшествия для тебя допустимо?
– А какие альтернативы?
– От нуля до единицы, весь спектр.
Хорошее предложение. Какова вероятность безумия, с которой я готов примириться? Я так и не смог ответить на этот вопрос.
– Я вижу, ты не можешь сделать выбор, – констатировал голос. – Я рекомендую значение одна сотая. Величина не настолько большая, чтобы принимать ее во внимание, но, в то же время, ты получишь весьма неплохой теоретический багаж. Защитники порядка голыми руками тебя не возьмут.
– Ты знаешь, кто такие защитники порядка?
– Я знаю почти все в этой вселенной.
– Ты расскажешь мне?
– Ты хочешь от них защититься или ты собираешься с ними воевать?
– Разве это не одно и то же?
– Это совсем разные вещи. Скоро ты поймешь, что в пространстве Сети то, что ты называешь войной, невозможно.
– Тогда зачем они убили Пашку?
– Они считают, что этот случай должен стать исключением.
– Почему?
– Со временем ты все поймешь, а сейчас новое знание только помешает. Не забывай, твой мозг перегружен. Отдохни хотя бы пару месяцев, а потом, если будет крайняя необходимость, ты снова сможешь учиться. Если крайней необходимости не будет – лучше подождать год или чуть больше.
– Может, тогда мне лучше вообще не учиться?
– Это твой выбор. Но сейчас они возьмут тебя голыми руками.
– Несмотря на все, чему ты меня научил?
– Ничему серьезному я тебя не научил. Это все мелочи, дилетантов пугать. Серьезные вещи в твой мозг вообще не поместятся.
– А как же то, чему ты собрался меня учить?
– Это лучше, чем ничего. Но достаточно пустой болтовни. Ты готов получить знания?
Я немного поколебался, но все—таки решился.
– Готов, – сказал я.
– Вот и хорошо, – констатировал голос. – Ну все, отправляйся домой.
– А как же занятия? – не понял я. – Ты передумал меня учить?
– Все необходимые знания вложены в твой разум.
Я прислушался к своим ощущениям и не заметил в себе ничего необычного.
– Ты и не заметишь, – сказал голос, – пока не придет время. Ты будешь постепенно понимать то, что знаешь, иначе твой мозг не выдержит.
– Но ты можешь хотя бы намекнуть, что именно я узнал? – спросил я.
– Могу, но не буду. Ты можешь уходить.
– Ты меня гонишь?
– Я никого никогда не гоню. Но тебе больше нечего делать в моем мире. Прощай.
Некоторое время я пытался продолжать разговор, но голос не отзывался. Мне пришлось уйти.
20
На следующее утро мы с Женькой сидели в переговорной. Мы молчали, необходимости говорить не было, все было ясно и так.
Я смотрел на Женьку и видел неощутимые для обычных людей флюиды, источаемые его разумом.
– Как жена? – спросил я. – Она вчера очень беспокоилась.
– Нормально, – сказал Женька. – Представляешь, она думала, что я у любовницы! Пришлось объяснить ей наглядно, что она не права.
– Побил ее, что ли?
– Да иди ты! Я же вижу, ты теперь тоже чуть—чуть эмпат. Ты прекрасно понял, о чем я говорю.
– Ну да, понял. Знаешь, в эмпатии есть и свои недостатки, шутить, например, труднее.
– Шутить не труднее, просто шутки у тебя дурацкие. Как начнешь вещать Что-нибудь с серьезным видом, сразу и не поймешь, серьезно ты говоришь или пургу гонишь.
– Теперь поймешь.
– Теперь-то конечно. Ты как, круто драться научился?
– Ты и так все видишь.
– Вижу. Черт! Но надо же о чем-то разговаривать!
– А зачем? Все и так понятно. Лучше скажи, что теперь делать будем?
– Не знаю, думать надо. Пашкино тело к тебе вернулось?
– Нет, оно по-прежнему в стасисе. Думаю, навечно.
– Это хорошо. Одежду его выбросил?
– Пока нет.
– А чего тормозишь? Надеешься, что он вернется?
– Нет, надеяться бессмысленно. Даже не знаю, почему не выбросил, как-то рука не поднимается.
– Надо выбросить. Его искать начнут.
– У него семья была?
– Не знаю. Да и не хочу узнавать, если честно. Когда не знаешь, на душе спокойнее.
– А совесть не мучает?
– Пока не особо. Вот если вдруг выяснится, что у него осталась беременная жена и трое маленьких детей, вот тогда совесть обязательно замучит.
– Заслонив лицо ладошкой, притворившись безымянным… – процитировал я Егора Летова.
– Да иди ты! – воскликнул Женька. – Ну, допустим, мы знаем, что у него осталась семья. И что делать? Прийти и сказать, типа, извините, мадам, но мы вашего мужа втравили в одну историю, он погиб, но вы не волнуйтесь, мы Что-нибудь обязательно придумаем. Так, что ли?
– Не знаю, тебе виднее, ты же у нас психолог.
– Да какой я психолог… Чувствовать чужие эмоции – это круто, но опыт практической работы ничем не заменить. Не знаю я, что делать, да и знать не хочу, если честно.
– Испугался? – предположил я.
– Да нет, не испугался, – сказал Женька. – Скорее, обалдел.
– По-моему, пора начинать действовать, – решительно сказал я.
– Как действовать?
– У нас сейчас четыре терминала. Два оставляем себе, два отдаем… ну, не знаю, ученым каким—нибудь крутым, что ли…
– И где ты возьмешь крутого ученого?
– В интернете можно поискать. Или сразу в Сети.
– Сеть выдаст список из одних инопланетян.
– Можно конкретизировать запрос в рамках Земли. Когда мы с Пашкой разговаривали, он попросил меня выдернуть из Сети какое-то уравнение имени кого-то нашего, земного, так Сеть сразу выдала информацию, причем в земных обозначениях. Обычные земные формулы.
– Подожди! Получается, что Сеть все знает о Земле? Ну-ка…
Женька потянулся к терминалу, взял его в руку и несколько секунд напряженно вглядывался в школьный пенал, обмотанный проводами.
– Слава богу, не все она знает, – произнес он с облегчением, – и то хорошо. Ну-ка, попробуем… Свет мой, зеркальце, скажи, кто у нас на Земле самый крутой ученый?
Женька надолго замолчал. Судя по его вазомоторным реакциям, Сеть что-то ответила.
– Ну и кто? – спросил я.
– Хрен его знает, – отозвался Женька. – Оказывается, в нашем земном интернете есть целый хит—парад. Кривой, правда, какой-то…
– Адрес скажи.
Женька назвал адрес. Следующие десять минут мы провели за Женькиным компьютером.
– Ну вот, – сказал Женька, – такая вот картина. Ты понимаешь, по какому принципу они определяют, кто из них круче?
– Не понимаю. Но какая нам разница?
– И действительно, никакой разницы. Вот, например, первый кандидат – чем тебя не устраивает? Тридцать три года, пятьдесят одна публикация в международных журналах по физике.
– И это все, что о нем известно, – заметил я. – Непонятно даже, чем он занимается, каким разделом физики, я имею ввиду.
– Сейчас выясним, – сказал Женька. – Как там его имя—отчество… Вот, гляди, название статьи. К теории сверхпроводимости систем с произвольной плотностью… О! Гляди, это, кажется, его телефон.
– Наверное, он идиот, раз свой телефон в интернет поместил, – предположил я.
– Почему идиот? – удивился Женька. – Думаешь, ему постоянно звонят толпы поклонников? Типа, прочитал я вашу статью, впал в восторг…
– Убедил. Звоним?
– Ага, сейчас прямо возьмем и позвоним, угадай, что он ответит. Он, кстати, в Харькове живет. Видишь, тут междугородный код.
– Может, лучше в Москве ученых поищем?
– Давай попробуем.
Я смотрел на Женьку и видел неощутимые для обычных людей флюиды, источаемые его разумом.
– Как жена? – спросил я. – Она вчера очень беспокоилась.
– Нормально, – сказал Женька. – Представляешь, она думала, что я у любовницы! Пришлось объяснить ей наглядно, что она не права.
– Побил ее, что ли?
– Да иди ты! Я же вижу, ты теперь тоже чуть—чуть эмпат. Ты прекрасно понял, о чем я говорю.
– Ну да, понял. Знаешь, в эмпатии есть и свои недостатки, шутить, например, труднее.
– Шутить не труднее, просто шутки у тебя дурацкие. Как начнешь вещать Что-нибудь с серьезным видом, сразу и не поймешь, серьезно ты говоришь или пургу гонишь.
– Теперь поймешь.
– Теперь-то конечно. Ты как, круто драться научился?
– Ты и так все видишь.
– Вижу. Черт! Но надо же о чем-то разговаривать!
– А зачем? Все и так понятно. Лучше скажи, что теперь делать будем?
– Не знаю, думать надо. Пашкино тело к тебе вернулось?
– Нет, оно по-прежнему в стасисе. Думаю, навечно.
– Это хорошо. Одежду его выбросил?
– Пока нет.
– А чего тормозишь? Надеешься, что он вернется?
– Нет, надеяться бессмысленно. Даже не знаю, почему не выбросил, как-то рука не поднимается.
– Надо выбросить. Его искать начнут.
– У него семья была?
– Не знаю. Да и не хочу узнавать, если честно. Когда не знаешь, на душе спокойнее.
– А совесть не мучает?
– Пока не особо. Вот если вдруг выяснится, что у него осталась беременная жена и трое маленьких детей, вот тогда совесть обязательно замучит.
– Заслонив лицо ладошкой, притворившись безымянным… – процитировал я Егора Летова.
– Да иди ты! – воскликнул Женька. – Ну, допустим, мы знаем, что у него осталась семья. И что делать? Прийти и сказать, типа, извините, мадам, но мы вашего мужа втравили в одну историю, он погиб, но вы не волнуйтесь, мы Что-нибудь обязательно придумаем. Так, что ли?
– Не знаю, тебе виднее, ты же у нас психолог.
– Да какой я психолог… Чувствовать чужие эмоции – это круто, но опыт практической работы ничем не заменить. Не знаю я, что делать, да и знать не хочу, если честно.
– Испугался? – предположил я.
– Да нет, не испугался, – сказал Женька. – Скорее, обалдел.
– По-моему, пора начинать действовать, – решительно сказал я.
– Как действовать?
– У нас сейчас четыре терминала. Два оставляем себе, два отдаем… ну, не знаю, ученым каким—нибудь крутым, что ли…
– И где ты возьмешь крутого ученого?
– В интернете можно поискать. Или сразу в Сети.
– Сеть выдаст список из одних инопланетян.
– Можно конкретизировать запрос в рамках Земли. Когда мы с Пашкой разговаривали, он попросил меня выдернуть из Сети какое-то уравнение имени кого-то нашего, земного, так Сеть сразу выдала информацию, причем в земных обозначениях. Обычные земные формулы.
– Подожди! Получается, что Сеть все знает о Земле? Ну-ка…
Женька потянулся к терминалу, взял его в руку и несколько секунд напряженно вглядывался в школьный пенал, обмотанный проводами.
– Слава богу, не все она знает, – произнес он с облегчением, – и то хорошо. Ну-ка, попробуем… Свет мой, зеркальце, скажи, кто у нас на Земле самый крутой ученый?
Женька надолго замолчал. Судя по его вазомоторным реакциям, Сеть что-то ответила.
– Ну и кто? – спросил я.
– Хрен его знает, – отозвался Женька. – Оказывается, в нашем земном интернете есть целый хит—парад. Кривой, правда, какой-то…
– Адрес скажи.
Женька назвал адрес. Следующие десять минут мы провели за Женькиным компьютером.
– Ну вот, – сказал Женька, – такая вот картина. Ты понимаешь, по какому принципу они определяют, кто из них круче?
– Не понимаю. Но какая нам разница?
– И действительно, никакой разницы. Вот, например, первый кандидат – чем тебя не устраивает? Тридцать три года, пятьдесят одна публикация в международных журналах по физике.
– И это все, что о нем известно, – заметил я. – Непонятно даже, чем он занимается, каким разделом физики, я имею ввиду.
– Сейчас выясним, – сказал Женька. – Как там его имя—отчество… Вот, гляди, название статьи. К теории сверхпроводимости систем с произвольной плотностью… О! Гляди, это, кажется, его телефон.
– Наверное, он идиот, раз свой телефон в интернет поместил, – предположил я.
– Почему идиот? – удивился Женька. – Думаешь, ему постоянно звонят толпы поклонников? Типа, прочитал я вашу статью, впал в восторг…
– Убедил. Звоним?
– Ага, сейчас прямо возьмем и позвоним, угадай, что он ответит. Он, кстати, в Харькове живет. Видишь, тут междугородный код.
– Может, лучше в Москве ученых поищем?
– Давай попробуем.
21
Женька твердо взял инициативу в свои руки. Мне он сказал, что раз он психолог, то ему и надо заниматься этим делом, но я понимал, что не все так просто. На самом деле ему просто не хочется делиться со мной удовольствием от процесса. Неожиданно подойти к человеку на улице, произнести безумную речь про инопланетный артефакт, убедить человека в том, что он говорит правду, действительно убедить, после инопланетного курса психологии это вполне реально. Загрузить человека рассказом про галактическую Сеть, предложить попробовать найти в Сети какую—нибудь информацию, насладиться смешанной гаммой чувств на лице человека, а потом сидеть с ним на кухне, пить пиво или водку и рассказывать. А когда человек загрузится достаточно, назвать ему слово «Вудсток» и уйти, не забыв захлопнуть дверь в опустевшей квартире. Я бы тоже так хотел, но я знаю, что мне это не дано. Без знаний, полученных Женькой на Вудстоке, практически невозможно убедить человека, что ты не псих, а действительно владеешь терминалом инопланетной Сети.
Женька пытался заставить меня заняться сборкой терминалов в промышленных масштабах, но я ему отказал. Это было непросто, он теперь очень хорошо умеет убеждать, но я все—таки отказал ему. Это выглядит по-детски, но я не хочу делать черновую работу, плоды которой будет пожинать другой человек, пусть даже такой хороший друг, как Женька. Полагаю, если бы Женька очень захотел меня заставить, он бы нашел способ, но он от меня отстал, пожалел, так сказать.
А потом в частное охранное предприятие «Эзоп» обратился клиент. Он обратился к Женьке, но Женька перенаправил его ко мне. Полагаю, в этом был некоторый элемент ехидства – дескать, не хочешь помогать мне заниматься тем, что по-настоящему важно, так занимайся рутинными делами, которыми кто-то все равно должен заниматься.
Клиента звали Виктор Петрович, это был пожилой мужчина, очень представительный, если бы не повышенная пучеглазость, которая его сильно портила. Виктор Петрович руководил службой безопасности одной крупной компании, занимающейся торговлей драгоценными металлами. В прошлом году мы собирали для него информацию об одном греческом бизнесмене, который активно набивался в деловые партнеры, но на деле оказался давним клиентом «Интерпола». Операция стоила Виктору Петровичу кругленькую сумму, но сэкономили мы ему намного больше.
На этот раз интересы Виктора Петровича простирались совсем в другом направлении.
Мы встретились с ним в обшарпанном переулке в центре Москвы. Точно в назначенное время черный полноприводный «Лексус» Виктора Петровича припарковался рядом с моим «Пассатом», я вышел из машины, поставил ее на сигнализацию и направился к «Лексусу». Когда я подошел к джипу, передние двери открылись, из левой двери вылез шофер, из правой – телохранитель. Видать, серьезный разговор намечается, раз клиент не хочет разговаривать в присутствии телохранителя.
Я открыл заднюю дверь и забрался внутрь машины. Ступенька оказалась выше, чем я ожидал, я споткнулся, но не только не упал, но даже не пошатнулся – сказалось обучение на Вудстоке.
Я захлопнул дверь и повернулся к Виктору Петровичу. Я сразу отметил, что он сильно расстроен и напуган. Он всеми силами старался скрыть это, получалось у него неплохо, но обмануть меня ему не удалось.
– Здравствуйте, Виктор Петрович, – сказал я. – Какие у вас неприятности?
Глаза Виктора Петровича стали еще более выпученными, чем обычно.
– О чем вы, Андрей? – спросил он. – С чего вы взяли, что у меня неприятности?
Я заметил, что он дернул левой рукой, как будто хотел посмотреть на свой «Ролекс», но передумал. Очевидно, торопится.
– Давайте не будем заниматься психоанализом, – сказал я. – У вас неприятности, а я готов попытаться помочь вам справиться с ними за умеренную плату. Вы ведь меня за этим позвали?
Некоторое время Виктор Петрович молчал, оценивающе разглядывая меня, как какую-то диковинную лягушку. Я отметил его растущую неуверенность, переходящую в страх. Женька на моем месте сразу понял бы, чем вызван его страх, но для меня это было за пределами доступного. Я на Вудстоке психологию не изучал.
– Что случилось? – спросил я. – Если вы мне ничего не расскажете, я не смогу вам помочь.
– Ты сильно изменился, Андрей, – заметил Виктор Петрович. – Год назад ты был совсем другим.
– Все течет, все меняется, – я пожал плечами. – Так что случилось?
Виктор Петрович вздохнул и начал говорить.
– Мне нужен специалист особенного типа, – сказал он. – Нужна силовая операция.
– У вас в компании нет ни одного боевика? – удивился я. – Позвольте не поверить.
– По некоторым причинам мы не можем использовать своих людей, здесь нужен специалист со стороны. Евгений Григорьевич говорил, что вы знаете такого.
– Возможно. Что нужно сделать?
– Один… скажем так, нехороший человек, имеет при себе DVD—диск, который мне очень нужен.
– Компромат? – догадался я.
– Неважно, – Виктор Петрович так резко дернул щекой, что стало очевидно, что это действительно компромат, причем не на компанию, а лично на него. – Что записано на этом диске, не касается ни тебя, ни того человека, который будет делать работу. Я должен получить диск не позже завтрашнего вечера. Операция стоит пять тысяч долларов.
– Десять, – отрезал я. – И ни центом меньше.
Виктор Петрович тяжело вздохнул.
– Хорошо, десять, – сказал он. – Десять ему и тысячу тебе за контакт. Пойдет?
– Кому ему? – не понял я.
– А ты что, сам хочешь взяться? – удивился Виктор Петрович.
– А почему бы и нет?
– Ну… – Виктор Петрович на секунду замялся. – В прошлом году я наводил о тебе справки. Если верить моим ребятам, ты отличный оперативник и хороший аналитик, но как боевик не представляешь из себя собой ничего особенного. Ты не справишься.
Я улыбнулся широкой добродушной улыбкой и предложил:
– Проверим?
– Как?
– Ваш телохранитель, надо полагать, крутой боец?
Виктор Петрович озадаченно хмыкнул и вылез из машины. Телохранитель и шофер, до того смирно стоявшие в сторонке и обсуждавшие что-то свое, дружно повернулись к машине. Виктор Петрович поманил пальцем телохранителя, они что-то коротко обговорили, телохранитель подошел к машине и открыл заднюю дверь.
– Выходи, Рэмбо, – сказал он.
Я не воспользовался приглашением, потому что понял, что он собирается ударить меня, как только мои ноги коснутся земли. Я сделал вид, что запутался в собственных ногах, сгруппировался и прыгнул ему на грудь прямо из машины.
Он почти успел отпрянуть в сторону. Он обязательно успел бы, если бы не Вудсток, а так я понял, каким будет его движение, еще до того, как оно началось. Менять направление прыжка было уже поздно, но я успел выставить правую руку в сторону и слегка ткнуть противника большим пальцем в глаз.
Телохранитель скорчился на снегу, держась рукой за глаз и сдавленно ругаясь. Я стоял в стороне в расслабленной позе и ждал, что будет дальше.
Телохранитель вдруг витиевато выругался, вскочил на ноги и пошел на меня. Для обычного человека его вид был страшен. Два метра роста, килограммов сто двадцать веса, ни капли жира сверх физиологической нормы и в довершение всего отточенная плавность движений, которая всегда производит впечатление на знающего человека. Но я видел в рисунке его движений, что он пребывает в состоянии, близком к панике.
Я спокойно стоял и смотрел, как гора мышц приближается ко мне, изрыгая чудовищные ругательства. Я видел, что в голове моего противника нет никакого плана дальнейших действий, он ждет, что я испугаюсь, и не рассматривает никаких других вариантов развития событий.
По мере того, как противник приближался ко мне, его движения становились все менее уверенными, а ругань – все менее выразительной. В двух метрах от меня он остановился.
Я широко улыбнулся и сделал приглашающий жест. Телохранитель не двигался.
– Ну что же ты? – донесся издали приглушенный боевым режимом голос Виктора Петровича. – Испугался?
Женька пытался заставить меня заняться сборкой терминалов в промышленных масштабах, но я ему отказал. Это было непросто, он теперь очень хорошо умеет убеждать, но я все—таки отказал ему. Это выглядит по-детски, но я не хочу делать черновую работу, плоды которой будет пожинать другой человек, пусть даже такой хороший друг, как Женька. Полагаю, если бы Женька очень захотел меня заставить, он бы нашел способ, но он от меня отстал, пожалел, так сказать.
А потом в частное охранное предприятие «Эзоп» обратился клиент. Он обратился к Женьке, но Женька перенаправил его ко мне. Полагаю, в этом был некоторый элемент ехидства – дескать, не хочешь помогать мне заниматься тем, что по-настоящему важно, так занимайся рутинными делами, которыми кто-то все равно должен заниматься.
Клиента звали Виктор Петрович, это был пожилой мужчина, очень представительный, если бы не повышенная пучеглазость, которая его сильно портила. Виктор Петрович руководил службой безопасности одной крупной компании, занимающейся торговлей драгоценными металлами. В прошлом году мы собирали для него информацию об одном греческом бизнесмене, который активно набивался в деловые партнеры, но на деле оказался давним клиентом «Интерпола». Операция стоила Виктору Петровичу кругленькую сумму, но сэкономили мы ему намного больше.
На этот раз интересы Виктора Петровича простирались совсем в другом направлении.
Мы встретились с ним в обшарпанном переулке в центре Москвы. Точно в назначенное время черный полноприводный «Лексус» Виктора Петровича припарковался рядом с моим «Пассатом», я вышел из машины, поставил ее на сигнализацию и направился к «Лексусу». Когда я подошел к джипу, передние двери открылись, из левой двери вылез шофер, из правой – телохранитель. Видать, серьезный разговор намечается, раз клиент не хочет разговаривать в присутствии телохранителя.
Я открыл заднюю дверь и забрался внутрь машины. Ступенька оказалась выше, чем я ожидал, я споткнулся, но не только не упал, но даже не пошатнулся – сказалось обучение на Вудстоке.
Я захлопнул дверь и повернулся к Виктору Петровичу. Я сразу отметил, что он сильно расстроен и напуган. Он всеми силами старался скрыть это, получалось у него неплохо, но обмануть меня ему не удалось.
– Здравствуйте, Виктор Петрович, – сказал я. – Какие у вас неприятности?
Глаза Виктора Петровича стали еще более выпученными, чем обычно.
– О чем вы, Андрей? – спросил он. – С чего вы взяли, что у меня неприятности?
Я заметил, что он дернул левой рукой, как будто хотел посмотреть на свой «Ролекс», но передумал. Очевидно, торопится.
– Давайте не будем заниматься психоанализом, – сказал я. – У вас неприятности, а я готов попытаться помочь вам справиться с ними за умеренную плату. Вы ведь меня за этим позвали?
Некоторое время Виктор Петрович молчал, оценивающе разглядывая меня, как какую-то диковинную лягушку. Я отметил его растущую неуверенность, переходящую в страх. Женька на моем месте сразу понял бы, чем вызван его страх, но для меня это было за пределами доступного. Я на Вудстоке психологию не изучал.
– Что случилось? – спросил я. – Если вы мне ничего не расскажете, я не смогу вам помочь.
– Ты сильно изменился, Андрей, – заметил Виктор Петрович. – Год назад ты был совсем другим.
– Все течет, все меняется, – я пожал плечами. – Так что случилось?
Виктор Петрович вздохнул и начал говорить.
– Мне нужен специалист особенного типа, – сказал он. – Нужна силовая операция.
– У вас в компании нет ни одного боевика? – удивился я. – Позвольте не поверить.
– По некоторым причинам мы не можем использовать своих людей, здесь нужен специалист со стороны. Евгений Григорьевич говорил, что вы знаете такого.
– Возможно. Что нужно сделать?
– Один… скажем так, нехороший человек, имеет при себе DVD—диск, который мне очень нужен.
– Компромат? – догадался я.
– Неважно, – Виктор Петрович так резко дернул щекой, что стало очевидно, что это действительно компромат, причем не на компанию, а лично на него. – Что записано на этом диске, не касается ни тебя, ни того человека, который будет делать работу. Я должен получить диск не позже завтрашнего вечера. Операция стоит пять тысяч долларов.
– Десять, – отрезал я. – И ни центом меньше.
Виктор Петрович тяжело вздохнул.
– Хорошо, десять, – сказал он. – Десять ему и тысячу тебе за контакт. Пойдет?
– Кому ему? – не понял я.
– А ты что, сам хочешь взяться? – удивился Виктор Петрович.
– А почему бы и нет?
– Ну… – Виктор Петрович на секунду замялся. – В прошлом году я наводил о тебе справки. Если верить моим ребятам, ты отличный оперативник и хороший аналитик, но как боевик не представляешь из себя собой ничего особенного. Ты не справишься.
Я улыбнулся широкой добродушной улыбкой и предложил:
– Проверим?
– Как?
– Ваш телохранитель, надо полагать, крутой боец?
Виктор Петрович озадаченно хмыкнул и вылез из машины. Телохранитель и шофер, до того смирно стоявшие в сторонке и обсуждавшие что-то свое, дружно повернулись к машине. Виктор Петрович поманил пальцем телохранителя, они что-то коротко обговорили, телохранитель подошел к машине и открыл заднюю дверь.
– Выходи, Рэмбо, – сказал он.
Я не воспользовался приглашением, потому что понял, что он собирается ударить меня, как только мои ноги коснутся земли. Я сделал вид, что запутался в собственных ногах, сгруппировался и прыгнул ему на грудь прямо из машины.
Он почти успел отпрянуть в сторону. Он обязательно успел бы, если бы не Вудсток, а так я понял, каким будет его движение, еще до того, как оно началось. Менять направление прыжка было уже поздно, но я успел выставить правую руку в сторону и слегка ткнуть противника большим пальцем в глаз.
Телохранитель скорчился на снегу, держась рукой за глаз и сдавленно ругаясь. Я стоял в стороне в расслабленной позе и ждал, что будет дальше.
Телохранитель вдруг витиевато выругался, вскочил на ноги и пошел на меня. Для обычного человека его вид был страшен. Два метра роста, килограммов сто двадцать веса, ни капли жира сверх физиологической нормы и в довершение всего отточенная плавность движений, которая всегда производит впечатление на знающего человека. Но я видел в рисунке его движений, что он пребывает в состоянии, близком к панике.
Я спокойно стоял и смотрел, как гора мышц приближается ко мне, изрыгая чудовищные ругательства. Я видел, что в голове моего противника нет никакого плана дальнейших действий, он ждет, что я испугаюсь, и не рассматривает никаких других вариантов развития событий.
По мере того, как противник приближался ко мне, его движения становились все менее уверенными, а ругань – все менее выразительной. В двух метрах от меня он остановился.
Я широко улыбнулся и сделал приглашающий жест. Телохранитель не двигался.
– Ну что же ты? – донесся издали приглушенный боевым режимом голос Виктора Петровича. – Испугался?