Страница:
Помпей принял подарок и, благосклонно кивнув послам, сказал, что намеревается двинуться в Палестину. Не хочет ли царь Египта помочь ему в этом военном предприятии?
Птолемей не посмел отказать. Во время осады иерусалимского храма он содержал на свои средства целый конный корпус в армии Помпея – восемь тысяч человек и столько же коней; он снабжал армию Помпея провиантом, фуражом, деньгами. А когда Иерусалим пал и судьба Иудеи была решена, Птолемей пригласил римского полководца посетить Александрию. В качестве подарков он послал обмундирование солдатам и значительную сумму денег в войсковую кассу.
Помпей благосклонно принимал подарки и посмеивался над наивным египтянином. Он понимал, что, посетив Александрию в качестве гостя, покажет, что признает официально Птолемея правителем Египта. Вторгнуться же с оружием не позволяли ему ограниченные полномочия. Ведь сенат все еще не принял никакого конкретного решения по вопросу этой страны.
Решив не спешить с визитом в столицу Птолемеев, Помпей отправился в Рим пожинать плоды своих воинских успехов. Он рассчитывал на громкий триумф и заслуженную награду в виде достойной должности в правительстве.
Птолемей с ужасом смотрел в сторону удаляющегося войска Помпея. Своими щедрыми подарками он не добился благосклонности и дружбы римлянина, но зато катастрофически подорвал свой авторитет у народа. Египет еще раз убедился в том, что сидящий на троне царь не пользуется даже малой толикой уважения в мире.
Осада Иерусалимского храма также повредила Птолемею в общественном мнении. Иудеи, живущие в Александрии, открыто выражали свое возмущение: «Храм Иеговы обесчещен. Помпей проник в святая святых, куда имеет доступ только верховный жрец, и то лишь в день великого праздника. Часть вины и проклятия падают на царя, который щедро кормил и одевал солдат богохульника!»
Коренные египтяне и греки поддерживали иудеев. Однако их мнение держалось на воспоминаниях о том времени, когда Палестина находилась в зависимости от Египта. Первые Птолемеи не допустили бы такой потери земель.
Жрецы читали народу древнейшие надписи, сделанные еще при фараонах на стенах больших храмов, которые прославляли победы, одержанные много веков назад войсками Египта. Покоренными оказались не только земли Палестины, а и просторы вплоть до берегов Ефрата. Сейчас эти земли оказались под властью чужеземцев. А помогли им в этом египетские хлеб и деньги.
4. Рука всемогущего Рима
Создание триумвирата
Консульство Цезаря
Завоевание Кипра
Цицерон в изгнании
Царствование Клеопатры VI
Птолемей не посмел отказать. Во время осады иерусалимского храма он содержал на свои средства целый конный корпус в армии Помпея – восемь тысяч человек и столько же коней; он снабжал армию Помпея провиантом, фуражом, деньгами. А когда Иерусалим пал и судьба Иудеи была решена, Птолемей пригласил римского полководца посетить Александрию. В качестве подарков он послал обмундирование солдатам и значительную сумму денег в войсковую кассу.
Помпей благосклонно принимал подарки и посмеивался над наивным египтянином. Он понимал, что, посетив Александрию в качестве гостя, покажет, что признает официально Птолемея правителем Египта. Вторгнуться же с оружием не позволяли ему ограниченные полномочия. Ведь сенат все еще не принял никакого конкретного решения по вопросу этой страны.
Решив не спешить с визитом в столицу Птолемеев, Помпей отправился в Рим пожинать плоды своих воинских успехов. Он рассчитывал на громкий триумф и заслуженную награду в виде достойной должности в правительстве.
Птолемей с ужасом смотрел в сторону удаляющегося войска Помпея. Своими щедрыми подарками он не добился благосклонности и дружбы римлянина, но зато катастрофически подорвал свой авторитет у народа. Египет еще раз убедился в том, что сидящий на троне царь не пользуется даже малой толикой уважения в мире.
Осада Иерусалимского храма также повредила Птолемею в общественном мнении. Иудеи, живущие в Александрии, открыто выражали свое возмущение: «Храм Иеговы обесчещен. Помпей проник в святая святых, куда имеет доступ только верховный жрец, и то лишь в день великого праздника. Часть вины и проклятия падают на царя, который щедро кормил и одевал солдат богохульника!»
Коренные египтяне и греки поддерживали иудеев. Однако их мнение держалось на воспоминаниях о том времени, когда Палестина находилась в зависимости от Египта. Первые Птолемеи не допустили бы такой потери земель.
Жрецы читали народу древнейшие надписи, сделанные еще при фараонах на стенах больших храмов, которые прославляли победы, одержанные много веков назад войсками Египта. Покоренными оказались не только земли Палестины, а и просторы вплоть до берегов Ефрата. Сейчас эти земли оказались под властью чужеземцев. А помогли им в этом египетские хлеб и деньги.
4. Рука всемогущего Рима
Создание триумвирата
Клеопатра взрослела. Она все чаще и чаще засматривалась на свое отражение в воде бассейна, в зеркалах и даже в восхищенных взглядах своих служанок. Они любили свою маленькую царицу, хотя ее характер не был простым, как у детей того же возраста. Она была вспыльчивой, иногда слишком безрассудной, иногда откровенно грубой, но всегда оставалась царицей – великодушной и великолепной.
Отец уже не скрывал своего особого расположения к ней, и поэтому именно Клеопатра первой узнала от него о неприятных новостях из Рима. Одним из двух консулов стал Цезарь! Теперь для Птолемея не осталось никакой надежды на то, что его признают законным правителем. Скорее всего теперь Цезарь предпримет шаги к осуществлению своей мечты и покорит Египет, сделав его римской провинцией. Надежды на решение оптиматов уже не было. Консул оптиматов Марк Бибул слишком безволен и слаб. Еще некоторое время назад прошел слух о ссоре между Цезарем и Помпеем, но следом за этим пришло известие о том, что Цезарь, Красс и Помпей составили первый триумвират, который фактически стал управлять Римом. Для укрепления этого союза Помпей даже женился на дочери Цезаря – Юлии.
Гней Помпей происходил из знатного рода. Юность будущего полководца совпала с грозной эпохой гражданских войн в Риме. В этот период в столице противостояли друг другу две группы: бедняки, жившие только на государственные подачки, и аристократы, в руках которых была земля, богатства, рабы и государственная власть. Римская беднота уже давно не имела постоянного заработка: на него нельзя было рассчитывать потому, что везде – и в ремесле, и в сельском хозяйстве – рабовладельцы предпочитали пользоваться даровым трудом рабов. Свободным людям оставалась жалкая участь нищих. Однако они были римскими гражданами, и в народном собрании от их голосов зависели результаты выборов должностных лиц и принятые законы. Поэтому некоторые политики, стремясь к власти, боролись против преимущественных прав старой знати, обещали ослабить власть сената и улучшить положение бедняков.
Их называли популярами, или народной партией. С ними боролись оптиматы, во главе которых стоял удачливый полководец Корнелий Сулла. Помпей завоевал расположение Суллы после победы над полководцем Домицием, который поднял восстание в Африке. Ночью смело и неожиданно напал Помпей на врага и в жестокой схватке одолел противника. Сам Домиций пал в бою. После этого все города в Африке и местные цари подчинились Помпею. Сулла стал называть Помпея «Великим».
Теперь триумвиры всеми средствами добивались проведения выгодных для них законов.
Отец уже не скрывал своего особого расположения к ней, и поэтому именно Клеопатра первой узнала от него о неприятных новостях из Рима. Одним из двух консулов стал Цезарь! Теперь для Птолемея не осталось никакой надежды на то, что его признают законным правителем. Скорее всего теперь Цезарь предпримет шаги к осуществлению своей мечты и покорит Египет, сделав его римской провинцией. Надежды на решение оптиматов уже не было. Консул оптиматов Марк Бибул слишком безволен и слаб. Еще некоторое время назад прошел слух о ссоре между Цезарем и Помпеем, но следом за этим пришло известие о том, что Цезарь, Красс и Помпей составили первый триумвират, который фактически стал управлять Римом. Для укрепления этого союза Помпей даже женился на дочери Цезаря – Юлии.
Гней Помпей происходил из знатного рода. Юность будущего полководца совпала с грозной эпохой гражданских войн в Риме. В этот период в столице противостояли друг другу две группы: бедняки, жившие только на государственные подачки, и аристократы, в руках которых была земля, богатства, рабы и государственная власть. Римская беднота уже давно не имела постоянного заработка: на него нельзя было рассчитывать потому, что везде – и в ремесле, и в сельском хозяйстве – рабовладельцы предпочитали пользоваться даровым трудом рабов. Свободным людям оставалась жалкая участь нищих. Однако они были римскими гражданами, и в народном собрании от их голосов зависели результаты выборов должностных лиц и принятые законы. Поэтому некоторые политики, стремясь к власти, боролись против преимущественных прав старой знати, обещали ослабить власть сената и улучшить положение бедняков.
Их называли популярами, или народной партией. С ними боролись оптиматы, во главе которых стоял удачливый полководец Корнелий Сулла. Помпей завоевал расположение Суллы после победы над полководцем Домицием, который поднял восстание в Африке. Ночью смело и неожиданно напал Помпей на врага и в жестокой схватке одолел противника. Сам Домиций пал в бою. После этого все города в Африке и местные цари подчинились Помпею. Сулла стал называть Помпея «Великим».
Теперь триумвиры всеми средствами добивались проведения выгодных для них законов.
Консульство Цезаря
Цезарь выставил свою кандидатуру в консулы в 59 г. Став консулом, он хотел провести одобрение распоряжений, сделанных Помпеем в Азии.
Цезарь не отступился от своих идей и насчет Египта и предоставил на рассмотрение проект земельного закона, который был повторением законопроекта Рулла. Против него тотчас же выступили Бибул и часть сенаторов. Однако маленькая хитрость Цезаря помогла подтвердить силу триумвирата. Цезарь ни слова не упомянул о Египте в своем законопроекте. Теперь никто в Риме не мог противостоять объединенным усилиям трех политиков. Оппозиция в лице популяров и оптиматов была полностью беспомощна. Откровенно и настойчиво проявляли недоверие триумвирату только очень немногие. В их числе был молодой Марк Катон.
Хитрость Цезаря раскрылась сразу после принятия закона.
Посол Птолемея низко склонился перед консулом. Цезарь свысока, со снисходительной улыбкой рассматривал драгоценности, переданные ему в дар Птолемеем. Помпей презрительно прошипел: «Опять побрякушки. Ты скоро станешь похож на египетскую девчонку, если будешь все это носить».
Цезарь усмехнулся: «Если ты имеешь в виду дочку этого египтянина, то я не понял, ты смеешься или делаешь мне комплимент? Кстати, действительно она так хороша, как о ней рассказывают?» «Не знаю, – Помпей равнодушно крутил в руках золотой браслет тончайшей работы. – Говорят, у нее слишком крупный нос и не слишком густые волосы. Но она стройна, хорошо образованна, и еще очень много говорят о ее особом очаровании. Хотя по мне, так простая девчонка с Римской улицы даст ей фору». Цезарь рассмеялся и обратился к послу, который внимательно прислушивался к разговору. Интересно, понял ли он хоть слово из сказанного. Если понял, то непременно передаст это царю. «Передайте своему владыке, что мы довольны подарками и благодарим его. Мы также хотим сказать, что помним о его щедрости. Помощь Египта в войне с иудеями нами оценена. Мы довольны тем, что Египет считает себя нашим союзником, – Цезарь говорил медленно, так, чтобы посол запомнил и точно передал каждое слово. – Мы выступим в сенате, где скажем всем, что признаем нынешнего царя законным правителем. Наше соглашение будет составлено в ближайшее время и будет храниться в Риме. Мы также надеемся, что царь не откажет нам в маленькой просьбе. Нам в ближайшее время понадобится некоторая сумма на самые необходимые для Египта решения. Я думаю, шесть тысяч талантов не будут слишком обременительным для царя взносом?» Посол даже зажмурился от названной суммы. Ужас отразился на его лице. Он не пытался скрыть того впечатления, которое произвела на него названная сума. Шесть тысяч талантов – это доход Египта за время от одного разлива Нила до другого. Посол осторожно спросил: «Сколько времени есть у царя для сбора денег?» Помпей опередил Цезаря: «Немедленно!»
То, чего безуспешно добивался Птолемей XII двадцать лет, пришло само к нему в руки. Но стоимость признания его Римом была слишком велика. Настолько, что он даже не решился сразу собрать такие деньги со своих подданных. Птолемей занял всю сумму у опытного в таких делах римского ростовщика и финансиста Гая Рабирия Постума. Рабирий Постум считал, что совершает выгодную сделку. Ведь при помощи его денег Птолемей получит признание своих прав на трон и таким образом станет наконец платежеспособным. Тем временем Птолемей решил подготовить общественное мнение Египта к мысли о необходимости сбора денег, чтобы отдать долг и проценты. Подкупить население он попытался общей амнистией. Царю казалось, что эта мера закроет глаза тем, кто готов был обвинить его в том, что он нещадно грабит свою страну. Лишь к жрецам и храмам он был милостив и раздавал им привилегии, надеясь, что это косвенным образом повлияет и на отношение к нему народа. Однако Египет не мог забыть предательства Птолемея, когда он помогал Риму во время войны с Иудеей. Недостойный поступок этот возмущал и коренное население, и греков, живущих в Египте. В народе еще жило убеждение, что страна на Ниле – это великая держава, которая имеет право не только на полную независимость, но и на господство над соседними землями, некогда находившимися под властью фараонов и еще недавно зависевшими от первых Птолемеев.
Цезарь не отступился от своих идей и насчет Египта и предоставил на рассмотрение проект земельного закона, который был повторением законопроекта Рулла. Против него тотчас же выступили Бибул и часть сенаторов. Однако маленькая хитрость Цезаря помогла подтвердить силу триумвирата. Цезарь ни слова не упомянул о Египте в своем законопроекте. Теперь никто в Риме не мог противостоять объединенным усилиям трех политиков. Оппозиция в лице популяров и оптиматов была полностью беспомощна. Откровенно и настойчиво проявляли недоверие триумвирату только очень немногие. В их числе был молодой Марк Катон.
Хитрость Цезаря раскрылась сразу после принятия закона.
Посол Птолемея низко склонился перед консулом. Цезарь свысока, со снисходительной улыбкой рассматривал драгоценности, переданные ему в дар Птолемеем. Помпей презрительно прошипел: «Опять побрякушки. Ты скоро станешь похож на египетскую девчонку, если будешь все это носить».
Цезарь усмехнулся: «Если ты имеешь в виду дочку этого египтянина, то я не понял, ты смеешься или делаешь мне комплимент? Кстати, действительно она так хороша, как о ней рассказывают?» «Не знаю, – Помпей равнодушно крутил в руках золотой браслет тончайшей работы. – Говорят, у нее слишком крупный нос и не слишком густые волосы. Но она стройна, хорошо образованна, и еще очень много говорят о ее особом очаровании. Хотя по мне, так простая девчонка с Римской улицы даст ей фору». Цезарь рассмеялся и обратился к послу, который внимательно прислушивался к разговору. Интересно, понял ли он хоть слово из сказанного. Если понял, то непременно передаст это царю. «Передайте своему владыке, что мы довольны подарками и благодарим его. Мы также хотим сказать, что помним о его щедрости. Помощь Египта в войне с иудеями нами оценена. Мы довольны тем, что Египет считает себя нашим союзником, – Цезарь говорил медленно, так, чтобы посол запомнил и точно передал каждое слово. – Мы выступим в сенате, где скажем всем, что признаем нынешнего царя законным правителем. Наше соглашение будет составлено в ближайшее время и будет храниться в Риме. Мы также надеемся, что царь не откажет нам в маленькой просьбе. Нам в ближайшее время понадобится некоторая сумма на самые необходимые для Египта решения. Я думаю, шесть тысяч талантов не будут слишком обременительным для царя взносом?» Посол даже зажмурился от названной суммы. Ужас отразился на его лице. Он не пытался скрыть того впечатления, которое произвела на него названная сума. Шесть тысяч талантов – это доход Египта за время от одного разлива Нила до другого. Посол осторожно спросил: «Сколько времени есть у царя для сбора денег?» Помпей опередил Цезаря: «Немедленно!»
То, чего безуспешно добивался Птолемей XII двадцать лет, пришло само к нему в руки. Но стоимость признания его Римом была слишком велика. Настолько, что он даже не решился сразу собрать такие деньги со своих подданных. Птолемей занял всю сумму у опытного в таких делах римского ростовщика и финансиста Гая Рабирия Постума. Рабирий Постум считал, что совершает выгодную сделку. Ведь при помощи его денег Птолемей получит признание своих прав на трон и таким образом станет наконец платежеспособным. Тем временем Птолемей решил подготовить общественное мнение Египта к мысли о необходимости сбора денег, чтобы отдать долг и проценты. Подкупить население он попытался общей амнистией. Царю казалось, что эта мера закроет глаза тем, кто готов был обвинить его в том, что он нещадно грабит свою страну. Лишь к жрецам и храмам он был милостив и раздавал им привилегии, надеясь, что это косвенным образом повлияет и на отношение к нему народа. Однако Египет не мог забыть предательства Птолемея, когда он помогал Риму во время войны с Иудеей. Недостойный поступок этот возмущал и коренное население, и греков, живущих в Египте. В народе еще жило убеждение, что страна на Ниле – это великая держава, которая имеет право не только на полную независимость, но и на господство над соседними землями, некогда находившимися под властью фараонов и еще недавно зависевшими от первых Птолемеев.
Завоевание Кипра
Царь удерживал шаткое равновесие до весны 58 г. Именно тогда александрийцам стало известно о страшной участи Кипрского царства. Этот остров был собственностью младшего брата и тезки Птолемея XII. К сожалению, таинственное завещание Птолемея XI касалось не только Египта, но и Кипра. Птолемей Авлет, добиваясь около четверти века признания собственного законного правления, совершено не брал в расчет Кипр, тем более что усложнять свои дела проблемами брата не позволял эгоизм Птолемея. Даже купив себе расположение Цезаря, царь не подумал о судьбе Кипра и ни словом не упомянул его в договоре. Этим воспользовался молодой римский политик Клодий, согласно мнению которого Кипр должен был помочь Риму в решении огромных финансовых проблем. Еще в первые месяцы 58 г. Клодий добился принятия закона, согласно которому Кипр включался в состав Римской державы в качестве новой провинции. При этом личное имущество кипрского царя передавалось в казну республики и должно было пойти на покупку земли для наделения безземельных крестьян. Кроме этого, Клодий хотел загладить свою вину перед сенатом, когда, не рассчитав возможности казны, он провел закон о бесплатной раздаче хлеба городскому плебсу.
И вновь гневные протесты оптиматов не выдержали схватки с сильным триумвиратом. Цезарь откровенно потешался над бессилием оппонентов. Он сумел доказать, что царь Кипра никогда не был надежным союзником и истинным другом Рима, что он поддерживал врагов республики и даже оказывал помощь пиратам. Клодий с удовольствием повторял позорную историю своего плена на Востоке. Тогда, попав в руки к пиратам, он попросил помощи у Кипрского царя. В ответ на униженные мольбы царь предложил... два таланта. Откровенная насмешка была страшеннее издевательств пиратов.
Если бы не флот Помпея, вся эта история закончилась бы трагически, и теперь Клодий во всем поддерживал своего спасителя.
Исполнение решения по Кипру поручено было Катону, противнику Клодия, который выступал против захвата острова. В ответ на его протесты выдвигали следующий аргумент: Катон – единственный человек, который может гарантировать сохранность кипрских сокровищ и доставку их в Рим. Это был откровенный выпад против всех остальных государственных деятелей Рима, лишнее подтверждение их коррумпированности и продажности.
Катон отъехал из Рима весной 58 г. Оптиматы были в отчаянии, ведь совсем незадолго до этого Цицерон тоже покинул столицу.
И вновь гневные протесты оптиматов не выдержали схватки с сильным триумвиратом. Цезарь откровенно потешался над бессилием оппонентов. Он сумел доказать, что царь Кипра никогда не был надежным союзником и истинным другом Рима, что он поддерживал врагов республики и даже оказывал помощь пиратам. Клодий с удовольствием повторял позорную историю своего плена на Востоке. Тогда, попав в руки к пиратам, он попросил помощи у Кипрского царя. В ответ на униженные мольбы царь предложил... два таланта. Откровенная насмешка была страшеннее издевательств пиратов.
Если бы не флот Помпея, вся эта история закончилась бы трагически, и теперь Клодий во всем поддерживал своего спасителя.
Исполнение решения по Кипру поручено было Катону, противнику Клодия, который выступал против захвата острова. В ответ на его протесты выдвигали следующий аргумент: Катон – единственный человек, который может гарантировать сохранность кипрских сокровищ и доставку их в Рим. Это был откровенный выпад против всех остальных государственных деятелей Рима, лишнее подтверждение их коррумпированности и продажности.
Катон отъехал из Рима весной 58 г. Оптиматы были в отчаянии, ведь совсем незадолго до этого Цицерон тоже покинул столицу.
Цицерон в изгнании
Причиной этого стал очередной законопроект Клодия, которым он наносил давно задуманный удар. Он был направлен против Цицерона, хотя имя его не называлось. В законопроекте говорилось о наложении кары – «лишении воды и огня», то есть изгнании, – на тех магистратов, которые повинны в казни римских граждан без суда. Направленность закона, конечно, была ясна для всех, прежде всего для самого Цицерона. Цицерон после опубликования законопроекта впал в отчаяние. Он облачился в траур и униженно просил защиты у Писона и Помпея, которому даже бросился в ноги, но в обоих случаях получил категорический отказ. Помпей в своем решении ссылался на Цезаря. Цицерон в грязной бедной одежде ходил по улицам Рима и, останавливая случайных прохожих, просил поддержки и сочувствия.
Ходатайства друзей не принесли результата, и сам Катон посоветовал в создавшейся обстановке сдаться, чтобы сохранить жизнь. Цицерон должен был покинуть Рим.
Устранение Цицерона окончательно развязало руки Клодию. В день принятия закона дом Цицерона в Риме был сожжен, его виллы разграблены, и Клодий заявил о своем желании не месте разрушенного дома воздвигнуть храм Свободы. Затем, чтобы превратить добровольное изгнание в акт, имеющий юридическое значение и силу, Клодий провел новый закон, уже открыто направленный против Цицерона. Под страхом смертной казни запрещалось предоставлять убежище изгнаннику в том случае, если он окажется на расстоянии менее 500 миль от Рима, и запрещалось когда-либо в будущем ставить вопрос о пересмотре или отмене закона.
Воплем отчаяния звучит письмо Цицерона брату Квинту: «Брат мой, брат мой, брат мой! Неужели ты мог опасаться, что я под влиянием какого-то гнева отправлю к тебе рабов без письма или даже вовсе не захочу тебя видеть? Мне сердиться на тебя? За что же? Значит, это ты нанес мне удар, твои враги и их ненависть погубили меня, а не наоборот? Нет, это мое прославленное консульство отняло у меня тебя, детей, отечество, достояние. Но я хотел бы, чтобы у тебя оно ничего другого, кроме меня, не отняло...
Вести такую жизнь дольше не могу. Никакая мудрость, никакое учение не дают столько сил, чтобы выдержать такое страдание».
Бесславно закончился и поход Катона на Кипр. По дороге он задержался на острове Родос и начал оттуда переговоры с кипрским царем. На что надеялся Катон? На силу убеждения, которая заставит царя отказаться от сопротивления силам Рима? Скорее всего Катон боялся открытых стычек с Кипром. Ведь в сопровождение ему предоставили только чиновников для поручений. В этом тоже была насмешка Клодия.
На Кипр для переговоров отправился уполномоченный от Рима. Восседая на высоком троне, сохраняя остатки человеческого и царского достоинства, ждал поддержки своего брата Птолемея властитель Кипра. С содроганием слушал он слова посла, который предлагал ему в случае оказания поддержки Риму место жреца в храме Афродиты кипрского города Пафоса. Потрясенный и униженный царь гордо поднял голову, высокомерно посмотрел на римлянина и ответил категорическим отказом.
Римлянин ушел, и обессиленный Птолемей, царь Кипра, закрыв лицо руками, заплакал. Он плакал как маленький ребенок, ожидающий утешения от няньки, слов поддержки от матери. Такого страшного унижения он не испытывал никогда в жизни. Даже когда он, подросток, не смог достойно ответить на поцелуй наложницы и вызвал этим насмешливый взгляд взрослой и опытной женщины, даже когда испугался, что выпадет из седла поднявшегося на дыбы коня, и закричал, даже когда, опьянев первый раз от излишних возлияний, уснул прямо за столом и опрокинул на себя бокал с молодым вином. Жрец в храме собственного государства! Царь позвал советника: «Я хочу отомстить. Сегодня же погрузи все самое ценное из моего дворца на корабли, пусть они отплывут как можно дальше от берега и утонут». «Утопить наши корабли?» – советник не удивлялся, он просто уточнял, этого ли хочет царь? Удивлению не было места, ведь он слышал весь разговор царя с римлянином. «Царь хочет утопить корабли с драгоценностями дворца?» «Да! Да! Да! Им не достанется ничего».
«Если мой господин позволит, я хотел бы напомнить, что римлян не остановит ничто. Они не простят потери. Подумайте о жителях острова. Их имущество достанется грабителям из Рима. А самих людей они продадут в рабство. Может быть, отдать им золото, но сохранить людям жизнь и свободу?» Царь молчал. Слезы высохли. Вернулись самообладание и твердость. «Я все понял и согласен с тобой. Иди, я выйду к людям скоро и объявлю свою волю». «Вы хотите видеть своих людей, мой царь?» «Да, пусть все соберутся на площадь перед дворцом».
Вскоре толпа народа собралась под окнами дворца. Молча, настороженно, с надеждой они смотрели на дворец, который всегда казался им оплотом твердой воли и надежности. А у окна стоял царь Птолемей Кипрский, держа в руках драгоценный кубок. Он тоже молчал и смотрел на свой народ. В последний раз. Последний протест против захватчиков. Протест человека, оказавшегося перед выбором: унижение или... Он выбрал смерть. В кубке был яд...
Клеопатра, которой ко времени этих событий едва минуло одиннадцать лет, прекрасно понимала, что стало причиной унижения и гибели ее дяди. Она не испытывала презрения к предательству отца, имела ли она право осуждать его? Но чувства народа были ей понятны. Жестокие и циничные римляне вызывали в ее душе ненависть и отвращение. Деградация отца пугала ее, мысли путались, а спросить совета она не могла ни у кого. Вокруг не было ни одного человека, который мог бы себя назвать другом Царя Египта. Вскоре Птолемей признался, что уже не может удерживать трон и боится недовольства народа. Слово «недовольство», произнесенное Птолемеем, вряд ли могло передать те волнения, которые сотрясали Александрию. Жители столицы были возмущены необходимостью выплачивать из своих средств долг римлянам. Новые налоги не давали возможности вздохнуть. Кроме этого, предательство по отношению к кипрскому правителю вызвало бурю негодования. Народ откликнулся на недавние события более решительно и достойно, чем царь. Испугавшись поднимающихся беспорядков, Птолемей бежал на Родос, где находилась резиденция Катона.
Полную меру унижения брата испытал Птолемей XII, когда прибыл на Родос. Посыльный, который должен был пригласить Катона к царю, вернулся слишком скоро. В глазах прятался испуг. Катон не придет и просит Птолемея самого явиться во дворец. Причина была весьма оскорбительная для царя. Наместник принял... слабительное и не мог выйти из своих покоев. Лишенный царства, денег, уважения, человеческого достоинства, Птолемей покорно отправился в дом Катона. Сопровождавшие его люди недоумевали: неужели все так безнадежно? В доме наместника их ждал еще один удар – Катон не вышел встретить царя. Он спокойно продолжал сидеть даже тогда, когда Птолемей показался в дверях его комнаты. Он любезно поприветствовал египтянина, но не проявил к нему подобающего уважения. Птолемей был потрясен и раздавлен. В беседе с Катоном он откровенно рассказал о причинах, побудивших его к отъезду из столицы. Однако Катон возразил: в Александрии не было открытого восстания. Народ, конечно, требовал, чтобы царь добивался возвращения Кипра – исконной части государства Птолемеев, но никто не угрожал царю. Александрийцы могли только настаивать на расторжении заключенного недавно договора о дружбе с Римом.
Птолемей был охвачен истинно благородным негодованием. Двадцать лет он добивался признания! Он не допустит, чтобы простонародье разрушило то, что стоило ему стольких унижений и жертв. Чернь увидит, кто настоящий правитель в стране. Он пока еще царь! Вот только Рим должен поддержать его в этой борьбе против недовольных. Он ведь может теперь надеяться на римские войска?
Слово «должен» вызвало у Катона насмешливую улыбку, упоминание о римских войсках – недоумение. Катон догадывался, что истинной причиной бегства из Александрии была обычная трусость. Царь ждет поддержки Рима? А знает ли он, какие потребуются усилия и расходы для того, чтобы привлечь на свою сторону по настоящему влиятельных людей? Даже если царь решит распродать весь Египет, ему вряд ли хватит средств. Он, Катон, не советует ему при сложившихся обстоятельствах ехать в Рим. Разумнее было бы сейчас вернуться в Александрию. Может быть, возможно еще договориться со своими подданными? Катон готов предложить свои услуги в качестве посредника. Безусловно, это обойдется Птолемею в некоторую сумму, но это будет гораздо дешевле, чем поездка в Рим.
Царь нашел в себе силы удалиться с высоко поднятой головой. Он не мог пожаловаться на грубость или неуважение. Теперь не мог.
Корабль Птолемея все же не взял курс на Александрию. Птолемей боялся и не пытался уже этого скрывать. Только в Италию! Только в Рим!
Ходатайства друзей не принесли результата, и сам Катон посоветовал в создавшейся обстановке сдаться, чтобы сохранить жизнь. Цицерон должен был покинуть Рим.
Устранение Цицерона окончательно развязало руки Клодию. В день принятия закона дом Цицерона в Риме был сожжен, его виллы разграблены, и Клодий заявил о своем желании не месте разрушенного дома воздвигнуть храм Свободы. Затем, чтобы превратить добровольное изгнание в акт, имеющий юридическое значение и силу, Клодий провел новый закон, уже открыто направленный против Цицерона. Под страхом смертной казни запрещалось предоставлять убежище изгнаннику в том случае, если он окажется на расстоянии менее 500 миль от Рима, и запрещалось когда-либо в будущем ставить вопрос о пересмотре или отмене закона.
Воплем отчаяния звучит письмо Цицерона брату Квинту: «Брат мой, брат мой, брат мой! Неужели ты мог опасаться, что я под влиянием какого-то гнева отправлю к тебе рабов без письма или даже вовсе не захочу тебя видеть? Мне сердиться на тебя? За что же? Значит, это ты нанес мне удар, твои враги и их ненависть погубили меня, а не наоборот? Нет, это мое прославленное консульство отняло у меня тебя, детей, отечество, достояние. Но я хотел бы, чтобы у тебя оно ничего другого, кроме меня, не отняло...
Вести такую жизнь дольше не могу. Никакая мудрость, никакое учение не дают столько сил, чтобы выдержать такое страдание».
Бесславно закончился и поход Катона на Кипр. По дороге он задержался на острове Родос и начал оттуда переговоры с кипрским царем. На что надеялся Катон? На силу убеждения, которая заставит царя отказаться от сопротивления силам Рима? Скорее всего Катон боялся открытых стычек с Кипром. Ведь в сопровождение ему предоставили только чиновников для поручений. В этом тоже была насмешка Клодия.
На Кипр для переговоров отправился уполномоченный от Рима. Восседая на высоком троне, сохраняя остатки человеческого и царского достоинства, ждал поддержки своего брата Птолемея властитель Кипра. С содроганием слушал он слова посла, который предлагал ему в случае оказания поддержки Риму место жреца в храме Афродиты кипрского города Пафоса. Потрясенный и униженный царь гордо поднял голову, высокомерно посмотрел на римлянина и ответил категорическим отказом.
Римлянин ушел, и обессиленный Птолемей, царь Кипра, закрыв лицо руками, заплакал. Он плакал как маленький ребенок, ожидающий утешения от няньки, слов поддержки от матери. Такого страшного унижения он не испытывал никогда в жизни. Даже когда он, подросток, не смог достойно ответить на поцелуй наложницы и вызвал этим насмешливый взгляд взрослой и опытной женщины, даже когда испугался, что выпадет из седла поднявшегося на дыбы коня, и закричал, даже когда, опьянев первый раз от излишних возлияний, уснул прямо за столом и опрокинул на себя бокал с молодым вином. Жрец в храме собственного государства! Царь позвал советника: «Я хочу отомстить. Сегодня же погрузи все самое ценное из моего дворца на корабли, пусть они отплывут как можно дальше от берега и утонут». «Утопить наши корабли?» – советник не удивлялся, он просто уточнял, этого ли хочет царь? Удивлению не было места, ведь он слышал весь разговор царя с римлянином. «Царь хочет утопить корабли с драгоценностями дворца?» «Да! Да! Да! Им не достанется ничего».
«Если мой господин позволит, я хотел бы напомнить, что римлян не остановит ничто. Они не простят потери. Подумайте о жителях острова. Их имущество достанется грабителям из Рима. А самих людей они продадут в рабство. Может быть, отдать им золото, но сохранить людям жизнь и свободу?» Царь молчал. Слезы высохли. Вернулись самообладание и твердость. «Я все понял и согласен с тобой. Иди, я выйду к людям скоро и объявлю свою волю». «Вы хотите видеть своих людей, мой царь?» «Да, пусть все соберутся на площадь перед дворцом».
Вскоре толпа народа собралась под окнами дворца. Молча, настороженно, с надеждой они смотрели на дворец, который всегда казался им оплотом твердой воли и надежности. А у окна стоял царь Птолемей Кипрский, держа в руках драгоценный кубок. Он тоже молчал и смотрел на свой народ. В последний раз. Последний протест против захватчиков. Протест человека, оказавшегося перед выбором: унижение или... Он выбрал смерть. В кубке был яд...
Клеопатра, которой ко времени этих событий едва минуло одиннадцать лет, прекрасно понимала, что стало причиной унижения и гибели ее дяди. Она не испытывала презрения к предательству отца, имела ли она право осуждать его? Но чувства народа были ей понятны. Жестокие и циничные римляне вызывали в ее душе ненависть и отвращение. Деградация отца пугала ее, мысли путались, а спросить совета она не могла ни у кого. Вокруг не было ни одного человека, который мог бы себя назвать другом Царя Египта. Вскоре Птолемей признался, что уже не может удерживать трон и боится недовольства народа. Слово «недовольство», произнесенное Птолемеем, вряд ли могло передать те волнения, которые сотрясали Александрию. Жители столицы были возмущены необходимостью выплачивать из своих средств долг римлянам. Новые налоги не давали возможности вздохнуть. Кроме этого, предательство по отношению к кипрскому правителю вызвало бурю негодования. Народ откликнулся на недавние события более решительно и достойно, чем царь. Испугавшись поднимающихся беспорядков, Птолемей бежал на Родос, где находилась резиденция Катона.
Полную меру унижения брата испытал Птолемей XII, когда прибыл на Родос. Посыльный, который должен был пригласить Катона к царю, вернулся слишком скоро. В глазах прятался испуг. Катон не придет и просит Птолемея самого явиться во дворец. Причина была весьма оскорбительная для царя. Наместник принял... слабительное и не мог выйти из своих покоев. Лишенный царства, денег, уважения, человеческого достоинства, Птолемей покорно отправился в дом Катона. Сопровождавшие его люди недоумевали: неужели все так безнадежно? В доме наместника их ждал еще один удар – Катон не вышел встретить царя. Он спокойно продолжал сидеть даже тогда, когда Птолемей показался в дверях его комнаты. Он любезно поприветствовал египтянина, но не проявил к нему подобающего уважения. Птолемей был потрясен и раздавлен. В беседе с Катоном он откровенно рассказал о причинах, побудивших его к отъезду из столицы. Однако Катон возразил: в Александрии не было открытого восстания. Народ, конечно, требовал, чтобы царь добивался возвращения Кипра – исконной части государства Птолемеев, но никто не угрожал царю. Александрийцы могли только настаивать на расторжении заключенного недавно договора о дружбе с Римом.
Птолемей был охвачен истинно благородным негодованием. Двадцать лет он добивался признания! Он не допустит, чтобы простонародье разрушило то, что стоило ему стольких унижений и жертв. Чернь увидит, кто настоящий правитель в стране. Он пока еще царь! Вот только Рим должен поддержать его в этой борьбе против недовольных. Он ведь может теперь надеяться на римские войска?
Слово «должен» вызвало у Катона насмешливую улыбку, упоминание о римских войсках – недоумение. Катон догадывался, что истинной причиной бегства из Александрии была обычная трусость. Царь ждет поддержки Рима? А знает ли он, какие потребуются усилия и расходы для того, чтобы привлечь на свою сторону по настоящему влиятельных людей? Даже если царь решит распродать весь Египет, ему вряд ли хватит средств. Он, Катон, не советует ему при сложившихся обстоятельствах ехать в Рим. Разумнее было бы сейчас вернуться в Александрию. Может быть, возможно еще договориться со своими подданными? Катон готов предложить свои услуги в качестве посредника. Безусловно, это обойдется Птолемею в некоторую сумму, но это будет гораздо дешевле, чем поездка в Рим.
Царь нашел в себе силы удалиться с высоко поднятой головой. Он не мог пожаловаться на грубость или неуважение. Теперь не мог.
Корабль Птолемея все же не взял курс на Александрию. Птолемей боялся и не пытался уже этого скрывать. Только в Италию! Только в Рим!
Царствование Клеопатры VI
После поспешного бегства Птолемея египтяне, недолго думая, передали трон его дочери – Клеопатре VI. Она была старше Береники и Клеопатры VII. Жрецы не торопились считать царя низложенным, а споры по поводу принадлежности трона еще не прекратились. Многие считали, что царицей должна стать Береника. Кроме этого, подрастали Арсиноя , младшая дочь Птолемея, и два его сына, которые носили имя своего отца. Правда, они еще слишком малы для царского трона. Народ Египта был крайне обеспокоен поспешным бегством царя. Не известны были его судьба и намерения. В стране сложилась крайне тревожная обстановка. Недовольные своим тяжелым положением, измученные произволом чиновников крестьяне грозили бросить работу и уйти со своих мест.
Тяжело переживала предательство отца и Клеопатра. Она часто сопровождала его в поездках за пределы Египта, была в курсе всех политических интриг, интересовалась отношениями с Римом. Она давно не была той беспечной девочкой, какой ее помнили лишь год назад. Не прост был жизненный опыт, накопленный в последнее время.
«После того как мудрый Тот выиграл у Луны пять дней и присоединил их к солнечному году, богиня неба обрела возможность рождать по годному ребенку в каждый из пяти предновогодних дней.
В первый день она родила Осириса. Когда младенец появился на свет, он так громко заплакал, что это могло означать только одно: в мир явился величайший из богов! В то же мгновение голос свыше возвестил:
«Люди и боги! В мир пришел Властелин Всего!»
Во второй день родился Хор. Хор и Осирис были сыновьями Ра.
В третий день родился Сет, сын Геба, Бог в виде человека со звериной мордой, с красными глазами и красными волосами, повелитель стихийных бедствий и войн, бог мертвой пустыни. Он появился из бока матери Нут раньше положенного срока.
В четвертый день родилась Исида, дочь Тота, богиня супружеской верности, материнства и любви, защитница умерших на Загробном Суде. Своего брата и мужа Осириса Исида любила еще до рождения, когда пребывала во чреве богини Нут.
В пятый день родилась дочь Геба, сестра и жена Сета, которой суждено было стать, как и Исиде, покровительницей умерших.
Когда Осирис повзрослел, он унаследовал трон Геба и стал земным владыкой...» Клеопатра отложила папирус. По стене прыгал солнечный луч. Клеопатра усмехнулась – у младшего брата опять в руках кусочек старого зеркала. Как он стал в последнее время раздражать ее своим детским непослушанием, тем, что никак не хотел говорить с ней об отце, о проблемах ее страны. Как только она начинала подобный разговор, он убегал. Исида любила своего брата еще до рождения. Любит ли она, Клеопатра, своих братьев настолько, чтобы стать женой одному из них? Если бы отец повелел, тогда может быть. Хотя гораздо больший интерес вызывали у нее мужчины намного старше нее. Слуга, который готовил ее отцу повозку и крепко держал мускулистыми смуглыми руками за поводья коня. Она не скрывала того, что наблюдает за ним. Раб из той страны, где живут люди с гладкой и очень черной кожей, приносил ей каждый вечер огромный чан с теплой водой для ванны. Клеопатра прекрасно осознавала свою расцветающую красоту и потуже затягивала пояс одежды, подчеркивая тонкую талию. Не дожидаясь, пока раб выйдет из комнаты, она сбрасывала одежду и погружалась в теплую воду ванны. Браслеты на руках звенели, раб вздрагивал, не смея оглянуться. Клеопатра улыбалась и долго смотрела, как стекают капли воды с гладкой кожи рук... А однажды она увидела, как этот раб вдруг крепко сжал в объятьях не знакомую ей девушку. Девушка вскрикнула и приникла губами к губам раба. Их объятья были так прекрасны, а поцелуй наполнен таким не понятным Клеопатре чувством, что она растерялась. Она стояла и смотрела, пока, так же обнявшись, юноша и девушка не ушли куда-то в темноту. В груди все пылало, дыхание сбилось, и сердце колотилось так сильно, как никогда. Это было похоже на сильный страх. Но Клеопатра не знала страха. Даже когда она подслушала разговор отца с советником о предстоящем побеге в Рим, ей не было страшно. А сейчас вдруг непонятное чувство заставило ее, дочь царя, прятаться за колонной дворца, прижимая руки к груди, захлебываясь слезами...
Тяжело переживала предательство отца и Клеопатра. Она часто сопровождала его в поездках за пределы Египта, была в курсе всех политических интриг, интересовалась отношениями с Римом. Она давно не была той беспечной девочкой, какой ее помнили лишь год назад. Не прост был жизненный опыт, накопленный в последнее время.
«После того как мудрый Тот выиграл у Луны пять дней и присоединил их к солнечному году, богиня неба обрела возможность рождать по годному ребенку в каждый из пяти предновогодних дней.
В первый день она родила Осириса. Когда младенец появился на свет, он так громко заплакал, что это могло означать только одно: в мир явился величайший из богов! В то же мгновение голос свыше возвестил:
«Люди и боги! В мир пришел Властелин Всего!»
Во второй день родился Хор. Хор и Осирис были сыновьями Ра.
В третий день родился Сет, сын Геба, Бог в виде человека со звериной мордой, с красными глазами и красными волосами, повелитель стихийных бедствий и войн, бог мертвой пустыни. Он появился из бока матери Нут раньше положенного срока.
В четвертый день родилась Исида, дочь Тота, богиня супружеской верности, материнства и любви, защитница умерших на Загробном Суде. Своего брата и мужа Осириса Исида любила еще до рождения, когда пребывала во чреве богини Нут.
В пятый день родилась дочь Геба, сестра и жена Сета, которой суждено было стать, как и Исиде, покровительницей умерших.
Когда Осирис повзрослел, он унаследовал трон Геба и стал земным владыкой...» Клеопатра отложила папирус. По стене прыгал солнечный луч. Клеопатра усмехнулась – у младшего брата опять в руках кусочек старого зеркала. Как он стал в последнее время раздражать ее своим детским непослушанием, тем, что никак не хотел говорить с ней об отце, о проблемах ее страны. Как только она начинала подобный разговор, он убегал. Исида любила своего брата еще до рождения. Любит ли она, Клеопатра, своих братьев настолько, чтобы стать женой одному из них? Если бы отец повелел, тогда может быть. Хотя гораздо больший интерес вызывали у нее мужчины намного старше нее. Слуга, который готовил ее отцу повозку и крепко держал мускулистыми смуглыми руками за поводья коня. Она не скрывала того, что наблюдает за ним. Раб из той страны, где живут люди с гладкой и очень черной кожей, приносил ей каждый вечер огромный чан с теплой водой для ванны. Клеопатра прекрасно осознавала свою расцветающую красоту и потуже затягивала пояс одежды, подчеркивая тонкую талию. Не дожидаясь, пока раб выйдет из комнаты, она сбрасывала одежду и погружалась в теплую воду ванны. Браслеты на руках звенели, раб вздрагивал, не смея оглянуться. Клеопатра улыбалась и долго смотрела, как стекают капли воды с гладкой кожи рук... А однажды она увидела, как этот раб вдруг крепко сжал в объятьях не знакомую ей девушку. Девушка вскрикнула и приникла губами к губам раба. Их объятья были так прекрасны, а поцелуй наполнен таким не понятным Клеопатре чувством, что она растерялась. Она стояла и смотрела, пока, так же обнявшись, юноша и девушка не ушли куда-то в темноту. В груди все пылало, дыхание сбилось, и сердце колотилось так сильно, как никогда. Это было похоже на сильный страх. Но Клеопатра не знала страха. Даже когда она подслушала разговор отца с советником о предстоящем побеге в Рим, ей не было страшно. А сейчас вдруг непонятное чувство заставило ее, дочь царя, прятаться за колонной дворца, прижимая руки к груди, захлебываясь слезами...