- Искру правды высекают скрестившиеся мечи! - сказал Демиров хладнокровно и тоже встал.
- Одну минутку, - вежливо остановил его главный инженер. - Я же совсем забыл... Мы получили письмо председателя вашего исполкома товарища Субханвердизаде. Он соглашается, что в этой пятилетке дорогу строить немыслимо...
"Предатель! - внутренне простонал Демиров. - Вонзил кинжал мне в спину... Без ведома райкома прислал сюда такую бумагу".
- Где же это письмо? - встрепенулся Султанзаде.
- У Шахина, конечно, - Аллахкулибеков сделал простодушное лицо. - Если не потерялось.
Ужаленный этим подозрением, Шахин пулей вылетел из кабинета.
Присутствующие занялись чаепитием.
Пока все молчали, Султанзаде думал, опустив голову, что Таир Демиров прав: району нужна безотлагательно дорога. Но ведь и он, Султанзаде, тоже страстно желает, чтобы во все концы республики пролегли широкие, благоустроенные, сияющие зернистым блеском асфальта шоссе, чтобы товары, книги, машины, двигатели электростанций можно было бесхлопотно привезти в любое захолустье. Да, Таир с замечательной настойчивостью, добивается своей цели, но у Султанзаде есть своя позиция, свои взгляды, отказаться от которых нельзя. Да, Таир жаждет победы над бездорожьем, он понимает, что иначе нельзя овладеть щедрыми богатствами азербайджанской земли. А в горах наверняка есть и золото, и руда, и цветные металлы. Как же помочь ему?
Наконец вошел Шахин и протянул начальнику бумагу с таким удрученным видом, словно вручал ему на подпись собственный смертный приговор.
Бегло просмотрев письмо, Султанзаде с непроницаемым выражением лица передал его Демирову.
"От имени исполкома и лично от себя могу открыто сказать, что проект горной дороги "Чай-йол" в данных условиях невыполним. Первые же селевые потоки снесут вниз дорожное полотно, разрушат мосты и виадуки. Лавины забаррикадируют путь, и расчистить эти завалы в условиях суровой зимы или проливных дождей будет невозможно. Значит, дорога будет непрерывно строиться и непрерывно разрушаться. Через два-три года она вовсе исчезнет. Дорога по проекту "Даг-йол" тоже обречена. Весною, как у нас говорят, когда, "держась за дождевые струи, можно, будто по канату, взобраться на небо", ее смоют потоки. Дубы, вырванные из почвы и несущиеся с сумасшедшей скоростью в селевых потоках, разобьют мосты. В интересах государства я считаю, что оба проекта, плоды кабинетного творчества, должны быть забракованы..."
Демиров смял бумагу. Он проиграл эту игру. Козырь, выложенный так неожиданно Субханвердизаде, был всемогущим.
- Это преступление - послать без ведома бюро райкома партии такой ответственный документ! - сказал с излишней горячностью Демиров.
Тотчас Аллахкулибеков воспользовался его промахом.
- Видимо, в районе создались нездоровые взаимоотношения между райкомом и исполкомом, - ядовито заметил он.
- Это их личные дела, - вынужден был согласиться со своим главным инженером Султанзаде.
- Конечно, это наши личные дела, то есть районные, - с горечью сказал Демиров. - Но ведь ты-то не только начальник управления, но и коммунист, член Центрального Комитета!
- Что ты этим хочешь сказать?
- А то, что ты был, слава богу, в нашем районе и видел, как люди жаждут взяться за стройку. Десятки тысяч тружеников выйдут с топорами, лопатами, кирками!.. Что ж после этого стоит письмо Субханвердизаде?
- Да мы обязаны считаться с органом советской власти - повысил голос Султанзаде.
- "Обязаны, обязаны"!.. Но прошу занести в протокол, что райком партии отвергает доводы Субханвердизаде как политически и экономически несостоятельные.
- Предлагаю закончить обсуждение, - сказал Мамедов. Его поддержали многие из присутствующих.
- Дорога имеет, повторяю, республиканское значение! - Демиров не хотел сдаваться. - Нельзя бесконечно отрывать окраину от промышленного центра Азербайджана!.. А сколько мы дадим мяса, шерсти, масла и даже зерна народу, будь у нас широкая магистраль!
- Подождите, сколько же стоит второй проект? - спохватился старик с сиво-рыжими усами.
- Тридцать два миллиона, - быстро ответил Шахин.
- Да мы берем на себя в порядке добровольного участия трудящихся восемьдесят процентов всех расходов!
- Ну, знаете... - Старик внушительно зашевелил усищами. - Это уже имеет здравый смысл!
- У нас в горах зарыты золотые клады? - теряя выдержку, сказал Султанзаде.
- Именно!.. Этот клад называется творческой силой советского народа! отчеканил Демиров, - Но и настоящее золото есть, вы не ошиблись. Сохранились до сих пор золотоплавильные печи времен халифата... И странно, что вы, товарищ Султанзаде, не верите, что в районе рвутся к труду тысячи Фархадов!
- Там, где нужен железобетон, Фархад бессилен, - скривился Аллахкулибеков.,
- Советский Фархад овладеет и железобетоном!
- Когда еще это будет, - главный инженер прикрыл ладонью растянутый в томительном зевке рот. - Настоятельно предлагаю одобрить оба проекта в качестве предварительных набросков и поручить консультантам рассмотреть их.
- Так мы сами возьмемся за стройку, - сказал Демиров. -. А Шахин согласен переехать в район дорожным инженером.
- Да, я согласен! - решительно заявил Шахин, и мускулы его напряглись, ибо это не легко - расстаться со столицей, с друзьями, уехать в горную глушь.
- Я согласен отпустить к вам Шахина, - с готовностью сказал Султанзаде, подумав, что дело как будто закончилось благополучно. - Да, мы всегда поможем вам технической экспертизой, и кое-какие фонды выделим.
На том и порешили.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Зная, что Алеша вернется поздно, Демиров, усталый после заседания, чувствуя, что в висках покалывает, пошел пешком по набережной. С моря резво летел свежий ветерок, навевал прохладу, как бы смывал с души Демирова всю горечь. Беспечная нарядная толпа окружала его, девушки и юноши смеялись, обменивались шутками, мурлыкали модные песенки, - что им до волнений и огорчений секретаря райкома! А Демиров любовался ими, молодыми, красивыми, но милее ему были скромно одетые девушки горных селений, чем эти щеголихи, сильные, хоть и грубоватые, юноши-горцы, чем эти изнеженные кавалеры... Он хотел забыть хоть на время прогулки свои повседневные заботы, но все-таки упорно возвращался думами к подлому поступку Субханвердизаде. "Да кто ты? Свой? Чужак?" - спрашивал Таир, и кулаки его в гневе сжимались, и теснилось в груди дыхание.
А жалоба брошенной Лейлы, милые личики забытых отцом девочек? О, какое грязное преступление!.. "На словах ты пламенный революционер, а в жизни человек без совести и чести!" упрекал он Субханвердизаде и давал себе слово немедленно лосле возвращения в район созвать пленум райкома партии и до конца выяснить, кем же является подлинный Гашем- большевиком или случайно проникнувшим в партию карьеристом? И почему между Аллахкулибековым и Субханвердизаде установилось такое единодушие? Создается впечатление, что письмо Гашем написал под диктовку главного инженера. Знакомы ли они? Встречались ли? Тут много таинственного, и, пожалуй, Алеше надо заняться этой странной дружбой. Чем дольше думал Таир о Гашеме, тем закономернее многие поступки председателя исполкома слагались звеньями единой цепи, и еще неизвестно, не на том ли берегу был прочно привязан конец ее. Теперь Демиров раскаивался, что не придал значения разговору с Замановым перед отъездом, а ведь Сейфулла с горечью и гневом, рассказал, что Субханвердизаде освобождает от налогов явных кулаков и, наоборот, записывает в "жирные мужики" самых до подлинных середняков...
Аллахкулибеков после заседания быстро проскочил в свой служебный кабинет и закрылся там на ключ. Ему вовсе не хотелось отпускать Шахина в район, - бог весть, что он, молодой, настойчивый, там натворит при поддержке Демирова.
"Клянусь, наш Султан не умеет держаться, как подобает начальнику, ругался Аллахкулибеков. - Вместо того, чтобы сразу зарезать оба проекта, он тянул, тянул и вот дождался, что победителем-то вышел Демиров. Со стороны поглядишь, так подумаешь, что нарком - Демиров, а наш Султан - его подчиненный..."
Главного инженера бесило, что Таир уже отыскал в горах и Целебные источники, и золотоплавильные печи времен халифата, и выходы меди, цинка. "Старается, как будто это его личные владения! А Шахин, конечно, талантлив и расправит в горах свои соколиные крылья. Ну ничего, мы еще успеем тебя, соколенок, превратить в куцего воробья. Как только ты приступишь к стройке "Даг-йола", мы тоже начнем действовать. Гашем Субханвердизаде подстроит тебе там такую западню, что твой звонкий голосок живо замрет в могиле. Навеки!.. Нет, хватит сидеть сложа руки, надо переходить в атаку. Иначе из Аллахкулибека превратишься в Худакулибека! (Аллахкули - раб божий; Худакули-раб создателя ред.) Уж если говорить о правах на сокровища гор, то они явно принадлежат старинному бекскому роду Аллахкулибековых, а не этому безродному голодранцу Демирову, выступавшему, видите ли, уполномоченным советского народа..." Бешеная ненависть клокотала в груди главного инженера. Ему осточертело притворяться, расточать заискивающие улыбочки, голосовать "за", когда рука сама поднималась "против", скрепя сердце утверждать проекты дорог, мостов, хотя, будь его воля, он бы взорвал их в одночасье!
"В собачье время тебе довелось жить, Аллахкулибек, - сказал он сквозь зубы. - А раньше-то, раньше... И поместья, и капитал в нефтяных акциях, в банке! Шахин собирается вместе с Демировым ночевать у костров в горах, работать в бурю, в непогоду. Ложись, ложись у костра, соколенок, - в кромешной темноте мы спалим твои крылышки в жарком пламени!"
Спрятав документы в сейф, Аллахкулибеков вышел из кабинета, быстро спустился по лестнице и смешался с толпою.
Однако пошел он не к дому, а в противоположную сторону, туда, где его ждали пришельцы с того берега, за которыми гонялся уже несколько месяцев Алеша Гиясэддинов.
Таир видел упоительный, счастливо прекрасный сон...
Тысячи и тысячи крестьян с лопатами, кирками, ломами, топорами идут стройными рядами, по-военному, в горы. Призывные бодрые звуки зурны, барабанов горячат кровь, учащают дыхание людей, заставляют сердца биться сильнее, разжигают в очах священный пламень борьбы. Вот Шахин АхвердизаДе на коне ведет в ущелье колонну строителей, он похож на полководца, сбылась его мечта, он начал строить дорогу!.. Всесокрушающий взрыв потряс и небо, и землю, исполинские гранитные глыбы взлетели вверх, брызнули осколки, пыль поднялась недоступной глазу завесой, и люди ахнули, закричали, заплясали от радости, там, где извечно высилась неприступная гора, пролегла глубокая выемка.
А вот и сам Таир Демиров летит на сером в яблоках коне; привстав на стременах, он с восторгом видит поле битвы, он верит, что народ вырвется из гранитного плена, сокрушит, казалось бы, всемогущих горных исполинов, которые обрекали его столетиями на прозябание, нищету, бескультурье, и пробьет широкие врата в жизнь страны, и одинокий горный ручеек вольется в безбрежное море...
Конец первой книги
- Одну минутку, - вежливо остановил его главный инженер. - Я же совсем забыл... Мы получили письмо председателя вашего исполкома товарища Субханвердизаде. Он соглашается, что в этой пятилетке дорогу строить немыслимо...
"Предатель! - внутренне простонал Демиров. - Вонзил кинжал мне в спину... Без ведома райкома прислал сюда такую бумагу".
- Где же это письмо? - встрепенулся Султанзаде.
- У Шахина, конечно, - Аллахкулибеков сделал простодушное лицо. - Если не потерялось.
Ужаленный этим подозрением, Шахин пулей вылетел из кабинета.
Присутствующие занялись чаепитием.
Пока все молчали, Султанзаде думал, опустив голову, что Таир Демиров прав: району нужна безотлагательно дорога. Но ведь и он, Султанзаде, тоже страстно желает, чтобы во все концы республики пролегли широкие, благоустроенные, сияющие зернистым блеском асфальта шоссе, чтобы товары, книги, машины, двигатели электростанций можно было бесхлопотно привезти в любое захолустье. Да, Таир с замечательной настойчивостью, добивается своей цели, но у Султанзаде есть своя позиция, свои взгляды, отказаться от которых нельзя. Да, Таир жаждет победы над бездорожьем, он понимает, что иначе нельзя овладеть щедрыми богатствами азербайджанской земли. А в горах наверняка есть и золото, и руда, и цветные металлы. Как же помочь ему?
Наконец вошел Шахин и протянул начальнику бумагу с таким удрученным видом, словно вручал ему на подпись собственный смертный приговор.
Бегло просмотрев письмо, Султанзаде с непроницаемым выражением лица передал его Демирову.
"От имени исполкома и лично от себя могу открыто сказать, что проект горной дороги "Чай-йол" в данных условиях невыполним. Первые же селевые потоки снесут вниз дорожное полотно, разрушат мосты и виадуки. Лавины забаррикадируют путь, и расчистить эти завалы в условиях суровой зимы или проливных дождей будет невозможно. Значит, дорога будет непрерывно строиться и непрерывно разрушаться. Через два-три года она вовсе исчезнет. Дорога по проекту "Даг-йол" тоже обречена. Весною, как у нас говорят, когда, "держась за дождевые струи, можно, будто по канату, взобраться на небо", ее смоют потоки. Дубы, вырванные из почвы и несущиеся с сумасшедшей скоростью в селевых потоках, разобьют мосты. В интересах государства я считаю, что оба проекта, плоды кабинетного творчества, должны быть забракованы..."
Демиров смял бумагу. Он проиграл эту игру. Козырь, выложенный так неожиданно Субханвердизаде, был всемогущим.
- Это преступление - послать без ведома бюро райкома партии такой ответственный документ! - сказал с излишней горячностью Демиров.
Тотчас Аллахкулибеков воспользовался его промахом.
- Видимо, в районе создались нездоровые взаимоотношения между райкомом и исполкомом, - ядовито заметил он.
- Это их личные дела, - вынужден был согласиться со своим главным инженером Султанзаде.
- Конечно, это наши личные дела, то есть районные, - с горечью сказал Демиров. - Но ведь ты-то не только начальник управления, но и коммунист, член Центрального Комитета!
- Что ты этим хочешь сказать?
- А то, что ты был, слава богу, в нашем районе и видел, как люди жаждут взяться за стройку. Десятки тысяч тружеников выйдут с топорами, лопатами, кирками!.. Что ж после этого стоит письмо Субханвердизаде?
- Да мы обязаны считаться с органом советской власти - повысил голос Султанзаде.
- "Обязаны, обязаны"!.. Но прошу занести в протокол, что райком партии отвергает доводы Субханвердизаде как политически и экономически несостоятельные.
- Предлагаю закончить обсуждение, - сказал Мамедов. Его поддержали многие из присутствующих.
- Дорога имеет, повторяю, республиканское значение! - Демиров не хотел сдаваться. - Нельзя бесконечно отрывать окраину от промышленного центра Азербайджана!.. А сколько мы дадим мяса, шерсти, масла и даже зерна народу, будь у нас широкая магистраль!
- Подождите, сколько же стоит второй проект? - спохватился старик с сиво-рыжими усами.
- Тридцать два миллиона, - быстро ответил Шахин.
- Да мы берем на себя в порядке добровольного участия трудящихся восемьдесят процентов всех расходов!
- Ну, знаете... - Старик внушительно зашевелил усищами. - Это уже имеет здравый смысл!
- У нас в горах зарыты золотые клады? - теряя выдержку, сказал Султанзаде.
- Именно!.. Этот клад называется творческой силой советского народа! отчеканил Демиров, - Но и настоящее золото есть, вы не ошиблись. Сохранились до сих пор золотоплавильные печи времен халифата... И странно, что вы, товарищ Султанзаде, не верите, что в районе рвутся к труду тысячи Фархадов!
- Там, где нужен железобетон, Фархад бессилен, - скривился Аллахкулибеков.,
- Советский Фархад овладеет и железобетоном!
- Когда еще это будет, - главный инженер прикрыл ладонью растянутый в томительном зевке рот. - Настоятельно предлагаю одобрить оба проекта в качестве предварительных набросков и поручить консультантам рассмотреть их.
- Так мы сами возьмемся за стройку, - сказал Демиров. -. А Шахин согласен переехать в район дорожным инженером.
- Да, я согласен! - решительно заявил Шахин, и мускулы его напряглись, ибо это не легко - расстаться со столицей, с друзьями, уехать в горную глушь.
- Я согласен отпустить к вам Шахина, - с готовностью сказал Султанзаде, подумав, что дело как будто закончилось благополучно. - Да, мы всегда поможем вам технической экспертизой, и кое-какие фонды выделим.
На том и порешили.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Зная, что Алеша вернется поздно, Демиров, усталый после заседания, чувствуя, что в висках покалывает, пошел пешком по набережной. С моря резво летел свежий ветерок, навевал прохладу, как бы смывал с души Демирова всю горечь. Беспечная нарядная толпа окружала его, девушки и юноши смеялись, обменивались шутками, мурлыкали модные песенки, - что им до волнений и огорчений секретаря райкома! А Демиров любовался ими, молодыми, красивыми, но милее ему были скромно одетые девушки горных селений, чем эти щеголихи, сильные, хоть и грубоватые, юноши-горцы, чем эти изнеженные кавалеры... Он хотел забыть хоть на время прогулки свои повседневные заботы, но все-таки упорно возвращался думами к подлому поступку Субханвердизаде. "Да кто ты? Свой? Чужак?" - спрашивал Таир, и кулаки его в гневе сжимались, и теснилось в груди дыхание.
А жалоба брошенной Лейлы, милые личики забытых отцом девочек? О, какое грязное преступление!.. "На словах ты пламенный революционер, а в жизни человек без совести и чести!" упрекал он Субханвердизаде и давал себе слово немедленно лосле возвращения в район созвать пленум райкома партии и до конца выяснить, кем же является подлинный Гашем- большевиком или случайно проникнувшим в партию карьеристом? И почему между Аллахкулибековым и Субханвердизаде установилось такое единодушие? Создается впечатление, что письмо Гашем написал под диктовку главного инженера. Знакомы ли они? Встречались ли? Тут много таинственного, и, пожалуй, Алеше надо заняться этой странной дружбой. Чем дольше думал Таир о Гашеме, тем закономернее многие поступки председателя исполкома слагались звеньями единой цепи, и еще неизвестно, не на том ли берегу был прочно привязан конец ее. Теперь Демиров раскаивался, что не придал значения разговору с Замановым перед отъездом, а ведь Сейфулла с горечью и гневом, рассказал, что Субханвердизаде освобождает от налогов явных кулаков и, наоборот, записывает в "жирные мужики" самых до подлинных середняков...
Аллахкулибеков после заседания быстро проскочил в свой служебный кабинет и закрылся там на ключ. Ему вовсе не хотелось отпускать Шахина в район, - бог весть, что он, молодой, настойчивый, там натворит при поддержке Демирова.
"Клянусь, наш Султан не умеет держаться, как подобает начальнику, ругался Аллахкулибеков. - Вместо того, чтобы сразу зарезать оба проекта, он тянул, тянул и вот дождался, что победителем-то вышел Демиров. Со стороны поглядишь, так подумаешь, что нарком - Демиров, а наш Султан - его подчиненный..."
Главного инженера бесило, что Таир уже отыскал в горах и Целебные источники, и золотоплавильные печи времен халифата, и выходы меди, цинка. "Старается, как будто это его личные владения! А Шахин, конечно, талантлив и расправит в горах свои соколиные крылья. Ну ничего, мы еще успеем тебя, соколенок, превратить в куцего воробья. Как только ты приступишь к стройке "Даг-йола", мы тоже начнем действовать. Гашем Субханвердизаде подстроит тебе там такую западню, что твой звонкий голосок живо замрет в могиле. Навеки!.. Нет, хватит сидеть сложа руки, надо переходить в атаку. Иначе из Аллахкулибека превратишься в Худакулибека! (Аллахкули - раб божий; Худакули-раб создателя ред.) Уж если говорить о правах на сокровища гор, то они явно принадлежат старинному бекскому роду Аллахкулибековых, а не этому безродному голодранцу Демирову, выступавшему, видите ли, уполномоченным советского народа..." Бешеная ненависть клокотала в груди главного инженера. Ему осточертело притворяться, расточать заискивающие улыбочки, голосовать "за", когда рука сама поднималась "против", скрепя сердце утверждать проекты дорог, мостов, хотя, будь его воля, он бы взорвал их в одночасье!
"В собачье время тебе довелось жить, Аллахкулибек, - сказал он сквозь зубы. - А раньше-то, раньше... И поместья, и капитал в нефтяных акциях, в банке! Шахин собирается вместе с Демировым ночевать у костров в горах, работать в бурю, в непогоду. Ложись, ложись у костра, соколенок, - в кромешной темноте мы спалим твои крылышки в жарком пламени!"
Спрятав документы в сейф, Аллахкулибеков вышел из кабинета, быстро спустился по лестнице и смешался с толпою.
Однако пошел он не к дому, а в противоположную сторону, туда, где его ждали пришельцы с того берега, за которыми гонялся уже несколько месяцев Алеша Гиясэддинов.
Таир видел упоительный, счастливо прекрасный сон...
Тысячи и тысячи крестьян с лопатами, кирками, ломами, топорами идут стройными рядами, по-военному, в горы. Призывные бодрые звуки зурны, барабанов горячат кровь, учащают дыхание людей, заставляют сердца биться сильнее, разжигают в очах священный пламень борьбы. Вот Шахин АхвердизаДе на коне ведет в ущелье колонну строителей, он похож на полководца, сбылась его мечта, он начал строить дорогу!.. Всесокрушающий взрыв потряс и небо, и землю, исполинские гранитные глыбы взлетели вверх, брызнули осколки, пыль поднялась недоступной глазу завесой, и люди ахнули, закричали, заплясали от радости, там, где извечно высилась неприступная гора, пролегла глубокая выемка.
А вот и сам Таир Демиров летит на сером в яблоках коне; привстав на стременах, он с восторгом видит поле битвы, он верит, что народ вырвется из гранитного плена, сокрушит, казалось бы, всемогущих горных исполинов, которые обрекали его столетиями на прозябание, нищету, бескультурье, и пробьет широкие врата в жизнь страны, и одинокий горный ручеек вольется в безбрежное море...
Конец первой книги