Пушнова Юлия. Клеопатра: История любви и царствования

   Деллий не доволен был последними событиями. Слишком большое влияние Клеопатры на Антония было не на руку военачальникам. Они рисковали проиграть самый важный бой с Октавианом. Клеопатра легко жертвовала их жизнями ради того, чтобы действовать по своему плану и удовлетворить собственные амбиции.
   Она ненавидит Рим, и это понятно, но она любит римлянина, и это странно.
   Деллий поморщился, как от сильного приступа боли: «Ну что же тут странного, если и он сам не смог избежать этой болезни-увлечения царицей?»
   Все началось внезапно, и казалось, что этому не было никаких предпосылок. Она не кокетничала с ним, не пыталась использовать против него свои чары. Она была ровна и доброжелательна с тем, кто первым дал ей совет, как обольстить Антония. Та их первая встреча многому научила царицу, и она не прятала улыбку, когда встречалась взглядом с Деллием. Но это была только дружба, предложенная Блистательной, это был признак особого расположения и только.
   Как мог он, недостойный, даже подумать о том, чтобы стать ближе для той, которая приравнивалась к богам!
   А собственно, почему недостойный? Сплетни вокруг царицы говорили о том, что она достаточно легкомысленна и доступна. Она не пыталась хранить верность своим мужьям в молодости, обольщая римских мужчин. Деллий кривил душой, думая так. Он прекрасно знал всю историю жизни царицы, неоднократно повторенную Антонием. Она не могла хранить верность тем, кто фактически не был ей близок и не был ею любим. Но легче было сейчас признать, что виноград зелен, чем признаться в том, что он недоступен из-за того, что слишком высок.
   Последний папирус, полученный Деллием из Александрии, был особенно интересен и опасен для Рима.

 
«Сколь ни велики богатства, что Азия Риму дала поневоле,
Взысканы будут сторицей долги, и за каждого в рабство
Уведенного в Рим человека двадцать римлян станут рабами,
На тысячи римлян падет проклятье!
О Рим, о развратом упившийся город, подобный блуднице,
Станешь еще ты рабам угождать, позабыв о гордыне!
Будешь острижен ты в знак униженья хозяйкой суровой
И сброшен на землю, ибо в ее руках – правосудье и милость!»
 

   Пожалуй, это уж слишком. Намек на «острижение» Рима, у которого Восточная правительница сумела отрезать многие из завоеванных когда-то земель, был грубым и неприкрытым. Многие народы, униженные египетским владычеством, наверняка будут недовольны, прочитав это пророчество. Могучее войско, хлынувшее из глубин Азии, призвано было открыть эру «Восходящего Солнца». Но как увязать это мирное время «Солнца» с идеей того спасительного владыки, который установит свое правление мечом?
   И в этот новый «золотой век» Риму суждено платить дань, троекратно превосходящую ту, которую прежде получал он сам. Все ликуют, а Рим гибнет!
   Деллий, запутавшись в собственных мыслях, спрятал папирус и решил прогуляться, дабы развеять тягостное настроение.
   На лагерь спускались сумерки. Солдаты отдыхали. Кто-то пил кислое вино, похожее больше на уксус, кто-то просто спал, не обращая внимания на шум. В палатке царицы тускло светила масляная лампа. Деллий заметил, как туда вошел лекарь. Царица скрывала, что, как и многие в лагере, переживает странные приступы незнакомой болезни. Она каждое утро выходила из палатки свежая, отдохнувшая, как только что из прохладного бассейна.
   Повинуясь неосторожно нахлынувшему чувству, Деллий направился к палатке той, о которой безнадежно грезил вот уже несколько месяцев.
   «Приветствую тебя, царица», – Деллий замер на пороге. Врача уже не было, и Клеопатра приводила себя в порядок после осмотра. Она стояла, совершенно обнаженная, служанка подавала ей платье, ее тело отражало свет луны, выглянувшей из-за облаков. Без тени смущения Клеопатра продолжила одевание. Под стать ей была и служанка, невозмутимая, молчаливая, средних лет египтянка. Она и бровью не повела, увидев солдата в палатке госпожи. Обе женщины молча, игнорируя Деллия, заканчивали приготовления к ужину. Царица должна была выглядеть безупречно, и это требовало много времени. Деллий, как деревянный, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой так и остался стоять в проходе палатки.
   «Ты свободна, – Клеопатра легким движением руки отослала служанку и наконец взглянула на Деллия. – Ты хотел мне что-то сказать, Деллий?»
   Мужчина проглотил наконец ком, застрявший в горле: «Я должен принести извинения, царица. Но ты вроде как и не заметила, когда я зашел. Будем считать, что ничего не было. В любом случае я готов понести любое наказание за свое бесстыдное вторжение». «Наказать тебя? Чтобы все в лагере узнали о том, что их офицер несколько минут, стоя, как дурак, посреди палатки, лицезрел прелести царицы? Я не сделаю тебе такого подарка. Ничего не случилось. Ты только что вошел и попробуй сказать что-то другое. Тогда ты и будешь наказан, но только за навет на Владычицу Египта». Деллий в очередной раз поразился мгновенной реакции и уму Клеопатры. «Я зашел по делу, царица. Не хотелось бы мне, чтобы все в лагере получили такое послание, которое я принес тебе. Не думаю, что удастся остановить поток этой грязи, но ты должна быть предупреждена», – Деллий решил вдруг рассказать все этой женщине, поразившей его только что и умом, и... волшебной, мистической прелестью нагого тела. Ни одна из тех женщин, с которыми он проводил ночи, не восхищала его так, как эта почти сорокалетняя египтянка, родившая четырех детей, живущая уже пять месяцев в тяжелейших условиях военного лагеря.
   Он рассказал все, о чем прочитал, и высказал все свои сомнения. Клеопатра слушала молча. «Самым страшным пророчеством, царица, стало пророчество о золотом дожде, под которым погибнут жители Вечного города, а Вдова, именуемая Госпожой, вернет оставшихся в живых к золотому веку. После таких слов ты становишься более уязвимой для клеветников, Клеопатра. Может быть, стоит предпринять попытку опровергнуть пророчество?»
   Только теперь Деллий заметил, что в молчании Клеопатры было больше недоверия, чем внимания. Неужели он заслужил это своим рассказом или тем, что вторгается в то, что ему неподвластно?
   «Почему ты решил говорить со мной наедине, Деллий? Почему не захотел, чтобы при нашей беседе присутствовал Антоний?» «Когда-то я уже говорил с тобой наедине, Клеопатра, и, по-моему, дал тебе тогда разумный совет. А сейчас... У Антония много дел и без этих проблем. И ты знаешь, что он очень подвержен интересу ко всяческим проявлениям мистики. Стоит ли волновать его нашим разговором?»
   «Ты не настолько хитер, чтобы обмануть меня, Деллий. Не пытайся придумать причины, их просто нет. В ответ на твой рассказа, я хочу успокоить тебя. В самом „страшном“, на твой взгляд, пророчестве говорится не о том, что вдова-госпожа уничтожит Рим, как того опасаются трусливые жители Вечного города. Можешь передать всем, Деллий, что пророчество гораздо страшнее. В тот момент, когда весь мир окажется в руках той, которая пришла изменить его, небо обрушится на землю в виде огненного дождя, который будет изливаться непрерывно в течение многих дней. Земля и даже море погибнут в гигантском пожаре, и больше никогда не будет ни ночи, ни дня, ни восходов, ни закатов. Ничего, кроме Единственного и Чистого, кроме Страшного суда могущественного бога, царствующего ныне среди небытия».
   Деллий замер в ужасе. От Клеопатры исходила неведомая сила, заставлявшая голос, опустившийся до шепота, звучать как голос оракула. Глаза ее блестели волшебным полубезумным огнем, тело напряглось, плечи выпрямились, она вся подалась навстречу Деллию, и он невольно отшатнулся, намереваясь убежать из палатки. Ноги не двигались, скованные страхом.
   И тут Клеопатра захохотала. Она смеялась громко, от души, заполняя своим смехом самые темные уголки палатки. Она указывала пальцем на остолбеневшего Деллия и откровенно потешалась над ним. Он не понимал, что она кричала сквозь смех, она заговорила на египетском языке. Но инстинктивно он чувствовал, что это грубые ругательства, осыпающие его сейчас «золотым дождем».
   Деллий, вдруг потеряв на мгновение разум, набросился на царицу. Он ударил ее сначала по лицу, остановив смех, потом кинул на походную жесткую кровать и стал яростно срывать с нее одежду, крича страшные непристойности. В голове не было ни одной мысли, только ярость, страсть и стремление наконец-то утолить желание, обуревающее его, и отомстить за унижения, обиды, оскорбления.
   Его руки дрожали, когда он рвал тонкую ткань платья, когда срывал с шеи жемчуг. И только когда он коснулся неожиданно прохладного тела женщины, в голове вдруг прояснилось, и он понял – она не сопротивляется. Боясь поверить в это, он взглянул в лицо царицы, ожидая увидеть огонь страсти и желания, но отшатнулся, как от ядовитого жала змеи. О, Боги, сколько ненависти, презрения и гадливости было в глазах Клеопатры. Как он оказывается противен ей, если она так брезгливо отвернулась, не желая даже тратить силы на сопротивление.
   Деллий вскочил с ложа и, не оглядываясь, поправляя одежду, пошел к выходу из палатки. Он оглянулся лишь на секунду, услышав шепот царицы: «Теперь я знаю, за что ненавидеть тебя, Деллий»...

Бегство Деллия

   Дальнейшая история взаимоотношений Деллия и Клеопатры похожа на непрекращающуюся битву. Он писал ей длинные, иногда трепетные, иногда непристойные письма. В них не было и намека на просьбу о прощении. Он любил и страстно желал ее, она ненавидела и презирала. Деллий озлобился и начал мстить, настраивая Антония против жены. Клеопатра не испугалась. Она, как могла, приближала конец Деллия. Вместе с Алексой и со своим врачом, хитрым и мудрым египтянином, она принялась плести интриги против соперника, зная, какое огромное влияние имеет на Антония. Деллий, зная о безжалостном отношении Клеопатры к противникам, понял, что его в лучшем случае отравят, в худшем – прирежут как бродячую собаку. Быть убитым женщиной, которую любил до безумия, что может быть чудовищней? В лагере он знал все тайные ходы и выходы и поэтому посчитал наилучшим для себя сбежать. Ночью, никем не замеченный, он перешел линию фронта и дезертировал в лагерь Октавиана. Ярость переполняла Деллия, и, едва оказавшись у противника, он немедленно выдал ему все планы Антония...

Прорыв блокады

   Тем временем решение о морском сражении было принято, и Антоний начал готовиться к решительному бою. Сразу же перед ним встало достаточно серьезное препятствие. Транспортные корабли были слишком легкими, чтобы выдержать серьезное сражение, и Антоний принял решение сжечь их. Тем более что для них не хватало опытных моряков. После этого флот Египта составил всего 230 кораблей, Октавиан же мог выставить против них 400 судов.
   Тактика, которую собирался применить Антоний, была опробована ранее и оправдала себя. Это тактика мгновенного абордажа кораблей противника. Как оказалось, Октавиан готовился к такому же ведению боя. Разница была в том, что Октавиан собирался так сражаться, в то время как Антоний должен был прежде всего прорвать блокаду и, может быть, бежать, выйдя в открытое море.
   Несколько дней Антоний потратил на то, чтобы рассадить на корабли двадцать тысяч своих легионеров, но в самый момент отплытия на море поднялась буря. Солдатам запретили выходить с кораблей, которые теперь были хорошо видны неприятелю. Эффекта неожиданности не получилось. Только через день эскадра смогла выйти в море. Два полумесяца в открытом морском бою. Так выглядели эскадры противников со стороны.
   С самого начала бой не заладился для Антония. Октавиан вынудил его начать сражение и притворным маневром отступления заманил вражеские корабли в открытое море.
   Неожиданно 60 кораблей Клеопатры, воспользовавшись образовавшимся в центральной части диспозиции разрывом, вырвались вперед и быстро двинулись на юг. Попутный ветер помогал увеличивать скорость, и для флотилии царицы бой, таким образом, заканчивался, так и не начавшись.
   Несмотря на кажущуюся спонтанность решения царицы, этот план был тщательно продуман. После короткого боя первым кораблям Антония удалось оторваться от противника и выйти в море. Удача, казалось, была близка, но боги оставили полководца. Корабли, которые согласно плану должны были последовать за Антонием, не смогли прорваться из-за превосходящих сил Октавиана. Корабли гибли под натиском противника, большая часть была блокирована в заливе. Более ста кораблей Октавиан взял в плен.
   Только немногочисленные суда, вышедшие из боя с самого начала, отбив атаку, отправились на юг.
   В руках сторонников Антония все еще оставалась военная база на мысе Тенар, в районе Пелопоннеса. Теперь следовало признаться всем, что целью боя и Клеопатра, и Антоний не ставили победу. Изначально необходимо было сохранить жизнь и уйти от преследователей. Ценой жизней супругов стали две трети их флота. Война могла теперь быть продолжена в другом месте, необходимо было собрать силы и укрепиться в уверенности. Антоний еще несколько дней ждал прихода своих кораблей с места боя, но, убедившись в их гибели, впал в тяжелое уныние. Самым худшим известием было то, что много офицеров Антония перешли на сторону противника.
   Что в этот момент давало силы Антонию? Другой бы опустил руки и сложил скорее всего оружие, но Антоний решил бороться до конца.
   К доблестному Канидию пролетел гонец с приказом об отступлении в Азию через Македонию. Антоний возлагал на легионы Канидия большие надежды, но и здесь его поджидало потрясение. Канидий сообщал, что его легионы отказались сражаться против Октавиана, а он сам, не в силах что-либо предпринять, в одиночестве бежал из лагеря.
   Война была проиграна. Антоний понял это, и теперь надо было принять последнее решение.
   Между ближайшими сподвижниками Антоний разделил часть военной казны, сам же взял курс на Киренаику, чтобы воссоединиться с оставшимися там немногочисленными легионами.
   Антония охватило страшное отчаяние. Он в оцепенении сидел на корабле не в силах даже отдавать приказания. Надо было принять еще одно непростое решение – расстаться с Клеопатрой. Как только корабли кинули якоря у Киренаики, они в последний раз подошли друг к другу.

Возвращение в Александрию

   Он смотрел на нее и молчал. Впервые за много лет Клеопатра приняла правила возлюбленного. Палуба судна качалась, дул неприятный ветер, сама она была крайне измотана. Платье царицы потеряло свежесть, волосы растрепались, косметика на лице отсутствовала. Бегство от Октавиана выжало последние силы из Великолепной. При таких условиях бурная сцена со слезами, криками, жалобами была бы неуместной. Да и Антоний наверняка не поддался бы сейчас на ее истерические уговоры. Он молчал уже несколько часов, не отвечая на ее вопросы, не реагируя на происходящее. Она подошла к Антонию и взяла его руку в свои маленькие теплые ладони. «Я попробую вступить в переговоры с Октавианом, может быть, удастся выиграть время? Ты сумеешь собрать своих друзей и вновь сможешь начать борьбу. – Клеопатра помолчала, ожидая ответа Антония. – Ты вернешься ко мне? Все, что случилось, не может продолжаться вечно. Ты непременно должен вернуться. Или... мы встретимся с тобой, когда Осирис поведет нас по длинной дороге...», – Клеопатра почувствовала, как горло сдавил спазм, а из глаз против воли потекли слезы.
   Антоний молчал. Он, казалось, не слушал царицу. Клеопатра поднесла холодную ладонь Антония к своей щеке: «Я буду ждать тебя. Я люблю...», – слезы вновь начали душить ее. Сердце разрывалось от горя, отчаяние переполняло душу. Злой, нечеловечески бессердечный голос кричал внутри:
   «Это конец! Ты больше никогда не увидишь его! Прощайся!»
   Почти бегом пошла она по палубе дальше, еще дальше, чтобы не видеть застывших зрачков, устремленных куда-то мимо нее. Он, казалось, видел небытие и не хотел вести туда с собой свою любовь...
   Клеопатра тщательно подготовилась к прибытию в Александрию, она не могла позволить себе уронить собственное достоинство.
   Признаться в поражении? Никогда!
   Театральное зрелище ее появления в столице было поставлено грандиозно. Флот был украшен как настоящий победоносный триумфатор. На мачтах и вдоль бортов матросы натянули длинные гирлянды цветов. Певцы под громкий аккомпанемент флейтистов пели веселые гимны. Таким прибытием можно было обмануть кого угодно, только не опытных в политических делах министров Египта. Многие их них знали настоящее положение вещей и радовались поражению царицы.
   Атмосфера во дворце была враждебной как никогда. По столице распространялись слухи о том, что Октавиан уже идет победным шагом по странам Востока и скоро переступит границы Египта. Александрию не минует его карающая рука. Клеопатра жестоко расправилась с паникерами. Она казнила не только простых горожан. Знатные александрийцы пали жертвой разъяренной владычицы Востока. Она казнила и конфисковала имущество ради спасения своего дела. Впервые рука царицы поднялась и на богатства храмов. По ее приказу изымались сокровища жрецов и направлялись на восстановление сил египетской армии. Александрия и другие города облагались чудовищными налогами, и уже через несколько недель на верфях стояли первые корабли, которые затем волоком потащили к перешейку, отделяющему Средиземное море от Красного. Царица решила осуществить давно задуманный план побега в Индию.
   Но власть! Что сделать для того, чтобы сохранить с трудом завоеванное господство Птолемеев? Решение пришло с подачи жрецов Верхнего Египта, которые оставались в числе ее верных сторонников. «Коронуй Цезариона», – сказали они, и Клеопатра заявила о желании официально отпраздновать совершеннолетие Птолемея Цезаря, чтобы показать всем, что шестнадцатилетний сын Цезаря стал вполне самостоятельным взрослым человеком и способен управлять царством.
   Мудрость царицы подсказывала ей, что совершеннолетний Цезарион и четырнадцатилетний сын Антония, Антоний-младший, стали серьезными врагами для Октавиана. По ее решению Цезарион отправляется за границу в сопровождении наставника Родона и с частью царской казны. Из верховьев Нила они должны были по каналу доплыть до порта Береника, а оттуда в Индию.
   Она, Величайшая из цариц, готова была принять на свои плечи без жалоб и стонов все тяготы изгнания, пережить все страхи, раскрыть все заговоры. Она преодолеет все и выйдет победительницей, как когда-то, во времена своей юности. Она сохранит и передаст своим детям все то, что за сорок лет собирала по крохам разными честными и бесчестными способами.
   Мысли об Антонии были спокойными. Она научилась вспоминать о нем без слез и волнений. В Рим ему не суждено вернуться, значит, он уже никогда не достанется сопернице, а значит, в ее сердце больше нет места для слепой ревности. Кроме этого, в минуты прощания с Антонием в ее голове укрепилась мысль о том, что избранник – это вовсе не тот долгожданный Спаситель, о котором она грезила. Ну и что? Она сама богиня, она останется навсегда Новой Исидой и завершит начатое. Она дойдет до конца с Антонием или без него.
   В ее голове зреют новые планы, она вновь одержима идеей мирового могущества. Ее сын Александр Гелиос обручен с малолетней дочерью царя Верхней Мидии, и неудержимая мать начинает укреплять свою дружбу с царем. Ради того чтобы заслужить его доверие, Клеопатра казнит своего племянника, царя Армении, которого мидийский царь ненавидел за дружбу с парфянами. Александр Гелиос отправляется к невесте в Мидию.
   Теперь у Клеопатры готово все для отступления. Она не хочет признаваться себе, что это бегство. Только временное отступление. Она набирает в команду людей, знакомых с астрономией, – они должны будут определять путь по звездам, опытные мореплаватели изучают все сведения, хранящиеся в ее библиотеке, о морских экспедициях Египта за много десятков лет. С помощью попутного ветра муссона они легко достигнут Индии, а через шесть месяцев смогут вернуться назад в Александрию.
   Как когда-то ее великий предок Александр не побоялся оставить все, что было таким привычным и родным, и отправился на завоевание мирового господства, так же теперь и Клеопатра готова была покинуть то, что было частью ее жизни. В Египте оставались милые ей Нил, Александрия, храмы, ее великолепный дворец. Она никогда не пожалеет о содеянном. Она будет сильной и не отступит от задуманного.
   Боги благосклонны к царице. Октавиан, который мог помешать ее замыслу, вынужден вернуться в Италию, где вспыхивают сильные волнения. Солдаты, соединившись с городским плебсом, требуют хлеба. Многие легионеры, участвовавшие в победных сражениях, заговорили о выплате им вознаграждения и раздаче обещанных земель. В случае отказа они могли легко разжечь кровавую бойню. Как ни манят Октавиана египетские сокровища, он должен сначала решить более спешные проблемы. Царица, таким образом, получает серьезный выигрыш во времени. Она нагружает корабли золотом и сокровищами усыпальниц Птолемеев, на которые так рассчитывал Октавиан. Он до сих пор обещает своим солдатам, что расплатится с ними именно этим золотом, добыв его в легком бою с египтянкой.
   Антоний прибывает в Александрию и еще некоторое время находится в депрессии. Он проводит целые дни, запершись в высокой башне, предаваясь тяжелым размышлениям.
   Через некоторое время, вновь поверив в энтузиазм царицы, вдохновившись ее планами, он возвращается к ней во дворец и готовится к отплытию в Индию.
   Ее план был превосходно продуман, но, к сожалению, она не учла одной незначительной на первый взгляд детали – в глубине пустыни у нее есть враги – набатейцы. Они не могли ей простить того, что она выпросила у Антония право собирать налоги с добычи битума в их стране, хотя именно благодаря Клеопатре в свое время Ирод не уничтожил слабое царство набатейцев. Обо всех планах царицы через них стало известно наместнику Сирии, который был предан Октавиану.
   Когда Корабли Клеопатры оказались наконец в нужном месте, на их стоянку напал царь набатейцев Малх. Безжалостной рукой он поджег флот египтян.
   Месть Клеопатры была страшной – в скором времени она организовала убийство Малха. Отчаяние пока не поселилось в душу царицы, ведь у нее оставались корабли, готовые к отплытию и не переправленные еще через пески в Красное море. Вот когда она узнала о том, что ее кораблям угрожают пираты и в любом случае флот не дойдет до нее, страх парализовал способность принимать решения. Мечта о побеге была разрушена, путь в желанную Индию отрезан со всех сторон. В довершение всего пришло сообщение от Канидия – все азиатские легионы перешли на сторону Октавиана. Поддержки больше ждать было неоткуда. Катастрофа была непредотвратима. Антоний лишился армии, царица потеряла остатки флота, Египет окружен и похож больше на ловушку, чем на оплот безопасности.
   Пустыня, в которой можно было в случае приближающейся опасности скрыться, тоже была небезопасна. Узнав о сокровищах царицы, все разбойники кинулись бы по ее следам.
   Что предпринял бы любой другой на месте царицы? Предался бы слезам и отчаянию? Попытался бы спасти сокровища? Питался бы бессмысленными иллюзиями?
   Клеопатра идет своим особенным путем. Она размещает остатки своего войска на границах страны. Оно не сможет защитить, только на время приостановить движение Октавиана. Все собранные сокровища – золото, серебро, деньги, старинную ценную посуду, кубки, украшенные дорогим жемчугом, свитки шелковой ткани, благовония – она приказывает отнести в свою гробницу. Если суждено ей погибнуть, то пусть это произойдет там. Она умрет, но унесет с собой и свои драгоценности, устроив величайший пожар, в котором погибнет все!

Договор с Октавианом

   Клеопатра читала письмо от Октавиана. Некоторое время назад она узнала о том, что он высадился в Сирии. Она сразу же послала к нему гонца с письмом, содержание которого обдумывала очень долго. Она, возможно, погибнет, но ради того, чтобы сохранить жизнь и власть своим детям, царица готова на все. Необходимо склонить голову, для того чтобы потом поднять ее еще выше. Пусть Октавиан почувствует на некоторое время превосходство. Пусть насладится наслаждением, видя унижение Царицы царей. Все это тоже когда-нибудь закончится. В письме она сообщала о своем намерении отречься от власти, но взамен она просила оставить египетский престол ее детям.
   Октавиан ответил несколькими ничего не значащими фразами, а присланную диадему и скипетр оставил себе.
   Антоний рискнул сыном, который был когда-то обручен с дочерью Октавиана, и послал его к противнику с богатыми подарками. Антулл готов был принести клятву в том, что его отец никогда не примет участия в военных действиях против Октавиана и просит для него разрешения стать простым гражданином Рима. Октавиан принял посланца, но ответа на просьбу униженного Антония не дал.
   Только когда наставник детей царской четы Эвфроний прибыл к Октавиану с повторной просьбой царицы, Октавиан снизошел до ответа. Это письмо и держала в руках сейчас царица.
   Эвфроний, склоняясь в глубоком поклоне, ждал приказаний Клеопатры. Она молча перечитывала жестокое послание: «Кто привез письмо, Эвфроний?»
   «Молодой человек по имени Тирс, царица. Он известен как грязный развратник. На его совести десятки честных девушек и женщин, павших жертвой коварного соблазнителя». «Он так хорош собой и умен?» «Он весьма хорош собой, хотя не мне судить о мужских достоинствах. О его уме можно судить по тому, что именно он стал послом Октавиана».