Рагимов Сулейман. Сачлы (Книга 1)

   - Сейфулла-киши, для тебя...
   - Ну-ну... - растроганно улыбнулся Заманов. - Заходи почаще. Да в чайхане поменьше околачивайся! К добру это не приведет. Ведь сам понимаешь!..
   "Славный парнишка, - подумал он, попрощавшись с Аскером, проводив его -до дверей. - Конечно, в голове-то у него еще ветерок, и на всевозможные благоглупости способен... Но возмужает, закалится. Поумнеет!"
   Заманов давно ощущал какое-то неблагополучие в районе и пристально вглядывался в окружавших его людей, пытаясь угадать: кто же сеятель зла, кто заводит интриги, склоки, распускает сплетни? И откуда взялась эта теория, что в горном районе немыслимо уничтожить "двуногих волков"? Не горы же рожают бандитов. Но если действительно кулаки из дальних аулов ускользают от налогового обложения, а бедняки стонут и расплачиваются за кулаков последним достоянием, то живучесть бандитов вполне объяснима.
   Закрыв шкаф с делами, спрятав ключ, старик прошел в кабинет секретаря райкома.
   Таир Демиров готовился к отъезду, копался в каких-то бумагах; вид у него был недовольный, замученный.
   - Н-да, неутешительные итоги, - сказал он, поздоровавшись с Замановым, протягивая ему сводку, с подписью, Субханвердизаде. - Отстаем по сельскому хозяйству, серьезно отстаем!... Когда вертишься изо дня в день по заседаниям, то как-то этого не замечаешь. А вот принесли сводку... ;
   Сейфулла промолчал.
   - Только Наркомфин доволен: налоги поступают аккуратно, - горько усмехнулся Таир.
   - Хотел бы я знать, кто платит эти налоги: кулаки или бедняки? - понизив голос, сказал Заманов.
   Демиров с недоумением посмотрел на старика.
   - Был у меня только что Тель-Аскер... - И Заманов рассказал секретарю райкома о беседе с телефонистом.
   На осунувшемся лице Таира появилось мрачное выражение, он тяжело, прерывисто задышал.
   - А тебе надо обязательно ехать?
   - Вызов Центрального Комитета, - пожал плечами Демиров. - А вот ты-то зачем уезжаешь? Именно сейчас?
   - Обещал. Люди ждут. Не могу же я обмануть, - объяснил Заманов.
   - Ну, отложим разговор до моего возвращения, - предложил секретарь. Постараюсь прилететь на крыльях! Ничего за несколько дней не случится.
   - Будем надеяться, - без особого воодушевления сказал Заманов. - Мой скакун уже оседлан. Еду! Они обнялись.
   У инженера был щеголеватый вид: бархатный пиджачок с наружными карманами, шелковая кремового цвета рубашка, пестрый, тоже шелковый галстук, низкая серая папаха; он непрерывно поправлял тоненькие, в ниточку, усики, гладил ладонью клинообразную бородку.
   Развернув на столе Демирова листы синей бумаги, он с изысканной вежливостью водил пальцем по чертежу.
   - Обратите внимание, товарищ секретарь, высота-то какая! Дворец!.. У ханов не было таких хором. А это - квартира директора школы: три комнаты, веранда.
   Таир слушал со скучающим видом.
   - Сколько ж еще лет вы будете строить эту школу?
   - К осени обязательно закончим! - горячо воскликнул инженер и для пущей убедительности поднял обе, руки вверх, будто давал клятву господу богу.
   - Ну, а остальные две? - ворчливо спросил Демиров. Инженер брезгливо пожевал губами, замычал:
   - Да видите ли, товарищ...
   - Вижу, вижу, - остановил его Таир. - Два года возитесь со школой в районном центре. Потому такой и чистенький!. Не без удовольствия он заметил, что инженер покраснел, смутился. - А в горных селениях дети занимаются в сырых старых домишках. Без печей, без окон, с прогнившими полами!.. За двенадцать лет построено всего три школы. И, заметьте, в долине, не в горах. Это ли не преступление!
   - Но ассигнования, уважаемый товарищ, ведь урезают же все кредиты.
   - Бросьте, бросьте, - раздраженно сказал Демиров, - это зависит от нас и только от нас... Давали району огромные деньги. Их растранжирили неизвестно куда! И сейчас правительство поможет горцам, - была бы гарантия, что деньги истратят с умом., - Прошу учесть, что в горные аулы лист кровельного железа не провезешь. Не на руках же нести!
   - А! Вот мы и подошли к самому серьезному вопросу. - сказал Таир с непонятной инженеру радостью. - Действительно, нашему району прежде всего нужны дороги. Без дорог мы горцев к социализму не приведем!
   - Но я работаю в системе Наркомпроса, - поспешил оправдаться инженер.
   Стройный, легкий в движениях, Таир быстро шагал по комнате.
   - Это и плохо, крайне плохо! Нужен свой районный инженер-строитель. А вы не остались бы в районе года на два, на три? - бросил он вопросительный взгляд на окончательно смутившегося инженера.
   "Мужик-то как будто смекалистый, энергичный, - подумал Демиров. - И честный! Вот что главное - честный".
   - Это зависит от вышестоящих инстанций, - уклонился инженер от определенного ответа.
   - Гм, было бы ваше согласие, а нарком-го разрешит. Какие сомнения! сказал Таир. - Поди, страшно расставаться с бакинской квартирой?
   - Я подумаю, подумаю...
   - Вот и отлично. - Демиров повеселел.
   В кабинет вошел с переброшенным через руку мятым плащом Гиясэддинов, высокий, почти на голову выше Таира; лицо у него; было обветренное, кирпичного цвета, - загорел в горах; глаза - проницательные, с хитрецой,
   - Пора, товарищ Демиров, пора, - сказал он укоризненно. - Собирались-то утром выехать.
   - Да вот дела... - Таир показал на чертежи.
   - Надо засветло перевалить горы, - продолжал Алеша, здороваясь с инженером. - Не приведи бог - туман. Придется заночевать где-нибудь.
   - Ну что ж, заночуем...
   - А "двуногие волки"? - вырвалось у инженера.
   - Как-нибудь проскочим, - улыбнулся Гиясэддинов.
   - Послушай, Алеша, а кто станет без нас заниматься здесь дорожным строительством? - укладывая бумаги в портфель, спросил секретарь.
   - Как кто? Субханвердизаде. Демиров поморщился.
   - Поехали! - И Таир резко тряхнул головою, словно пытался отогнать неприятные размышления. - Так вы подумайте над моим предложением, - напомнил он инженеру.
   ГЛАВА ШЕСТАЯ
   Заманов погонял скакуна, но тот не обращал на понукания всадника ни малейшего внимания, только щурился да отфыркивался, - путь дальний, торопиться нет надобности, овсом все равно ведь не попотчуют...
   Вскоре Сейфулла бросил поводья. "Как-нибудь доберусь... Коняга, и верно, ленивая, но надежная: ночью не оступится с тропы".
   Настроение у старика было отвратительное. Послала его сюда, в горный район, бакинская заводская ячейка с наказом бороться против бюрократизма, вымести метлой из учреждений всяческий мусор. А пришлось браться за винтовку, с тридцатого года врукопашную сходиться с бандитами, кулаками, заброшенными через границу диверсантами. Два годя прошло, а шайка Зюльмата по-прежнему бесчинствует в лесах, уходит от погони, скрывается в ущельях.
   Таир Демиров всего полтора месяца в районе. И жалко его, и порой досада берет, что многого не замечает, а кое от чего и открещивается обеими руками.
   Тем временем Субханвердизаде занесся, хозяином себя почуял. Скользкий человек, умный, дьявольски изворотливый!.. То и дело кляузничает в райкоме, что Контрольная комиссия, "КК", по каждой жалобе затевает дело якобы против исполкома. А что ж, Зама.нову не обращать внимания на жалобы? Жалоба - это горе советского труженика, беда его, слезы... Конечно, и кляузы попадаются, наветы, но нельзя же из-за них вообще отказаться от просителей...
   Каждое заявление, письмо приходится процеживать сквозь дуршлаг, как говорится, чтобы отличить правду от кривды. И заниматься этим надлежит именно Заманову. Пусть Субханвердизаде всюду толкует: дескать, Сейфулла малограмотный. Старику начхать на такие сплетни!.. На партийных курсах в Бузовнах Заманов твердо усвоил ленинские заветы: опора на бедняков, прочный союз с середняками, беспощадная борьба против кулаков. Почему же председатель исполкома, когда Заманов освобождает середняка от непомерных налогов, буйствует: "Ты идешь на уступки кулаку?" Не сам ли Субханвердизаде обнимается с кулаками и подкулачниками, дабы сплотить вокруг себя единомышленников, возвыситься в глазах народа? Старик Заманов убежден, что председатель привык строить козни, выживать из района честных, принципиальных коммунистов, провожая их с музыкой - барабанной дробью на пустом ржавом ведре!
   Пора бы райкому партии, самому Демирову собрать актив и сообща откровенно, душевно поговорить о деятельности исполкома. На людях-то все виднее... Как говорил Мирза Алекпер Сабир: давайте сбросим одежды, и пусть тот, у кого исподнее грязное, устыдится.
   На партийном активе, пожалуй, туго придется и прихвостням Субханвердизаде - этим "элементам" вроде Дагбашева, Ба-ладжаева, Нейматуллаева.
   Если вдуматься, то Сейфулле легче легкого уехать из района в Баку, вернуться на родной завод. Ни супруги, ни детей у Заманова нет, странствовать сподручно... Но старик Заманов верен партии и до скончания своего века станет бороться там, куда его пошлет партия.
   С прокладкой горного шоссе тоже творится что-то неладное. Крепко держится Субханвердизаде за двухколесную арбу, за караванные тропы!.. Ну, старик Заманов вот сейчас потолкует с крестьянами, выспросит: нужна ли им горная дорога, с автобусами, грузовиками. Нужна, - значит, сам и поведет их на стройку!
   Субханвердизаде, нетерпеливо потирая руки, глаз не спускал с наручных часов: каждая минута казалась нескончаемой, как вечность... Но стрелка словно прилипла к циферблату, и Гашем неистово метался по кабинету.
   Наконец вернулся Абиш, усталый, запыхавшийся до того, что слова не смог вымолвить, взмокшие волосы рассыпались по лбу. Раздраженный томительным ожиданием Субханвердизаде строго погрозил ему пальцем:
   - Где ты валандался? Торопишься под топор, как осенний петушок?!
   - Нейматуллаев был по вызову у товарища Гиясэддинова, - отдуваясь, сказал Абиш. - Потому я задержался.
   В груди Субханвердизаде похолодело, но он спросил с глубоко безразличным видом:
   - У Алеши? Что это понадобилось ГПУ от председателя райпотребсоюза?
   - Откуда мне знать! - Абиш пожал плечами.
   - Ив самом деле, откуда тебе, слизняку, знать! - пренебрежительно ухмыльнулся Субханвердизаде. - Принес?
   Вместо ответа Абиш высыпал на стол из газетного кулька ворох грязных, пропахших хлопковым маслом и бараньим жиром денег: десятирублевки, пятирублевки были перевязаны суровыми нитками, расползлись по красному сукну аккуратными пачечками.
   - Фу, грязь! - скривился председатель. - И что за подлец Нейматуллаев, новенькими-то не мог.разжиться?
   Абиш хотел сказать, что и за такие-то деньги надо бы благодарить, но из предосторожности промолчал.
   Не отрывая жадного взгляда от денег, Субханвердизаде схватил телефонную трубку, но ни Таир, ни Гиясэддинов из служебных кабинетов не отозвались. Неужели опоздал?.. Гашёму не терпелось подружиться с новым секретарем райкома партии, с Алешей Гиясэддиновым, а затем убрать с дороги Сейфуллу Заманова. Что-то слишком пристально начал старик Заманов вглядываться в жизнь и деяния Субханвердизаде. Ничего хорошего это не предвещало. Но без согласия Демирова и Алеши, конечно, с Замановым не совладать: орешек крепкий, зубы сломаешь...
   - Где Кеса? Немедленно отыскать! - распорядился Субханвердизаде.
   Абиш выбежал из кабинета.
   Через несколько минут появился самоотверженный оруженосец, робко моргая, уставился на председателя.
   - Почему не отвечают Демиров и Алеша?
   - Уехали.
   - Как так уехали?
   - А вот так и уехали, - с издевательским спокойствием ответил Кеса. - Сели в машину, заклубилась пыль столбом. Я на проводах был - удостоился рукопожатия...
   - Убирайтесь! - махнул рукою Субханвердизаде на Абиша и курьера.
   Те незамедлительно скрылись.
   "Даже не попрощались, - горько улыбнулся Гашем, закуривая. - Что за люди!.. Ну, пригласили бы выпить, поговорить. Не иначе, "КК" на меня клевещет, яму роет... Посмотрим, посмотрим, кто кого в пыль вдавит: амбал - ношу или ноша - амбала!"
   Собрав со стола деньги, он бережно завернул их в газету, сунул пакет в карман шинели.
   "Пошлю-ка им эти деньжата в Баку по телеграфу, - решил Субханвердизаде и сам подивился своей изобретательности. - Там-то они не откажутся... И у меня останется в руках докумен-тик - квитанции".
   ... Уже давно Кеса отбил в колокол положенные удары и этим дал знать служащим районных учреждений, что рабочий день закончился, уже пролегли поперек улиц лилово-синие вечерние тени; уже потянуло с гор холодком, а Субханзердизаде все сидел в кабинете, подперев кулаками подбородок.
   На душе у него было скверно. Будто двуострый клинок занесли над его грудью Демиров и Алеша, - во всяком случае, так расценил их крепнувшую день ото дня дружбу Субханвердизаде, Его беспросветные размышления прервал Кеса: вытянув вдоль туловища длинные, до колен, руки, глядя куда-то в сторону, он буркнул:
   - Колхозники-то не расходятся. Ждут! Справедливо сказано в народе: "Записался в кази, так не жалуйся, что голова болит" (Кази - мусульманский духовный судья - ред.).
   - А сколько времени?
   - Восьмой час.
   - Значит, занятия окончились?
   - Если я подал сигнала, то, пожалуй, занятия в учреждениях окончились, согласился Кеса. - Я выполняю свои обязанности точно, по совести.
   - Так чего тебе от меня надо? - рассердился Субханвердизаде. Скажи этим нахалам, этим попрошайкам, что сегодня у меня не было ни единой свободной минутки. Завтра приму, если, конечно, не заболею... Озноб так и трясет! - И Гашем нервно передернул лопатками. - Доведут меня до смерти эти бессовестные жалобщики!
   Кеса не поверил ни одному его слову. Идти с пустыми руками к просителям ему не хотелось: ведь они давно его умаслили - то щедрыми обещаниями, то подарками.
   - Поздно, разве теперь поймут? С утра томятся, ни крошки во рту не было, попытался он заступиться за собравшихся.
   - Значит, мне придется найти нового курьера, умеющего объясняться с народом, - сказал, не поднимая на него глаз, Субханвердизаде.
   Кеса поплелся вниз, в приемную, с таким видом, словно шел на плаху.
   Тотчас его окружили со всех сторон, зажали, затолкали отчаявшиеся жалобщики.
   - Целую неделю хожу, пороги обиваю!
   - В Москву надо писать, товарищи, пусть присылают комиссию!
   - Да мыслимо ли, чтобы при советской власти творились такие дела?
   У дверей началась толкотня, но отважный Кеса, страшась расстаться с тепленьким местом, брыкался, словно испуганный мул, и вопил во все горло:
   - Кулаки нападают на советское учреждение! Спасите-е-е!..
   Тем временем Субханвердизаде выскользнул из кабинета, бросив на ходу Абишу: "Кажется, захворал, ухожу, присмотри тут за порядком!", и мигом скатился вниз по крутой лестнице, выскочил во двор, шмыгнул в калитку.
   - Это ты, безволосый шайтан, во всем виноват!
   - Уйди от двери, гнилой скопец!
   Оскорбления хлестали неподкупного стража по лицу, словно пощечины.
   Вот-вот началась бы потасовка, но появился бледный, с трясущимися тубами Абиш и громко, внятно сказал:
   - Товарищ Субханвердизаде...
   Просители притихли.
   - ...покинул вверенное ему учреждение!
   ГЛАВА СЕДЬМАЯ
   Ханум Баладжаева места себе не находила от рвущих душу мук ревности.
   Обычно доктор в самую жаркую летнюю пору отправлял свою супругу и детей, недельки на две, на три, на прохладные эйлаги. Но в этом году еще пекло-то не наступило, еще студеными были ночи, а доктор Баладжаев настойчиво, изо дня в день, заводил разговоры о том, что пора семье бы отдохнуть в горном приволье. Ханум сперва не обращала внимания на эти советы, затем прикрикнула на мужа: "Сама знаю!", но призадумалась, а однажды бросила рассеянный взгляд на проходившую по больничному двору Сачлы и ахнула: так вот где кроется тайна-то... Разумеется, нахальная городская девица стала строить глазки доктору, обольщать и очаровывать, а тот, влюбчивый, как все пожилые мужчины, раскис, потерял голову и теперь спешит избавиться от богоданной супруги.
   Но эти подозрения надо было проверить, и Ханум пригласила к себе в гости всезнающую Гюлейшу.
   Было раннее утро, детвора еще наслаждалась сладким медовым сном, а Ханум, раскрасневшись, тяжело дыша, суетилась, потчевала Гюлейшу пирожками, вареньем, душистым чаем и свистящим шепотком допрашивала:
   - Ай, девушка, Гюлейша-джан, заклинаю самим Хазрат Аббасом, разберись-ка в этой путанице!.. Ты дальновидней меня, все слышишь, все видишь. Я ж прикована к кухне, к детям, - шагу ступить некогда. С чего это мой на старости ерепенится, иноходью скачет? А?.. В кралечку, поди, втрескался, если норовит каждого лягнуть, как шалый жеребец?!
   И, подсев к столу, облокотившись, поведала, что доктор изо дня в день твердит, что если незамедлительно не отвезти детей на дачу, то зимою их настигнут всевозможные болезни, с коими современная медицина справиться бессильна.
   - А я ему, конечно, не перечу: уедем, хоть завтра уедем!.. Увезу сиротинок в самую глухую деревню и на лето, а захочешь - и на зиму, лишь бы тебе было здесь привольно!
   Гюлейша поджала плоские губы.
   - Что же все это значит, душенька? Раскинь умом!.. - прилипла к гостье Ханум.
   Появление Сачлы пришлось Гюлейше явно не по сердцу. Грациозная голубоглазая девушка тотчас затмила в глазах всех юношей городка неуклюжую, похожую на квашню Гюлейшу. Кудрявый Аскер теперь сторонился ее, завидев Гюлейшу, переходил на другую сторону улицы. А ведь когда-то... Даже внимания не обращал на то, что Гюлейша старше его годами. И сам доктор Баладжаев почему-то не улыбался ей при встрече, как раньше.
   - Разузнаю, все обязательно разузнаю, ай, Ханум-баджи! - запела польщенная откровенностью хозяйки Гюлейша. - Ох, эти мужчины!.. Мой бросил меня с двумя ребятишками на произвол судьбы, отправился гулять в свое удовольствие, резвиться, словно жеребенок весной. Да-а-а, стоит женщине чуть-чуть постареть, увянуть, как у мужчины леденеет сердце! Это уж завсегда так, не иначе.
   - Верно, верно, душенька, справедливы твои слова, - подхватила Ханум Баладжаева, распалившись, будто Гюлейша масла в огонь плеснула. - Пока мой прозябал на незначительных должностях, так пятки мне лизал, а едва возвысился, отрастил себе брюшко - и сразу зазнался! После полуночи проснулся, петухом заливается! Юнец!.. Найти бы мудреца, который урезонил бы бесстыдника: "Ай, Беюк-киши (Киши - мужчина - ред.), к лицу ли тебе увиваться за кралями? Ты отец семейства, у тебя дети..."
   - Правду, правду молвишь, Ханум-баджи, - страстно воскликнула Гюлейша. Это я, несчастная, была круглой дурой, выпустила из рук поводья!.. А ухватила бы покрепче уздечку, так не вырвался бы, не ушел, и я бы нынче не возилась с его сопливыми щенками! Правильно ты решила сразу загнать беса в камыш прибрать мужа к рукам. Тут самое главное - не опоздать!..
   Всласть почесав языки, насытившись беседой и обильными яствами, Ханум и Гюлейша порешили заключить тайный союз., сообща все выведывать и вынюхивать, глаз не спускать с доктора и ненавистной Сачлы. У Гюлейши были на это свои причины: ведь с помощью доктора Баладжаева она собиралась усвоить хотя бы азы медицинской науки, облачиться в белоснежный халат, павой разгуливать по больнице, и если не лечить больных, то уж во всяком случае запустить руки в кладовку. Но теперь корабль ее мечты затонул в морской пучине... Тут было с чего проникнуться лютой злобой к незваной горожанке!
   И, обещав докторше свои бескорыстные услуги, направленные, как легко заметить, на укрепление семейного очага, Гюлейша удалилась.
   Примчалась она к Ханум Баладжаевой уже на следующее утро, прислонилась к стене, будто ноги не держали раскормленную тушу, засунула руки в карманы халата и сообщила прерывающимся от волнения голосом:
   - Кое-что разузнала. Ай, Ханум-баджи!.. Сердце-то тебе подсказало истину, одну святую истину.
   - Чего ж ты узнала, ай, Гюлейша?
   - Послушай, да твой блудливый муженек превратился в ее покорного раба! - И Гюлейша а ужасе сжала ладонями свои мясистые щеки. - Настоящий раб, валлах!
   У Ханум задрожал пухлый подбородок.
   - Сама видела?
   - Что я - вся больница видит!.. Скажет ему Сачлы: "Умри!" - доктор тотчас помрет. Скажет: "Живи!" - и он воскреснет... Будто амбал, тащит в ее комнату из сарая и стол и кровать. Видела, своими очами видела; как собственноручно выискал ей отличный тюфяк, теплое, мягкое одеяло.
   Хлебнув огневой вести, Ханум рухнула в кресло.
   - Значит, готовит пуховое ложе? - простонала она.
   - Значит, готовит! - кивнула Гюлейша. - Уже принес в комнату умывальник, картины по стенам развесил. Да он, миленькая моя, пеплом рассыпался у ее ног!.. "Что вам еще угодно, Рухсара-ханум? Присядьте, Рухсара-ханум!" Вот так и щебечет весь день.
   Из широко раскрытого рта докторши вырвался протяжный вопль. Но тотчас она спохватилась, что дети в соседней комнате услышат, пошла, прикрыла плотно двери.
   - А еще чего видела?
   Гюлейша покровительственно усмехнулась.
   - Дело-то не на глазах у всех людей делается, ай, наивная ты, Ханум!.. Но погоди, может, я тебя как-нибудь подтащу к замочной скважине - любуйся!
   - Вот для чего он меня на дачу гонит спозаранку! - взвизгнула докторша. Да покарает аллах искусительницу!
   - Аллах-то зачем тебе понадобился? Сама сражайся! - раздувала чадный костер Гюлейша.
   - Зубами растерзаю, своими руками разорву на мелкие кусочки! - выкрикнула в бешенстве Ханум.: - Остригу наголо эту блудницу, посажу, на осла лицом к запакощенному хвосту!
   - Послушай, миленькая, я то чем провинилась? - отступила к входным дверям Гюлейша, не на шутку перепугавшись разъяренной тигрицы.
   - Вознагражу! Подарками засыплю! - умоляла Ханум, сползая с кресла. Поймай их на месте преступления, Гюлейша-джан! - Она сорвала с шеи ожерелье, швырнула в руки гостье. - Все, что накопилось в этом проклятом доме, тебе, только тебе отдам!.. Пусть воют с голоду его мерзопакостные детишки! Да я еще замуж выйду за лихого молодчика, ему, Беюк-киши, отомщу! - Докторша, как видно начала заговариваться.
   - Ах, нет, нет, мне ничего не нужно, - отнекивалась Гюлейша, припрятывая тем временем поглубже в карман халата ожерелье. - Жалею твоих ни в чем не повинных детишек!.. Чтоб городская шлюха разрушила семью? Осиротила детей? Твое место нахально заняла? Ни-ко-гда!.. Но, миленькая, если разобраться, он с умыслом отсылает тебя так рано в эйлаги. Чтобы простор себе обеспечить, развязать руки!
   - Хазрат Аббасом клянусь: гнездо разрушу, детей швырну в подворотню, подберу в горсть полу платья и помчусь прямо в Москву с жалобой! - Клятва была такой пространной, что Ханум замолчала на миг, отдышалась. - Посмотрим, как этот фельдшер тогда завертится! -собравшись с силами, продолжала она визжать. - Я его выведу на чистую воду! Ну, сделался солидным человеком, так блюди себя, не выкидывай фокусы, не возись с кралями, которые годятся тебе в дочери! Ах, ах, ах!.. Где ж сейчас этот дохтур, где?
   - Где ему быть? - Гюлейша с хладнокровным видом пожала плечами. - Конечно, у Сачлы!
   Гюлейшу Гюльмалиеву в прошлом году единогласным решением месткома выдвинули из чайханы на постоянную работу в больницу.
   Доктор Баладжаев на всех собраниях и заседаниях слезно жаловался, что в районной больнице не хватает медицинского персонала. Вероятно, под влиянием его речей и появилось на белый свет это странное решение месткома:
   "Ввиду того, что товарищ Гюлейша Гюльмалиева является местным кадром и проявляет пылкий интерес к медицинской науке, рекомендовать ее к выдвижению в больницу".
   Доктор Баладжаев, прочитав решение месткома, решил, что Гюлейша станет работать в больнице сиделкой, нянечкой: ведь только что закончила, да и то с грехом пополам, курсы ликвидации безграмотности, а в голове- ветерок.
   И, обнадежив членов месткома, что выдвиженке будет оказана посильная помощь, доктор удалился в служебный кабинет, где и занялся "изучением" иностранных медицинских книг.
   Он постоянно жаловался знакомым, что медицинская литература на азербайджанском языке еще бедна, скудна, что труды русских ученых прибывают в горные районы со значительным опозданием. И посему волей-неволей приходится штудировать зарубежные издания, дабы быть в курсе новейших чудодейственных научных открытий.
   Весь широкий письменный стол в его больничном кабинете был завален толстыми фолиантами, книгами. Стоило к ним прикоснуться, как пыль взвивалась столбом...
   Если кто-то из посетителей стучался в дверь, то доктор говорил вялым, скучающим тоном:
   - Войдите!
   И еще плотнее припадал к раскрытой книге, показывая, что он всецело поглощен чтением.
   Посетитель робко замирал на пороге.
   - Садитесь, садитесь, - бурчал Баладжаев, снимал очки, протирал платком утомленные глаза.
   Вошедший усаживался на кончике стула, с благоговейным видом взирал на книги, на доктора.
   - Что это за учебники, ай, доктор? Как взглянешь, аж в глазах рябит!
   - Медицина, - сухо отвечал Баладжаев, выбивая каблуком дробь по половице, чем и нагонял на пришельца еще пущий страх. - Медицинская наука! Если желаете ознакомиться - прошу.
   - Да разве я пойму? Тут бездонное море-океан, а я плаваю-то мелко, у бережка! - смущенно хихикал посетитель. - На каком же языке написана сия мудрая книга?
   - На американском, - не краснея заявлял Баладжаев.
   - А эта? - И вошедший тыкал пальцем в рыхлый, покрытый пылью том.
   - Эта на французском.
   - Вон та?
   - На немецком! - Доктор становился все важнее, все солиднее.
   - А эта, в кожаном переплете?
   - На латинском!
   - О! О!.. - восклицал потрясенный посетитель. - И вы эти книги читаете в один присест?
   На лице Баладжаева расцветала застенчивая улыбка.
   - Что поделаешь, друг, - вздыхал он, - у меня нет иного выхода! Ты прав, медицина - это бездонный океан, и я, подобно водолазу, ныряю в пучину за крупицами, за кораллами знаний.