Рагимов Сулейман. Сачлы (Книга 1)

   - Образовался какой-то заколдованный круг, в который мы не можем проникнуть, - сказал Алеша. - Даже такой испытанный работник, как Гачаг, ничего не разнюхал.
   - Но почему, почему? - настойчиво спрашивал Демиров. - А если твой Гачаг: - изменник? От нас получает задешево, а Зюльмату продает дорого?
   - Мы же его испытывали и проверяли.
   - Но в чем же тайна?
   - Пожалуй, в том, что Зюльмат сам держит связь с агентом банды в районе, медленно произнес, тщательно выбирая слова, Алеша. - Никто из "лесных братьев" не знает этого притаившегося в каком-то районном учреждении лазутчика! Даже сын Зюльмата, Хейбар, не посвящен отцом в эту тайну.
   - Выходит, банда Зюльмата втройне опасна, товарищ Гиясэддинов, возмутился Демиров, переходя на официальный тон. - Если он связан с предателем, находящимся в наших рядах, то, значит, он действует безошибочно!.. Он имеет возможность точно прицелиться в нашего человека!
   Алеша опустил голову.
   - Зюльмат получает с того берега и деньги и оружие.
   - Чтобы догадаться об этом, не надо работать в ГПУ! - насмешливо заметил секретарь райкома.
   Гиясэддинов потемнел от обиды, но промолчал. И в самом деле, как он мог оправдаться!..
   - Больше всего я боюсь, что в какой-либо перестрелке Зюльмата случайно убьют и тайна будет унесена в могилу. И предатель в нашей среде уцелеет!
   - И тогда начнется прежняя канитель, - горько усмехнулся Демиров. - Он найдет в горах новую шайку "лесных братьев", и опять загремят выстрелы, снова польется кровь!
   Алеша пожал плечами.
   - А сколько раз я тебя предупреждал, что без охраны нельзя выезжать в горные аулы?
   - Ну, а я ездил и буду ездить и без конвоя милиционеров и без оружия! запальчиво воскликнул Демиров. - Хорош секретарь райкома партии, въезжающий в аул в сопровождении десятка милиционеров!.. Нет, пусть крестьяне видят, что я безраздельно доверяю им, и, если понадобится, пусть они же и берегут меня!
   Гиясэддинов взглянул на часы и быстро поднялся.
   - Через полчаса совещание в ГПУ республики. Получаем оружие, патроны, гранаты. На днях прибудет в район отряд пулеметчиков. Как видишь, я не бездействую.
   - Да я тебя и не подозревал в лени. - Таир взял со стола какую-то докладную, углубился в чтение.
   В дверь постучали, вошел мужчина в плоской кепке, с невыразительным лицом - такого в толпе и не приметишь.
   - Машина подана, товарищ Гиясэддинов!
   - Иду, иду!..
   Оставшись один в номере, Демиров задумался: "Кто же предатель?.. Ведь он сидит рядом со мною на заседаниях, он улыбается мне, он здоровается за руку со мною!.."
   Таир рано осиротел. После смерти отца его, Демира-киши, богатые родственники хотели взять к себе мальчика, _решив сделать из него то ли приказчика, то ли дворника. Но мать Таира, Марьям, настояла, переругавшись с родственниками, чтобы мальчик не бросал сельской школы. А едва Таир подрос, мать отвезла его в Баку, к брату своему, работавшему на нефтяных промыслах в Балаханах.
   Вспоминая о взволновавшей его встрече с Нанагыз, Демиров снова видел, как дождливым весенним днем мать вела его по грязной дороге в город.
   У дяди Поладджана серебряными нитями сверкала бородка, а глаза глядели на мир с присущим кадровым нефтяникам молодым задором. Встретил он семью и племянника радушно, хотя сам ютился с семьею в тесной клетушке барака и перебивался с черствого хлеба на воду.
   Через несколько дней после приезда Марьям робко спросила брата - нельзя ли устроить мальчика в школу?
   - Что ж, попытаемся, - сказал Поладджан. - У меня есть приятель Мирза-муаллим, вот его и попросим проэкзаменовать Таира. Если сельская школа дала ему хоть какие-то зачатки знаний, то, видимо, можно будет продолжить учебу и здесь... Рад за тебя, сестра, что ты хочешь открыть сыну дверь в светлый мир науки!
   - Сама неграмотная, сама слепая, - вздохнула Марьям-ханум. - Вот и жажду, чтобы сын-то стал зрячим.
   - Ну, конечно, придется уже и учиться, и работать, - честно предупредил дядя. - Капиталов у меня нет, чтобы племянника содержать.
   - Я нефтяником хочу быть, - воскликнул мальчик.
   - Вот и молодчина, - улыбнулся в бороду Поладджан.
   И однажды они втроем направились в школу, расположенную на окраине поселка Балаханы. Их встретил учитель, серьезный, с пытливыми, чуть-чуть грустными глазами.
   - Господин Мирза-муаллим, - снимая папаху и кланяясь, сказал дядя. - Как бы вот этого парня определить в ученье? Сирота! А мальчик любознательный, прилежный. И опять же ваш земляк!
   - Ширванец? - Учитель насупился. - Но я же отрекся от земляков-ширванцев! И даже сказал в стихотворении: "Призываю в свидетели аллаха!.." (Строка из стихотворения великого азербайджанского поэта Сабира, в те годы работавшего учителем в школе в Балаханах - ред.) Пусть аллах и свидетельствует, что между мною и ширванцами нет ничего общего.
   У Марьям-ханум содрогнулось сердце: видимо, учитель теперь не примет Таира.
   Но Поладджан усмехнулся:
   - Разные бывают ширванцы, муаллим, - есть религиозные фанатики, изуверы, травившие тебя, преследовавшие поэта, а есть и бедняки, свободолюбивые, честные. Этот мальчик из бедного гнезда!
   - Мы из Дэдегюнеша, господин Мирза, - смущаясь, сказала Марьям.
   - А! - Учитель на миг прикрыл усталые глаза. - Значит, этот мальчик хочет учиться? Но ведь у меня нет никаких административных прав, я могу лишь походатайствовать перед дирекцией о приеме мальчика. Ведь он к тому же не сын нефтяника!
   - Я сам буду нефтяником! - упрямо крикнул Таир. Это желание его пришлось учителю по душе. Мирза улыбнулся растроганно.
   - Он мой племянник, - внушительно заметил Поладджан. - А я давний рабочий. Помните, как вы говорили: "Что ты втерся в общество, объясни, не скрывай, рабочий!.." Так вот, я и хочу если не сам, так через племянника втереться в просвещенное общество, муаллим!
   Учитель был счастлив встретиться со своим читателем.
   - А давно вы в Балаханах?
   - Да бритва не касалась еще моих щек, когда я встал в очередь перед воротами промысла.
   - Ого! А как живется здесь? Достаточно ли зарабатываете?
   - Сказать по правде, господин Мирза, живем впроголодь, - откровенно сказал Поладджан, но голос его прозвучал твердо, не жалобно.
   - Видно, жизнь рабочих всюду и везде тяжела, Поладджан, - горько вздохнул учитель.
   - Да, пока тяжела, - многозначительно сказал дядя.
   - Но перемены близятся! Рассвет не за горами!
   - Ах, господин учитель, - торопливо сказала Марьям-ханум, кутаясь в старенькую чадру, как и надлежало по обычаю, - мы бессовестно сели Поладджану-киши на шею, но мы будем работать, будем, уж вы нам верьте! И я стану трудиться, ведь мне не привыкать, и сын тоже пойдет на промысел.
   - А я в этом не сомневался, - просто сказал Мирза-муал-лим - Вижу, что вы люди трудолюбивые, надеетесь лишь на руки свои. Ну что ж, приятель, - весело обратился он к Таиру, то впадавшему в отчаяние, то предававшемуся светлым мечтаниям, - решено... Беру тебя в школу!
   Марьям-ханум попыталась поцеловать руку благодетеля, но учитель на этот раз рассердился по-настоящему, сверкнул глазами, покраснел и ушел в здание школы.
   На следующее утро Таир пришел сюда с учебниками и тетрадками.
   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
   Проводив тетушку Нанагыз в вестибюль, Алеша Гиясэддинов поискал глазами женщину с тремя девочками, дожидавшуюся Демирова, но портье сказал ему, что они ушли куда-то в столовую по соседству - проголодались... Сперва девочки хныкали, дергая мать за подол платья, потом заплакали.
   - Если она вернется, то немедленно проведите ее в номер к товарищу Демирову, - попросил Алеша.
   Ровно в восемь вечера портье постучал в дверь, ввел в комнату высокую седую женщину с худым, обезображенным горестями лицом и трех девочек, жавшихся к материнским коленям.
   - Как вы сами просили...
   - Благодарю вас, товарищ! - Демиров указал женщине на диван. - Прошу, баджи. Это вы весь день дожидались меня? Напрасно, напрасно!.. Нужно было сразу же подняться сюда.
   - Мне нужно видеть секретаря райкома партии Таира Демирова, - стараясь овладеть собою, сказала Лейла.
   - Да, я вас слушаю, баджи.
   Лейла вывела девочек на балкон, усадила там в соломенные кресла, велела не шуметь, не баловаться, затем проверила, плотно ли закрыл двери в номер ушедший портье, и лишь после этого сказала, запинаясь:
   - Меня зовут Лейла.
   - Я вас слушаю, Лейла-баджи, - так же серьезно сказал Таир.
   - Я жена Гашема Субханвердизаде.
   Рука Демирова, лежавшая на столе, вздрогнула, дернулась, словно от электрической искры, он с трудом подавил готовый вот-вот сорваться с уст крик изумления.
   - Я вас слушаю, Лейла-баджи, - ровным тоном повторил Демиров. - Если разрешите, я закурю...
   Голос Лейлы зазвучал бесстрастно, и со стороны могло показаться, что она рассказывала Демирову не о себе, не о своем горе, а о какой-то другой женщине.
   - Я не хочу пока обращаться ни в Центральный Комитет партии, ни в Совет Народных Комиссаров, чтобы не позорить Гашема.
   - Что ж, может быть, это и правильно, - заметил Таир, еще не понимавший, о чем пойдет речь, но уже почувствовавший сердцем, что он видит перед собою несчастную. - Однако учтите, баджи, что вклиниться между мужем и женою хуже, чем пролезть между ногтем и мякотью пальца. Так пословица-то учит.
   Лейла кивнула без улыбки.
   - Я все продумала, я выплакала все слезы. Потому, товарищ Таир, я еще способна говорить более или менее спокойно с вами, с секретарем райкома... Чувство достоинства, гордости останавливало меня, и я терпела. Запомните, вы первый, кому я открываю сердце, полное скорби!
   - Но Гашем часто приезжает в Баку по служебным делам, - заметил Демиров. Разве вы не встречались с ним?
   - Он скрывается от меня, от детей! - воскликнула Лейла. - Здесь он подружился с каким-то человеком по имени Вели и живет у него.
   Демиров насторожился: "А знает Алеша этого самого Вели? Нужно справиться".
   - Разными могут быть отношения мужа с женою, - сказал Таир.-Простите, баджи... Но как можно забыть своих единокровных детей?
   - Что значат для Гашема его дети! - с горечью усмехнулась Лейла.
   - Но деньги-то присылает?
   - Раньше присылал, хотя и неаккуратно, а теперь вовсе перестал.
   - Почему? - Демиров чувствовал, что его вопрос прозвучал наивно.
   - А вы у него спросите, - сказала Лейла.
   - Обязательно спрошу, - пообещал Таир. - Мы заставим его приехать сюда за вами, за детьми и взять вас к себе. В горы надо отвезти девочек, чтобы отдохнули. Да и у вас, баджи, утомленный вид.
   - Разве я думаю о себе!.. - Слезы брызнули из глаз Лейлы, она порывисто схватила девочек и, не поблагодарив Демирова за внимание, вышла с ними из номера.
   Таир в этот момент заметил, что он курил третью папиросу подряд.
   Главное дорожно-транспортное управление - Азглавдор-транс - помещалось в двухэтажном ветхом особняке в верхней части города.
   Наследство ему досталось неприглядное: не только в горах, но и в низинных районах, по существу, никаких дорог не было. Старые грунтовые дороги, с ухабами, с шаткими мостиками, пригодные для арбы, фаэтона, столь старательно ломали грузовые автомашины, автобусы, что начальник, инженер Султанзаде, впадал в уныние.
   Когда он выезжал в командировку, то видел одну и ту же картину: в клубах густой рыжей пыли медленно тянутся арбы, запряженные волами; пронзительно визжат колеса, словно десятки точильщиков ножей запустили на полный мах свои точила. Попадались и караваны лошадей, мулов, осликов с притороченными к седлам вьюками, хурджунами, - так перевозили товары. Погонщики караванов и: возчики на перекрестках затевали перепалки, в пыли висела свирепая брань. Весенние и осенние ливни превращали дороги в узкие канавы, наполненные жидкой грязью, взболтанной тысячами копыт, сотнями колес.
   А республика год от года получала все больше автомобилей, уже прибывали партии советских грузовиков, но бездорожье цеплялось за их колеса, глушило моторы, ломало рессоры, и когда Султанзаде подписывал аварийные акты, то чувствовал, что не миновать ему визита к прокурору.
   Уже были выпущены первые советские тракторы. Их с нетерпением ждали колхозники, хлопкоробы, механизаторы. А тракторы так прочно увязали в липкой, как клей, грязи, что приходилось их вытаскивать упряжками волов, буйволов под градом насмешек и улюлюканье возчиков и погонщиков.
   С издевательским сочувствием они обращались к инженеру:
   - Ай-хай, балам, ну скажи на милость, да разве эти машины годятся для наших мест? Ни-ког-да!.. Пустой перевод народных денег.
   Малейшая авария превращалась сплетниками и болтунами в ужасную катастрофу.
   - Да-а-а, братец, этот афтанабел обогнал меня, обдав пылью, задушив чадом и дымом! А я спокойно погонял быков и надеялся на милосердие всевышнего. На повороте, ну ты знаешь, на том самом, злодей, сын злодея, этот афтанабел уже валялся в канаве. Сколько людей покалечило!.. Мои волосы от страха поднялись дыбом!.. Вот тогда я и понял: арба, конь, вол - детища аллаха, эта машина измышление шайтана. И в самом деле, к чему такая спешка? Зачем торопиться? Завтра тоже день настанет. Поезжай потихонечку да полегонечку в дедовской арбе, и ни один камушек не выпадет из рукояти и ножен твоего кинжала!
   Конечно, Султанзаде понимал, что эти разговоры - явление временное, скоротечное. Его расстраивало то, что на строительство дорог, мостов, на возведение подпорных стен, дамб, насыпей, виадуков требовалась уйма денег, цемента, железа, а республика была еще небогата, фонды беспощадно урезались. Вот и получилось - планы обширные, а силенок-то маловато!
   Когда инженер приезжал в горы и встречался с Таиром Демировым, они оба сетовали, что бездорожье мешает району убыстрить темпы колхозного, да и культурного строительства, идти вперед семимильными шагами, а ведь народ-то жаждет жить по-новому. И в то же время они знали, подсчитали, что строительство шоссейной дороги по кручам и откосам, через ущелья и провалы обойдется весьма дорого, потребует, - от правительства многомиллионных затрат. Но ведь речь-то шла о будущем целого района с населением в пятьдесят шестьдесят тысяч!..
   В перерыве между заседаниями Демиров созвонился с Султанзаде: они договорились о встрече.
   И, поджидая секретаря райкома, инженер с досадой почесывал затылок, кряхтел. Он чувствовал, что Демиров подступит с ножом к горлу, потребует и денег, и цемента, и взрывчатки. А что ему ответить?
   Султанзаде размышлял, как же пойдет у него разговор с Таиром? Он вызвал к себе главного инженера Аллахкулибекова, чтобы узнать его мнение о проекте горной дороги.
   - Зачем толочь воду в ступе? - удивился тот. - И в прошлом году говорил, и теперь повторяю: дело это преждевременное... В глазах Демирова я прослыл плохим человеком давно, - значит, и останусь плохим, но буду стоять за правду!.. Километр горной дороги обходится в десять - двенадцать раз дороже, чем километр шоссе в долинах. Факт? Да, факт. Так скажи, начальник, имеем мы право транжирить и без того скудные ассигнования и фонды? Вот через пятилетку республика разбогатеет - тогда начнем прокладывать дороги.
   Слова главного инженера были по-своему разумными: действительно, куда выгоднее козырнуть в отчете сотнями километров новых проложенных дорог в Мугани, чем отчитываться в миллионах, истраченных на какой-то отрезок шоссе в горах.
   Но ведь Демиров-то работал, боролся в горах, и он болел за свой район, стремился к его процветанию.
   В этот момент в кабинет начальника вошел загорелый Таир со свернутыми в трубку чертежами под мышкой.
   При виде его Аллахкулибеков смутился и тотчас же ушел.
   - Видишь, с какими чинушами приходится работать, - пожаловался Султанзаде, вставая и здороваясь с секретарем райкома.
   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
   Он подружился с Таиром еще в суровые годы гражданской войны, когда Султанзаде и другу его Буниатзаде пришлось прятаться от мусаватистов в домике дядюшки Поладджана, выходившем дверью прямо в нефтяные ямы, в густой, словно лес, мир нефтяных вышек Балаханов. Юноша, почти подросток, Таир бесстрашно поддерживал связь Султанзаде и Буниатзаде с подпольным большевистским комитетом, распространял среди рабочих листовки, таскал в мешке за спиною оружие, прикрытое сверху картошкой.
   Поладджан погиб в тридцатом году, в камышах Куры, весенним паводком разлившейся по низине, в схватке с бандитами. Ни Султанзаде, ни Таир до сих пор не ведали, что пулю в сердце дядюшки Поладджана вогнал Зюльмат.
   А вот Субханвердизаде знал об этом. И волк, обезумевший от человеческой крови, Зюльмат тоже не забыл, что секретарь райкома Демиров приходится племянником Поладджану, и лелеял надежду еще встретиться с ним лицом к лицу.
   Марьям-ханум умерла тоже в тридцатом году, когда Таир учился в Москве.
   Эти давние, полные доверия и любви, отношения и помогали, и мешали Султанзаде при деловых встречах с Демировым. Прослыть в его глазах бюрократом ему не хотелось.
   - Сейчас подойдут мои работники, - сказал Султанзаде Демирову.
   - Да я не тороплюсь, - успокоил тот его. - Все дела в Центральном Комитете и наркоматах закончены. Пора домой!.. Лишь на твоем поле моя соха застряла в крепких корнях.
   - Что это значит? - поморщился начальник.
   - А то, что соха ровно идет по ухоженному полю, а как попала на вырубку, так сразу и зацепилась за корни!.. Вот и твоя канцелярия - такая же вырубка, где пни не выкорчевывают.
   - Значит, ты по-прежнему настаиваешь, что дорогу надо вести с двух направлений одновременно? - сухо спросил Султанзаде.
   - А зачем мне менять свою позицию? - удивился Демиров.
   - Да ты вчера с Аллахкулибековым встречался?
   - Встреча убедила меня в одном: твой главный инженер не знает, как живут горцы в условиях полного бездорожья, как страшатся шоссе "лесные братья" Зюльмата, - сказал Демиров ядовито. - Но ты-то знаешь, ты бывал в нашем районе!
   - Мои возможности ограниченны.
   - А помощь народа? Вот чего ты не учитываешь со своим другом Аллахкулибековым! Математика математикой, инженерия инженерией, но еще есть неодолимая сила народа!
   - "Свой друг"!.. - Султанзаде засопел. - Да разве мы едины?
   - А вот сейчас я увижу, в чем твое отличие от Аллахкулибекова, - пригрозил Демиров.
   - Хорошо ж ты начинаешь разговор, тактично! - фыркнул начальник.
   - Как могу...
   В кабинет вошли Аллахкулибеков и автор проекта горных дорог "Чай-йол" и "Даг-йол" Шахин Ахвердизаде, тонкоусый стройный инженер лет двадцати семи.
   Главный инженер молча опустился в кресло, закинул ногу на ногу, закурил, видно, хотел показать Демирову свое полнейшее пренебрежение. Было Аллахкулибекову за пятьдесят, он уже погрузнел и неохотно отправлялся в дальние командировки... С Демировым он давно был на ножах и всерьез не принимал ни "Чай-йола", ни "Даг-йола".
   Через минуту подошли еще инженеры, экономисты.
   - У нас имеются два проекта строительства горных дорог, не так ли? сказал начальник, постучав карандашом по стакану и этим призывая собравшихся к вниманию.
   - Собственно, можно говорить об одном"' проекте, - вяло заметил главный инженер. - Суть-то у них одна: сто пятьдесят километров шоссе в горах. Сто пятьдесят километров!..
   - Разрешите, - Ахвердизаде вспыхнул, поднялся.
   - Да что "разрешите"? - продолжал развязным тоном главный инженер. - Оба проекта, недоработанные, экономически не обоснованные, типичные курсовые работы студента. Нет, я против ничего не имею, то есть против студенческой практики. Приветствую! - насмешливо поправился Аллахкулибеков. - Но ведь мы, товарищи, работаем в государственном учреждении.
   - Может быть, мы сначала обсудим, что сможем сделать для района в ближайшие годы? - сказал Султанзаде. - Тем более что действительно над обоими проектами еще надо поработать.
   - Нет, давайте начнем с проектов, - неуступчиво сказал Демиров. - Недочеты и даже ошибки в них имеются, не спорю, но ведь так бывает со всеми проектами. Принципиально надо решить вопрос: строим или не строим дорогу? А потом уж договоримся, по какому проекту, в какие сроки.
   Он знал, что ему надо держаться сдержанно, иначе возникнут раздоры, поднимется мелочная перепалка и все дело закончится общими словами.
   - Нельзя в одной руке удержать два арбуза, - заметил, начальник. - Эдак ты и вовсе останешься без нашей помощи!
   - Товарищ секретарь, мы призваны заниматься дорогами общереспубликанского значения. - высокомерно заявил Аллахкулибеков. - А ваша предполагаемая дорога - местного значения.
   - Именно она-то и имеет республиканский характер! - резко сказал Демиров. - Будет дорога, и удельный вес горных районов сразу же возрастет в пятилетке.
   Взгляды главного инженера и Демирова скрестились, как обнаженные клинки...
   - Я не возражаю, - Султанзаде повел плечами, давая понять Таиру, что его несговорчивость принесет плохие результаты.
   В это время Аллахкулибеков быстро соображал, как бы окончательно записать в протоколе заседания, что горная дорога всего лишь районного, чуть ли не сельсоветского значения. А если это так, то и пусть ею занимается райисполком.
   Шахин Ахвердизаде приколол кнопками к прислоненной к стене доске профилированный проект дороги "Чай-йол" и рассказал собравшимся о своем замысле. Он не скрыл, что река во время ливней несет могучие потоки, а следовательно, придется дополнительно укреплять быки моста и строить заградительную дамбу. Нужно будет перекинуть через ущелья и овраги одиннадцать больших и малых мостов, проложить около тридцати железобетонных водостоков.
   - Какова ж стоимость этой дороги? - не выдержал Аллахкулибеков.
   Его вопрос был самый опасный и для автора проекта и для Демирова; собственно, потому он его и задал.
   - Пятьдесят миллионов.
   По кабинету прошел гул; присутствующие специалисты возмущенно перешептывались, качали головой, хмыкали. К таким огромным затратам здесь еще не привыкли...
   - А сколько ж селений охватит дорога? - спросил кто-то из сидевших сзади Демирова инженеров.
   - Двадцать.
   - А сколько всего деревень в районе?
   - Около сорока.
   - Значит, полрайона?
   - Так получается, - сказал Ахвердизаде упавшим голосом: он видел, что эти цифры произвели на собравшихся скверное впечатление.
   Аллахкулибеков почувствовал под ногами крепкую почву.
   - Раз и навсегда надо похоронить этот фантастический проект, автору выразить благодарность за смелость! - сказал он раздраженно. - Конечно, в третьей пятилетке положение изменится, денег прибавится, - вот тогда и обсудим проект заново!
   - Есть же еще проект, - не выдержал Демиров.
   - Не пойму, зачем спорить о сделке, которая никогда не состоится, ответил ему главный инженер. - А вы, Шахин (Сокол - ред.), - обратился он к побледневшему Ахвердизаде, - только что вылупившийся из яйца соколенок! Не вам учить нас, стариков!
   - Он ввел секретаря райкома в заблуждение, - хихикнул полнощекий инженер, единомышленник Аллахкулибекова.
   - Шахин заломил папаху набекрень и гонится за дешевой славой! - поддержал сосед.
   - Предлагаю взять оба проекта за основу, серьезно над ними поработать и входить с предложениями в Совнарком, - сказал экономист Мамедов. - Конечно, имея в виду план пятилетки.
   - Ну, долгая песня! - вспылил Демиров. - Да мы же обещали вам, что крестьяне станут работать на стройке бесплатно, в порядке субботников. Целыми аулами пойдут! Значит, расходы на рабочую силу сократятся. И камень, гравий, щебенку бесплатно заготовят они же.
   - Это гроши!.. - небрежно взмахнул рукой Аллахкулибеков. - Вам, партийному работнику, уместно было бы посоветовать молодому специалисту Ахвердизаде, вчера пришедшему к нам со студенческой скамьи, не сеять бурю в сплоченном коллективе дорожных специалистов.
   - Тише, тише! - сказал Султанзаде. - Просите слова для выступлений.
   - И не сбивайте репликами с толку молодого специалиста, у которого светлое большое будущее, - с гневом сказал старик с висячими сиво-рыжими от курения усами.
   Ахвердизаде так расстроился, что мог расплакаться в любой момент, словно ребенок. Эх, остаться бы в деревне чабаном, играть на тутэке и не знать никаких огорчений... Черт его понес в строительный институт! А как сладко было мечтать бессонными ночами, склонясь над проектом, что побегут в горах по ровному, словно стол, шоссе автомобили, автобусы, поползут тракторы, и канут в прошлое средневековые торговые караваны осликов с хурджунами, и врачи, учителя не будут уже страшиться забиваться в глухие темные аулы, где пока царят невежество, суеверия, религиозный фанатизм. Но Аллахкулибеков постарался тяжелым молотом перебить неокрепшие крылья соколенку!
   - А где же второй проект? - спросил Демиров.
   - Ну, выкладывайте ваш "Даг-йол", - предложил нехотя Султанзаде.
   По словам Шахина, второй проект не столь смело углублялся в горы, как "Чай-йол", но зато соединял тридцать деревень. Однако и этот путь пролегал через высокую гору, на которой зимою бушевали метели, а осенью и весною гремели ливни. Обойти же гору было невозможно.
   - Кто хочет высказаться? - спросил Султанзаде. Решительно поднялся Аллахкулибеков.
   - Оба проекта надо свернуть в трубку и спрятать в угол, - сказал он не терпящим возражения тоном. - Может быть, через несколько лет наука принесет нам какие-то новые способы строительства дорог, допускаю... Может быть, иной специалист, более талантливый и опытный, составит другой проект, несравненно дешевле и практичнее. И так может случиться. А сейчас тратить миллионы на горную тропку, не имеющую республиканского значения, мы не вправе! Так и занесем в протокол - не имеем права. Все это никчемное прожектерство! А нам, товарищи, надо работать, работать и работать! - воскликнул он пылко.